Текст книги "Системный Кузнец. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ярослав Мечников

Соавторы: Павел Шимуро
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 48 страниц)

Глава 4

Разглядывая системные сообщения, почувствовал, как усталость уходит, уступая место пьянящему азарту. Улыбка сама собой расползлась по моему лицу. Колоссальная перспектива, сумасшедшая удача. Если бы у меня в прошлой жизни была такая «Система Божественного МЧС-ника», точно нашёл бы решение, как спасти того малыша и не погибнуть самому. От этой мысли горько хмыкнул.

Значит, Система, да? Задумчиво потёр подбородок. Теперь четко виделись все дефекты в работе Гуннара. Говорить ему об этом? Бесполезно, он сочтёт это за наглость, значит, не нужно, буду делать сам. А он пусть задаётся вопросами, почему мои гвозди входят в дерево как по маслу, а его – гнутся.

Кстати, о гвоздях. На первый ушло почти пятнадцать минут. Сделать сотню за оставшееся время, даже с Системой, казалось нереальной задачей. Нужна была оптимизация процесса.

Вновь сел на табуретку, но на этот раз подумать. Окинул взглядом кузницу – мой новый дом. Теперь, когда первая эйфория от победы прошла, я мог наконец рассмотреть это место трезвым взглядом.

Пол, на который сегодня так часто падал, – просто утоптанная до состояния камня земля. С точки зрения пожарной безопасности – идеальное решение, ничего не загорится. С точки зрения эргономики – катастрофа. Кочки и ямы так и ждали, чтобы ты споткнулся с раскалённой заготовкой в руках. Горн – примитивная груда камней, кое-как скреплённых глиной. Наковальня в центре – бесформенный кусок металла, её «лицо», то бишь верхняя часть, та самая, на которой лежит заготовка, было так избито, что выковать на нём что-то ровное было бы подвигом.

Потолок был низким – из толстых, почерневших от копоти балок, на которых висели клочья паутины. Он был абсолютно чёрным, словно его пропитали дёгтем. Это говорило о тысячах часов работы в помещении.

Встал и ноги сами понесли меня по комнате. Времени было мало, но дух исследователя, подогретый недавним успехом, требовал изучить своё новое рабочее место. Подошёл к верстаку, заваленному неструктурированным хламом. «Первым делом – организовать рабочее пространство,» – мелькнула профессиональная привычка. – «Каждый инструмент должен иметь своё место».

Подняв голову, увидел то, чего не замечал раньше – на стене, сложенной из таких же грубых камней, висела гладко оструганная доска. На ней ножом были высечены имена: Свен-плотник, Йорн-охотник, Староста, Гром-кожевник. Напротив имён – ряды зарубок, некоторые перечёркнуты. Долговая книга, простая и эффективная. Первое, что бросилось в глаза – зарубок было не так уж и много. Похоже, кузница едва сводила концы с концами.

И тут инстинкт пожарного, отточенный годами, ударил в набат. Угарный газ, куда он уходит? Я и раньше ощущал духоту, а теперь понял окончательно – вентиляции здесь не было. Маленькая дыра в крыше, кое-как прикрытая от дождя куском кожи – это не вентиляция, а насмешка. Весь смертельный невидимый газ, скапливаясь под потолком, медленно отравлял любого, кто здесь работал. Гуннар, скорее всего, уже страдал от хронического отравления, отсюда могла быть его вечная злоба.

Рука сама коснулась мехов – моих сегодняшних «партнёров». Грубая старая кожа, промасленная до черноты, сложенная гармошкой. Провёл пальцем по одной из складок и нащупал то, что и ожидал – маленькую дырочку, из которой при каждом качке со свистом уходила порция воздуха. Неэффективность, потери на каждом этапе. Кузница была не просто старой, она была больной и, похоже, лечить её придётся мне.

Выдохнув, подошёл к горну с металлом и вытащил новый пруток.

[Железный пруток (Обычный ранг. Качество: 25%)]

[Анализ: Высокое содержание шлака. Неравномерное сечение.]

Мусор, а не материал, но другого у меня не было. Взяв его в руки, посмотрел на системное сообщение. Нужно было придумать, как делать гвозди быстрее и не застревать на каждом этапе, выстроить что-то наподобие конвейера. Успеть к обеду… Возможно ли это? Не знаю, но я всегда находил решение в своей прошлой жизни и был уверен, что смогу найти его и сейчас.

«Разделяй и властвуй,» – всплыл в голове принцип спасательных операций. Нельзя делать всё сразу. Нужно разбить процесс на чёткие повторяемые операции.

Первый этап: нагрев. Решил греть не один конец прутка, а сразу несколько – веером. Взяв три прутка, сунул их в горн, работая мехами плавно, поддерживая, как уверяла Система, стабильную оранжевую температуру.

Второй этап: остриё. Выхватил первый пруток. Теперь, с загруженной в голову инструкцией, стало понятно, как действовать. Четыре лёгких удара с поворотом, молот звенел под моей рукой и теперь слушался лучше. Затем отложил этот пруток на край наковальни, чтобы он не остыл полностью и схватил второй. Снова четыре удара. Потом третий пруток. Пока работал с третьим, первый уже начал темнеть, вернул его в огонь.

Это был конвейер: пока одна заготовка греется, две другие – в работе. Перестал думать – тело двигалось само, подстёгиваемое знанием Системы и моей собственной волей. Руки всё ещё дрожали от усталости, спина ныла тупой болью, но в моих действиях появилась логика и ритм.

Третий этап: отрубание и шляпка. Я брал пруток с уже готовым остриём, вставлял в гвоздильню. Удар зубилом, затем четыре точных удара по торцу. Готово, следующий.

Первые десять гвоздей вышли всё ещё кривоватыми. Тело не слушалось. Умом понимал, как надо бить, но мышцы, слабые и нетренированные, не могли в точности повторить команду мозга. Удар получался то сильнее, то слабее.

[Создан: Гвоздь (Обычный ранг. Качество: 20%)]

[Ошибка: Нестабильная сила удара при формировании шляпки.]

Двадцать! Вдвое лучше моего самого первого гвоздя! Это зарядило бешеным оптимизмом и ощущением, что у меня действительно может что-то получиться! Но было очевидно – можно сделать их качественнее.

Стиснув зубы, с каждым новым гвоздём всё лучше чувствовал инструмент, точнее соизмерял силу. Пот заливал глаза, рубаха на спине давно превратилась в мокрую тряпку. Мышцы плеча горели так, будто в них вонзили раскалённый гвоздь. Но я не останавливался.

Двадцатый гвоздь. Тридцатый. Мои движения стали экономичнее. Уже перестал делать лишние шаги и замахи. Кузница наполнилась ровным мелодичным звоном.

К пятидесятому гвоздю вошёл в «состояние потока», которое иногда ловил на пожарах. Мир сузился до огня, металла и молота. Больше не чувствовал боли, только лёгкость и концентрацию. Система подсказывала, что температура идеальна, но я и сам это видел – по цвету и тому, как податливо ведёт себя металл.

Но вот тело предавало, оно имело свой предел.

После шестидесятого гвоздя почувствовал, как мир качнулся. Руки вдруг стали свинцовыми, молот в них казался неподъёмной кувалдой. Промахнулся, ударив по наковальне, оглушительный звон врезал по ушам и я пошатнулся, едва не упав. Истощённая физическая оболочка Кая исчерпала свой ресурс.

Опёрся о верстак, тяжело дыша. В ведре лежала внушительная куча гвоздей – не сотня, но каждый из последних пятнадцати был если не идеальным, то точно приличным гвоздём.

[Создан: Гвоздь (Обычный ранг. Качество: 27%)]

[Анализ: Удовлетворительная техника формовки. Геометрия близка к чертежу. Качество ограничено исходным материалом и нестабильной силой удара.]

Двадцать семь процентов. Уставился на сообщение и кривая усмешка тронула мои губы. Вышло увеличить качество почти втрое с момента первой попытки. Это был прогресс. Чувство профессионального удовлетворения, знакомое мне по прошлой жизни, пробивалось сквозь боль в мышцах.

Ошибки всё ещё были. Система бесстрастно констатировала, что мои удары нестабильны, и это чувствовалось: руки дрожали от усталости, и последний, четвёртый удар по шляпке часто получался то слабее, то сильнее, чем нужно.

Но двадцать семь процентов! Это уже не брак. Это был гвоздь, который плотник Свен, возможно, не отбросил бы с презрением.

Даже если бы я был в идеальной форме и отточил технику, то всё равно упёрся бы в потолок. Система ясно давала понять – проблема также в материале. Это ржавое железо, которое Гуннар называл заготовками, просто не могло стать чем-то лучшим.

Как же добиться ста процентов? Мысли унеслись вперёд: нужна очистка руды, нужна правильная плавка… Целая пропасть знаний отделяла меня от этой цели.

Ладно, это потом, задачи на будущее. А сейчас то, что мне удалось сделать несколько десятков более-менее приличных гвоздей – уже достижение.

Кряхтя, склонился над ведром со своими поделками и начал их считать, откладывая в сторону самые удачные. Один, два… десять… двадцать…

Шестьдесят два. Не сотня, которую требовал кузнец. Но это была не просто работа, это было заявление.

Посмотрел на свои руки – они были покрыты свежими мозолями, мелкими ожогами и дрожали от усталости. Присев на пол, прислонился спиной к прохладным камням стены и закрыл глаза.

Мне нужно было передохнуть, хотя бы минут десять. Сейчас в любом случае не смогу ничего сделать, а если Гуннар или этот Свен задержатся то, может быть, успею сварганить ещё десятка два.

Поджал губы, надеяться на это не стоит – по моим внутренним прикидкам, прошло уже точно больше трёх часов. Это всё ещё было медленно, но я ведь только учусь и нужно обязательно похвалить себя за достижения.

Сон стремительно забирал меня, веки налились свинцом. Заставил себя открыть глаза, просто разжать их со всей силы, до боли.

– Так-так-так, нельзя спать, – пробормотал тихо. – Не самая лучшая картина для вошедшего в кузню – увидеть подмастерье, клюющего носом. Вставай, Дима.

С силой выдохнул, стараясь изгнать из себя сон и, оперевшись о стену, начал медленно подниматься на ноги. В этот момент двустворчатые двери кузни с резким скрипом распахнулись, впуская внутрь яркий дневной свет. Инстинктивно зажмурившись, обернулся.

На пороге стоял здоровенный мужик. Не как кузнец, тот был хоть и крепким, но всё-таки чересчур грузным, с пивным брюхом. Этот же был сложен как скала – высокий, широкой в плечах, но при этом поджарый, без единой капли лишнего жира. Коротко стриженные тёмные волосы, смуглая кожа и чёрная кожаная повязка на одном глазу. Он излучал хищную уверенность и полное безразличие ко всему, что слабее его. Настрой у него был, скажем так, недружелюбный.

За ним следом в полумрак кузни шагнули ещё двое, двигаясь так же тихо, как волки. Один был помоложе, с длинными чёрными волосами, собранными сзади в тугой хвост. Второй, с русыми волосами и такой же русой короткой бородой, был ниже и коренастее остальных.

Оба были одеты в кожаную одежду и на поясе у каждого висел охотничий меч.

Одноглазый стоял на пороге, и его единственный тёмный глаз медленно обвёл кузницу. Он скользнул по остывающему горну, по наковальне, по беспорядку на верстаке и, наконец, остановился на мне, словно хищник, оценивая добычу. Тело инстинктивно сжалось, но я тут же заставил себя выпрямиться. Может, я и слабак в этом теле, но внутри меня всё ещё был мужик-спасатель, и хрен я покажу вам свой страх.

– Гуннар где? – голос у гиганта был хриплый, как скрежет камня о камень.

Сглотнул вязкую слюну. В этот момент память Кая пронзила сознание. Этот человек был мне знаком – Йорн Одноглазый, командир ополчения, вожак охотников. Сильнейший воин этого поселения, чей род тянулся от самых первых камней, заложенных в основание частокола. Человек, которого здесь уважали и боялись в равной мере.

Я знал его, потому что его знал отец Кая и очень хорошо. Они были друзьями, вместе водили людей в дикие леса. Это знание смутило, потому что взгляд, которым Йорн сейчас буравил меня, не содержал и тени былой дружбы, только холодное презрение. Чувства мальчишки, его обида и досада, снова захлестнули меня. Обида на то, что тебя ни во что не ставят, что ты – лишь тень своего великого отца. Но мой собственный взрослый опыт тут же вернул в реальность – в этом мире, похоже, ценятся только текущие заслуги. А у меня их не было.

– Язык проглотил⁉ – рыкнул Йорн и его голос стал злее. Кажется, молчание затянулось, а его раздражение росло.

Мужик стоял, сложив мощные руки на груди и сверлил меня единственным глазом. Охотники за его спиной вели себя расслабленно: тот, что с русой бородкой, с любопытством рассматривал кучу металлолома, а тот, что с хвостом, присел на табуретку и уставился себе под ноги.

Как ни старался, сохранить хладнокровие не получилось.

– Гуннар… – начал я, и одноглазый тут же хмыкнул, скривив губы от такого непочтительного обращения к мастеру.

– Мастер Гуннар, – тут же поправил себя, – ушёл к… – Чёрт, слово вылетело из головы! Откашлявшись, пытался выиграть секунду. – К рудознатцам.

Мужчина переглянулся со своими товарищами. Бородатый усмехнулся, а хвостатый покачал головой, не отрывая взгляда от своих ботинок.

– Вот же старый хрыч, – прорычал Йорн, выдыхая с шумом, как паровоз. Затем, без всякого предупреждения, его рука легла на рукоять меча и он с резко вытащил клинок из ножен. Кивнул остальным, и те, как по команде, сделали то же самое. Все трое смотрели на меня, как на врага.

Время будто остановилось, в голове была только одна мысль: «Как же тупо будет вот так сдохнуть, едва получив второй шанс. И, главное, непонятно за что⁈»

– Не надо, – жалобные слова вылетели изо рта. Очевидно, это скорее был страх Кая, чем мой, но разницы это не делало.

Здоровый мужик нахмурился, его глаз на несколько секунд уплыл куда-то в сторону – будто задумался. А затем его суровое лицо вдруг треснуло и он разразился хохотом. Громким и раскатистым, но от этого не менее пугающим, чем боевой клич.

– Ты что, щенок, решил, что мы тебя резать пришли⁈

Вылупившись на него, моргал, и только в этот момент до меня дошло, какую ересь сморозил. Почувствовал, как кровь приливает к щекам и, чтобы скрыть позор, тоже выдавил из себя кривую улыбку, а затем нервный смешок. Двое других охотников усмехнулись.

Но так же внезапно, как и начался, смех Йорна оборвался. Не сразу понял, в чём дело и всё ещё глупо хихикал, но, поймав его взгляд, тут же замолк. Лицо громилы снова стало предельно серьёзным.

Он подошёл ближе и моё новое тело инстинктивно сжалось. Кулаки невольно стиснулись, готовясь защищаться, хотя и понимал, что это бред.

Но одноглазый просто прошёл мимо. Он остановился у наковальни, повертел в руках свой меч, а затем, с выражением брезгливоции, бросил его на земляной пол, прямо к моим ногам. Металл глухо лязгнул о камень. Двое других молча сделали ровно то же самое.

– Передай этому пьянчуге, – проговорил гигант зловеще и тихо, – что его клинки годятся только на то, чтобы ковырять навоз. Моё терпение кончилось.

Опустив взгляд, увидел: на каждом из трёх клинков, лежавших в пыли, были повреждения, которые Система называла критическим дефектом. На одном – длинная трещина. На другом – глубокая выщерблина на лезвии. Третий был просто согнут в дугу. Последствия некачественной закалки, перегретого металла и использования зашлакованных материалов. Качество тут даже не оставляло желать лучшего, его просто не было.

[Меч ополченца (Обычный ранг. Качество: 24%)]

[Структурная целостность нарушена. Обнаружена трещина напряжения из-за неравномерной закалки.]

– Я таскался к нему по старой дружбе, – голос Йорна был полон разочарования. – И из уважения к его предку. Старик Торвальд ковал сталь, что пела в руке. Для Чёрного Замка ковал! А этот… – гигант запнулся и в его глазу сверкнула ярость, – этот пьянчуга делает клинки из навоза и окалины, которые ломаются о кости первого же вепря. Дружба дружбой, а шкуры моих ребят мне дороже.

Он шагнул вперёд, набрал полный рот слюны и смачно харкнул прямо на выщербленное лезвие одного из мечей. Густой плевок медленно пополз по грязному металлу.

– Так и передай, – процедил мужик.

Йорн смотрел на меня ещё несколько секунд и в его единственном глазу была видна холодная решимость. Он будто проверял, дошло ли до меня каждое его слово. Мне не оставалось ничего, кроме как медленно кивнуть.

Охотник подал знак своим людям и, не оборачиваясь, вышел из кузни. Двое других последовали за ним, так же молча, как и вошли, оставив после себя лишь тишину и три сломанных меча в пыли.

Глава 5

Я ещё долго стоял неподвижно, пытаясь переварить произошедшее.

Значит, это правда. Старик делал действительно некачественные вещи. Даже оружие, от которого зависели жизни людей.

И в этот момент память Кая хлынула в меня новым потоком. Недостающие пазлы выстраивались в чёткую картину. В деревне, что звалась «Вересковый Оплот», охотники стояли на самой вершине негласной иерархии, почти наравне со старостой. Настоящих потомственных охотников, как Йорн, было всего пятеро – они были щитом и кормильцами этого места. В случае большой беды к ним присоединялось ополчение – крестьяне и ремесленники, но это была крайняя мера. Сила охотников была несоизмеримо выше.

Их называли практиками, они шли по тому самому пути Закалки Тела. Только если я едва царапнул первую ступень, Йорн, по рассказам местных жителей, стоял на восьмой из девяти. Память Кая услужливо подсказала, что это считалось почти недостижимым свершением не только здесь, но и во внешнем мире, о котором мальчик мало что знал. За Закалкой Тела следовали и другие стадии, но о них в поселении ходили лишь туманные легенды. Обладатель тела знал только, что его отец был очень близок к переходу на следующую и гордился им до безумия.

Восьмая ступень… Что это значило на практике? Если бы тот одноглазый захотел, он бы, наверное, мог одним ударом кулака расколоть каменную кладку этой кузни.

Для меня, Дмитрия, такие способности были за гранью. В моей прошлой жизни законы физики и химии были моей религией. Там не было места мистической энергии Ци. Но здесь… здесь мне нужно было менять своё мышление. Как можно быстрее, если я хотел чего-то добиться, вылезти из этой грязи. Да что там – чтобы просто выжить.

Взгляд вновь упал на мечи. Качество двадцать четыре процента, у второго так вообще девятнадцать. Система бесстрастно подтверждала слова Йорна. Это был грубо сколоченный хлам. Как этот старик вообще посмел отдать такое воину уровня этого гиганта? На что он рассчитывал, на старую дружбу?

Пальцы хотели взять один из клинков, понять каждую ошибку, допущенную при ковке, но я одёрнул себя. Послание охотника было не в словах, оно было здесь, в этой пыли – три сломанных клинка, один из которых оплёван. Это нужно было оставить как есть. В точности.

Вот же дерьмо, и почему передавать эту «весть» придётся именно мне? Всю свою ярость от этого унижения Гуннар выместит на единственном, кто будет под рукой. На своём подмастерье.

Единственный мой щит – работа, чтобы доказать свою полезность.

Встал и подошёл к ящику с заготовками. Он был пуст. Высыпав на пол остатки, увидел печальную картину – три кривых прутка, этого не хватит и на десяток гвоздей, а значит, придётся импровизировать. Я решительно направился к углу, где валялась куча ржавого металлолома. Нужно было найти в этом хламе хоть что-то, из чего можно вытянуть пруток. Было не ясно, сколько у меня времени, но отчаянно хотелось, чтобы к приходу кузнеца и плотника на полу лежала не только дурная весть, но и гора сделанных гвоздей.

Рылся в куче металлолома, как одержимый, времени на раздумья не было, только инстинкт. Мой взгляд зацепился за старый обод от колеса, память мальчишки подсказала, что Гуннар иногда перековывал такие на полосы. Может, получится?

[Обод (Обычный ранг. Качество: 25%)] [Примечание: Неоднородная структура. Участки с разным содержанием шлака.]

Не самое лучшее качество, но выбора не было, прутков на все гвозди не хватит. Закинув кусок обода в горн, работал мехами яростно, но экономно. Когда металл раскалился, я попытался отрубить от него кусок и протянуть в пруток. Это был ад – металл был вязким, он не тёк, а рвался под молотом. Руки мгновенно забились, первые две заготовки были испорчены.

«Спокойно, Дима, – выругался мысленно. – Анализируй».

Ошибка нашлась – обод был не цельным, а сваренным из нескольких кусков разного качества. Пришлось работать аккуратнее, отрубая мелкие части и проковывая их отдельно, это было медленно и муторно. Из всего ободя у меня вышло всего три-четыре кривых, но пригодных прутка.

Время уходило. Я использовал остатки старых заготовок и то, что сумел сделать сам. Ритм сбивался, тело отказывалось слушаться, каждый гвоздь был борьбой. Мозг знал теорию, но руки подростка не поспевали за разумом взрослого. Удар, который должен был быть лёгким, выходил сильным. Поворот, который должен был быть быстрым – запоздалым.

В итоге сделал ещё семнадцать штук. Они были заметно лучше моих первых попыток, но до идеала им было как до луны.

Я как раз выбивал из гвоздильни ещё один, когда снаружи, рядом с дверью, послышались голоса…

– Ты на эти гвозди особо не рассчитывай, Свен, – голос Гуннара, хриплый и насмешливый, донёсся из-за двери. – Этот щенок до этого дня молоток в руках держал, только чтоб мне его таскать. Я так, смеха ради согласился. Погляжу, как он обделается, да по шее настучу для науки.

– Старый ты бармалей, – ответил ему уже невесёлый голос плотника. – То-то от тебя все шарахаются. Сказал бы сразу, что в мальчишку не веришь, я бы к братьям-оружейникам пошёл. У них бы точно дело пошло.

Дверь с протяжным скрипом отворилась. Обернулся, вытирая о грязную рубаху руки, почерневшие от сажи и пота, и не смог сдержать злорадной усмешки. Значит, вот как ты обо мне думаешь, громила? Что ж, тебя ждут сразу два сюрприза: мои готовые гвозди и твои оплёванные мечи.

Кузнец вошёл первым и застыл на пороге, словно споткнувшись о невидимую стену. Его взгляд метнулся от моего ведра, наполненного гвоздями, к трём тёмным полосам металла, валяющимся в пыли у моих ног. Было видно, как его мозг пытается обработать эту картину, но осознать её у него не выходит.

Свен вошёл следом и на его лице вновь появилась его фирменная улыбка. Тишина затянулась, нужно было её прервать.

Поднял тяжёлое ведро, сделал шаг вперёд и протянул его рыжему плотнику.

– Вот, – сказал я тихо, стараясь не выдать своего триумфа. – Семьдесят девять штук. На большее заготовок не хватило, пришлось из обода тянуть, а это время.

Говорил это почти извиняющимся тоном, но внутри меня всё пело.

Свен перевёл взгляд с ведра на старика и в его весёлых глазах читалось: «Ты проспорил, старый хрыч». Он шагнул вперёд, собираясь, видимо, оценить мою работу, но тут его взгляд упал на клинки, лежащие на земле. Плотник замер.

Атмосфера в кузне изменилась мгновенно. Рыжий посмотрел на Гуннара, лицо кузнеца было пепельно-серым. Было заметно, как у него на лбу выступили капли пота и дёрнулся кадык, когда он сглотнул.

Мужчина нервно облизал губы, его большие кулаки то сжимались, то разжимались. Он явно не знал, что сказать или сделать.

– Ладно, – наконец еле слышно пробормотал Свен, нарушая тишину. – Семьдесят… девять – тоже сгодится.

Рыжий мужчина подошёл к ведру, не глядя больше ни на мечи, ни на друга кузнеца. Зачерпнул горсть моих гвоздей и, не разглядывая, начал рассовывать их по многочисленным карманам своего рабочего фартука. Он коротко, но с явным уважением кивнул мне, а затем повернулся к окаменевшему здоровяку.

– Ну ты это… не кипятись больно, – неловко бросил он. – По гвоздям завтра долг занесу… что положено.

И, не дожидаясь ответа, Свен быстро вышел, оставив нас с Гуннаром наедине.

Тот стоял неподвижно, как статуя. Дышал медленно и беззвучно, но я видел, как вздымается и опадает его могучая грудь.

– Что это? – спросил мужик. Голос был тихим – почти шёпот, но в нём была такая ярость, что воздух в кузне загустел.

Мне стало неловко и страшно. Понятия не имел, как тот отреагирует, как преподнести ему эту правду.

– Это Йорн… – начал было я.

– И так знаю, чей это меч, недомерок, – прошипел кузнец сквозь зубы, не повышая голоса. – Я сам его ковал.

– Вы сами спросили… – пролепетал сквозь страх.

Гуннар замолчал, но было видно, как наливаются кровью его глаза.

– Вон, – сказал он тихо.

Сердце ухнуло куда-то вниз. Вот и всё? Он меня выгоняет? Но я ведь ничего не сделал! Наоборот, всё сделал как надо, для его постоянного клиента! Обида и чувство несправедливости обожгли меня изнутри, но не был до конца уверен, что старик имеет в виду.

– Вы… вы меня прогоняете? – решился спросить и голос дрогнул.

Его взгляд медленно поднялся и впился в меня.

– Завтра жду, – сказал он просто, и в голосе его, на удивление, не было гнева. Только смертельная усталость. – Отдыхай сегодня.

Кивнул и плечи мои обмякли. Шумно выдохнул всё напряжение, скопившееся за эти минуты и, не поднимая головы, поплёлся к двери. Когда рука уже легла на ручку, услышал за спиной его голос. Всего одно слово, брошенное в пустоту:

– Заслужил.

Тут же замер. Чего-чего, а такого от старого медведя не ожидал. Неужели… похвалил? Улыбка сама полезла на лицо, сердце застучало от какой-то детской радости. Сам не понял, почему меня это так тронуло, ведь он меня бесит, бьёт, унижает… но…

Вдруг снова вспомнилась картина: три сломанных клинка в пыли, плевок на стали, горькие слова Йорна о великом отце и никчёмном сыне. Мне стало жаль Гуннара.

Обернувшись, хотел что-то сказать, сам не зная что. Может, слова поддержки, но, увидев его могучую ссутулившуюся спину, понял – сейчас ему нужно одно – остаться одному.

Молча открыл дверь и шагнул наружу.

Ноги несли по деревне на автомате, неизвестно куда. Внутри боролись два чувства: торжество первой победы и какое-то скверное послевкусие.

Резко остановился посреди грязной улицы. Нет. Хватит. Думай о себе, Дима.

В этом жестоком мире, куда я попал, непонятно как и за что, первое правило – выжить. А чтобы это сделать, нужно становиться сильнее, умнее и заботиться о собственном благополучии. Сейчас нет место для жалости. Гуннар – взрослый мужик, и то, что он работает спустя рукава – его личная ответственность, как-нибудь справится.

Деревня, над которой висела пелена непроглядных облаков, жила своей жизнью. Прохожие то и дело косились на меня: кто-то с пренебрежением, кто-то с едва заметным сочувствием. Все знали, кто я такой. Сирота Кай. Одиночка. Человек, до которого никому нет дела.

Мимо, поднимая пыль, пронеслась группа совсем маленьких детей, лет пяти-шести. Они с азартом пинали какой-то кожаный свёрток, играя в подобие футбола. Один из них споткнулся, растянулся в грязи и тут же залился жалобным плачем. Остальные не бросились помогать – остановились и начали громко смеяться. Даже в этом возрасте проявление слабости здесь считалось позором.

Стоя на широкой улице, только сейчас окинул её внимательным взглядом, понимая устройство деревни. Это была главная артерия, спускавшаяся с холма, на котором стояло всё поселение, окружённое тёмным кольцом частокола. На самой вершине, возвышаясь над остальными постройками, виднелось двухэтажное здание. Его первый этаж был сложен из массивных каменных блоков, второй – из толстых брёвен. Здесь, среди кривых хижин, этот дом казался крепостью. Память Кая тут же подсказала – дом старосты. Административный центр, зал суда и самое безопасное место в Оплоте, где решались судьбы и вершилось правосудие.

Вдоль улицы тянулся ремесленный ряд. Вот кожевенная мастерская, от которой ветер нёс кислую вонь дубильных ям и едкий запах аммиака. Дальше – дом плотника Свена. Оттуда доносился ритмичный звук пилы, рассекающей древесину. Дальше виднелась гончарня, из трубы которой вился дымок.

От главной улицы растекались узкие протоптанные тропы, ведущие к домам простых крестьян.

Но где же моё жилиство? Куда мне идти? За всё это время ни разу не задумался об этом. Но тело помнило, ноги сами несли вниз по склону, туда, где кончалась деревня и начинались задворки. Туда, куда дожди смывали всю грязь и нечистоты.

Ведомый чувствами Кая, я ощутил волну ненависти. Он ненавидел это место. Особенно сильно – после того, как остался совсем один.

Дошёл почти до самых ворот. Массивные, из просыревшего дерева, они держались на честном слове и грубых подпорках. Было очевидно, что их давно не ремонтировали: между створками была широкая щель, под воротами виднелся свежий подкоп, оставленный каким-то зверем. Между поленьями самого частокола – дыры, кое-как заткнутые хворостом. Вокруг грязь и вонь стояли такие, что я невольно зажал нос рукой.

Теперь направо, в узкий проулок, зажатый между частоколом и задней стеной чьего-то сарая. Ещё несколько минут по скользкой грязи, и вот я на месте.

Передо мной была моя лачуга. «Дом» – это слово было для неё оскорблением. Это была нора, вросшая в землю, как гнилой гриб. Её единственная стена, выходившая в проулок, покосилась и грозила рухнуть. Старая глина обвалилась, из каркаса торчали клочья соломы. Крыша прогнила и сквозь дыры в ней уже пробивались наглые сорняки. Всё это строение выглядело так, будто достаточно было одного хорошего пинка, чтобы оно сложилось, как карточный домик. Подойдя к низкой перекошенной двери и, собравшись с духом, толкнул её. Она отворилась с протяжным скрипом.

Не сразу решился переступить через порог. Мгновение стоял там, вдыхая затхлый воздух, идущий из тёмного проёма. Но делать было нечего – другого жилья не было.

Шагнув внутрь, стало ясно, в каком аду жил этот мальчик. Тяжёлый вздох вырвался из груди и чувство острого сострадания разлилось внутри, вытесняя всю мою недавнюю злость и триумф. Я покачал головой. Мало того, что он был совершенно один, совсем ребёнок, так ещё и в таких условиях.

Стены этой лачуги были насмешкой над самим понятием «стена». Сквозняк гулял здесь так же свободно, как на улице. Они были сделаны из самого дешёвого, что можно было придумать – смеси навоза, глины и соломы, налепленной на каркас из гнилых досок. Местами смесь осыпалась и сквозь дыры виднелась серая улица. Крыша была не лучше. Подняв голову, увидел хмурое небо в трёх или четырёх прорехах в покрытии. Во время дождя здесь, должно быть, лило, как из ведра.

Пол – такой же, как в кузнице: голая земля, на которой были разбросаны редкие клочки соломы. Зачем они здесь, я сначала не понял, но потом взгляд упал на лежанку в самом дальнем углу. Там соломы было навалено побольше, образуя подобие матраса. Рядом валялось тряпьё, служившее одеялом – оно источало такой густой запах пота, сырости и плесени, что он ощущался даже на расстоянии в три метра.

В центре комнаты, словно алтарь в храме нищеты, стояло то, что в этом доме служило столом – просто огромный плоский валун, который сюда кто-то когда-то притащил. Никаких стульев, ничего. В углу чернел примитивный очаг – несколько камней, сложенных кругом, а над ним висел треснувший горшок. Единственным признаком того, что здесь кто-то живёт, были несколько деревянных колышков в стене, на которых висела ещё более рваная, чем моя, рубаха.