Текст книги "Системный Кузнец. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ярослав Мечников

Соавторы: Павел Шимуро
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 48 страниц)

Я подошёл к горну и засыпал тлеющие угли влажным песком – пламя зашипело и погасло, оставив после себя лишь серый пепел и мягкое тепло. И тут же вспомнил про мешок с монетами – завтра понадобятся деньги. Нужно, наконец, заняться бытовыми вопросами, если выдастся хоть один свободный час. Всё нужно хорошенько обдумать, распланировать.

И надеяться, что эти люди – Ориан, Борг, и кто бы за ними ни стоял – от меня отстанут.

Хотя я не питал иллюзий. Торгрим – старик не поверил мне, не мог поверить. Глава слишком умён и проницателен, чтобы проглотить наживку с рассказом про любопытного мальчишку, а значит, будет проверять. А значит…

Волосы на затылке зашевелились.

А что, если прямо сейчас?

Замер, прислушиваясь к ночной тишине. Что, если какой‑нибудь шпион уже сидит в кустах у моей лачуги? Что, если каждый шаг отсюда до самой двери будет под наблюдением? Кто‑то будет прятаться в тенях, считать мои шаги, следить за тем, как разжигаю очаг, как тренируюсь и как дышу.

Я оказался в клетке и стены её сжимались.

И тут меня словно окатило ледяной водой.

Техника, которую выполнял в лачуге, где стены – как решето, а окно – дырявая плёнка. Красная вспышка на кончиках пальцев, крик от боли… Если за мной всё время следили, то шпион видел всё.

Вот же чёрт.

Но ведь мне необходимо практиковаться ежедневно. Система была непреклонна: невыполнение упражнений – деградация. Откат. Остаться слабым и беспомощным мальчишкой, которого Финн может безнаказанно унижать перед всей таверной? Нет, никогда.

Значит, где найти место, в котором можно быть абсолютно уверенным, что тебя никто не увидит?

Сказать, что расстроился, – не сказать ничего. Чувство обретённой уверенности и хрупкая надежда грозили рассыпаться в прах из‑за одной ошибки. Это добавляло не просто проблем, а ставило под угрозу всё.

Стоял в полной темноте, и мысли метались. Значит, нужно быть начеку. Не просто быть осторожным – я должен стать тенью в собственной жизни. А для тренировок выбирать такое время и место, где меня точно никто не найдёт. Ночью, в полной темноте. Но где? Выходить из деревни ради этого – чистое самоубийство, да и вряд ли выпустят.

Подошёл к своему тайнику за старой огромной коробкой под верстаком и отодвинул её. В холодной расщелине нащупал мешок – тот был на месте, что принесло облегчение. Развязав его, отсчитал на текущие расходы пятьдесят пять монет, оставив в тайнике ровно шестьсот. Холодная тяжесть медяков легла в карман.

Вышел из кузни, заперев тяжёлую дверь – пора возвращаться в свой склеп. Влажный воздух ударил в лицо, беззвёздное небо нависало над деревней как чёрноё одеяло. Сил осталось мало – встреча с Орианом вытянула все резервы, но работа в кузне, несмотря на усталость, зарядила. Я шёл домой со горьковато‑приятным чувством.

И вдруг резко остановился.

Идиот.

Тихо рассмеялся, запрокинув голову – смех вышел беззвучным.

Я оставил ведро в кузне.

Быстро вернувшись, забрал единственную посудину, а также вспомнив, что закончился трут, взял немного про запас. Теперь, не раздумывая, направился вверх по склону, к колодцу. Теперь шёл иначе – не просто шёл, а слушал. Каждый скрип ветки, каждый далёкий собачий лай, каждый шорох за спиной заставлял напрягаться. Озирался, вглядываясь в густые тени между домами, пытаясь уловить движение, которого там, скорее всего, и не было.

Было абсолютно тихо и безлюдно, лишь когда проходил мимо таверны, из‑за её двери вырвался пьяный гомон. Пятно мутного света от окна лежало на грязной дороге, и в нём плясали грубые тени.

Набрав полное ведро ледяной воды, поплёлся к лачуге, стараясь ступать как можно тише. Дома первым делом разжёг очаг. Дрова, что затащил сюда перед уходом, успели немного просохнуть и занялись быстро, наполнив лачугу теплом. Я перекусил остатками еды от Гуннара: твёрдой печёной картошкой и жёсткой солониной.

После еды наконец‑то занялся тем, о чём мечтал все эти дни. Полностью раздевшись, встал посреди хижины и начал методично обливаться ледяной водой из ведра. Вода смывала многодневную грязь, копоть и въевшийся пот, стекая на земляной пол чёрными ручьями. Кожа горела от холода, но это было ни с чем не сравнимое ощущение чистоты.

Оставшейся водой застирал свою единственную сменную одежду и развесил сушиться на вбитых в стену гвоздях, прямо над очагом. Стало зябко – огненная Ци, истощённая после использования навыка и лихорадки, не спасала теперь от пронизывающей сырости. Завернувшись в колючее одеяло, сел у огня и начал дышать – просто вдыхать его тепло и Огненную Ци, пытаясь восполнить потерянные запасы.

Пока сидел так, погружённый в медитативное состояние, мысли начали упорядочиваться, выстраиваясь в чёткий план.

Взгляд упал на дыры в соломенной крыше, сквозь которые виднелось беззвёздное небо. Затем – на сырой земляной пол, покрытый редкими клочками грязной соломы.

Первое, нужно привести в порядок – жилище. Залатать крышу, законопатить щели в стенах, а главное – построить нормальную лежанку. Спать на земле, постоянно почёсываясь от впивающихся в кожу соломинок, было невыносимо – с этим можно обратиться к Свену. Может, кто‑то из его подмастерьев возьмётся за такую простую работу? Этим нужно заняться прямо завтра.

Второе – безопасность. С завтрашнего дня нужно внимательно следить за окружением. Как в шпионских фильмах из прошлой жизни постоянно проверять, не приставили ли ко мне «хвост». Каждая тень и каждый случайный прохожий теперь под подозрением.

Третье – Ориан. Нужно зайти к нему и чётко дать понять, чтобы не смел просить плату у Гуннара. Если вздумает – я расскажу кузнецу всё. И надеялся, что после этого больше никогда не придётся видеть его змеиное лицо.

Четвёртое – моя сталь в слитках. Здесь зло и хитро улыбнулся, глядя в огонь – необходимо заглянуть к Боргу. Пусть этот мерзкий старик ответит за тот заказ, что я честно отработал. От мысли, что придётся снова разговаривать с ним, стало противно на душе, но вопросы нужно решать.

И пятое – главное – ковать, ковать и ещё раз ковать. Закончить новые мехи, выковать нормальные инструменты, а затем – приступить к оружию. Только через мастерство лежит путь к силе и независимости.

С этими мыслями плотнее завернулся в одеяло. Устроившись на колючей соломе, ещё долго ворочался, почёсываясь от впивающихся в кожу стеблей. Но в какой‑то момент тело, измученное до предела, сдалось, и я погрузился в сон.

Глава 21

Проснулся не от привычного крика петуха, а от грохота деревянных ворота Оплота. Со стороны частокола доносились грубые и требовательные крики – слов разобрать невозможно, но их настойчивый тон сразу не понравился – было в них что‑то чужеродное и металлическое.

Я открыл глаза и замер, лёжа во тьме своей лачуги, прислушиваясь. Послышался долгий скрип – массивные створки нехотя отворялись. Было хорошо слышно, ведь моя нора находилась у самой границы поселения.

Внутри ещё царил предрассветный мрак. Тело, на удивление, чувствовало себя отдохнувшим и бодрым – видимо, действие искусственно вызванной лихорадки прошло окончательно. Присел на соломенной лежанке, потирая глаза и тут же начиная прокручивать в голове дневной план.

В потьмах оглядел своё убогое убранство. На гвозде, вбитом в стену, висела одежда, рядом – дырявая сменка. Вряд ли стоило надеяться, что постиранное за ночь высохнет в этой сырости. Воды в ведре тоже не осталось – значит, каши не сварить – придётся доесть чёрствый кусок хлеба, который дал Гуннар – им точно не насытишься перед тяжёлым днём в кузне.

Снова разозлился на себя за эту бытовую неустроенность. События неслись с такой скоростью, что просто не было времени заняться обустройством собственной жизни.

Поднявшись с лежанки, сделал несколько приседаний и отжиманий, просто чтобы разогнать кровь и разогреть тело. Тем временем мужские голоса со стороны ворот всё усиливались, заставляя замирать и прислушиваться. Было в этих звуках что‑то неприятное – что‑то, нарушающее привычный уклад деревни. Невольно захотелось пойти туда и посмотреть, что происходит.

Быстро нацепил штаны, потрогал постиранную рубаху – та была холодной и сырой. Ладно, обязательно сегодня найду пару часов, чтобы решить хотя бы первостепенные бытовые вопросы. Вздохнув, взял с гвоздя грязную, пропахшую потом и дымом рубаху и накинул на себя, натянул на ноги стоптанные башмаки – вот и при параде. Готов к новому дню, который уже начинался с тревоги.

Со стороны главной улицы послышался звук, которого здесь почти никогда не бывало ранним утром – ритмичный топот множества копыт по влажной земле и ржание. Не одна лошадь, а пять, шесть… нет, больше, как мне показалось. Странно, насколько я знал – торговые караваны никогда не приходят так рано.

Схватил со своего каменного стола остатки вчерашнего хлеба и, запихивая в рот на ходу, выскользнул на холодный, почти осенний воздух. Сегодня было особенно промозгло, ведь руки, едва я вышел из лачуги, заметно озябли.

Направился в сторону главной улицы, к источнику звуков, которые уже успели разбудить всю деревню. Свернув на узкую тропинку, пробрался к забору, отделявшему задворки от центральной дороги. Сквозь щели в плетне увидел их.

По дороге шагом двигался конный отряд – их было около десяти, может даже больше. Верхом на мощных лошадях сидели крепкие мужчины. Они были одеты в одинаковую броню – стёганые гамбезоны и поверх них бригантины из тёмной кожи, усиленные металлическими пластинами. У каждого на поясе висел длинный меч, а за спиной виднелись копья или арбалеты – отряд выглядел внушительно и профессионально. Лица воинов в утреннем полумраке разглядеть сложно, но даже на расстоянии чувствовалась их холодная дисциплина.

Вдоль дороги уже стояло несколько деревенских жителей, выбежавших из домов. Люди молча глазели на этих могучих воинов как на диковинку или на предвестников беды.

Я двинулся дальше и наконец вышел на главную улицу. Отряд уже прошёл чуть дальше, медленно поднимаясь по склону холма к дому старосты. Чавкающий стук копыт по грязной дороге разносился по всей деревне, даже хвосты их лошадей – ухоженные и расчёсанные – двигались иначе, не по‑деревенски, словно животные тоже были не от мира сего.

Рядом со мной стояло несколько мужчин и женщин. Жители не глазели с любопытством, а смотрели с тревогой и страхом, тихо перешёптываясь.

– Баронские… Точно баронские, – прошептала пожилая женщина, прижимая руки к груди.

– Заберут наших опять, и не спросят, – глухо вторил бородатый мужик, в чьём голосе слышалась привычка к лишениям и бессилию. – Ох, беда…

На другой стороне улицы, чуть дальше, из добротных домов тоже выходили люди – те не причитали, а устремляли взгляды на удаляющихся всадников, что медленно поднимались всё выше по склону.

– К старосте поехали, – негромко сказала своей подруге женщина лет сорока с натруженными руками.

Я подошёл к ним поближе. Ужасно хотелось узнать подробности.

– Кто это? – спросил тихо, не сводя глаз со спин воинов.

Женщина покосилась на меня и, кажется, узнала.

– «Каменными Грифонами» их кличут. Бездушные солдаты барона. Забирают то, что плохо лежит, а что хорошо лежит – двигают и тоже забирают. Что барон скажет, то и увезут с собой в замок.

– Каменные Грифоны? – переспросил у неё.

Стоявший рядом мужик с короткой бородой и глубокими морщинами на лбу услышал наш разговор и вмешался:

– Это псы барона, парень, – мрачно проговорил старик, сплюнув на землю. – Каждый раз, как являются – добра не жди. То вояк наших забирали на службу, то харчи из амбара гребли. Сейчас, видать, опять за кем‑то пожаловали. Заберут кого – и не спросят. А может, и ещё чего – кто их, стервятников, разберёт.

– Ясно… Спасибо, – сказал я тихо.

Двинулся дальше по улице, формально – в сторону кузницы, но на самом деле неудержимо тянуло вверх, к площади перед домом старосты. Хотелось увидеть, что будет происходить дальше – странная смесь тревоги и азарта бурлила внутри. Спасатель Дмитрий анализировал угрозу и просчитывал варианты, а подросток Кай, уставший от монотонной рутины, чувствовал волнение от того, что происходит что‑то новое и важное.

Это было ощущение грядущих перемен – предчувствие, что серый и привычный мир вот‑вот треснет, но ты ещё не знаешь, что родится из этой трещины – надежда или катастрофа.

Пришлось ускориться. На ходу дожевал чёрствый хлеб, совершенно не чувствуя вкуса. Внутри всё напряжено.

Когда отряд поравнялся с нашей кузней, лошади резко остановились и беспокойно захрапели, мотая головами.

– Тпр‑р‑ру! – донёсся окрик.

Всадник, ехавший впереди, сидел в седле прямо и неподвижно. Он был облачён в тёмную бригантину, сидевшую на нём как вторая кожа. Высокий и жилистый, мужчина напоминал изваяние римского полководца – острый нос, волевой подбородок и холодные, но внимательные глаза.

К нему подъехал другой воин, державший в руках свиток пергамента, и что‑то тихо сказал. Командир о чём‑то зашептался с ним в ответ, затем воин указал рукой прямо в сторону нашей кузни – командир на несколько долгих секунд задержал на ней оценивающий взгляд. После непродолжительной паузы отряд двинулся дальше.

От этого простого жеста стало откровенно не по себе. Чем их так привлекла наша захудалая мастерская?

Воины удалялись всё выше по склону, а я, подгоняемый тревогой, быстро подбежал к кузне и дёрнул дверь – заперто, Гуннар ещё не пришёл. По‑хорошему, следовало дождаться его, пойти внутрь и разжечь горн, чтобы успеть попрактиковать «Дыхание Жизни» от утреннего жара. Но любопытство распирало изнутри, хотелось хотя бы одним глазком посмотреть, что будет происходить на площади.

«Может, предупредить Гуннара?» – мелькнула мысль. – «Чтобы не терял».

Я взглянул на массивную дверь, ведущую в его дом, примыкавший к кузне. Решил так и сделать. После недавних событий страх перед громилой почти исчез, сменившись чем‑то вроде шаткого партнёрства. Чувствовалось, что за его грубостью скрывается нормальный мужик, с которым можно говорить. Если скажет, чтоб не лез, – послушаю, а может, его и самого заинтересует происходящее.

Подбежал к двери и негромко постучал костяшками пальцев по шершавому дереву.

Изнутри послышались тяжёлые шаги. Засов с грохотом отодвинулся, и дверь отворилась. На пороге стоял Гуннар – босой, в одних штанах, с заспанным лицом. В одной руке он держал большую деревянную ложку, а в другой – дымящуюся глиняную миску. Из‑за его спины ударил сытный запах – варилась овсянка, но не простая, а сдобренная, кажется вяленым мясом.

Мужчина посмотрел на меня с немым вопросом в заспанных глазах.

– Мастер, извините, что тревожу, – быстро заговорил я. – Хотел сказать… там отряд из Чёрного Замка прибыл. – Кивнул в сторону удаляющихся всадников. – Хотел посмотреть, что там творится, и предупредить, чтобы вы меня не теряли.

Кузнец грузно переступил через порог и вышел на крыльцо. Я посторонился, чтобы он мог взглянуть. Гуннар прищурился, вглядываясь вслед отряду, который уже почти достиг вершины холма.

– Грифоны… Чтоб им пусто было, – прорычал старик себе под нос.

– А что им надо, мастер? Как думаете? – с тревогой спросил у него.

– Да хрен их знает, – огрызнулся кузнец. – Что угодно: зерно, людей, твой новый молоток. Возьмут и «пожалуйста» не скажут. Ты правильно сделал – иди‑ка, глянь, послушай, о чём шепчутся – мне потом донесёшь.

Гуннар сказал это серьёзно, понизив голос. Теперь мы были заодно. Старик всё ещё держал миску в руке, забыв про еду.

Я кивнул и уже дёрнулся, чтобы отправиться вверх по улице, как мужчина окликнул.

– Эй.

Остановился и обернулся.

– Жрать‑то будешь? – мотнул головой в сторону своего дома. – Кашу вот сварганил.

От запаха, доносившегося из миски, потекли слюнки.

– Не откажусь, – тихо сказал.

– Ну давай. Вернёшься, быстро перекусишь – и за работу.

Мужчина уже разворачивался, чтобы уйти к себе, как я вдруг вспомнил тот жест и тяжёлый взгляд командира.

– Мастер!

Кузнец замер у самого порога.

– Забыл сказать. Они когда мимо проезжали… на нашу кузницу показывали. Остановились и смотрели.

Гуннар не шевелился секунд десять, широкая спина напряглась. Затем он тяжело вздохнул и повернулся ко мне вполоборота – лицо помрачнело.

– Давай, шуруй, – сказал кузнец изменившимся голосом – в нём появилась тяжесть, которая встревожила не на шутку. – Потом расскажешь.

– Ладно… – выдохнул я.

Старик скрылся за дверью, а я, с непонятным грузом на сердце, поторопился наверх, к дому старосты. Из домов выходило всё больше и больше людей – те не шли по своим делам, а останавливались и с затаённой тревогой смотрели на вершину холма, откуда уже доносилось нервное ржание лошадей и властные команды.

Когда добрался до деревенской площади, то увидел картину, от которой сердце тревожно сжалось – из дверей крепкого дома, торопливо запахивая подбитый мехом кафтан, вышел сам староста – это Борин, Кай видел того всего два или три раза в жизни, да и то издалека. Для мальчика мужчина был почти мифической фигурой, как сам барон. Староста – это власть, человек, который одним словом решил судьбу дома его родителей. Мужик лет пятидесяти, но с одутловатым лицом и маленькими глазками, которые вечно бегали, всё оценивая и взвешивая. Говорили, Борин был изворотливым как змея, и жадным как голодный волк, но именно его хитрость и умение договариваться до сих пор позволяли Оплоту выживать.

Всадники продолжали сидеть на скакунах, возвышаясь над всеми. За старостой следовала его жена, Инга – костлявая женщина с тонкими губами и холодным взглядом.

Они подошли вплотную к главному воину – тому самому, что выглядел как Цезарь на коне. Было видно, как напряжён Борин – мужчина пытался улыбаться, но улыбка выходила натянутой и жалкой.

– Добро пожаловать в Вересковый Оплот, капитан, – прозвенел в напряжённой тишине голос старосты. – Чем можем помочь славным воинам барона?

Голос главы деревни звучал как мёд, но за сладостью я, да и все остальные, слышали плохо скрытое раздражение. Барон прислал псов без всякого предупреждения, а это никогда не сулило ничего хорошего.

– Отбросим лобызания, Борин, – прогремел в ответ глубокий баритон командира. Мужчина даже не пошевелился в седле.

Лицо старосты на мгновение окаменело.

– Будь по‑твоему, Родерик. Так что вам нужно? – уже проще, без заискивания, спросил он.

Капитан Родерик развернул свиток, который ему передал помощник, хотя было очевидно, что солдат знает его наизусть.

– Именем и волею барона фон Штейна, – голос зазвучал громко и официально, обращаясь уже не к старосте, а ко всей замершей площади. – В связи с возросшей угрозой со стороны Диких Земель и неоднократными нападениями тварей на караванные пути, барон объявляет мобилизацию для укрепления гарнизона Чёрного Замка. От Верескового Оплота требуется: половина вашего ополчения и треть всех боеспособных мужчин от восемнадцати до сорока. Список будет передан тебе, Борин.

Слова капитана упали в тишину. Рядом кто‑то судорожно ахнул – толпа, до этого просто настороженная, качнулась, будто от невидимого удара.

– Половину… – прошелестело где‑то впереди. – Духи предков…

– Моего сына заберут… – донёсся сдавленный женский всхлип, тут же утонувший в общем гуле. – Как же я одна с детьми…

– Тише ты, дура! – злобно прошипел мужской голос. – Услышат…

Капитан Родерик сделал паузу, давая словам впитаться в сознание каждого. Его холодный взгляд скользил по окаменевшим лицам, не выражая ничего, кроме безразличия.

– Кроме того, – продолжил он, и голос стал ещё твёрже, – ввиду острой нужды в ремонте и производстве оружия, все мастера‑кузнецы, специализирующиеся на оружии, а также знаменитый на весь Каменный Предел кожевник Гром, реквизируются для несения трудовой повинности в крепости. Немедленно. Они могут взять с собой личные инструменты. Воля барона – закон. Сопротивление будет расценено как измена.

Если первая новость была ударом, то эта – смертным приговором. По толпе пронёсся уже не шёпот, а гул, похожий на стон раненого зверя.

– Кузнецов⁈ – вырвалось у кого‑то с ужасом. – Всех⁈

– А плуги к весне кто чинить будет⁈ А топоры⁈

– Мы же беззащитны останемся! Наконечники для стрел, копья… Кто всё это делать будет⁈ А без кожевника‑то как⁉

– Половину ополчения… – почти беззвучно пробубнил Борин сам себе, лицо осунулось. – Но ведь мы находимся на самых Предельных землях… Опасность здесь несоизмеримо выше.

Старик говорил так, будто сам понимал всю бессмысленность и тщетность слов.

Родерик даже не соизволил ответить – просто ждал, прямой и неподвижный, давая старосте самому прийти к единственно возможному выводу.

Глава Оплота поднял на него голову, затем бросил короткий взгляд на свою супругу. Оттуда, где я стоял, видно плохо, но показалось, что Инга как‑то по‑особенному долго моргнула – всего один раз. Борин тут же выпрямился, плечи расправились и он вновь посмотрел на воина.

– Мы согласны. Предоставить требуемое – долг Оплота. Долг, который мы… – запнулся на мгновение, – с готовностью исполним.

После этих слов последняя надежда, теплившаяся в толпе, умерла. Горестный шёпот превратился в волну отчаяния, прокатившуюся по площади. Люди опускали головы, женщины прижимали к себе детей, мужчины сжимали кулаки, глядя в землю. Молчаливое признание полного поражения.

«Кузнецов… забирают всех оружейников… Мужчин… Воинов…»

Фраза, подхваченная десятками голосов, донеслась до меня. Всех? Это значит, и братья… и Гуннар… и я? Мы отправимся в Чёрный Замок? Новая информация никак не укладывалась в голове. Я будто окаменел, не в силах ни пошевелиться, ни даже думать, окружённый чужим горем.

– Капитан Родерик, позволь задать вопрос, – вновь раздался голос старосты, теперь уже более вкрадчивый.

Капитан вопросительно кивнул. Его конь, почувствовав напряжение, нетерпеливо переступил с ноги на ногу и коротко заржал.

– Мы ведь были готовы выполнить любой заказ на оружие для нужд барона. Зачем же забирать мастеров? Нам самим нужно оружие – без оружейников Оплоту придётся очень трудно, – заискивающе лепетал старик, не вполне ясно на что надеясь.

Родерик медленно окинул взглядом собравшихся на площади людей – их испуганные и хмурые лица. Затем его холодный взгляд остановился на Борине.

– Доставка оружия по нынешним дорогам небезопасна, староста, – голос был ровным и лишённым эмоций, как у лекаря, объясняющего неизбежность ампутации. – Последний караван из ваших краёв был уничтожен тварями. Барон не намерен терять ни людей, ни ценную сталь из‑за нападений на дорогах. Гораздо эффективнее и безопаснее иметь мастеров под рукой, в стенах Чёрного Замка. К тому же, – сделал паузу, – барон не оставляет вас беззащитными. У вас остаётся один кузнец – старый Торин. Для починки плугов и подков его мастерства хватит. А в случае крайней нужды, я уверен, он сможет выковать и пару наконечников для копий. – Родерик слегка усмехнулся. – Кроме того, все мастера оставят здесь своих подмастерьев – пусть учатся, при необходимости и они смогут что‑то сковать. Воля барона – это не только приказ, но и возможность для ваших щенков доказать, что те не зря едят свой хлеб.

От автора:

Спас мир от войны. Очнулся в теле аристократа едущего в… Клетке? Что значит меня продал в рабство собственный отец⁈ И что это за башня впереди?

/reader/499875