Текст книги "Системный Кузнец. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ярослав Мечников

Соавторы: Павел Шимуро
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 48 страниц)

Выбор невелик: Тарк – идеальный, но труднодоступный вариант, Тим – скорее обуза, чем помощь, остальные либо ненадёжны, либо не пойдут. Похоже, в ближайшее время придётся справляться в одиночку.

И вдруг меня осенило – ну конечно, чёрт возьми! Объявление! Можно ведь повесить объявление на двери кузни о том, что требуются помощники. После того, как мастеров забрали, наверняка найдутся молодые парни, нуждающиеся в работе. Можно указать требования, условия… Конечно, есть вероятность, что в деревне немногие умеют читать и писать. Благо, мать научила Кая этому навыку, так как сама была по здешним меркам очень образованной. Попытаться определённо стоит, а для тех, кто неграмотен, можно зайти в таверну и пустить на эту тему слушок, шепнув хозяйке Фриде.

В общем, почувствовал, как передо мной открываются двери. Теперь, когда есть кузня, можно было не просто реагировать на события, а строить конкретные планы. С моими знаниями об организации труда из прошлой жизни это не должно составить проблем.

Глубоко вздохнул, ещё раз окинув взглядом новый дом. Странные и смешанные ощущения обволокли, как тёплое, но в то же время колючее одеяло. С одной стороны – грусть от того, что Гуннар уехал, а мужчин деревни забрали в неизвестность, а с другой – я вновь почувствовал, что моя главная задача в этом мире – выжить и стать сильнее. Сейчас появилось на это чуть больше шансов и возможностей, открылась перспектива. Почувствовал прилив вдохновения и сил.

Взгляд упал на дырявая рубаху, одетую на мне и тут же поморщился. Первым делом – это, хватит выглядеть как оборванец. Нужно решить вопрос с одеждой: несколько сменных рубашек, крепкие штаны и нормальные ботинки. Это не роскошь, а базовая необходимость и вопрос самоуважения.

Сосредоточился, копаясь в обрывочных фрагментах памяти Кая. Кто в деревне занимается одеждой?

Несколько вдов и пожилых женщин в деревне занимались прядением шерсти и ткачеством грубого холста. Главной среди них была старая Марта, известная своей ворчливостью и качественным, хоть и дорогим, полотном. К ней нужно идти за материалом.

В Оплоте не было профессионального портного – одежду шили сами женщины в семьях, но была одна – вдова Гретта, чей муж погиб вместе с отцом Кая. Женщина обшивала за еду или медяки одиноких охотников и работников, и как говорят, шила крепко.

Кожевник делал не только доспехи, но и самые прочные штаны, куртки и, главное, сапоги. Его изделия стоили дорого, но служили годами. Сейчас вместо мастера Грома был Ларс – возможно, будет правильным с ним поговорить об этом. К тому же, нужно узнать, как там дела с кожей для мехов, справится ли подмастерье с кройкой?

Пока думал обо всём этом, понял, что даже не притронулся к еде – настолько погрузился во все эти мысли.

Взял деревянную ложку, зачерпнул полную ложку овсянки с кусочками мяса и засунул в рот. Вкуса почти не почувствовал – то была просто еда и необходимая энергия. Но пока жевал, думал об одном.

Впереди ждал долгий и интересный день. Первый день моей новой жизни

Глава 24

Первый день новой жизни решил начать с фундамента – с силы – с тренировки боевой техники, которую не выполнял несколько дней из‑за череды странных событий. Теперь мне никто не мешал.

Скинув с себя грязные, пропахшие потом шмотки, бросил их на крышку сундука. Остался лишь в залатанных портках, и босые ноги ощущали прохладу земляного пола.

Первым делом встал в исходную позицию, готовясь начать комплекс «Пути Тлеющего Угля», но прежде чем успел сделать первое движение, перед глазами вспыхнуло оранжевое окно Системы:

[Внимание! Ваша Огненная Ци нестабильна после недавнего отравления. Перед тренировкой рекомендуется провести подготовительную медитацию для гармонизации энергии.]

[Рекомендуемая техника: Стойка Тысячелетнего Вулкана.]

Система дала прямое предупреждение – игнорировать было бы глупо. Закрыл глаза и мысленно запросил детали техники – информация тут же хлынула в сознание, не как текст, а как интуитивное знание, будто делал это сотни раз.

Я расставил ноги чуть шире плеч, слегка согнув в коленях. Спину выпрямил – позвонок за позвонком, от копчика до макушки. Руки свободно опустил вдоль тела, а затем медленно поднял на уровень живота, сложив ладони одна на другую, будто держал в них невидимый шар. Большие пальцы соприкоснулись, образуя замкнутый круг.

Это и была Стойка Тысячелетнего Вулкана.

Суть её проста: представить, что ноги – это корни, уходящие глубоко в землю, в самое её ядро. Я должен «укорениться», почувствовать под собой не пол, а мощь всей планеты и найти в ней опору, а затем представить, что мой «внутренний горн – вершина этого вулкана, и по каналам, идущим от земного ядра вверх по моим "корням»‑ ногам, в него начинает поступать первородная энергия.

Стоял, дыша глубоко и ровно, и постепенно ощущение начало приходить – почувствовал, как ступни словно приклеились к полу, по ногам вверх потекла едва уловимая вибрация, а в животе хаотичная Огненная Ци почувствовала опору и перестала бунтовать. Она начала собираться в плотный и горячий шар, который ритмично пульсировал.

Это было невероятное ощущение: я – спящий, но живой вулкан. Сейчас учился не извергать свою силу, а соединяться с ней, позволять той постепенно заполнять каждую жилку и мышцу, готовя тело к настоящей работе.

Когда ощутил, что внутренний резервуар приведён в послушное состояние, позволил телу начать движение. Принцип был всё тот же – где‑то в самой подкорке вшиты знания о том, как нужно двигаться, оставалось лишь отпустить вожжи и довериться мышечной памяти, при этом сохраняя осознанный контроль над потоком энергии.

Это было похоже на то, как если бы приходилось вручную крутить древний патефон. Мелодия на пластинке уже была, но чтобы она звучала гармонично, нужно выдерживать идеальный ритм вращения – не форсировать, но и не замедлять там, где это не нужно. Слиться с этими движениями, прочувствовать их и сделать своими.

Начал с перетекающих движений рук, которые плавно оторвались от горячего живота. Одновременно стал менять стойку: правая нога скользнула вперёд, сгибаясь глубже, а левая растянулась назад, почти в шпагате.

Сложность была в концентрации – стоило подумать о чём‑то постороннем – о Гуннаре, о новых мехах, о долге алхимику – тут же терял контроль. Движения становились грубыми и неловкими, а Огненная Ци, бурлящая внутри, срывалась с поводка, переставая течь по невидимым каналам и начинала обжигать изнутри. Я морщился от резких вспышек боли то в плече, то в бедре, но самые сильные ожоги почему‑то всегда приходились на область груди, в районе сердца. Не знал, почему так.

Как только ловил себя на посторонней мысли, тут же возвращал фокус на дыхание – именно оно было моим главным инструментом контроля. Вдох – это пауза, момент, когда Ци собирается в кулак, готовясь к новому движению. Выдох – это приказ, направляющий её дальше по телу – в руку, в ногу, в кончики пальцев.

Отметил ещё один важный момент – с одной стороны, я контролировал дыхание, а с другой – чем меньше пытался им управлять, а просто наблюдал за ним, тем эффективнее оно становилось, само настраиваясь на ритм движений и потока энергии.

В очередной раз заметил, как движения сами по себе начали становиться быстрее, агрессивнее. Медленный танец превращался в яростную схватку с невидимым врагом. Огненная Ци уже не текла, а плескалась и бурлила. Тело начало делать резкие выпады, выбрасывать вперёд руки, и я сопровождал эти движения короткими выкриками, выдыхая излишки жара. На кончиках моих пальцев на мгновение вспыхивали и гасли крошечные оранжевые искорки.

Тело покрылось испариной, чувствовал исходящий от меня сухой жар, который заполнил всю небольшую комнату. Подумал, что если бы сейчас пришла зима, и в доме не горел бы очаг, одного лишь тепла тела было бы достаточно, чтобы согреть помещение. Я сам стал ходячим горном.

Сложно сказать, сколько длилась тренировка – полчаса или два, время растворилось в жаре и движении. Решил прекратить, как только почувствовал, что тело буквально полыхает, а мышцы гудят на пределе.

Вот только допустил огромную ошибку – резко остановился.

После череды быстрых движений просто замер в стойке, опасаясь, что Ци вот‑вот выйдет из‑под контроля. Но, как только тело остановилось, почувствовал, что энергия не остановилась вместе со мной. Освобождённая от русла движений, она продолжила метаться по телу, как обезумевшая шаровая молния, запертая в тесной комнате.

Дыхание тут же сбилось, стало частым и рваным. Резкий короткий вдох, за которым следовал длинный выдох, затем – отчаянная попытка сделать новый вдох, но лёгкие будто окаменели. Тело затрясло в неконтролируемой дрожи. Я запаниковал, сердце зашлось в бешеном ритме, будто пытаясь вырваться из груди.

Судорожно заозирался по сторонам, ища глазами ведро с водой. В голове билась одна‑единственная мысль: напиться, залить, затушить внутренний пожар.

В этот момент перед глазами вспыхнуло красное окно Системы.

[ВНИМАНИЕ! Обнаружен критический дисбаланс Огненной Ци. Резкая остановка практики привела к разрыву потока.]

[Рекомендация на будущее: Практику «Пути Тлеющего Угля» необходимо завершать постепенно. Используйте разминочные, медленные движения, чтобы позволить избыточной энергии плавно вернуться во «внутренний горн».]

[Срочное действие: Примите Стойку Тысячелетнего Вулкана. Сконцентрируйтесь на дыхании. Медленный вдох через нос, задержка, ещё более медленный выдох через рот. Представьте, как избыточная Ци «стекает» вниз по ногам‑корням в землю.]

Не думая ни секунды, как по команде в части, резко встал в стойку «Тысячелетнего Вулкана». Колени подрагивали – явный признак отсутствия «заземления», о котором предупреждала Система. Последствия могли быть какими угодно – от простого обморока до повреждения энергетических каналов.

Заставил себя дышать так, как было рекомендовано – медленный и глубокий вдох через нос, наполняющий лёгкие до отказа. Задержка, на которой пытался ухватить мечущуюся энергию. И ещё более медленный выдох через рот. Представлял, как с каждым выдохом бушующий внутри огонь не гаснет, а успокаивается, оседает и огненными каплями стекает вниз, через ноги‑корни, в спасительную глубину земли.

Простоял так, наверное, минут десять. Постепенно разбушевавшаяся стихия подчинилась моей воле – буря превратилась в управляемый поток. Она возвращалась назад, во «внутренний горн», и с каждой возвращённой каплей чувствовал, как возвращается не только контроль, но и внутренняя сила.

И когда последний блуждающий огонёк энергии встал на своё место, меня пронзила резкая боль в основании черепа. Я зажмурился и сдавленно взвыл.

[ВНИМАНИЕ! Кризис энергии спровоцировал прорыв. Начинается переход на 2‑ю ступень «Закалки Тела: Прокованные Кости». Не выходите из медитации для успешного завершения процесса.]

Словно прорвало плотину. Огромный поток силы хлынул в тело из самого «внутреннего горна». Не знаю, как ещё это описать – чувство, будто кости наполняются чем‑то плотным и тяжёлым, словно раскалённый металл заливали в пустоты костной ткани. Тело смешивалось с чем‑то иным, трансформируясь на глубоком уровне.

Дрожь в коленях вернулась с новой силой, комнату повело, и головокружение было таким сильным, что готово было повалить на пол. Я продолжал стоять и дышать, несмотря ни на что.

Вдох – втягивал в себя эту новую силу. Выдох – позволял растекаться по телу, заполняя каждую клетку и становясь частью меня. И так раз за разом.

Когда волна трансформации схлынула, оставив после себя гул в теле и ощущение плотности и мощи, перед глазами вспыхнуло новое сообщение:

[Прорыв успешно завершён. Достигнута 2‑я ступень «Закалки Тела: Прокованные Кости».]

[Анализ изменений: Структура вашей костной ткани была уплотнена и укреплена потоком Огненной Ци. Сопротивление переломам и дробящему урону значительно возросло.]

[Эффект: Ваша способность к краткосрочному, взрывному усилию (пиковая сила) заметно увеличилась. Базовая сила и выносливость возросли.]

[Открыта новая пассивная способность: «Железный Каркас». Ваши кости теперь служат внутренним каркасом, инстинктивно распределяющим и гасящим входящий урон. Снижение получаемого физического урона (дробящего типа) на 15%.]

[Существующая техника улучшена: «Стальное Сердце» (уровень 2). Ваша воля, закалённая в огне, укрепила связь с вашим телом. Естественная скорость восстановления выносливости увеличена с 20% до 35%.]

[Продолжайте практиковать «Дыхание Жизни», укреплять тело и дух для перехода на 3‑ю ступень «Закалки Тела: Стальные Сухожилия».]

Я стоял посреди своего нового дома, тело постепенно остывало, а лихорадочный жар сменялся усталостью. Чувствовал себя выжатым как лимон, но под всеми ощущениями проступало и ещё одно – пьянящее чувство силы. Будто за эти несколько минут прорыва перенёсся на год вперёд, прожив его в ежедневных и изнурительных тренировках.

Опустил взгляд на своё тело. Капли пота стекали по коже, и там, где раньше был плоский живот, теперь проступали контуры косых мышц и верхние кубики пресса. Грудные мышцы тоже стали более очерченными, массивными у основания, расходясь от центральной линии. Тело приобретало атлетическую форму.

Медленно поднял руку и сжал кулак, осматривая с разных сторон, показалось, что если придётся им ударить – удар может выйти довольно крепким. Вряд ли могу соревноваться в силе с охотниками, но точно перестал быть беззащитным мальчишкой, которого мог пнуть любой встречный. Интересно, какая закалка тела у того же Финна? Пятая ступень? Шестая?

Вместе с новой силой почувствовал и обретённую уверенность, словно гормональный фон тоже перестроился вместе со организмом, смывая подростковую неуверенность.

Взгляд упал на грязную рубаху, валявшуюся на сундуке. С отвращением подумал, как сейчас придётся снова надевать эту мокрую и холодную тряпку, но делать нечего. Оделся, взял пустое ведро и вышел на улицу, ощущая на разгорячённой коже прохладу моросящего дождя.

Улица была пуста – только несколько бродячих псов, как ни в чём не бывало, гонялись друг за другом по лужам, азартно тявкая и пробегая мимо. Глубоко вздохнул и направился за дом, в небольшой внутренний дворик.

Это личное пространство Гуннара, скрытое от посторонних глаз – небольшой, огороженный кривым плетнём дворик. Здесь нет ни цветов, ни огорода – царство мужчины‑одиночки. У стены дома сложена аккуратная поленница с дровами для очага, рядом массивный дубовый чурбан с воткнутым в него колуном – тут старик колол дрова. В углу – коптильня, грубо сколоченный из досок ящик, от которого шёл слабый, но аппетитный запах копчёного мяса. А в центре дворика – колодец, не общественный, а личный, судя по всему неглубокий, обложенный камнем – роскошь, доступная мало кому в этой части деревни.

Сердце зашлось радости, когда понял – теперь у меня есть собственный колодец. Не нужно больше тащиться на холм, стоять в очереди и ловить на себе косые взгляды.

Посмотрел по сторонам – дворик прилегал к соседскому, отделённый лишь невысоким плетнём. Там, на скудных грядках, росли последние овощи: несколько кочанов капусты, торчали из земли фиолетовые спинки репы, да зеленел пучок упрямого лука, не желавшего сдаваться холодам. Сейчас там никого не было.

Вновь скинул мокрую рубаху и штаны, оставшись в одних портках. Поднял ведро, в котором ещё оставалась вода, и, зажмурившись, вылил на себя. Ледяная жидкость обожгла разгорячённую кожу, смывая липкий пот и усталость. Шумно выдохнул, чувствуя, как тело приходит в тонус, затем оделся, набрал в колодце полное ведро свежей воды и отнёс в дом.

Теперь нужно провести ревизию – понять, чем я, собственно, владею. Внимательно осмотрел единственную комнату дома Гуннара, стараясь определить, что можно использовать для жизни, для готовки и для быта.

Это берлога одинокого мужчины, где не было ничего лишнего, но всё было крепким и функциональным. В центре комнаты стоял массивный стол, окружённый тремя грубыми табуретами. В углу возвышался большой, каменный очаг с чугунным крюком, на котором висел почерневший от сажи котелок. Рядом с очагом на стене – связка поленьев для растопки и кочерга, выкованная, очевидно, самим стариком.

На деревянной полке хранился кухонный скарб: несколько глиняных мисок и кружек, две тяжёлые деревянные ложки, большой нож с потемневшим от времени лезвием и доска для резки, вся в глубоких царапинах. В углу комнаты два больших бочонка – один с водой, другой, судя по запаху, с квашеной капустой, и несколько мешков с зерном и сушёным горохом.

Главным сокровищем была кровать – настоящая, а не куча соломы. Грубо сколоченный из досок каркас, на котором лежал толстый тюфяк, покрытый плотным шерстяным одеялом и волчьей шкурой. У изголовья, на стене, висел затупленный боевой топор – то ли память, то ли оружие последней надежды. А у подножия кровати большой сундук, который, как я знал, служил и скамьёй, и гардеробом, и сейфом.

«Место, в котором можно спокойно пережить зиму,» – простая мысль принесла облегчение. Но тут же поймал себя на том, как отвратительно пахнет моя собственная одежда – смесь пота, дождя и и сажи.

Решил не откладывать в долгий ящик, первым делом – привести себя в порядок. Где живёт та самая женщина, что делает одежду – не знал, поэтому направился в единственное место в деревне, где можно узнать что угодно – в таверну. Хозяйка Фрида в прошлый раз, как показалось, отнеслась ко мне более‑менее сносно, почти защитив от нападок Финна – может, и сейчас чем‑то поможет. Заодно и пущу слушок о том, что кузне требуются помощники.

Подойдя к двери трактира, замер – внутри было совершенно тихо – ни гула голосов, ни смеха, ни споров, ни даже стука кружек. Толкнул скрипучую дверь и вошёл внутрь.

Таверна пуста. За одним из столов, протирая деревянную кружку, сидела в одиночестве Фрида. На мой приход та даже не подняла головы – это крайне странно.

– Здравствуйте, – голос прозвучал в пустом зале неестественно громко.

Женщина медленно обернулась, брови удивлённо приподнялись, а затем она снова нахмурилась.

– А, это ты, – сказала низким и уставшим голосом. – Чего тебе, сын Арвальда?

Прошёл внутрь, оглядываясь – когда здесь никого нет, таверна выглядит и ощущается совершенно иначе – это уже не живое сердце деревни, а просто большое помещение, пахнущее кислым пивом и вчерашним дымом. Странно, неужели всё из‑за утренних событий? Людям просто не до посиделок, и даже не до еды.

Подошёл к стойке и встал в полутора метрах от Фриды, оперевшись спиной о дерево.

– Не знал, куда ещё идти.

Фрида отложила ложку и посмотрела на меня безразличным взглядом.

– Обычно сюда так и приходят, когда не знают, куда больше идти, – криво усмехнулась, но в глазах не было веселья. – Ничего нового, щегол. Говори, что хотел.

– Я не об этом, – решил как можно скорее перейти к делу. – Мой мастер уехал в Чёрный Замок. Теперь в кузне… – запнулся, подбирая слово, – придётся хозяйничать мне. – Демонстративно посмотрел на свою одежду. – А раз уж я теперь здешний кузнец, мне бы и одеться посолиднее – эта вся вонючая, грязная и рваная.

Трактирщица медленно окинула меня взглядом с ног до головы, задержавшись на дырах и грязных пятнах, и снова отвернулась, потеряв всякий интерес.

– Ну, с этим тебе не ко мне, парень. Я разливаю пиво, а не шью порты.

– Вот и хотел узнать, как мне найти Гретту? Слышал, она может сшить одежду. Я бы заплатил – деньги есть.

Фрида хмыкнула, услышав про деньги, но не обернулась.

– Гретта живёт у самого частокола, с той стороны, где река делает изгиб, – бросила женщина через плечо. – Третья лачуга от старого ивняка. Не промахнёшься.

Она вновь замолчала, уставившись в пустоту. Трудно было сказать, в каком трактирщица настроении, но плечи были понурыми, а в голосе глухая тоска. Не думаю, что кто‑то из её близких ушёл сегодня. Может быть, это утро просто всколыхнуло в ней какие‑то старые воспоминания.

– И ещё, Фрида, – сказал я, решив ковать железо, пока горячо.

– М‑м? – та удивлённо обернулась, когда назвал её по имени. Во взгляде не было злости, скорее удивление от такой фамильярности со стороны «щенка». Решил не обращать на это внимания.

– Могу попросить вас об услуге? Мне в кузню потребуются помощники – один или два крепких парня, чтобы могли молотом махать да мехи качать. Я буду говорить, что делать – требуется только сила и желание работать. Буду платить едой и медяками. Могли бы вы пустить здесь об этом слушок?

Говорил просто, внимательно следя за её реакцией.

Женщина замолчала, задумчиво разглядывая меня, затем на губах появилась кривая усмешка.

– Значит, ты, щенок, и вправду надумал ковать? – спросила трактирщица со странной интонацией – вроде без одобрения, но, кажется, и не осуждая.

– Ну да, а что ещё делать? – пожал плечами. – Людям сейчас потребуется моё ремесло, ведь мастеров почти не осталось, а я кое‑чему успел научиться.

– Это дело хорошее, – кивнула, и в глазах мелькнул проблеск интереса. – Вот только крепких‑то сегодня почти всех и забрали, так что не знаю, кто откликнется. Но я замолвлю слово. Жди гостей… если кто‑то придёт. Скажу, чтоб говорили, что от Фриды. – Она сделала паузу, взгляд стал цепким. – А если кто пожалует, потом кое‑что для меня сделаешь в обмен – небольшую услугу.

Уточнять, какую именно, она не стала. Вспомнил совет Гуннара о том, что вся деревня живёт по принципу «ты – мне, я – тебе», и решил не расспрашивать. Многое здесь держалось на честном слове и будущих долгах.

Я кивнул.

– Договорились.

Поблагодарив хозяйку, развернулся и направился к выходу, на поиски Гретты и новой одежды.

Шёл по почти вымершей деревне. Из‑за плотно закрытых дверей некоторых лачуг доносился приглушённый плач и стенания – оплот погрузился в массовую тоску. А я, по иронии судьбы, именно в этот день начинал новую жизнь, и символом её должна была стать чистая одежда. Медяки приятно позвякивали в кармане, даря чувство уверенности в завтрашнем дне.

Опираясь на краткое описание Фриды, попытался найти дом вдовы, но это оказалось не так легко, ведь не знал, где именно «река делает изгиб». Предположил, что это с противоположной стороны от моей лачуги, где‑то за дубильней мастера Грома.

Раз уж проходил мимо, решил заглянуть к Ларсу и узнать, как там дела с моей шкурой для мехов. Когда подошёл ближе, обдало привычной вонью кожевенной мастерской. Молодой голубоглазый парень, как и в прошлый раз облачённый в кожаный фартук до колен, отчаянно трудился.

Кажется, даже с большим рвением, чем раньше. Паренек стоял над большой деревянной колодой, на которой была растянута сырая шкура, в руках держал изогнутый нож с двумя рукоятями – Ларс наваливался на него всем телом, яростными движениями счищая со шкуры остатки жира и мяса. С каждым движением будто выливал в этот монотонный труд одному ему ведомые эмоции.

Увидев эту картину, я на мгновение замер – не хотелось его тревожить. Может, он так переживает уход своего мастера? Но всё‑таки новые мехи для кузни были важнее, чем невторжение в чужой эмоциональный мир.

Ступил в липкую от дождя грязь и прошёл вглубь двора, где хозяйничали жирные мухи и царил кислый аромат дубильни.

Услышав мои шаги, Ларс поднял голову и остановился, тяжело дыша, затем шмыгнул носом и, словно назло, с удвоенной силой продолжил работу. Но, будто что‑то вспомнив, снова замер, бросил скребок на колоду и вытер потное лицо предплечьем.

– Ты по поводу шкуры? – спросил напряженным голосом. – Мастер Гром всё мне сказал перед уходом.

В этот раз паренёк совсем не был похож на того уверенного в себе весельчака – глаза бегали, а руки, сжимавшие рукояти скребка, мелко дрожали. Явно нервничал.

– Да, я именно поэтому сюда и зашёл, – постарался улыбнуться как можно ободряюще. – Не готова ли она случайно?

– Да‑да… почти готова… как раз вовремя, – затараторил Ларс. – Только… только покрой нужно сделать, а я…

Вот это мне уже не понравилось. Неужели парнишка, оставшись без присмотра мастера, растерял всю уверенность? Это плохо – без хорошего кожевника вся затея с новыми мехами может рухнуть.

– Что «а я»? – уточнил настороженно.

– Я никогда не видел, чтобы мастер шил гармошку для мехов. – Ларс опустил глаза. – Но я справлюсь! – скорее убеждал самого себя, чем меня. – Не переживай. Мне бы только увидеть чертёж. Или, может, подойду к тебе в кузню, чтобы ты всё объяснил?

Он говорил всё это с жалкой надеждой в голосе, но старался держаться бодро.

Я откашлялся, осознавая, что на пути возникло непредвиденное препятствие.

– Да, конечно, – сказал ровно и спокойно. – Давай так – приходи через часок в мастерскую – всё тебе покажу, всё расскажу. Уверен, вместе мы сделаем как надо.

Постарался подбодрить светловолосого, забрызганного кровью и жиром подмастерья, а затем решил пойти дальше.

– Слушай, Ларс. – Шагнул ближе. – Я понимаю, каково тебе, ведь тоже остался без мастера. – Посмотрел ему прямо в глаза. – Но теперь нам нужно держаться вместе и быть сильными, ведь теперь все люди будут смотреть на нас и ждать хорошей работы. Понимаешь?

Паренёк замер, и его голубые глаза расширились от удивления. Подмастерье перестал дышать – наверное, ждал от меня заказа, а получил поддержку – картина мира сместилась.

А затем, собравшись с духом, Ларс решительно кивнул, плечи расправились, а во взгляде появилась былая уверенность.

– Да. Да, я понимаю. Спасибо, Кай.

Тоже кивнул.

– В общем, приходи, – сказал ему и уже собрался уходить, решив, что всё важное сказано.

Но мысль заставила остановиться. Повернул голову – парень всё ещё стоял у колоды, но не работал, а просто смотрел куда‑то в пустоту.

– Эй, Ларс! – окликнул его.

Тот вздрогнул и обернулся, вырванный из своих мыслей.

– Не знаешь, где здесь живёт Гретта? Говорят, она одежду шьёт. Я что‑то заплутал немного.

Парень не сразу сообразил, о чём ему говорят. Видимо, мысли всё ещё витали где‑то далеко, среди проблем и страхов, но в какой‑то момент тот моргнул, собираясь, и объяснил дорогу.

Оказалось, я шёл в правильном направлении, только дом, который искал, был значительно дальше – почти на другой стороне холма, там, где поселение снова прижималось к частоколу. Поблагодарив его, отправился дальше, в поисках нужной хижины.

Вышел на улицу, целиком состоящую из приземистых мазанок, но тот самый дом, который был нужен, выделялся на их фоне – он сложен из крепких, но уже сильно потемневших от времени брёвен – признак былого достатка. Дом находился в самой низине, и вода, стекавшая со склона последние несколько дней, подтопила всю дорогу перед ним. Пришлось буквально скакать по кочкам и камням, чтобы не провалиться в холодную жижу дырявыми сапогами – ноги и без того уже изрядно промокли.

Подойдя к двери, ещё раз осмотрелся – у соседней лачуги, на старом пне, сидели двое мальчишек – один постарше, лет восьми‑девяти, а второй – совсем малыш, годика четыре. Младшенький сидел на коленях у старшего, и тот, обняв его, что‑то тихо шептал ему на ухо, покачиваясь. Когда остановился, старший поднял на меня взгляд, и в его детских глазах была такая взрослая тоска, что стало не по себе. Паренек быстро потерял ко мне интерес. Может быть, эти мальчики только что проводили своего отца в неизвестность?

Подошёл вплотную к двери и негромко постучал. На дереве виднелось несколько стёршихся защитных рун. Послышались лёгкие шаги, и через несколько секунд дверь отворилась.

На пороге появилась женщина – худое лицо, глубокие морщинки у глаз и рта, которые резко контрастировали с её бледной, ещё не старой кожей. Растрёпанные русые волосы небрежно собраны в узел. Больше всего поражали глаза – серые, как дождливое небо, и очень печальные. Она смотрела на меня долго, и во взгляде было что‑то большее, чем простое любопытство – будто она узнавал во мне кого‑то давно забытого. Губы женщины дрогнули.

– Кай? – спросила так тихо, что голос растворился в шуме мелкого дождя.

На секунду растерялся, память мальчишки молчала. А она его знала – интересно, откуда? Неужели помнит меня совсем малышом?

– Да. Здравствуйте, Гретта. Я к вам за одеждой. Слышал, у вас можно что‑нибудь прикупить?

Женщина ещё секунду стояла с отсутствующим взглядом, словно во сне наяву, а затем вздрогнула, будто очнувшись. Её щёки покрыл лёгкий румянец.

– Да, да, проходи. Готовой одежды сейчас нет, но я шью на заказ. Проходи, сниму с тебя мерки, всё обсудим.

Кивнул и шагнул через порог мимо женщины, от которой пахло сухими травами, дымом и чем‑то неуловимым – как одиночество.

Внутри дома чисто и, несмотря на бедность, уютно. Одна‑единственная комната, но в ней царил порядок: стены аккуратно выбелены, а земляной пол устлан свежей соломой. В углу стоял небольшой натопленный очаг, над которым висел маленький котелок. У противоположной стены располагалась лежанка, застеленная лоскутным одеялом, сшитым из десятков разноцветных кусочков ткани. Рядом с лежанкой детская колыбель‑качалка, пустая. Главное место в комнате занимал большой ткацкий станок, а рядом с ним – прялка и несколько корзин с шерстяной пряжей. На полках вдоль стен не было ничего лишнего: пара глиняных мисок, деревянные ложки, и в углу вырезанный из дерева олень – единственное украшение.

– Как ты возмужал, мальчик, – тихо сказала Гретта, глядя на меня и сложив руки на груди. – Помню, как вчера – совсем вот такой бегал, – показала рукой на уровне колена, – за юбку матери держался. А теперь…

Вдова едва заметно улыбнулась, а затем лицо помрачнело – видимо, нахлынули воспоминания.

– Значит, за одеждой?

– Да, – решил говорить просто и по делу. Совсем не хотелось погружаться в болезненное прошлое.

– Ну да, ну да… Давай, я с тебя мерки сниму. Подойди сюда, встань вот тут, ровно.

Она взяла длинный кусок бечёвки. Сначала приложила к моему плечу и отмерила нужную длину, завязав на верёвке узелок, затем отмерила длину рукава от плеча до костяшек пальцев – ещё один узелок. Обхват груди, талия, длина штанов от пояса до щиколотки – будущая одежда превращалась в серию узелков на простой пеньковой верёвке. Древняя, но точная система, пальцы ткачихи двигались быстро и уверенно, как у любого хорошего мастера.

Пока та снимала мерки, объяснил ей, что именно нужно: две простые, но крепкие рубахи и двое штанов из самого прочного холста, что у неё есть. Гретта кивала и попутно рассказывала о том, каким был мой отец, как я похож на него упрямством во взгляде. Женщина не говорила ни о чём важном – просто предавалась светлым воспоминаниям о тех временах, когда и Арвальд, и её муж были ещё живы, и все они были молоды и полны надежд.

Всё это время слушал и краем глаза смотрел на пустую детскую колыбель в углу. Муж погиб. Дети… Судя по всему, их тоже не было в живых – эта тихая женщина потеряла всё. От этого осознания наваливалась тяжёлая тоска.