Текст книги "Лотосовый Терем (СИ)"

Автор книги: Тэн Пин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 60 страниц)

– Кха-кха… я.

Цзи Ханьфо, похоже, не обрадовался ему и холодно спросил:

– Всё же вышел из дому?

У вошедшего были изящные черты лица, но измождённый облик – это был Юнь Бицю; от слов соратника его одолел жестокий приступ кашля.

– Кхэ-кхэ-кхэ… я… – откашлявшись, он сделал медленный вдох. – Я видел главу ордена.

– Это не он, просто очень похожий человек, – всё с тем же равнодушием сказал Цзи Ханьфо.

Юнь Бицю помотал головой и прошептал:

– Я его узнаю, даже если он станет пеплом… Крапинки на его лице… это следы уколов… кха-кха… от акупунктуры… для лечения… кхэ-кхэ… мозга. Тогда я отравил его лазурным ядом, и чтобы избавиться от него, помимо моего уникального противоядия, есть другой способ – акупунктура мозга… И чтобы вывести яд, иглу надо вставлять глубоко… кхэ-кхэ… – Он кашлял не переставая.

Цзи Ханьфо вздрогнул всем телом.

– Хочешь сказать… Он правда глава ордена? Но как за десять лет он почти не постарел… – Ли Ляньхуа выглядел не старше двадцати пяти лет, перенеся столь тяжёлые раны, как он мог остаться таким молодым?

– Ты забыл про его “замедление вселенной”? Основу этого приёма не разрушить даже лазурному яду, благодаря ей он и сохранил внешность, что тут удивительного?

– Ты всё ещё так хорошо помнишь то отравление, – холодно произнёс Цзи Ханьфо.

– Тогда на меня нашло затмение… – прохрипел Юнь Бицю. – Я… я…

– Если глава жив, то почему не вернулся в “Сотню рек”? – воскликнул Цзи Ханьфо.

– Потому что… – медленно проговорил Юнь Бицю. – Возможно, потому что думал… кхэ-кхэ… думал, что мы все… предатели…

Цзи Ханьфо хлопнул по столу и, понизив голос, мрачно произнёс:

– Юнь Бицю, замолчи, или я не выдержу и прибью тебя одним ударом!

Юнь Бицю согнулся в приступе кашля.

– Дагэ*!

– Не смей звать меня “дагэ”! – зло ощерился Цзи Ханьфо.

Дагэ – старший брат, обращение не обязательно к родственнику

Юнь Бицю несколько раз глубоко вдохнул, сокрушённо развернулся и неверной походкой вышел за дверь. Гнев Цзи Ханьфо ещё не рассеялся: перед сражением между Ли Сянъи и Ди Фэйшэном на Восточном море, Юнь Бицю, очарованный красотой Цзяо Лицяо, подсыпал яд в чай Ли Сянъи. Этот лазурный яд – самое страшное снадобье в Поднебесной, он не только рассеивает боевую силу, но и повреждает мозг, что влечёт за собой безумие и смерть. Юнь Бицю тогда лишился рассудка: не просто отравил Ли Сянъи, но и привёл весь орден “Сыгу” в полностью покинутый главный дворец секты “Цзиньюань”, так что Ли Сянъи пришлось сражаться в одиночку на Восточном море, где он бесследно пропал. После этого Бай Цзянчунь схватился за меч, чтобы свести с ним счёты. Юнь Бицю, раскаявшись, не защищался, позволил Бай Цзянчуню пронзить ему грудь и даже пытался перерезать себе горло, но был спасён Шишуем. Учитывая, что он искренне осознал свою вину и ужасно мучился, когда “Сыгу” распустили, его не выгнали из ордена. Но даже несмотря на то, что Юнь Бицю все эти десять лет прожил затворником и не выходил из дома, Цзи Ханьфо всё равно так и не простил его.

В “Сотне рек” Цзи Ханьфо был взволнован, Юнь Бицю ужасно страдал – всё потому, что обнаружилось, что Ли Ляньхуа и есть Ли Сянъи. Ли Ляньхуа же беззаботно вернулся в “Благой лотосовый терем”, подмёл пол, а потом тоже пожалел – пожалел, что не остался в “Сотне рек” на обед, и придётся потратить ещё пять медяков и пройти два ли до маленького посёлка у подножия горы, чтобы поесть лапши.

Половину большого часа спустя.

Послышалось, как кто-то положил ладонь на дверь “Благого лотосового терема”, но не постучал и не толкнул, чтобы войти, а как будто просто стоял в глубокой задумчивости, рассеянно поглаживая створку. Ли Ляньхуа закончил подметать полы, тщательно вытер пыль, долго ждал, но так и не дождался, когда же гость постучит, поэтому, протирая окно, со скрипом открыл его.

– Кто там? Заходите… э?

Перед его дверями стоял, не решаясь ни войти, ни сбежать, Юнь Бицю. Когда он увидел высунувшееся из окна перепачканное в пыли лицо Ли Ляньхуа, его губы задрожали, словно он не знал, плакать или смеяться.

– Глава… ордена…

Ли Ляньхуа с грохотом закрыл окно.

– Вы ошиблись.

Юнь Бицю долго безмолвствовал, а потом медленно заговорил:

– Верно… Юнь Бицю слишком отсрочил свою смерть и стыдится, что всё ещё жив… Глава ордена, Бицю тогда утратил рассудок и виноват перед вами. – Он шевельнул запястьем, и в руках его оказался кинжал, который он направил себе в грудь, намереваясь покончить с собой. Тут двери с хлопком распахнулись, левая створка ударила Юнь Бицю по плечу, отчего он пошатнулся и промахнулся.

– Кто вы такой? – удивлённо воскликнул Ли Ляньхуа. – Вы что тут вытворяете?

– Кто я? – остобенел Юнь Бицю. Перед ним явно стоял Ли Сянъи, и хотя он бы никогда так не вскрикнул, но и внешность, и рост, и голос этого человека – всё принадлежало Ли Сянъи, как он мог спрашивать “кто вы”?

– Да, кто вы? – Ли Ляньхуа осторожно оглядел его, с некоторым трепетом бросил взгляд на кинжал в его руках и вжал шею в плечи. – Вы… вы-вы… что собираетесь делать?

– Глава ордена? – растерянно спросил сбитый с толку Юнь Бицю.

Ли Ляньхуа огляделся по сторонам.

– Огород? У меня маленький дом, двора нет, так что и огорода нет…

Юнь Бицю уставился на него в недоумении.

– Глава ордена, это же я, Бицю… Вы… Как же вы так… изменились?

– Битюг? – удивился Ли Ляньхуа.

– Битюг? – снова вздрогнул Юнь Бицю.

– Послушайте… герой… – сердечно проговорил Ли Ляньхуа. – Фамилия этого ничтожного – Ли, зовут – Ляньхуа. Я немного владею врачебным искусством, однако мои боевые навыки невысоки, да и познания невелики, не знаю, кто такой этот… “глава огорода”, которого вы ищете…

Его слова звучали искренне, без малейшей насмешки, отчего Юнь Бицю совсем запутался.

– Вы… не Ли Сянъи?

– Нет. – Ли Ляньхуа помотал головой.

Юнь Бицю долго разглядывал его.

– Но вы с ним одно лицо.

Ли Ляньхуа с облегчением перевёл дух и тепло улыбнулся.

– А… Дело вот в чём: моя мать родила близнецов, одного ребёнка назвали Ли Ляньпэн, а другого – Ли Ляньхуа. Ли Ляньпэн – мой старший брат. Только семья жила бедно, и вскоре после рождения старшего брата отдали в названые сыновья прохожему старику, так что я его с детства не видал, но в мире существует человек, похожий на меня как две капли воды.

– Ли Ляньпэн? – Юнь Бицю уже не знал, чему верить. Выходит, если Ли Сянъи – брат Ли Ляньхуа, то имя, данное ему при рождении – Ли Ляньпэн?

– Верно, совершенно верно, – закивал Ли Ляньхуа. – Я никогда не вру.

Юнь Бицю глубоко вздохнул, в голове у него теперь всё перемешалось.

– Если вы из бедной семьи, то откуда же у вас дом такой искусной конструкции с изысканной резьбой? Он не может быть дешёвым.

– Это подарок от настоятеля храма Пуду, Уляо, – с честным видом заявил Ли Ляньхуа.

Такого Юнь Бицю не ожидал.

– Настоятеля Уляо?

Ли Ляньхуа смущённо улыбнулся.

– До того, как уйти из мира, настоятель Уляо был… героем-повстанцем… Однажды он был тяжело ранен и оказался в нашем доме, и я с помощью семейного искусства врачевания спас ему жизнь. У него тогда была большая телега, нагруженная досками, потом из досок и построили этот дом, настоятель Уляо счёл его слишком громоздким и подарил мне. Теперь он ведёт скромную жизнь в монастыре Пуду. Я вовсе не крал этот дом, если хотите, можете сами спросить у него.

Настоятель Уляо в молодости действительно был знаменитым героем-повстанцем, Юнь Бицю это было известно, но Ли Ляньхуа рассказывал всё более и более странные вещи, вся история звучала невероятно, однако он говорил уверенно, да ещё и привёл в доказательство настоятеля Уляо, так что кое-что казалось заслуживающим доверия. Обычно Юнь Бицю мыслил ясно и отчётливо и не стал бы терпеть подобную чушь, но сейчас он был растерян и подавлен, и не мог различить, что в словах Ли Ляньхуа правда, а что – ложь, только таращился на его лицо.

– Вы… если… если вы – глава ордена… то ведь должны ненавидеть меня до мозга костей? – пробормотал он. – Я виноват… перед всем орденом “Сыгу”… и давно… заслуживаю смерти… – С этими словами он развернулся и пошёл прочь, всё ещё рассеянно прижимая к груди кинжал – кто знает, когда он решит его вонзить?

– Эй, герой Битюг! – окликнул Ли Ляньхуа. – Вижу, вы расстроены, раз уж пришли сюда, почему бы вам не зайти на пару чашечек чая?

Юнь Бицю застыл и потрясённо обернулся.

– Чая?

Ли Ляньхуа указал внутрь дома. На деревянном столе над чайником зелёного чая изящно струился пар, хозяин приветливо улыбался – в груди у Юнь Бицю вдруг разлилось тепло, и он быстрым шагом вошёл в дом.

Ли Ляньхуа убрал веник и тряпку и, видя, что Юнь Бицю положил кинжал на стол, не выдержал и спрятал это “орудие убийства” в самый дальний выдвижной ящик, затем оправил одежду и мягко и вежливо улыбнулся.

– Прошу, не стесняйтесь.

То, как Ли Ляньхуа двумя пальцами осторожно унёс кинжал, немного позабавило Юнь Бицю, комната была опрятной, а на столе стоял горячий чай – вопреки всему, на душе у него стало спокойнее, и он медленно выпил чашку чая. Ли Ляньхуа тоже пил чай, настороженно поглядывая на него, как будто боялся, что он в любой момент может покончить с собой. Юнь Бицю вдруг стало смешно.

– Ха-ха… кхэ-кхэ… разве я не смешон?

Ли Ляньхуа покачал головой и слегка улыбнулся.

– Такие уж люди, случается, ведут себя так, иначе жить было бы невесело.

– Что уж тут весёлого! – пробормотал Юнь Бицю. – Ли Ляньхуа, скажите, если человек ради женщины отравил своего самого уважаемого друга, из-за чего тот утонул в Восточном море, и не нашли даже косточки – разве не заслуживает смерти?

– Заслуживает. – Ли Ляньхуа даже глазом не моргнул.

Юнь Бицю горько усмехнулся и опустошил чашку, словно в ней был не чай, а вино.

– Всё потому что… эта женщина сказала ему, что нельзя, чтобы Ли Сянъи появлялся в Восточном море, она собирается погибнуть вместе с Ди Фэйшэном. Она безответно любила Ди Фэйшэна тринадцать лет, но сколько цветок ни склонялся к ручью, воды были бесчувственны. Она сказала, что не может позволить ему умереть от рук другого человека… Я… Откуда мне было знать, что она лжёт… Ваше… нет, боевое мастерство главы ордена было несоизмеримо, если бы я не подсыпал самый сильный яд, то как бы удержал его от того, чтобы отправиться на битву? Я подумал, надо лишь задержать его ненадолго, у меня ведь есть противоядие, ничего страшного, но… Но всё вышло не так, и всё из-за моей смехотворной глупости… – пробормотал он. – Будь вы главой ордена, возненавидели бы меня до мозга костей?

Ли Ляньхуа тихонько вздохнул и мягко ответил:

– Будь я главой ордена, конечно, возненавидел бы вас.

Юнь Бицю задрожал всем телом и вдруг сильно закашлялся. Ли Ляньхуа поспешно налил ему ещё чая и добавил:

– Но ведь прошло уже десять лет, и какой бы скверный ни был поступок, пора его забыть, не так ли?

– Такое правда можно забыть? – с дрожью в голосе спросил Юнь Бицю.

Ли Ляньхуа улыбнулся и очень терпеливо и мягко объяснил:

– Разумеется. За десять лет он мог столкнуться с ещё более скверными и несчастливыми вещами, а потом обнаружить, что многие поступки, которые раньше считал непростительными преступлениями, на самом деле не настолько ужасны, ну а потом позабыл о них.

Юнь Бицю вдруг поднялся на ноги.

– Если он забыл, то почему не вернулся?

Ли Ляньхуа уставился на него.

– Откуда мне знать?

Юнь Бицю в растерянности посмотрел на него, совершенно сбитый с толку, словно видел густой туман, и медленно сел.

– Герой Битюг. – Ли Ляньхуа подлил ему ещё чая и неторопливо произнёс: – Мне кажется, есть дело поважнее событий “тех лет”…

– Какое?

Ли Ляньхуа перевёл дух и весело улыбнулся.

– М-м… я тут подумал, почему бы нам не пойти… поесть лапши или пельменей?

Вздрогнув, Юнь Бицю поднял голову – оказалось, уже полдень.

Юнь Бицю с Ли Ляньхуа прошли два ли до маленького посёлка и съели в лапшичной две чашки лапши с луком. Ли Ляньхуа купил новый веник, Юнь Бицю, наевшись до отвала, как в тумане вернулся в усадьбу. Сначала он был твёрдо уверен, что Ли Ляньхуа и есть Ли Сянъи, но поев лапши, не только совершенно позабыл, что собирался покончить с собой, но и начал верить, что у Ли Ляньхуа правда был брат по имени Ли Ляньпэн, а “Лотосовый терем” ему подарил настоятель Уляо.

Глава 27. Пение сутр, пламя

Пока Юнь Бицю с Ли Ляньхуа ходили обедать, в “Сотне рек” Го Хо предавался размышлениям, стоя в подземном проходе. Он никак не мог понять одно: жертву облили кипящим маслом, так что кожа пошла волдырями и слезла – откуда взялось это масло? Он несколько обыскал туннель сверху донизу, но так и не увидел сковороды, а без сковороды откуда могло взяться кипящее масло? Фу Наньфэй сверху нетерпеливо окликнул его несколько раз, но Го Хо не сдавался, и даже когда опустились сумерки и Фу Наньфэй уже ушёл, он по-прежнему блуждал по туннелю с факелом в руке.

Го Хо, хоть и не был умным, но зато никогда не унывал, и за несколько часов блужданий он обнаружил то, что пропустили Цзи Ханьфо и остальные: эта обуглившаяся дочерна штука была размером с кулак, и точно не камень: когда он случайно на неё наступил, то она оказалась мягкой. Го Хо как раз разглядывал эту штуковину, когда за спиной у него кто-то протянул: “А-а…”. Перепугавшись, Го Хо резко развернулся и выставил обе ладони в позиции “свирепый тигр валит овцу”.

– Призрак или человек?

Тот, кто был у него за спиной, тоже испуганно развернулся и огляделся по сторонам.

– Где? Призрак или человек?

Го Хо разглядел, кто это, выдохнул и расслабился.

– Ли Ляньхуа!

Незнамо когда оказавшийся у него за спиной человек действительно был Ли Ляньхуа. На самом деле, как только Юнь Бицю ушёл, он спустился в туннель, чтобы ещё раз проверить то, что неудобно было проверять днём, но не ожидал столкнуться с Го Хо, размышляющим над куском угля – он даже зауважал молодого человека.

– Эй! Ли Ляньхуа, господин Ли… – воскликнул Го Хо. – Что вы здесь делаете?

– А вы что здесь делаете? – улыбнулся Ли Ляньхуа.

Го Хо почесал голову.

– Ищу сковороду.

– Я тоже, – с серьёзным видом заявил Ли Ляньхуа.

– Только не могу найти, – растерянно сказал Го Хо.

– Давайте пока оставим это. Цзи Ханьфо пересчитал людей, проверил, не пропал ли кто-то из учеников “Сотни рек”?

– Старший глава сразу проверил, – кивнул Го Хо, – среди учеников никто не пропал, только девушку, которая помогала на кухне, не видели несколько дней, но, может, она вернулась домой.

– Как странно, неужели это и есть та девушка с кухни? – удивился Ли Ляньхуа.

Го Хо непонимающе покачал головой.

– Не знаю.

Ли Ляньхуа отошёл к тому месту, где утром лежал труп, отступил ещё на несколько шагов и принялся внимательно рассматривать следы на земле, бормоча себе под нос:

– Костёр… утром здесь разогрели масло, здесь встретились два человека, тот, кто стоял на моём месте, нанёс удар ногой в прыжке. – Подражая этому, он ударил перед собой ногой. – Опрокинул сковороду, и кипящее масло выплеснулось на человека, стоящего напротив, он упал на землю, масло полилось к дыре и вызвало пожар, “мой” путь отхода был заблокирован, и “я” развернулся и убежал через выход на другом конце туннеля…

– Я тоже так подумал, – закивал Го Хо.

– Вообще-то я говорил всякую ерунду, – вздохнул Ли Ляньхуа.

Го Хо остолбенел, у него в голове и так творился беспорядок, а теперь и вовсе всё превратилось в кашу.

Ли Ляньхуа несколько раз обошёл туннель, Го Хо, подняв факел, следовал за ним.

Кто четырьмя способами убил эту девушку? Её грудь пронзили тонким, но острым мечом, проделали в черепе немаленькую дыру, отрубили по запястье правую руку, да ещё и облили кипящим маслом и содрали кожу – кто мог столь жестоко и бесчеловечно расправиться с женщиной? Факел Го Хо почти касался потолка туннеля, и несколько камешков упали сверху, едва не на голову Ли Ляньхуа, отчего он в испуге отскочил.

– Амитабха… – Внезапно увидев, как камешек отскочил от того “куска угля”, который рассматривал Го Хо, он удивился: – Что это такое?

– Похоже, это рука… – ответил Го Хо.

– Какая рука? – ужаснулся Ли Ляньхуа. – Отрубленная рука?

– Обжаренная в масле, – кивнул Го Хо.

Ли Ляньхуа вдохнул прохладный воздух. Эта “рука”, обжаренная в масле, была стиснута, словно стремясь что-то удержать. Он подобрал с земли пару веточек и покрутил – от вещей, которые держал в руках, у него волосы встали дыбом, чуть поколебавшись, осторожно положил обугленную “руку” в углу туннеля, забрал у Го Хо факел, посветил везде и увидел на каменной стене множество царапин: некоторые было уже не разобрать, большинство – просто беспорядочными рисунки цыплят, но одна фраза повторялась дважды и была начерчена криво, очевидно, человек не учился писать. Слова эти были: “Из привязанности рождается печаль”.

– Молодой господин Го, вы не могли бы позвать тех, кто был знаком с пропавшей барышней, посмотреть, не она ли это? – попросил Ли Ляньхуа, разглядывая слова “Из привязанности рождается печаль”. – А потом спросить повара “Сотни рек”, что вчера и сегодня ели в усадьбе на завтрак, обед и ужин?

– А-Фа говорил, что вчера видел призрак женщины с половиной тела, – вдруг вспомнил Го Хо. – Тётушка Ван и а-Фа точно знакомы с а-Жуй.

Ли Ляньхуа кивнул.

– Сегодня настоятель Уляо пригласил меня на ужин…

– Я найду вас в храме Пуду, – ничуть не смутился Го Хо.

– Возможно, я буду на кухне… – извиняющимся тоном сказал Ли Ляньхуа.

– Я найду вас на кухне! – непреклонно заявил Го Хо, развернулся и ушёл.

Глава 28. Пение сутр, пламя

Храм Пуду, келья настоятеля.

Настоятель Уляо сидел над чашкой риса, погрузившись в глубокие размышления, как вдруг кто-то дважды постучал в окно и со смехом произнёс:

– Молодые монахи в столовой набросились на еду как голодные волки, почему же старший монах только смотрит, но не ест?

– Благодетель Ли, – улыбнулся настоятель Уляо и открыл окно – снаружи стоял Ли Ляньхуа.

– Старший монах, я уже посмотрел, что подают в столовой, в этом месяце еда в монастыре не очень – кроме арахиса, зелени и жареного тофу, только рис да соль, а вы мне всё утро бесстыдно хвастались, какие здесь непревзойдённые овощные блюда…

– Если благодетель Ли желает поужинать, я попрошу повара Гу приготовить специально для тебя. Его жареный арахис, клёцки, лепёшки и стеклянная лапша с острым перцем превосходны…

Ли Ляньхуа вдруг улыбнулся ему.

– А человека зажарить может?

Настоятель Уляо остолбенел, надолго замолчал, и наконец, переспросил:

– Зажарить человека?

Ли Ляньхуа благовоспитанно отряхнул одежду, медленно забрался через окно и сел на тот же стул, на котором сидел утром.

– Фух…

До настоятеля Уляо уже дошли новости об обнаруженном утром обгоревшем трупе, и он как раз тревожно размышлял об этом туннеле, соединяющем храм Пуду и усадьбу “Сотня рек”. Ли Ляньхуа ещё раз рассказал все подробности этого дела и беззаботно проговорил:

– Так что не знаю, может, у вашего повара Гу фирменное блюдо – жареная человечина…

– Почему ты так говоришь? – медленно произнёс настоятель Уляо.

Зная осторожность старого монаха, Ли Ляньхуа усмехнулся.

– Храм Пуду связан с усадьбой “Сотня рек” подземным проходом, один выход ведёт в пагоду и дровник, а рядом с выходом в “Сотню рек” нашли обгоревший труп. В храме Пуду утром ни с того ни с сего упало большое дерево – подозрительно, ведь ветра не было. Старший монах наверняка уже рассмотрел, что дерево переломили “рассекающей ладонью”. Снести крону, но не обрушить всё дерево целиком, возможно только ударив с пагоды той же высоты в пять чжанов, а значит, утром в пагоде кто-то был. К тому же, зачем он переломил верхушку дерева? Разве что… он находился в пагоде, вышел из туннеля и как-то связан с обгоревшим телом. Это во-первых.

– Вчера в пагоде точно кто-то был, – кивнул настоятель Уляо.

– Старший монах знает, кто? – неторопливо спросил Ли Ляньхуа.

Настоятель Уляо медленно покачал головой.

– Моё боевое мастерство имеет пределы, я только слышал, что вчера там кто-то был.

Ли Ляньхуа ненадолго замолк, а потом медленно произнёс:

– Старший монах несёт вздор… разве вы могли не знать, кто вчера находился в пагоде?

– Да? – горько усмехнулся настоятель Уляо.

– Вчера, когда я пришёл, в храме Пуду читали утренние сутры, и вообще-то все монахи должны присутствовать при этом. Старший монах отсутствовал, потому что притворился больным, однако ещё кое-кто не пошёл читать сутры.

– Кто?

– Монах Пушэнь! – раздельно произнёс Ли Ляньхуа и, помолчав, продолжил: – Вы сказали: “Пригласи Пушэня-шичжи в мой зал для созерцаний”. Монашек ответил, что он медитирует у себя – следовательно, он не ходил читать сутры.

Настоятель Уляо тихонько вздохнул, а потом усмехнулся.

– Благодетель Ли внимателен к мелочам, моё восхищение.

Ли Ляньхуа широко улыбнулся.

– То, что он не пошёл читать сутры, вовсе не значит, что в подземном проходе был монах Пушэнь. Это означает лишь, что его никто не видел, когда утром упала верхушка дерева, только и всего. Я считаю, что это был Пушэнь, но начать нужно с обгоревших останков. Во-первых, на теле имеется рана от меча; во-вторых, тот, кто её нанёс – не из учеников “Сотни рек”; в-третьих, проход связывает “Сотню рек” и храм Пуду; в-четвёртых, в храме Пуду только монах Пушэнь владеет фехтованием – так что колотую рану мог нанести только он. Это второе.

Настоятель Уляо улыбнулся.

– Откуда ты знаешь, что заколол жертву не ученик из “Сотни рек”?

Ли Ляньхуа улыбнулся в ответ.

– Судя по тому, что это был удар в грудь, можно понять, что человек с мечом стоял прямо перед ней, если они не были знакомы, то зачем вставать напротив? К тому же, это была не смертельная рана, разве вы не заметили кое-что странное?

– Что? – вдруг спросил кто-то снаружи глубоким голосом. Ли Ляньхуа с Уляо замерли, а человек спокойно продолжил: – Это Цзи Ханьфо.

Другой человек хихикнул и подхватил:

– Бай Цзянчунь.

Послышался ещё один мрачно-надрывный голос:

– Шишуй.

И наконец, последний слабо произнёс:

– Юнь Бицю.

Все четверо “Фобибайши” из усадьбы “Сотня рек” пришли к келье настоятеля. Настоятель Уляо открыл двери.

– Милости прошу, господа, скромный храм Пуду озарился светом…

Шишуй холодно хмыкнул. Не дожидаясь, пока настоятель Уляо закончит с церемониями, они уже вошли и расселись так, будто сидели в комнате с самого начала. Настоятель горько усмехнулся про себя, покосился на Ли Ляньхуа, словно говоря: это всё твоё упрямство и безрассудство, что эти четверо до сих пор такие. Ли Ляньхуа, сидя с добропорядочным видом, деловито продолжал говорить:

– Наверху этого туннеля только один слой каменных плит, когда начался пожар, они потрескались, очевидно, плиты довольно тонкие. Рана мечом была нанесена не смертельная, если она не была немой, то могла бы закричать, но в “Сотне рек” никто не слышал криков о помощи или стонов боли. – Несколько человек кивнуло, Ли Ляньхуа добавил: – Если эти обгоревшие останки действительно принадлежат помогавшей на кухне девушке, Линь Юйжуй, то немой она не была, так почему же не позвала на помощь? Ударивший её мечом стоял напротив, очевидно, не боялся, что она увидит его лицо. На стене в туннеле множество надписей – это можно объяснить тем, что девушка кого-то ждала, и возможно, именно этого человека с мечом, она его знала, и поэтому, когда он её ударил, по какой-то причине не закричала и не позвала на помощь. – Все наморщили лбы, обдумывая это обоснование. – Если бы она договорилась о встрече с учеником из “Сотни рек”, то зачем для этого посреди ночи спускаться в туннель? Очевидно, она встречалась с кем-то, с кем нельзя было видеться. Когда она спускалась в проход, нижняя половина тела была уже скрыта плитами, так что когда а-Фа увидел её силуэт, то принял за призрака. Разумеется, есть вероятность, что она договорилась встретиться с одним человеком, а заколол её другой, но тогда почему она не позвала на помощь? Если это ученик “Сотник рек” ткнул её мечом, но не заколол насмерть, а выскочил из туннеля, закрыл механизм и сделал вид, что ничего не произошло – то это расходится с логикой, поскольку Линь Юйжуй была ранена не смертельно и могла опознать преступника, а значит, варианты “сбежать и притвориться, что ничего не произошло” и “не заколоть насмерть” не могут существовать одновременно. Исходя из этого, я полагаю, что ранил её не ученик из “Сотни рек”, а человек, с которым она договорилась встретиться, – улыбнулся Ли Ляньхуа. – Так что, исходя из того, что рана была нанесена мечом, это был не ученик “Сотни рек”, а в храме Пуду только монах Пушэнь владеет искусством фехтования – можно догадаться, что она встречалась с монахом Пушэнем. Монахам запрещается быть с женщинами, так что Линь Юйжуй виделась с тем, с кем нельзя было видеться.

Все глубоко задумались, Юнь Бицю первым кивнул. Ли Ляньхуа снова улыбнулся, очень дружелюбно.

– К тому же… Есть ещё одна улика, которая доказывает, что она ждала монаха. Вы видели, что на стене начерчено “Из привязанности рождается печаль”? – Цзи Ханьфо кивнул. Ли Ляньхуа посмотрел на настоятеля Уляо. – Старший монах…

– Это песня из “Главы о приятном” “Дхаммапады”, переведённой на наш язык Вэй Динанем, аскетом из Тяньчжу. – Помолчав, он медленно процитировал: – “Из привязанности рождается печаль, из привязанности рождается страх; у того, кто освободился от привязанности, нет печали, откуда страх?”

– Это буддистский гимн, – сказал Ли Ляньхуа. – Если бы она встречалась не с монахом… – Не успел он договорить, как Бай Цзянчунь громко фыркнул.

– Много монахов я видал, но такой фразы ни от одного не слыхал.

– Верно, верно, – закивал Ли Ляньхуа. – Если бы она встречалась не с монахом, то, можно предположить, не смогла бы написать эти слова. А если она встречалась с монахом и получила удар мечом в грудь, то, скорее всего, это монах Пушэнь, который, к тому же, сегодня утром не участвовал в чтении сутр. Подытоживая всё сказанное… Монах Пушэнь под подозрением.

– Благодетель Ли, – вздохнул настоятель Уляо, – я не был искренен, преступил обеты и солгал, и ждёт меня за это ад вечных мучений*. Человек, который ранил мирянку мечом – и правда Пушэнь-шичжи.

Ад вечных мучений – последняя из 8 ступеней горячего ада, где грешник обречён на вечно повторяющиеся перерождения для тяжких мук

Четверо “Фобибайши” ахнули в изумлении – так Уляо с самого начала знал, кто преступник? Но настоятель медленно продолжал:

– Сегодня утром, после ухода благодетеля Ли, из пагоды повалил дым, и он сам понял, что следы невозможно скрыть, пришёл в мою келью и покаялся перед Буддой в своих преступлениях, однако… Пушэнь-шичжи молод и порывист, он только ранил эту мирянку, но не убивал, так что не он виновен в её смерти.

После этих слов в окно вдруг вломился человек, швырнул на пол что-то тяжёлое и завопил:

– Я не нашёл вас в кухне, а когда вышел, увидел, как этот хмырь затаился на земле и подслушивает – ну, я его и схватил. А вы все тут! – Он уставился на Ли Ляньхуа. – Тётушка Ван уже опознала а-Жуй, а в “Сотне рек” подавали ростки бамбука с рубленой свининой…

Ли Ляньхуа улыбнулся ему.

– Я только хотел узнать, не готовили ли в “Сотне рек” в последние пару дней тофу во фритюре?

В окно вломился, конечно же, никто иной как Го Хо.

– Нет! – гаркнул он во весь голос.

– Вот и всё, – просиял Ли Ляньхуа и, глядя на дрожащего на полу человека, ласково спросил: – Повар Гу, пришлась вам по вкусу человечина?

В келье настоятеля тотчас воцарилось гробовое молчание, только слышно было, как этот лысый детина стучит зубами. Наконец он проскрипел:

– Я тоже… я тоже не… ни-ни-никого не убивал…

Ли Ляньхуа вздохнул.

– Когда ты её увидел, в каком она была состоянии?

– Когда я её увидел… – сказал повар Гу. – Она… она… она была уже мертва.

– Помимо раны на груди, были ли другие повреждения? – спросил Ли Ляньхуа.

– У неё в голове была дыра от удара об стену, весь пол залило кровью, из раны на груди тоже вытекло довольно много, она была уже мертва.

– А потом… обжарив хрустящие лепёшки, вы зажарили человека?

Повар Гу задрожал всем телом.

– Я… я… я только…

– Вообще-то я весьма удивлён, – с любопытством произнёс Ли Ляньхуа, – вы увидели мёртвую девушку – как вам пришло в голову приготовить её и съесть?

– Я-я-я… Я однажды… – Покрывшись холодным потом, повар Гу, запинаясь, проговорил: – Однажды я видел одну женщину… Она отрубила руку мужчине, с которым делила ложе, и… и съела…

Юнь Бицю вздрогнул всем телом.

– Кто это был? – ахнул Ли Ляньхуа.

Повар Гу покачал головой.

– Я не… не-не-не… не знаю, красивая как небожительница, когда она грызла пальцы того мужчины, они не помещались у неё во рту, но она была так прекрасна… так прекрасна, что хотелось… хотелось… – Из его горла вырвалось животное рычание. – Хотелось убивать… есть человечину…

Ли Ляньхуа вжал шею в плечи.

– Вы точно видели призрака!

Повар Гу изо всех сил замотал головой.

– Нет, восемь месяцев назад, в городке у подножия горы Цинъюань… я посреди ночи поднялся по малой нужде, а в гостинице по соседству…

Юнь Бицю побледнел.

– Цзяо Лицяо! – выплюнул Цзи Ханьфо.

– У кого ещё такие способности, кроме этой ведьмы… – зло бросил Бай Цзянчунь. – Однако, Ли Ляньхуа, как вы узнали, что этот одержимый ведьмой зажарил а-Жуй?

– А, – отозвался Ли Ляньхуа. – Из-за сковороды. На земле разводили костёр, валялись дрова, даже куриные и утиные кости, было разлито масло, однако сковороды нигде не было. Судя по этим косточкам, кто-то явно часто спускался в туннель, чтобы пожарить и тайком поесть мясные блюда, но так как сковороды там не было – то очевидно, если только этот человек чудесным образом не придумал, чем её заменить, он приносил и уносил её с собой, это во-первых. В туннеле, разумеется, деревья не растут, дрова наверняка украдены из дровника храма Пуду, и никто в храме ничего не предпринял при такой большой пропаже – к тому, кто заведует дровами, определённо возникают вопросы, это во-вторых. Устроивший поджог с помощью масла, был явно не из “Сотни рек” – иначе бы знал, что плиты у входа хрупкие и могут потрескаться от огня, к тому же, он явно ушёл в сторону храма Пуду, это в-третьих. А ещё… – Он помолчал. – В руке, которую зажарил этот уважаемый Гу, был зажат кусочек жареного тофу. Думаю… Возможно, когда отрубленную руку опустили в кипящее масло, мышцы стянулись, и ладонь сжалась. По совпадению, перед этим вы жарили тофу и не заметили, оставшийся в масле кусочек попал в руку а-Жуй. В “Сотне рек” последние несколько дней жареный тофу не готовили, тогда как в храме Пуду в этом месяце его подают каждый день. Вы заведуете в монастыре дровами, продуктами и маслом, можете взять сковороду, когда пожелаете, и вход в туннель находится в дровнике. Если не вы пожарили покойную, то неужто она сама приползла к вам на кухню и бросилась в сковороду? – сказал Ли Ляньхуа, уставившись на него. – Жуть какая-то, я боюсь призраков…