Текст книги "Системный Кузнец. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ярослав Мечников

Соавторы: Павел Шимуро
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 48 страниц)

Глава 10

– Да, хотел, – ответил, глядя на мужчину ледяным взглядом.

Финн медленно развернулся ко мне всем телом. В его выцветших глазах впервые зажёгся живой огонёк – недобрый и хищный. Фрида за стойкой заметно напряглась, её рука замерла на полпути к очередной кружке. Женщина бросила на нас предупреждающий взгляд, словно опасаясь, что я скажу нечто такое, после чего бывший охотник свернёт мне шею.

Сам тоже всё понимал. Разум кричал: «Дима, молчи! Остынь!», но ярость Кая, накопившаяся за годы от сиротства и унижений, смешалась с собственной усталостью от постоянного страха – эмоции взяли верх.

– Ну, валяй, – чеканя слова, проговорил Финн, не повышая голоса.

– Посмотрел бы я, – начал, и голос, к удивлению, не дрогнул, – Смогли бы вы сказать то же самое, если бы отец был жив.

Слова повисли в тишине таверны. Я совершал огромную ошибку – впервые поддался эмоциям настолько, что полез в открытый конфликт с человеком, который мог сломать меня пополам и заступиться было некому.

Мужчина сглотнул, но не от страха. На лице проступило хищное оживление как у волка, почуявшего запах крови.

– Не стоит марать руки о мелочь, – тут же вмешалась Фрида низким и властным голосом – Он щенок.

Мужик не удостоил её взглядом, всё внимание было приковано ко мне.

– А ты, погляжу, дерзкий, – с мрачным удовольствием прошипел бывший воин. – Ты хоть понимаешь, что будет, если сейчас не извинишься и не заберёшь слова назад?

Внутри всё похолодело, сердце быстро забилось. «Дима, куда тебя несёт⁈» – вопил разум, но я заставил себя смотреть в глаза бывшему охотнику.

– Вы меня покалечите? – спросил просто, без вызова.

– Именно, – кивнул Финн с усмешкой.

– Послушай… – настойчивее окликнула трактирщица.

Но бывший охотник не обращал на неё внимания, вцепившись в меня глубоко посаженными глазами. Лицо мужика настолько худое и обтянутое кожей, что череп под ней, казалось, проступает наружу.

– Думаешь, я стерплю твою дерзость из‑за отца? А? – наседал Финн, понизив голос до шипения. – Да вся деревня знает, что ты ему не сын. Просто отродье, которое твоя гулящая мать принесла в подоле. Арвальд был слишком благороден, чтобы вышвырнуть вас…

И в этот момент что‑то внутри оборвалось.

Разум Димы, привыкший к контролю, был сметён в чистую. Ощутил, как сознание захлестнула слепая ярость мальчишки – боль брошенного щенка, который услышал самое страшное оскорбление – плевок в память о матери. Видел всё со стороны, будто наблюдая за чужим телом, но ничего не мог поделать – импульс, рождённый в глубине души, несся по нервам к кулаку. Понимал, что совершу самоубийство и не мог этому воспрепятствовать.

Пальцы сжались так, что ногти впились в ладонь. Уже заносил руку для удара, когда почувствовал на запястье сильную хватку.

– Ну‑ну, старина, полегче! – весёлый голос Свена прозвучал совсем рядом. – Зачем ты мальчишку дразнишь? Ему и так несладко живётся. У Гуннара батрачить – та ещё доля, сам посуди!

Плотник крепко удержал мою руку. Я стоял, дрожа от сдерживаемой ярости, видя перед собой лишь ухмыляющееся лицо ублюдка, который намеренно меня провоцировал.

Рыжий мужчина шагнул вперёд, вставая между нами – его огромное тело стало живым щитом.

– Зачем это? – уже серьёзнее сказал Свен, глядя на Финна. – Ты – прославленный воин. Он – пацан. Убьёшь одним ударом. Чести тебе не прибавит.

Моя рука, до этого сжатая в камень, медленно разжалась. Пальцы болели, дыхание вырывалось из груди толчками. Как вообще справляться с этими бурями, доставшимися в наследство от Кая? Не понимал.

Взгляд всё ещё прикован к лицу бывшего охотника, но боковым зрением ко мне начал возвращаться остальной мир. Встревоженное, но твёрдое лицо Свена справа. Замершая за стойкой Фрида, сжавшая в руке мокрую тряпку. Охотники в углу, наблюдавшие за сценой с отстранённым интересом хищников. И даже подмастерья плотника – в их испуганных глазах отчётливо виднелось злорадство.

Финн глядел исподлобья, кривя губы в отвратительной усмешке, затем перевёл взгляд на плотника.

– Забирай его, Свен, – процедил сквозь зубы. – Ещё раз это отродье ко мне подойдёт – удавлю одной рукой, и ты не остановишь.

Рыжий сочувственно похлопал меня по плечу, его огромная ладонь почти накрыла всю спину. Он кивнул на стойку, где остывала нетронутая еда.

– Бери, – по‑доброму сказал мужчина. – Пойдём к столу. Поешь и всё расскажешь. Давай‑давай.

Свен не стал ждать ответа. Сам взял глиняную миску, вручил мне в онемевшие руки и настойчиво повёл к столу.

Шёл оглушённый яростью. Мы подошли к столику у мутного окна, в пятне тусклого дневного света. Плотник даже не взглянул на своих помощников – просто молча указал на дверь. Те, переглянувшись, недовольно поднялись и, бросив на меня ещё один полный ненависти взгляд, поплелись прочь из таверны.

Мужчина усадил меня на стул, а сам сел напротив. Я поставил миску на стол, а руки, лежавшие на грубой древесине, дрожали. Всякий голод исчез. Не видел лица Свена, не слышал абсолютно ничего – просто глядел на шипящую колбасу и чувствовал себя опустошённым.

– Ешь, парень, ешь, – тихо проговорил рыжий, подталкивая миску. – Горячее поможет.

Я не двигался.

– Зачем ты с ним сцепился? – вздохнул плотник с укором и беспокойством. – Финн – ходячая боль. Дело гиблое. Иногда лучше промолчать, стиснуть зубы и делать своё дело. Набираться сил, становиться лучше, понимаешь? Вот что нужно, а не кулаками махать, когда у противника сил на порядок больше.

Медленно поднял на него глаза. Взгляд мужчины то и дело метался в сторону стойки. Проследил за ним: Финн сидел там, не сводя с меня взгляда.

– Я не понимаю… почему он так… – пробормотал, чувствуя, что слова даются с трудом.

– А нечего тут понимать! – Свен наклонился, понизив голос. – Люди – как гнилые доски. С виду крепкая, а внутри – труха. У каждого своя червоточина. Что ж теперь, из‑за каждого косого слова на рожон лезть? Так и жизни не хватит.

Мужик попытался улыбнуться, но вышло натянуто. Было видно, что плотник переживает. Я задался вопросом: а если бы дошло до драки, что тот бы сделал? Скорее всего, ничего. Финн, хоть и хромой, был легендарным охотником. Против такого Свен – как дерево против топора.

Наступила тишина, плотник больше не торопил. Постепенно чувствовал, как скачка в груди замедляется, а ледяная хватка чужой ярости ослабевает.

– Да… – наконец выдохнул. – Вы правы. Сам не знаю, что нашло.

– Вот и хорошо, – кивнул мужчина с явным облегчением. – Это от голода и усталости всё. Ты поешь, и мысли в порядок придут, а потом и о делах поговорим.

Он снова пододвинул ко мне миску. Запах жареного мяса и лука, до этого казавшийся бессмысленным, потихоньку возвращал к жизни.

Всё ещё дрожащими руками взял горячий кусок колбасы. Пальцы обожгло, но я стерпел. Мгновение просто держал его, глядя на поджаристую корочку, а затем поднёс ко рту и откусил.

Сначала – ничего, жевал механически, не чувствуя вкуса. Но потом рецепторы очнулись – в рот хлынул насыщенный вкус. Смесь солёного и пряного мяса, сладость жареного лука и горьковатого дымка от очага. Вкус сытной и живой еды, заставил вцепиться в неё с жадностью оголодавшего волчонка.

– Ну вот! – радостно выдохнул Свен. – То‑то же! Еда, парень, всё лечит и мысли в порядок приводит. А тебе сейчас особенно нужно – щуплый, как осенняя ветка. Давай‑давай, набирайся сил.

Я ел, почти не дыша, ощущая, как горячий жир пачкает кожу вокруг рта, как мясные волокна застревают в зубах. Первобытное чувство возвращало в реальность, вымывая из души остатки гнева. Плотник молчал и смотрел на меня с облегчением, словно только что предотвратил большую беду.

А в моей голове, на фоне вкуса и запаха, безостановочным эхом билась мысль Кая: «Вот бы отец был рядом…»

– Его нет рядом, – вырвалось глухим голосом само по себе.

Замер с куском в руке. Осознание того, что произнёс это вслух, обожгло холодом. Чёрт, я что, говорю сам с собой? На глазах у Свена? Схожу с ума.

Медленно, боясь увидеть в глазах мужчины насмешку или испуг, поднял взгляд. Плотник смотрел встревоженно, а затем его взор смягчился, будто тот увидел за моим лицом тень кого‑то другого.

– Понимаю, – тихо сказал рыжий, наклоняясь ближе, чтобы его не услышали за соседними столами. – Понимаю, что тоскуешь.

Он помолчал, подбирая слова.

– Жизнь – место суровое, парень. А жизнь в Оплоте – вдвойне. Твой отец был героем, но даже они уходят, а живым нужно жить дальше. Ты должен к этому привыкнуть.

Свен поднял на меня свои ясные глаза и в них было всё сразу: искреннее сочувствие к сироте и жёсткая правда пограничника, который видел слишком много смертей.

– Ты смекаешь, о чём я? – пытливо спросил мужчина.

Медленно прожевал и проглотил кусок мяса, больше не казавшееся таким вкусным.

– Да.

Свен выдержал паузу, давая время прийти в себя.

– Так чего ты хотел? Какое дело у тебя ко мне? Рассказывай.

Отложил остатки колбасы обратно, и ощутил, как внутри что‑то сдвинулось, встало на место. Плотник говорил эти простые и жестокие слова не мне, Диме, он говорил их Каю – мальчишке, который никак не мог повзрослеть. И слова мужчины – грубые, но честные, попали точно в цель.

Я закрыл глаза и сделал то, что научился делать в шахте – потянулся к внутреннему огню. Представил, как эмоции пацана – его ярость, обида и тоска – падают в этот внутренний горн. «Огненная Ци» взревела, пожирая их без остатка, превращая детскую боль в топливо для воли.

Когда снова открыл глаза, дрожь в руках прошла. Пустота в груди наполнилась спокойной решимостью.

Невольно бросил взгляд на Финна. Тот уже цедил новую кружку, но не сводил с меня своих выцветших глаз, будто ожидая продолжения представления, но представление было окончено.

Вновь посмотрел на плотника, уже не взглядом затравленного мальчишки.

– Мы с мастером Гуннаром будем строить новые мехи. Двойные, с маховиком, – сказал ровным тоном. – Нужна ваша помощь.

Глаза Свена округлились. Мужик шумно втянул воздух, собираясь что‑то сказать, но вместо этого очень долго смотрел, и во взгляде читалась буря мыслей.

– Чертёж есть? – теперь уже серьёзно спросил тот.

– Есть, – твёрдо ответил. – Здесь, – постучал пальцем по своему лбу. – Всё нарисую, объясню каждую деталь. Только… – запнулся, подбирая слова, – не спрашивайте, откуда знаю. И, если можно, пусть это останется между нами. Без подмастерьев.

Снова наступила тишина. Видел, как в голове мужчины крутятся шестерёнки. Гуннар, который десятилетиями не менял в своей кузнице ни гвоздя, вдруг решился на такое? Пацан, который вчера еле таскал уголь, сегодня говорит о маховиках и чертежах? Что, во имя всех духов, произошло в этой проклятой шахте? Он мог допытываться, мог рассмеяться в лицо, мог просто послать куда подальше, и был бы в своём праве.

Плотник поскрёб рыжую бороду, глядя так, словно решал сложную загадку.

– Ладно, – сказал наконец, хлопнув ладонями по коленям. – Разговорами сыт не будешь.

Мужик поднялся, его массивная фигура заслонила свет из окна.

– Пошли в мастерскую, – кивнул в сторону двери. – Покажешь на доске, что там за чудо‑конструкция у тебя в голове. А я посмотрю, бред это или дело стоящее.

Быстро доел остатки остывшей колбасы. Теперь в голове царила ясность, мы со Свеном направились к выходу. Его плотницкая мастерская располагалась совсем рядом с кузницей, на другой стороне улицы.

Спускались вниз холма в молчании. Навстречу, тяжело ступая, поднималась группа вооружённых мужчин – тот самый отряд, который видел у дома старосты. Лица ополченцев были мрачными и сосредоточенными. Поймал взгляд одного из них – молодой парень, не старше двадцати. В любой момент их могли бросить в самое пекло, и их судьбы больше им не принадлежали.

– Да прибудут с ними духи предков, – тихо пробормотал Свен, глядя вслед.

Внутри его мастерской пахло свежей сосновой стружкой и льняным маслом. Плотник первым смёл со своего огромного верстака стружку и обрезки, освобождая место. Затем принёс большую доску и кусок мягкого известняка, которым он делал разметку на дереве – это далеко от привычных чертёжных инструментов, но для визуализации идеи подходило вполне.

Рыжий не задавал лишних вопросов и не спрашивал, откуда я всё это знаю.

– Гуннару сейчас несладко придётся, – сказал Свен, пока я готовился рисовать. – Заказов будет много, а силы у старика уже не те. Без хорошего инструмента не справиться.

Образ чертежа стоял перед глазами – чёткий, как в инженерной программе. Меловым камнем начал набрасывать на доску эскиз.

– Вот, смотрите, мастер Свен. Представьте себе качели, – начал, рисуя длинный рычаг‑коромысло. – Когда один конец идёт вниз, другой – вверх. Так?

Свен кивнул, интерес был виден по тому, как мужик нахмурил густые рыжие брови.

– Теперь мы ставим два меха, а не один. Один крепим к одному концу «качелей», второй – к другому. – Я нарисовал два клина под рычагом. – Когда тяну рычаг, один мех вдыхает, а второй в это же время – выдыхает. Потом наоборот. Они дышат по очереди, как два лёгких. Одно выдыхает, второе вдыхает. Понимаете?

– Понимаю, – пробасил плотник. – Один всегда дует. Поток будет без перерыва. Хитро. Но чтобы такую махину раскачать, силищи‑то сколько надо?

– А вот для этого – главная деталь, – стёр часть рисунка и нарисовал большое, массивное колесо, соединённое с рычагом. – Тяжёлое колесо. Маховик.

Увидел в его глазах недоумение и поспешил объяснить на понятном примере.

– Мастер, вы же работали с точильным кругом? Помните, как тяжело его раскрутить вначале? Но когда он наберёт ход, его уже трудно остановить. Он сам продолжает крутиться, даже если вы перестали давить на педаль. В нём как бы накапливается сила движения.

Глаза Свена блеснули. Мужчина понял.

– Это колесо будет делать то же самое, – продолжил с жаром. – Я раскручиваю его, и дальше оно само, своим весом и упрямой силушкой, будет помогать двигать качели. Моя работа – не дёргать рычаг туда‑сюда, а лишь слегка подталкивать колесо, чтобы оно не останавливалось. Никаких рывков. Никаких пауз. Только мощный и непрерывный поток воздуха.

Мои руки летали над доской, добавляя детали: оси из самого твёрдого дуба, рычаги, кожаный приводной ремень. Я объяснял принцип работы каждой детали на языке, который рыжий понимал лучше всего – на языке плотника. «Здесь нужен шип‑паз», «этот рычаг должен работать как коромысло в колодце», «ось нужно укрепить, как ступицу в телеге».

– А вот здесь, – он ткнул толстым пальцем в соединение шатуна с маховиком, – какой зазор нужен? Если сделать слишком плотно, будет клинить. Слишком свободно – разболтается через неделю.

Его вопрос был вопросом профессионала, видящего проблему в деталях. Мужик не сомневался в идее, а думал над реализацией. И в этот момент я понял, что нашёл первого настоящего союзника.

Он знал, что у братьев‑оружейников стоят необычные мехи – их несколько лет назад устанавливали приезжие мастера из самой столицы – возможно, по личному указу барона. Никто в деревне не знал их устройства. И теперь, ему, простому плотнику, и мне, вчерашнему «паршивцу», предстояло воссоздать это чудо инженерной мысли, надеясь, что никто не задаст слишком много вопросов об источнике наших знаний.

– Ладно, – сказал наконец Свен, стирая ладонью эскизы. – Дело ясное. Сложно, но сделать можно.

Пообещал, что в ближайшие два дня полностью посвятит себя созданию деревянных деталей, перепоручив текущие заказы – рукояти для копий и починку телег – подмастерьям. Я был ему безмерно благодарен, понимая, что, помогая мне, плотник рискует. Сейчас, перед лицом угрозы, его мастерская, как и кузницы, была завалена срочными заказами для ополчения.

После мы отправились в кузницу Гуннара, чтобы Свен мог на месте оценить объём работ.

– Ломать – не строить, но и то работы на полдня, – пробасил он. – Слушай, у меня помимо двух старших есть ещё пара совсем юнцов, только‑только молоток в руки взяли. Пришлю их тебе в помощь – всё разобрать. Они крепкие, с ломом управятся. Просто накину немного к общей стоимости.

Я с благодарностью согласился – помощь и вправду нужна, а просить кузнеца не хотелось. Если захочет – присоединится сам. Рыжий пообещал отправить ребят, когда это будет необходимо.

Мастерская кожевника располагалась ещё ниже по склону, почти у самого частокола, в самом сыром и грязном конце деревни. Для этого пришлось свернуть с главной улицы в зловонный проулок. Ещё за пару десятков шагов до цели обдало едким запахом гниющих шкур, кислым духом растворов, похожих на уксус, и тяжёлой вонью животного жира и разлагающейся плоти.

Сама мастерская – приземистое строение, похожее на сарай. Одна из его стен была открыта, образуя навес, под которым стояли огромные деревянные чаны, полные мутной жижи. Рядом натянуты деревянные рамы, на которых, как флаги, висели растянутые шкуры. Земля вокруг тёмная и влажная, а в воздухе летает туча мух.

Под навесом, по колено в грязи, трудился парень – на вид мой ровесник или чуть старше. Невысокий и крепко сбитый, с копной русых волос, прилипших ко лбу. Паренёк склонился над деревянной колодой, на которой лежала кровавая шкура, а в его руках был странный инструмент, похожий на изогнутый нож с двумя ручками по бокам. С его помощью он методично соскабливал со шкуры остатки жира и плоти.

Руки и фартук парня сплошь в крови и сале. Подмастерье тяжело дышал, и при каждом движении мышцы перекатывались под мокрой от пота рубахой. Заметив меня, парнишка выпрямился и вытер лоб тыльной стороной запястья, смерил быстрым взглядом своих неожиданно ярких голубых глаз и ни слова не говоря, кивнул – мол, «чего надо?».

Этого парня в воспоминаниях Кая не было – может новичок? Я подошёл ближе, стараясь дышать через рот, чтобы хоть как‑то справиться с вонью. Деловито осмотрел его работу – толстые пласты жира и мяса падали в грязное ведро у его ног.

– Меня зовут Кай, – сказал уверенно. – Ищу твоего мастера.

Паренёк отложил инструмент, посмотрел на меня с явным недоверием, но в его голубых глазах промелькнул интерес. Взгляд был не злой, а скорее любопытный.

– Кай? – вытер руки о грязную тряпку, висевшую на поясе. – Слыхал. Тот, что у Гуннара батрачит. Говорили заточником к Рудознадцам ушёл.

Я лишь кивнул – слухи в деревне распространялись быстрее лесного пожара.

– Ага, но как видишь, я здесь. Вернулся. – просто ответил ему.

Парнишка протянул руку, неожиданно широкую и сильную для его возраста.

– Ларс.

Я пожал ладонь, всё ещё скользкую от жира. «Вот из кого получился бы отличный молотобоец», – промелькнула мысль, оценивая его крепкое телосложение. «Силы парнишке не занимать».

– Сейчас кликну, – сказал Ларс и, обойдя чан с дубильным раствором, скрылся за углом дома. – Мастер Гром! К вам тут! – послышался его энергичный крик.

В ответ из‑за дома раздалось недовольное ворчание:

– Кого ещё духи принесли⁈

А затем – приближающиеся шаги, чавкающие по вязкой грязи. Они звучали так, словно ко мне приближался не человек, а болотное чудище.

Глава 11

Первым из‑за угла показался тесак – огромный и залитый кровью, похожий не на инструмент мясника, а на оружие палача. Тёмно‑багровые капли медленно стекали с широкого лезвия, падая в липкую грязь.

Следом – ноги в высоких болотных сапогах, так густо заляпанных грязью и запёкшейся кровью, что материал угадывался с трудом. Я невольно напрягся, готовясь увидеть гиганта‑мясника или матёрого разбойника.

Но когда поднял взгляд выше, жуткая картина рассыпалась в одночасье, сбивая с толку.

Обладателем сапог и тесака оказался щуплый старикашка с тонкими седыми усами. Лысый череп блестел, редкие выцветшие брови почти терялись на морщинистом лице. С ног до головы измазанный кровью и бурыми ошмётками, без рубахи – лишь длинный кожаный фартук до самых сапог. Тощее жилистое тело покрывала сеть белых шрамов.

«Гром». Имя совершенно не вязалось с этим высохшим стариком. Видимо, пацан с ним никогда не пересекался – такого колоритного персонажа не забудешь.

Старик остановился посреди двора, прищурил маленькие, почти бесцветные глазки и уставился на меня. В тот же миг по двору пронёсся порыв холодного ветра. Растянутые на рамах шкуры затрепетали и захлопали, как паруса. Ларс качнулся, упираясь ногами в землю, но старикашка Гром даже не шелохнулся – словно врос в землю корнями, и ветер лишь трепал края его окровавленного фартука.

– Здравствуйте, – начал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Гром молчал. Просто смотрел пристальным взглядом.

– Я от мастера Гуннара, – продолжил, решив, что молчать хуже. Нужно переходить к делу.

Едва заметный кивок. Прищур старика усилился. Сзади него снова появился Ларс, с нескрываемым любопытством наблюдая за встречей.

Собравшись с духом, выложил всё: о том, что мы с Гуннаром делаем новые двойные мехи, нам нужна лучшая прочная кожа, помощь в раскрое и пошиве мешков, чтобы не испортить дорогую шкуру. Заверил, что за ценой не постоим – оплатим работой или товаром.

Всё это время старикашка молчал, лишь склонив лысую голову набок. Глядя на его худое аскетичное тело, щуплые руки и пристальный взгляд, поймал себя на странной мысли: если отмыть его от крови, он чем‑то неуловимо напоминал Ганди с фотографий из прошлой жизни. Мысль была настолько дикой, что я едва не сбился.

Когда закончил, подробно объяснив размеры и требования, кожевник наконец шевельнулся. Сделал несколько медленных шагов в мою сторону, тесак в его руке качнулся. Я невольно напрягся – хотелось, чтобы он убрал эту штуку подальше.

Гром остановился в двух шагах и заговорил неожиданно скрипучим и тихий голосом, напоминающим шелест сухого листа:

– Задача непростая. Для мехов нужна бычья кожа с хребтины – толстая, без единого изъяна, без шрамов от оводов. – Пауза. – А у меня сейчас такой нет.

Старик смотрел на моё опечаленное лицо.

– Последнего быка на прошлой неделе пустили на солонину для отряда старосты. Шкура лежит в отмоке, в первом чане, но она ещё сырая. Чтобы выделать до нужного состояния – проквасить, продубить, отжировать – уйдёт минимум две, а то и три недели. Быстрее никак, иначе кожа будет жёсткая и лопнет через месяц.

Слова ударили сокрушительно, как молот по холодному железу. Весь энтузиазм, весь чёткий план рухнул к чёрту. Три недели.

Я уже мысленно разбирал старые мехи, уже заказал у Свена детали! Чёрт подери, уже предвкушал ровный мощный гул нового механизма! А теперь что? Снова к этим дырявым лёгким, пожирающим половину моих сил?

На сердце упал холодный груз. Можно, конечно, залатать старую дыру – временное решение. Но ведь помнил, что нас ждёт: заказы для ополчения, для барона… Работа с утра до ночи. На одиночных дырявых мехах я превращусь из подмастерья в убитого раба. Сил на собственную работу, на инструменты, на культивацию просто не останется.

Я был в отчаянии, мозг лихорадочно искал выход – может, не нужно такого перфекционизма? Другая кожа? Потоньше? С дефектом? Хоть что‑то, что есть прямо сейчас?

Гром, казалось, читал мои мысли, глядя на павшее лицо без всякого сочувствия.

– А чего ж сейчас‑то спохватились? – проскрипел он с едким стариковским осуждением. – Ополчению клинки подавай, барону – наконечники для стрел. Работы по горло, а вы мехи перестраивать вздумали. Раньше надо было думать, кузнецы.

– Раньше‑то раньше, мастер Гром, – с горечью ответил ему. – Да только раньше и мыслей таких не было и возможности.

– Так а сейчас‑то что приспичило? – не унимался старик. – Гуннар тридцать лет работал на этих мехах – паршиво, но работал. Чай, не его это затея. Твоя, что ли?

Прищур стал таким узким, что глаза превратились в две тёмные щёлки. Снова в голове мелькнул нелепый образ – худой индус в очках, только измазанный кровью.

Раздражение закипало внутри – какое его дело⁈ В этой деревне нельзя просто сделать заказ без допроса⁈ Но вспомнил урок из таверны: ярость – плохой советчик. Мысленно направил горячую волну эмоций вниз, в «внутренний горн», представляя, как Огненная Ци сжигает её, превращая в холодную ясную решимость.

– Скажем так, – начал ровным тоном, – я просто напомнил мастеру, что сын великого кузнеца не должен работать на рухляди. Что ему на роду написано иметь лучшую кузницу в Оплоте. – Пауза. – Сами знаете, мастер Гуннар сейчас… не в лучшем расположении духа. После того случая…

– А‑а, – скрипуче хмыкнул Гром. В его бесцветных глазах мелькнула искорка понимания и злорадства. – После того, как Йорн оплевал его мечи. Слыхал.

Старикашка наконец сдвинулся с места. Подошёл к грязному табурету у стены и с тихим кряхтением опустился. Тесак всё ещё держал перед собой. Ларс, увидев, что мастер сел, тут же подскочил, почтительно забрал тяжёлый инструмент и, пятясь, унёс его.

– Дело‑то не в Йорне, – проскрипел Гром, глядя в глаза. – Сам должен понимать. Али не слыхал, что за история с Гуннаром приключилась? Давно.

Я нахмурился. С чего это старый кожевник решил откровенничать с мальчишкой‑подмастерьем? Странно.

– Я… знаю лишь, что у него были славные предки, – осторожно ответил. – Великие мастера…

– Были, – отрезал старичок. – А он – никчёмный пьяница, который и мизинца их не стоит. Вся деревня знает. Но это не главное, пацан. Совсем не главное.

Гром замолчал и взгляд устремился куда‑то вдаль, сквозь меня, в глубокое прошлое. Тяжёлый, со свистом, вздох.

– А что главное, мастер Гром? – вопрос вырвался сам, против воли. Меня зацепил этот отсутствующий взгляд, в котором отражалась старая глубокая трагедия.

Старик поднял на меня бесцветные глаза, выныривая из глубин. Затем отмахнулся, словно отгоняя муху.

– Хорошее дело ты задумал, парень. Пусть охотник из тебя не вышел, может хоть кузнец получится. Вижу – любишь ты это дело. Огонь в глазах есть.

Понятно – делиться тайнами прошлого он не собирается. Жутко хотелось узнать, что сломало Гуннара, но настаивать будет неуместно.

– Жаль, что кожи сейчас нет, – вздохнул я, возвращаясь к проблеме. – Очень жаль. Мастер Гуннар так… загорелся этой идеей. Глядишь, и к жизни бы его вернуло.

Отчасти – правда. Новые мехи, новые возможности… может, это и впрямь вытащило бы старика из вечного похмелья, и из‑под наших молотов начало бы выходить что‑то путное. Но, чего греха таить, я и манипулировал – тонко давил на жалость и, возможно, чувство вины старого поколения за судьбу Гуннара. Замолчал, картинно‑грустно глядя под ноги.

Кожевник тоже молчал. Тишина затянулась. Уже решил, что разговор окончен, как вдруг:

– Бычья шкура – для долгой правильной работы. Для себя, на века. – Гром прищурился. – Но есть другой путь – быстрый.

Я поднял на него глаза.

– У охотников всегда есть то, что они считают мусором: шкуры старых жилистых лосей. Слишком жёсткие для одежды, слишком толстые для обуви. Их просто выбрасывают. – Он помолчал. – Но если такую шкуру правильно размять и обильно пропитать жиром, она будет служить. Не так долго, как бычья. Может, год‑два, но служить будет.

Прищурился ещё сильнее.

– У Йорна в сарае как раз такая должна валяться. Поговори с ним. Скажи, что Гром попросил. Может, отдаст за просто так или за услугу какую. А я помогу её в порядок привести – за пару дней управимся. Вот только не знаю, станет ли одноглазый с Гуннаром связываться после той истории… – Голос стал твёрдым как камень. – Но учти, парень: это временное решение. И когда оно придёт в негодность, вернёшься ко мне за настоящей бычьей шкурой и заплатишь полную цену. Идёт?

– Пару дней… – вырвалось у меня, не в силах скрыть разочарования. Весь план был построен на скорости – на том, чтобы начать прямо сейчас.

– Другого пути нет, щегол, – с явным раздражением отрезал Гром, поднимаясь. Кости хрустнули. – Скажи спасибо, что и это предложил – мог бы просто выгнать.

Всем видом давал понять: разговор окончен.

– Ларс! – крикнул кожевник в сторону мастерской.

Русоволосый паренёк появился из‑за угла, вытирая руки о тряпку.

– Тот чан с отмокой, – старик ткнул костлявым пальцем в сторону огромного чана. – Воду пора менять – сливай, пока не протухло. И шкуры переверни, живо!

Парнишка молча кивнул и принялся за работу. Гром, не удостоив меня взглядом, похромал в мастерскую.

Я остался один посреди вонючего двора. Нужно идти к Йорну Одноглазому – от одной мысли внутри всё сжималось. Как этот грозный молчун отреагирует на моё появление? А ведь его ещё найти нужно.

Все надежды решить дело быстро и гладко рассыпались в прах. Но старик был прав – это не идеальное, но решение. Пара дней – не три недели.

Помявшись ещё несколько секунд, развернулся и неторопливо побрёл прочь. Запахов уже почти не замечал – голову занимали мысли: как охотник отреагирует? Что скажет кузнец? Придётся пока работать на старых мехах. А ещё нужно выковать все металлические детали для новой конструкции…

И тут меня словно током ударило. Чёрт! Если всё равно придётся пару дней качать эту дырявую рухлядь, то её хотя бы нужно залатать!

Резко развернулся и почти бегом бросился обратно.

Старик Гром и Ларс уже работали внутри, в полумраке. Стояли над длинным столом, на котором была растянута большая мокрая тёмно‑коричневая кожа. Кожевник держал кусок гладкого камня, а подмастерье лил на кожу воду из ковша. Старикашка с силой «утюжил» кожу, разглаживая и выжимая влагу.

Я остановился у входа, пытаясь отдышаться.

– Мастер Гром!

Не прерывая работы, тот медленно повернул голову. Молчал, и в его взгляде читалось откровенное раздражение.

– Совсем забыл, – выпалил я. – Старые мехи у нас совсем дырявые. Не поможете с заплаткой? Нужен небольшой кусок. – Показал руками размер. – Не обязательно бычью – любую, самую простую. Мне всего на пару дней, пока вопрос с новой кожей не решу. А ковать надо – детали для новых мехов сами себя не сделают.

Гром остановился и выпрямился.

– Заплатку, – проскрипел старик. – Заплатку тебе.

Бросил камень на стол и подошёл к углу, где валялась куча обрезков. Порылся, вытащил серо‑бурый кусок кожи и швырнул мне под ноги.

– На. Свиная. Жёсткая. Прежде чем ставить, размочи в горячей воде, а то лопнет. И клей возьми. – Кивнул на горшок с мутной желеобразной массой на полке. – И чтобы я тебя сегодня больше не видел.

Торопливо схватил кожу и горшок. Напрягать старика больше не хотелось – хоть и щуплый, но от его злого взгляда волосы шевелились. Краем глаза поймал усмешку Ларса, которого, видимо, забавляла моя суетливость.

– Спасибо, мастер! – бросил ему в спину. – Вернусь, как только решу вопрос со шкурой!

И, не дожидаясь ответа, поспешил прочь.

Выбрался по узким проулкам обратно на главную улицу. Здесь едкая вонь кожевни сменилась привычной деревенской смесью: навоз, влажная земля, дым от очагов. Но поверх всего – холодное чистое дыхание гор. Ледяной порыв ветра нёсся с заснеженных пиков, пробирая до костей, напоминая осень на пороге.