Текст книги "Лотосовый Терем (СИ)"

Автор книги: Тэн Пин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 60 страниц)

Все присутствующие своим видом выражали недоверие: Лун Фуцзе холодно смотрела на Ян Чуйхуна, тот выглядел смущённо, взгляд Лян Суна в изумлении метался между Лун Фуцзе и Кан Хуэйхэ. Фан Добин поставил одну ногу на каменную скамью.

– Кан Хуэйхэ, что ещё ты можешь сказать… убийца…

Обездвиженная им, Кан Хуэйхэ сидела на земле, беззвучно заливаясь слезами.

– Зачем мне вредить барышне Су? Я не знаю, что случилось прошлой ночью. Господин Фан, пусть вы и из богатой семьи и знамениты в цзянху, но не имеете права очернять людей! К тому же я… я хрупкая девушка, и для меня важна чистота репутации…

– Чушь! – выкрикнул Фан Добин. – Ты украла “Персиковый цвет” во время свадебного пира в Павильоне дикой зари, но тогда убить Су Сяоюн у тебя не вышло, поэтому дождалась удобного случая в “Улине”, когда Гуань Хэмэн ушёл за лекарствами, тут-то и убила её, не так ли?

– Вы… вы… клевещете… – зарыдала Кан Хуэйхэ. – Зачем мне убивать барышню Су? Мы с ней не враждовали, зачем мне прикладывать столько усилий, чтобы убить её?

На этом Фан Добин запнулся, помолчал и поспешно сменил тему.

– На теле Су Сяоюн множество свежих ран нанесены “Персиковым цветом”, однако этот кинжал хоть и очень острый, но клинок у него короткий, и хотя даже при ударах через одеяло он задел много жизненно важных мест, однако не вошёл слишком глубоко в тело. Ты нанесла ей больше десяти ударов, бросила оружие и сбежала, но Су Сяоюн умерла не сразу, она долго истекала кровью, прежде чем перестала дышать. Кожа вокруг колотых ран на её теле покраснела и припухла, что свидетельствует о том, что она умерла не сразу, а также – что раны были нанесены сравнительно давно. Барышня Лун видела, как кто-то вонзил в грудь Су Сяоюн длинную стрелу, но это произошло уже в час Тигра. Рана от стрелы чистая, без покраснений, нет даже следов от толчка, что значит, что к этому моменту Су Сяоюн уже была мертва. Следовательно, ранил Су Сяоюн “Персиковым цветом” и убил её не тот же человек, кто вонзил стрелу ей в грудь. Хотя барышня Лун видела, как кто-то совершает убийство, но убийца – не этот человек, потому что он ударил уже мёртвое тело.

Лун Фуцзе застыла на месте, непроизвольно бросив полный сомнения взгляд на Ян Чуйхуна. На лице Ян Чуйхуна отразилось изумление, он вдруг заговорил:

– Верно, это я вонзил стрелу в грудь уже умершей барышни Су, но убил её не я. – Он посмотрел на Фан Добина. – Господин Фан видит разницу между истиной и ложью, я не ожидал. На самом деле прошлой ночью… – Он неожиданно перевёл взгляд на Гуань Хэмэна. – Прошлой ночью я хотел убить не барышню Су, а героя Гуаня.

Всех потрясло это заявление, Гуань Хэмэн тоже был ошеломлён.

– В благодарность за спасение жизни я должен уважать героя Гуаня, – холодно сказал Ян Чуйхун, – но в тот день я обратился к нему за помощью вместе с шиди. У героя Гуаня явно было чудодейственное лекарство, однако он бросил моего шиди умирать… И хотя я выжил, никак не могу этого понять… – Он вдруг повысил голос и с надрывом произнёс: – Героя Гуань, у тебя точно было противоядие “Осенние волны”, почему же ты настаивал, что у тебя нет лекарства, и не спас моего шиди? Неужели напрасно тебя называют благородным героем, и тебе жалко немного “Осенних волн” для спасения жизни?

Гуань Хэмэн побледнел.

– Яд, которым отравили твоего шиди, никогда мне не встречался. В трактате о медицине сказано, что помочь может трава “пустые глаза”, и я хотел бы его вылечить, но у меня не было этой травы.

Лицо Ян Чуйхуна потемнело от злости.

– У тебя было лекарство, способное вылечить сотню ядов, “Осенние волны”! Ты… Неужели ты позволил моему шиди умереть только потому, что в медицинском трактате не написано, что “Осенние волны” могут вылечить этот яд?.. Ты же знал, что у него есть особенность – что стоит пчеле его ужалить, он весь покрывается красной сыпью, ладно, пусть ты пожалел для него “Осенних волн”, но мог бы хоть как-то полечить, может, он бы выжил… Шарлатан! Шарлатан-убийца!

Фан Добин сначала удивился, а потом, заслышав слова “шарлатан-убийца” чуть не расхохотался – до чего же много в мире обманщиков… Гуань Хэмэн вдруг ударил кулаком по каменному столу – по поверхности пошла трещина.

– Разве можно опрометчиво принимать решения, не освещённые в искусстве врачевания? Разве наобум использовать лекарства – не подвергать жизнь больного риску?

– Не хочешь подвергать риску? Да ты просто стоишь на своём, закоснел в своих взглядах! – огрызнулся Ян Чуйхун. – Притворяешься героем-лекарем, а сам даже не можешь отступиться от написанного в книжках, ну и какой тогда толк от “Божественной иглы Жуянь”, скажи на милость? Шарлатан, обманщик, если я не убью тебя, то мне будет стыдно перед погибшими из-за тебя душами героев и друзей! – Договорив, он со свистом сорвал с пояса “Хлыст белой лошади”, на лбу у него выступили вены. – Я прекрасно знаю, что хуже других в навыках, но прошу героя-лекаря Гуаня сразиться со мной – даже если я не сумею отомстить за шиди и погибну от твоей руки, моя жизнь будет не напрасна!

– Что за вздор! – разозлился Гуань Хэмэн. Помолчав, он задумался, что и правда никогда не делал ничего, что не записано в трактатах по медицине, и слова Ян Чуйхуна трудно было оспорить. Возмущённый и подавленный, он взмахнул полами одежд и приготовился ударить. Но в этот момент Фан Добин одной рукой схватил левое плечо Ян Чуйхуна, другой – правое плечо Гуань Хэмэна, и надавил.

– Я ещё не договорил, хотите драться – подерётесь потом, препятствовать не буду. – Затем он правой ногой зацепил пытающуюся уползти Кан Хуэйхэ и оскалился. – Я ещё не закончил, куда это ты собралась?

Собравшиеся во дворе слегка вздрогнули, их удивлению не было предела, взгляды снова сосредоточились на Кан Хуэйхэ, а Фан Добин откашлялся и, довольный собой, разразился потоком слов.

– Прошлой ночью в час Тигра, закончив играть в “связанные стихи” со мной, Ян Чуйхун переоделся в тёмное и отправился убивать Гуань Хэмэна. В боевом искусстве он уступает Гуань Хэмэну, поэтому несколько дней караулил на постоялом дворе, дождался, пока герой Гуань не истратит все силы и не подорвёт здоровье, ухаживая за Су Сяоюн, и тут же устремился в атаку. Когда он пробегал по крыше Лян Суна, тот заметил его и выстрелил “Взметающей пыль стрелой”. Вот только он не знал, что в тот день Гуань Хэмэн отправился за лекарствами и к часу Тигра ещё не вернулся. В комнате было темно, когда он увидел лежащего на кровати человека, его посетила блестящая идея свалить вину на Лян Суна, и он пронзил грудь лежащего “Взметающей пыль стрелой”. Затем Ян Чуйхун обнаружил, что ошибся, и в кровати лежал не Гуань Хэмэн, а вообще уже мёртвый человек. В этот момент его догнала барышня Лун, и он поспешно сбежал через другое окно. Нутром он чувствовал что-то странное, но не успел проверить, и оставил на подоконнике кровавый отпечаток ноги.

Ян Чуйхун, у которого от одного его удара онемела половина тела, был напуган боевым мастерством этого молодого господина и кивнул. Фан Добин больше не мог сдерживать распиравшего его самодовольства.

– Ха-ха… Затем барышня Лун, увидев, как кто-то совершает убийство, запрыгнула в комнату, однако заметила на полу одну вещь, из-за которой и умолчала об убийстве и не стала поднимать шум.

Договорив, Фан Добин посмотрел на Лун Фуцзе, на лице которой отразилось изумление. Слегка поколебавшись, она кивнула.

– Что за вещь? – удивился Лян Сун.

– На полу комнаты Гуань Хэмэна остался лёгкий белый след, при свете поблёскивающий всеми цветами радуги, как блестит жемчуг, – взахлёб вещал Фан Добин. – Такой большой след, не раскрошившись, может оставить только очень большая жемчужина. Полагаю, барышня Лун увидела на полу эту вещь…

Лун Фуцзе снова кивнула.

– Да что за вещь? – в один голос спросили все.

Фан Добин нарочно держал интригу.

– Шпилька с фениксом! Барышня Лун подобрала шпильку с фениксом и вышла через двери, но её увидел Лян Сун и посчитал убийцей.

Всех вдруг осенило, что когда Лун Фуцзе увидела на месте преступления свой подарок на свадьбу Сяо Цзыцзиня, то была сильно потрясена, поэтому забрала шпильку и поспешно ушла, никому ни слова не сказав о случившемся.

– Стоит увидеть шпильку с фениксом и “Персиковый цвет”, сразу становится понятно, что в “Павильоне дикой зари” именно этими двумя предметами Су Сяоюн всю изранили так, что она едва не умерла, – продолжал Фан Добин.

– Но зачем кому-то именно этими вещами совершать убийство? – удивился Лян Сун.

Фан Добин фыркнул, сделав вид, что не услышал его вопроса.

– Естественно, о том, что среди подарков есть шпилька с фениксом и “Персиковый цвет” знали только присутствующие здесь, следовательно, преступник – один из вас.

– Но я всё не могу понять, как барышня Су оказалась в комнате Гуань Хэмэна? – наморщил лоб Ян Чуйхун. – Бессмыслица какая-то.

– Это важный момент, – радостно провозгласил Фан Добин, – потому что именно благодаря этому удалось выяснить, кто преступник.

Все ахнули, обмениваясь растерянными и непонимающими взглядами.

– В комнате Су Сяоюн стояла миска из-под лекарственного отвара, – сказал Фан Добин. – Гуань Хэмэн каждый день в час Петуха варил лекарство, в час Собаки давал его Су Сяоюн, раз она выпила отвар, то в час Собаки была ещё жива. Ещё в комнате валялось разбитое зеркало, к тому же, когда она умерла, была аккуратно обута. Можно предположить, что вчера, вскоре после того, как Гуань Хэмэн напоил её отваром, она очнулась, однако его уже не было рядом. Су Сяоюн встала, надела туфли, однако увидела в зеркале своё изуродованное лицо, испугалась и побежала к Гуань Хэмэну за помощью. Раз Гуань Хэмэн ушёл, комната, должно быть, была заперта, а за исключением его самого и хозяина постоялого двора, у кого ещё мог быть ключ от его замка, как не у Су Сяоюн, которая приехала вместе с ним. Она сама вошла в его комнату.

Все покивали, Фан Добин уселся на каменный стол и продолжил уверенно вещать с высоты.

– Раз она была ещё жива в час Собаки, но уже мертва в час Тигра, значит, её убили в час Свиньи или в час Мыши*, а в это время мы с Лян Суном и Ян Чуйхуном играли в “связанные стихи”, следовательно, никто из них не может быть убийцей. Если же это барышня Лун убила Су Сяоюн в час Свиньи или час Мыши, то она никак не могла появиться в комнате в час Тигра. К тому же, когда на Су Сяоюн напали в первый раз, барышня Лун всё время сидела рядом с Ли Ляньхуа, раздвоиться она не могла, поэтому убийца – не она. А раз не она, – Фан Добин пожал плечами, – то остаётся только эта. – Он бросил взгляд на лежащую на земле Кан Хуэйхэ, которой пинком запечатал точку немоты. – Мы занимаем комнаты в таком порядке: Ли Ляньхуа, я, Гуань Хэмэн, Су Сяоюн, Кан Хуэйхэ, Лун Фуцзе, Лян Сун, Ян Чуйхун. Вчера ночью я… кхе-кхе… пошёл выпить молодого вина и в час Тигра не был у себя, Ли Ляньхуа слёг с болезнью, лежал в постели без сознания и не знал, какое несчастье происходит в соседней комнате. Но у кое-кого один человек пробежал прямо над головой, другой выстрелил в сторону её крыши, да ещё трое сновали мимо дверей её комнаты туда-сюда, открывали двери, раздвигали окна, кто-то со всей силы воткнул в кровать стрелу – она же тоже изучала боевые искусства, а утверждает, что спала и ничегошеньки не слышала, разве не подозрительно?

Час Свиньи – время от 9 до 11 часов вечера

Час Мыши – первый большой час суток (от 11 ч. вечера до 1 ч. ночи)

Лян Сун остолбенел – техника ударов плетью Ян Чуйхуна впечатляла, но цингун и внутренняя сила не были его сильными сторонами. Когда он пробегал по крыше и Лян Сун выстрелил в него, несомненно, многих встревожил этот шум. Пусть боевые навыки Кан Хуэйхэ невысоки, но она живёт через стенку с Су Сяоюн, до комнаты Гуань Хэмэна не больше чжана, и правда не верится, что она совсем ничего не слышала.

– К тому же, услышать, что Су Сяоюн ушла из своей комнаты в комнату Гуань Хэмэна, мог только тот, кто находился поблизости, никто из вас не мог этого знать! Полагаю, если бы Су Сяоюн повезло выжить, то сейчас она бы уже очнулась и смогла рассказать, кто напал на неё. Гуань Хэмэн ухаживал за ней всё это время, и у Кан Хуэйхэ не было возможности убрать свидетеля, но прошлой ночью Гуань Хэмэн не вернулся, а Су Сяоюн вошла в его комнату – и у неё появился прекрасный шанс нанести удар. Поэтому она взяла украденные на свадебном пиру орудия убийства, неожиданно набросила на Су Сяоюн одеяло, повалила её на кровать и нанесла дюжину ударов, затем отбросила оружие, вернулась к себе и притворилась, будто ничего не знает.

– Звучит логично, – разжала губы Лун Фуцзе, – но я не до конца понимаю – понятно, почему она украла для убийства “Персиковый цвет”, но зачем ей понадобилась и моя шпилька с фениксом? Хоть шпилькой и можно убить человека, но она не такая острая, как кинжал, какой от неё толк?

Этот момент Ли Ляньхуа не объяснил, Фан Добин лишился дара речи, мысленно возопив: ох, скверно дело, я же сейчас ляпну что-нибудь не то! Неожиданно ему в голову пришла идея, он пинком разблокировал точку немоты Кан Хуэйхэ и изобразил весёлую плутовскую улыбку Ли Ляньхуа.

– Почему бы вам, барышня Лун, не спросить у неё самой?

Все взгляды тут же сосредоточились на Кан Хуэйхэ.

– Это не я! – немедленно завизжала она.

– Если не ты, тогда кто? – усмехнулся Фан Добин.

Кан Хуэйхэ на миг замерла, обвела взглядом присутствующих и увидела в их глазах только презрение, ей вдруг стало невыносимо обидно и она зарыдала во весь голос.

– Вчера… вчера ночью это я заколола Су Сяоюн, но… но на пике Сяоцин в “Павильоне дикой зари” её изранила не я!

Все были потрясены.

– Чего? – вырвалось у Фан Добина.

Кан Хуэйхэ рыдала, лёжа ничком на земле, так что Фан Добину ничего не оставалось, как поднять её.

– В тот день на свадьбе героя Сяо, я и правда… – плача, заговорила она. – И правда стащила “Персиковый цвет” и позвала Су Сяоюн отойти, она ничего не подозревала, и я вырубила её. Но… но… Тут появилась какая-то женщина в красном, и обездвижила меня. Не знаю, как давно она следовала за мной, я забрала из подарков “Персиковый цвет”, а у неё была шпилька с фениксом, а потом она прямо на моих глазах воткнула её в Су Сяоюн… Это было так ужасно… так жутко…

– Кто твоим россказням поверит? – нахмурился Фан Добин. – Откуда взяться такой странной женщине?

– Она ещё… она припала к ранам и сосала кровь… Чудовище! Монстр! – закричала Кан Хуэйхэ.

Все недоверчиво переглянулись.

– На ней была вуаль, а под вуалью – маска. – Кан Хуэйхэ часто дышала. – Роста она невысокого, и фигура и манера держаться – невероятно прекрасны, прекрасны как… у небожительницы, как у демоницы!

У Фан Добина заколотилось сердце – неужели она столкнулась с Цзяо Лицяо? Разве кто-то кроме этой ведьмы способен на такое?

– Она спросила меня, не похитила ли эта девушка моего возлюбленного? Сказала, что всегда больше всего сочувствует женщинам, которые не могут заполучить того, кого любят всей душой, поэтому… она… так… изуродовала Су Сяоюн…

Все вдруг поняли, что Кан Хуэйхэ помешалась на Гуань Хэмэне, однако он любил Су Сяоюн, поэтому она решила убить соперницу.

– Ты разглядела, как выглядела эта женщина в маске? – спросил Фан Добин.

Кан Хуэйхэ покачала головой.

– У неё вот здесь… – Она указала на место сбоку шеи. – Прелестная красная родинка, похожая на каплю крови…

– Я точно видел эту женщину на пиру! – не удержавшись, воскликнул Лян Сун.

На лице Кан Хуэйхэ была написана обречённость.

– Я думала, что тогда она уже умерла, но та женщина не довела дело до конца, она… Когда я ударила её по акупунктурным точкам, она потеряла сознание, а когда очнулась бы, явно посчитала бы, что это я сотворила с ней такое, так что… пришлось… так что прошлой ночью пришлось её убить.

– Откуда тогда взялись следы крови на стенах в Павильоне дикой зари? – нахмурился Фан Добин.

– Я нарисовала их румянами, – презрительно заявила Кан Хуэйхэ. – Строите из себя умного, а этого не заметили.

Фан Добин потёр лицо, размышляя про себя: несносный Ляньхуа вообще не заходил в комнату, где произошло первое преступление, иначе бы точно раскусил её, однако ему, похоже, не слишком понравилось в Павильоне дикой зари, развернулся и убежал – да и теперь неизвестно куда смылся ужинать… Вслух же сказал:

– По законам цзянху, ранений и смерти в сражениях избежать сложно, однако отравление и убийство тайком считаются недостойными. Сейчас главы “Фобибайши”, вероятно, всё ещё на пике Сяоцин, я немедленно отправлюсь туда и приглашу их познакомиться с тобой поближе.

Глава 46. Слеза Гуаньинь

Пока на заднем дворе “Улиня” Фан Добин ликовал как маленький человек, добившийся желаемого, Ли Ляньхуа ужинал в большом зале рядом с постоялым двором – ничем не обременённый, он заказал кувшин молодого вина, два блюдечка сушёного полосками тофу и миску лапши. Его несказанно порадовало, что всё это обошлось всего в восемь медяков.

Выпив пол-кувшина вина и съев блюдечко сушёного тофу, он решил посмотреть, что едят люди за другими столами, как вдруг увидел фиолетовые одежды, а потом и человека в фиолетовых одеждах – поперхнулся вином, поспешно съел лапшу, вытащил из-за пазухи платок и тщательно вытер рот, положил на стол восемь медяков и встал.

Человек в фиолетовом тоже поднялся, на голове у него была шляпа-доули, лицо скрыто чёрной повязкой, а в руках он держал меч.

Ли Ляньхуа указал наверх, и они вышли наружу.

Пик Сяоцин. Утёс Дянькэ.

Две фигуры спокойно стояли на краю утёса Дянькэ, один человек – высокий и статный, держащий себя с достоинством, другой – немного пониже ростом и худой. Высокий в фиолетовых одеждах уже снял шляпу-доули и повязку – это был Сяо Цзыцзинь. Тем, что пониже, одетым в простое серое платье, был Ли Ляньхуа.

Они долго молчали, пока у Ли Ляньхуа наконец не лопнуло терпение.

– Ты уже поел? – вздохнул он.

Сяо Цзыцзинь заметно остолбенел.

– Поел.

– У меня всё равно нет денег, чтобы угостить тебя ужином, – виновато сказал Ли Ляньхуа.

Сяо Цзыцзинь снова надолго замер, а потом медленно проговорил:

– Ты так изменился за десять лет, что мы не виделись.

– Вот как? Ну, десять лет всё-таки… Ты тоже сильно изменился, усмирил свой буйный нрав.

– Ради Ваньмянь я буду таким человеком, какой ей по душе.

– Если вас обоих это устраивает, то и славно, – улыбнулся Ли Ляньхуа.

Сяо Цзыцзинь не ответил, продолжал неотрывно смотреть на него. Ли Ляньхуа оглядел себя и смущённо ахнул.

– Я и не заметил, что у меня рукав порвался…

Спина Сяо Цзыцзиня слегка напряглась.

– Ты… Раз уж ты умер, почему решил вернуться?..

Ли Ляньхуа, который лихорадочно пытался прикрыть прореху на рукаве, замер.

– Вернуться? – растерялся он.

– Неужели ты всё ещё не можешь отпустить её? – понизил голос Сяо Цзыцзинь. – Она страдала из-за тебя десять лет, мы десять лет своей молодости отдали за смерть Ли Сянъи, неужели этого недостаточно? Зачем… зачем ты вернулся?

– А? – На лице Ли Ляньхуа отразилось недоумение. – Это Фан Добин притащил меня, вообще-то… – Он слегка запнулся и печально вздохнул. – Я только хотел повидать старых друзей, оставить подарок, а о возвращении и не думал…

Сяо Цзыцзинь холодно усмехнулся.

– Ли Сянъи был так популярен, что его репутация живёт и после смерти. Цзяо Лицяо и Ди Фэйшэн снова объявились в цзянху, если ты не вернёшься, то разве не посрамишь свою великую славу? К тому же, остались люди, непоколебимо следующие за тобой…

– В цзянху и сейчас есть таланты, уверен, что за эти десять лет появились молодые герои, даже более выдающиеся, чем были мы тогда.

– Ты уверен, а я нет, – холодно возразил Сяо Цзыцзинь. – Если ты вернёшься, Ваньмянь точно изменит своё решение.

Ли Ляньхуа поражённо уставился на него.

– Цзыцзинь, ты не веришь ей…

Сяо Цзыцзинь приподнял брови.

– Я не верю ей. Пока ты жив, я никогда не поверю ей. – Ли Ляньхуа ахнул, Сяо Цзыцзинь вдруг закричал: – Прыгай! Я не хочу убивать тебя собственными руками!

На утёсе Дянькэ завывал пронизывающий горный ветер, трепал их одежды. Ли Ляньхуа вытянул шею, бросил взгляд вниз и тут же сжался, поспешно отступив. Сяо Цзыцзинь холодно посмотрел на него.

– Ты ещё боишься смерти?

Ли Ляньхуа вздохнул.

– Внизу ни большого дерева, ни реки, ни пещеры, в которой живёт таинственный выдающийся мастер – если спрыгну, смерти не избежать, мне слишком страшно.

Сяо Цзыцзинь потянул свой меч из ножен.

– Тогда сразимся.

– Ты правда хочешь меня убить? – прошептал Ли Ляньхуа.

Сяо Цзыцзинь обнажил меч и со звоном швырнул ножны на землю. “Меч, разрушающий города” в его руках бросил холодный отблеск на лицо Ли Ляньхуа.

– Само собой! Ты же знаешь, как я всегда поступал: что сказал, то и сделал!

Ли Ляньхуа отпустил порванный рукав и повернулся, ветер полоскал полы его одежд.

Он не произнёс ни слова, и сердце Сяо Цзыцзиня слегка дрогнуло. Он прекрасно знал, каково боевое мастерство Ли Сянъи, и пусть они не виделись десять лет, и те тяжёлые раны наверняка ослабили его навыки, но стоило увидеть его прямо перед собой, как в душе неожиданно всколыхнулся страх, клинок загудел, и он направил “Меч, разрушающий города” прямо в грудь Ли Ляньхуа.

Павильон дикой зари. Главная приёмная.

Цяо Ваньмянь стояла у окна. Поужинав с ней, Сяо Цзыцзинь сказал, что у него есть одно дело и спустился с горы. На небе висел яркий месяц, сверкали звёзды, травы, деревья и горные вершины – всё было так знакомо. С какого же года, месяца и дня она привыкла к такой жизни и больше не чувствовала, будто у неё нет опоры?..

– Барышня Цяо. – Кто-то постучал в двери.

Она обернулась – это был Цзи Ханьфо.

– Цзи-дагэ.

Цзи Ханьфо редко разговаривал с ней, и сейчас, похоже, пришёл по делу.

– Барышня Цяо в добром здравии? – Тон Цзи Ханьфо всегда был равнодушным – даже раньше, в разговорах с Сянъи он не проявлял сердечности.

– Благодарю Цзи-дагэ за заботу, – тепло улыбнулась она. – Уже всё хорошо.

Цзи Ханьфо кивнул.

– Эти несколько дней при Цзыцзине неудобно было спрашивать. Барышня Цяо, когда ты увидела Цзяо Лицяо, не показалось ли тебе, что боевое мастерство этой ведьмы стало ещё выше?

Цяо Ваньмянь кивнула.

– Когда она выстрелила мне в рот “цикадой во льду”, у меня совершенно не было шанса уклониться. Скрытый в маске механизм, сила и меткость этой техники очень похожи на…

– Похожи на технику Бицю? – медленно договорил за неё Цзи Ханьфо.

– Да, – тихо вздохнула Цяо Ваньмянь.

Цзи Ханьфо принял строгий вид и тяжело произнёс:

– Не стану скрывать, среди “Фобибайши” есть сообщник Цзяо Лицяо. В ведении усадьбы “Сотня рек” находится сто восемьдесят восемь тюрем, недавно банда “Юйлун” атаковала три из них и увела тридцать заключённых. Расположение этих тюрем известно лишь нам четверым, и если никто не раскрывал рта, то невозможно, чтобы подряд разрушили целых три.

– Вы подозреваете… – Цяо Ваньмянь слегка вздрогнула.

– Доказательств нет, я не осмеливаюсь подозревать кого-то конкретного, – ровным голосом проговорил Цзи Ханьфо. – Только хотел расспросить барышню в надежде что-то понять по поведению Цзяо Лицяо.

– Бицю… тогда потерял голову от Цзяо Лицяо… – тихо сказала Цяо Ваньмянь. – Ничего удивительного, что она овладела его техникой. Цзи-дагэ, орден “Сыгу” давно рассеялся как облака по ветру, только вы четверо сумели сохранить прежний дух. Ваньмянь не желает слышать, что кто-то из вас отказался от прежних идеалов. – Она прикрыла глаза и прошептала: – С тех пор, как погиб Сянъи, никто из нас не хранил его наследие… Только “Фобибайши” по-прежнему гордость ордена “Сыгу”.

Цзи Ханьфо заложил руки за спину и равнодушно посмотрел на звёздное небо за окном, а затем, не глядя на Цяо Ваньмянь, неожиданно спросил:

– Ты знала о туннеле под “Сотней рек”?

Цяо Ваньмянь застыла и помотала головой.

– Если никто не помогал, то кто сумел и кто посмел выкопать подземный проход под моей усадьбой?

Цяо Ваньмянь не нашлась с ответом, в глазах её начали собираться слёзы. Цзи Ханьфо долго молчал.

– Если среди нас четверых правда нет изменника, барышня Цяо, я порадуюсь даже больше тебя. – Договорив, он без оглядки ушёл широким шагом.

По лицу Цяо Ваньмянь потекли слёзы, ночной ветер холодил ей щёки. Повернувшись к далёким звёздам и месяцу за окном, она закрыла глаза: Сянъи, Сянъи, будь ты жив, всё не обернулось бы так… Будь ты жив, дело ордена “Сыгу” по-прежнему бы продолжалось… Будь ты жив, я… мы… могли бы быть как раньше, смелыми, бесстрашными, едиными сердцем.

Когда Цзи Ханьфо вышел из комнаты, снаружи шумели: какой-то тощий молодой человек в белых одеждах яростно спорил с Шишуем.

– В чём дело? – тяжёлым голосом спросил он.

Бай Цзянчунь хихикнул.

– Этот парень – молодой господин из клана Фан, по прозвищу вроде “Печальный господин”, говорит, что “Лиловая хризантема” Кан Хуэйхэ убила младшую названую сестру Гуань Хэмэна, Су Сяоюн, и требует, чтобы старина Четвёртый её задержал. Наш старина Четвёртый никогда не брал под стражу женщин, и когда этому парнишке не удалось настоять на своём, он поднял крик.

Цзи Ханьфо нахмурил густые брови.

– Есть неопровержимые доказательства убийства?

– Говорит он убедительно, – кивнул Бай Цзянчунь. – Скорее всего, так и есть.

– Поручи Пинчуану, – равнодушно сказал Цзи Ханьфо.

– Уже поручил, – рассмеялся Бай Цзянчунь. – Только этот парень настырный, не отстает от нашего старины Четвёртого.

– Женщины свирепее тигриц, они могут убить, устроить пожар, совратить, обмануть, родить ребёнка… – разглагольствовал Фан Добин.

Не обращая на него внимания, Цзи Ханьфо скользнул взглядом по лицам соратников: холодному – Шишуя и смеющемуся – Бай Цзянчуня.

– Почтенные господа, сейчас в цзянху ещё не начался хаос, но опасности уже таятся повсюду. Если орден “Сыгу” сумеет привести в готовность знамёна и барабаны, объявиться вновь подобно дуншаньцу*, подавить силы банды Цзяо Лицяо “Юйлун” на севере, удержать монастырь Чицзы на юге и предотвратить возвращение Ди Фэйшэна в цзянху – разве это не будет благословением для всех? – вдруг отчётливо заговорил кто-то снаружи. – После свадьбы героя Сяо мы не ушли, потому что приехали не только нахлебничать несколько дней, а ради того чтобы изложить своё мнение почтенным господам. После гибели старшего Ли Сянъи орден “Сыгу” развалился, тяжело встретить вас всех вместе. Я, Фу Хэнъян – мелкая сошка и слова мои не имеют веса, но если господа пожелают меня выслушать, возможно, сегодня ситуация в цзянху претерпит большие перемены.

“Дуншанец вновь объявился” – вернуться к делам, возродиться. По легенде о том, как отшельник с горы Дун-шань ― бывший крупный чиновник ― Се Ань вернулся к государственной деятельности.

Все, кто был в доме, замерли – у пришедшего был очень молодой голос, и хотя говорил он вежливо, но со свойственными юности горячностью и амбициозностью. Кто же это мог быть? Фан Добин был полон ци, и пусть в комнате шумели, но никто не услышал шагов незнакомца – похоже, его цингун весьма хорош, и человек это незаурядный. Цзи Ханьфо едва заметно нахмурился.

– Входите.

За дверью звонко рассмеялись. На пороге с довольным видом показался стройный, изящный и красивый молодой человек в белом. Лицо у него было незнакомое. Озадаченные, все обменялись растерянными взглядами. Фан Добин несколько раз оглядел гостя с ног до головы.

– Ты кто такой?

Молодой человек сложил руки в приветствие.

– Я – Фу Хэнъян, уже не ученик, но ничем не прославился, сам по себе человек неинтересный, и нет у меня других достоинств, кроме одного – нахальства.

Фан Добин развеселился и издал смешок.

– И этот нахал знает, с кем разговаривает?

– “Фобибайши” имеют громкую славу, как мне их не знать? – серьёзно ответил Фу Хэнъян. – Однако меня господа не знают.

Фан Добин рассмеялся, Бай Цзянчунь тоже хохотнул, Шишуй мрачно стоял в сторонке без тени улыбки на лице.

– Возродить орден “Сыгу” – проще сказать, чем сделать, – ровным голосом произнёс Цзи Ханьфо. – Многие наши соратники уже…

– А я уже подумал за почтенных господ, – перебил его Фу Хэнъян, – для возрождения ордена нужно лишь одно ваше слово.

Фан Добину уже понравился этот Фу Хэнъян, про себя он усмехнулся: во всей Поднебесной мало сыщется людей, которые дерзнут перебить Цзи Ханьфо – этот парень и правда тот ещё нахал!

Цзи Ханьфо не рассердился.

– Вот как? И что же это за слово?

Фу Хэнъян слегка распрямил шею и улыбнулся.

– Всего лишь “хорошо”.

– Хотелось бы услышать подробности, – спокойно сказал Цзи Ханьфо.

– Чтобы возродить орден “Сыгу”, во-первых, нужен глава ордена, а во вторых – некоторое количество последователей. На роль главы ордена я предлагаю героя Сяо Цзыцзиня, наверняка никто не будет против него, что же до последователей… Десять лет назад в “Сыгу” были вы, а сейчас – неужели почтенные господа не смогут привлечь молодую кровь, принять к себе нынешнюю молодёжь цзянху? – Он непринуждённо взмахнул рукавами, и большие ворота Павильона дикой зари со скрипом распахнулись. За ними, у могилы с одеждой Ли Сянъи горели огни. – Я и мои спутники готовы предложить свои планы по восстановлению ордена “Сыгу” и трудиться потом и кровью.

Бросив взгляд наружу, Фан Добин вдруг воскликнул:

– Я знаю, кто ты такой! Ты – “Юный безумец”, столь же известный, как “Божественная игла Жуянь” Гуань Хэмэн!

– Что вы, что вы! – расхохотался Фу Хэнъян. – Я никогда не стал бы путаться с Гуань Хэмэном.

Цзи Ханьфо бросил холодный взгляд на этого “Юного безумца”, чья слава в цзянху взлетела всего за несколько месяцев – его план возрождения ордена бесспорно можно было назвать “безумным”. Только сейчас в “Фобибайши” нет единства, Ди Фэйшэн и Цзяо Лицяо хорошо подготовлены, в цзянху сложная ситуация, если бы это было так просто… Он ещё размышлял, как неожиданно кто-то приподнял бамбуковую занавеску, мелькнула тень, и дрожащий голос произнёс:

– Хорошо!

Бай Цзянчунь с Шишуем были потрясены, Цзи Ханьфо ещё больше одеревенел.

– Госпожа Сяо!.. – ахнул Фан Добин.

Цяо Ваньмянь вышла из комнаты. Фу Хэнъян звонко рассмеялся.

– Отлично! Господа, слова прочнее гор! С этого дня мы всемером посвятим себя ордену “Сыгу”, и если положим жизни ради свершения великих дел в цзянху, нисколько не пожалеем!

Фан Добин согласно ударил по столу и воскликнул:

– Отличный настрой! В возрождении ордена “Сыгу” и я приму участие!

Цзи Ханьфо нахмурился. С тяжело вздымающейся грудью, Цяо Ваньмянь медленно обвела светлым взором всех присутствующих, но в глазах её по какой-то причине плескалась печаль. Наконец, Бай Цзянчунь вздохнул.

– Что ж, и я, толстяк, приму участие в восстановлении “Сыгу”.

– А когда ты успел выйти? – мрачно спросил Шишуй.

Бай Цзянчунь делано хохотнул.

– Виноват, виноват, очевидно, что мы и так последователи ордена, и останемся ими даже в загробной жизни.

Цзи Ханьфо наморщил лоб и долго молчал. С ресниц Цяо Ваньмянь сорвались слёзы и упали в землю прямо перед её расшитыми туфельками.