сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 45 страниц)
— Послушай, Рон, — начал Жеан более размеренным тоном, пытаясь унять предательскую дрожь в голосе и собраться с мыслями. — У тебя наверняка есть собственная жена, дети, которых она произвела на свет по безграничной любви к тебе. Она послушна, толкова, любезна и, что наиболее важно, верна. Она ждёт тебя днями напролёт, уповая на твою преданность христианскому долгу. Но это… это просто возмутительно! Ты не тронешь Кьяру больше, слышишь! Надеюсь, ты не позабыл шестую заповедь? Если позабыл — вспомнишь. Уж я-то об этом позабочусь. Даже если она дочь серва — а это вовсе не так — ты не её хозяин!
— Это был ответ на какой-то другой вопрос. Не на мой, — ядовито поморщился Рон. — Твои проповеди меня ни капли не трогают! А вот она, — Мужчина кивнул в сторону Кьяры. — Хранит ли она девство, или ты уже успел её оприходовать? Я не слишком жалую шлюх.
— Нас не связывает ничего, кроме нерушимого замысла священной войны! Мы здесь не для того, чтобы удовлетворять свои низменные, скотские потребности! И тебе, как верному блюстителю кодекса рыцарской чести, это уж точно должно быть известно! Господь сплотил нас воедино, дабы мы с честью и достоинством исполняли свой долг, следовали за высокой целью! Там, в Таренте, на твои бесчинства ещё можно было закрыть глаза, но отныне мы на пути в Священный Город, а значит, твоя совесть…
Но Рон уже не слышал Жеана. С надменно вскинутой головой он прошествовал мимо ошеломлённых крестоносцев в сторону лагеря, увешанного крестными знамёнами.
Жеану не хотелось спать, равно как и тренироваться. Настрой его был омрачён. Всеми силами души он осуждал поведение Рона, недостойное не то что рыцаря — даже простолюдина, считающего себя добрым христианином, и едва мог поверить в то, что увидел собственными глазами. Подсознательное чутьё подсказывало Жеану, что в своих грязных замашках Рон не раскаялся, и смущаться теперь приходится только ему и Кьяре, чьей вины, безусловно, не было в этом вопиющем происшествии. Мысль о том, что зрелым мужем овладевает далеко не любовное чувство по отношению к юной воительнице, лишь пуще заставляла Жеана мучительно краснеть, распаляясь праведным гневом.
«Я не слишком жалую шлюх. Дочь серва уже разделась», — эти мерзостные слова до сих пор звучали в его ушах, вырисовывая перед глазами Рона, в холёном лице которого не читалось и малейшего смущения, только гордое торжество. На мгновение Жеану даже показалось, будто шершавая грязь скрипит у него на зубах.
— Если бы меч находился у меня в ножнах, я бы не допустила ничего подобного! — сокрушённо оправдывалась Кьяра. — Я… я думала, он просто поболтать пришёл или спросить о чём, а оказалось… Ох. Мне так совестно.
— Ты ни в чём не виновата.
— Я не смогла защититься!
— Это не твоё обязательство. В конце концов у тебя всегда есть я, есть брат, есть Эмануэль… Что же касается того, что произошло, рано или поздно это должно было случиться. Ты знаешь: наши мужчины горячи и цепляются за любую возможность охладить свой пыл. Более того, Рон — рыцарь, военачальник, феодал, и потому ставит себя выше во всех отношениях. Убедилась? Никто и никогда не будет держаться с тобой на равных, как бы тебе того ни хотелось.
Жеан старался говорить уверенно и ровно, чтобы вселить решимость в Кьяру, хотя сам был потрясён не менее. Да. Никогда женщине не быть равной мужчине, а крестьянину — рыцарю, но много ли чести в домогательствах и беспричинных оскорблениях?! Низший должен почитать высшего, полагал юноша, но и высший в свою очередь уважать низшего.
— Хочешь сказать, что природная горячность их оправдывает?! И что же, я теперь должна служить им на потеху? Сбросить доспех и плюхнуться на ложе в полном раскрепощении лишь потому, что Рон мужчина, да земли у него больше, да одёжа побогаче?! Не моё обязательство! А если бы тебя рядом не оказалось? То же мне, заступник сыскался! — съехидничала Кьяра и добавила сурово: — Неужто и ты ставишь меня ниже себя?
— Нет, что ты! — воскликнул Жеан. — Ведь я тебя защищаю… и буду защищать! После случая с Роном уж точно! Не ходи одна, ты слышишь… никогда!
— Сама справлюсь!
— Как сегодня.
— Прекрати! Я больше не желаю об этом говорить! Давай-ка лучше приступим к упражнениям.
Около получаса усердных тренировок не прошли для Жеана даром. Его потянуло в сон, что было, наверное, даже к лучшему, ведь завтрашний день с самого рассвета сулил крестоносцам целую череду новых испытаний, и, чтобы преодолеть их, каждому было необходимо восстановить как физические, так и моральные силы.
Сегодня Жеан был вынужден подлечь в шатёр к Пио и нескольким незнакомыми крестоносцам, в числе которых не было Рона. Последний был противен Жеану, да и ждать от него чего-то благого отныне было последним делом. Даже сквозь пелену дремоты Жеан думал только о Роне, его богопротивном проступке, а также и о недавних словах Яна, остро врезавшихся в память молодого крестоносца.
Всё ли на самом деле такое, каким кажется?
========== 3 часть "Византия", глава I "Побережье Византии. Эмихо" ==========
— Господь с вами! — торжественно провозгласил епископ Доменико. Был это высокий, почти что ростом с Боэмунда, седой мужчина бойцового телосложения и нрава, за что его в шутку прозвали Турпеном, сегодня, по случаю Рождества Девы Марии, облачённый в парчовую белую сутану с кружевной епитрахилью.
Ответом ему послужило напевное «И со духом твоим» в несколько тысяч грубых мужских голосов.
Вновь сердце Жеана благоговейно затрепетало. В очередной раз он вспомнил ту Мессу, где Сильвио произнёс вдохновенную речь, что стала переломным событием в жизни как бывшего послушника, так и его самого. Ныне Сильвио, с пылающими от воодушевления глазами, возвышался неподалёку от Доменико, и Жеан не отрывал от него взора, искренне восхищаясь самоотверженностью и отвагой приходского священника, который хоть и «не стал в первых рядах христианского шествия», всё же покинул дом, предварительно заложив необширные земли.
Образ Сильвио невольно навёл Жеана на мысли о родине, что была так далека теперь…
Крестоносцам (или, вернее, доброй половине войска, сумевшей уместиться на кораблях) спустя несколько дней наконец удалось пересечь Адриатическое море и приблизиться к границам Византии, откуда ни Жеану, ни прочим не было пути назад, и от осознания этого юноше, всё ещё не разобравшемуся в своих внутренних ощущениях, становилось не по себе.
На сегодняшней Мессе Жеан молился почти беспрестанно, взывая к победе в грядущих битвах, предотвращении потерь, а также о том, чтобы необратимый выбор его был исключительно верен. Он чувствовал, что молитва эта, как никогда ранее, угодна Богу.
«Молится ли Кьяра о том же?» — спросил себя Жеан и перевёл взгляд на молодую воительницу, стоящую на коленях подле, чьи губы, расплывшиеся в мечтательной улыбке, всё ещё шептали молитву.
Рон, отделённый от Кьяры всего парой крестоносцев, только что окончил молитву и пристально поглядывал на последнюю своими въедливыми свинцовыми глазами, но, встретившись взором с Жеаном, устремил его обратно к скоплению священников.
— А теперь ступайте с Богом, — изрёк Доменико, и Месса подошла к завершению.
— Знаешь, Жеан… признаться, я даже не поняла, о чём молилась. Меня вдруг всю захватило и понесло, так что я толком осознать ничего не успела!.. — восторженно промолвила Кьяра.
— Понимаю, — улыбнулся Жеан. — Как думаешь, в Византии опасно?
— Нет, пока нам точно нечего бояться. Ведь эту землю тоже населяют христиане, и враждовать с ними было бы губительно для нас, равно как и для них самих.
— Наверное, ты права, Кьяра, однако не стоит забывать, что это совсем другие христиане, с собственными традициями, догмами, представлениями о мироздании. Они могут не потерпеть нас на своих землях, решив, что мы настроены враждебно.
— Пути Господни неисповедимы, — сказала Кьяра. — Что есть, то и должно быть… Но всё же я надеюсь, что ничего дурного не случится, и мы благополучно достигнем Анатолии, где наши мечи умоет первая вражья кровь.
— Я тоже надеюсь, но…
«Эй, парнишка!» — насмешливый возглас, раздавшийся из-за спины Жеана, заставил его прерваться на полуслове, и некто грубовато коснулся его правого плеча. Жеан развернулся и завидел перед собой невысокого черноволосого мужчину лет тридцати пяти, крайне неприветливо ухмыляющегося в противные жидкие усики. Он носил мятый, побуревший от грязи нарамник с косым бордовым крестом, и невзрачный серый плащ с дырой на боку хлипко болтался на железной пряжке. Один из кожаных башмаков прохудился, а шпоры порыжели от ржавчины. Но кажется, это не слишком волновало неряшливого рыцаря.
— Мои глаза не лгут, и ты действительно общаешься с ней? — Рыцарь кивнул в сторону Кьяры.
— А в чём, собственно, дело? — сощурилась Кьяра.
Рыцарь невозмутимо продолжил:
— Вот что, братец, советую тебе держаться от неё подальше, если хочешь сохранить остатки достоинства и хоть какое-то уважение в обществе Божьих воинов. «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Экая мудрость!
— О чём ты? — не понял Жеан.
— О-о-о, ты ещё спрашиваешь! — скривился рыцарь. — Сдружился с первой распутницей во всей округе и смеешь притворяться, будто ничего не знаешь! Рон лично рассказывал мне, как эта пошлая мерзавка, застав его на берегу Адриатического моря и распустив волосы, предлагала ему жаркие любовные утехи, да ещё в таком тоне, как ни одна прочая шлюха! Да не просто предлагала, а едва насильно не уложила! Женатого мужчину, свято почитающего каждую Господню заповедь! И отнюдь не только ему. И-эх, просил я Рона передать Его Сиятельству, чтоб челядь из войска гнал — одна грязь от неё, а оружие мы и сами отполировать можем!..
— Это сказал Рон?! — ахнула Кьяра, прежде чем потрясённый Жеан успел открыть рот.
— Молчать! — свирепо прикрикнул на воительницу незнакомец. — Не для того тебе пасть дана, чтобы говорить! Ну, парнишка, что скажешь в своё оправдание?
— Нет, — процедил Жеан сквозь зубы, стиснутые в озлобленном оскале.
— Что «нет»? — усмехнулся тот.
— Нет! — неистово заорал юноша. — Рон лжёт! В тот момент я был на обрыве и видел собственными глазами, как он прикасался к Кьяре вне понимания пристойного и отнюдь не по взаимному согласию! Мне удалось прогнать его, после чего…
— Что ж. Выходит, Рон был прав насчёт тебя. Стоило из монастыря сбежать, как невинность прочь! — Рыцарь вразвалку поковылял вглубь лагеря, не дослушав Жеана и, очевидно, не поверив ему.
— Рон, Рон, Рон! — в бешенстве передразнила Кьяра, чьи глаза, метавшие молнии, заблестели от слёз обиды. Оскорбление было неслыханно и, что наиболее досадно, совершенно неоправданно и низко. — Рон! Ненавижу! Презираю!
Теперь Жеану было действительно жаль Кьяру. Рон, изначально произведший впечатление высокоморального и благонравного человека, окончательно разочаровал его. В душу ему невольно закрались сомнения, что он являлся не кем иным, как потомственным рыцарем, прошедшим восьмилетнюю подготовку и давшим обет чести перед лицом самой Вселенской Церкви, а следовательно, и Бога. В стенах монастыря пилигримы не раз рассказывали Жеану о рыцарях, доблестных ревнителях веры, покровителях слабых, защитниках невинных дев, и рассказы эти, вкупе со стихами о Роланде, павшем славной смертью в Ронсевальской битве, да Гильоме — грозе сарацин, что так напоминал ему Боэмунд, с самого детства порождали в воображении Жеана милейшие сердцу образы. Но Рон одним своим существованием разрушил всю сладкую идиллию, какою жил бывший послушник.
«Быть может, он всё-таки не рыцарь?» — с надеждой думалось ему.
Хуже того, ложное свидетельство о Кьяре-распутнице могло дойти до слуха главнокомандующих, в том числе самого Боэмунда, и тогда имя несчастной, ни в чём не повинной девы будет навеки посрамлено. Жеан содрогнулся, представив на мгновение, как толпы истосковавшихся по женской нежности крестоносцев устремятся к шатру воительницы и, разогнав её соседок-монахинь и целительниц, сотворят с ней такое, о чём греховно даже думать.
— Успокойся, Кьяра… пожалуйста, — трепещущим от напряжения голосом пробормотал Жеан, легонько касаясь рыжей макушки воительницы.
— Не трожь меня! — вспылила та. Юноша поспешил отвести руку. — Неужто это правильно — что среди нас есть такие негодяи как Рон?! Его Святейшество обещал отпустить грехи всем крестоносцам, и воля его непогрешима, но… Боже милостивый, прости меня за такие слова… разве его поведение не противоречит Твоим законам? А этот Эмихо… тот ещё мерзавец и постоянный последователь Рона! Вот увидишь, настанет день, когда они всех нас подведут!
— Эмихо? — переспросил Жеан и стряхнул с плеча крошки грязи, оставленные голой ладонью рыцаря.
— Тот… прихвостень Рона, лишённый наследства рыцарь, гордо именующий себя его вассалом! Яну однажды приходилось лично с ним общаться. Да как общаться? Эмихо просто швырнул в него вонючие шоссы и велел выстирать. Гадкая бестия! Но если Рон хитроумный и проницательный, то этот — тупой и неуклюжий чурбан, и больше ничего! Ни мозгов, ни гордости, ни эмблемы!
— Вот что, Кьяра, давай-ка лучше развеемся и потренируемся заодно вместе с Рожером, если Эмануэль позволит, — предложил Жеан, желая отвлечь девушку и особенно себя. После услышанного на душе сделалось как-то неестественно пусто.
Кьяра одобрительно кивнула, и очень скоро тройка молодых крестоносцев приступила к обыденному распорядку дня.
========== 3 часть "Византия", глава II "Еврейский выкрест. Ассасины. Первая кровь" ==========
День, выдавшийся на редкость жарким, мало-помалу клонился к закату. Лошади крестоносцев едва волочились по потрескавшейся земле, и ничуть не менее изнурены были сами Христовы воины.
Жеан, протирая вспотевший лоб льняной тряпочкой, мысленно противопоставлял природу Византии природе его родимого края. Здесь царила страшная сушь, было куда меньше деревьев, а привычные густые леса заменяли крохотные мелколистные рощицы, изредка виднеющиеся неподалёку от немногочисленных водоёмов. Сплошь простирались рыхлые холмы, усеянные белой галькой, поросшие колючей травой и низкорослыми кустарниками. Лениво паслись овцы и щуплые лошади. Колосились пшеничные и рисовые нивы. Селений попадалось немного, а потому крестоносцы вынуждены были крайне бережливо расходовать провизию и воду.
Жеан плёлся в хвосте конной части отряда, называемого Отрядом Бессмертного Лавра и возглавляемого Эдмундом — старым, но по-прежнему сильным и яростным уроженцем далёкой Нормандии, замыкали же строй бедняки-пехотинцы с копьями, рогатинами и дешёвыми круглыми щитами. На своих двоих они едва поспевали за всадниками. В центре, защищённые со всех сторон, скрипели повозки, нагруженные припасами, запряжённые быками и крепкими меринами. Пио шёл прямо впереди, и Жеан неторопливо следовал за ним, вровень с Яном и Кьярой.
— А ты, говорят, оруженосцем Пио того и гляди станешь? Неужто так весело со смрадной кольчугой возиться да в бою живым щитом служить? — чуть слышно усмехнулся Ян, делящий Жилду — так звали лошадь вилланов — с Кьярой.
— Я обязан, — выдохнул Жеан. — Если бы не Пио, остался бы без доспеха и оружия.
— Странный он.
— Кто?
— Пио. — Ян повысил голос. — Инок в рыцарской шкуре!
— И он всё ещё здесь, — через плечо бросил молодой рыцарь, заставив Яна зардеться от смущения.
— Ох. Ну и духотища. Час, и точно бухнусь. Вы уж не бросайте, не то истлею, — устало промолвил виллан. — Кьяра! Дура! Ещё и от тебя жарко!
— Иди пешком! — огрызнулась воительница, теснее прижимаясь к Яну.
И словно в ответ на её слова, из уст Боэмунда последовал зычный возглас, призывающий крестоносцев остановиться. Эдмунд подхватил призыв.
Когда шатры были расставлены, Жеан, которому выпала участь провести ночь по соседству с Пио, Маттео и Рожером, выволок из сумы крупный кусок сырого мяса и, швырнув в медный котёл, буркнул:
— Всё, что осталось.
— Уж и несъедобное небось, — процедил Рожер, опустошённо поглядывая в котёл. — Ох, чует моё сердце, скоро-скоро настанут для нас голодные времена. Впрочем, давайте хоть это приготовим — даст Бог не отравимся.
— Пио отправился за водой. Стоит собрать сушняка для костра, — заметил Жеан. — Пойдёмте, пока солнце окончательно не скрылось.
Маттео и Рожер одобрительно кивнули и двинулись к выходу вслед за Жеаном.
— Тоскливая голая пустошь. Если вся Византия такая, готов поклясться ветвью святого Вита, ромеи питаются одним лишь солнцем, — недовольно проворчал Маттео, как только троица покинула пределы лагеря и устремила взоры на дали, переливающиеся кипучим оловиром. — Чтобы набрести хоть на какое-то скопление деревьев, нам придётся углубиться в чужеземье. Не хватало нарваться на волка или кабана!..
