сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 45 страниц)
— Я рад, что ты избрал именно этот путь, Жеан. Верь мне… ни с чем иным ты бы не справился лучше. Твоя редкая одарённость однажды приведёт тебя к великим свершениям. И не обращай внимания на насмешки, ибо ни единый знатный феодал не стоит даже кончика твоего мизинца.
— О, полно… Ведь это только благодаря тебе.
Но Пио пропустил слова Жеана мимо ушей и, не отрывая глаз от лилового марева неба, продолжил:
— Никогда не жалей о своём выборе, слышишь! Ты чист душой, и потому тебе придётся тяжко. Возможно, тяжелей всех нас, вместе взятых. Тёмные силы будут искушать тебя, множество невзгод выпадет на твою долю, но ты не поддашься, не ожесточишься — ты выстоишь, ибо ты сильнее, твоя сила — твоё благородство… верь мне, парень. Ты способен, толков… ты почти единственный, кто преследует на этих землях бескорыстные цели. И когда-нибудь это непременно воздастся тебе. Тебе и твоим боевым товарищам. Нам придётся многое потерять. Тебе предстоит во многом разочароваться. Но не смей падать духом, Жеан. На всё промысл Божий… За такими, как ты, — будущее мира. Слышишь ли ты меня, парень?
— Но Пио…
Рыцарь упрямо продолжал:
— И помни: здесь не твоё аббатство. Будь великодушен, но не будь монахом. Знаешь, что мне говорили и говорят до сих пор? Я слишком мягок, и мне следовало бы держать посох, а не меч, пламенить сердца словом, а не огнём. Надеюсь, в грядущей битве — эта битва первая на моём веку — я навсегда распрощаюсь со своим монашеским началом. Я стану рыцарем. Ты — моим оруженосцем.
Жеан смолк, не в силах произнести вслух то, на что навели его туманные слова Пио. Сердце юноши ёкнуло, горло свело спазмом. Что, если это конец? Что, если сегодняшней беседе с творцом его судьбы, посредником между затворничеством и миром суждено стать для Жеана последней? Щемящая тоска и жгучий ужас вмиг одолели юношу, и Пио, по всей видимости, уловив его беспокойство, как можно беспечнее и веселее, произнёс:
— Никея будет нашей! Но не сегодня. Сейчас нам пора отходить ко сну, завтрашний же день мы посвятим старательной боевой подготовке. Что ты об этом думаешь?
— Да. Наверное, это хорошая идея.
«Ты лукавишь, Пио, и я отчётливо вижу это».
Но что тревожит его?
Что он предчувствует?
========== 4 часть "Анатолия", глава II "К бою. Воссоединение" ==========
«Просыпайся, монашек!» Задорный оклик Яна заставил Жеана пробудиться.
— Что… что такое? Нападение?! — спросонья всполошился тот.
— Дурачина! — осадил Жеана Ян, швырнув к его ложу громоздкую кольчугу. — Неужто ты забыл, что сегодня нам отдастся большущая крепость?
Заявление Яна повергло Жеана в колкий трепет. Он вспомнил, как весь вчерашний вечер военачальники, суетливо расхаживая по побережью Анатолии, вдохновенно взывали к своим бойцам, в попытке вновь воспламенить их угасший боевой дух. Вечерня прошла по-особенному торжественно, а Жеан молился так горячо и искренно, что, казалось, в ушах его звучали ободряющие трели Божественного гласа.
— Мы отправляемся проливать кровь, а радуешься ты, будто приглашён на чревоугодное пиршество, а то и вовсе спробовал опиума! Почём знать, отдастся ли Никея нам именно сегодня?
— Да ну тебя! Только и умеешь, что во всём прекрасном и желанном скверну искать! Ты видел армию Готфрида? Это же сплошные бесчисленные полчища… а уж сами бойцы… Ух! Все, как на подбор, могучие, закалённые в боях, вооружённые до зубов! К тому же, германцы, а значит, народец не из робкого десятка! Дикари! Один язык чего стоит! От одного «Gott mit uns» у меня волосы дыбом встают — ей-Богу, в сравнении с этим лай бешеной собаки с пережатой глоткой звучит как серафимова песнь! — Вытаращив глаза, Ян принялся безостановочно изрыгать немецкие слова, какие приходили ему на ум.
— Хватит!
— Да эти магометанские ублюдки даже не встанут на защиту своей крепости! Они с криками кинутся врассыпную!
— Очень сомневаюсь, — буркнул Жеан, натягивая на ноги шерстяные шоссы.
— Да ты хоть помнишь, сколько мы здесь проторчали в ожидании подкрепления и пока строили эти дурацкие осадные машины?! Так не пора ли наконец разогнать кровь по жилам и показать сарацинам, кто здесь хозяин?! Ишь, распустились! Ишь, пригрелись! — хорохорился Ян, мечась по тесному пространству шатра. — Ты это… давай-давай, не мешкай! Шлем на-ка! И про перчатки, гляди, не забудь…
И с этими словами он бросил на постель к Жеану его шлем и бармицу.
— Оставь меня!
— Понял-понял… Жду! — весело брякнул Ян и метнулся к выходу, оставив Жеана наедине с нарастающим холодным ужасом, пробравшим его тело зыбкими мурашками.
«Подумать только! Бог весть сколько дней я провёл в этом изнурительном странствии, и только теперь мне грозит по-настоящему серьёзная опасность! Как странно… и страшно! Но в то же время что-то тянет… безудержно влечёт… Чувство долга? То самое чувство долга, о котором в то судьбоносное августовское утро поведал мне Пио и которое даже за столь длительные месяцы не утихло во мне до конца, но единственно — лишь притупилось предательским ощущением страха?» Жеан невольно прокрутил в голове все события недалёкого прошлого, от посещения бенедиктинской общины Пио до злополучной стычки с ассасинами и кровавого кошмара на землях Фессалоник. Он вспомнил Франческо, аббата Леона и всех братьев, по чьей опеке так горько тосковал. Как они там?! Думают ли о нём, скучают ли? Жеан ощутил себя последним негодяем, осознав, как жаждет, чтобы Франческо страдал от бессмысленных тревог: если волнуется — любит…
«Никогда не жалей о своём выборе», — эхом прозвучали в его ушах слова Пио.
Но что может знать этот молодой рыцарь в то время, как даже сам Жеан терзается в сомнениях? Как верить Пио, если не веришь даже самому себе?
Проглотив щекотавшие в горле рыдания, Жеан направился к выходу из шатра, пожираемый худым предчувствием.
Жизнь в лагере кипела, как никогда, бурно. Бойцы натягивали кольчуги, полировали оружие, отрабатывали боевые приёмы, весело наскакивая друг на друга, — это смотрелось в глазах Жеана как извращённое приготовление к смертной казни и только пуще отвращало от грядущей битвы. Огнегривый рыцарь, сопровождаемый маленьким, облачённым в бурый балахон пажом, двое ромеев, суетящихся вокруг баллисты, высокорослая женщина в льняном платье, что бережно укладывала в суму целебные припасы, — все, на кого падал взгляд Жеана, все шли навстречу погибели. Кроме борзых собак, кружащих вокруг богатых хозяев и тоскливо поскуливающих, словно осознавая: недавняя охота была последней.
«Кьяра!» — мысленно оживился Жеан, распознав в толпе знакомую щуплую фигурку, и сердце его заныло ещё сильнее.
Нет! Жеан должен остановить бедняжку, иначе ей придётся дорого поплатиться за свою бесшабашную отвагу!
— Кьяра…
— Да-да? Ах… здравствуй, Жеан, — смущённо потупилась воительница, развернувшись к нему.
— Послушай, ты понимаешь, куда мы сейчас отправляемся? — вполголоса спросил он, невольно кладя руку на плечо Кьяры.
— Хм! А, что, есть сомнения? — И воительница пренебрежительно отстранилась.
— Нет, Кьяра. Ты не понимаешь… а если понимаешь, то лишь условно, не до конца. Это битва… это кровавый хаос, где не выстоять не то что хрупкой деве — даже слабому оруженосцу или рыцарю! Я не отпущу тебя, слышишь! Я сейчас же отправлюсь к Танкреду и стану настаивать на том, чтобы он запретил тебе, наравне с прочими женщинами, покидать лагерь до окончания битвы!
— Ты не отпустишь меня?! — взвилась Кьяра. Её наивное лицо исказилось приступом бешенства. В уголках пухлых губ выступила пена. — Ты, кажется, слегка забылся, Жеан! Ну-ка припомни, когда показывала себя дурно во время боевых упражнений? Пускай лучше Рожер остаётся в лагере да клинки куёт! Самоубийственно с такой прытью в бой соваться!
— Между битвой и фехтованием на деревянных мечах — огромная разница! Там тебе не поможет ни мудрый наставник, ни боевой сотоварищ, а любое неверное движение будет стоить жизни! Не будь же глупой… Ты… У тебя даже шлема нет! А твоя кляча…
— Кем ты себя вообразил?! Проваливай!
«Всё кончено!» — сокрушённо подумал Жеан, как только Кьяра, поставив победную точку в этом кратком и жёстком споре, исчезла в гуще толпы, и его охватил безумный ужас.
— Господи… не допусти, — только и смог выдавить из себя юноша, чувствуя, как слёзы начинают застилать его глаза.
«Милостивый Боже, не допусти! Я не хочу потерять в грядущей битве всё, всё… всё!» — отчаянно выстукивало сердце Жеана, в то время как воображение с каждым мгновением рисовало ему всё более кошмарные картины. Вновь и вновь Жеан окидывал взором суетящийся лагерь, и одно-единственное омерзительное выражение зрело у него на губах:
— Перед смертью не надышишься…
***
Было уже далеко за полдень, когда крестоносцы, навьюченные баллистами и осадными лестницами — достоянием греческих мастеров, достигли города Никеи, обнесённого неприступной каменной стеной, что включала в себя не менее сотни массивных башен. Знойное вешнее солнце сморило Жеана и его лошадь. Хотелось пить, однако за время продвижения поблизости не показалось ни единого водоёма, а крохотная фляжка, бессменная спутница молодого крестоносца, была опустошена ещё в первый час продвижения. Продвижения тяжёлого и опасного. По неровной, скользкой дороге, заросшей колючками, что нещадно полосовали ноги лошадей и пехотинцев.
Зимы здесь были коротки и малоснежны, и Жеан знал это отнюдь не понаслышке. На протяжении более чем четырёх месяцев объединённая под предводительством Готфрида армия провела на побережье Анатолии в ожидании пополнения, что, впрочем, не послужило для Жеана особенным лишением. Большую часть времени он, наряду с прочими новобранцами, посвящал усердным боевым упражнениям и в конечном итоге во многом сумел превзойти Кьяру, что с поразительной тонкостью отрабатывала каждый боевой приём. Жеан стал внимательнее и сильнее. С каждым разом всё точнее предсказывал атаки противника, всё увереннее изворачивался в седле и даже пытался работать левой рукой. Миролюбивая Лилия значительно уступала боевым скакунам в скорости, понятливости и бесстрашии, однако старалась изо всех сил, казалось Жеану. Увы, юноша так и не освоил ни копья, ни лука, ни рыцарского меча — необходимо было в спешке оттачивать навык владения грубым коротким мечом. Жеан поклялся, что будет беречь его как зеницу ока.
— Какая красота! — пылко воскликнул Ян и, злобно ухмыльнувшись, добавил: — Но ещё не предел совершенства, ты не находишь? Даже отсюда я вижу знамёна магометанских варваров! Они-то всю благодать и портят! Предпочтительней было бы их снести поскорей… Хотя к чему мечтанья? Этим мы сейчас и займёмся! Чай боязно, монашек?
— Оставь его, — заступилась за Жеана Кьяра, прежде чем тот успел что-либо возразить. — Только такой осёл, как ты, может не бояться! Напряжены все без исключения… даже Готфрид, повидавший на своём веку сотни и тысячи схваток!
Но Ян и бровью не повёл и окликнул через два ряда Рожера:
— Эй, тюфячок! Тебе когда-нибудь приходилось участвовать в штурмах?!
— Первый раз, — буркнул тот, глубоко оскорблённый колким выражением Яна.
— Так что ж Эмануэль тебя от всего предостерегает? Точно ты не внук, а его покойная жёнушка! Хоть на военной игре-то бывал?
— Мой патрон не участвует в играх и мне не советует. Говорит, что это занятие для праздных и заблудших, недостойное звания честного рыцаря. В дни его отрочества подобной чуши знать не знали!
— А я вот бывал раз в детстве, правда, только смотрел. Но ощущение — незабываемое! Ревёт толпа. Вопят трубы. Реют знамёна. Подымаются тучи песка. Грохочет сталь. Кони летят друг на друга. Восхищение закипает в крови — помню словно вчера! Жаль, это ужасно редкое удовольствие… Дурень твой Эм… — Ян замялся, завидев, как к Рожеру приближается его сеньор. — Твоя… Эмилиэна, Рожер. Дура и шлюха!
— Уймись наконец! — не выдержал Жеан. — Нагнетаешь!
«Боэмунд! Это Боэмунд! Это византийцы! Боэмунд!» — суетливый говор, заглушивший слова Жеана, прокатился по многолюдным рядам объединённой армии. Юноша вытянулся и огляделся, в надежде отыскать взглядом причину всеобщего оживления. И в конце концов нашёл её. Сравнительно небольшая группа конных бойцов, возглавляемая знакомым статным мужчиной, облачённым в нарядное рыцарское платье, неспешно спускалась на равнину, простирающуюся у подножия желтокаменных стен Никеи. Сказать, что Жеан был ошеломлён — значит, недооценить его состояние. Мотивы подданных Боэмунда были очевидны, но вопрос: «Почему они явились сюда именно сегодня, именно в сей же час?» по-прежнему вызывал повальное недоумение. Что было известно им о планах Готфрида и что они теперь намереваются делать, после всех раздоров, которые повлекли за собою злосчастные переговоры с византийским императором?
— Боэмунд! — еле сдерживая гнев, процедил Танкред, как только лошадь пожилого графа, обтянутая красной попоной с вышитыми на ней ветвями папоротников, вплотную приблизилась к его.
— Сегодня я не ищу ссоры с тобой, мой друг, — негромко, но внятно произнёс Боэмунд. — Можете считать нас своими союзниками.
— Ромеи! — разом утратив самообладание, вскричал Танкред. — Ромеи, праведной борьбе с которыми вы подарили столько прекрасных лет, но в конечном итоге добровольно сподвигли себя и своих подданных на унизительную рабскую долю, прельстившись яркими тряпками да золотыми безделушками! Точно жалкий наёмник! Неужели отныне слово «честь» не значит ничего для вас?! Взгляните на них, благородный сюзерен! Взгляните на тех, кто составляет добрую половину ваших отрядов! Вероотступники! Нечестивцы! Сыны Антихриста, что не удосужились украсить свои одежды крестами в знак причастности к данной нам Богом миссии! Поле боя выбираем мы… Никея будет нашей и без их самоуправства! Нашей и только нашей! У Алексиоса нет ни малейшего права на владение ею, ибо отнюдь не он станет проливать кровь в горниле ожесточённого боя — слишком лелеет свою императорскую шкуру!
Крестоносцы дружно ахнули. Многие византийцы, знавшие французский язык, обнажили мечи. Ещё одно дерзкое слово из уст Танкреда, и быть беде, решил Жеан, крепко обхватывая рукоять оружия.
Похоже, нетерпимый граф ненавидел свою жизнь ещё больше, чем Алексиоса.
— Всё меняется, — невозмутимо и многозначительно промолвил Боэмунд, уладив волнения. — Вы и впрямь полагаете, будто наше пребывание в одном месте и в одно время — чистая случайность, никчёмное недоразумение? Нет. Воистину, Господь сегодня призывает нас сплотиться воедино! Как в минувшие времена, мы снова братья. Опасный недруг не дремлет, а потому пришла пора ненавидеть не грешника, но грех, позабыв все былые раздоры!
— Если бы ваш обоз не был нагружен золотом, на пальцах не переливались бриллиантовые перстни, а сёдла коней не били в глаза аляповатым блеском гранатов, вы бы так не говорили! Неужто в вас не осталось ничего святого — одна только алчность и корысть?!.. Я…
— Довольно! — вмешался Готфрид. — Вы не псы, чтобы понапрасну грызться друг с другом! Слишком много распрей в то время, как вековое священное обязательство вопиет об исполнении! Стройтесь! Нет времени оттягивать! Никея ждёт!
Краткая, но вразумительная речь Готфрида смутила Танкереда. Около полуминуты он непонимающе взирал на германского герцога, после чего, вновь переведя взгляд на Боэмунда, громогласно воззвал:
— DEUS LO VULT!
«Deus lo vult! Deus lo vult!» — послышалось со всех сторон. Шествие вновь тронулось.
С каждой минутой враждебная крепость всё приближалась, неумолимо увеличиваясь в размерах, и вдруг — Жеан остолбенел. Кости, целые груды сгнивших, обглоданных костей, были разбросаны у её подножия вперемешку с примитивным заржавленным оружием, свидетельствующим о том, что останки принадлежали не просто людям, но людям, павшим в бою.
Именно здесь была разбита несостоявшаяся армия Пьера Пустынника!
Протяжный гул горна перекрыл цоканье копыт и грохот метательных орудий, волочимых быками. Христово воинство было замечено. Недруг бил тревогу, и Жеан разом позабыл о костях, обратив взор на прямоугольные башни.
Недра огненной печи разверзлись, готовясь обратить мир в плач и скрежет зубов.
========== 4 часть "Анатолия", глава III "Пекло битвы. Утрата" ==========
— Раструбились! — раздражённо рыкнул Ян, выведя Жеана из оцепенения. — А я-то думал, атака получится куда более внезапной! Кто-нибудь… э-гей, кто-нибудь! Уймите наконец этих выродков!
Точно по просьбе рыжего виллана, прямо над головой Жеана со свистом пролетела выпущенная кем-то стрела и вонзилась в грудь сарацина, чьё тщедушное тельце, прыснув кровью, слетело с крыши башни. Тем временем за ним последовало ещё несколько дозорных, однако это уже не могло обеспечить крестоносцам преимущества — отныне весь город, оглашённый горнами, знал об их прибытии.
