Текст книги "Пламенеющие Небеса. Книга Вторая. По ту сторону Нерушимой (СИ)"
Автор книги: Астромерия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 45 страниц)
Посоветовала Карса в тот день и много других вещей о том, как лучше будет предстать в Саммирсе, куда мне предстояло попасть во второй раз в жизни, и впервые я побывал там десятилетним мальчишкой, который сопровождал тогда еще отца во время визита последнего к королю дружественной расы… Зашла речь и о Красном Тигре, борьбу с которым люди вели уже многие поколения, но вновь и вновь поднимала голову гнусная кобра еретического движения, и жалила, жалила, жалила, и о Танре, с которой мне предстояло встретиться в Саммирсе впервые за долгое время лично, и о многих иных, не столь важных с точки зрения войны и правления вещах: о детях, о семье, о моем детстве и дедушке, обо всем том, о чем прибегал поболтать к бабушке совсем еще молодой АрэнФамэ, и так редко теперь приходил взрослый, усталый и измотанный человек, чтобы вновь ощутить запах травяных мазей и цветочных духов от морщинистой шеи и старых уже, поломанных хворями, и все же красивых рук…
По настоянию вдовствующей Императрицы я встретился с Ладаром в последние дни перед поездкой, чтобы окончательно разрешить до возвращения вопрос с тем, как нам следовало поступать с протеже Пиу, чтобы не нарушить Нерушимое Соглашение и одновременно не пропустить опасности. Ладар был солидарен с бабушкой и Бэнджамином в том, что компромиссной фигурой Алеандру пытались скорее выставить, нежели она таковой являлась, и поведал об интересном факте. Согласно его сведениям, полученным при общении с одной из светских дам, принцесса Алеандра аккурат перед тем, как вперве отклонить приглашение сестры, посещала ее салон и живо интересовалась ничем иным, как массовыми показательными казнями в центре столицы. О том же, что эти доблестные дворяне, половина из которых служила в лучших полках Империи, и другая половина занимала приличные должности на гражданской службе, все в возрасте от двадцати до сорока лет, не призывали к реформам, как все выглядело на первый взгляд, а очень завуалировано подталкивали людей к восстанию и революции, и одним из их лозунгов было воцарения справедливого и благого Императора-реформатора, не говоря уже о том, что отмена рекрутской повинности, полная, как и рабства, стала бы убийством в первом случае обороны, а во втором – экономики страны. Впрочем, люди этих реформаторов практически не поддержали – по докладам иные мужики-работяги и вовсе швыряли в них камни, послушав выступления, и большинство попросту проходило мимо, и когда почти все участники мятежа были в тот же день арестованы, простой народ столицы и окрестностей, что слышал и я сам, инкогнито прогулявшись по улицам, злорадно обсуждал, что так им и надо, ишь, удумали армию упразднить и рабов вот так вот сразу отменить – а ведь эти рабы, по замечаниям тех же мужиков, что трудились на фабриках и полях, уже ко многому труду привлечены были, и вместе с мужиками же подчас и работают, и живут неплохо – сами радуются, что их здесь купили, а отменить сейчас рабство и всех увезти – и кто же тогда вот так сходу на себя все, что они делают, переймет? Простой народ? Простой народ скорее, в чем я убедился после этого громкого в свое время дела, устроил бы мне революцию, объяви я, что все рабы свободны и уезжают прочь из Империи, а всю их работу на себя теперь принимают крестьяне да горожане, которые и без этого трудились усердно и много…
Так или иначе, до АлеандрыОринэйской все эти познания в полноценной форме дойти не могли, учитывая, что почерпнуть девушка их попыталась (или смогла, с простым народом тоже стоило бы еще прежде наладить отношения, и заставить их вспомнить события такой давности) у сочувствующих дворян, и версия, которую услышала дама, вполне могла внушить ей новые основания для негодования и опасения. И на первый взгляд все выглядело прилично, просто реформы, и я бы даже не стал проводить такое наказание, после расследования, если бы не признания в попытке переворота и не завуалированное под благие намерения «свергнуть государя-императора». Нашлись, конечно, и пошедшие за новыми деятелями сельские мужики и студенты университетов, но ничтожно мало было их в сравнении с теми, для кого я был «просвещенный и милостивый государь-отец»: меня и до воцарения любили и уважали, а после коронации и харров… Я еще не успел ничего сделать на новой должности, когда превратился в любимца Империи, и с того дня пришлось неустанно трудиться, чтобы столь высокое признание народом не уронить…
И, так или иначе, чем больше я понимал, что же так напугало гордую и сильную оринэйку, тем сильнее я осознавал и правоту друзей и родных, и Пиуэргурдрана, в один голос утверждавших, что она не подставная фигура и что идти на поводу провокаторов и рушить и без того шаткий, но потенциально очень важный союз двух правителей и двух государств не следовало совершенно, более того, случись окончательный раскол, мы сами сыграли бы на руку врагу. И если Целительница, то ли по неопытности, то ли от шока, сделала шажки к такому расколу, я себе позволить подобные осечки попросту не мог…
***
Я не успел только на церемонии официальной помолвки и прибыл в Файэти аккурат к началу свадебных торжеств самирского короля. Церемонии отличались удивительной пышностью и яркими красками, было множество танцев – как услаждавших взор выступлений красивых, но по-самирски неэмоциональных танцовщиц и танцоров, так и те, в которых принимали участие сами гости, и если от самирских людей избавляли, то вот в международных, стекшихся сюда со всех уголков Бартиандры, приходилось участвовать хотя бы изредка всем – Джэсамгу, непредсказуемый, но справедливый властитель, не выносил, когда традиции его народа нарушались на его же земле, и именно поэтому танцевать, и притом быстрые танцы, вроде чечетки и хороводов, приходилось и государям других стран, и принцам, и королевам… Справедливости ради, однако, следует отметить, что частенько самир-владыка и сам выплясывал, не гнушаясь ничем и наплевав на свой уже далеко не юный возраст.
Было много и песен, и выступления знаменитого на весь Верхний Аррак Театра Огня, актерами в котором были лучшие факиры и Повелители Огня во всем мире, и не менее знаменитых заклинателей зверей, большей частью змей, к которым Джэсамгу питал особую слабость. В первую неделю ритуалов и праздничных пиров и песнопений о самой свадьбе речи все еще не шло, скорее это были предвенчальные обряды, по которым невеста, молодая по меркам народа, женщина, удивительно красивая самирка, прощалась с семьей и проходила обряды очищения, которые одновременно с этим проводил и Джэсамгу, и условно роднились две семьи. Паэли, новая королева Саммирса, оказалась дамой сорока пяти лет, как мне стало известно уже в ходе церемоний от Танры, чаще всего на общих для женщин и мужчин торжествах восседавшей справа от меня, происходившей из древнего знатного самирского рода. Отец Паэли был одним из Советников короля, и познакомил его три года назад со своей вернувшейся из Минаура, где она постигала человеческую магию, дочерью, представив девушку на балу своему властителю…
Темноволосая женщина обладала яркими, оранжевыми, как у Карру, глазами, и волосы ее имели немного фиолетовый оттенок, а не черный, как я заметил уже в день первых брачных церемоний, когда по традиции волосы будущей жены омывали молоком – до этого по традициям же невеста не появлялась на людях без покрывала.
– Паэли весьма приятная дама, – Танра, восседавшая на соседнем кресле, украшенным золоченной резьбой, улыбнулась, чуть обернувшись ко мне. – Она образована, умна и великодушна, полагаю, она будет не менее любима народом, чем третья королева, Джави, да будет Трингул милостив к ее душе, так рано ушедшей. Уверена, королева Саммирса произведет на тебя, мой ученик, неизгладимое впечатление, – беседа шла на верхне-арракском в таунакском, упрощенном его варианте, и такое обращение было в нашей ситуации нисколько не оскорбительным. – Было бы несравненно лучше, если бы с королевой Паэли, Паэли-дати, как ее называют здесь, познакомилась Императрица Никтоварильи, но, к сожалению, таковой нет.
– Бабушка Карса хотела посетить Саммирс будущей весной, если король позволит ей, и сможет познакомиться с новой женой правителя Волшебного Королевства, – я поклонился, по всем законам здешних краев выражая почтение к даме.
– Я говорю не о Карсе, я говорю о той же, кем стала здесь Паэли. Поверьте, Ваше Величество, – перешла на более строгий тон Наставница. – Ни одному мужчине не удастся понять женщину так, как может ее понять другая женщина. Даже если речь идет о правительницах. В Саммирсе властвует король, но это одна из тех стран, где женщин превозносят и им поклоняются, и только женщины могут встречаться приватно с гостьями-женщинами, а уж этим дамам есть, чем поделиться с подругами. Как и сархарским девушкам, к слову, хотя женины самиров несравненно свободнее. Жители Таунака часто бывают в Саммирсе, и мы как никто иной близки к нашим старшим братьям… И я не исключение, я знаю Джэсамгу-шри с тех пор, как я была юна, и он был совсем ребенком, и мы близкие друзья. И вчера после ритуалов даргху, когда невесте украшали руки и лицо росписью глины, мы обсуждали кое-что очень важное. Король Джэсамгу просит вас, Ваше Величество, пропустить церемонию одаривания гостей этим вечером, ту часть, когда подарки дарит жених, и прийти завтра утром, около девяти часов, в его кабинет, за вами пришлют слугу в условленное время. У него для вас есть особый подарок, который он не отдаст при гостях…
– Но я хотел просить… – вырвалось у меня, и Танра, покачав седой головой, похлопала в ладони в знак возражения и учительского упрека.
– Мы решили, что никто иной не заслуживает такого подарка так, как ты, мой ученик, и этот вопрос не обсуждается. Но при собравшихся Джэсамгу-шри такой дар не передаст. – В ее темных глазах что-то сверкнуло, и это нечто показало мне лучше любых слов, что возражать не следовало совершенно. – Это очень важный дар, Арэн, поверь мне, и ты не останешься опечален им.
– Разумеется, амариТанра. Я понимаю, что вы не сделали бы подобного выбора, не будь в нем необходимости.
– Но прежде подарки преподнесут гости, после этого ритуала, и на несколько часов смогут отдохнуть, когда Паэли-дати сделает свои подарки гостям…
Ритуал тем временем завершился, были поднесены роскошные дары и скромные подношения простых самиров, желавших поздравить новую королеву, и молодая дама в алом халате, вышитом золотым шелком, накинувшая алое покрывало, изукрашенное изумрудами, с умиротворенно-каменным лицом поднялась на своем подмосте, оглядывая собравшихся в Праздничном Зале огромного дворца Файэти королей и генералов всех мастей и их спутниц. Дворец, вопреки людским традициям, как и все дома самиров, являл собой множество разнообразных многоярусных построек – Дом Короля и его семьи, флигель для слуг, кухни, хозяйственные помещения, оружейные залы и залы, подобные Императорской Галерее в моем дворце, библиотека и гостевые дома… Все это было собрано за невысокой каменной оградой, сплошь украшенной мраморными морскими змеями и алыми символами Диады, по бокам которой высились Башни Охраны, а с трех сторон выводили в город изящные тяжелые ворота, казавшиеся невесомыми благодаря искусству древних мастеров.
Праздничный же зал дворца династии Файэти являл собой отдельное, пятиярусное здание, которое не делилось на этажи, а просто имело ярусы-балконы, уходившие на самый верх. Первый ярус для властителей и принцев во время столь огромных торжеств, и для самого действа, второй – для высшей знати страны, третий для достаточно богатых сословий – купцы, учителя Школы Воинских Наук и Магических Искусств, а два верхних для горожан и дворцовых слуг… Как распределялись ярусы на торжествах меньшего размаха, когда не приезжали делегации иных стран, мне было неведомо, и не слишком интересно. Знал я только то, что Зал был по совместительству и Тронным, когда не было ритуалов и церемоний.
– С большим почтением ко всем, кто прибыл в город Файэти на церемонии моего венчания с моим повелителем и властелином Волшебного Королевства, именуемого так людьми и варами, коему имя есть Саммирс, страна самиров, я, Паэли-дати, по традиция нашего народа хочу поднести свои дары для гостий и тех дам, что не сумели прибыть со мужчинами своих семей. По давнему обычаю Саммирса и народа самиров женщина одаривает женщин, а мужчина одаривает мужчин, – голос ее был подобен переливам весеннего ручейка, и на губах проявилась светлая, теплая улыбка. Немногим самирам удавалось даже за неподвижностью лиц и скупостью эмоций показать себя столь же теплыми и светлыми, как этой женщине, что стояла сейчас почти в центре огромного здания, но что-то было в королеве Паэлираспологающее в ней и вызывающее доверие. И кого-то очень напоминал мне ее чуть прищуренный и внимательный даже за улыбкой взор. – По нашим традициям же одаривающий вправе приглашать гостей в том порядке, что он сочтет уместным, и я ныне избрала порядок по территории и населению стран, делегации которых прибыли в столицу. Так я не оскорблю никого и не заставлю чувствовать себя ущемленными. Если же я неверно оценила страны, кои очень похожи, и сделала ошибку, я прошу извинить ее, ибо в моем распоряжении были лишь карты и знания почтенных Советников и Географов. И с первым в моем списке, я уверена, согласятся все. Я прошу подойти ко мне Его Просветленное Императорское Величество, Милостью Владычицы Барлы Покровителя Стражей и Ставленника Полуночных в мире смертном, Императора Великой Никтоварилианской Империи, островов Фархат и прилегающих Морей, а равно небес над ними, государя Арэна Второго Фамэ, сына почтенного Императора Лихтэра Третьего и наследника короля ДарианаСагрута, Вечного Спутника Матери Барлы… – пришлось, после таких громких и пафосных слов, положенных самирской напыщенностью, под пристальными взглядами сотен людей пройти к женщине, которая приветливо улыбнулась, совсем как человек, и приняла у служанки поднос с какими-то тканями, тонкими, полупрозрачными, как мне показалось, украшенными золотыми и серебряными нитями, жемчугом, притом черным и розовым, изумрудами и рубинами…
– Это одежды для женщин семьи Фамэ, Ваше Величество, – пояснила Паэли. – Они подобны платьям женщин Сархара и Саммирса, но изменены так, чтобы в теплые дни в ваших краях дамы могли надеть такой наряд, и к ним прилагаются покрывала для волос и украшения. Эти одежды сшили лучшие мастерицы Саммирса, Ваше Величество, и их особенность в том, что они подойдут любой фигуре, если их правильно подобрать. Черное – для Императрицы Карсы, да будут ее лета долгими и счастливыми, голубое – для принцессы Иларды, пусть будет Диада всегда милостива к ней…
– Но… – я замялся, рассматривая третье, изумрудно-зеленое облачение, украшенное изумрудами же и черным жемчугом. – Но для кого же третий наряд, Паэли-дати?
– Для будущей Императрицы вашей великой державы.
– Но у меня нет невесты, – тихонько, понизив голос, заметил я. – И супруги тоже…
– Я обладаю даром прорицания, и видела, что в вашем доме скоро появится новая женщина, для которой очень подойдет этот подарок. Я хотела бы, чтобы она непременно надела его на церемонии помолвки, если вы не сочтете мое пожелание слишком настойчивым.
– Опасаюсь, Паэли-дати, – заметил я еще тише, – что не смогу исполнить ваше желание, – слуги уже приняли и унесли поднос, и самирка коснулась лбом сложенных вместе рук в знак благословения и уважения.
– Пути Диады нельзя объяснить порой, но они посылают видения, которые всегда имеют свое значение. Я видела ту, что скоро войдет в ваш дом, как хозяйка, когда заглядывала в будущее Бартиандры. – Кивок показал, что мне не стоит более задерживаться подле дамы, и я удалился, гадая про себя, кому и зачем передано это облачение, в котором почему-то были только зеленый и черный цвета. У бабушки были рубины и золотая нить, у Илли серебристая нить и розовый жемчуг… И это, скромное на их фоне, почему-то притягивавшее взгляд облачение для кого-то, кого я не знал, но кому передан подарок. И я действительно слышал о даре прорицания у королевы Саммирса…
Впрочем, за размышлениями о том даре, что мне должен был преподнести король Джэсамгу, мысли о странном поступке его невесты вскоре оставили мою голову, уступая совсем другим головоломкам, касавшимся причин, побудивших Джэсамгу и Танру отойти от обычая самиров сперва выслушивать прошение гостя, буде он пожелает какую-то вещь, а затем уже дарить, если он не выберет ничего, нечто по своему усмотрению. Однако же дельных идей так и не пришло, и я решил не ломать голову попусту и узнать все утром, в свой срок. И загадка действительно разрешилась, аккурат когда я вновь задумался, что было бы неплохо раздобыть копию, о какой говорила бабушка. Вот только как это сделать, было теперь вопросом, обдумывая который я и прибыл в кабинет правителя Саммирса вслед за слугой-стражником, посланным за мной поутру. Кабинет находился на втором этаже Дома Правления, окруженный многочисленными постами охраны, и, едва за мной закрылась дверь, украшенная морским змеем, алым на золотом фоне, Джэсамгу-шри, облаченный в простой темно-серый длинный халат-кафтан, из-под которого виднелась того же цвета, почти без вышивок и каменьев, туника, приподнялся за столом красного дерева.
– Император Арэн, большое счастье принимать вас в столь ранние часы, перед долгим днем. – Начал он. – Я понимаю, вы были обескуражены моим решением о подарке, и вас могут беспокоить сплетни, которые могли пойти, когда вы не пришли на церемонию. Мои Советники пояснили интересующимся гостям, что вам нездоровилось и я позволил вам остаться в покоях, питая глубокое уважение к вашей семье и вашему государству.
– Скорее, я был удивлен тем, Джэсамгу-шри, что вы отошли от обычаев. Полагаю, для того были серьезные основания.
– У меня есть особенный подарок для вас, который нельзя было дарить при всех, кто был в зале. Там есть гости из Агрора, Минаура, из Рантии… И Басскарда. Не пригласить их не было возможности, но осторожность необходимо было усилить. Им не следовало видеть то, что я преподнесу, Ваше Величество, – самир не отрывал от моего лица ясных, фиолетовых глаз, от которых становилось немного не по себе. – Это особенный, очень важный подарок, который вы оцените по достоинству. – С этими словами он взглянул куда-то на многочисленные шкафы кабинета, откуда на нас стремительно выплыл сверток, точнее будет сказать, нечто, многократно и бережно обернутое в лучший бархат Верхнего Аррака. Поймав вещь, властитель самирского народа осторожно развернул ее – это была книга, удивительно красивая и неизмеримо даже на первый взгляд древняя – вились по кожаной обложке серебряные полустершиеся руны, пожелтели от старости написанные от руки, каллиграфическим почерком, на незнакомом языке, страницы.
– Это «Истинные Стражи, их Двойники и Великое Потрясение Мира», написанная во времена Алеандры и Санджая, – пояснил король самиров, пролистнув пару страниц и передав книгу в мои руки. – Сохранилась лишь сама книга, написанная нашим чародеем, самиромБунсиго, близким другом принца Санджая, – он немного помолчал, осматривая кабинет, в котором почему-то находились сейчас только мы. – И ее копия, точная, сделанная внуком Бунсиго, и обе книги находятся в моей личной библиотеке. Я только прошу вас позаботиться о сохранности этого трактата, он очень древний и может пострадать за время столь долгой поездки, но я, посоветовавшись с Владычицей Танрой, мудрейшей из людей, пришел к выводу, что вам, Император Арэн, сейчас этот труд принесет неизмеримо большую пользу, ведь он подробно повествует о Стражах, что некогда были переданы людям, в особенности будущему Кругу Тьмы, и о том, чего, вероятно, уже не помнили ваши почтенные предки. Перевести для вас это произведение сможет, к примеру, герцог Фэрт, он прекрасно владеет древним самирским языком, уверен, для него это не окажется непосильным.
– Это копия? – благодарно улыбнулся я, понимая всю ценность этого дара сейчас, когда подготовка к войне, пусть и скрытная пока еще, требовала своего, и война с Великим Роккандом становилась все более весомой, неизбежной, близкой… Пиуэргурдран рассказывал нам о Стражах многое, нередко вопреки решениям Совета Полуночных, но все же так мы получали шанс видеть и знать большее, не подставляя при этом нашего бессмертного и неизменного покровителя, того единственного из науров, кого мы могли бы, без прикрас, считать своим хорошим, добрым и надежным другом…
– Это книга, написанная собственной рукой величайшего из самиров, что вырастил как свое дитя прекрасную Целительницу Эолайю, супругу волшебника Суджо, дочь Алеандры и Санджая и далекую прародительницу Алеандры, что стала второй женой короля Орина и дала рождение одной из величайших династий мира. Копию я оставлю во дворце, ее дозволено видеть высокородным самирам и великим магам из числа людей, и пропажу ее заметят, вне всякого сомнения, в то время как оригинал дозволено видеть лишь мне и самым избранным из людей, и лишь я и Владычица Танра будем знать, что оригинал перешел в ваши руки, Император Арэн…
– Я понимаю, насколько важна эта книга, – я бережно обернул драгоценный подарок в бархатную ткань, и принялся завязывать тесьму, собственными руками, осторожно, ибо прекрасно осознавал всю ценность этой столь простой с виду книги. – Я благодарю Ваше Королевское Величество за сей бесценный подарок, Джэсамгу-шри, и признаю, что Никтоварилианская Империя вовеки не забудет столь щедрого дара Саммирса, столь своевременного сейчас, в период великих смут и потрясений мира.
– Это малое, что я могу сделать в борьбе с еретическими верованиями, происшедшими из Саммирса прежних веков, и как чума затронувшими людские страны. – Джэсамгу слабо улыбнулся. – Мы боремся с этой сектой, этой чумой, как и вы, но только Круг сейчас имеет мощь, чтобы выжечь надолго, крепко, эту заразу. Мне известно, что дочь короля Аланда, почтеннейшего человека, которого я знал, примкнула в этой борьбе к вам, и посему я передаю в руки вашего союза эту бесценную книгу, которая по праву принадлежит ей, потомку великого Орина и Вечных Спутников Матери Барлы, чей прах обратился в Ключи к Стражам, а души во веки помогают Богине оберегать наш мир. – Почему-то на миг мне, из-за странной полуулыбки ли старца, или из-за блеска его глаз, почти почудилось, что подарок короля самиров и впрямь предназначен был совершенно не мне, и вкупе с неоднозначным даром Паэли-дати он казался от того только более странным. Однако, тут же отрезал я всколыхнувшиеся было сомнения и опасения, был он передан мне или же, столь странным образом, той, кому, по мнению самира, принадлежал по праву, ценности этого подарка сие не умаляло нисколько, и более значимый и ценный дар было трудно даже представить в те безумные предвоенные годы, что все больше вступали в тот период в свои права, и становились все прозрачнее по мере натягивавшихся как тонкая тетива или струна арфы отношений Великого Рокканда и Никтоварильи, становившихся еще тогда, пятнадцать лет назад, когда предвестия Оринэйской Войны стали очевидными, полюсами будущего противостояния… Нет, не добра и зла, как сказали бы былины и легенды, во все века до зубовного скрежета одинаковые. И не света и тьмы, и даже не порядка и хаоса, и уж точно не жизни и смерти. Это было совсем другое противостояние, хотя и очень близкое ко всем, что перечислены выше – правды и лжи, сущего и лишенного существования, и в этой борьбе сталкивались Ничто, олицетворяемое Алым Тигром и его приспешниками, и Нечто, которым были мы, те, кого уже несколько веков половина мира презрительно звала Кругом Тьмы и почитала злом. И даже знать не хотела, что мы уже много веков отдавали за войну с Алым Тигром страшную цену, и к моему правлению Империя уже начала от этой тягостной и невидимой борьбы уставать…
И очень своевременным именно поэтому-то и оказался такой простой и нужный дар короля Джэсамгу, который предстояло со всеми возможными предосторожностями, окутанный многочисленными чарами Джэсамгу и Танры, надежно спрятанный в самой глубине моего багажа, отвезти домой, чтобы передать Бэнджамину. Самир был единственным из нас, не считая, разумеется, Пиу, кому действительно было бы по силам перевести этот древний, возрастом в несколько тысячелетий, трактат, написанный когда-то рукой очень близкого друга величайшего из героев легенд, о которых в Никтоварилье знал каждый самый маленький ребенок.
Принц ДарианаСанджай, талантливый Покоритель Крови, виртуозный воитель, в совершенстве владевший и секирой, и мечом, и глефой… Однако куда больше любили в Круге Тьмы совсем другую историю, нежели его бессчетные ратные подвиги, и то, что именно его войска расширяли и покоряли все новые уголки для королевства, и именно тогда начал завоевываться будущий Зибир. Уже брат Санджая стал первым в истории правителем большего Дариана, выросшего в полтора раза стараниями прежнего короля и его сына… Но все же века сохранили и любовно вновь и вновь передавали детям и юным девушкам и парням совсем другую историю, историю любви плененной тогда воистину «темными» обитателями будущего Круга Целительницы Алеандры, первой, чье имя сохранили Хроники Бартиандры, и того, кому прочили судьбу величайшего завоевателя, любви, во имя которой Санджай отринул всю прежнюю жизнь, и стал одним из тех, кто до последнего вздоха боролся с врагом, многократно более сильным, чем смертные рати, будучи изгоем у собственного народа, подвергаясь преследованию со стороны отца. И в конечном итоге рука короля Дариана дотянулась до его непокорного сына и супруги последнего, и те ценой своих жизней дали уйти другу, спасшему и вырастившему их новорожденную дочь…
И сейчас, когда книга откровений о Стражах попала в мои руки, дожидаться окончания свадебных церемоний, перемешанных с многочисленными встречами правителей и министров всевозможных стран, стало как никогда трудно – каждую новую ночь мне спалось все тревожнее, и так и казалось, что принц Басскарда, или послы из Минаура догадаются, что же мне передал король Джэсамгу и постараются выкрасть реликвию, прикасаться к которой было строго запрещено даже ближайшим слугам и верному Алкиру, капитану моей личной стражи, сопровождавшему меня во всех, даже самых небольших, поездках. Впрочем, получив приказ бдительнее охранять покои, чем меня, мой верный защитник, казалось, нисколько не удивился, и охрана гостевых комнат была увеличена в несколько раз, и все же мне так и чудилось, что кто-то догадывается, какой подарок я получил, и кому-то это очень не по душе… Но дни пролетали, свадебные торжества уже завершались, и все оставалось тихим и мирным, и никто не выражал стремления покуситься на реликвию в моих личных вещах…
Мне довелось обсуждать торговые и дипломатические вопросы с Владычицей Танрой, с представителями Гильдии Чародеев, правившей Свободным Городом-государством Магии Минауром, с гостями из Агрора, Вагриса, Рантии и Сантании, с одним из прицевКальры, прибывшим в Саммирс с пятью женами из его двадцати официальных супруг, с КаоромМунго, приехавшим на торжества от имени Сархара в обществе двух своих жен, старшего сына и невестки, довелось и обсудить кандидатуру нового посла Саммирса в Никтоварилианской Империи, с королем Джэсамгу, и пересмотреть по его инициативе торговлю самирской сталью и лекарствами, которые закупались отсюда, в обмен на поставляемые нами зерновые, меха, оленьи шкуры и мясо, древесину Зибирских Лесов, очень ценившуюся самирами в строительстве и корабельном деле…
Когда я получил совсем другое приглашение, неформальное и почти тайное, церемонии венчания были уже завершены, последние вечера пиров и танцев состоялись, Джэсамгу-шри и иПаэли-дати уехали по самирской традиции на неделю куда-то в уединенное тихое место, с младшей дочерью короля и самыми приближенными людьми, и гости из других стран, особенно далеких, подобно Вагрису и Амашу, стали покидать столицу Волшебного Королевства один за другим. К отъезду готовился и мой кортеж, когда я, откликнувшсь на приглашение принца Бэнедикта, младшего сына короля Саммирса, налаждался теплой водой знаменитых на весь мир бань Королевского Дома Саммирса, пахнущей лвандовыми и розовыми маслами… Здесь были бассейны с горячей водой, глубокие, такие, что можно было от души поплавать, просторные бассейны холодной воды, мастера массажа, работавшие в специальных, тихих и сумрачных комнатах, залы отдыха с винами, фруктами и кальянами, и даже нечто вроде уединенных кабинетиков-библиотек… Полуобнаженные, в одних простых сероватых широких штанах работники бань помогали совершать омовение, если, разумеется, посетителям этого хотелось, приносили по требованию полотенца, мази, бальзамы и масла, добавляли жару в подземных печах, нагревавших воду, или убавляли его, и все это проделывалось грациозно, незаметно, бесшумно и безмолвно. Я и в первый визит побывал в банях, с отцом, и уже тогда оценил тишину и покой этого места, по воле королевского отпрыска сейчас безлюдного, ибо единственными посетителями залов, отделанных белым, голубым и зеленым мрамором и иглаком, с резными морскими змеями, украшавшими бассейны, бортики, перила балкончиков и лестниц, колоны и даже проемы арок и дверей, были мы. Бани делились на два почти одинаковых здания, разве что в отделке соседнего преобладали белый и розовый мрамор, предназначенных для мужчин и женщин – самиры довольно свободно относились к добрачным отношениям, допускали разводы и повторные браки, и все же… Идеи ли ненасилия привели к этому, или некие моральные устои высшей по отношению к людям расы, но мужчины этого народа относились к женщинам с трепетом и благоговением – без нужды созерцать обнаженное тело дамы считалось недопустимым, как и девушку в мокрых, пикантно откровенных облачениях. Не говоря уже о том, что ударить женщину или применить к ней силу каким бы то ни было образом было для уважающего себя самира несмываемым пятном позора для чести, и, как и в странах, менее свободно рассматривающих вопросы плоти и близости, комплекс женских бань стоял отдельно от того, где сейчас находились мы.
Серые штаны для купания, разумеется, составляли сейчас единственные наши одежды, и я поначалу испытывал почти неловкость, рядом с юным, гибким и жилистым, подобно всем самирам, принцем, на самом деле являвшимся почти моим ровесником, но внешне Его Высочество могли сойти за моего младшего брата или даже сына – на вид самиру никак нельзя было определить более восемнадцати. Ни единого шрама, гладкая, чистая кожа плеч и торса, и только слабый след ожога на спине, хотя и я знал, что ненаследный царевич Саммирса трудился в войсках своего государства, начиная отнюдь не с генерала – принц начинал, волею своего отца, одним из десятников на рубежах королевства, и сейчас занимал место в городском гарнизоне столицы, однако же – не возглавлял его. По мнению Джэсамгу, юный царевич должен был проложить себе путь в жизни сам, руками и умом…
