Текст книги "Лотосовый Терем (СИ)"

Автор книги: Тэн Пин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 60 страниц)

– Идёмте за мной. – И Фан Добин вихрем метнулся к жилищу Лю Кэхэ.

Лю Кэхэ жил неподалёку от стен императорского дворца, выходцы из его семьи столетиями служили надзирателями за строительством – ещё при деде Лю Цюмина они строили дворцы и башни для запретного города, только занимали разные должности. Резиденция Лю была построена в цзяннаньском стиле – тёмные стены, зелёная черепица – скромно, но изысканно. Ли Ляньхуа перепрыгнул через стену и вошёл внутрь – подметавший комнату подросток, завидев его, перепугался и пронзительно закричал.

– Кто там? – раздался чей-то глубокий голос.

Ли Ляньхуа повязал пояс-полотенце так, чтобы закрыть большую часть лица, и заговорил приглушённо.

– Хорош болтать! Тащи сюда свои драгоценности и сложи мне в ящик!

От его свирепости у подростка душа разума улетела, а душа тела рассеялась.

– Хозяин! Хозяин! Воры! Грабят! – И он убежал вглубь дома.

У Ли Ляньхуа не было с собой оружия, и он прихватил со двора меч для рубки хвороста. Он шумно выдохнул, клинок опустился, сверкнув словно снег, и два соединённых каменных стола во дворе с грохотом раскололись. От такого удара дыхание Ли Ляньхуа слегка сбилось.

– Твою мать! – хрипло выругался он. – Что мёртвыми прикинулись?! Раз денег нет, заберу ваши жизни! – И, подняв меч для рубки хвороста, рванулся к дверям.

Прямо в этот момент из дома вылетело что-то маленькое и жужжащее как муха. Ли Ляньхуа взмахнул мечом, со звоном отбивая летящий в него предмет. Клинок переломился пополам, предмет же упал на землю – это был крошечный, не больше цуня, метательный нож с четырьмя лезвиями, сверкавший холодным блеском – явно редкое скрытое оружие.

– «Зелёная муха четырёх стихий»! – Завидев метательный нож, Ли Ляньхуа повернул запястье, убирая обломок меча. – Ты…

Из дома вышел мужчина средних лет в чёрном длинном халате, высокого роста, представительный, с короткими усами – это и был Лю Кэхэ. Он и глазом не моргнул, не высказывая ни удивления, ни гнева при виде незваного гостя.

– Узнать «зелёную муху четырёх стихий» простой человек бы не смог, – холодно проговорил он.

– В секте «Цзиньюань» некогда было три вана: «Янь-ди Бай-ван», «Зелёный владыка четырёх стихий», «Отнимающий жизни Яньло»… Ты… – Ли Ляньхуа во все глаза уставился на Лю Кэхэ. – После всех сражений «Янь-ди Бай-ван» попал в плен, «Отнимающий жизни Яньло» погиб, «Зелёный владыка четырёх стихий» заглушил звук и скрыл следы – не ожидал, что ты станешь чиновником при дворе.

В глазах Лю Кэхэ мелькнуло лёгкое удивление.

– Ты кто такой?

Ли Ляньхуа не отвечал.

– Я происхожу из семьи чиновников, и лишь в юности был «Зелёным владыкой четырёх стихий», – медленно проговорил Лю Кэхэ. – Кто ты такой? Мало кто может узнать «зелёную муху».

– Поведение «Зелёного владыки четырёх стихий» тогда было загадкой – несмотря на громкое имя, никаких злодеяний он не совершил. – Ли Ляньхуа тихонько вздохнул. – Ты не предатель и не злодей, Ли Фэя убил от безысходности, Шан Синсина – из предосторожности, но зачем было убивать евнуха Вана? – Он смотрел на чиновника, и взгляд его оставался спокойным. – Ты же знаешь, что он ни в чём не виноват.

– Одержишь верх над саблей у меня в руках, и я отвечу на все твои вопросы, – бесстрастно ответил Лю Кэхэ.

Ли Ляньхуа опустил обломок меча.

– У меня нет оружия.

Зрачки Лю Кэхэ чуть заметно сузились.

– Каким оружием ты пользуешься?

– Мечом, – медленно ответил Ли Ляньхуа.

– Мальчик, принеси меч!

Подросток, прежде напуганный им до полусмерти, боязливо передал ему длинный меч. Ли Ляньхуа обнажил клинок.

– Когда я одержу верх, ты свяжешь себе руки и ответишь на все вопросы императора.

– Какое громкое заявление, – холодно улыбнулся Лю Кэхэ.

Ли Ляньхуа тоже улыбнулся, пусть его лицо и скрывал пояс-полотенце.

– Если не одолею тебя, то отвечу на все твои вопросы.

– Вот как? – сверкнул глазами Лю Кэхэ.

– Включая и местонахождение той, кто научил тебя «клинку зелёной мухи четырёх стихий».

Лю Кэхэ замер, глаза его неожиданно запылали.

– Ты знаешь, где Юньнян?

– Приступим, – кивнув, просто сказал Ли Ляньхуа.

Длинные рукава Лю Кэхэ зашевелились сами по себе, на лице проявилась враждебность, меч Ли Ляньхуа пронёсся перед ним с лёгким ветерком, всё происходило по правилам. Из рукава Лю Кэхэ вылетело три чёрных звезды, клинок Ли Ляньхуа слегка дрогнул, загудел, отражая атаку, и три «зелёные мухи четырёх стихий» со звоном разлетелись в разные стороны, блики от меча заструились лентами, словно распустился цветок лотоса, но пусть выглядело это красиво, ударам недоставало мощи, и одна из «зелёных мух» пролетела рядом с его лицом, едва не оставив кровавый след. Лю Кэхэ не хотелось ввязываться в сражение, с громким криком он выпустил ещё десять чёрных звёзд, тут же взмахнул левой рукой – в рукаве мелькнула изогнутая сабля в форме полумесяца, блеснув как вода, и устремилась к шее Ли Ляньхуа.

Он заметил, что Ли Ляньхуа не хватает внутреннего дыхания. Какой бы прекрасной ни была техника фехтования, чтобы ранить человека, требуется мощное внутреннее дыхание, а десятка «зелёных мух» хватит, чтобы заставить его торопиться, и от удара в шею он не увернётся! Этот его приём некогда знали в цзянху как «десять звёзд и смерть от сабли», и погибли от него немало людей с громкой славой. Он воспользовался им, чтобы убить Ли Ляньхуа, поскольку тот с первого взгляда узнал «зелёных мух четырёх стихий».

Дзынь… Вжух…

Сабля Лю Кэхэ резко засвистела, устремившись вперёд, но неожиданно он переменился в лице – Ли Ляньхуа совершил мечом движение, подобное плывущим облакам и текущей воде, словно мастер, одним взмахом кисти рисующий длинную реку среди горного пейзажа, он изогнул клинок так, что единым ударом отразил все десять звёзд! Десять «зелёных мух четырёх стихий» вылетели в десяти направлениях, на разной высоте и с разной силой, как Ли Ляньхуа одним лишь ударом меча сумел отбить все десять разом? Клинок гудел так, словно непрерывно отбивал звёзды, без единого зазора – сердце Лю Кэхэ охватил ужас – возможно лишь одно объяснение!

Его меч ударил по второй звезде быстрее, чем по первой, а по третьей – ещё быстрее, чем по второй, клинок мелькал всё быстрее и быстрее, и когда он отбил десятую звезду, достиг невиданной скорости – только так мог получиться единый долгий звук, скорость была такой, что глаз не улавливал движения.

Росчерк меча, неуловимый как плывущие облака.

Пусть его внутреннее дыхание и слабое, этот человек не так-то прост! Оправившись от испуга, Лю Кэхэ уже начал жалеть – но раз вступил в схватку, отступать некуда, оставалось лишь вложить в клинок больше силы и рубануть со всей мощью, чтобы непременно убить противника!

– Ляньхуа! – раздался неподалёку чей-то безумный крик. – «Рёв дракона девяти небес»…

Лю Кэхэ почувствовал за спиной яростный порыв ветра, клинок его не успел коснуться шеи Ли Ляньхуа – он поспешил встретить поразительно мощный удар ладонью. Из уголка его рта потекла кровь.

– Эге! – воскликнул новоприбывший. – Силён!

Ли Ляньхуа успел отбежать подальше, чтобы его не задело. Фан Добин стоял на стрехе крыши, но не видел, как тот одним ударом отбил десять звёзд.

– Опоздай я хоть на шаг, ты бы уже мёртвым валялся.

Ли Ляньхуа тяжело дышал, наблюдая за схваткой Ян Юньчуня и Лю Кэхэ. Несмотря на ранение, Лю Кэхэ мастерски управлялся скрытым оружием, Ян Юньчунь, по-видимому, прежде не встречал столь сильного противника и слегка волновался – хоть и вытащил меч, но всё ещё не пускал в ход.

Понаблюдав, Фан Добин покачал головой.

– Господин Ян совсем не знает цзянху, у него нет совершенно никакого опыта сражений с противником, и, хотя его боевое мастерство высоко, не умеет его применять. Если… – Он посмотрел на друга.

– Если господин Ян ударит слишком сильно, – невозмутимо продолжил за него Ли Ляньхуа, – боюсь, признаваться его величеству в преступлениях будет уже мёртвый Лю Кэхэ.

Фан Добин замер и вдруг пришёл в ярость.

– Ты…

Неожиданно раздался свист, из резиденции Лю вылетел вихрь сполохов клинка и молниеносно атаковал Ян Юньчуня! Не успел Фан Добин договорить, как перед глазами засверкали мечи, он ещё не осознал, что происходит, как рядом что-то засветилось, словно луна упала на землю посреди белого дня, блеснул меч, и в тот же миг поднялась снежная буря в пустыне.

Раздался негромкий звон.

Это не была битва на смерть, но небо потемнело, вокруг будто закружились тучи ледяных игл, казалось, блики и сполохи сабли и меча болезненно проникали под кожу и были настолько ощутимы, что могли бы насквозь пронзить сердце, лёгкие и мозг, застудить до самых костей.

Фан Добин не мог вымолвить больше ни слова.

Ян Юньчунь приставил меч к шее Лю Кэхэ и замер в неподвижности, тот тоже больше не сопротивлялся.

Над головами иглами и снегом дробились удары сабли и меча.

Столь стремительные, что летели клочки одежды и отсечённые волоски.

На вихрь развевающихся одежд было больно смотреть… но он завораживал.

Саблей сражалась женщина в красном, со скрытым вуалью лицом – никакой обнажённой кожи, и всё же, когда она стояла на крыше с чуть развевающимися длинными волосами, угадывался её соблазнительный облик.

Мечом сражался Ли Ляньхуа.

Все звуки затихли, прошло лишь несколько мгновений – но казалось, будто целая вечность.

– Хи-хи… – Женщина в красном слишком долго обдумывала свои замыслы и промахнулась, однако не рассердилась, а из-под вуали одарила Ли Ляньхуа обворожительной улыбкой, развернулась и скрылась из виду.

Фан Добин ошарашенно уставился на друга.

Опустив меч, Ли Ляньхуа тяжело выдохнул.

Ян Юньчунь медленно повернулся, глаза его горели удивлением.

– Прекрасная техника!

Ли Ляньхуа горько усмехнулся. Фан Добин всё ещё стоял в оцепенении, словно совершенно не узнавал человека перед собой.

Вздохнув, Ли Ляньхуа бросил на него взгляд.

– Я ведь говорил, что победил Фэн Цина потрясающим, изящным, единственным во всём мире и неповторимым приёмом, а Бай Цяньли от восхищения пал передо мной ниц и преподнёс меч обеими руками… Но ты не поверил, – пробормотал он.

– Ты… ты… – В глазах Фан Добина наконец забрезжила искра жизни, он слегка шевельнулся.

Ли Ляньхуа опустил меч на землю.

– Кхэ-кхэ… – Похоже, он сплюнул кровь, тут же сорвал с лица пояс полотенце и вытер.

Выйдя из оцепенения, Фан Добин подошёл к нему.

– Ты… ты…

Ян Юньчунь надавил Лю Кэхэ на несколько важных точек, убрал меч в ножны и, освободив руки, поддержал Ли Ляньхуа. Тот улыбнулся ему, но направился прямо к Лю Кэхэ.

В схватке с Ли Ляньхуа Лю Кэхэ прекрасно разглядел его удар, и после этого не проронил ни слова.

– «Фея яшмовых бабочек» Вань Юньнян погибла десять лет назад от моей руки, – наклонившись, прошептал Ли Ляньхуа ему на ухо.

На лице Лю Кэхэ не отразилось никаких чувств.

– Ты победил, – кивнул он чуть погодя.

Ли Ляньхуа слегка улыбнулся, кивнул, но потом покачал головой.

К этому моменту Фан Добин наконец пришёл в себя.

– Несносный Ляньхуа! – закричал он.

Втянув шею в плечи, Ли Ляньхуа обернулся. Выражение лица Фан Добина можно было назвать впечатляющим – на нём отражались ужас, сомнение, волнение, недоверие, нетерпение, любопытство, растерянность и так далее. Ли Ляньхуа залюбовался, восхищаясь переменами на лице друга.

– Да как у тебя лицо может выражать столько всего одновременно… – удивлённо воскликнул он.

Фан Добин схватил его и принялся трясти.

– Несносный Ляньхуа! Этот удар! Где ты такому научился? У кого подсмотрел? В каком-то трактате? Ты не полностью овладел этой техникой? Скорей покажи мне этот трактат! Я тоже хочу научиться! Скорей-скорей-скорей…

– По… постой… – От такой тряски у Ли Ляньхуа из уголка рта выступила кровь, а затем он повалился на Фан Добина и обмяк.

– Ляньхуа! – Когда друг неожиданно потерял сознание у него на руках, Фан Добин на миг застыл, жутко перепугался и встряхнул его. – Ляньхуа!

Ян Юньчунь подошёл и проверил его пульс.

– Ничего страшного, он просто истратил всю внутреннюю силу и повредил истинное начало, поэтому нарушилось течение крови и ци. Отдохнёт и поправится.

Фан Добин торопливо сунул руку за пазуху, пошарил там и наконец отыскал нефритовый флакон.

Флакон был наполнен чудодейственным исцеляющим и укрепляющим лекарством под названием «пилюли небесного начала». Говорят, изготовил их прародитель клана Фан, одержимый искусством игры в сянци, и их ценность была ни с чем не сравнима. Приподняв Ли Ляньхуа, Фан Добин высыпал пилюли ему в рот, не заботясь, три, семь или двадцать штук.

– Кх-кх-кх… Я всего лишь хотел отоспаться и не так уж голоден, – неожиданно вздохнул «потерявший сознание». – Не хочешь, чтобы я заснул мёртвым сном, так не надо пихать мне это, чтобы подавился насмерть…

Фан Добин замер, Ян Юньчунь расхохотался.

– Несносный! Ляньхуа! – взревел Фан Добин.

«Потерявший сознание» вскочил на ноги, обхватив голову руками, и мгновенно скрылся из виду.

Говорят, когда Фан Добин и Ян Юньчунь отвели Лю Кэхэ к сыну неба, он рассказал правду, и всё поведанное им не слишком отличалось от догадок Ли Ляньхуа. Выслушав, Хэнчжэн пожаловал ему красную макушку журавля*. Лю Кэхэ без отлагательств выпил яд прямо во дворце, покончив с собой.

Той ночью, как и было условлено, Хэнчжэн посетил дворец Великой добродетели, чтобы посмотреть на повелителя Белого тигра.

Ли Ляньхуа переоделся в широкий даосский халат, сделал даосскую причёску и установил в саду дворца Великой добродетели жертвенный алтарь.

Прибыла карета императора Хэнчжэна в сопровождении десятка с лишним телохранителей, Ли Ляньхуа попросил его прогнать свиту, и тот, вопреки ожиданиям, исполнил просьбу. В саду остались лишь могущественный заклинатель Люи, Фан Добин, а также ученик заклинателя.

Этим учеником, светлокожим и румяным, белым и толстым, был никто иной как проспавший в тюрьме несколько дней Шао Сяоу.

Но сегодня на алтаре были разложены не три постных и три мясных блюда, не фрукты и брикеты из душистого угля, а связанные верёвкой пара живых кур, пара живых уток, сочащаяся кровью половина козы и тарелка со свиными потрохами.

Вонь от птицы и сырого мяса разносилась далеко, вызывая тошноту. Ли Ляньхуа попросил всех собравшихся спрятаться среди деревьев, затаить дыхание и тихонько ждать.

Спустя время, достаточное, чтобы сгорела палочка благовоний, во двор прибежала маленькая лисица, схватила в зубы потроха и быстро убежала. Ли Ляньхуа, Фан Добин и Шао Сяоу невольно сразу вспомнили «тысячелетнего лиса-оборотня», и совсем скоро в зарослях замелькал рыжий хвост, а затем оттуда выбежал и сам «лис-оборотень» и запрыгнул на алтарь.

Пёс повёл носом по алтарю, но ни к чему не притронулся. Фан Добин понимал, что эта хитрая морда предпочитает готовую еду, неудивительно, что кровавое подношение ему не понравилось – слишком сильно пахнет.

Вскоре уши «тысячелетнего лиса-оборотня» вдруг встали торчком, он настороженно покрутился на месте, а затем развернулся, припал телом к земле и низко зарычал.

Ли Ляньхуа с остальными ещё сильнее затаили дыхание, Хэнчжэн понял: идёт.

В зарослях ничего не шевелилось, лишь чуть слышно шуршали листья, что-то крупное мелькнуло в развилине дерева и прыгнуло на землю.

Увидев это существо, все невольно судорожно втянули воздух.

Что ещё за тварь!

Спрыгнувшая тварь была одета в платье, под которое как будто набили что-то вроде очёсков хлопка, стояла она на четвереньках – не то человек, не то чудище, и испускала резкое зловоние.

– Что… – вырвалось у Хэнчжэна. – Что это?

Ли Ляньхуа подобрал камешек и метнул щелчком пальцев. Тварь стояла напротив «тысячелетнего лиса-оборотня», когда же он бросил камешек, немедленно развернулась, решила, что не устоит и бросилась бежать. Однако по пути высунулась белая и толстая рука и подняла существо в воздух.

– Видал я лесных котов, – с отвращением сказал он, свободной рукой зажимая себе нос, – но никогда не встречал таких вонючих.

– Лесной кот? – поразился Хэнчжэн. Это странное и жуткое существо – всего лишь лесной кот?

Таща за собой «чудище», Шао Сяоу подошёл к императору, Фан Добин тоже приблизился поглазеть.

Разглядывая животное, все зажимали носы и отшатывались назад, Шао Сяоу без конца жаловался на свои страдания.

Это оказался не один лесной кот.

А два лесных кота.

Лесные кошки гораздо крупнее обычных и немного больше местных собак, гибкие и проворные, они нападают на кабанов и антилоп, днём скрываются, охотятся ночью. Чтобы заморочить людям головы, поднять шум на востоке, а удар нанести на западе, Лю Кэхэ изловил двух лесных котов, связал их верёвкой шея к шее, а затем нарядил в платье.

Именно поэтому получилось такое чудище, с жуткой головой, подобное человеку, но на скрюченных конечностях и со странной походкой, способное только ползти.

Фан Добин вдруг осознал – той ночью, когда он обнаружил, что кто-то пробежал по его крыше, это был не человек, а два лесных кота – неудивительно, что он не заметил человеческого дыхания. Но кто же украл книжицу из его комнаты?

– Полагаю, в ночь, когда Лу Фан сошёл с ума, Лю Кэхэ подбросил в его комнату что-то, что любят есть горные коты, а затем выпустил это чудище. По пути тварь проскакала по твоей крыше, – объяснил Ли Ляньхуа. – Когда ты поднялся наверх проверить, евнух Ван очень кстати проходил мимо твоей комнаты и увидел «Пагоду блаженства».

– Так это он зашёл и забрал её? – осенило Фан Добина. – Должно быть, евнух Ван достал её по просьбе Лю Кэхэ, а тот принёс, чтобы оставить записки, сначала спрятал в моей комнате, но я её нашёл. Евнух Ван случайно увидел её и унёс обратно в Дворцовое управление.

Ли Ляньхуа кивнул.

– Затем чудище отправилось к Лу Фану, и не знаю, что он увидел, но оно напугало его до безумия.

Глядя на странное существо, Фан Добин подумал, что если бы он совершил что-то позорное и посреди ночи увидел такую образину, то и правда мог бы заболеть со страха.

– Эта тварь в самом деле жутковата.

– Думаю, Лю Кэхэ поймал эту пару котов довольно давно, они связаны за шеи и не могут охотиться, наверняка у них в животах урчит от голода, – вздохнул Ли Ляньхуа. – Поэтому, когда Лю Кэхэ убил Ли Фэя и повесил его истекать кровью, твари прибежали на запах, вот только хоть и видели, но съесть не могли.

– Неужели они… – Хэнчжэн не удержался и указал на животных. – Загрызли евнуха Вана?

– Ваше величество повелели евнуху Вану и Лю Кэхэ сообща следить за Лу Фаном и остальными, один действовал на свету, другой – в темноте. Евнух Ван редко показывался, но часто тайно приходил ночью. Лесные кошки – одиночки по природе, Лю Кэхэ же крепко-накрепко связал этих двоих, к тому же, оба они самцы, так что с самого начала, как их связали за шеи, они беспрестанно сражались, пока один не умер… – Ли Ляньхуа указал на нечто вроде очёсков хлопка, торчащее из изорванного платья. – Это мёртвый кот.

– Со смертью одного из котов, верёвка на шее ослабла, и второй смог питаться, – Взглянув на источавшую зловоние тварь, Хэнчжэн невольно отвёл глаза. – Когда Ван Абао посещал ночью дворец Великой добродетели, узнал правду об этом «чудище», поэтому Лю Кэхэ убил его и скормил лесному коту.

– Верно, Лю Кэхэ морочил всем головы, надев на него маску, запустил в императорский дворец… – Ли Ляньхуа вдруг осёкся – ему пришло в голову, что это сделал не обязательно чиновник Лю.

Подобная жестокость и искажение, в дополнение к женскому платью и зловещей маске.

Это напоминало предпочтения другого человека.

Цзяо Лицяо.

– Скорее освободите животное от этих вещей и отпустите на волю. – Хэнчжэн больше не желал слушать никаких подробностей о том, как Лю Кэхэ убивал людей, поднял голову и тяжело вздохнул. – Фан Добин.

– Здесь. – Сердце у Фан Добина было не на месте – а ну как император решит убрать свидетеля? Только что он высочайше позволил умереть Лю Кэхэ, может ведь поступить так и со всей семьёй Фан – тогда не останется никого, кто знал бы о той истории столетней давности.

– Возможно, мы… не потомок Тайцзу, – Хэнчжэн смотрел на луну. – Но мы – хороший правитель.

– Ваше величество божественно мудры, – поспешил заверить Фан Добин.

– Мы желаем женить на тебе принцессу, согласен ли ты? – вдруг спросил Хэнчжэн.

Фан Добин застыл столбом.

Неужели это предложение породниться? И тогда он, молодой господин Фан, будет связан с императором тесными узами – процветает один, хорошо всем, пострадает один, пострадают все.

Хэнчжэн спокойно прикрыл глаза.

– Ты обладаешь суровостью и прямотой подданного Фана и сердцем, что ищет справедливости, не страшась смертельных опасностей, на грани жизни и смерти сохраняешь спокойствие. – Он тихонько вздохнул. – Ты не посрамишь принцессы Чжаолин.

– Ну… – Фан Добин онемел от изумления, он уже прикидывал, что если не сумеет захватить Лю Кэхэ живым, тогда ударит отца по акупунктурным точкам и увезёт в далёкие края – вот как он «на грани жизни и смерти сохранял спокойствие». Однако Хэнчжэн не должен был об этом узнать.

Неожиданно кто-то тайком нашептал ему в ухо: «Благодарю, ваше величество».

– Благодарю, ваше величество, – бездумно повторил Фан Добин, а потом застыл как деревянный петух.

Шао Сяоу расхохотался и сложил руки в жесте уважения.

– Поздравляю, поздравляю.

Со смущением на лице Фан Добин вспомнил, что принцесса прекрасна как цветы и луна, а когда улыбается, у неё прелестные ямочки на щеках, и сердце его наполнилось радостью, но в то же время необъяснимым замешательством.

– А… ха-ха-ха-ха-ха… – Он покосился на Ли Ляньхуа – тот стоял в сторонке с радостным видом, уголки губ приподняты в ободряющей улыбке.

Не похоже, чтобы друг смеялся над ним.

Фан Добин посмотрел на него ещё раз, и сердце понемногу успокоилось, на смену тревоге пришла радость.

В конце концов, любой мужчина мечтает взять в жёны прекрасную принцессу.

Месяц спустя в Поднебесной отпраздновали радостное событие.

Император удостоил браком принцессу Чжаолин и Фан Добина, сына шаншу Подворной части Фан Цзэши. Фан Добину пожаловали почётный титул, «Резиденцию благородства», тысячу лянов золота и серебра, несколько сотен штук расшитого атласа, яшмы и шелков и бесчисленные сокровища.

Глава 91. Запятнанный кровью меч

«Буль-буль-буль…»

В бамбуковой роще на горе за городком Атай стоял терем из повидавшей всякую непогоду древесины, украшенный резьбой тонкой работы. Изображённые мягкими, плавными линиями лотосы, целиком покрывая дом, будто покачивались. Если не обращать внимания, что несколько досок заменили, резьбу можно было бы смело назвать произведением искусства.

Сейчас перед воротами этого произведения искусства, служа временным очагом, лежало три камня, меж которых потрескивали наколотые дрова. В горшке для варки лекарств из грубой глины на слабом огне побулькивали целебные средства – и похоже, снадобье томилось уже какое-то время.

Под камнями всё ещё росла трава – видимо, очаг устроили недавно, дрова горели не слишком долго. Глиняный горшок выглядел новеньким, будто только что куплен – осадка от лекарств не видно, даже наоборот, сверкает чистотой. Что булькало внутри – неясно, не то ямс, не то батат.

Тот, кто варил лекарство, сплёл из коры и листьев бамбука гамак, подвесил между двумя крепкими бамбуковыми стволами и теперь сладко спал, накрыв лицо книгой.

От тихонько кипящего отвара разносился горьковатый аромат, от горящих дров веяло теплом, но неожиданно среди бамбука пронёсся лёгкий ветерок…

В роще было тихо и спокойно, по какой-то причине горький запах лекарства приносил умиротворение и безмятежность, помогал расслабиться.

У импровизированной «жаровни для перегонки лекарств» лежал, жмурясь и полуприжав большие уши, рыжий пёс. Казалось, он тоже дремлет, но чуть шевелящаяся шерсть на ушах и бегающие вокруг сощуренные глаза выдавали настороженность.

Маленькая белоснежная бабочка беззвучно залетела в рощу и запорхала над травами у «жаровни», как вдруг рыжий пёс раскрыл пасть – бабочка исчезла – облизнулся и улёгся снова, лениво сощурившись.

Человек в бамбуковом гамаке всё ещё спал, среди деревьев веял тихий ветерок, принося прохладу, солнечный свет понемногу иссякал, и становилось холоднее.

– Гав! Гав-гав-гав! Гав-гав! – залаял на спящего рыжий пёс, неожиданно вскочив на ноги.

– Хм? А-а… – Лежавшая на его лице книга хлопнулась на землю, он пошевелился, рассеянно посмотрел на шуршащие над головой бамбуковые листья и через некоторое время слегка зевнул. – Время пришло?

Рыжий пёс бросился к его гамаку с радостным выражением морды, изо всех сил виляя хвостом и поскуливая.

Поднявшийся с гамака мужчина был одет в серый халат, заплатка на рукаве слегка прохудилась, но одежда чисто постирана и высушена на солнце до мягкого и воздушного состояния, без морщинок на ткани. Если бы не чуть желтоватый оттенок белого лица и будь его облик чуть более выделяющимся, этого человека, пусть с натяжкой, но можно было бы назвать грациозным и прекрасным молодым господином. Но увы, он выглядел мягким и нерешительным, рассеянным и заурядным, кто даже в путешествии не отличит север от юга и востока от запада – видимо, слишком заспался.

Лекарство в горшке как раз выпарилось до середины. Оглядевшись по сторонам, он наконец встал, медленно сходил в дом за посудой, налил отвара чуть меньше, чем до половины миски, и неторопливо выпил.

– Если бы ты умел ещё мыть посуду, было бы прекрасно… – с сожалением сказал он, глядя на валяющегося кверху пузом рыжего пса.

Тот пропустил его слова мимо ушей и с ещё большим наслаждением свернулся клубочком на траве.

Глядя на питомца, человек в сером не сдержал улыбки, но пальцы его чуть ослабли, и миска со звоном разбилась о землю.

Рыжий пёс перевернулся, подскочил и бросился ему в объятия, щекоча руки пушистым хвостом. Мужчина присел на корточки и погладил собаку по короткой жёсткой шерсти, его пальцы двигались с некоторым трудом.

– Будь ты курицей, мог бы снести мне пару яиц, вот было бы… – пробормотал он.

Пёс повернул голову и прикусил его руку, сердито заворчав.

Человек в сером примолк, но улыбнулся ещё шире, потрепал питомца по голове, вытащил из-за пазухи пампушку с начинкой и сунул ему в пасть. Зажав в зубах угощение, пёс отошёл в сторонку и принялся есть. Мужчина поднялся на ноги и отряхнул руки.

Разумеется, то был Ли Ляньхуа, который с мечом в руках устраивал беспорядки в столице, а его рыжий пёс – любитель свиных окороков, «тысячелетний лис-оборотень». Фан Добин радостно женился на прекрасной принцессе и, само собой, теперь ему недосуг водиться со всякими бездельниками без звания и славы. Даже пожелай Ли Ляньхуа вручить ему подарок, ему не удалось бы этого сделать, и отныне увидеться с фума стало очень и очень непросто, так что он побыстрее уехал из столицы, прихватив с собой «тысячелетнего лиса-оборотня», за которым ему так нравилось наблюдать.

Понемногу темнело, всё в роще тонуло в вечерней мгле, словно исчезающий морок. Ли Ляньхуа стоял перед Лотосовым теремом, глядя на шелестящий бамбук.

Перед глазами у него висело чёрное пятно размером с голову человека, и куда бы он ни посмотрел, оно следовало за его взглядом. Слегка нахмурившись, он потёр глаза – похожее на призрака пятно сказывалось на его зрении. Бамбуковая роща перед ним погрузилась в сумерки, но было очень тихо, только вдалеке жужжали насекомые, внешний ряд стволов ещё ловил последние лучи солнечного света, играя прекрасной глубокой зеленью.

С нынешним зрением читать было тяжело, но всё ещё удавалось любоваться пейзажами.

Ли Ляньхуа левой рукой потёр пальцы правой – после того сражения в резиденции Лю, помимо неизбежного пятна перед глазами, его правая рука, прежде ловкая и подвижная, время от времени слабела, иногда он даже не мог удержать в ней палочки для еды.

Сейчас пятый лунный месяц.

Что же будет к восьмому?

– Гав! Гав-гав-гав-гав! – «лис-оборотень» вдруг вскочил, бросил пампушку, поспешил к хозяину, загораживая его, и сердито зарычал в сторону рощи.

– Ш-ш-ш, не шуми, это хороший человек, – ласково пожурил Ли Ляньхуа, и пёс чуть притих, но смотрел по-прежнему угрожающе.

Из темноты медленно вышел человек, Ли Ляньхуа на миг замер, удивлённый.

– Это вы!

– Я, – кашлянув пару раз, отозвался гость.

– Я ещё не ужинал, хотите, сходим вместе поесть лапши с луком? – с серьёзным видом спросил Ли Ляньхуа. – Вы уже ели?

– Нет. – На лице пришедшего отразилась горькая усмешка.

– Вот и замечательно…

– Я не голоден, – покачав головой, медленно заговорил гость. – Я пришёл… потому что слышал… что меч Шаоши у вас.

– А? – Ли Ляньхуа и позабыл, куда положил этот меч, ненадолго задумался и наконец вспомнил. – Он на платяном шкафу.

Видя удивлённое лицо гостя, он хотел было сказать, что это Фан Добин сделал для меча подставку, а на неё, в горизонтальном положении возложил меч, во всём Лотосовом тереме не нашлось достаточно большого комода, чтобы уместить её, так что пришлось устроить на шкафу – но такое объяснение пришедшему не пришлось бы по нраву, так что он лишь неловко улыбнулся.

– Я… Могу я взглянуть на него? – исполненным скорби голосом прошептал гость с измождённым видом.

– Конечно, – закивал Ли Ляньхуа, вошёл в дом, подставил табурет и достал меч с платяного шкафа. Заметив страдальческий вид гостя, он снова не удержался. – Послушайте… Ли Сянъи мёртв уже много лет, вы не должны…

Раздался звон!

Голос Ли Ляньхуа вдруг оборвался, хлынула кровь, забрызгивая изящные и плавные узоры на стенах Благого лотосового терема, заполняя углубления в резьбе и проявляя кровавые лотосы.

Гость неожиданно схватил меч Шаоши, вытащил из ножен, пронзил им грудь Ли Ляньхуа, а затем движением запястья выдернул и бросил на пол! «Тысячелетний лис-оборотень» зашёлся бешеным лаем, Ли Ляньхуа повалился назад, гость подхватил его тело, перекинул через плечо и, пользуясь темнотой, скрылся из виду.

– Гав-гав-гав-гав-гав-гав… – «Лис-оборотень» бросился вслед за ним, но цингун этого мужчины оказался слишком хорош, и за несколько прыжков он оставил пса далеко позади, только падали на землю капли свежей крови, совсем незаметные в темноте.

Засияли звёзды и луна, подобная яшме.

Пёс постепенно отставал, шуршали бамбуковые листья, всё оставалось таким же спокойным и пронизанным холодом.

Несколько дней спустя, на рассвете.

Лучи утренней зари освещали половину отвесной скалы за городком Атай, вершина горы поросла бамбуком, но хоть роща и находилась рядом с поселением, из-за обрывистого рельефа горы люди там почти не ходили.

Сегодня в это место, куда редко ступала нога человека, приехал смуглый учёный в сине-зелёном платье – восседая на козле, он дотрясся до вершины скалы, неведомо каким образом удерживаясь в седле.

Козёл добрался до вершины, учёный вдохнул напоённый ароматом бамбука воздух и с наслаждением покачал головой.

– Лжец! Я прибыл! – громоподобным голосом крикнул он.