Текст книги "Системный Кузнец. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ярослав Мечников

Соавторы: Павел Шимуро
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 48 страниц)

Кнут стоял у самого края прохода, вглядываясь во тьму, и пересчитывал каждого выбегающего.

– Двадцать два! Ещё десять! – кричал старый бригадир срывающимся голосом.

– Закрываем! Закрываем! – перекрикивал старика молодой охранник, вцепившийся в рукоять ворота. – Они уже близко!

– НЕТ, ЖДЁМ! – рявкнул Арн, хотя у самого в голове билась предательская мысль: «Закрыть. Пожертвовать десятью, чтобы спасти сотню, и тогда смогу увидеть семью». Но если ОНИ прорвутся сюда – не выживет никто.

– ЗАКРЫВАЕМ, АРН! НАМ ВСЕМ КОНЕЦ, ЕСЛИ НЕ ЗАКРОЕМ! – голос молодого охранника сорвался на плач, глаза парня наполнились детскими слезами.

Закрыть. Или не закрыть? Внутри бились две мысли, как две ненавидящие друг друга птицы: долг командира и желание выжить.

Арн бросил отчаянный взгляд на Кнута, но в глазах бригадира не нашёл ответа – только тот же животный страх.

И когда из тьмы, спотыкаясь, показался ещё один шахтёр, сердце Арна не выдержало. Дождавшись, когда работяга переступил границу зева и упал на липкий снег – Арн отдал приказ.

– ЗАКРЫВАЕМ! – проорал так громко, как только мог, перекрикивая вой ветра и грохот, идущий из недр земли.

Охранники с криком навалились всем весом на рукояти ворота. Железная решётка со скрежетом начала опускаться. Все мужчины, что были теперь снаружи, замерли и, затаив дыхание, смотрели. Из туннеля уже доносились крики – не визг тварей, а человеческие крики, полные отчаяния, а затем – ужаса и агонии.

– А‑А‑А‑А‑А… – сдавленный вопль, который тут же был оборван чавканьем.

Решётка опустилась наполовину.

Тут из тьмы показалась ещё одна фигура – шахтёр, чьи глаза были такими перепуганными, и так вылезли из орбит, что Арн никогда не видел ничего подобного. «Ещё одна жизнь. Он может успеть,» – промелькнуло в голове у старого воина.

Работяга бежал из последних сил – седые волосы чёрные от сажи и мокрые от пота. Он сделал последний рывок…

…когда за ним из темноты хлынуло ОНО.

Не просто рой, а живая река хитина, жвал и сотен быстрых ножек. Воин бывал внизу с Торгримом – видел, как тот испепелял тварей, но никогда не видел столько.

Рой нёсся с невероятной скоростью, с рёвом и стрекотом заполняя туннель.

«Конец,» – промелькнуло в голове у Арна.

Поток смёл шахтёра мгновенно, не заметив. Решётка с глухим ударом опустилась почти полностью, но поздно – десятки тварей прорвались снизу. Решётка остановилась, упёршись в твёрдые хитиновые панцири, и застряла. Из узкой щели полезли существа с сотнями острых зубов.

Охранники с криками повыхватывали мечи, а рабочие, которые до этого стояли в ступоре, развернулись и с воплями ужаса побежали назад, куда глядят глаза.

«Это конец,» – ещё раз, на этот раз отчётливо, подумал Арн – мысль была холодной и безразличной. Даже в тот самый момент, когда первая тварь прыгнула на него, мужчина почему‑то увидел не клацающие жвалы, а смеющиеся лица каждой из своих трёх дочерей.

Глава 13

– Кай! Снег! Смотри! – донёсся сзади восторженный голос Брика.

Я стоял у холодного горна, методично укладывая растопку, но мыслями был далеко. Думал о том, что узнал про зачарование рун, о том, что непременно хочу освоить это искусство, совместить с кузнечным ремеслом и создавать лучшее оружие… Мысли бродили то там, то тут, словно погрузился куда‑то очень глубоко, или, как говорят, «залип».

Когда мальчишка окликнул меня, медленно обернулся, словно всё ещё не в силах вернуться в пахнущую металлом кузню.

– А? Что?

– Снег пошёл!

Пацан смотрел ошалелыми глазами – чумазое лицо светилось от счастья, будто тот увидел живого Деда Мороза.

Я подошёл к открытой двери – действительно, за спиной Брика, в сером воздухе, плавно кружась, опускались первые белые хлопья, укрывая грязные улицы Оплота, будто кто‑то посыпал с небес белую крупу.

– Рановато ещё вроде, – проговорил задумчиво, и в голове тут же начал формироваться план. Зимняя одежда… у Кая её не было, а зимы здесь суровые, и лучше хорошенько к ним подготовиться. То же касается и запасов продуктов, дров и вообще…

Вдруг размышления разбила холодная мысль: «Если деревня вообще выстоит».

Куда‑то меня понесло. У нас тут неотложная проблема, а я уже размечтался о зиме.

Наконец смог сфокусироваться. Увидел, как снежинки опускаются на растрёпанные волосы Брика, на его щёки, и тут же тают от тепла его кожи. Мальчик широко улыбался, глядя во все глаза то на меня, то на стихию, что белым саваном накрывала Оплот.

– Я очень люблю зиму! – воскликнул он. – Вот только… холодно бывает очень. Папка дрова экономил… Но зато – красиво как! Всё белым‑бело! – мечтательно протянул паренёк, продолжая заворожённо смотреть на падающий снег.

Я вздохнул.

– Да, Брик. И вправду очень красиво.

Сделал несколько шагов и вышел на улицу, бросив привычный взгляд на далёкие пики гор – к удивлению, не нашёл их – те исчезли, плотно укрытые белым маревом, которое надвигалось на нас со стороны горизонта.

Люди повыходили из домов. Кто‑то из стариков ворчал себе под нос, недовольный ранним приходом зимы, а те, что помоложе, как и Брик смотрели на медленный танец хлопьев. Совсем малыши с визгом ловили снежинки на язык, собирали первый снег в ладоши и подбрасывали вверх или пуляли собранными комочками в товарищей.

– Пойдём в дом, Брик, – сказал, стряхивая снег с плеч. – Нужно поесть, а потом работать. Сегодня тоже трудиться будем до ночи.

Мальчик кивнул, и восторженное лицо неохотно стало серьёзным, после мы направились в дом.

Внутри тепло и уютно. Пацан оказался отличным хозяином – навёл порядок не только в кузне, но и здесь – всё было чисто и на своих местах. Я подошёл к очагу и налил полную миску каши – она пахла пряными травами, которые мальчишка, видимо, смог выменять на рынке. В каше виднелись добрые куски мяса – юный повар не поскупился.

– Вкусно пахнет, Брик. Ты большой молодец, – решил похвалить паренька.

И это чистая правда – заслужил. Несмотря на то, что команда собралась странная – сплошь пацаны‑изгои (хоть Ульф по возрасту и был старше) – парни оказались надёжными.

– Я ещё лепёшку купил! – гордо заявил мальчик. – Почти задарма вышло! Тётка, что печёт – папкина знакомая. Подумал, что без хлеба не то будет. – Он вдруг смутился. – Если скажешь, что не нужно, больше не буду.

– Нет, ты что, – улыбнулся. – Хлеб – это хорошо. Пусть будет. Молодец, что догадался.

Настроение у меня было странное. Вместе с тихим снегом пришло вязкое чувство тревоги, будто это было не просто начало зимы, а затишье перед сильной бурей.

Вроде бы всё шло хорошо: удалось договориться с мастерами, оружие должно получиться отличным – теперь только штампуй да пускай дальше по производственной цепи, но на душе было неспокойно – в голову то и дело лезли непрошеные картинки: вот прямо сейчас, сквозь пелену снега, донесётся крик дозорного: «Падальщики!». Начнётся хаос, а бежать будет некуда.

Стали посещать предательские мысли о том, чтобы уехать. Тут же обрывал их – понимая, что не могу просто так всё бросить. Да и куда ехать? Здесь я уже, считай, обжился – здесь кузня и моё дело, но ощущение неминуемой беды давило на плечи.

А ещё где‑то на фоне присутствовало чувство, что старания напрасны. Что даже двадцать, тридцать, а то и сотня гвизарм могут не спасти.

Надеялся, что хотя бы староста или, скорее, его жена – уж не поймёшь, кто там у них главный – прислушается к моему предложению и прикажет укрепить периметр перед частоколом.

За всеми мыслями не заметил, как доел кашу. Еда была вкусной и сытной, но тревога перетягивала внимание, так что вкус почувствовал только тогда, когда ложка коснулась дна пустой миски.

Ещё раз поблагодарил Брика, а затем, отодвинув мысли в сторону, позвал Ульфа – предстояла работа – единственное, что могло отвлечь от гнетущего ожидания.

Объяснил молотобойцу, что предстоит. Для него наш штамп окончательно закрепился в сознании как «формочка для пирожков», и я не стал его переубеждать.

– Да, Ульф. Теперь мы как раз и будем печь эти «пирожки», – сказал ему. – Для этого потребуется горячий горн, очень податливый металл и твои сильные удары. Мы будем класть раскалённое железо в эту ямку, а ты – бить по крышечке, чтобы впечатать его в форму. Понял?

– Бить. Сильно бить, – подтвердил молотобоец.

Я кивнул, и мы начали.

Первым делом выбрал один из слитков, принесённых людьми Борга. Засунули в горн и довели до нужной температуры, затем отрубили от него кусок нужного размера. После этого вновь раздули горн до светло‑жёлтого жара.

– Давай! – крикнул, выхватывая раскалённый до состояния полужидкого теста кусок металла и быстро укладывая тот в углубление матрицы.

Ульф тут же накрыл его пуансоном.

– Бей!

Парень поднял кувалду и обрушил вниз. Раздался сокрушительный удар – раскалённый металл, словно вода, брызнул из‑под штампа огненными струйками.

Но тут же возникла проблема – пуансон от мощного удара приварился к заготовке.

– Чёрт! – выругался я.

Пришлось потратить время, чтобы сбить его боковым ударом ручника. Когда сняли пуансон, увидел, что заготовка не до конца заполнила форму.

– Недостаточно жара, – пробормотал. – Или удар был один, но не совсем по центру.

Новая попытка. Снова нагрел заготовку, на этот раз ещё сильнее.

– Ульф, теперь делай не один удар, а три – быстрых, сильных, один за другим! Понял? Три!

– Три, – кивнул громила.

Снова уложил металл в матрицу, а Ульф накрыл.

– Давай!

Удар! Удар! Удар! Три оглушительных удара, слившихся в раскат грома. На этот раз, когда сбил пуансон, увидел, что заготовка идеально заполнила форму – победа!

Мы отрубили излишки, и в клещах оказался грубый, но уже узнаваемый наконечник гвизармы.

Оставалась термообработка. Я провёл нормализацию, а затем, во время финального нагрева перед закалкой, сосредоточился – нельзя позволить себе полностью истощить резерв Ци на первом же изделии, ведь предстояло сделать десятки таких.

Начал дышать, используя «Дыхание Жизни» прямо во время работы. Вдыхал жар от горна, пропускал через себя и тут же, на выдохе, вливал тонкой струйкой в нагревающийся клинок. Это сложно – одновременно контролировать и входящий, и исходящий потоки.

[ВНИМАНИЕ! Вы интуитивно используете технику «Огненный Круговорот». Эффективность «Вливания Духа» повышена, расход выносливости увеличен.]

Поймал идеальный вишнёвый цвет и опустил лезвие в масло. Когда всё было закончено, держал в руках нашу первую работу.

[Создан: Наконечник Гвизармы (Редкий ранг. Качество: 51 %)]

[Анализ: Материал – качественное железо. Формовка (штамповка) – хорошая. Термообработка и «Вливание Духа» – хорошие.]

[Свойство: «Каменная кромка». Режущая кромка обладает повышенной прочностью и сопротивлением сколам.]

Глядел на первое творение, и воодушевление заполнило до краев. Я создал новое для этой деревни оружие, опираясь не только на Систему, но и на собственный опыт встречи с падальщиками.

– Ну, как тебе, Ульф⁈

Парень подошёл, посмотрел на наконечник.

– Пирожок.

– Это, Ульф, – не выдержал и рассмеялся, – гвизарма. Запомни, старина: гви‑зар‑ма. Почему это важно? Потому что если ты вдруг скажешь кому‑то из ополченцев, что выдаёшь им «пирожки», нас могут неправильно понять.

Помнится, обещал показать старосте первый образец, но останавливаться сейчас казалось кощунством. Что Борин сделает? Зарубит производство? Чушь собачья. Тратить драгоценное время на беготню и пустые разговоры не хотелось. Этот старый пень и так уже получил то, что хотел – видимость контроля.

Тревога за будущее и азарт от создания нового подстёгивали работать не покладая рук. Мы продолжили: второй наконечник, третий. Ульф был как настоящий заводской пресс – мощный, точный и безотказный, не требовал отдыха, но краем глаза подметил, что на лбу детины проступила испарина, а дыхание утяжелилось. Может, молотобоец и устал, вот только молчал, продолжая исполнять всё, что я просил.

– Ульф, – сказал, останавливая процесс. – Передохнём.

Здоровяк замер с поднятой кувалдой, глядя с недоумением.

– Если ты устал – обязательно говори, не молчи. Это важно. – Подошёл к нему ближе. – Ты – мой работник. Я должен знать, что с тобой всё в порядке – если перетрудишься, надорвёшься, потом может быть худо. Знаю, что ты не особо разговорчивый, но в этом деле молчать нельзя. Понял?

Паренек долго глядел сквозь меня, а затем его лицо приняло жалобное выражение.

– Нельзя отдыхать, – низко прогудел он. – Отдыхать – плохо. А то твари придут и всех убьют.

Молотобоец сказал это с твёрдостью, на которую способен только ребёнок, повторяющий страшную истину.

– Знаю. Нельзя, – сказал ему тихо. – Но всё‑таки нужно. Хотя бы ненадолго.

– Будем работать, – упрямо повторил Ульф.

Я посмотрел в глаза этому огромному детине, и в их глубине промелькнуло что‑то трогательное – не страх, а ответственность. Улыбнулся, и к горлу подкатил ком – этот «тугодум», «деревенский дурачок» переживал за жителей Оплота, возможно, больше, чем остальные. У него был неведомый мне внутренний мир, и мир этот был огромен.

Кивнул ему.

– Хорошо, Ульф. Будем работать.

Продолжили. Четвертый наконечник пошёл легче, пятый – ещё быстрее. Поймали ритм. Огонь, металл, удар, шипение – всё слилось в единый процесс. Я уже не отдавал команды вслух, а лишь кивал, делал лёгкое движение, и Ульф тут же откликался.

К шестому наконечнику начал чувствовать, что концентрация слабеет. Приходилось прилагать всё больше усилий, чтобы удерживать поток Ци, вливая в сталь. Седьмой… Восьмой… Мы работали как одержимые, подстёгиваемые страхом и азартом. Кузня наполнилась жаром и запахом раскалённого металла.

Девятый наконечник – вытащил заготовку из горна, и рука дрогнула. Клещи едва не выпустили огненный кусок стали. Ульф, который до этого работал как вечный двигатель, теперь тяжело пыхтел. Лицо детины стало пунцовым, а по шее и рукам струился пот. Заметил, как после очередного удара руки парня, державшие кувалду, мелко‑мелко задрожали.

– Так… всё, – запыхавшись, проговорил я, когда молотобоец нанёс финальный удар по штампу. – На сегодня… хватит.

Посмотрел на него твёрдо, пытаясь убедить в необходимости остановиться.

– Нам нужно поспать хотя бы несколько часов, а потом продолжим, иначе завтра не сможем поднять даже молоток.

В этот момент, когда пот ручьями стекал по нашим лицам, а воздух в кузне был густым от жара и усталости, дверь беззвучно отворилась.

На пороге, словно Смерть, явившаяся за нашими душами, выросла тёмная фигура в капюшоне. Лицо скрыто в тени, но по хищной манере двигаться и по давящей ауре, заполнившей помещение, я сразу понял, кто это.

Ульф замер, а затем тут же опустил взгляд в пол.

– Иди в дом, – сказал молотобойцу, не сводя глаз с гостя. – Поешь, а потом – спать.

– Ладно, – произнёс детина с сочувствием, что оставляет меня одного с человеком, который ему явно не нравился.

Ульф, обойдя Ориана по широкой дуге, выскользнул из кузни. Я медленно подошёл к двери и закрыл её.

Мужчина грациозно прошёл к верстаку, на котором были разложены восемь готовых наконечников – их ещё предстояло обточить, но они уже блестели в неровном свете огня.

Алхимик так и не снял капюшон. Видел лишь тёмную фигуру со спины – плащ усыпан снежинками, которые, попадая в тёплый воздух кузни, таяли, оставляя влажные пятна.

– Ранний снег – всегда к большой беде, – прошептал Ориан, не оборачиваясь – голос неразличим на фоне треска углей. – Так говорят духи, но не каждый их слышит.

– И без духов понятно, что беды не миновать, – ответил, скрестив руки на груди. – Раз рой этих тварей расползся по лесу.

Алхимик хмыкнул носом, а затем медленно повернулся. Долго смотрел на меня из‑под тени капюшона – чёрных глаз не было видно. Наконец, поднёс руки к лицу и опустил капюшон.

И я удивился – в этот раз в лице не было надменности или скрытой угрозы – мышцы расслаблены, а во взгляде читалась усталость. Мужчина казался чем‑то расстроенным или озабоченным – что‑то явно изменилось.

– Хорошо, – сказал Ориан очень просто.

Что имел в виду? Оценку оружия? Или что‑то ещё? Решил не отвечать, выжидая, что будет дальше.

Мужчина снял с пояса кожаный мешочек, что был перевязан тонкой лентой, на которой вышиты крошечные символы – руны. Даже мешочек сделан рукой мастера.

Пальцы, длинные и тонкие, развязали ленту. Алхимик достал маленький стеклянный флакон, в котором переливалась тёмно‑зелёная жидкость, и аккуратно поставил его на верстак.

– Вот. Масло, о котором говорил. Но чтобы нанести его…

Руки Ориана снова нырнули в мешочек и на этот раз извлекли флакон побольше. В нём виднелась жидкость ярко‑жёлтого, почти кислотного цвета.

– … сначала необходимо нанести на остриё узор вот этой жидкостью. – Мужчина поднял на меня тёмные глаза. – Когда буду это делать, щенок, ты отвернёшься – это таинство, и ты к нему причастен не будешь.

Говорил строго, но без угрозы – просто условие.

– После чего – масло, его ты нанесёшь сам. Рука кузнеца, создавшего клинок, даст дополнительную силу. Как и почему – не спрашивай, просто сделай. – Пауза. – И запомни – это не навсегда. Одна‑две битвы – и масло нужно наносить снова. Клинок питается силой и его нужно кормить.

– У нас не будет одной или двух битв, мастер Ориан, – сказал по привычке защищаясь. – Скорее всего, дело решится за один раз – или выстоим, или нет.

– Может быть, – алхимик шикнул, прерывая меня. – А может и нет – никто не знает. В любом случае, масло – твоё. Растираешь тонким слоем. На один раз – одна капля.

– На один наконечник?

– Да, на один наконечник. А теперь… мне нужно, чтобы ты вышел.

Предложение не нравилось. В моей кузне, с моим оружием будут делать что‑то, чего я не знаю и не вижу. Простоял несколько секунд, борясь с собой.

– Хорошо, – наконец выдавил. – Только мне нужно достать ещё один наконечник из штампа – он ещё не остыл.

Подошёл к наковальне, где лежал остывающий штамп. Взяв молоток и зубило, несколькими осторожными ударами сбил пуансон. Затем перевернул матрицу, и из неё на подставленный кусок кожи выпал тускло светящийся наконечник.

Мужчина всё это время стоял как статуя, не шевелясь.

Я тихо вышел на морозный воздух. Снег, оказывается, так и не прекратился – улицы покрылись белым полотном, на котором плясал луч света, пробивающийся из‑под двери кузни. Где‑то высоко, за пеленой облаков и падающих снежинок, угадывался тусклый свет луны.

Тяжело вздохнул. Ци была практически на нуле – я измотан до предела, и холод тут же начал пробирать до костей. «Внутренний горн» пуст и не согревал.

Что же алхимик там делает? Наносит невидимые символы? Шепчет заговоры? Мысли крутились в голове, и меня одолела досада – я не мог подглядеть, увидеть этот процесс, а ведь это знание могло бы очень пригодиться в будущем.

«Ладно, Дима, не всё сразу,» – мысленно одёрнул себя. – «Ты и так прошёл уже огромный путь».

Ещё недавно сидел в квартире в Москве, а между сменами ходил играть в мини‑футбол с мужиками, а теперь стою под снегом в чужом мире и создаю оружие, которое, возможно, спасёт не только мою, но и чужие жизни.

Постояв ещё секунду в холодной тишине, развернулся и побрёл в дом.

Глава 14

В доме тихо. На лежанке, свернувшись калачиком под шкурой, мерно посапывал Брик. Ульф сидел за столом над пустой миской и, водя по поверхности пальцем, изучал трещины на старых дубовых досках.

Я аккуратно подошёл к мальчонке и потряс за плечо – тот неохотно открыл глаза, но видно, что пацан всё ещё в мире снов. Стало особенно очевидно – передо мной всего лишь маленький и уставший ребёнок.

В памяти всплыла картинка из другой жизни: племянник, так же заснувший на диване перед телевизором. Жена брата, смеясь, вела его в приготовленную постель. Малыш упал на чистую простынь и, не выходя из сновидений, тут же заснул вновь.

Вот только Брику предстояло идти на другой конец деревни в морозную ночь, под падающим снегом. В захудалой кофтёнке и таких же штанах, а про ботинки и вовсе молчу.

Вытащил из мешочка сорок медяков и вложил их в его ладошку.

– Брик, возьми. – Наклонился. – Закажешь у Гретты тёплую одежду – самую простую, но тёплую. Обещай.

Мальчик от тяжести монет тут же проснулся, сел, протёр глаза и уставился на медные кругляши, не дыша.

– Не надо! – воскликнул вдруг сиплым голосом. – Я… я сам заработаю.

– Зима уже, – сказал спокойно, тоном, не терпящим возражений. – Простынешь. Как я тут без тебя буду, а? Кто мне кашу сварит?

Пацан посмотрел на меня, и лицо расплылось в счастливой улыбке. У меня на душе стало тепло.

– Давай, беги домой – растопи хорошенько очаг и спи. Завтра будет много работы.

Легонько хлопнул его по плечу. Тот кивнул, спрятал монеты и, натянув рваные башмаки, выскользнул за дверь, в снежную ночь. Ульф молча поднялся, чтобы последовать за ним.

– Ульф, подожди, – окликнул его.

Достал из мешочка ещё десять медяков и протянул детине.

Ульф тупо посмотрел на монеты в руке, потом на меня.

– Много, – с укоризной пророкотал он.

– Нормально, – взял его огромную ладонь и вложил в неё монеты. – Заслужил.

Громила долго смотрел на меня. В безмятежных глазах что‑то мелькнуло – изумление человека, который вдруг обнаруживает, что он способен изумляться.

А затем здоровяк шагнул вперёд и обхватил меня своими ручищами.

Я не успел ничего понять, только почувствовал его сокрушительную силу, запах пота и дыма – не объятие друга, а скорее благодарность существа, которое, возможно, никого и никогда в жизни не обнимало.

И так же внезапно, как и начал, Ульф отпустил, резко развернулся и, опустив голову, почти бегом вывалился наружу.

В доме стало тише прежнего. Только нараставшая за стенами сруба вьюга завывала песню.

Рухнул на лежанку и попытался размышлять. Вернее, пытался заставить себя, но сфокусироваться на конкретных мыслях было невозможно – перед глазами, одна за другой, мелькали навязчивые картинки: вот чёрная волна падальщиков вырывается из заснеженного леса и бросается на хлипкие стены, вот слышатся крики, плач детей, треск ломающихся брёвен.

Потряс головой, пытаясь отогнать образы, но те продолжали лезть в сознание.

Не выдержав, встал и начал мерить шагами комнату. Просто ходил туда‑сюда, не в силах унять тревогу. Больше находиться здесь, пока в кузне алхимик творит что‑то непонятное, не мог, а ведь хотел подождать хотя бы полчаса… Нет, не могу.

Открыл дверь и вышел из дома, направившись обратно в кузницу.

Когда вошёл, мужчина стоял ко мне спиной, склонившись над верстаком. Лысая голова блестела в огненных отблесках горна. Ориан не обернулся. Я, стараясь не шуметь, прошёл и сел на табурет, вперившись взглядом в спину мужику.

– Смотреть нельзя, – тихо, не отрываясь от дела, сказал тот увлечённым и сосредоточенным голосом.

– Почему? – спросил я.

Мужчина замер, не ожидая такого простого вопроса.

– Потому что таинства алхимиков передаются от мастера к ученику, и никак иначе, – медленно выпрямился, но так и не повернулся. – И то, лишь в том случае, если у ученика обнаруживается подходящий Дар. Это не кузнечное ремесло – ему не учатся, а принимают и постигают.

– А у вас есть ученик? – не унимался, глуша любопытством разъедающую изнутри тревогу.

– Нет.

– Почему?

Ориан снова замер. Слышал его размеренное дыхание. По нему было видно, что мужчина о чём‑то думает: то ли как ответить, то ли как заставить меня замолчать. К удивлению, он аккуратно отложил флакон в сторону, медленно повернулся и посмотрел на меня. В полумраке увидел, как уголки губ алхимика дрогнули в усмешке.

– Ты очень любопытен… – запнулся, будто хотел назвать меня по имени, но передумал. – … сын Арвальда.

– Я хочу стать хорошим мастером, – сказал прямо. – И то, что вы делаете, очень увлекло мои мысли. Есть ли шанс, что могу постигнуть то, как вы усиливаете оружие?

– Чтобы постигнуть это, – алхимик произнёс последнее слово с нажимом, – нужно посвятить этому свою жизнь – не год, не два – всю. Я бы сказал, что нужно оставить одно ремесло, чтобы начать изучать другое. А ты… – окинул оценивающим взглядом. – Ты получил свой шанс в кузне – используй его разумно. Не бросайся из стороны в сторону, как глупый мальчишка, забежавший на цветочное поле.

Ориан шагнул ближе, и голос стал тише, но весомее.

– Возьми один цветок и изучи его – каждый лепесток, каждую прожилку. Пойми, как тот пьёт воду, как тянется к солнцу. И только когда постигнешь его до самого корня, только тогда бери следующий.

Алхимик говорил спокойно, без прежнего презрения. На удивление, сегодня это будто другой человек. Что с ним произошло? Мысль не давала покоя. Его что, подменили?

«Эх, знал бы мужик, как многому я успел научиться за короткое время с помощью Системы,» – подумал про себя. – «Он бы поменял мнение. Я МОГУ освоить его мастерство – могу вплести его в кузнечное дело». В этом был твёрдо уверен.

Встал и подошёл чуть ближе.

– Покажите мне, что вы делаете, можете ничего не объяснять. Сами посудите, что смогу понять из этого? Я не знаю ни состава этих жидкостей, ни тонкостей процесса – просто до жути любопытно увидеть. И может быть, однажды… вы или кто‑то другой сможете показать больше. А может, даже научить.

Говорил, просто озвучивая мысли, но где‑то в глубине сознания билась холодная мысль: «Если увижу, Система сможет распознать процесс и в дальнейшем направить меня».

Мужчина молчал бесконечно долго, глядя на меня тёмными глазами. И сейчас, вблизи, они уже не пугали, не казались абсолютно чёрными, словно мог разглядеть в них их истинный цвет – очень глубокий, тёмно‑карий. Зрачки были огромными, а белок – не белым, а тёмно‑серым, испещрённым сетью красных прожилок.

– Я закончил, – сказал Ориан наконец, без интонации. – Масло на столе. Нанесёшь его сам.

– Куда наносить? – тут же спросил, поняв, что тот ничего не покажет. Не в этот раз.

– Увидишь. Вдоль лезвия – тонкий узор – маслом пропитаешь его. Завтра приду вновь и сделаю то же, что и сегодня.

Алхимик сказал небрежно, и тут же, не прощаясь и не оборачиваясь, поплыл в сторону выхода.

Дверь отворилась – меня обдало морозным воздухом, и целый ворох снежинок, закружившись в вихре, залетел в тепло кузни, медленно опускаясь на утоптанный земляной пол. Силуэт алхимика растворился в разыгравшейся буре, словно его и не было.

Что ж, сегодня не вышло, но что‑то подсказывало, что с должной настойчивостью смогу вытянуть из мужика некоторые секреты. Вопрос лишь в том, во что это встанет. Сегодня он благодушен, возможно, потому, что я делаю оружие для защиты его шкуры. Когда снова стану ненужным его интересам, этот змей опять будет презирать меня, называя щенком.

Стоял и тяжело дышал, не сразу заметив, как из глубин сознания, подкравшись бесшумно и усыпив бдительность, поднялась волна гнева Кая – обида и ненависть к этому человеку.

«Так, спокойно,» – мысленно приказал себе, снова загоняя чужие эмоции вглубь. – «Работаем с тем, что есть. Сейчас он ведёт себя иначе – не знаю точных причин этой перемены, но могу ей воспользоваться и завтра постараюсь сделать это снова».

Подошёл к верстаку, на котором были разложены восемь обработанных наконечников. Как только сфокусировал на них взгляд, тут же вспыхнуло окно Системы. Теперь, когда мужчина сделал своё дело, она смогла определить, что именно Ориан сотворил.

[Создан: Наконечник Гвизармы (Зачарованный)]

[Ранг: Редкий]

[Качество: 51 %]

[Анализ:]

[‑ Зачарование: На поверхность лезвия методом алхимического травления нанесён рунический узор «Голодный мох».]

[Свойства:]

[ «Энергетический сифон» (от рун): Рунический узор способен впитывать и накапливать духовную энергию из специальных алхимических составов (масел).]

[ «Едкая кровь» (активируемое свойство): При контакте с кровью духовных тварей накопленная в рунах энергия высвобождается, вызывая эффект, подобный действию сильной кислоты.]

Так вот оно что – мужик не просто нарисовал узор, а вытравил его. Ясно.

Поднял один из наконечников, всматриваясь. Свет от горна был тусклым, поэтому поднёс его как можно ближе к тлеющим углям – теперь видел.

Вдоль всего лезвия, почти у самой кромки, вился изящный узор. Он был выполнен в форме переплетающихся лент, которые, сплетаясь друг с другом, напоминали спираль ДНК. Как алхимик смог сделать так искусно и тонко? Ювелирная работа.

И что она в себе несла? Теперь знал – не просто узор, а что‑то вроде канала или конденсатора. Оружие внутри оружия.

– Система, – вырвалось шёпотом. – Сможешь определить состав? Узнать, что это конкретно? Может… сможешь открыть навык, основываясь на изучении узора?

[Анализ невозможен. Недостаточно данных для определения состава реагента. Для открытия навыка «Зачарование Рун» требуется базовый рунический алфавит и ранг «Мастер» в навыке «Гравировка».]

Вот же чёрт, значит, лёгкого пути не будет.

Отложил мысли об изучении и сосредоточился на задаче. Ориан оставил на верстаке не только флаконы, но и крошечный инструмент – тонкую стеклянную палочку с заострённым концом – видимо, для нанесения.

Взял первый наконечник и открыл флакон с густым маслом. Оно пахло озоном, землёй после дождя и чем‑то металлическим. Осторожно, кончиком стеклянной палочки, подцепил вязкую каплю.

Затаив дыхание, прикоснулся палочкой к началу вытравленного узора.

Тут же почувствовал, как руны откликнулись – ощутил лёгкую вибрацию и холод, прошедший по клинку. Масло, коснувшись узора, словно ожило – само, как вода, впитывающаяся в сухую губку, потекло по тончайшим каналам, заполняя их. Весь орнамент на мгновение вспыхнул тусклым светом и тут же погас.

Одна капля – один наконечник. В точности, как сказал алхимик.

Я работал в полной тишине, нарушаемой лишь треском углей и воем вьюги за стенами. Это была уже не работа кузнеца, а скорее ритуал, требующий предельной концентрации. Капля за каплей, орудие за орудием.

Закончил, когда глубокая ночь перевалила за середину. Глаза слипались, в голове стоял сплошной туман.

Осмотрел работу – восемь поблёскивающих в свете горна наконечников, лежащих в ряд. Я не чувствовал ничего – ни радости, ни волнения, ни даже удовлетворения, только усталость.

Закрыв кузню на замок, добрёл до дома. Не раздеваясь, рухнул на лежанку поверх волчьей шкуры и в тот же миг заснул.

За ночь снег почти растаял, превратив улицы Оплота в чавкающую грязевую кашу. Стоило ступить за порог, как башмаки тут же увязли почти наполовину.

Весь день мы провели в лихорадочном труде, не останавливались ни на минуту. Наконечники выходили из‑под конвейера один за другим. К нам то и дело заглядывал Свен, принося новую партию выточенных древок из Железного Ясеня. Мы тут же обжигали конический конец втулки на наконечнике и на горячую насаживали на древко – металл остывал, сжимаясь и схватывая дерево намертво. Мы со Свеном понимали друг друга с полуслова, лишь изредка обмениваясь удовлетворёнными взглядами. Кажется, рыжий плотник был более чем доволен тем, что получалось.