Текст книги "Сага об Эм, или постпубертатный анаморфоз (СИ)"
Автор книги: Aquila_C
сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 56 страниц)
– Ты сейчас на каком языке говоришь? – Эми поняла, что для него эти слова – как для нее его слова, то есть набор звуков в произвольном порядке. – Аккуратнее. Ты знаешь, куда завела Поведа концентрация на поверхностных удовольствиях.
– Не надо меня с ним сравнивать. У меня с ним нет ничего общего.
– И все же, не забывай про умеренность. Во всем. Концентрироваться нужно на деле, на цели. Не брать и не употреблять ничего сверх того, что необходимо.
– Любишь ты нравоучать.
– А ты – мздячничать, – Дидо сел, поправил платье. – Сейчас начнется. Не визжи и не дергайся, сделай одолжение.
– Дидо, ты уверен? – спросила она в последний раз. – Это грязно и плохо.
– Грязно и плохо – так отзываться о чудесном даре Божественной Серафиды. Или сливаться пять раз на дню без причины.
Эм облокотилась о траву в ожидании, сама не зная, чего. Из земли повсеместно заструились невесомые хлопья, поднялись на уровень ее головы и растворились, превращаясь в плотный розовый туман. Девушка встала, провела пальцами по теплой мерцающей субстанции. В голове зашумело, тело окутала нега, стало спокойно и радостно.
– Пора, – обозначил Дидо и направился на поляну неподалеку, где уже собралась группа людей. Они делились друг с другом светлыми листьями, называемыми пилиегой, подбадривали, улыбались. Эми наблюдала за ними, ожидая пошлости и грязи, планируя отвернуться и уйти, но вместо этого увидела, с какой нежностью и вниманием они относятся друг к другу, и в груди у нее защемило от тоски. Пришлось признать, что в их плавных движениях и скромных взглядах нет ничего пошлого и гадкого. Незнакомая девушка, на вид не старше двадцати, обняла Дидо, как родного, и увлекла дальше, вглубь леса.
Эм тоже не могла больше оставаться, картина становилась все более интимной. Она зашагала в другую сторону, прислушиваясь к своим ощущениям, теплу, тихой радости. В голове всплывали воспоминания о Геральте и о том, как он любил ее, ласкал, целовал, направлял. Эми села на траву, утопая в странном тумане, провела пальцами по губам и закрыла глаза. Геральт… Но вместо того, чтобы наслаждаться воспоминаниями, Эм начала стыдиться своего поведения. Как она дразнила и провоцировала ведьмака с намерением вывести его из себя и получить «наказание», как была беспечна и невнимательна, несдержанна на язык. Игнорируя ее сопротивление, в голове всплывали образы ее агрессии и злобы, в результате которых гибли другие. Руки жгло от пролитой крови, стыд, страх и сожаления давили на грудь. Эм, не понимая, огляделась и нашла глазами того самого коня. В темноте ночи он казался серым, его мощные ноги освещал туман, а голубые глаза горели, как огоньки.
– Опять ты! Не надо, – жалобно пискнула девушка и покачала головой. – Я не хочу.
Эм поглотили другие воспоминания. Вот она, лучезарная девочка, воспитывающаяся в насилии и давлении, ищет в снегу первые цветы и радуется им, как чуду; помогает другим, внимает бабушке, которая объясняет, что главное – смех; пытается понять, почему ей так часто снится беловолосый мужчина; мечтает, много мечтает о всеобщем добре и благополучии. Эта девочка не сломалась под гнетом чудовищных условий, в которых жила, не потеряла веру в лучшее. Эми видела уставшую любящую мать, сурового отца, озлобленных братьев, и ей захотелось защитить девочку, забрать ее туда, где все будет хорошо.
– Прости, – прошептала Эми сквозь слезы, – я подвела тебя…
– Эм.
Девушка вскинула голову на низкий глубокий голос, и увидела перед собой измотанного постаревшего ведьмака, сжимающего челюсти.
– Геральт… Геральт! – она подалась вперед. – Милый, я здесь! Пожалуйста, забери меня отсюда! Умоляю, я не могу больше… Я хочу к тебе! – Видение растаяло, и Эми протянула руку к коню. – Он меня помнит? Он ищет меня? Ответь же, прошу! Я его еще когда-нибудь увижу? Смогу прикоснуться?
Девушка осела на траву, обняла себя за плечи, сжала дрожащие губы, смаргивая слезы.
– Я думала, сегодня будет хороший день, – поделилась она и тихо всхлипнула. Конь встал с ней рядом и слегка толкнул ее мордой в попытке утешить. – Я гадкая, а он так далеко…
Жеребец подождал, пока отхлынет первая волна скорби, поджал ноги и лег на бок, приглашая ее присоединиться. Чувствуя поддержку и безмолвное утешение, Эми уткнулась в лоснящуюся гриву и дала волю слезам.
====== 6.8. ======
Эм проснулась от движения. Опершись ладошками о бок коня, она повернулась к Дидо, в умилении и восхищении прижимающего руки к груди.
– Привет, – девушка потерла заспанные глаза. – Как прошел… Праздник?
Маг не ответил. Он протянул руку к коню, и тот встал, чтобы избежать прикосновения, вынуждая Эм подвинуться.
– Что теперь?
– Анарес, – Дидо почти удалось скрыть разочарование.
– Хорошо. Дружок, ты со мной? .. – Конь фыркнул, стукнул копытом и легонько толкнул ее боком. – Можно? ..
Эми залезла на спину животного, погладила по золотистой гриве и рассмеялась: он закружил ее, перебирая мощными ногами.
– Я обожаю, когда меня кружат и носят на руках, – призналась она магу с детской непосредственностью.
– Ну я тогда в нгаладе поеду, – отозвался Дидо, выпятил нижнюю губу и побрел за своей лодкой.
Они прибыли на место глубокой ночью. Под ярким сиянием Альдерана Эми без труда распознавала конусообразные крыши бесконечных башен. Не было ни забора, ни границы, ни ворот. Город начинался внезапно и стоял ровной линией круглых домов.
Конь остановился.
– Давай, дружок, почти приехали, – подбодрила его полусонная Эм.
– Ему туда нельзя, – вставил Дидо и покачал головой.
Девушка нехотя сползла со спины жеребца, погладила по морде.
– Но ты вернешься, когда мы выедем?
– Вернется.
– Подожди, – Эми осенило. – Если ты против моей воли меня изменишь, он меня узнает?
– Узнает, конечно.
– А Геральт? Как он меня узнает? – маг закатил глаза и фыркнул. – Пока, дружок. Буду тебя ждать.
Конь развернулся, прошел немного и растворился в воздухе, словно мираж.
– Залезай.
– Что мне делать, пока ты говоришь с собратьями?
– Ждать. Ждать тихо, не высовываясь, не привлекать к себе внимание. И ни к коем случае, – он подчеркнул эту фразу интонацией, – не выказывать агрессии. Не трогать, не повышать голос, не испытывать злобу…
– Да поняла я уже.
– Ты каждый раз так говоришь!
– Потому что каждый раз понимаю!
– Я хочу, чтобы ты уяснила: Анарес – крупный город, сюда стекаются все, кто жаждет знаний и обмена. Отсюда нет путей побега. Если они нас увидят, это будет конец.
– Дидо, кто такие риеррваны и как им служат?
– Лучше тебе не знать.
– И все же?
– Небольшие существа, выделяющие необходимый для опытов газ, – нехотя озвучил Дидо, направляя лодку по безлюдной улице дальше, вглубь города.
– Как? .. Какие опыты? Какой газ?
– Давай потом?
– Давай сейчас.
– Ты не поймешь.
– Я очень постараюсь.
Маг склонил голову и внимательно оглядел собеседницу.
– Чтобы иметь возможность экспериментировать с материей, нужно определенное состояние. Далеко не каждый может его иметь. Но газ этому способствует.
– Ничего не понимаю. И как изгои им служат?
– Они… Они предоставляют риеррванам свое содержимое, и при их переработке выделяется газ.
Эм вцепилась в бока лодки и подалась вперед.
– Дидо, скажи мне, что они не едят заживо несчастных, чтобы потом выделять газ на потеху тем, кто в принципе не должен ставить «опыты»! Ведь иначе они и без газа это могли!
– Боюсь, что так. На исходе второго дня отверженные избавляются от своей ноши, искупают вину и присоединяются к Божественной Серафиде.
Два дня. Два бесконечных дня, в течение которых изгоев заживо поедают «небольшие существа». Эми не могла придумать большей жестокости. Ее мир непостижимым образом представился гуманным и ненасильственным.
– Почему вы не хотите отрубить им голову или повесить?
– Какая жестокость! Как тебе на ум пришло подобное? Лишить жизни, пусть даже отверженного – недопустимо!
Эми почувствовала искреннее омерзение. Отрубить голову – варварство, а сделать из кого-то живое блюдо на несколько дней – нет. Это было слишком.
– Я же говорил, ты не поймешь.
– Это вообще недоступно для понимания.
Мимо них прошло странное существо на четырех ногах, и Эм плотнее укуталась в капюшон.
– Однако это больно. Отверженные не выдерживают и кричат, добавляя к своим страданиям еще и боли от громких звуков.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Затем, чтобы ты следовала Правилам.
– Тебе не приходило в голову, что, если бы «не повышать голос» было природным явлением, вы бы рождались безголосыми или шепчущими при любых обстоятельствах?
– Какая глупость.
– Еще бы.
– Приехали.
Дидо вылез из лодки, подошел к одному из множества однотипных домов, взмахом руки сделал отверстие в стене и пропустил девушку вперед.
Внутри круглого помещения было пусто и гулко. Эми хотела подойти к крайней стене, но не смогла: ее тело застыло, а слова застряли в горле.
– Не бойся, – Дидо встал напротив ее вращающихся глаз. – Это я сделал. Не могу рисковать. Подожди здесь, я вернусь, когда закончу, и все исправлю.
Эм глазами показала ему, как она возмущена, напугана и совсем не хочет так простоять сколько бы ни понадобилось, но маг ее проигнорировал. Выйдя на улицу, он закрыл стену и отправился по своим делам.
Стало очень тихо. Эта тишина давила на уши, натягивала нервы, выводила из себя. Эми отчаянно, изо всех сил, пыталась разорвать оцепенение, но ничего не получалось. Постепенно испуг сменился паникой. Все мысли вылетели из головы. Она тяжело дышала, сердце стучало сильно и громко, но руки и ноги не слушались.
Когда Эм окончательно выбилась из сил, глаза закрылись сами, а разум заволокло поверхностным сном. Сколько он продолжался, девушка не знала, но движение воздуха снова заставило ее поднять веки. Эм посмотрела перед собой, увидела черную голову с маленькими глазками, круглую, как шар, и крепко зажмурилась. Незнакомое существо бесстыдно ее разглядывало, проникало куда-то вглубь, щупало заветные мысли и чувства.
– Не бойся, – прогундосила наконец голова. – Я пришел показать тебе другого. Такого, как ты. – Эм открыла глаза, борясь с отвращением. – Ты пойдешь со мной?
Трудно было ответить, а уж тем более идти в таком состоянии. Черный, вероятно, догадался об этом и снял с нее чары. Эм упала на пол, растерла затекшие конечности и присмотрелась к чужаку, его хищной улыбке в пол-лица, от которой стало не по себе.
– Ты пойдешь смотреть на другого… Вед-ма-ка?
– Нет, спасибо. Я жду кое-кого.
– Он страдает. Он ждет. Сейчас.
– Ты кто такой вообще? – Эм смерила его недоверчивым взглядом.
– Я – Скаур, – он откопал из складок платья черную лапу с длинными ногтями и положил ее на грудь. – Меня послал Дидо. Отпустить. Я же хочу показать.
– А сам он где?
– Ему пришлось бежать, – безбожно гнусавила голова. – Но он вернется. Надо идти, смотреть.
– Я тебе не верю.
– Он сказал, поверишь и пойдешь. Сказал, гестур ждет. Я говорю, вед-мак ждет.
– Какой еще ведьмак?
– Тот, что страдает. Тот, что был в мертвом потоке.
– Ты ковырялся в моей голове? – Эми прищурилась и машинально подумала об отсутствующем мече.
Черный развернулся, поковылял к отверстию в стене, которое создал, и скрылся из виду.
Эми колебалась, нервничала. Если это обман, то неизвестно, чем он закончится. С другой стороны, он не настаивал, да и какой смысл ему обманывать? Ведь здесь нельзя обманывать… Что, если это правда? Она даже не знает, как выбраться из города! Девушка накинула капюшон и быстро нагнала чужака; вместе они вышли на широкую улицу и слились с пестрой толпой. «Если Дидо пришлось бежать, то куда? – спрашивала она сама себя. – Где его найти и как? Что с ним произошло? Кто этот Скаур, почему он хочет показать мне ведьмака? Откуда он узнал это слово?».
Вскоре яркие необыкновенные картинки оттеснили размышления на второй план. С открытым ртом Эм рассматривала все вокруг – диковинных персонажей и животных, поражающих воображение. Они были разными, как день и ночь, высокими, низкими, с разнообразным набором конечностей, глаз и даже шерсти. Справа от нее прошагало существо, длинное и тонкое, как жердь, такое высокое, что девушка едва доставала ему до бедра. Эми забыла, куда идет, попыталась догнать его, чтобы увидеть лицо, но Черный увлек ее в другую сторону, к широкой площади, заставленной прилавками.
Они протиснулись сквозь толпу, поднялись на помост, отделенный от площади толстой занавесью, и остановились.
– Здесь, – прогнусавил Черный и стянул ткань с клетки поодаль.
Эм подошла ближе, вцепилась в прутья решетки и долго вглядывалась в серо-желтое лицо Гидеона. Его красные глаза несколько раз скользнули по ней, но не выказали признака осознанности.
– И что это значит? – она повернулась к Скауру, и бледность выдала ее волнение. – Что ты с ним сделал?
– Это не я. Это ты с ним сделала.
– Неправда, – прошептала Эми. – Неправда. И его здесь нет. Он погиб… Чего ты хочешь?
Черный стер оскал с лица, вонзился в нее взглядом, и девушка начала догадываться о том, что происходит.
– Я должна на тебя напасть? – холодно поинтересовалась она. – Нарушить правила, стать пищей для насекомых? Кто тебя послал? – Черный сосредоточился, и рука Эми потяжелела. – Я не буду с тобой драться, – она брезгливо отшвырнула меч. – Прощай.
Эм направилась к ступеням вниз, вспоминая дорогу обратно, к круглому дому, вздрогнула от пронзительного крика и замерла. Гидеон неестественно выгнулся в клетке, повалился на бок и так завизжал, что у нее перевернулись внутренности.
– Это все неправда, это только кажется, – повторяла Эми, не в силах пошевелить ногами, впиваясь ногтями в ладони, но крики ведьмака были более чем реалистичными. Она знала, что от них у друга скрутило голову и разрывает ее изнутри, знала, что хруст, который слышит, был хрустом ломающихся костей.
Дешевая нелепая пьеса на импровизированной сцене, как Эм и говорила. Все было так очевидно, что даже противно. Девушка тряхнула головой, отгоняя наваждение, и уверенно зашагала прочь, но Черный схватил ее мертвой хваткой и потащил обратно.
– Отпусти меня! – потребовала Эми, тщетно вырывая руку. – Я тебе ничего не сделала! Пусти!
Они молча боролись, пока Черный не оттолкнул девушку от себя на необычный прямоугольный аппарат, похожий на нагромождение столов со светящейся стеклянной сердцевиной. Эм в поисках равновесия изогнулась, получила ногой в плечо и разбила лоб об угол устройства.
– Оставь меня в покое, – прошипела девушка с пола, вытирая кровь, чтобы она не затекла в глаз. – Это, по-твоему, не проявлять агрессию? .. Ты сам уже должен был…
Скаур снова замахнулся на Эм. Вне себя от ярости, она развернулась, ударила его под колено, вскочила и с таким размахом треснула ногой по круглой голове, что она отделилась от тела покатилась по полу. Черный не растерялся, на ощупь поймал ее, запихнул под мышку и повернул к девушке невозмутимым оскалом.
Ярость Эм сменилась оглушающей болью и изумлением. Она упала на корточки и увидела, что занавеси больше не было, и на нее было направлено множество лиц самых разных черт, форм, цветов. Толпа, не сговариваясь, в полной тишине, под шелест платьев, торопливо отхлынула от помоста, как от источника заразной болезни.
– Это была иллюзия? – угрожающим тоном уточнила Эм у Черного и указала пальцем на пустую клетку.
– Да.
– Ну ты и сволочь.
Девушка спрыгнула с помоста и, пошатываясь, поспешила прочь, пока ей навстречу, в противоток толпе, не вышли четверо мужчин в серебряных одеждах.
– Руки вперед, – приказал один из них и продемонстрировал ей длинную палку с дрожащими полукольцами электричества на конце.
– А вы кто такие?
– Руки вперед, отверженный, – повторил другой.
– Я ничего не сделала.
Мужчины переглянулись, направили концы палок в ее сторону.
– Ага, дубасить электричеством, значит, можно? Еще одно чудесное исключение из правил? А его вы не хотите с собой прихватить?
Эми повернулась к Черному, но на помосте его не оказалось. Она нутром почуяла опасность, на лету перехватила электрическую палку, выбила ее из рук мужчины и запустила ему в живот.
Под ропот аборигенов, растерянно топчущихся вокруг мучившегося в судорогах мужчины, Эм бросилась прочь по опустевшей площади. Только бы выбраться из этого места, города, мира; только бы не сойти с ума среди многоопытных сумасшедших.
Впереди виднелся поворот, путь к дому, из которого Эм пришла. Девушка, часто дыша, принудила себя не сбавлять темп. Народ, с опаской и любопытством следивший за ней с безопасного расстояния, шарахнулся дальше, в сторону, и она упала вперед и на бок, застывшая, твердая, словно фарфоровая кукла.
– Ну, и что это такое? – поинтересовался спокойным тоном мужчина, чей бордовый подол Эм имела возможность рассмотреть.
– Не знаю, – прогнусавил Черный совсем рядом.
Мужчина, щуплый, лысый, с татуировкой на голове, сильно смахивавший на Дидо, присел перед девушкой на корточки, вытер большим пальцем кровь с ее лба и попробовал на вкус.
– Ну и мерзость, – сделал он вывод относительно Эми.
– Я о том же, – согласился Скаур.
– Запакуйте ее и быстрее в Азарве. Пусть успеет к последней Жатве.
– С ней был Тринадцатый.
– Божественная Серафида! .. – Мужчина испугался и резко встал. – Это точно? Пусть об этом никто не узнает. Отловите его и убедитесь, что он тоже успел на Жатву. Но только так, чтобы никто не узнал…
– Само собой, – прогнусавил Черный, глядя, как уносят застывшую Эм. – Само собой.
Кагыр шел по длинному коридору, намеренно растягивая время. Стук каблуков гулким эхом отдавался в каменных стенах дворца, отвлекая его от размышлений. Он не привык к бездействию, к интригам и игре слов, хотя скрытое осуждение и лесть вполне были ему знакомы. С тех пор, как он, обычный нильфгаардский граф, то есть по факту чужак без имени, земель и денег, persona non grata как на родине, так и за ее пределами, женился на Цири – полновластной королеве Цинтры, чьи титулы можно было перечислять достаточно долго, его жизнь в корне переменилась. Произошедший мезальянс, как шептали ему дальновидные советчики, желающие заручиться его расположением, никто не торопился прощать и благословлять. Более того, Кагыр был уверен, что, не докажи он свою незаменимость и ценность как высшим кругам, так и простым цинтрийцам, его в ближайшее время одолеет внезапная хворь или несчастье без шанса на благополучный исход. Каким образом ему выйти из сложившейся затруднительной ситуации он придумать не мог и был в крайней степени озадачен. Нильфгаардский император Эмгыр, неожиданно выказал милость и объявил, что Кагыр Маур Дыффин аэп Кеаллах за выдающиеся заслуги перед народом и отечеством возведен в герцоги. Это заявление не только не сдвинуло мертвый груз недовольства ни на дюйм, но и дало повод для многочисленных сплетен, одна чудовищнее другой. Самого же Кагыра немало занимала эта загадка: какая неведомая причина могла толкнуть жестокого последовательного императора оказать помощь изгою, сыну сенешаля, и даровать Цинтре независимость, несмотря на очевидные непростительные потери с политической точки зрения?
Молодой человек толкнул от себя тяжелую дверь, вошел в покои и отыскал взглядом жену, сидевшую возле окна.
– Цири, нам пора.
– Ты знал? – девушка подняла на него зеленые глаза, полные осуждения и печали. – Ты знал, что он не приедет? – Кагыр промолчал. – Опять какая-то история с ней, странная, невероятная. Опять нужна помощь. Что же ты молчишь?
– Он приедет позже, не волнуйся.
– Я тоже еду, – Цири неуклюже поднялась с кресла и направилась к шкафу. – Без меня им не справиться.
– Исключено.
– Ты не можешь мне запретить!
– Еще как могу, – отчеканил Кагыр. – На том простом основании, что я твой муж. Придется им справляться без тебя.
– Да ради бога! – вскричала Цири и всплеснула руками. – Я же не калека и не дура, а просто беременна!
– Цири, – смягчился он и подошел вплотную, – тебе рожать весной. Будь благоразумна. Сейчас ты отвечаешь не только за себя. Как только вы с малышом окрепнете, мы поедем и сами навестим Геральта, обещаю.
– Меня тошнит от этой комнаты, – пожаловалась Цири, громко всхлипнула и села на кровать. – От такой жизни. Я как в клетке! Кругом все шушукаются и заискивают, козни стоят. Я не понимаю ничего в политике и управлении государством! Бабушка знала бы, что делать…
– Давай разбираться вместе, – мягко предложил Кагыр и присел перед ней. – Прямо сейчас поучаствуем в заседании.
Цири выдохнула и закатила глаза.
– Они только переливают из пустого в порожнее на своих собраниях! Ни слова по существу.
– Тогда пойдем и заставим их говорить и действовать по существу. Ведь не это тебя мучает, правда? – проницательно заметил нильфгаардец.
– Я похожа на дохлого разжиревшего кита, выброшенного на берег, – тихо призналась юная женщина после долгой паузы и вспыхнула от смешка мужа.
– В жизни не видел никого прекраснее тебя, – искренне признался Кагыр.
– Это потому что ты меня любишь, – отмахнулась она и быстро исправилась: – Я… Я рада этому.
– Цири, – выдохнул нильфгаардец, поцеловал жену в губы, погладил по бархатной щеке и положил ладони на округлившийся живот. – А как я рад, ты не представляешь. Ни о чем не жалею.
– Знаешь, а вот мне ее даже жаль, – продолжила Цири размышления вслух. – Много испытаний выпало на ее долю.
– Как и на твою.
– Я – другое дело, я – Старшая кровь, – пояснила она со всей серьезностью.
– Кто знает, может, и для нее у провидения есть план и счастливый конец.
– А у кого еще счастливый конец?
– Прекрати капризничать.
– А вы прекратите относиться ко мне, как к ребенку! – потребовала Цири, моментально изменившись в лице и настроении.
– Тогда тебе придется перестать вести себя, как ребенок, – мудро заметил Кагыр, нахмурился и отошел к двери. – Я пошел. Передумаешь – присоединяйся.
– Подожди! – Цири нагнала его, обвила руками и прошептала в спину: – Прости, я не хочу ссориться… Мне очень одиноко здесь и тоскливо. Я как будто застыла, не двигаюсь никуда, и меня это гнетет. Мне кажется, что они все против тебя, и я боюсь…
– Не бойся ничего. Цири, – Кагыр повернул ее лицом к себе и заглянул в глаза, – пока я жив, ты не одна. Запомни это. Что бы ни случилось, я с тобой, на твоей стороне.
– Да, – прошептала она смущенно и добавила громче: – Пойдем, научим это сборище действовать по существу.
– Узнаю мою Цири, – Кагыр широко улыбнулся и пропустил королеву Цинтры – свою жену! – вперед.
Он обязательно справится. Иначе и быть не может.
====== 6.9. ======
Обездвиженная, напуганная, сбитая с толку, Эм потеряла счет времени и, казалось, провела в овальном двигающемся гробу целую вечность. Этот путь по праву стал самым долгим и мучительным испытанием за всю ее жизнь. Страх замкнутого пространства появился у нее еще в злополучном обозе когда-то давно, несколько жизней назад. Поначалу девушка паниковала, выбивалась из сил в попытках разорвать состояние неестественного паралича, ограничение на вдох, пока не отключилась от изнеможения и ощущения удушения. Придя в себя, она принялась один за другим перечислять доводы рассудка, чтобы не сойти с ума; прислушивалась к тому, что происходит вокруг; прокручивала последние события, но никак не могла осознать и принять правила этого мира. Скаур бил ее, спровоцировал, но отверженной признали ее; Повед ел других; Дидо и другие маги колдовали чем-то, что Эм не могла поглотить и использовать, нельзя было убивать, зато можно было скармливать виноватых – все было настолько выкручено и перевернуто, что не поддавалось никакой логике. Девушку больше всего заботила не ее дальнейшая судьба в качестве «отверженной», а то, где Дидо, как его найти, как попасть домой. Почему-то не верилось, что ее казнят, тем более за пинок тому, кто заслужил сдачи.
Робкая надежда на то, что вот-вот появится Дидо и они отправятся дальше, теплилась в ней, приободряла, пока не переросла в куда более приятное наваждение: образ Геральта, вызволяющего ее из беды. Эми, потерявшая возможность двигаться, тактильно изучать мир, удовлетворять потребность в разнообразии и информации с помощью сменяющихся визуальных и слуховых впечатлений, дала волю фантазии и с упоением представляла себе их встречу: как ведьмак будет рад видеть ее, испытает облегчение; как она сможет наконец прижаться к нему, ощутить тепло, их маленькую тайну, то, что принадлежало только им двоим. Мысли о том, что Геральт уже простился с ней и даже, возможно, вернулся к той, которую искренне и всецело любит, Эми гнала прочь, хотя и в этом случае ей нестерпимо хотелось вернуться, чтобы просто увидеть его, узнать, что он счастлив и спокоен. Эм любила Геральта настолько чисто, искренне и беззаветно, что хотела его счастья больше всего на свете, больше, чем собственного. Она понимала, что между Геральтом и Йеннифэр существует что-то очень похожее на ее чувство. Существенная разница заключалась лишь в том, что между ведьмаком и чародейкой это чувство было обоюдно. Такое нельзя подавить, убить, пережить или долго игнорировать. Оно сильнее любого проявления разума или воли.
Погружаясь внутрь себя, Эми оживляла воспоминания, прокручивала их, упивалась ими. Вот Геральт сидит рядом, в профиль к ней, улыбается, и вокруг глаз собираются морщинки; вот он злится, и желтые глаза превращаются в щелки; вот он озадачен и приподнимает бровь, не в состоянии уложить в голове происходящее. Его обветренные мозолистые руки, сильные, жесткие, шершавые, могли быть на удивление нежными с ней, ласкать так, что Эм проваливалась куда-то и забывала, кто она, где находится. Девушка не знала, почему так происходит, но ее толком и не было без него. Когда Геральт был рядом, все имело смысл, последовательность и перспективу. Стоило же ему отлучиться, и Эми терялась, будто впадала в прострацию. Она уже потеряла счет дням, неделям, проведенным в этом уродливом мире без него. Сколько времени прошло там, дома? Течет ли оно там так же, как здесь? Чем сейчас занят ведьмак? А Йорвет? .. Эм и сама не поняла, когда в голове всплыло это имя и разноцветные старческие глаза, прикрытые густыми ресницами, но сразу же, лихорадочно и жестко, оборвала ход мыслей.
Удивительная вещь – одиночество. Оно могло угнетать, давать передышку, подталкивать к размышлениям и выводам, но стоило добавить к ситуации возможность того, что ее ждут и хотят видеть, и оно становилось почти непереносимым.
Когда Эм вытащили возле невысокого вытянутого здания, на улице было почти так же темно, как в гробу, в котором девушку перевозили. Эми, погруженная в себя, не выказала никакого интереса к стражникам в серебряных одеждах, к коридору, к помещению, в которое ее занесли. Она долго смотрела сквозь незнакомого мальчика лет одиннадцати-двенадцати, устроившегося на полу напротив нее и с любопытством ее разглядывавшего. Не обращала она внимания и на других заключенных, сидевших у стен. Зато, когда чары начали спадать и к Эм начала постепенно возвращаться чувствительность, реальность стала такой болезненной и неотвратимой, что девушка невольно застонала. Бесконечно медленно она опускала руку и ногу, застывшие при беге, на пол, покрытый высохшими листьями, и пытке не было конца.
– Ты кто? – спросил мальчик, когда Эм удалось расслабить тело, и с бирюзовых глаз спала пелена боли.
– Эм, – прохрипела она в ответ.
– Малей.
От стены отделилась женщина, встрепенулась, запричитала и попыталась предотвратить диалог, но мальчик шикнул на нее и отмахнулся. Из-за того, что у обоих были соломенные волосы и сине-зеленые глаза, Эм решила, что женщина – его родственница, и неприятно удивилась его грубости.
– Это… твоя мать? – спросила она, преодолевая першение в горле и хрипоту.
– Уже нет.
– Что? ..
– Ты что, одна из них? Из этих?
Только сейчас Эми обратила внимание на прямоугольный шрам мальчика, заполнявший всю шею.
– Неужели ты… Отверженный? ..
Мальчик скривил губы.
– Мы все тут отверженные. Ты откуда свалилась?
Эми вспомнила несчастного, которого испепелил Дидо. У того на шее шрам был овальный, хотя в общем линии и рисунки внутри него были схожими с линиями в переливающемся шраме мальчика. Оглядев помещение, она обнаружила в углу человека-жердь с ромбовидным лицом и выпуклыми глазами по краям, как у рыбы, шестерых вислоухих человечков, подданных Поведа, одного со ртом на подбородке, двух уродцев на четырех лапах, скрытых одеждами, и с десяток таких, как она и мальчик. Все они сидели по группам – принадлежности, в полной тишине, у всех были прямоугольные шрамы. У всех, кроме его матери.
– Почему… Не круг? .. Печать…
– Ты правда не знаешь? – Эм положительно моргнула. – Такой, как у меня – кормежка риеррванов. Такой, как у нее, – он пренебрежительно ткнул в сторону матери, и та тихо всхлипнула, – на самостоятельную гибель. Это ее из-за меня, чтобы другим неповадно было.
Эм из последнего пояснения поняла, что участь женщины, по их представлениям, была хуже других.
– Ты же ребенок еще… – прошептала Эми с болью в голосе.
– Я не ребенок, – оскорбился Малей и сдвинул брови. – Дед говорил, что мужчина кроется не в возрасте, а в характере.
– За это тебя? ..
Отверженные испуганно зашикали, и Эм ощутила движение за спиной. Мальчик отсел к стене, насупился, посмотрел исподлобья, но стражники не обратили на него внимания, дернули Эм за руки, отчего она глухо и жалобно вскрикнула, и потащили по коридору. Ноги девушки не слушались, волочились по полу, как тряпки, отдавались болью. Надо было бежать, сейчас, пока не поздно, спасти мальчика и остальных, но ей не удавалось даже полноценно поднять голову.
Ее приволокли в небольшую комнату, оставили на кресле. Шаги стихли за звуком закрывающихся дверей. Эм с огромным трудом привела голову в относительно вертикальное положение, увидела перед собой длинный стол, заставленный невиданными приборами и веществами. Тяжелое неприятное предчувствие и воспоминания об опытах, над ней проводимых, сдавили грудь. «Давай, тряпка, – ругалась она на себя, тщетно призывая руки и ноги слушаться, – вставай. Надо идти. Надо…»
К столу подошел щуплый лысый человечек в бордовом платье, зазвенел сосудами.
– Дидо, – радостно выдохнула Эми, и с души у нее словно камень свалился. – Что так долго? .. Помоги… Надо уходить… Не могу встать…
Человечек обернулся, повел мясистым носом, сверкнул глазками. Сходства между ним и Дидо не было никакого. На Эми снова навалилось предчувствие дурного.
– Дидо, значит, – прошелестел человечек и наклонил на бок голову. – Это он дал тебе то, в чем ты одета?
– А ты… Какой по счету? ..
– Мое имя Лако, Восьмой, если хочешь знать. Но тебе это не пригодится.
– Верни… Силы, – выдавила Эм. – Руками помашу…
– Смешно, – отозвался маг, и по голосу было ясно, насколько он безразличен к чему бы то ни было.
