сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 45 страниц)
Едва Жеан избавился от кольчуги, его овеяла сонливая лёгкость. Каким-то внутренним чутьём он осознал, что отныне больше незачем удерживать сознание на просторах бытия. Веки его устало сомкнулись.
***
Знакомый звонкий голос раздался над ухом Жеана, и он насилу продрал глаза. Жеан лежал на кровати. Должно быть, Кьяра взвалила его туда, когда молодой крестоносец беспамятно заснул.
— Ну же. Пора просыпаться…
Роскошные кудри Кьяры упали ему на грудь. При ней не было ни бармицы, ни платка, а нарамник и кольчуга лежали на скамье под узким стеклянным окном. Вновь такое милое Жеану чувство трепетного умиления затеплилось в груди, он повлёк воительницу к себе, так что их носы почти соприкоснулись, и её жаркое дыхание обдало лицо юноши.
— Ну, что? — спросила Кьяра, пока Жеан увлечённо рассматривал озорные звёздочки, искрящиеся в её глазах. — Какие у тебя намерения?
— Праздновать победу.
И с этими словами Жеан, не решившись поцеловать Кьяру, позволил ей высвободиться из своих объятий.
— Пить хочешь? — спросила она как ни в чём не бывало и, не дожидаясь ответа, протянула Жеану кожаную фляжку. — Рядом колодец, вот и удалось раздобыть… что до пищи, мне пока ничего не перепало. Город пуст, как бочка, из которой до донышка вылакали вино. Что нашлось в кладовых — уже съедено, на кухне ничего нет, однако пока можем обойтись кониной. Как ты на это смотришь?
— О… разумеется. Будь я варваром, вражеский труп бы с упоением до костей обглодал.
— А меня?
— Ума лишилась! — изумился Жеан и прыснул со смеху, после чего серьёзно добавил: — Так мы… так мы победили? И что в конце концов случилось с Фирузом?
— Яги-Сиян погиб, а люди его пустились в бега. Кроме того, город, несмотря на свою защищённость, совершенно не годится для жизни… и нам по-прежнему угрожает смертельная опасность. А вот Фируз… Готова поклясться своей покровительницей Катринетт Александрийской, Рон всё-таки убил его! Кажется, после ему удалось подчинить себе охваченных ужасом армян, которые решили, будто это сарацины расправились с их военачальником!
— Так что же, теперь Рон возглавит армию?!
— Я не знаю, — пожала плечами Кьяра. — Но Его Сиятельство, по всей видимости, не против, и, что самое главное, сами армяне относятся к Рону более чем уважительно. Они славят его! Говорят, что, если бы не покровительство этого заносчивого белобрысого мерзавца, они были бы разбиты наголову! И ладно, сделай это Рон на благо местных христиан, но он снова, снова движим одними лишь деньгами да славой!
— Ты знаешь, как был убит Яги-Сиян?
— Яги-Сияна убил Рон. Я видела — он нёс его голову Боэмунду. Хоть какой-то от него прок!..
— Нет-нет, Кьяра, не кто, а как.
— Как?
— Он был затравлен целой толпой бойцов Рона…
— Я так и сказала, — насмешливо пожала плечами Кьяра.
— Как бы то ни было, всевидящий Творец на нашей стороне. Справедливость должна восторжествовать. Ворота Антиохии наконец распахнулись перед нами — это не что иное, как высшее знамение. Мы проложили дорогу в Священный Град и, когда достигнем его, всё тайное станет явным.
Последние слова Жеан произнёс с особенным подъёмом, и подъём этот нашёл сильный отклик в его сердце. Горькое чувство стыда за все пережитые сомнения охватило его, однако, как бы то ни было противоречиво, одно сомнение по-прежнему давало о себе знать. В самом ли деле эта победа не есть затишье перед надвигающейся бурей, призванное опьянить хрупкий рассудок франка?
========== 5 часть "Антиохия", глава XV "Тяготы ревности" ==========
Залитая солнечными лучами улочка со множеством каменных сооружений простёрлась перед взором Жеана, когда он, вместе с Кьярой и Яном, вышел из лачужки, служившей им временным пристанищем. Уже которое утро Жеан встречал в пределах города, но всякий раз, как он продирал глаза, его охватывало изумление — настолько сильно он привык к бескрайним просторам вольных степей и настолько чужда за прошедшее время стала ему городская жизнь. Хотя называть Антиохию благоприятным для проживания и уж тем более райским городом было пока рано. Некогда густые сады, поросшие пальмами, шинусом и пёстрыми цветами, пожухли и обесплодились, опустевшие жилища из самана и камня стали походить на тысячелетние песчаные руины, а на улицах, усеянных гниющими трупами, царила звенящая тишина. Одинокие фигуры местных жителей, суетливо рыскающие по закоулкам, казались призраками мятежных душ, не нашедших приюта ни в Раю, ни в Аду, — грязные халаты, осунувшиеся лица и опустошённые взгляды только усиливали это впечатление. Обездоленные бедняки постоянно требовали пищи и бронзы. Мольбы их были подобны стенаниям низвергнутых в преисподнюю грешников. Лишь купола, мраморные арки да фаянсовые, украшенные витражами, охровыми орнаментами двери дворцов и мечетей сохранили былую роскошь, точно, наравне с «призраками», запечатавшись в безвременье.
Однако постепенно Антиохия воспламенялась новой — христианской — жизнью. Трупы сметались. Медленно, но верно оборонительные постройки восстанавливались общими усилиями крестоносцев, и путь для беспрепятственного ввоза провизии был наконец открыт. Возродились шумные рынки с выставленными на продажу цветным стеклом, превосходным дамасским оружием, диковинными лакомствами вроде мускатного ореха и имбиря. Заржали кони и заревели верблюды. В кузницах заколотились тяжёлые молоты. Колодцы очистились, а колокола запели ангельским звоном: в них ударяли три раза, утром и вечером, призывая к молитве о победе. Там, где главенствовал Яги-Сиян, теперь властвовал Боэмунд. После длительных споров иноземные сюзерены вверили ему Антиохию. Хотя даже это не уберегало неприступную крепость от надвигающейся с юга опасности в виде громадной армии союзников Яги-Сияна, о которой ныне как среди местных жителей, так и среди крестоносцев витало множество слухов и догадок. Всякий раз, когда Жеан вспоминал об этом, его бросало в дрожь. Он не сомневался: впереди Антиохию ожидает суровое испытание, но также не сомневался, что в конечном итоге она выстоит.
Ведь однажды невозможное уже свершилось.
Несколько дней, проведённых в Антиохии, были поистине чудесны. Занятое жилище не отличалось роскошью: состояло лишь из спальни, кухни и немногочисленной мебели. Кровать была одна, и Жеан уступил её Кьяре, вместе с Яном обосновавшись на скамьях, с которых частенько падал во сне. Поначалу Кьяра отпиралась, но, в конце концов решив, что лучше доставить Жеану неудобство, чем спать с ним в объятиях, согласилась, вызвав приступ хохота у насмешника-Яна. Друзья всё делали вместе: убирали дом, готовили пищу и даже пытались ухаживать за садом, где цвели гранаты и киви, сроду не виданные ими. Ах, как было прекрасно хотя бы на время возвратиться к мирными заботам! Светало рано, дни становились длиннее. Однако даже краткими ночами, утомлённые трудами, Жеан, Кьяра и Ян не всегда ложились спать. Ян страдал бессонницей. Кьяра всячески развлекала его. Жеан тосковал по ушедшим денькам, проводимым им так же, только в обществе братьев-бенедиктинцев… Тоска эта не была мучительной и душераздирающей — куда более лёгкой и сладкой, каковую всегда побуждают добрые воспоминания.
— Славный день, — сладко зевнула Кьяра, обернувшись к Жеану.
— Молитесь, чтобы сарацины не заявились сегодня же в полном составе! — злобно прорычал Ян, обнажая испорченные зубы. — До сих пор раны ноют! У-у-у, паршивые собаки!
— Не ворчи, — дружески пихнула его в бок Кьяра. — Мы сотворили чудо! Безграничной милостию Божьей, мы сотворили чудо! Только жаль Фируза. Ведь именно ему мы обязаны этим судьбоносным торжеством.
— Ни капельки не жалко! Он не думал о нас, всё про своих армян да про то, как им будет выгодней! Попомнила б мои слова, когда б он отравленный кинжал в спину Боэмунду вонзил! Да у него на лице было написано, какой он лживый негодяй! Хуже Рона! И кстати, о Роне: то, что он так славно показал себя во время битвы, нам на руку. Пока армяне благоволят к нему, никакой грызни не будет… Они, конечно, ублюдки, но сарацин вполне хватает!
— Я бы сказала, какие пороки написаны на твоём лице, но, к счастью, имею приличие! Неужели ты покровительствуешь Рону в его поступке? Подумай о мотивах, что двигали им!
— Во-первых, Рон ли прирезал Фируза, мы знать наверняка не можем! А вот то, что ты дура, ни для кого не секрет. Во-вторых… чего ты к нему прицепилась в самом деле? Уж не влюбилась ли? Поди и вырой его бренное тело и лобызай, покуда слюны хватит! А ты, монашек? Чего молчишь, тряпичная кукла, когда твоя женщина у тебя из-под носа к покойному басурманину сбежать хочет?
— Довольно, — хладнокровно осадил разбушевавшегося Яна Жеан. Оскорбление, пускай и шуточно брошенное в сторону Кьяры, подействовало на него болезненно. — Я не желаю выслушивать эту чушь.
— И-эх, не знаю, как вы, а я пойду поем. И попью, — невозмутимо пробурчал Ян.
— Да-да, беги отсюда. Давно пора.
Но Ян уже умчался прочь, не услышав заключительных слов Жеана. Жеан развернулся к Кьяре, радуясь возможности побыть с ней наедине, и заострил внимание на длинном рваном шраме, пролёгшем наискось через её обожжённую щёку.
— Чего уставился? — насупилась Кьяра. — Совсем запаршивела?
— Нет-нет, просто… хотел убедиться, что ты в порядке, — смущённо потупился Жеан. — Ты по-прежнему прекрасна. И всегда была прекрасна.
— Хм, — Губы Кьяры тронула кокетливая улыбка. — Чем же?
Жеан почувствовал, как от волнительного ликования сердце его дрогнуло, но в то же время он растерялся. Никогда Кьяра не задавала этого вопроса, однако юноша всегда мечтал услышать его, хотя и не предполагал, что он способен загнать в такой безнадёжный тупик. Безусловно, Жеан находил Кьяру красивой. Находил красивой даже тогда, когда едкое пренебрежение, испытываемое по отношению к ней, пересиливало всякое доброжелательное чувство снисхождения и понимания. Но заслуживала ли она, при всех своих превосходных качествах, тех пустых фальшивых похвал, на какие падки прочие женщины?
«Нет, она достойна большего!»
— Тем, что ты… ты более чем прекрасна. Те слова, что говорят друг другу тысячи влюблённых, даже они недостойны тебя! Моё чувство глубже. Гораздо глубже, чем любые сладкие речи.
— Ах, подлец! — вспыхнула Кьяра, и Жеан разом оторопел. — Ты просто сам не знаешь, чем именно я тебе нравлюсь! Упёрся в одну стену, как баран… все вы, мужчины, такие!
— Ты знала много мужчин, раз делаешь выводы? — усмехнулся Жеан.
— Я… Ты и впрямь так думаешь?!
— О… ни в коем случае.
— Тогда молчи! — вспылила Кьяра и по излюбленному обыкновению резко отвернулась. — А вот мне… мне нравятся твои усы.
— А что ещё, дева воли?
— Ещё… Ах!
В следующее мгновение Кьяра очутилась в объятиях Жеана, причём тот не понял, поспособствовал этому он или же она сама бросилась к нему. Под шальной чередой долгих поцелуев он сокрыл её обезображенные шрамами щёки, тонкий изгиб губ, взмокший лоб. На мгновение юноша осознал: его не беспокоило, что улица не пустынна. Вновь такое милое Жеану чувство возвышенного торжества нахлынуло на него, охватывая с головой, и оно могло продолжаться вечно, если бы не настойчивые шаги, раздавшиеся за спиной. Жеан встрепенулся и, развернувшись, так и обомлел.
Рожер стоял перед ним.
— Что происходит?! — с вызовом спросил рыцарь.
— Что видел, то и происходит! — непривычно дерзко бросил Жеан, не спеша отпускать нежащуюся Кьяру.
— Кьяра! Да ты же… Скажи на милость, какая воительница допустит такие богомерзкие вольности в своём отношении?!
— Я сделала это потому, что захотела, — сурово отчеканила девушка.
Мучительно протянулась секунда в ожидании ответа. По вспыхнувшему на щеках Рожера багряному румянцу и глазам, почерневшим от бешенства, Жеан отчётливо видел, как он был возмущён. Однако в его собственной душе, как ни странно, не теплилось даже слабого отголоска жалости — только алчущая ненависть.
У Жеана упало сердце, когда с пронзительным лязгом Рожер выхватил из ножен дарованный с акколадой боевой меч. Трое горожан в камчатых шелках, шествовавших в это время по мощёной дорожке, остановилось, чтобы поглядеть на потасовку.
— Не позволю!
Жеан отстранился и отпрянул в сторону. Меч Рожера со свистом рассёк воздух. Кьяра с истошным воплем бросилась наперерез разъярённому рыцарю.
— Безумец! Похоже, радость победы окончательно затмила твой рассудок! Напасть на собственного боевого товарища! Только такие как Рон способны на это! И потом, что это даст тебе? Ты полагаешь, будто, убив или изувечив Жеана, ты произведёшь на меня лучшее впечатление, ожидаешь, что я брошусь тебе в объятия с воплями восторга и умильным воркованием?! Не забывайся… не забывай, за что ты полюбил меня, не забывай, что именно это не позволяет мне тебе отдаться! Ты можешь найти другую женщину, можешь сражаться за неё до последней капли крови, я же этого не позволю! Вы братья!
— Монашек… развратный монашек! Что он даст тебе? Нищету? Вдовье покрывало? При мне богатое наследство, оставшееся от родителей и покойного Эмануэля. А что есть у него, кроме побитой молью монашеской робы?
Кьяра изумлённо отшатнулась.
— Ты оскорбляешь меня!
— Что? — не понял Рожер.
— Ты оскорбляешь меня! — упрямо повторила Кьяра. — Раз надеешься завлечь вещественным, я в твоих глазах — такая же вещь!
— Грош цена союзу любящих сердец, скреплённому богатым наследством, — опомнившись от потрясения, как можно спокойнее добавил Жеан, хотя, признаться, в тот миг ему хотелось вспыхнуть, подобно пороху.
Слёзы злой досады выступили на глазах Рожера. С несвойственной ему прытью он сорвался с места и рванулся прочь, бряцая кольчужными кольцами. Зеваки, число которых пополнилось двумя мальчишками в грязно-белых платьях, проводили его изумлёнными взорами.
— Эй, вы! — крикнул Жеан, бросаясь в группку. — Вон! Вон!
Те, что-то бормоча по-арабски, поняли его и принялись расступаться. Молодой крестоносец решил, что больше никогда не поцелует Кьяру прилюдно.
— Кьяра, ты… — начал было Жеан.
— Ничего не говори, я всё знаю. Будь осторожен. Просто будь осторожен. Рожер совершенно не умеет обращаться с женщинами и всегда раздражал своими неуклюжими попытками завладеть мной. Но с мужчинами обращается как настоящий рыцарь! Ох, Жеан…
И с этими словами сконфуженная Кьяра отправилась в противоположную сторону улицы, где стоял пересохший фонтан, оставив Жеана наедине с целым вихрем страхов и тревог, услаждаемых одной-единственной радостной мыслью.
Кажется, монахиня войны признала его.
Комментарий к 5 часть "Антиохия", глава XV "Тяготы ревности"
Если что не так с описанием города или оно слишком скудное, отзывы и публичная бета к вашим услугам. Прислушаюсь к любым толковым советам.
========== 5 часть "Антиохия", глава XVI "Тоска по родине. Осадная башня" ==========
— Ты снова рассказываешь ему, как Рон надругался над Фирузом? — бодро спросил Ян у Кьяры, прервав её рассказ.
— Нет, — коротко ответила та. — С Роном мы, увы, ничего поделать не можем. Он окончательно влился в армянское общество, не говоря уж о том, как ему благоприятствует Боэмунд. Однако нам по-прежнему не стоит спускать с него глаз. Если он решит, будто мы препятствуем ему в достижении какой бы то ни было цели, он сделает так, что мы никому ни в чём не сможем воспрепятствовать.
— Но если мы не будем препятствовать, как ты выражаешься, ничего дурного не случится, ведь так? Полно тебе, женщина!
— Ты сам спросил! — огрызнулась Кьяра, насмешливо передёрнув плечами. — Хотя мы обсуждали совсем другое, а именно — скоро ли нам предстоит вновь сражаться с сарацинами и насколько тяжким будет наше грядущее бремя.
— Не думаю, что будет легче, чем при Яги-Сияне. Что скажешь, монашек?
— Разумеется, только на сей раз не мы будем осаждать сарацин, но они нас. Мы сами войдём в положение Яги-Сияна… Пока благ вдоволь, но что будет после…
— Зато теперь у нас наверняка достаточно машин, чтобы обстреливать вражью мерзость прямо со стен! Вот увидишь, это будет чертовски весело! Ты видел их катапульты?
— Угу.
И с этими словами Жеан поднялся и устремил взор на донжон, виднеющийся вдалеке, под высокими безоблачными небесами, и судорожно втянул в себя нежные ароматы молодого мая. С тех пор, как крестоносцы овладели Антиохией, прошло много недель, и в городе снова забурлила жизнь. Воспоминания градом нахлынули на Жеана. Он вспомнил благословенные дни, когда ему вместе с братьями приходилось возделывать плодородные монастырские почвы, когда он точно так же вдыхал запахи подсыхающей земли и свежей травы, нежась в лучах полуденного солнца, когда не мог и представить, что когда-нибудь возьмёт в руки меч.
«Всё ли хорошо с братом Франческо? Суждено ли мне познакомить его с Кьярой? Одобрит ли он такой союз? Ах, Франческо! Почему я не могу увидеть тебя хотя бы во сне? Мне необходимо твоё духовное покровительство!»
И тотчас мозг Жеана поражала совершенно иная — тревожная — мысль: а что, если он забыл его?!
