сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 45 страниц)
По рядам собравшихся прокатилась волна бешеного воодушевления и потрясения. Каждый знавший французский язык хотел что-то спросить или возразить, однако Доменико даже бровью не повёл и, дождавшись, пока суматоха уляжется, продолжил:
— Базилика Святого Пьера! Да, отважные франкские братья, о славные христианские мужи, это находится именно там! Я отправлюсь туда на завтрашнем рассвете, и уже к полудню несокрушимое духовное оружие очутится у нас в руках. Ликуйте, о праведные Божьи воины, ведь Господь не только не оставил нас, но ещё и одарил непреклонной волей к победе! После стольких недель, тягостных, изнурительных, голодных, отблеск Божественного света разверз тёмные тучи, нависшие над бескрайними пределами благословенной Антиохии!
С каждым словом голос епископа креп, и очень скоро вся толпа, в том числе и Жеан, начала вторить его вдохновенным воззваниям. Вторить хоть и сипло, но изо всех сил. Заворожённо срывающееся с уст Жеана «Deus lo vult!» впервые за столь длительное время нашло искренний отклик в его сердце.
Комментарий к 5 часть "Антиохия", глава XIX "Осада. Знамение средь бела дня"
*"Вечно свободный" по-староанглийски.
Поправьте, если ошиблась.
========== 5 часть "Антиохия", глава XX "Святое копьё" ==========
— Это здесь! — объявил Доменико, когда несколько крестоносцев, в том числе и Жеан, достигло нужного места — храма, окружённого высохшими тополями, что был разрушен, должно быть, с прибытием в город сарацин. Крестоносцы пали на колени и перекрестились. — За мной.
Двери ему отпирать не пришлось. Они были выломаны до основания. Как только Жеан очутился внутри и окинул взглядом стены храма, на него нашла тянущая тоска. Не раз брат Франческо рассказывал ему, как красивы восточные церкви, описывая каждую мельчайшую деталь с такой точностью, будто самолично отстроил их или, по меньшей мере, являлся постоянным посетителем, и постепенно Жеан осознавал, что его слова были чистейшей правдой. Вернее, непременно осознал бы, не превратись базилика, известная во всей Европе, в такую безобразную развалюху. Фрески на жёлтых, овитых плющом стенах выцвели и размазались, а длинные стеклянные окна были выбиты. Купол, выстроенный из оранжевой черепицы, остался наполовину цел и грозно нависал над крестоносцами громадным сводом. В обрушившееся отверстие устремляли деревья свои мёртвые острые ветви, подобные уродливым шипам Левиафана. Посреди помещения возвышалось потрескавшееся мраморное сооружение, напоминающее по форме алтарь. Весь пол был усеян ветхими досками и бесформенными каменными глыбами, отделившимися от стен, купола и исполинских колонн.
«Должно быть, здесь была знатная резня», — подумал Жеан и поёжился, невольно ловя себя на иной мысли: наткнувшись на роскошную мечеть, его христианские собратья поступили бы точно так же, и задался вопросом: что хуже, бездумная вера или жажда наживы, покрываемая ею?
Всё, всё ужасно, потому что влечёт за собой одинаково богомерзкие последствия!
— И как вы предлагаете нам отыскать это самое копьё? — недоверчиво покосился на Доменико Рожер, числящийся в отряде.
— У подножия алтаря, — вкрадчиво ответил епископ и, деликатно приподняв подол сутаны, двинулся вперёд. Крестоносцы гуськом последовали за ним.
— А может… может, Рон прав, и это сущая глупость? Может, вы просто задремали, и образ святого Андераса, явившийся вам, — всего-навсего порождение разыгравшегося воображения? Настали трудные времена. Ни к чему лукавить, и я порой вижу крайне странные вещи… иногда даже жуткие. То какие-то кривые тени мерещатся, то протяжный вой неизвестной природы. Но это объяснимо. После всего, что мы пережили.
— Нет, Рожер! Мне, клирику, уж наверняка известно, в чём отличие Божественного предзнаменования от мутного кошмара. Бегом к алтарю!
— И в чём же?
Но Доменико либо не расслышал вопроса, либо расслышал, но не придал ему значения, и устремил взор на купол базилики.
Добравшись до алтаря, Жеан принялся копать. Другие крестоносцы расчистили площадку перед ним — к счастью, там была одна лишь иссушенная палящим солнцем земля.
Однако уже по окончании нескольких минут Жеан изрядно переутомился. Тело его истекло горячим потом, несмотря на то что при нём не было рыцарского облачения, а шоссы и подол туники измазались в грязи.
— Ничего интересного не нашёл? — немного поколебавшись, спросил Жеан у Рожера, копавшего рядом.
— Нет, — буркнул тот.
Подавив тяжёлый вздох, Жеан продолжил работать лопатой. И вот, когда она стала едва доставать до дна, остриё её напоролось на что-то твёрдое и звенящее. Швырнув инструмент на землю, он бросился к яме, свесился вниз и принялся быстро разрывать землю руками. Через некоторое время на поверхности оказалось нечто, напоминающее по виду простой камень, лишь мелодичный звон при ударе выдавал металл.
— Это оно! — вскричал стоящий подле Доменико и, бесцеремонно отпихнув Жеана, выволок находку из ямы.
Она была покрыта плотным слоем грязи и ржавчины, однако сужающаяся и расширяющаяся к противоположным концам форма была хорошо заметна.
Точно и в впрямь наконечник копья! Если это действительно так, неужто неземное чудо всё-таки свершилось?! Свершилось вновь!
— Это оно, — заворожённо выдохнул епископ, удерживая предмет в дрожащих от благоговения руках и боясь оторвать от него взгляд — вдруг испарится в распалённом воздухе.
— Ну… предположим. Но как вы предлагаете нам этим сражаться? — задумчиво склонил голову набок Рожер.
— Сын мой! Ты глуп и несуразен! Это — не что иное, как духовное орудие, знак бессменного Божественного покровительства! Он взывает нас к бою! Мы должны сами разбить армию Кербоги! Нет времени оттягивать. Оставаться в наглухо запертых стенах Антиохии равносильно верной погибели! На одного живого крестоносца приходится ни многим ни малым семь мертвецов… Нельзя, о славные франкские мужи, во что бы то ни стало нельзя допустить больших потерь! Отправляйтесь в лагерь и оповестите всех о том, что блаженный Андерас не солгал, а я пойду к Его Светлости — нам необходимо многое обсудить.
И с этими словами Доменико торжественно вручил Жеану наконечник копья.
— Ты нашёл его. Ты и побереги.
Странное чувство нашло на Жеана в этот миг. Куда в большей степени это было сладкое ощущение удовлетворения, нежели потрясение. К неожиданности для самого себя, сердцем он воспринял произошедшее как совершенно естественное и неминуемое, как то, что рано или поздно должно было произойти. Жеан ожидал этого неведомо собственному сознанию. Лишь одно отравляло расположение молодого крестоносца. Он не сомневался, что обломок заржавленного металла и есть священное копьё, пронзившее на кресте нетленную Иисусову плоть, но мысль о том, что в скором времени им придётся схлестнуться в самой судьбоносной схватке, заставляла тело овеваться колким холодком. Как оказалось, армия Кербоги не была так многочисленна, но за два месяца осады, пока его бойцы перекрывали пути в город, Христово воинство потеряло слишком много. Слова Доменико не содержали ни малейшей доли преувеличения. Христиане, изнемогавшие от голода, жажды и болезней, умирали целыми отрядами и почти моментально разлагались под палящим солнцем, служа пищей грифам, воронам, которых хладнокровно подстерегали и подстреливали лучники, и своим живым собратьям.
Ни Боэмунд, ни Танкред не отважатся на такой самоубийственный шаг, думал Жеан. Ведь отлично понимают, что, даже если объединятся с Раймундом и Готфридом — на противоположной стороне города их преследовало ничуть не меньшее бедствие, соотношения сил будут несопоставимы.
— Пойдёмте, — кивнул Жеан товарищам и торопливо двинулся к выходу.
Как только они возвратились в лагерь, их окружили толпы крестоносцев. Навстречу Жеану бросилась Кьяра и, без лишних проявлений нежности, встревоженно спросила:
— Ну, как? Нашли?
— Молчи, вертихвостка! — прежде чем Жеан успел что-либо ответить, прикрикнул на неё кто-то из толпы.
Глаза Кьяры, сияющие нездоровым тусклым блеском, сердито вспыхнули, она напряжённо сжала кулаки, однако с места не двинулась. Жеан почувствовал, как его одолевает жгучий приступ раздражения.
«Самому было бы полезно попридержать свой длинный язык за зубами! Уже бесчисленное количество раз Кьяра делом доказывала, что стоит всех вас, вместе взятых!»
— Братья! — воззвал Жеан ко всем собравшимся. — Святое копьё в наших руках!
Оглушительный гул прокатился по разрастающимся крестоносным рядам. Жеан не мог разобрать слов, но определённо понимал, что, помимо торжествующего ликования, находка породила множество недоверчивых настроений, и немудрено, что в один прекрасный миг из толпы выступил вездесущий Рон и, встав подле Жеана, громко провозгласил:
— Всего-навсего ржавая железка! — И выхватил наконечник из рук ошеломлённого юноши. — Наивные глупцы! Неужели вы и впрямь верите, будто это не что иное, как прославленная христианская реликвия?! Взгляните на это!
Белокурый рыцарь поднял наконечник над толпой, крестоносцы дружно впились в него взглядами.
— Все вы сумасбродные болваны! Просто старый обломок сарацинской сабли… или копья, раз вам так угодно! Если вы намереваетесь идти с этим в бой против многотысячной магометанской орды, я не собираюсь отправляться на верное заклание наравне с вами! Как и Отряд Золотой Лисы, поредевший на несколько десятков! Нужно бежать. Малыми группами. По очереди. Незаметно! Пока ещё хоть кто-то жив и в состоянии передвигаться! Сколько месяцев должно миновать, чтобы вы осознали, что находитесь не в городе, не за стенами неприступной крепости, но в гигантском склепе?! Довольно бесплодных мучений! Довольно плясать под дудку Боэмунда! Это всё его проделки: что может быть проще — зарыть в храме испорченный трофей? Пора возвращаться домой!
«Домой!»
От этой мысли нежное тепло разлилось по телу Жеана дурманящим опиумом, но тут же что-то, точно игла, пронзило его сердце, а вслед за тем и мозг.
«Священный Град! Иерусалим!»
— Ты обезумел?! — выкрикнул кто-то. Рон встрепенулся, приняв оборонительную стойку. — Христопродавец и армянский отщепенец! Как ты смеешь сомневаться в подлинности святого копья?! Как смеешь выступать против Его Светлости? За такие слова, понимаешь, недолго и… — Его речь была заглушена чередой одобрительных возгласов.
— Погодите! Да ведь он прав! — выступил вперёд Эдмунд, загорелый, грязный и ничуть не похожий на того могучего вождя, что провёл целый отряд через череду смертельных испытаний. — Почему мы должны верить Доменико?
«Да, да! Почему?!», «А почему не должны?», «Его Преосвященству наверняка виднее, ведь к нему явился сам апостол Андре!» — послышалось со всех сторон. Противников у Рона явно было больше, и Жеан видел, что тот начинает волноваться, тревожно переступая с ноги на ногу.
— Ох, простите, — смущённо промолвил белокурый рыцарь. — Я, кажется, задел ваши чувства. Я искренне раскаиваюсь…
«Двуличный льстец, — с презрением подумал Жеан, не отрывая взгляда от его коварного и красивого, но слегка позеленевшего лица. — Испугался гнева толпы!»
— Я действительно сказал лишнего, — продолжал Рон, стараясь унять дрожь в голосе. — Я исповедуюсь… и попрошу о самой строгой епитимье. Я оскорбил святыню.
И он поспешил удалиться прочь, пока присмиревшая толпа провожала его сотней изумлённых взоров.
Жеан задумался: быть может, находка действительно не является священным копьём, и тут же сказал мысленное «Нет». Что-то глубокое, подсознательное, то, благодаря чему он, сам того не понимая, ожидал знамения в течение стольких безысходных недель, нашёптывало разуму, что подвоха нет, заставляя беспрекословно согласиться.
========== 5 часть "Антиохия", глава XXI "Звездный свет. Дезертир" ==========
Жеан и Кьяра, тесно прижавшись друг к другу, сидели на стене Антиохии и заворожённо наблюдали за тем, как ночная мгла поглощает зловещий силуэт гребней холмов, служащих пристанищем вражескому бойцу. Их шатры и павильоны дьявольски чернели на фоне темнеющего неба. Столбы дыма от потушенных костров взвивались к облакам.
Молодые крестоносцы были лишь в шоссах, коротких, наполовину расшнурованных полотняных рубахах, кожаных башмаках, и обливались потом. Но что-то удерживало их рядом: любить — значит страдать. Усилием воли Жеан заставлял себя не смотреть вниз, где и поныне дотлевала плоть жертв многочасового побоища, отгремевшего над городом два месяца назад. Среди них был и Ян, чьё тело стало совершенно неузнаваемо среди прочих. Вороны выклевали ему глаза, тухлая плоть сползла с переломанных костей и была поточена скользкими белыми червями — теперь это был лишь раздробленный скелет в кольчуге. Никогда ещё Жеан не видел такого громадного скопления трупов. Гниющих, вспучившихся от жары трупов. Зловонные пары, исходившие от них, не доходили до вершины стены, однако воображение настолько живо и явственно рисовало ему это, что он начинал кривиться от омерзения и злобной досады. Они недостойны месяцами лежать там, под обломками осадных башен, служа жертвой всеобщего глумления и поругания!
Но захоронить несчастные останки по-прежнему не удавалось. Сарацины перехватывали многочисленные группы крестоносцев, пара же или тройка бойцов не могла совладать с такой трудоёмкой работой, да и особого желания не было. В глухих стенах вполне хватало своего смердящего, заразного богатства.
— Как думаешь, Кьяра, быть ли вылазке? — наконец нарушил тягостное молчание Жеан.
— Да. По крайней мере, должна, — чуть слышно прошептала в ответ та и попыталась отодвинуться, но не смогла — слишком сильно было влечение.
— Ты веришь, что это возможно?
— Я не знаю. Я уже совершенно ничего не знаю. Но если увериться в этом так же крепко, как мы с тобою верим в подлинность святого копья…
— Кьяра! — Жеан резко схватил её за плечи и развернул к себе, чтобы их губы могли соприкоснуться. — Клянусь! Если мы выиграем эту битву, по прибытии в Иерусалим я женюсь на тебе!
— Ч-что-о? — растерянно изумилась Кьяра, после чего вспыхнула, подобно палёной головешке: — То есть моё мнение в этом вопросе тебя совсем не интересует?! Или ты снова шутишь?!
— Я говорю о том, что в этом нет ничего зазорного. В монастырь я не вернусь ни под каким предлогом, что же касается тебя… Я готов жить с тобой. Жить бок о бок, вместо того чтобы встречаться лишь тогда, когда есть возможность, я чувствую, что готов к этому. В конце концов это то же самое, только куда более тесная, одобренная Богом близость.
— Близость?! То есть ты уже не считаешь меня совершенным воплощением чистоты и непорочности?! Монахиней войны, так ты, кажется, выражаешься! До какой степени причудливые существа — эти мужчины… толком даже не поймёшь, чего хотят, не говоря уж о том, чтобы следовать желаемому идеалу!
— Ты навсегда останешься ею для меня. И подавно для других. Но, как я не раз говорил тебе, я хочу разглядеть помимо данного в тебе ещё и женщину. Ты любишь меня. Ты меня очень любишь. Твоя редкая искренность никогда не позволит тебе скрыть подлинных чувств.
— Глупо! — осадила его Кьяра, но тут же голос её неожиданно смягчился: — И всё-таки, твоя детская наивность смехотворно-очаровательна. Что бы ты ни видел, ты никогда не увидишь очевидного! Никакое я не воплощение чистоты, вот что я тебе скажу! Видит Бог — возможно, я куда более порочна, нежели ты… Давай-ка спускаться.
— Дай я хоть раз коснусь твоих губ, иначе не усну. А по прошествии денька-другого умру от недосыпа, — смущённо усмехнулся Жеан и, не дожидаясь одобрения Кьяры, повлёк её к своей груди. — А ты будешь горевать.
— И тебе не противно? — сощурилась Кьяра.
— Нет! Что же тут противного?!
— Ну, например, мои засаленные щёки, букашки, копошащиеся в волосах…
— Не говори глупостей! Всё вполне естественно.
— Ты только посмотри, какая я страшная! Кожа да кости! Взгляни, как осунулось лицо! Как обвисли груди! Как… Ох, Жеан.
— Довольно самобичевания. Иди ко мне.
Но претворить обетованное желание Жеан не успел. Его боковое зрение уловило ослепительный отблеск, прорезавший потоплённый во мраке небесный свод. В одно мгновение головы Жеана и Кьяры развернулись. Пылающий хвост пронёсся над цепью магометанских шатров и скрылся за холмами, оставив рыжеватый след.
— Ты видел это?! — дико взвизгнула Кьяра, прежде чем Жеан успел опомниться. — Звезда! Упала в лагерь врага! Это знак! Это новый знак, ниспосланный высшими силами! Нужно рассказать братьям!
— Я позабочусь об этом. Но что предвещает этот знак? — озадачился Жеан.
— Великие свершения! Только великие свершения!
Кьяра зажмурила глаза и принялась лихорадочно шевелить губами в горячей молитве. Последний раз сомкнув её в объятиях сердечной нежности и так и не дождавшись взаимности, Жеан спустился вниз. Нет прелюбодейного греха преступнее, чем соблазнить молящуюся деву.
***
