Текст книги "Системный Кузнец. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ярослав Мечников

Соавторы: Павел Шимуро
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 48 страниц)

Системный Кузнец 2

                                                

Глава 1

– Приведи мне мальчишку.

Голос Торгрима – главы Клана Рудознатцев, раздался в комнате. Его хищные глаза пристально смотрели из‑под густых бровей. Длинные чёрные волосы, не тронутые сединой даже в его года, подчёркивали желтизну кожи, испещрённую глубокими морщинами.

Он восседал на высоком стуле из морёного дуба, спинка которого была вырезана в виде переплетённых горных драконов. Стол перед ним был огромен – массивная дубовая плита, покрытая слоями тёмного лака, отполированного до зеркального блеска. На нём не было ни пылинки, лишь несколько аккуратно сложенных пергаментов, тяжёлая бронзовая чернильница в виде головы грифона и пульсирующий слабым светом духовный камень, который он использовал вместо пресс‑папье.

Сама комната была просторной. Стены сложены из идеально подогнанных гранитных блоков. Прохладный воздух пах старой кожей, камнем и воском. Вдоль стены тянулись полки из тёмного дерева, уставленные толстыми фолиантами и заваленные туго скрученными свитками пергамента. Это была библиотека, которую не ожидаешь увидеть в диком пограничье – сокровищница знаний, накопленных Главой Клана за всю его жизнь.

Напротив старика, сгорбившись, стоял бригадир Кнут, не смея смотреть в глаза начальнику – его взгляд был прикован к каменному полу. В этой комнате вся его власть над шахтёрами испарялась.

Торгрим глядел на него строго, монотонно постукивая кряжистым пальцем по массивному дереву.

Когда мерный стук пальцев прекратился, Кнут, вздрогнув от наступившей тишины, впервые за всё время осмелился поднять взгляд на всемогущего старика.

– Коли будет твоя воля, Глава, осмелюсь спросить… – бригадир говорил тихо, вжимая голову в плечи. – Заморыш, конечно, показал себя. Но чтобы ты и лично с ним встречи искал… Неужто его работа стоит того, чтобы отрываться от дел?

– Заморыш? – голос Торгрима не стал громче, но заполнил всю комнату. Недалёкость подчинённого его утомляла.– Кнут, ты всю жизнь копаешь камень, но так и не научился отличать руду от пустой породы. Ты видишь щенка. А я вижу самородок. Мои воины довольны его работой. Вспомни, когда такое было? Обычно твои «мастера» лишь портят сталь, а не точат её. Но и это не главное.

Глава Клана, сидевший до этого с идеально ровной спиной, слегка подался вперёд. Его чёрные глаза впились в мужчину – тот аж съёжился.

– Он видит руду, Кнут, – прошептал Торгрим. – Из всех прожилок в том забое выбрал именно ту, которую выбрал бы я сам. И наколотил себе четыре корзины для личного пользования. Странно, не находишь?

Старик сделал паузу, давая словам впитаться в неповоротливый ум бригадира.

– Это правда странно, Глава, – наконец выдавил из себя Кнут, и на его лбу проступили капли пота. – Очень странно.

Глава клана откинулся на спинку своего трона, взгляд расфокусировался, устремившись куда‑то сквозь стену. Говорил уже больше для себя, чем для собеседника:

– Два пути, Кнут. Либо у него наш Дар – настоящий, тот, что течёт в моей крови. И тогда мальчишка пополнит клан, будет искать для меня руду. Либо… – на мгновение замолчал, – … либо он просто удачливый щенок, рождённый под счастливой звездой. Но я должен это узнать. Ступай и приведи его. Сейчас же.

Кнут низко поклонился и, пятясь, скрылся за тяжёлой дубовой дверью.

Оставшись один, Торгрим тяжело вздохнул. Протянул руку и коснулся тускло светящегося рунного камня, висевшего на груди на толстой серебряной цепи. Закрыв глаза, начал медленно поглаживать его тёплую поверхность, словно напитываясь силой и спокойствием от древнего артефакта.

«Чёртово гнильё, что лезет из глубин,» – пронеслось в его голове. Так старик про себя называл падальщиков. Мерзкие твари, что сначала заполонили его шахту, а теперь просочились во внешний мир, мешая заниматься единственным, что он любил по‑настоящему – делать деньги. Золотые, серебряные, медные – не важно. Превращать камень в монеты, торгуя рудой и духовными кристаллами.

Дар, что передавался в роду из поколения в поколение, определил его судьбу. Но в отличие от братьев, что выбрали другой, более скромный путь, Торгрим воспользовался родовым даром сполна. Старик основал могущественный клан Каменного Сердца, наладил контакты с Великими Домами, был на приёме у самого Короля и достиг стадии Пробуждения в своей практике.

Вот только больше всего на свете ненавидел лично марать руки – сражения с надоедливыми монстрами были уделом солдат и глупцов. В ту ночь, когда пришлось спуститься в шахту, чтобы помочь бездарной охране и этим деревенщинам‑охотникам зачистить логово, он проклял всё на свете. А теперь, когда падальщики расползлись повсюду, Глава клана с отвращением думал о том, что придёт день, и возможно, придётся лично сопровождать караван, чтобы тот в безопасности добрался до Чёрного Замка. Какая нелепость.

Что вообще происходит с этим миром?

А барон? Это вечно пьющее ничтожество, думающее только о своей жирной заднице. Собирает ополчение из крестьян, которое сдохнет в первые же недели. Боится гневить Великие Дома, боится показать свою слабость. Это отребье должно было давно скакать в столицу и на коленях умолять прислать сюда легион! Но нет, вместо этого он требует у него, у Торгрима, его личную охрану.

А эти деревенщины! Среди них есть крепкие воины, да. Но они тоже думают лишь о защите своего маленького Оплота, не видят дальше собственного носа.

Ничего – он, Каменное Сердце, возьмёт всё в свои руки. Предложит цену, от которой не смогут отказаться. Соберёт лучших охотников, наймёт лучших наёмников, привлечёт лучших практиков и покончит с этой чумой собственноручно. Не мечом, а своими влиянием, волей и золотом.

Резкий стук в дверь вырвал мужчину из размышлений.

Следом за стуком дверь бесшумно отворилась, и в проёме показалась женщина. Седые как снег волосы собраны в сложную причёску, а роскошное по местным меркам платье из дорогой столичной ткани тёмно‑синего цвета подчёркивало всё ещё стройную фигуру. Несмотря на седину и тонкую паутинку морщин у глаз, она обладала первобытной красотой, что не увядает с годами.

Хельга, младшая сестра Торгрима – его правая рука и верная соратница. Единственный человек в этом мире, которому старик по‑настоящему доверял.

Женщина взглянула на брата, и во взгляде было всё: вопрос, ожидание, подтверждение. Он понял без слов: охотники здесь. Глава клана вызвал их на разговор ещё вчера. Этот Йорн, хоть и был неотёсанным деревенщиной, но всё же оставался единственным, кто вызывал уважение в соседнем Оплоте. Торгриму необходимо было договориться с ним – заставить возглавить зачистку лесов и предгорий, чтобы караваны снова могли ходить безопасно. А для этого придётся платить.

Старик кивнул. Хельга, едва заметно улыбнувшись, беззвучно скрылась.

Через минуту дверь отворилась снова, и в кабинет вошёл Йорн Одноглазый в сопровождении своих соратников. Каменное Сердце мысленно поморщился. Усатый прихвостень Брок, с которым мужчина вообще не хотел иметь дел – грубый, недалёкий, уже почти старик, а ведёт себя как безмозглый щенок. И второй – молодой, чьего имени Глава клана даже не потрудился запомнить. Он сразу поймал на себе его недобрый взгляд. «Слишком много принципов, слишком мало разума,» – пронеслось в голове у Торгрима, когда смотрел на воина с длинным хвостом.

Старший охотник вошёл внутрь. Оглядел кабинет с наглым любопытством, будто бывал здесь впервые и оценивал обстановку. Затем его единственный глаз встретился со взглядом Торгрима. Мужик хмыкнул, и этот жест равного неприятно резанул самолюбие Главы. «Видимо, считает, что оказал огромную честь, просто придя сюда,» – подумал Каменное Сердце и с трудом сдержал желание скрипнуть зубами.

Вместо этого заставил себя улыбнуться – вежливой улыбкой, которая впрочем не тронула глаз. Он смотрел на охотников, что расползлись по кабинету. Брок, не стесняясь, прислонился грязной спиной к резному книжному шкафу, рискуя испачкать дорогое дерево. Молодой встал прямо за спиной Йорна и буравил Главу клана немигающим взглядом.

– Благодарю за столь скорый визит, – голос Торгрима был лишён тепла, хотя он слегка склонил голову в знак уважения. Медленно обвёл рукой массивный стул напротив своего стола. – Прошу, охотник Йорн, садись.

Тот что‑то неопределённо прогудел, не разжимая губ, и тяжело опустил своё крепкое тело на предложенный стул. Дерево скрипнуло.

– Гнилое дело с этими тварями, – начал старик, медленно вращая массивный серебряный перстень на пальце. Рудознатец заставлял себя говорить ровно, хотя разговор с неотёсанными дикарями вызывал в нём раздражение. – Погань лезет из всех щелей. Вы – глаза и клыки этого леса, охотники. Вам виднее. Скажите, вы верите, что плеть барона – достаточная мера против чумы, что нас настигла?

Торгрим задал вопрос всем троим, но взгляд был прикован к командиру, к его единственному глазу, что смотрел на него с непроницаемостью. Глава клана ждал ответа. В воздухе повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь треском поленьев в камине.

Наконец, Йорн опустил взгляд на свои руки, лежавшие на коленях. Громила о чём‑то подумал и, не поднимая головы, сказал:

– К чему клонишь, Торгрим? – голос охотника был ровным. – Не за мнением ты нас позвал. Говори чего хотел.

«Прямой, как копьё,» – подумал про себя Каменное Сердце. – «Что ж, тем лучше. Озвучу предложение, от которого тот не сможет отказаться.»

– Хм‑м… – Старик позволил себе долгий выдох. – Прямота – добродетель охотника, Йорн. Что ж, не буду её испытывать. У каждого своя работа. Я рву камень из сердца горы. Вы – клыки у тварей из глотки. Пусть каждый делает своё дело. Хватит ходить вокруг да около.

Сделал паузу, давая словам улечься.

– Я слышал, в прошлый раз вы остались недовольны, – Торгрим махнул рукой. – Борг – хороший счетовод, но плохой оценщик силы. Он видит цифры, а не людей. За это недоразумение спрошу с него позже, но знайте: я ценю настоящих воинов. А ваша сила не имеет равных в округе.

Он говорил уверенно, чеканя слова, сам упиваясь правдивостью тона. Чувствовал, как это влияет на мужчин. На усатого Брока, который выпрямился. На молодого, который перестал так враждебно сверлить взглядом. Первым делом вдохновить, показать их исключительность, а затем заставить служить – эта схема работала безотказно. Помолчав секунду, Глава продолжил:

– Барон – наш сюзерен, его крепость – наш щит, – Торгрим произнёс это как непреложную истину. – Он удерживает эту землю от падения в хаос Диких Земель. Но мы с тобой, охотник, видим правду. Его щит далеко, а твари – у нашего порога. Его солдаты – это вчерашние крестьяне, которых сметут первой же волной. Зараза, если её не вырезать сейчас, доберётся до каждого очага, до каждого ребёнка. Нужно действовать. И действовать должны мы. В твоём Оплоте – настоящая сила. Кровь первых героев, закалённая в лесах. Именно Вересковый Оплот должен стать мечом, который отсечёт эту гниль. И у этого меча должен быть достойный эфес. Йорн, – Глава клана подался вперёд, голос стал ниже и проникновеннее, – я хочу, чтоб ты стал этим эфесом. Собери лучших. Дам тебе золото, чтобы выковать для них лучшую сталь от лучших кузнецов. И покончи с этой бедой. Выжги чёртовы логова – все до единого.

Старик откинулся на спинку трона, сделав драматическую паузу.

– Что скажешь на это, охотник Йорн?

Усатый шагнул поближе – то ли чтобы лучше слышать, то ли просто чтобы стать более заметным, затем хмыкнул и бросил быстрый взгляд на молодого охотника. Тот стоял неподвижно, напряжённый как струна, и, казалось, не дышал в ожидании ответа командира. А вот усы Брока заходили ходуном, и в глазах заплясали жадные искорки. Старый вояка учуял запах монет.

Йорн же лишь устало вздохнул, будто на его плечи только что опустилась вся тяжесть мира. Усатый нетерпеливо переминался с ноги на ногу, готовый в любой момент встрять в разговор. Но Глава игнорировал его, вперившись взглядом в одноглазого охотника, словно пытаясь волей продавить нужное решение.

Командир медленно поднял голову.

– Тропы тварей ведут сюда, Торгрим, – сказал воин тихо. – Лес не сходит с ума просто так. Что‑то вы разворошили в своей горе – что‑то, что их потревожило. У меня нет догадок, но есть следы, а у тебя должны быть ответы. Ну?

Вопрос, заданный с обезоруживающей прямотой, повис в воздухе.

Торгрим, конечно, догадывался. Но его догадки были опасной тайной, которую не стоило доверять тем, чьё дело – махать мечом, а не думать. Он вспомнил, как пару недель назад спустился в шахту так глубоко, как не спускался прежде. Бродил несколько дней во тьме нижних тесных пещер, силой своей огненной Ци испепеляя Кристальных Пауков. И нашёл его – духовный камень, настолько насыщенный чистой Ци, что когда впервые коснулся породы, его тело практика стадии Пробуждения отбросило на несколько метров. Камень, способный вознести культиватора на легендарную стадию Перерождения.

Сейчас этот артефакт был надёжно спрятан, и Торгрим взвешивал каждый риск, размышляя, что делать с ним дальше. Это была величайшая находка всей жизни, и старик не мог распорядиться ей суетливо.

И да, всё началось именно с того момента. Но сомнения грызли – Глава Каменного Сердца не мог поверить, чтобы дело было лишь в камне, каким бы мощным тот ни был. Ни о чём подобном мужчина никогда не слышал. Духовные камни – это просто руда, заряженная Ци, но чтобы она выгоняла из подземелий на поверхность целые полчища тварей? Невозможно, что‑то не сходилось. В любом случае, он не станет ни о чём говорить этим людям, чьё дело – выполнять приказы за деньги.

Торгрим снисходительно усмехнулся.

– Клан копает эту гору десятилетия. Мы знаем каждый её камень. Если бы в ней зародилось зло, мы бы вырвали его сами, прежде чем оно успело выползти на свет. Падальщики лезут из нашей шахты так же, как из всех окрестных пещер. – Развёл руками. – Источник заразы лежит за пределами моих владений. И, к сожалению, за пределами моего понимания.

Старший охотник молчал, обдумывая что‑то. Тишина в кабинете давила.

– Какая плата? – наконец спросил одноглазый.

Уголки губ старика невольно дрогнули. Клюнул.

– За платой дело не станет, – выдохнул он, позволяя себе немного расслабиться. – Назовите вашу цену. Любую. Дело слишком важное не только для нас – рудознатцев, но и для всей провинции, а главное – для простых её жителей. И я готов принять в этом посильное участие. Монеты не будут проблемой.

Брок задышал чаще, глаза заблестели, словно уже представляя безбедную жизнь в столице. Молодой охотник, наоборот, тихо выдохнул, и его плечи слегка опустились; очевидно, ему был отвратителен этот торг, но раз командир заговорил о плате – решение принято, и придётся подчиниться.

– Условились. Поговорю со своими людьми и приду с названной ценой, – сказал Йорн, поднимаясь со стула. Его движение было плавным и окончательным. А затем, уже стоя во весь свой огромный рост, добавил: – И ещё одно.

Торгрим тоже встал, собираясь проводить гостей. Но эта короткая фраза заставила внутренне напрячься – обычно такие слова несли с собой неприятности.

– Говори, охотник.

– Мальчишка, что работает у тебя заточником, завтра на рассвете уходит с нами.

Лицо Главы застыло, превратившись в каменную маску. Сердце, казалось, провалилось куда‑то в живот. Больше всего на свете старик ненавидел, когда ставили условия. Особенно такие, что противоречили его планам. А у него был план: узнать об этом щенке побольше и, в случае наличия таланта, оставить здесь, в лагере. Под своим крылом, как ценный актив.

Каменное Сердце замер, и это секундное замешательство не укрылось от острого взгляда Йорна.

– Что‑то не так? – спросил охотник с такой суровостью, что вопрос прозвучал как вызов.

«Зачем им этот пацан?» – пронеслось в голове у Торгрима. – «Неужели деревенщины тоже что‑то знают?»

– Могу узнать, зачем он вам понадобился? – спросил Глава клана, стараясь, чтобы голос звучал непринуждённо, будто речь шла о ерунде. – Он просто заточник. Пусть и сносный.

– Он подмастерье нашего кузнеца, а барон завалил работой все кузни. Щенок должен вернуться и помогать, – ровно ответил Йорн, глядя куда‑то в сторону. В его голосе прозвучала глухая нота – то ли горечь, то ли усталость.

«Значит, ничего важного, – с облегчением подумал старик. – Просто прихоть Гуннара – алкаша с кривыми руками и мозгом, похожим на ржавый топор».

– Охотник Йорн, мальчишка мне здесь очень полезен. Так ли это необходимо? Думаю, таких щенков в вашем Оплоте полно. Найти нового подмастерья для кузнеца не станет проблемой.

– Хм‑м, – Одноглазый снова встретился с ним взглядом. – Это условие – оно не обсуждается. Пацан пойдёт с нами.

«Решил поиграть со мной,» – пронеслось в голове у Торгрима, и волна ярости поднялась изнутри. Да если бы он, Каменное Сердце, только захотел, мог бы испепелить этого дикаря одним движением воли. Бездарность, что за всю жизнь так и не смог прорваться к Пробуждению, смеет перечить главе великого клана! Змея потревоженной гордыни извивалась в душе старика. Стиснул зубы и привычно положил руку на амулет с сияющей руной – артефакт, который обычно даровал спокойствие и защиту, сейчас почему‑то не справлялся со своей задачей.

Захотелось отменить предложение. Послать троицу ко всем чертям. Но другая, более холодная часть разума недоумевала: почему события стали так стремительно закручиваться вокруг какого‑то мальчишки? Почему он, Торгрим, вдруг так отчаянно захотел его удержать? Это было абсолютно нелогично и глупо.

– Ну так что, по рукам? – вернул его к реальности голос Йорна.

– Сначала назови плату. – вырвалось у старика прежде, чем успел подумать.

Охотник хмыкнул. Затем, ничего не говоря, кивнул своим спутникам и направился наружу.

«Не сдержался,» – с досадой подумал Глава, оставшись один. – «Сам же сказал – сумма не имеет значения. А теперь обнажил слабость».

Стало как‑то мерзко. Мужчина тяжело опустился в кресло‑трон, заставив себя дышать ровно и глубоко.

«Сначала поговорю с щенком, – решил он. – А потом соображу, что делать дальше».

Глава 2

Дверь в сарай отворилась с протяжным скрипом. Я как раз держал в руке наконечник копья, который предстояло заточить, рассматривая на свету его кованые грани.

Обернулся и увидел в дверном проёме Кнута. Тот стоял, заслоняя собой выход – лицо серьёзное, даже мрачное, а во взгляде странная нерешительность. Молча отложил наконечник на верстак и повернулся к старику всем телом.

– Глава тебя к себе вызывает, – резким тоном выпалил он. – Сейчас же. Пошли за мной.

– Зачем?

– Потом узнаешь. Шевелись, – почему‑то снова грубо бросил бригадир, отводя глаза.

Такое поведение показалось странным, ведь в последние дни Кнут был ко мне на удивление расположен. Ворчал, но всё же подробно рассказывал, как устроена шахта, как в домницах из грязной руды рождается металл, и даже отвечал на бесконечные вопросы, когда удавалось выловить того из суеты дел. А теперь глядел с каким‑то непонятным выражением. Первое, что пришло на ум – ревность. Будто ему было неприятно, что Торгрим вызвал меня, простого мальчишку, к себе лично. Но это оставалось лишь догадкой.

– Хорошо. Иду, – сказал ровно.

Дед, не дожидаясь, развернулся и вышел наружу. Я последовал за ним.

Пока шли по лагерю, вдыхал носом запахи: свежесть, принесённая ветром со снежных пиков, и густой дым домниц. Странная смесь, которая стала мне нравится, уже успел привыкнуть к этому месту. Здесь была своя койка, мастерская, в которую никто не лез, позволяя выкладываться по полной и доводить работу до совершенства.

Отношение охраны ко мне тоже было сносным. Со мной здоровались, конечно, подшучивали, называли «щегол» или «мелкий», но это звучало по‑доброму. Они видели перед собой четырнадцатилетнего мальчишку, который вдруг стал отличным заточником, и искали способ обращаться как с равным, но при этом не забывать о разнице в возрасте. Сперва, когда только очнулся в этом теле, бесило, что все видят во мне юнца, а теперь понемногу принимал свою роль. Какой смысл злиться на то, что я ребёнок? Когда‑нибудь вырасту, самое главное – жив и получил второй шанс, это важнее всего на свете.

Пока шли, несколько шахтёров кивнули, а затем что‑то прошептали друг другу и загоготали, обнажив в кривой усмешке гнилые зубы. Похоже поняли, что бригадир ведёт меня к Главе. Простого работягу никогда не вызовут в дом Торгрима. Похоже, мужики злорадствовали, предвкушая мои неприятности, а может чёрная зависть взяла верх над их мыслями.

Беспокойство в груди начало нарастать. Зачем старик хочет встречи? В памяти всплыла та ночь в шахте, тогда по глупости подошёл к нему просить разрешения долбить особую жилу. Кажется, так и сказал: «Нашёл особую жилу».

Неужели тот что‑то понял?

Это действительно было тупо. Вообще заметил, что, оказавшись в теле Кая, иногда совершаю необдуманные поступки, будто бы горячая кровь мальчишки смешивается с моим холодным рассудком, и не всегда можно разобрать, где чьи мысли. Теперь понимал, что нужно было поступить иначе. Ясно же, что Глава пришёл в ту ночь, чтоб спуститься в нижние ярусы и перебить падальщиков. Нужно было дождаться, когда тот уйдёт и по‑тихому надолбить руды. Но, с другой стороны, что, если бы он все равно увидел или узнал?

Мысли путались, заставляя сердце биться чаще. Все эти новости: про падальщиков, про призыв в ополчение, про вызов обратно к Гуннару, а теперь ещё и это… разрушили ту спокойную жизнь, которую с таким трудом выстроил в лагере за последние дни. Жизнь, где я просто точил клинки и занимался практикой.

Дом Торгрима навевал тревожное настроение, это настоящая мини‑крепость. Огромный сруб из тёмного дерева, первый этаж которого сложен из массивных гранитных блоков. Стены покрыты сложной резьбой: переплетения рун, изображения каких‑то клыкастых зверей и суровых лиц бородатых предков. Всё это на фоне скалистой местности и виднеющихся вдали снежных пиков создавало зрелище одновременно величественное и мрачное. Теперь, входя в это здание, чувствовал, что ступаю в сакральное место, каковым оно, по сути, и было для всех работников лагеря.

Кнут, не оборачиваясь, тяжело поднимался по широким ступеням крыльца. Я следовал за ним, невольно оглядываясь. Поймал на себе несколько любопытных взглядов – пара работяг у домниц, прекратив работу, в открытую показывали в мою сторону пальцами.

Охранник у входа кивнул мне. Всего пару дней назад довёл его клинок до остроты, и теперь тот глядел на меня не как на мальчишку, а как на добротного ремесленника.

Массивная дверь бесшумно отворилась, и мы вошли внутрь.

Оказались в огромном зале. Воздух был прохладным и пах деревом, камнем и воском. Пол выложен гладкими плитами, на которых лежал толстый ковёр с гербом клана – каменным кулаком. Странно, подумал я, почему клан называется Каменное Сердце, а на эмблеме изображена совсем другая картина? Стены из тёмного дерева украшены оружием – идеально начищенными боевыми топорами, мечами и щитами, а также головами трофейных зверей с пустыми глазами. Высоко под потолком огромная люстра из оленьих рогов и кованого железа.

Кнут, не сбавляя шага, направился дальше, к коридору, ведущему вглубь дома. Не доходя до него, за лестницей, увидел их: троица охотников стояли у стены и о чём‑то вполголоса разговаривали. Йорн что‑то шептал с напряжением в лице. Брок недовольно качал головой, а молодой Киан просто слушал, скрестив руки на груди, и лицо его было мрачнее тучи.

Бригадир прошёл мимо, даже не повернув головы. Я же невольно замедлил шаг, но старик бросил на меня злой взгляд, и пришлось ускориться. Мы остановились перед единственной дверью в конце коридора.

– Тут постой, – обернувшись, сказал дед. Затем коротко постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл внутрь.

Остался один в тишине коридора. Ладони мгновенно вспотели, а по спине пробежал ледяной холодок. Представил, как вхожу внутрь, и Торгрим задаёт прямой вопрос: «Как ты узнал, что руда стоящая, мальчишка?». Лучший вариант – косить под дурака, которому просто повезло. Но смогу ли сыграть роль убедительно?

Вдруг захлестнула волна детских эмоций: страх и беспомощность перед могущественным, взрослым человеком, от которого зависит твоя жизнь. Внезапно захотелось, чтобы рядом оказался отец – тот самый отец Кая, которого помнил лишь смутными образами. Чтобы он встал рядом, положил тяжёлую ладонь на плечо и защитил.

Смятение и липкая тревога окутали с головой.

«Дыши, Дима, дыши,» – мысленно приказал себе. – «Это не твои чувства. Ты – не Кай. Ты – взрослый мужик с опытом, просто в теле мальчишки. Ты идёшь на разговор с начальником лагеря. Ничего страшного не происходит».

Дверь отворилась, Кнут вышел из кабинета с непроницаемым лицом. Ничего не сказал, только коротко кивнул в сторону полуоткрытого дверного проёма.

В ответ тоже кивнул. Дыхание стало сбивчивым и рваным. Силой воли направил его в живот, в свой «нижний котёл», пытаясь успокоить бушующую энергию, которая плескалась в теле будто морской шторм.

Сделал шаг и вошёл внутрь.

У этих рудознатцев определённо было мрачное чувство вкуса и явная мания величия. Огромный тёмный стол, за которым восседал этот человек… старик? мужчина? Трудно было сказать. Несмотря на морщинистое лицо, взгляд был острым и полным силы. Волосы, чёрные и гладкие, лежали на плечах так идеально, будто их только что помыли и высушили. Но запах в кабинете холодный и затхлый, как в склепе или пещере. Запах тоски и одиночества.

Глава клана смотрел на меня, и на его губах играла отеческая улыбка, от которой веяло угрозой.

– Кай. Заточник, – проговорил тот тихо. – Присаживайся.

Старик Кивнул на стул. Мне предложили сесть?

Не укладывалось в голове и, что странно, садиться не хотелось. Какая‑то животная интуиция кричала, что если сяду, то попаду в его сети. Что меня скрутят по рукам и ногам, и выбьют правду – не силой, а одной лишь волей. От старика исходила мощнейшая… аура? Да, аура власти. Он буквально заполнял собой всё пространство.

Я коротко кивнул и направился к стулу, чувствуя, как ноги становятся ватными. Наконец, сев, заставил себя поднять голову и взглянуть в его глаза.

Мужчина молчал, лишь медленно поглаживал двумя пальцами массивный перстень на правой руке и, казалось, смотрел мне в душу. Подумал, что скрыть от рудознадца правду будет практически невозможно, что мужик уже всё знает, стоило ему лишь встретиться со мной.

«Дима! Не паникуй! Это просто человек! Ничего не происходит!»

Сделал глубокий вдох, чтобы хоть немного почувствовать тело, вернуть контроль.

– Рад встрече, господин Глава, – сказал я тихо, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, а не пискляво.

Старик улыбнулся, но улыбка эта застыла на его лице как маска.

– Значит, ты – мальчишка того кузнеца? Как его там… – в голосе Торгрима прозвучало откровенное презрение.

– Да. Я подмастерье у мастера Гуннара, – пришлось перебороть себя, чтобы произнести слово «мастер» уважительно. А затем, повинуясь внезапному импульсу, решил добавить то, что всплыло в памяти в самый первый день. Важно было показать, что не предаю человека, у которого работаю. – Мастер Гуннар был единственным, кто взял меня на попечение, когда…

Вдруг запнулся. Образ матери, умирающей в холодной лачуге, внезапно встал перед глазами. Горький комок подступил к горлу, перехватив дыхание. Сам не ожидал такой реакции, но чувства Кая оказались на удивление сильны.

– … когда мама умерла, – закончил с трудом, опуская голову и уставившись на руки, чтобы старик не видел моих глаз.

Одна капля сорвалась с ресниц и упала на тыльную сторону ладони. Стыд и злость на самого себя обожгли. На секунду поднял взгляд на Главу.

Тот прищурился, будто изучая насекомое.

– Предел суров, – ровным голосом произнёс Торгрим. – Остался без старших – считай, пропал.

И это было правдой – такой уклад во многих других землях считался бы диким. Как можно оставить сироту на улице, не дать ему нормальный кров, заставить работать в каторжных условиях за лепёшку? Но здесь всё было по‑другому – если у тебя не было родни, если ты не мог приносить пользу – ты никто. К тому же, было ясно, что в деревне на меня косо смотрят не просто так, за всем этим ощущалась старая история, которой я не знал. Почему Йорн, лучший друг отца, так холоден к его сыну? Память Кая была до несправедливости выборочной, а в момент тех событий мальчишка был слишком мал.

– Но скажи‑ка мне, мальчик… – прошипел как змея Торгрим, – Этот Гуннар… даёт тебе крышу над головой? Кормит досыта? Хотя бы понимает, что у него под рукой, как обходиться с твоим талантом?

Каждое слово было наполнено сочувствием – старик был настолько убедителен, обволакивая своей мнимой участливостью, что на мгновение я почувствовал порыв – рассказать всё, пожаловаться на жизнь, примкнуть к его клану, чтобы только не быть одному.

Но другая часть разума забила тревогу – это была манипуляция, неприкрытая игра на чувствах одинокого ребёнка. Я ощущал это гипнотическое влияние и понимал – нужно освободиться от него, иначе раскроюсь и тогда попаду в рабство, из которого уже не выбраться.

– Я считаю, что без мастера Гуннара у меня не было бы тех возможностей, что есть сейчас, – ответил, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. Убеждал не только его, но и себя. – Научился ковать. Могу использовать его инструменты. Мне не на что жаловаться.

Сделал паузу, собираясь с мыслями.

– А насчёт таланта, господин Глава… вы… – замялся, подбирая слово, – преувеличиваете, уверяю вас.

Сглотнул вязкую слюну, чувствуя взгляд, что буравит насквозь. Продолжил:

– Точить у меня неплохо выходит, да. Но это не такое уж и хитрое дело.

Закончил и заставил себя усмехнуться – глупо, по‑детски, обесценивая собственный труд.

Торгрим тоже усмехнулся в ответ, но его глаза остались холодными. Старик наконец перестал поглаживать перстень и, оперевшись локтями о стол, подался вперёд. Внезапно тишину нарушил оглушительный треск полена в камине.

И в этот же миг Глава клана медленно сжал свой кулак. Костяшки побелели, а на тыльной стороне кисти проступили вены.

– Духовной силы в тебе почти нет, – сказал рудознатец так тихо, что я едва разобрал слова. – А Дара… – протянул утробным голосом, – … камень показал пустоту.

Он замолчал, давая ощутить всю тяжесть этих слов.

– Странно. Сын Арвальда Медвежьей Лапы… и пуст. Судьба – злая насмешница. Раздаёт милость, не глядя. Согласишься?

Торгрим смотрел на меня, и в его чёрных глазах будто вращалась адская червоточина. Взгляд гипнотизировал, погружал в сноподобное состояние.

– Да… – выдохнул я на автопилоте.

И тут же в сознание хлынули воспоминания Кая:

…Позапрошлое лето. Жаркий, душный день. Двор алхимика, в центре которого стоит древний, поросший мхом Рунный Камень. Сегодня – ежегодный обряд проверки Дара. Мальчишки, которым в этом году исполнилось двенадцать, по очереди прикладывают к нему ладони. Приходит моя очередь. Когда мать подводит меня к алхимику Ориану, тот наклоняется и тихо шипит на ухо: «Не надейся, щенок. И без камня видно, что твой сосуд пуст».