Текст книги "Системный Кузнец. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ярослав Мечников

Соавторы: Павел Шимуро
сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 48 страниц)

Меня всё ещё ждал труп огромного жука, заливший внутренностями земляной пол – следы прошлой битвы. Опустился на табурет – ноги гудели от усталости. Дверь закрывать не стал – запах существ, въевшийся, казалось, в самые лёгкие, стал раздражать ещё сильнее.

Посидев немного, не выдержал – подошёл к падальщику, схватил за скользкие ножки и с рывком выволок на заснеженную улицу. Маслянистая полоса протянулась по всему дому.

Брик… Мальчишка… Моя кузня… Всё ведь только‑только начало налаживаться. Что за беспощадная жизнь?

Я опустошён – боль, страх и радость от спасения Свена ушли на задний план. Даже хрупкая надежда исчезла – внутри стало пусто, словно все чувства отключились разом.

Смотрел на разорённую деревню. Слышал отдалённые стенания, крики, испуганные шёпоты и просто стоял. В голове не было ни одной мысли – ничего. Захотелось просто рухнуть в снег и уснуть, но заставил направиться в кузню.

Продираясь сквозь апатию, разжёг горн. Просто сидел на табурете у раскалённых углей и дышал пламенем. Ци сама, без всяких стоек и техник, начала наполнять меня – сама стекала внутрь, принося свой огненный покой.

Удивительно, даже в таком состоянии, полном безразличия ко всему, Огненная Ци наполняла силой, приносила иррациональную уверенность в завтрашнем дне, в том, что несмотря ни на какие преграды, смогу через всё пройти.

Это даже заставило саркастически усмехнуться – пока одни мёрзнут на улицах, не зная, как быть дальше, я сижу и упиваюсь силой, но такова Ци – ей безразлично до человеческого горя – она просто выбрала меня как свою обитель, и я собирался использовать её до последней капли.

– Кай, сын Арвальда?

Холодный баритон раздался за спиной. Я вздрогнул, но оборачиваться не стал – знал, кто это – капитан Родерик.

Зачем тот пожаловал? Ещё полчаса назад вопрос заставил бы паниковать, но сейчас, когда сила тёплыми волнами растекалась по телу, а «внутренний горн» снова был полон, я не чувствовал страха – только спокойствие вечно горящего огня, и ещё тлеющий гнев на этого человека на барона, на них всех. Если бы прислали гарнизон на передовую, всё было бы иначе.

– Да, – ответил сухо, не поворачиваясь.

– С тобой говорит капитан «Каменных Грифонов» – кулак барона. Встань и повернись.

Слова прозвучали жёстко, не допуская неподчинения.

Вздохнул. Медленно поднялся и развернулся, глядя из‑под спутанных и липких от крови и грязи волос. Наверное, и вправду выглядел как маленький бес из преисподней.

Мужчина свысока оглядел меня.

Тут пронзила мысль – хоть Финн и отвёл удар, сказав, что это он был с Кианом, но ведь Ориан‑то знает, алхимик видел меня и наверняка уже донёс. Если вообще способен был говорить…

Несмотря на мысли, чувствовал странный покой – готовность принять судьбу, какой бы она ни была.

– Наслышан, парень, – сказал капитан спокойно, без всякой интонации.

«Значит, всё знает». Но в словах не было прямой угрозы.

Я молчал.

Мужчина медленно пошёл в мою сторону и остановился рядом с наковальней.

– Значит, это ты – подмастерье Гуннара, – Родерик говорил так, словно не задавал вопрос, а зачитывал досье – интонации ровные, речь поставленная. – Затею устроил – оружие сковал. Мои люди говорят, что добротное.

Я кивнул – говорить не хотелось, но отреагировать как‑то нужно. Наверное…

– Твой мастер… – продолжил мужчина с явным пренебрежением, – … справляется не так хорошо, как того требует оружейная мастерская Чёрного Замка. Раз уж у тебя имеются подобные таланты… – Посмотрел на меня прямо. – Именем барона фон Штейна, тебе приказано собирать пожитки и инструмент. Сегодня же ты отправишься в столицу провинции вместе с конвоем. Возражения не принимаются.

Капитан кивнул, как бы спрашивая: «Всё ли ясно?».

«Значит, ни слова про Ци – Ориан не проговорился?». Слова Родерика легли на ту почву, которая в глубине души уже желала покинуть деревню. Уехать, как бы ни было тяжело покидать дом… не мой дом, а Кая. Единственное, что беспокоило – как будет житься там, в логове змей? Но этот вопрос, пожалуй, оставлю на потом – сейчас созрели другие, что не давали покоя.

Мужчина уже начал разворачиваться, чтобы уйти, как я его остановил.

– Почему вы так сделали?

Капитан замер.

– Почему использовали это… заклятье… здесь? А не там, в пещерах, откуда лезут твари? Зачем все эти жертвы⁈

Говорил на удивление жёстко, сам не до конца осознавая, что за такое обращение к «Каменному Грифону» могут быть плачевные последствия, но вопрос разъедал изнутри.

Мужчина очень медленно развернулся – кованая броня тихо звякнула, а полы тяжёлого плаща прочертили по земляному полу дугу. Родерик посмотрел на меня как на насекомое под сапогом и долго молчал, а я смотрел на него исподлобья.

– Это, мальчик, не твоего ума дело, – произнёс тот холодно. – Помысли, прежде чем говорить, а не то можешь очень быстро лишиться языка.

Глаза капитана в полумраке сверкнули как два осколка льда. Он долго молчал и я тоже.

– Ладно, – сказал мужчина снисходительно, будто делая одолжение. – Если ты послужишь барону и провинции, ты заслужишь право знать ответ. И так и быть – один‑единственный раз отвечу на такую дерзость. Впредь, если нужно спросить, обращайся: «Господин капитан». – Родерик сделал паузу, а затем произнёс медленнее, почти распевая каждый звук: – .. гос‑по‑дин ка‑пи‑тан. Ты меня понял, щенок?

Злорадная улыбка коснулась его губ. Солдат ждал.

– Да, – сухо ответил я.

Желваки на его скулах дёрнулись, но мужчина моментально снова сделал лицо расслабленным.

– В горах и в пещерах концентрация Ци слишком высока – заклятье бы просто не подействовало. Твари питаются силой оттуда, а здесь они отрезаны от источника и уязвимы.

Родерик слегка склонил голову, как хищная птица.

– Ещё вопросы?

Я опустил взгляд и задумался – что‑то не сходилось. Почему они тогда так яростно кричали, чтобы отворили врата, если знали, что вся деревня спит? Хотя… может, уже услышали визги тварей, ведь мы с Кианом их уничтожали? А может, слышали голоса уже проснувшихся людей.

Поднял взгляд и отрицательно мотнул головой.

– Тогда собирайся – телега подъедет к закату. Сложишь весь свой скарб и мы отправляемся.

С этими словами мужик резко развернулся – тяжёлый плащ, метнувшись в воздухе, хлестнул по наковальне, и капитан вышел из кузни, чеканя шаг, будто шёл по плацу, а не по грязному снегу.

А я остался один в согреваемой горном кузне, осознавая, что впереди – неотвратимые перемены.

Я покидаю Вересковый Оплот.

От автора:

Возродившийся в теле бастарда древний воин наследует усадьбу у Пограничья. Хитрые соседи, магия, древние механизмы и немного строительства: /reader/471130

Глава 23

Стоял у колодца, держа в руках полное ведро ледяной воды, абсолютно голый. Тут и там ходили люди, доносились приглушённые голоса, стоял отвратительный смрад разорённой деревни. А я просто смотрел в серое небо, ощущая на коже прохладу северного воздуха.

Поднял высоко над собой ведро, которое теперь казалось лёгким как пушинка, и опрокинул на себя.

Ледяная влага обрушилась, но я не ощутил никакого дискомфорта – просто вода, даже показалась немного тёплой. Как только жидкость коснулась кожи, от тела пошёл густой пар. Раздалось отчётливое шипение, будто воду вылили на раскалённую плиту – меня окутало облако пара.

Всё это почему‑то не вызывало ни удивления, ни восхищения, лишь отстранённую данность. Теперь это – моя реальность. Даже не думал о том, что меня кто‑то может увидеть – весь хаос и смерти наложили на меня проклятие безразличия ко всему.

«Может, депрессия?» – мелькнула мысль. Но нет, во время депрессии ты не чувствуешь кипящую силу, что бурлила внутри. Мне хотелось действовать – набить кому‑нибудь морду, взять какую‑нибудь заправскую сволочь и знатно поколотить. Вот что, как казалось, принесло бы облегчение.

Посмотрел на своё тело – то всё ещё было грязным. Липкая слизь тварей, смешанная с кровью, въелась в кожу. Просто полить на себя воду не помогло.

Обмотался штанами, чтобы прикрыть срам, и пошёл в дом, ступая босыми ногами по такому же грязному полу.

Брик.

Сердце снова защемило – задышал чаще. Кажется, всё ещё не мог отбросить ярость. «Просто жить дальше. Просто делать что‑то». Может, так привязался к пацанёнку, потому что у самого никогда не было детей? В прошлой жизни так и не успел создать семью.

Зашёл внутрь. Должно же быть здесь что‑то, чем можно отмыться, у Гуннара точно – порылся в углу за бочкой с капустой, и нашёл то, что искал: твёрдый кусок щелочного мыла, сваренного из животного жира и золы, и жёсткую мочалку из лыка.

С этими сокровищами и ещё одним ведром воды вышел обратно на улицу.

Сбросив штаны, встал посреди двора и начал мыться – с остервенением тёр тело жёсткой мочалкой, сдирая не только грязь, но, казалось, и кожу. Вода была ледяной, а мыло едким, но ничего не чувствовал – тёр, пока кожа не начала гореть. Вылил на себя ведро, смывая грязь, пот, кровь. Даже вымыл волосы, запуская пальцы в сальные космы и выдирая из них комья грязи.

Не просто акт гигиены, а попытка смыть весь ужас, отмыться от смерти и бессилия – вернуть себе хотя бы видимость человеческого облика. Когда закончил, кожа горела, но я чувствовал себя чище не только снаружи, но и внутри.

Вернулся домой и стоял посреди комнаты обновлённый. Тело было чистым, наверное, впервые за всё время пребывания здесь. Достал свежую одежду, что сшила Гретта, и переоделся.

Сел на стул и просто сидел. Нужно собираться, закрыть все вопросы, но делать ничего не хотелось. Теперь, когда точно знал, что ухожу, почему‑то стало невыносимо тоскливо покидать это место – грубый, но уютный дом.

Всегда трудно уезжать, менять что‑то кардинально. Какая‑то необъяснимая печаль накрывает в такие моменты – так было, когда уезжал из родного городка в Подмосковье в столицу. Оставлял друзей детства, привычные улицы.

Задумался. Вернусь ли сюда когда‑нибудь? И какой вообще будет моя жизнь в Чёрном Замке? Что меня ждёт? Прошло так мало времени, а кажется, что целая вечность. Столько событий…

Встал, не в силах больше сидеть на месте и отправился туда, куда не решался идти с самого утра.

Я ведь даже не знал, где точно живёт Брик. Знал только, что где‑то за дубильней Грома, там, у частокола, где мальчишка любил гулять, разглядывая всякую живность. По пути спросил у нескольких людей, не знают ли они мальчика по имени Брик.

– А, это тот, что по всей деревне бегал и голосил? – спросила уставшая женщина, вытаскивая из дома узел с поклажей.

– Да. Он.

– Сирота‑то? – вмешалась с завалинки старуха, глядя, как соседка собирается в путь.

– Ага… он самый…

– Так ведь уснул он и не проснулся, – почти безразлично сказала женщина, будто говорила о погоде, и поправила взлохмаченные седые волосы. – Бедный мальчишка.

Её явно волновали другие вопросы – уж точно не судьба какого‑то сироты. Слова сказаны сухо и обыденно.

– Так где он жил? – спросил безэмоционально.

Женщина махнула рукой в сторону кривых проулков. Через три улочки, а дальше – вверх от частокола. Вспомнил, что проходил там, когда уничтожал застывших жуков, и даже не подумал бы, что в одной из этих ветхих лачуг спит Брик.

Когда поднялся по ухабистой, похожей на дно оврага улочке, увидел Ульфа – тот сидел на пеньке возле одной из самых жалких хижин с прохудившейся крышей. Детина просто смотрел в одну точку.

Молча подошёл и остановился рядом. Парень не смотрел на меня, только куда‑то перед собой, то ли о чём‑то думая, то ли, наоборот, не думая ни о чём. Ульф сложил огромные руки на коленях и ритмично покачивался из стороны в сторону.

– Здравствуй, Ульф, – сказал негромко.

– Привет, Кай, – низко прогудел парень, не повернув головы.

– Брик… здесь? – кивнул на покосившуюся дверь лачуги.

– Брик хочет спать. Он спит. Устал, – сказал молотобоец безжизненным голосом, уперевшись взглядом в заснеженную кочку на дороге.

В сердце больно защемило – лишь бы паренек не сошёл с ума от горя.

– Ульф, – начал я, подходя ещё ближе. – Брик… он уже не проснётся. Ты же… ты же знаешь?

Детина начал раскачиваться ещё сильнее – казалось, ещё чуть‑чуть, и свалится с пенька.

– Брик устал. Он хочет спать, – в голосе прозвучала жалобная интонация.

Я помолчал, опустив голову.

– Ульф, послушай. Все в деревне уснули, но некоторые… не смогли проснуться. И наш Брик… – к горлу подступил горячий ком, сдержал его. – Он просто… решил спать дальше. Он теперь с духами, Ульф, и со своим папкой – у них теперь всё хорошо. Нам не нужно о нём беспокоиться – у него всё хорошо.

Пытался пробиться к нему, подобрать правильные слова, но сам не верил им – те звучали фальшиво и жалко.

Но детина, отчего‑то, вдруг резко остановился и замер, а затем медленно поднял на меня детский и пустой взгляд.

– Они… они с папкой… сейчас собирают дождевых червей? – спросил Ульф с такой детской надеждой, что перехватило дыхание.

Я кивнул. Хоть и тяжело было так безбожно врать, но если парень верил… если ложь давала тому утешение…

– Конечно, – сказал, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Не только червей. И… и мокриц, и гусениц. У них там, – махнул рукой в сторону неба, – теперь всегда тепло, горит очаг, и Брик готовит самую вкусную еду – ту, которую он любил здесь…

Ульф долго, не мигая, смотрел на меня, словно проверяя, не вру ли я и точно ли уверен в том, что у мальчика теперь всё хорошо.

– Если так… – промолвил Ульф своим низким басом. – … хорошо, что он спит. Здесь плохо. Здесь… злые.

Молотобоец сказал это так просто, будто делясь самой сокровенной и глубокой мыслью, которую никто, кроме меня, не должен знать.

– Ульф, – возвратился к жестокой реальности. – Сегодня уходит караван в город. В деревне оставаться опасно – никто о ней больше не позаботится…

Вдруг вспомнил об охотниках. Что будут делать они? Вернутся на руины, чтобы защищать или отправятся в горы, пытаясь уничтожить логова? Даже если они останутся, жуков может быть столько, что и они не справятся. А как здесь будут выживать остальные? Караваны ходить не будут. Хозяйство вести почти невозможно. Хватит ли еды на зиму?

Вопросов было слишком много, и я просто не хотел оставлять здесь Ульфа одного – боялся за огромного детину. Но брать с собой в Чёрный Замок? Будет ли это лучшей долей для парня?

«Только если…» – мысль оборвалась. Я ведь обещал Брику, что о нём позабочусь, что с ним всё будет хорошо и не сдержал обещания…

Разрывало от противоречий, от всех этих проклятых обстоятельств – заставил себя дышать. Хех… стоило только встретить Ульфа, и напускная апатия куда‑то разом улетучилась.

– Ульф, – сказал, глядя в глаза. – Скажи, ты хотел бы отправиться со мной? В Чёрный Замок, чтобы… чтобы ковать вместе?

Спросил, выжидающе глядя на здоровяка – тот всё ещё смотрел на меня, и в глазах теплилась тихая радость от мысли, что у Брика теперь всё хорошо.

– Ковать?.. – переспросил детина. – Делать формочки для пирожков?

– Не только, Ульф. Там… там будет непросто. Там всё другое, – нервно теребил пальцами ладонь, всё ещё сомневаясь, правильно ли делаю, что тяну паренька за собой.

– Уехать… из деревни? – медленно произнёс Ульф так, будто только что осознал, что я уезжаю. – У нас… больше не будет кузни? – ещё тише уточнил молотобоец.

– Да, Ульф. У нас не будет кузни здесь, но будет кузня там. И место, где жить. И что есть. А здесь… здесь неизвестно, что ждёт. Здесь совсем небезопасно, понимаешь?

Глаза детины бегали, будто тот пытался соединить разрозненные слова во что‑то целое, а затем опустил взгляд, снова уставившись в кочку на земле.

– Ульф… хочет быть тут. – Сказал тихо и упрямо. – Здесь есть забор. – Парень, видимо, говорил про частокол. – Здесь есть снег. Здесь… Брик.

Я замолчал – дыхание спёрло, в голове закружилось. Говорить больше ничего не хотелось. К горлу снова подступил тугой ком.

– Ладно, Ульф… ладно… – Видимо, всё, что могу сделать – просто отпустить парня, деревню, всё это место.

Но почему‑то слова сами вылетели из горла:

– Ты уверен, Ульф? Мне бы… мне бы очень пригодился такой славный молотобоец, как ты – такой надёжный помощник.

Говорил жалобно, лишь бы здоровяк передумал.

Слова, кажется, попали в него – тот удивлённо поднял глаза, в этот момент смотрел так, будто был гораздо мудрее и старше. Странно, правда?

– Ты хороший, Кай. Я рад, что ты мой друг.

И улыбнулся широко, просто и по‑детски.

– Я тоже рад, что ты мой друг, Ульф. – Протянул ему руку для прощания.

Детина медленно поднялся. Я смотрел на него снизу вверх – тот заслонял тусклое солнце, что с трудом пробивалось сквозь пелену облаков.

Тогда Ульф сделал то, что уже делал однажды – шагнул вперёд и крепко, но на этот раз как‑то бережно схватил меня в медвежьи объятья. Только теперь держал долго, а я, перестав бороться, просто расслабился в руках этого странного человека с чистой душой.

Так мы и стояли, обнявшись, секунд двадцать. Огромный ребёнок и человек, который попал сюда не пойми каким образом.

Ульф отпустил меня, смотрел, и просто молчал, и я тоже молчал – не знаю, чего ждал.

– Кай, – сказал парень низким голосом. – Если Ульф нужен… Ульф пойдёт с тобой.

Я опустил голову. Значит, вот как – решать мне, и если решение окажется неверным, последствия могут быть плачевными.

Останься детина здесь, что его ждёт? Скорее всего, ничего хорошего. Кто ещё станет с ним возиться? К нему нужен особый подход и терпение, только тогда потенциал раскрывается. Да и сама деревня… не факт, что простоит хоть сколько‑то, а там, в городе… Я мог бы попробовать пристроить пристроить парня – обеспечить жильём, работой…

«Вот же чёрт,» – подумал. – «Это огромная ноша». Но Ульф – отменный молотобоец, таких ещё поискать.

Смотрел на по‑детски искреннее лицо и понял: этот огромный детина был редчайшим представителем незамутнённой доброты в жестоком мире. Я не мог его здесь оставить, но и не мог на сто процентов быть уверенным, что там ему будет лучше.

«Дима, это просто решение, которое нужно принять,» – сказал себе. – «Ты делал это тысячу раз и знаешь, как лучше. Но никогда не сможешь предугадать всё. Неопределённость – одно из свойств жизни».

– Да, Ульф, – вырвалось твёрдо, и сам удивился, как внезапно ушли сомнения. – Ты мне нужен.

Детина снова расплылся в своей счастливой улыбке.

– Тогда идём. – Тот кивнул. – Вот только… если Брик теперь с духами… можно предам его тело земле?

Я удивлённо на него посмотрел.

– Чтобы… – Ульф задумался, подбирая слова, – … чтобы зимой ему не было холодно и чтобы червяки его не съели, а то как он потом будет с папкой их собирать?

– Конечно, старина, – голос дрогнул. – Конечно, можно. Я… я пойду, зайду к Брику сперва, попрощаюсь.

Повернулся, толкнул хлипкую дверь и заглянул в лачугу – внутри почти пусто. Земляной пол, треснувшая бочка в углу и грубо сколоченная из досок лежанка – на ней, укрытый тонкой мешковиной, на соломенной подстилке лежал Брик. Рядом догорала маленькая масляная лампа.

Лицо было спокойным и даже каким‑то… умиротворённым – это вызывало смешанные чувства. Может, и вправду, когда здесь люди уходят, они просто смешиваются с Ци, становятся частью всего? Возвращаются к источнику? И может, ему и вправду сейчас хорошо.

Шёл медленно, и с каждым шагом лицо мальчика становилось всё отчётливее – тонкие ресницы, короткие волосы, припорошенные пылью и золой, чумазое, но такое доброе лицо.

Опустился на колени и просто смотрел. Мальчишка будто уснул после долгого дня, полного игр и веселья.

Коснулся его плеча – то было холодным, как лёд. Хотелось что‑то сказать, но прагматик внутри твердил, что в этом нет никакого смысла – Брик ушёл. Всё же рука сама по себе нащупала жилку на шее – пульса нет. «А может, как со Свеном?» – промелькнул где‑то в глубине души ядовитый червячок надежды, но от него стало только тяжелее.

– Спасибо тебе, Брик, – прошептал. – Ты был отличным помощником, пусть и так недолго.

Крепче сжал его плечо, а затем убрал руку и просто сидел молча, прощаясь с отважным человечком навсегда.

Встав, шмыгнул носом и вышел на заснеженную улицу. Там всё ещё стоял Ульф – смотрел на мелко падающие хлопья, что кружились в воздухе, будто в танце. Стихии было безразлично до человеческого горя – у неё была своя жизнь, и если к ней подключиться, можно на время забыть о проблемах – так, видимо, и делал сейчас Ульф. Просто смотрел на снег и радовался этому явлению, как ребёнок. «Мне есть чему у него поучиться,» – подумал я.

Дальше помог громиле – нашли пару лопат и что‑то вроде лома, чтобы долбить начинающую промерзать землю. Работали быстро и слаженно – завернули маленькое тело в чистую тряпицу, которую принёс из дома Гуннара. Опустили в вырытую ямку и молча закопали.

Ульф уже не грустил – даже улыбался и, бросая комья земли в яму, что‑то рассказывал Брику о том, что тот не поверит, но они с Каем едут в город! В сам Чёрный Замок, чтобы делать формочки для пирожков! Вот те, кто называл его «Ульфом‑тугодумом», обзавидуются!

Когда всё было кончено, молотобоец просто сказал:

– Пока, Брик.

Помахал на прощание маленькому холмику земли, и мы пошли.

У парня вещей немного – весь скарб уместился в один старый холщовый мешок: сменная рубаха, каменное огниво, деревянная ложка, миска и маленькая, вырезанная из дерева фигурка волка. Мы отнесли его поклажу ко мне в кузню и начали сбор всего, что понадобится в дороге и в Чёрном Замке.

Нашли всё, что можно было использовать в качестве тары: старые ящики, мешки из‑под угля, куски плотной ткани. Взял новые вещи, немного еды, посуду – только самое необходимое. Из кузни забрал весь хороший металлолом, лучшие инструменты и, конечно, свой новый ручник. Угля почти не осталось, так что больше сырья решил не брать. Бросил тоскливый взгляд на большую наковальню – слишком громоздкая. Решил взять и недоделанные тяги для новых мехов как напоминание о незавершённом деле.

Когда всё было готово, попросил Ульфа подождать в кузне, а сам направился к Свену. В его мастерской было пусто, поэтому прошёл чуть дальше по улице – туда, где, как знал, плотник живёт. Дом у него крепкий и ухоженный – сруб из светлого дерева с резными защитными рунами на ставнях и крыльце.

Постучал в дверь – открыла Марта. Женщина была уставшей, но спокойной, только глаза, покрасневшие и влажные, выдавали, что она всё ещё периодически плачет от радости возвращения мужа, от горя за погибших и от всего, что навалилось за эти два дня.

– Здравствуй, Кай, – сказала женщина, вытирая глаза уголком платка.

– Здравствуйте, Марта. Мастер Свен у себя? – спросил осторожно. Было немного неловко, что их потревожил.

– Да‑да, проходи, проходи, мальчик! Мы тебе всегда рады! Наш дом – твой дом! – Марта вдруг засуетилась, схватила меня за руку и, не дав опомниться, завела внутрь.

Внутри тепло, чисто и пахло деревом, хлебом и семьёй. Пол дощатый, на стенах висели вышитые полотенца, а в большом очаге весело потрескивал огонь. У очага, на широкой, застеленной шкурой лежанке, лежал сам рыжий. Его дети – рыжеволосая девочка и мальчик – прижались к мужчине с обеих сторон, слушая, как тот что‑то тихо рассказывает. Увидев меня, плотник медленно приподнялся.

– Марта, не зови мужика мальчиком! – устало улыбаясь, прохрипел плотник. Свен ещё бледен, но чёрные вены с лица почти полностью сошли – сел, придерживаясь рукой за стену, и посмотрел на меня с улыбкой. Показалось, что как на боевого товарища.

– Здравствуйте, мастер Свен, – кивнул, осторожно проходя вглубь комнаты.

– Проходи, присаживайся! – Марта уже пододвигала табурет к столу. – Налить тебе отвару из шиповника и чабреца? Детки души в нём не чают, и тебе тоже понравится! Ой, какой ты нарядный! Одежда чистая, новая! Настоящий мастер! – восхищалась женщина, перепрыгивая с темы на тему.

– Ну‑ну, Марта, сядь, – хрипло рассмеялся Свен. – Дай гостю вздохнуть.

Мужик указал на табурет. Я сел, оперев локоть на стол, и лёгкая улыбка сама собой появилась на лице.

– Рад, что вам уже лучше, мастер Свен, – сказал ему скромно.

– То ли ещё будет, – просто ответил мне, пристально глядя. – Значит, уезжаешь?

В голосе прозвучала лёгкая тоска.

– А вы? – спросил с нескрываемым недоумением. – Разве вы не уезжаете? Здесь же опасно… того и гляди, снова беда придёт. Уж вам‑то не знать…

Я не мог поверить, что мужчина остаётся – просто не укладывалось в голове.

Тот тяжело вздохнул и посмотрел на свою жену.

– Мы тут… покумекали, да так и порешили, – сказал мужик с неопределённой интонацией – в ней чувствовалась и тревога за будущее, и что‑то ещё… упрямая верность своей земле.

Сглотнул, всё ещё пытаясь осмыслить его слова.

– А ты правильно делаешь, что едешь. Да у тебя и выбора‑то, поди, особого нет, – рыжий криво усмехнулся. – Слышал уже, что тебя завербовали… Меня тоже звали, но совсем без мастеров, говорят, Оплот оставлять нельзя. Людей‑то много остаётся – Торин тоже остался, так что совсем без кузни не пропадём. – Плотник посмотрел на меня, и в глазах появилась гордость. – А ты – прирождённый оружейник. Езжай, парень. Езжай и сделай в Замке такое оружие, чтобы этих тварей всех до единой перебить, чтобы с этой напастью раз и навсегда справиться. А там, глядишь, и назад вернёшься. Вся деревня тебя встречать выйдет, вот увидишь.

Свен откашлялся, пряча эмоции.

Я долго молчал, а затем просто кивнул.

– Мастер Свен, – сказал ему, – хотел забрать детали для мехов. Те, что вы успели сделать. Забрать с собой хочу и в Замке доделать.

Мужчина кивнул.

– Жаль, что здесь не успели закончить. Такая бы машина получилась… эх, ну да чего уж там, – Свен снова тепло улыбнулся. – Пойдём, завернём тебе всё с собой. Там ещё покумекать придётся, но осталось немного.

Пошли к нему в мастерскую – рыжий показал детали, которые сделал: два деревянных щита для мехов и, самое главное – маховик. Тяжёлое и массивное колесо из цельного куска дуба, с идеально выверенным центром тяжести – работа настоящего Мастера.

Отнесли в кузню и хорошенько упаковали, а затем, стоя посреди опустевшей улицы, Свен впервые за всё время сделал то, чего от него не ожидал – он шагнул ко мне и как‑то по‑отечески, неуклюже, притянул к себе, заключив в медвежьи объятья – почувствовал запах дерева, пота и ровное дыхание. Мужик сильно похлопал меня огромной ручищей по спине, а затем отпустил.

– Доброго пути тебе, кузнец.

– И вы… берегите себя, мастер.

Рыжий молча кивнул и, не оглядываясь, поковылял к своему дому. А я смотрел на его могучую спину и очень переживал за него и его семью, но оспаривать его решение не смел.

Вздохнув, направился к Ларсу. Он уже собирал свою поклажу – оказалось, решил отправиться в Чёрный замок, чтобы найти мастера Грома и продолжить учиться. Парень сильно переживал, что малодушничает, оставляя Оплот без кожевника, и всё время называл себя трусом.

– Ларс, ты в полном праве делать так, как считаешь нужным, – пытался его убедить. – Деревня может и недели не простоять. Это твоя жизнь.

Но тот, казалось, не слушал. Я забрал у паренька готовые кожаные «гармошки» для мехов и отправился к себе.

Когда солнце начало садиться, окрашивая грязный снег в кроваво‑красные тона, к кузне подъехала скрипучая телега. Мы с Ульфом принялись грузить скарб. Несколько молчаливых «Каменных Грифонов» следили за каждым действием, лица непроницаемы под стальными шлемами.

По всей главной улице, от дома старосты и до самых ворот, выстроилась длинная процессия – колонна беженцев – человек сто пятьдесят‑двести: женщины, старики, дети – все, кто выбрал будущее вместо почти гарантированной смерти, все, у кого хватило сил оторвать корни от этой земли. Когда эти люди уйдут, Оплот станет почти пустым – призраком самого себя.

Люди в основном молчали – лица были серыми, как пепел. Кто‑то, кому повезло, грузил вещи на общие повозки, но большинство несло всё в простых узлах за спиной. Видел, как старик тащит на себе стул, женщина – прялку, мальчик – деревянную лошадку. Многие забирали не вещи, а осколки прошлой жизни. Женщины крепко держали детей за руки, боясь потерять тех в суете.

А те, кто оставался, стояли на порогах домов и смотрели на нас без слёз и без проклятий – просто смотрели, и этот молчаливый взгляд был тяжелее камня.

Наконец, капитан Родерик, сидевший на вороном коне, как тёмный жнец, поднял руку:

– ВЫХОДИМ!

Холодный и властный голос прокатился над притихшей деревней, и вся колонна медленно двинулась в сторону ворот.

На душе скребли кошки – переживания за тех, кто остался: за Свена, за Ирму, за всех. Тревога за будущее этого места.

Но Огненная Ци, что ровно и сильно горела в глубине тела, непрестанно шептала другое – не слова, а ощущение твёрдости и надёжности, как у хорошего закалённого клинка.

«Сила – здесь, с тобой. А значит, справимся».

Встали рядом с повозкой вместе с Ульфом и шагнули в движущуюся реку людей, уходящих из прошлого в неизвестность.