Текст книги "Системный Кузнец. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ярослав Мечников

Соавторы: Павел Шимуро
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 48 страниц)

Выйдя на центральную улицу, направился вверх по склону. Деревня уже жила своей обычной жизнью: женщины тащили воду от колодца, где‑то вдалеке лаяла собака. Кузница громилы располагалась примерно посередине улицы, по левую сторону. Вот он – крепкий сруб жилого дома, а рядом – приземистое здание мастерской.

Подёргал тяжёлую дверь – закрыто. К счастью, есть чем открыть. Провернул в замке ключ, механизм со скрежетом поддался, и я толкнул дверь.

Изнутри пахло холодом и запустением. Привычный запах кузницы – жар горна, пот, раскалённый металл. Теперь же пахнет остывшим камнем, старой сажей и сырой землёй. Было очевидно, что горн не разжигали уже несколько дней.

Внутри царил полумрак, и Гуннара нигде не было.

Прошёл внутрь, прикрыв дверь наполовину, чтобы впустить немного света, но не привлекать внимания с улицы. Вытащил из мешка точильные камни – те казались заметно тоньше, чем когда их брал. С тяжёлым вздохом сложил инструменты обратно в деревянную коробку. Кузнец точно будет недоволен, заметит износ и придётся платить… Сколько старик запросит за порчу инструмента? Десять медяков? Пятьдесят?

Взгляд упал на стойку с молотами. Подошёл и взял главный ручник боёк смещён в сторону, центр тяжести гулял. Чтобы нанести точный удар, приходилось постоянно напрягать и выворачивать запястье. Рукоять – просто обструганная прямая палка, без учёта анатомии руки, неудобная и скользкая – не инструмент, а пытка.

Отложил ручник и взял обеими руками кувалду – главное оружие молотобойца. Её проблема была в другом – весь вес сосредоточен в огромном бойке, а длинная рукоять казалась хлипкой и вибрировала при каждом замахе, отбивая руки. У неё не было инерции, не было души. Чтобы нанести сильный удар, приходилось вкладывать всю силу спины вместо того, чтобы позволить самому инструменту делать половину работы за счёт правильного разгона и баланса.

Стало предельно ясно: у Гуннара отвратительные инструменты. А чтобы создавать что‑то по‑настоящему качественное, в первую очередь нужно иметь идеальное орудие труда. Но как сказать ему об этом? Обвинить в том, что его молоты – хлам? Мужик просто ударит меня одним из них.

Нет, говорить не стоит – нужно делать. Сделаю хороший молот для себя, идеально сбалансированный и с правильной рукоятью. И уже им буду выполнять свою работу. Этот молот станет моим личным инструментом. Смогу забирать его с собой в лачугу или прятать здесь, в укромном месте.

Пока размышлял о перспективах, старая дверь за спиной громко скрипнула. По земляному полу прошаркали грузные шаги. Запах кислого пива и немытого тела ударил в нос раньше, чем услышал голос.

– Вернулся, щенок?

Глава 7

Кувалда дрогнула и едва не выпала от хриплого голоса. На мгновение даже оборачиваться не захотелось, чтобы увидеть это опухшее лицо. Но тут же одёрнул себя: «Спокойно, Дима. Ты тоже хорош – сточил его камни без спроса. Поумерь пыл. Не забывай, где ты и кто ты. Это его кузница и его правила».

Аккуратно повесил кувалду на место и медленно обернулся. Гуннар стоял в дверном проёме, массивное тело мужика полностью перекрывало свет. Он скалился, лениво почёсывая волосатое пузо, выпиравшее из‑под грязной рубахи. Фартука на нём не было, и выглядел старик так, будто только что проснулся после долгой пьянки.

– Добрый день, мастер Гуннар, – сказал ровно, как только мог. – Да, вернулся.

Больше добавлять ничего не стал. Нужно было понять, в каком мужчина настроении, что собирается делать. Просто стоял и внимательно, не моргая, смотрел на него.

Кузнец не двигался, продолжая чесаться. Чесотка у него, что ли? Выглядело отвратительно. Наконец, его губы расплылись в оскале, громила протяжно хмыкнул и шагнул вглубь кузницы. Чем ближе подходил, тем сильнее расползалась по кузне вонь от пота и перегара. Становилось не по себе – никогда не знаешь, чего ожидать от этого верзилы.

– Ну и чего ты там забыл, сопляк? – начал тот медленно, смакуя каждое слово. – Присосался к рудознатцам? К этим недоноскам?

Злость вскипела внутри. Какого хрена⁈ Сам морил Кая голодом, кормил чёрствыми лепешками, а потом и вовсе забил на то, что я буду есть, пока тот бухает! Сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы не сорваться.

– Да. Устроился работать, – ответил, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Точил для них клинки и инструменты.

Гуннар остановился в шаге от меня, нависая всей тушей. Его злобные глаза изучающе скользнули по рубахе, что отдали мне в лагере, по мешку с деньгами, который держал в руке.

– А чего назад припёрся? – спросил мужик резко.

Вопрос был таким внезапным, что заставил растеряться.

– Так вы же сами велели, чтобы я вернулся, – слова слетели с языка прежде, чем успел подумать. – Вот и вернулся.

– КТО ВЕЛЕЛ⁈ Я ВЕЛЕЛ⁈ – взревел Кузнец, так что я отшатнулся. Казалось, от этого басистого ора задрожала вся кузня, а услышала его вся улица. Старик подался вперёд, лицо налилось кровью. – РАЗВЕ Я ТЕБЯ ПРОСИЛ⁈ ОТВЕЧАЙ, ЩЕНОК! Я⁈

Дыхание перехватило, будто кто‑то сдавил грудь. Сердце заколотилось, как загнанная птица в клетке. Захотелось выкрикнуть что‑то в ответ, защититься… Но по факту Гуннар прав – он лично ничего не говорил. Я не знал, чья это была воля – Йорна или его.

– Нет… – голос превратился шёпот. – Нет, вы… вы меня не просили.

– НУ ТАК И КАКОГО ХРЕНА ТЫ ТАК ГОВОРИШЬ⁈ – окончательно взорвался кузнец, брызгая слюной. – СЛЕДИ ЗА СВОИМ ЯЗЫКОМ! А не то я тебя здесь же в землю и вобью, усёк⁈

Вот же скотина, какого хрена он так взъелся? Я ведь даже ещё ничего не сделал. Внутри всё кипело от несправедливости, но понимал – любое препирательство выйдет дороже. Промолчать? Или всё‑таки попытаться объяснить?

– Усёк, мастер Гуннар, – выдавил, пытаясь говорить ровно. – Но разве вы не говорили Йорну, чтобы он…

Не успел договорить.

Здоровая рука метнулась с неожиданной для такой туши скоростью. Грубые пальцы впились в воротник рубахи и сжали, как клещи. Кузнец дёрнул меня на себя, рывком поднимая так, что пятки почти оторвались от пола.

Я оказался лицом к лицу с ним, и меня обдало вонью перегара. Смотрел в налитые безумные глаза мужика, внутри которых горело адское пламя.

– Ты. Меня. Не услышал? – прорычал Гуннар прямо в лицо, вдалбливая каждое словно, будто молотобоец. – А? Я. Тебя. Ни о чём. Не просил.

Верзила замолчал, продолжая буравить сумасшедшим взглядом. Казалось, ещё слово, один неправильный взгляд – и тот снова потащит меня к бочке с водой. Всё тело било мелкой дрожью от адреналина, но я заставил себя молчать. Смотрел ему в глаза, и ровно, медленно дышал, пытаясь сохранить хоть крупицу самообладания.

– Я… я понял, мастер Гуннар, – сказал мужику – Вы. Меня. Ни о чём. Не просили.

Повторил его слова, как эхо. Тот глядел на меня ещё с десяток тяжёлых секунд, будто решая, сломал он меня или нет. Затем его хватка разжалась. Мужик резко отпустил рубаху и выпрямился, отступая на шаг.

– То‑то же, – прохрипел кузнец. – Ну так чего припёрся?

Я стоял, пытаясь унять дрожь и привести в порядок сбитое дыхание. Мужик был ещё разъярён, но, кажется, выпустил пар. Снова принялся лениво чесать брюхо, будто ничего не произошло.

Стало ясно, чего он добивается – устроил идиотский спектакль, унизил ради утверждения власти. Верзила хотел, чтобы я сам, добровольно, попросился обратно в рабство. Чтобы признал его важность и незаменимость.

Что ж, пусть будет так.

Мне нужна эта кузница. Мне нужны эти горн и наковальня.

Опустил голову.

– Я… – сделал паузу, проглатывая унижение. – Я вернулся, чтобы снова быть вашим подмастерьем, чтобы помогать и учиться ремеслу.

Старик смотрел сверху вниз и в глазах появилось удовлетворение. Посчитав, что победил, кузнец махнул рукой.

– Ладно. Тогда слушай внимательно, щенок, – Гуннар перешёл на деловой тон. – Чёрный Замок собирает ополчение по всем деревням Предела. Для них нужно ковать оружие, латать броню. Все кузни завалены заказами под завязку.

Мужик шумно почесал своё небритое лицо.

– Я замолвил за тебя слово старосте. Сказал, что ты мой единственный подмастеpье, и без тебя не справиться – так что призыв тебе не грозит. Можешь сказать спасибо.

Кузнец замолчал, выжидательно глядя на меня.

– Спасибо, мастер Гуннар, – тихо, но отчётливо сказал ему.

Тот удовлетворённо кивнул и продолжил.

– Да и на ширпотреб заказы появились, – продолжил верзила, обходя наковальню и лениво перебирая клещи на стойке. – Теперь это твоя обязанность. Ты показал, что с гвоздями справляешься. Значит, справишься и с остальным: крюки, скобы, ножи для баб. Днём – помогаешь мне с оружием для ополчения. Вечером, когда я ухожу – занимаешься ширпотребом. Будешь вкалывать как проклятый, на износ. И чтоб жалоб я от тебя не слышал. Иначе – пойдёшь вон.

Он бросил на меня тяжёлый взгляд.

– Вопросы?

Молчал, переваривая услышанное. Это было рабство – работа от рассвета до заката, без отдыха и передышки. Тело, едва оправившееся после нагрузок в лагере, могло просто не выдержать такого марафона.

Но… ширпотреб. Делать его самому, от начала и до конца – это же идеальный способ набить руку. Это доступ к горну, к наковальне, к металлолому. Это возможность экспериментировать, создавать инструменты, оттачивать технику. Это шанс, в конце концов!

– Я… я согласен, мастер Гуннар, – ответил твёрдо, принимая решение здесь и сейчас. Разбираться стану потом.

Конечно, будет сурово, не знаю, как выдержу. Но теперь у меня есть то, чего не было раньше – выбор. Деньги за пазухой и обретённая уверенность давали возможность в любой момент уйти, если пойму, что нахожусь на грани. Но чувствовалось и другое – теперь, когда пробудил в себе Огненную Ци, близость к горну стала не просто работой – теперь это постоянная практика с концентрированной Ци. Возможность постоянно наполняться энергией, ускоряя культивацию в десятки раз. Такой шанс нельзя было игнорировать, нужно хотя бы попытаться.

– Теперь ещё, – Гуннар подошёл к бочке с чистой водой и зачерпнув ковш, полил себе на голову. – Ты мне нужен крепким, а не дохлым. Так что переходишь на другой рацион – каждый день, когда заканчиваем смену, идёшь со мной в дом. Получаешь нормальный паёк: хлеб, кусок мяса или сыра, кашу. Чтоб хватило и с утра пожрать нормально, и в обед.

Старик с грохотом поставил ковш на место.

– Иначе сдохнешь через неделю. А нахрен ты мне такой нужен?

Молча кивнул. Неужели мужик наконец‑то понял, что нельзя морить голодом рабочую силу, от которой зависит выполнение срочных заказов. Или, может, решил, что теперь я стою того, чтобы меня кормить. Пока ещё не разобрался в его мотивах.

– Ну и последнее, – проворчал Гуннар.

Подошёл к верстаку, к деревянной коробке, куда я сложил его точильные камни. Огромная ручища сгребла тару и вытащила на свет. Он по одному достал каждый камень, повертел в мозолистых пальцах, оценивающе прищурился.

– С тебя серебряный. За пользование, – резко обернулся, стрельнув гневным взглядом.

Снова молча кивнул. Спорить или торговаться бессмысленно. Развязал мешок, отсчитал ровно сто тусклых медных монет и высыпал их звенящей горкой на грязный верстак.

– Вот.

Когда ссыпал монеты, мужик невольно заглянул в мешок. Видно было, как взгляд задержался на оставшейся там груде меди. Пятьсот шестьдесят – всё ещё целое состояние.

И в этот момент я заметил, как что‑то изменилось в лице верзилы. Презрение, что плескалось в его глазах, отступило. На его месте промелькнуло сложное выражение – смесь удивления, недоверия и чего‑то похожего на уважение. Гуннар перевёл взгляд на меня – мальчишку‑сироту, который ушёл в нищих лохмотьях, а вернулся с капиталом, который сам заработал.

Мужчина ничего не сказал. Просто сгрёб медяки со стола в огромную ладонь так, что те глухо звякнули. Затем молча развернулся и пошёл к выходу из кузни.

Уже в дверях, не оборачиваясь, бросил через плечо:

– Жди здесь.

Я остался один и только теперь позволил себе выдохнуть. Тело всё ещё била мелкая дрожь – остатки стресса, но теперь появилось облегчение. Всё закончилось лучше, чем мог надеяться.

Работа предстоит адская, это было и ежу понятно. В голове всплыла фраза из прошлой жизни… «Так закалялась сталь» – кажется, название книги – неважно, суть верна. Чтобы чего‑то добиться, чтобы стать кем‑то, нужно впахивать. Но важно, чтобы у этого «впахивания» был вектор. Не тупая работа ради работы, а осознанный труд ради обретения мастерства. И я понимал, что предложение Гуннара, при всей его жестокости – мой главный шанс.

Времени на отдых не будет. Придётся упарываться здесь до последней капли пота. Зато будет еда. Больше не придётся думать, где раздобыть чёрствую корку. Свой капитал смогу пустить на что‑то другое – на материалы, на инструменты, на будущее.

Но тут же возникла главная проблема – с таким безумным графиком – когда делать что‑то для себя? Когда выковать нормальный молот? Уж не говорю о том, чтобы начать работу над первым настоящим мечом из той особой стали, что раздобыл в лагере…

Взгляд упал на ненавистные мехи в углу, на их потрескавшуюся кожу. Первым делом нужно починить их, иначе буду тратить половину сил просто на то, чтобы компенсировать утечки воздуха, и на остальное не хватит. А в идеале – построить двойные. Или сделать привод от ножного колеса, чтобы не качать, а крутить… Но когда⁈ Когда всё это делать, если заказы для ополчения уже горят, и Гуннар, судя по всему, ждал только меня, чтобы начать? Или он просто приходил в себя после очередной пьянки?

Короче, времени на модернизацию и совершенствование технологии просто нет.

Подошёл к мехам и начал внимательно их осматривать с инженерной точки зрения. Провёл пальцами по деревянному рычагу, оценивая длину и точку опоры. Заглянул под кожаные складки, изучая конструкцию клапана. Мозг лихорадочно работал, перебирая варианты. Может, сделать новый клапан? Или изменить передаточное число рычага? Или всё‑таки рискнуть и заняться этим по ночам, урывая драгоценные часы сна? Но загонять себя нельзя, я это знал. Единственный выход – убедить Гуннара, донести до него всю пользу прогресса. Вот только как, чёрт возьми, пробиться через его мышление и взрывной нрав?..

Я так глубоко погрузился в мысли, прикидывая в голове схемы, что не сразу заметил, как воздух передо мной начал уплотняться. Он замерцал, переливаясь голубоватым светом, и перед моим взором развернулось системное сообщение:

[Глубокий анализ сложных конструкций и поиск путей их оптимизации достиг критической точки.]

[Открыт навык: «Инженерия (Новичок: 1)».]

[Новая функция разблокирована: «Библиотека Чертежей» (Ремесленная ветвь).]

[Описание: Открыт доступ к чертежам устройств, напрямую связанных с вашей веткой ремесленного развития. Для использования мысленно сфокусируйтесь на интересующей вас конструкции.]

Не успел до конца осознать смысл сообщения, как мир изменился.

Поскольку все мысли были поглощены мехами, реальность наложилась на видение. На месте старых мехов старика вдруг увидел полупрозрачный, светящийся голубым светом, чертёж. Тот висел прямо в воздухе, идеально вписанный в пространство кузницы. Видел, как расположить усовершенствованные двойные мехи, как к ним подвести привод от большого колеса…

Это было не просто изображение, а скорее откровение. В голове отчётливо сложилось полное понимание проекта: как именно это сделать, что понадобится, как одна деталь соотносится с другой.

Видел конструкцию двойных клиновидных мехов, установленных один над другим. Нижний – неподвижен, верхний – качается на оси. Они были соединены простой системой рычагов так, что когда один «вдыхал», второй «выдыхал», создавая непрерывный поток воздуха.

Но главным элементом был привод – вместо длинной и неудобной жерди‑рычага в чертеже было большое деревянное колесо‑маховик, установленное вертикально на собственной оси. От него к механизму мехов шёл кривошипно‑шатунный механизм, превращающий вращательное движение в качательное.

Сразу стала ясно гениальность этой простоты – раскрутив тяжёлый маховик, можно было потом лишь слегка подталкивать его, поддерживая вращение. Инерция колеса делала бы всю тяжёлую работу. Это означало экономию сил, плавность хода и идеально‑ровный поток воздуха в горн.

Мысли лихорадочно заработали, превращаясь в конкретный план.

Видение погасло, но чертёж остался выжженным в сознании. Конструкция была ясна. Оставалось самое сложное: придумать, где взять материалы и как, чёрт возьми, организовать саму работу в кузнице, которая мне не принадлежит.

Начал мысленно раскладывать проект на составляющие.

Первое: рама, рычаги и маховик. Это – работа для плотника. Смогу объяснить Свену, что нужно, нарисовав схему прямо на земле – уверен, мужик справится. Для несущей рамы и рычагов нужен дуб – он прочный, не деформируется под нагрузкой. А вот для самого колеса‑маховика и, особенно, для шатуна, нужен ясень – он не такой твёрдый, но упругий и отлично гасит вибрации, не расколется от постоянных нагрузок.

Второе: сами мехи. Новая кожа. Здесь без вариантов – идти к кожевнику, с которым только предстояло познакомиться. Понадобится большой кусок толстой, но гибкой бычьей кожи, хорошо промасленной.

Третье: металлические детали: ось для маховика, обод для утяжеления колеса, кривошип, шарниры. Это – моя работа, могу выковать сам. Главное, чтобы старик разрешил копаться в куче металлолома.

Всё это было решаемо. Материалы, работа… Но меркло по сравнению с главной задачей: убедить Гуннара.

Без его разрешения не смогу ничего сделать. Не могу просто прийти и начать перестраивать половину его кузницы. Если скажет «нет», то гениальный план рассыплется в прах, не будет никакой возможности его реализовать.

Единственный язык, который кузнец может понять – язык выгоды. Нужно доказать ему, что эти игрушки сэкономят уголь, силы и, в конечном итоге, принесут больше денег.

Ещё раз оглядел мастерскую – как жаль что это не моя кузня, столько всего можно было бы здесь сделать! Но ничего – однажды всё будет, главное не останавливаться. Сел на пенёк и стал дожидаться мужчину, продолжая размышлять о том, что мне предстоит сделать в ближайшие дни.

Глава 8

Кузнец где‑то шлялся, и эти полчаса тишины были подарком. Вместо того, чтобы ждать, я направился в самый тёмный угол кузницы – к горе металлолома, где покоилось всё: кривые прутки, обломки старых лемехов, стоптанные подковы, треснувшие обода. Для Гуннара – мусор, для меня – склад сырья с нераскрытым потенциалом.

Стоило сфокусировать взгляд на этой куче, как мир преобразился. Поверх ржавчины и грязи вспыхнули десятки полупрозрачных синих строк. Система, ставшая частью восприятия, сканировала каждый предмет, оценивая его скрытое качество, наличие духовных и других примесей. Видел не просто хлам, а карту ресурсов: вот кривой прут – низкокачественное кричное железо, почти бесполезен; а вон тот обломок серпа, помечен как [Высокоуглеродистая сталь. Качество: 45%]. Я мог заглянуть внутрь металла, увидеть его суть, скрытую от глаз обычного человека.

Руки сами начали наводить порядок, один кусок за другим – на ощупь и на вес. Система работала безостановочно. Эта полоса слишком тонкая, пойдёт на скобы. Толстый брусок – отличная заготовка для топора. А вот этот обломок с едва заметным узором… Отложил его осторожно, старая узорчатая сталь?

Память о пожарной части работала как въевшийся рефлекс. Там, где счёт на секунды, порядок – условие выживания. Ты должен знать расположение каждого карабина, каждого ствола, каждого ключа. Даже с закрытыми глазами и в густом дыму. Хаос – враг, который крадёт драгоценное время – этот принцип хотелось принести и сюда. Порядок на рабочем месте – порядок в голове.

Когда первая аккуратная стопка одинаковых по толщине прутков легла на очищенное место, меня пронзила неприятная мысль. Это ЕГО кузница и его родной бардак. Для старика этот хаос, возможно, часть творческого процесса, моё вмешательство тот может воспринять не как помощь, а как посягательство на территорию.

На мгновение захотелось бросить это дело и свалить всё обратно в общую кучу. Стать незаметным подмастерьем, который не отсвечивает, но тут же внутри поднялась волна раздражения – хватит бояться каждого шага и каждого рыка. Я вернулся из шахты не для того, чтобы снова ходить на цыпочках – с чего‑то нужно начинать менять это место и свою жизнь, и если битва за будущее начинается с сортировки металлолома – пусть так.

В общем, решил рискнуть.

Работа закипела, металл разбирал по типу и размеру. Толстые бруски в одну стопку, длинные полосы в другую. Мелочь вроде старых гвоздей и заклёпок, которые можно перековать – в отдельное ведро. Действовал быстро, и к моменту, когда снаружи послышались тяжёлые шаги Гуннара, хаотичный холм превратился в несколько аккуратных складов.

Теперь, когда мужик рявкнет: «Пруток на нож!», не придётся судорожно рыться в ржавой куче, рискуя порезать руки – просто подойду к нужной стопке и возьму то, что нужно. Моё тихое заявление о том, что в кузнице появился второй хозяин – по крайней мере, хозяин своего собственного порядка.

– Какого хрена ты тут устроил⁈

Рык ударил по ушам, вырывая из работы. Я дёрнулся и резко обернулся.

Кузнец стоял в дверном проёме, заслоняя собой свет. Лицо нечитаемое во тьме, но под густой бородой дёргался желвак. Я вскочил на ноги, рефлекторно вытирая грязные ладони о штаны – бессмысленное, нервное движение.

– Мастер Гуннар, я решил… – слова застряли в горле. – Решил навести порядок, чтобы было удобнее.

Мужчина не ответил. Молча прошёл вглубь, тяжёлые сапоги глухо стучали по земляному полу. Снял со стены почерневший кожаный фартук и накинул на массивное тело.

– Завяжи.

Приказ брошен через плечо, глухо и властно. Гуннар повернулся спиной. Ещё и прислуживать ему? Вот же… Но спорить – чистое самоубийство.

Шагнул ближе, почувствовал жар и кислый запах пота. Быстро затянул кожаные ремни на узел, тот даже не шелохнулся.

Когда отступил, старик медленно повернулся и теперь стоял совсем близко, не глядя на меня. Его взгляд был прикован к углу, где на месте хаотичной горы лежали аккуратные стопки металла. Молча смотрел на мой «порядок» долгие секунды. Тишина давила на нервы.

Затем очень медленно перевёл тяжёлый взгляд на меня – маленькие посаженные глаза буравили насквозь.

– Я. Тебе. Разрешал? – прочеканил мужик – Я тебя просил здесь рыться? Менять что‑то в моей кузнице?

И чего я, собственно, ожидал? Благодарности? Похвалы за инициативу? Часть меня понимала: реакция Гуннара абсолютно предсказуема, но другая часть протестовала, желая выставить баррикаду. Вечная свистопляска: пытаешься сделать лучше, а в ответ только рычание. Сглотнул вязкую слюну – верный признак стресса, который это молодое тело генерировало в промышленных масштабах.

– Нет, не разрешали, – ответил ровно. – Подумал, так будет проще находить нужные заготовки. Только для удобства, мастер. Ничего плохого не хотел.

Мужик молчал. Отвёл тяжёлый взгляд и вновь уставился на рассортированный металл. В этот момент увидел в нём не просто гнев – на грубом лице отражалась сложная борьба. Было заметно, как в его голове сталкиваются две мысли – одна, привычная и злая, требовала рявкнуть, чтобы я немедленно вернул всё как было, но вторая, более трезвая, понимала, насколько глупо это будет выглядеть. Во‑первых: он ведь и сам знал, сколько времени тратится на поиски подходящего куска железа. Во‑вторых, если дело уже сделано, такое упрямство скорее выставит его дураком, а не меня.

Вместо крика кузнец издал неопределённый звук, похожий на скрежет, и тяжело опустился на корточки. Массивная туша в таком положении выглядела странно, почти комично.

Протянул огромную, покрытую сажей руку и неуверенно ткнул пальцем в одну из стопок.

– Так… значит, это прутки на ножи, – пробасил, скорее для себя. Палец двинулся к следующей куче. – Это… полосы на лемехи. Тонкое – на скобы… А это что за барская роскошь? – с сарказмом указал на самую аккуратно сложенную горку.

Я шагнул ближе.

– Это сталь, – тихо, но твёрдо. – Ну, или то, что получше простого железа. Обломки клинков, старые зубила, «удачные» куски крицы, которые звенят иначе. Я сложил их отдельно, чтобы не тратить хороший металл на гвозди.

Гуннар замер. Взял с верхушки стопки обломок старого напильника, повертел в руках. Он, конечно, знал, что это сталь. Любой кузнец отличит её от железа по весу и звуку. Но старик никогда не относился к ней как к ценному ресурсу – для него весь металлолом был просто металлоломом. Брал то, что подвернется под руку. Мысль сортировать, классифицировать и использовать материал в соответствии с его свойствами была для него чуждой.

Шумно шмыгнул носом, затем высморкался прямо на земляной пол. С тяжёлым кряхтением поднялся на ноги, ещё раз обводя кузницу мутным взглядом. Остановился на аккуратных стопках металла, затем скользнул по остальному пространству.

– Ладно… – наконец выдавил, и в этом одном слове слышалось неохотное признание и усталость. – Годится. Но в следующий раз…

– Буду спрашивать разрешения. Понял, – быстро закончил за него, не давая развить тему и передумать. – Не подумал.

Гуннар выглядел растерянным. Этот короткий сбой в его привычной программе «рычать‑бить‑командовать» был моим шансом. Нужно ковать железо, пока горячо.

– Кстати, мастер, – начал, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, а не просительно. – Хотел с вами кое‑что обсудить.

Уставился на меня. Взгляд всё ещё мутный от похмелья, но в его глубине мелькнул проблеск интереса.

– Ну? – буркнул.

Короткая пауза. Говорить с ним так много, да ещё и предлагать что‑то – всё равно что дразнить медведя. Горло пересохло.

– Мехи, – сказал, указывая на старый, потрескавшийся кожаный мешок в углу. – Они дырявые. Половина воздуха уходит в щель.

– Знаю. И что? – в голосе прорезались привычные раздражённые нотки.

– Качать их – адский труд. После часа работы сил на молот не остаётся. И жар получается рваный, – откашлялся, чувствуя, как ком подступает к горлу от собственной дерзости. – Мастер… вы слышали про двойные мехи? Которые работают от маховика?

Гуннар застыл и его широкие плечи, казалось, стали ещё шире. Я ожидал чего угодно – насмешки, рыка, подзатыльника, но он просто молча смотрел на меня. И в его взгляде увидел не похмельную тупость, а сложный сплав недоверия, удивления и, возможно, чего‑то ещё, словно его бесправный подмастерье заговорил на языке Древних.

– Слыхал, – проворчал, скрестив на груди могучие руки. – Игрушки столичных мастеров. Ты к чему клонишь, щенок? Не томи, выкладывай.

Его реакция, лишённая мгновенной ярости, заставила внутренне обрадоваться. Пока всё шло на удивление гладко, но я не расслаблялся, ожидая подвоха.

– Подумал, что мы могли бы сделать такие здесь.

Слова вырвались, и только тогда осознал, насколько дико они должны звучать из уст мальчишки, который ещё недавно был самым бестолковым подмастерьем в деревне.

– Двойные мехи? – мужик медленно почесал небритую щеку, глядя с тяжёлым прищуром. На лице не было злобы, и это удивляло до чёртиков.

– А нахрена? – наконец спросил, и в голосе прозвучало искреннее недоумение. – Эти работают. Жар дают? Дают. Работать можно. А ты, сопляк, для чего? Чтобы мехи качать. Ты думаешь, я тебе колесо поставлю, чтобы ты там сидел, ручками дрыгал, пока я у наковальни горбачусь?

Шаг вперёд, нависая надо мной.

– Ты пойми, щенок, простую вещь. Кузнец – это тот, кто молотом машет. А подмастерье – тот, кто помогает: мехи качает, уголь таскает. Таков порядок. И ты хочешь этот порядок сломать, чтобы себе жизнь облегчить? Думаешь, я позволю? Работать надо, а не мечтать.

Он говорил это без крика, почти поучительно, как говорят с неразумным дитём. И эта непробиваемая уверенность в своей правоте бесила куда больше, чем его обычный рык.

– Так что закрой свой рот и делай, что велено, пока я добрый, – закончил, отворачиваясь. – А не нравится – вали к своим рудознатцам, точи им кирки до конца жалкой жизни. Я только рад буду избавиться от твоей противной рожи.

Разговор зашёл в тупик. Словно упёрся лбом в его огромное и волосатое пузо – непробиваемая стена из упрямства и традиций. С тем же Боргом или Кнутом было проще: они понимали язык выгоды. Гуннар же видел в любом предложении покушение на привычный мир. Но отступать было поздно, решил зайти с другой стороны.

– Мастер, я неправильно выразился, – начал, стараясь говорить спокойно и уважительно. – Дело не в том, чтобы мне стало легче. Дело в нашей общей работе. В вашей работе.

Хмыкнул, но не перебил. Слушает. Это уже победа.

– Польза от новых мехов будет в первую очередь для вас, – видел, как напряжение в его взгляде нарастает, но отступать было нельзя. – Во‑первых, жар – он станет абсолютно ровным. Вы же знаете, что сейчас он идёт волнами: то вспыхнет, то ослабнет. Из‑за этого металл греется неравномерно, его структура портится ещё до того, как вы ударите молотом. Особенно сталь, она такого не прощает.

Осёкся, увидев, как на его шее вздулись вены, похожие на червей под кожей. Я затронул его профессиональную гордость, и это было опасно.

– Во‑вторых, – поспешно продолжил, – экономия угля. Мы тратим его впустую, пережигая, пока мехи «вдыхают». Новые мехи дадут постоянный поток, а значит, получим тот же жар, сжигая на треть меньше угля. Вы только прикиньте, сколько это сэкономит к концу сезона! Около трёх поросят, которых не придётся отдавать углежогам!

Аргумент про поросёнка был ударом в десятку – простым и понятным. Видел, как в его глазах мелькнул расчётливый огонёк. Мужик задумался.

– Конструкцию я понимаю, – закончил на выдохе. – Я всю неделю в шахте об этом думал, чертил на камнях. Поговорю с плотником Свеном, он поможет с рамой и маховиком. К кожевнику зайдём за новой кожей. Я всё продумал. Дайте мне три дня. Всего три дня, и у нас будет лучший горн во всём Каменном Пределе.

Говорил с жаром, чувствуя, как волна вдохновения поднимает меня над страхом, над этим пыльным полом, над всей здешней никчёмностью. Я уже не видел напряжённого лица Гуннара – только чертежи, что показала система, рычаги, вращающийся маховик и в конечном итоге идеальный горн.

Наконец закончил, тяжело дыша, и только тогда осознал, что в кузнице стоит звенящая тишина. Ждал крика, удара – чего угодно.

Старик тоже дышал тяжело, втягивая воздух через ноздри со свистящим звуком, как бык перед атакой. Грудь вздымалась и опадала – Кузнец не смотрел на меня, его взгляд блуждал по кузнице, словно тот видел её впервые: от дырявых мехов до аккуратных стопок металла в углу.

Затем, не говоря ни слова, развернулся, нашёл глазами свой старый табурет, подошёл и грузно опустился.

Сидел молча, уронив огромные руки на колени и уставившись в пол. Секунды тянулись, как расплавленный и вязкий металл. Десять. Двадцать. Тридцать. Я невольно скосил глаза на выход, готовясь рвануть, если его молчание взорвётся яростью и мужчина соберётся меня убить.