Текст книги "Лотосовый Терем (СИ)"

Автор книги: Тэн Пин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 60 страниц)

В ночь, когда погибла Цуй-эр, тем жутким лицом был череп, который Го Кунь тащил на спине, проходя мимо его окна.

Ван Хэйгоу и Го Дафу в оцепенении надолго уставились друг на друга, а потом выдохнули с облегчением. Догадки Ли Ляньхуа были всего лишь “предположением”, но то, что Го Кунь подражал убийце, не вызывало сомнений, и если останки в зеркальном камне схоронил не Го Цянь, то кто ещё мог спрятать их там, так, что за пятьдесят с лишним лет никто не обнаружил? В том, кто убийца, сомнений почти не осталось. Но почему Сюй Хэюэ позволила остаться этому незнакомцу? Неужели между ними правда зародились чувства? Кем был этот человек? Добрым или злым? Го Цянь совершил убийство из ревности или от испуга? Теперь уже не узнать наверняка, как всё было на самом деле, но слушая догадки Ли Ляньхуа, все крепко сжали кулаки и вновь невольно почувствовали исходящий от зеркального камня холодок.

Случайность, несчастье, обман, любовь и страх привели к убийству, и это сокрытое злодеяние странным образом на протяжение десятилетий возмездием отражалось на потомках семьи Го…

Глава 22. Смертоносное свадебное платье

Дело об убийстве в усадьбе Цайлян было раскрыто. Ван Хэйгоу позвал писца и продиктовал пространный, на много тысяч слов доклад в приказ Далисы, выставив всё таким образом, будто начальник Ван самолично, во главе приказных, сидел в засаде три дня и три ночи, сделал выводы из поступков Го Куня и наконец нашёл шестипалого человека, чьё убийство было скрыто. Го Дафу после пережитого ужаса, несколько дней провалялся в постели с жаром. Го Хо, преисполнившись сыновним почтением, притащил любимые отцом произведения благородных гостей, и прилежно учил иероглифы у его постели, зачитывая стихи вслух. Го Дафу воодушевлённо приготовился познакомить сына с излюбленными шедеврами, на этот раз они разбирали акростих, и Го Хо вдруг зачитал написанные Ли Ляньхуа “стихи”.

– Э? – Го Хо обалдело прочитал: – “Г-о-б-о-л-в-а-н”.

– Что ты сказал? – растерялся Го Дафу.

Го Хо выпустил из рук эти “стихи” и серьёзно ответил:

– Это акростих.

– “Г-о-б-о-л-в-а-н”… “Го – болван”… – пробормотал себе под нос Го Дафу, вдруг снова рухнул в кровать и ещё три дня пролежал в горячке. После этого его интерес к стихам благородных людей значительно поубавился, зато торговля лекарствами стала процветать как во времена предков.

Всё вышесказанное случилось потом, после того как Ли Ляньхуа, прожив в усадьбе Цайлян три дня, на четвёртый наконец вернулся в городок Сюэюй, к своему дому, с таким трудом притащенному туда.

Он так давно не видел свой черепаший панцирь, что соскучился по нему. Кто знает, целы ли ещё двери и окна?

Когда Ли Ляньхуа предстал перед дверями “Благого лотосового терема”, то вдруг обнаружил его на удивление чистым и опрятным, даже доску взамен отвалившейся кто-то аккуратно приладил на место и украсил цветочными узорами. Поразмыслив, он оправил одежду, подошёл к дверям как воспитанный человек и с улыбкой постучал.

– Дома хозяин?

Двери со скрипом отворились, и за ними показался монах в сером одеянии, добрый лицом.

– Амитабха, – поклонился он Ли Ляньхуа. – Я монах Пухуэй, уже давно ожидаю благодетеля Ли.

Ли Ляньхуа ответил вежливой и сдержанной улыбкой.

– Учитель Пухуэй.

Монах Пухуэй хоть и улыбался по-доброму, но не мог скрыть волнения.

– Врачебное искусство благодетеля Ли прокладывает дорогу к небесам. Настоятель моего храма слёг с тяжким недугом, врачи опустили руки, положение тревожное… Прошу, благодетель Ли, не могли бы вы поехать со мной и спасти настоятеля?

Ли Ляньхуа бросил взгляд на обновлённый “Лотосовый терем” и вздохнул.

– Разумеется… А ваш храм?..

Монах Пухуэй низко поклонился.

– Храм Пуду*.

Пуду – “всеобщее спасение”

Ли Ляньхуа слегка переменился в лице, дотронулся до щеки и пробормотал с горькой усмешкой:

– Храм Пуду?..

– Благодетель Ли?

Ли Ляньхуа поднял голову и мягко улыбнулся.

– Спасти жизнь человеку лучше, чем построить семь этажей для монастыря. Если учитель Пухуэй найдёт пару быков, мы немедленно отправимся в путь.

– Пару быков? – оторопел монах.

Ли Ляньхуа с серьёзным видом указал на “Благой лотосовый терем”.

– Это место неблагоприятное, нужно переехать.

Глава 23. Пение сутр, пламя

– А-Фа, ты не видал в последнее время А-Жуй? Куда опять запропастилась эта девчонка? – громко проворчала седая коренастая женщина средних лет, стуча ножом по разделочной доске и нарезая зимнюю тыкву. – Разве она не хотела одолжить денег на еду? Второй глава только что заплатил нам за этот месяц, а где же А-Жуй?

– Слышал, несколько дней назад она понесла овощи в соседний храм, – ответил молодой человек, рубивший дрова. – Может, заработала, да и вернулась домой.

Резавшая тыкву женщина прищурилась.

– А-Фа, расскажу тебе одну странность.

У молодого человека загорелись глаза.

– Я тоже недавно заметил кое-что странное, но вы первая.

– Люффа, которую я посадила за книгохранилищем, уже распустилась, на целый месяц раньше, чем в прошлом году!

– Что же в этом удивительного? – отмахнулся А-Фа. – Я видел там диковинную штуку. – Он доверительно понизил голос. – Уже несколько раз замечал какого-то человека, всегда в полнолуние, в книгохранилище что-то светится красным и мелькает, вот и вчера тоже… Я набрался смелости, пошёл подсмотреть, и знаете, что там было? – Он приблизился к женщине и опасливо прошептал ей на ухо: – Внутри была… половина женского тела, призрак!

Женщина средних лет вздрогнула.

– Что за вздор ты мелешь? Это же “Сотня рек”, здесь столько выдающихся людей, а ты говоришь, что у нас завёлся призрак?

– Правда! – А-Фа поклялся Небесам. – Утром я специально проверил, в книгохранилище чисто, ничего нет, но вчера ночью там правда ходила взад-вперёд женщина, у которой была только половина тела, и хотя я видел лишь силуэт, если это не призрак, то что такое?

– Да ты, негодник, умом тронулся, вот и приснилось! – насмешливо сказала женщина, взмахнув ножом. – Скорей беги искать А-Жуй, надо же ей заплатить.

Глава 24. Пение сутр, пламя

Фучжоу, гора Цинъюань.

Цинъюань – гора небольшая, покрытая лесами, у подножия есть водоёмы, а на горе имеются поселения, одно из которых зовётся “Сотня рек” и является резиденцией безгранично уважаемых в цзянху “Фобибайши” из ордена “Сыгу”, другое же называется храм Пуду и является монастырём.

Этот монастырь ничем не отличается от других, и как во всяком монастыре, в нём есть старый монах, которого зовут настоятелем. Монашеское имя настоятеля храма Пуду – Уляо, это старик с добродушным лицом, духом подобный архатам, а обликом – бодхисаттве. Уляо и был тот настоятель, про которого Пухуэй сказал: “слёг с тяжким недугом, и врачи опустили руки”.

Настоятель Уляо удалился от мира на горе Цинъюань уже больше десяти лет назад. Поговаривают, что некогда он обладал огромной властью, однако с тех пор, как возглавил храм Пуду, жил скромно и обычно редко выходил за ворота, только каждый день прогуливался до пагоды, расположенной в трёх чжанах от своей кельи, и тренировался. Уляо был добрым и заботливым, и потому все в храме обеспокоились, когда он вдруг тяжело заболел.

При свете солнца пагода высотой около пяти чжанов подчёркивала непритязательность монастыря, его торжественную и умиротворяющую атмосферу, а её длинная тень создавала в помещении ощущение покоя и уединения, раздавались чистые голоса – это монахи читали утренние сутры.

Ли Ляньхуа уставился на расплывшегося в улыбке настоятеля Уляо, который с прямой спиной сидел на кровати, и протяжно вздохнул.

– Вам известно выражение: “Монахи не лгут”?

Настоятель Уляо улыбнулся.

– Но иначе разве согласился бы глава Ли приехать?

– Вы не больны? – вздохнув, невпопад спросил Ли Ляньхуа.

Настоятель Уляо помотал головой.

– Здоров, как и прежде.

– Раз здоровы, я ухожу. – Ли Ляньхуа поднялся, стремительно развернулся и направился к выходу, не намереваясь оставаться ни мгновением больше.

– Глава Ли! – позвал настоятель Уляо, Ли Ляньхуа даже не оглянулся и шагнул в проход. – Ли Ляньхуа! – крикнул настоятель, признавая поражение.

Ли Ляньхуа остановился и обернулся с улыбкой, вежливо вернулся в келью, отряхнул пыль со стула и присел.

– В чём дело?

Настоятель Уляо поднялся, слегка улыбаясь.

– Благодетель Ли, старый монах не собирается расспрашивать о том, как окончилась та битва. Вот только ты пропал на десять лет, и многие люди беспокоятся и сожалеют о тебе… Ты правда намерен так и умереть, не повидавшись со старыми друзьями?

Ли Ляньхуа изобразил улыбку.

– Увижусь или нет – и что с того?

– Увидишься – упадёт камень с души, дольше проживёшь, – ласково сказал настоятель. – Не увидишься… – Он помолчал. – Не увидишься…

Ли Ляньхуа фыркнул.

– Не увижусь – безвременно скончаюсь?

– Однажды я случайно увидел благодетеля Ли в городке Пиншань, – сознался настоятель Уляо. – Старый монах владеет искусством врачевания. У тебя повреждены три меридиана. Если не разыщешь прежних соратников, чтобы совместно отыскать способ исцелиться, боюсь…

– Что? – спросил Ли Ляньхуа.

Настоятель долго колебался и наконец медленно проговорил:

– Боюсь, трудно будет пережить эти два года. – Он поднял голову и посмотрел на Ли Ляньхуа. – Старый монах не знает, почему благодетель Ли не желает видеться со старыми друзьями, но осмелится предположить – из-за Бицю? На самом деле, последние десять лет Бицю живёт в “Сотне рек” затворником, его страдания невообразимы. Неужели благодетель Ли не может проявить снисхождение и простить его?

Ли Ляньхуа рассмеялся.

– Старший монах любит разгадывать загадки, однако… сильно ошибается.

В этот момент молодой монах принёс две чашки чая, настоятель Уляо слабо улыбнулся и сменил тему.

– Динъюань, пригласи Пушэня-шичжи в мой зал для созерцания.

– Пушэнь-шишу медитирует в келье, Динъюань не посмел его беспокоить, – почтительно ответил молодой монах.

Настоятель Уляо кивнул, и молодой монах удалился.

– Пушэнь-шичжи вырос в храме Пуду, он единственный из учеников в моём храме, кто изучал фехтование, и померяться силами с “Первым мечом Сянъи” – его самое страстное желание.

– А, – сказал Ли Ляньхуа, – Ли Сянъи мёртв уже десять лет.

– И “Первый меч Сянъи” тоже мёртв? – спросил настоятель.

Ли Ляньхуа кашлянул.

– Это вина Ли Сянъи, при жизни он забыл написать трактат по фехтованию…

Настоятель Уляо горько усмехнулся и покачал головой.

Вдруг за окном послышался грохот и что-то повалилось, Ли Ляньхуа с настоятелем поднялись посмотреть и увидели, что росшее на заднем дворе дерево высотой в пять-шесть чжанов переломилось, и его крона упала на землю, обрушив две монашеские кельи. Два монаха выскочили наружу, в смятении и испуге уставились на дерево, недоумевая, с чего оно вдруг рухнуло? Вскоре вокруг упавшей кроны столпилось множество монахов, настоятель Уляо с Ли Ляньхуа тоже поспешили осмотреть его: похоже, ствол подточили жуки, и он подломился под порывами ветра.

Хотя происшествие было странное, но ничего серьёзного не случилось; настоятель Уляо разогнал монахов читать сутры и подметать двор. Ли Ляньхуа прошёл с настоятелем Уляо несколько кругов по храму, а затем настоятель с улыбкой сообщил, что в храме Пуду весьма хороша постная пища, а такой рыбы на сосновых шишках, как готовит Гу-шифу, не сыщешь во всей Поднебесной – не желает ли гость отведать? Ли Ляньхуа уже собирался согласиться, как вдруг молодой монах доложил, что дровник дымится, и пропало много дров, возможно, там что-то тлеет уже давно. Настоятелю Уляо стало неудобно занимать гостя, и Ли Ляньхуа пришлось распрощаться и уйти, досадуя и вздыхая про себя. Видя, что только что находившийся при смерти настоятель в мгновение ока поправился и вернулся к делам, монахи в душе не могли не восхвалять Ли Ляньхуа – действительно, врачебное искусство этого чудесного целителя не имело себе равных и слава его была заслуженной.

Когда Ли Ляньхуа вышел за ворота храма Пуду и оглянулся, то увидел, что над пагодой струится дым. Вздохнув, он зевнул и направился к своему “Лотосовому терему”. Учитель Пухуэй потратил более десяти дней, чтобы с помощью четырёх быков доставить его дом на гору Цинъюань и расположить рядом с храмом. Он погладил восстановленную монахом доску, довольный его вниманием к деталям, а затем непринуждённо вошёл в свой обновлённый “Лотосовый терем” и принялся перерывать всё сверху донизу в поисках чего-то.

Как только Ли Ляньхуа переступил порог своего дома и запер двери, некий всадник галопом промчался по горе Цинъюань – и проехал мимо “Лотосового терема”, вот только не понял, что это за здание такое, а направился прямиком в усадьбу “Сотня рек”.

Очевидно, это был ученик из “Сотни рек” – и если бы Ли Ляньхуа увидел его, или же он увидел бы Ли Ляньхуа, они оба бы удивились, потому что лошадь погонял никто иной как молодой господин Го Хо, с которым они расстались в усадьбе Цайлян всего десять с лишним дней назад.

Глава 25. Пение сутр, пламя

– Юнь Бицю! Юнь Бицю! Шифу!.. – Тихую и малолюдную усадьбу “Сотня рек” вдруг огласили крики, подобные львиному рыку, человек вломился в дом Цзи Ханьфо, выбежал через заднюю дверь, затем вломился в дом Бай Цзянчуня, снова выбежал через заднюю дверь, и наконец, запрыгнул в дом Юнь Бицю через окно, схватил писавшего что-то кистью наставника и завопил: – Шифу!

Юнь Бицю, нахмурившись, посмотрел на этого ученика, воспитанного по заветам Ли Сянъи – учеником, конечно же, был Го Хо. Го Хо отправили в орден “Сыгу” в одиннадцать лет и записали ему в ученики, но Бицю находился в затворничестве и не мог научить его ни чтению, ни боевым искусствам, так что другие ученики ордена из жалости иногда показывали ему приём-другой. Этот ребёнок был от природы добрым, прямым и честным, и пусть не слишком понятливым, зато запоминал он хорошо, и за десять лет, подхватывая то тут приём, то там удар, прекрасно освоил боевое мастерство. Юнь Бицю испытывал вину перед ним – да ещё и Ли Сянъи больше всего ненавидел в людях притворство – потому никогда не ругал Го Хо за его неотёсанность. Теперь же слегка пожалел об этом – следовало хотя бы научить его, что входить к кому-то надо через дверь.

– Ты разве не вернулся домой?

– Юнь Бицю, я женился, – первым делом сообщил Го Хо.

Юнь Бицю чуть не рассмеялся сквозь слёзы, но в глазах его мелькнула скорбь.

– Тогда поздравляю, только учитель не знал, а то отправил бы тебе подарок.

– Но моя жена умерла, – обескураженно выдал Го Хо.

Юнь Бицю замер.

– Что слу…

Го Хо схватил его и завопил:

– Дома я встретил одного необычного человека! Его зовут Ли Ляньхуа, позавчера я вдруг вспомнил, что вы со вторым шибо* обсуждали этого человека. Он благодетель нашей семьи, скорее, скажите, где он живёт, мы с батюшкой хотим отправить ему подарок в благодарность.

Шибо – дядюшка-наставник, о старшем собрате учителя.

– Ли Ляньхуа? – Юнь Бицю не успел осознать, что так взволновало этого неотёсанного ученика, а в сердце уже дрогнула струна – опять Ли Ляньхуа! Го Хо снова принялся его трясти, Юнь Бицю всё ещё размышлял, как вдруг запахло гарью, а из окна повеяло жаром. Они оба выглянули наружу: старое здание во дворе усадьбы неожиданно загорелось. Пожар был странный – яркое пламя вырывалось из окон, словно огонь внутри разошёлся уже давно и только сейчас распространился за пределы здания.

– Наньфэй, принеси воды, – отчётливо послышалось за окном: Цзи Ханьфо уже прибыл на место пожара и командовал учениками. Бай Цзянчунь проскользнул в здание словно плывущий селезень, и тут подошёл человек безобразной наружности: лицо у него было землистого цвета, на носу – большая родинка, а на голове – несколько длинных чёрных волосин. Это был Шишуй*. Слово “вода” в его имени было заслужено: он несколько раз ударил в ладони, из них вырвался ледяной ветер, послышалось шипение – из дома толчками повалил пар, и пламя поутихло. Го Хо с криком выскочил из окна Юнь Бицю, вместе с Фу Наньфэем притащил тяжеленную бадью с водой, и спустя чуть больше половины большого часа пожар потушили, однако чёрный дым всё ещё поднимался в небо. Кашляя, Бай Цзянчунь вышел из дома, Цзи Ханьфо со странным выражением лица глянул на него и нахмурил брови.

Шишуй – дословно “камень-вода”

– Ну что?

– Сам иди посмотри, твою бабку восемь раз, я чуть насмерть не задохнулся. – Бай Цзянчунь принялся усиленно обмахиваться веером, всё его мясистое лицо перепачкалось в копоти. – У нас там труп.

– Труп? – Цзи Ханьфо наморщил лоб. – Чей?

Выражение лица Бай Цзянчуня было не слишком приятным.

– Да это просто кусок плоти, как я пойму, чей он? Твою мать, кто-то содрал с человека кожу, а сочащееся кровью мясо поджарил на огне как курочку, демон знает, кто это был!

В глазах Цзи Ханьфо сверкнул гнев, Бай Цзянчунь задрожал – глава разозлился – и быстро убрался с дороги, пропуская Цзи Ханьфо и Шишуя внутрь обгоревшего дома.

В этом старом здании хранились книги. Юнь Бицю в молодости был одержим чтением, да ещё и происходил из состоятельной семьи, потому его коллекция была подобна безбрежному морю облаков. После того, как орден “Сыгу” был распущен и обосновался в усадьбе “Сотня рек”, он порастерял уже много собранных в юности книг, однако оставшихся всё ещё хватало, чтобы заполнить целый дом. Самые дорогие он хранил у себя в покоях, а остальные сложил в этом здании – огонь так быстро разгорелся ещё и потому, что здесь хранилось множество книг. Цзи Ханьфо шагнул во всё ещё тлеющую комнату; язычки пламени вырывались из-под пола – доски пола прогорели, образовав дыру в полу, и внизу по-прежнему вспыхивали огоньки. Он опустился проверить и обнаружил, что под полом, где должна быть земля, похоже, прорыт грубый туннель. Судя по змеящимся язычками пламени и ударившему в нос запаху, это, должно быть, было масло. В конце масляной дорожки лежало нечто чёрно-красное – действительно, труп, с которого содрали большую часть кожи.

– С него не содрали кожу, а облили кипящим маслом, – вдруг открыл рот Шишуй. – Вскочили волдыри, и кожу содрали, когда снимали одежду. – Этот человек был уродлив наружностью, а когда открывал рот, то словно раздавался крысиный писк, даже ученики ордена пугались, завидев его.

Цзи Ханьфо кивнул, взмахнул пятернёй – и пять лёгких ветерков один за другим пронеслись над местом, где в туннеле ещё горел огонь, с шипением погасив его. Цзи Ханьфо одним порывом проскользнул в дыру и легко опустился рядом с пятном масла. “Старший на то и старший,” – втайне восхитился Бай Цзянчунь, наблюдая, как Цзи Ханьфо и Шишуй спустились в проход и отправились на разведку. Он был слишком тучным, чтобы пролезть в эту дыру, и потому остался наверху стоять на страже.

Подземный ход был весьма примитивный, его прорыли углубив естественные трещины и пустоты. Двое в ужасе уставились на окровавленные останки: с трупа не только содрали кожу, ему ещё и отрубили одну кисть, а в груди, похоже, была рана, это была жестокая и пугающая смерть; по очертаниям груди стало ясно, что это женщина. Переглянувшись, они по молчаливому согласию двинулись вперёд и долго шли в потёмках. Всего через двадцать чжанов оставленного позади света перестало хватать, и даже обладая отточенной внутренней силой, они не могли ничего разглядеть – остаточный дым ещё не рассеялся, и пришлось двигаться медленно, затаив дыхание и полагаясь на остроту слуха. Они продвигались так примерно половину времени горения палочки благовоний, как вдруг недалеко впереди послышались негромкие шаги. Цзи Ханьфо и Шишуй замерли: здесь есть кто-то ещё? Они тихо встали по обе стороны прохода, слушая, как с другого конца приближается человек, что-то напевая себе под нос, словно для храбрости.

– Кто здесь? – вдруг спросил он, не дойдя до них пяти чи.

Цзи Ханьфо и Шишуй мысленно вздрогнули: здесь было так темно, что хоть глаз выколи, незнакомец ступал тяжело, а значит, не слишком силён в боевых искусствах, они же стояли задержав дыхание, не издавая ни малейшего звука и не имея никаких злых помыслов, однако он что-то почувствовал на расстоянии пяти чи и насторожился – это интуиция или… Пока они раздумывали, незнакомец продолжил неспешно идти вперёд, всё так же напевая, прошёл ещё три-пять чжанов, остановился и снова воскликнул:

– Кто здесь?

Цзи Ханьфо с Шишуем нахмурились: оказывается, этот человек вовсе и не заметил их, просто кричал время от времени, что было немного нелепо.

– Друг, – тихонько кашлянул Цзи Ханьфо.

Шишуй уже начал действовать и почти схватил незнакомца за плечо, чтобы расспросить, как тот вдруг завопил: “Призраки!” – и обхватив голову руками бросился бежать. Шишуй опоздал лишь на мгновение, так что ему пришлось взмахнуть своей плетью Цинцюэ*, чтобы притащить его обратно. Лишь десяток человек в цзянху могли заставить Шишуя применить оружие при встрече, однако этот одиннадцатый явно не чувствовал себя ни капли польщённым, только испуганно кричал: “Призраки!”

Цинцюэ – скопа – крупная хищная птица, живёт у воды, питается рыбой.*** возможно, здесь имеется в виду мифическая “синяя птица”, посланница Сиванму

– Друг, мы не разбойники, просто хотим расспросить кое о чём. – Цзи Ханьфо даже не удивился, когда этот человек принялся вырываться из хватки Шишуя. – Во-первых, кто ты такой?

Крепко связанный плетью Цинцюэ, незнакомец ответил:

– Просто прохожий.

Цзи Ханьфо хмыкнул и холодно продолжил:

– Во-вторых, как ты оказался в этом туннеле?

– Я ни при чём! Спокойно спал у себя дома, как кто-то проехал мимо, грохоча подковами, аж земля затряслась, в гостиной вдруг обрушился пол, ну я и спустился посмотреть, в чём дело…

Они наморщили лбы.

– Где ты живёшь? – вдруг заговорил Шишуй.

От этих звуков незнакомец вскрикнул и долго не мог избавиться от дрожи в голосе.

– Я… я-я-я недавно переехал, живу у дороги, рядом с храмом Пуду.

Цзи Ханьфо поразмыслил: действительно, только что галопом прискакал Го Хо, в это сложно было не поверить.

– Как тебя зовут?

– Моя фамилия Ли…

Шишуй снова вмешался и произнёс с затаённой горечью:

– Твой голос звучит знакомо.

– Вот как? Ха-ха-ха… – притворно рассмеялся этот человек.

– В-третьих, – холодно продолжил Цзи Ханьфо, – если ты правда такой трусливый, то зачем забрался так далеко в этот туннель?

Он делано рассмеялся.

– Я заблудился.

Цзи Ханьфо недоверчиво промолчал.

– Кто ты такой? – мрачно и устрашающе повторил вопрос Шишуй.

– Моя фамилия Ли, зовут… зовут… – Шишуй натянул плеть, он застонал и неохотно выдавил: – Зовут… Ляньхуа.

– Ли Ляньхуа? – Цзи Ханьфо и Шишуй представить не могли, что этот человек с таким позором потеряет лицо. Шишуй убрал плеть.

– Так вы чудесный целитель Ли. – Хотя он сказал “чудесный целитель”, но без капли восхищения, словно имел в виду: “Так вы та свинья”.

Ли Ляньхуа однако, раскрыв личность и разрешив недоразумение, вздохнул с облегчением и улыбнулся.

– Верно, верно.

– Цзи Ханьфо к вашим услугам, – спокойно произнёс Цзи Ханьфо.

– Шишуй, – вторил ему соратник.

– Рад знакомству… – начал Ли Ляньхуа, как его прервали.

– Раз уж мы с вами не враги, целитель Ли, можете рассказать, как вы оказались в этом туннеле и зачем приехали?

Ли Ляньхуа вздохнул, понимая, что раз уж Цзи Ханьфо прицепился, легко отделаться от него не получится, и решил говорить прямо.

– На самом деле, когда я сегодня лечил настоятеля Уляо, кое-что произошло…

Он рассказал об утренних событиях.

– Думаю… это дерево упало неспроста…

– Шум на востоке, удар на западе, – ровно заметил Цзи Ханьфо.

Ли Ляньхуа кивнул, вдруг вспомнил, что его не видно, и поспешно добавил:

– Совершенно верно, герой Цзи очень мудр. – Цзи Ханьфо нахмурился: голос Ли Ляньхуа казался знакомым, но на кого он был похож никак не вспоминалось, а от слов “герой Цзи очень мудр” вдруг сделалось неуютно. Ли Ляньхуа же продолжал: – Больше всего внимания в храме Пуду привлекает пагода, которая находится рядом с кельей настоятеля… Переломить крону дерева в пять чжанов высотой может либо сильный порыв ветра, либо же чей-то удар. Если исключить ветер, то чтобы снести только крону, а не всё дерево целиком, нужно находиться близко к ней, и только пагода имеет достаточную высоту. – Он помолчал. – В пагоде хранятся священные останки бонзы, обычно там постоянно ходят люди, не знаю, каким образом там можно спрятаться, но если внутри кто-то был, то пожелай он выйти из пагоды средь бела дня, его непременно бы заметили, так что…

– Вы хотите сказать, что некто по неизвестной причине находился в пагоде и захотел выйти, не привлекая внимания, поэтому сломал дерево, чтобы отвлечь монахов, и пока они сгрудились у дерева, сбежал? – холодно подытожил Шишуй. – Верится с трудом, а человек где? – Пока никто не пойман, никакие доводы не могли убедить Шишуя, что в пагоде кто-то был.

Ли Ляньхуа горько усмехнулся.

– Это… это… по большей части предположение.

– В это не так уж сложно поверить, Шишуй, – медленно проговорил Цзи Ханьфо, – здесь ведь оказался проход.

– И что с того? – фыркнул Шишуй.

– А откуда ты знаешь, что этот туннель не ведёт к пагоде? – хмуро спросил Цзи Ханьфо. Шишуй вздрогнул и замялся. Цзи Ханьфо двинулся дальше по проходу. – Если бы кто-то спустился сюда через книгохранилище, прошёл по туннелю к пагоде, сломал дерево, выбежал из пагоды и вернулся в “Сотню рек” через главные ворота – скажешь, такое невозможно?

– Хочешь сказать, в “Сотне рек” завёлся шпион? – помрачнел Шишуй.

– Не знаю, – спокойно сказал Цзи Ханьфо и вдруг обратился к Ли Ляньхуа: – Целитель Ли, удивительно, как вы смогли отыскать этот туннель лишь на основе предположения.

– А, – отозвался тот, – просто дровник в храме Пуду начал дымиться, а когда я вышел, то увидел, что и из пагоды идёт дым, и предположил, что эти два места могут быть связаны… А затем обратил внимание, что и в “Сотне рек” тоже как будто что-то горит, и подумал, неужели все эти три места сообщаются проходами?..

Цзи Ханьфо даже не удивился.

– И где же вы спустились?

Вопрос поставил Ли Ляньхуа в тупик, он надолго ошарашенно замолчал.

– Я…

– Вы подумали, что между храмом Пуду и “Сотней рек” может быть туннель, нашли место, где он предположительно мог проходить, выкопали яму и спустились, верно? – ровным голосом сказал Цзи Ханьфо.

– А… ха-ха-ха-ха… – неловко рассмеялся Ли Ляньхуа.

– Этот проход действительно ведёт в “Сотню рек”, а теперь скажите, правда ли на другом конце – пагода?

Ли Ляньхуа долго молчал, а потом только вздохнул.

– Да.

– Целитель Ли… – медленно начал Цзи Ханьфо. – Будь глава моего ордена жив, он бы обругал вас на чём свет стоит…

– Да… – Ли Ляньхуа всё так же горько улыбался.

– Если умный прикидывается дурачком, то он несравненный глупец, – холодно сказал Шишуй.

Ли Ляньхуа беспомощно согласился.

Втроём они прошли по образованному естественными трещинами туннелю, в конце оказалось два выхода: один – в дровник храма Пуду, другой – в пагоду. Только выход в храм Пуду был придавлен дровами, и выйти можно было только через пагоду. Плиты пола в пагоде раскололись от времени, а выход в дровнике, похоже, был настоящий, только монахи так завалили его, что открыть не представлялось возможным. Они осмотрелись и вернулись к “Сотне рек” тем же путём. Цзи Ханьфо вдруг заговорил:

– Целитель Ли, кто-то сбежал отсюда, совершив злодейство. У входа в мою усадьбу лежит труп.

– Труп? – ужаснулся Ли Ляньхуа. В этот момент он почувствовал, что правой ногой наступил на что-то, и закричал: – Призраки!

Шишуй щелчком плети слегка ударил по этой вещи и равнодушно произнёс:

– Всего лишь куриная кость.

– Ах, как неловко, – смутился Ли Ляньхуа.

Глава 26. Пение сутр, пламя

Когда они медленно приблизились к лежащим возле выхода останкам, стало немного светлее, а Цзи Ханьфо с Шишуем, с их острым зрением, хватало и толики света, чтобы отчётливо видеть в окружности многих чжанов. Разглядев облик Ли Ляньхуа, они оба вдруг переменились в лице.

– Ты… ты…

– Я что? – заморгал Ли Ляньхуа.

Невозмутимый Цзи Ханьфо пришёл в некоторое смятение.

– Кто вы такой?

– Кто я такой? – растерялся Ли Ляньхуа. – От неба и земли родились люди, от людей родились люди, сыновья, и внуки, и правнуки. “Кто я такой” – на этот вопрос ищут ответ с незапамятных времён…

Цзи Ханьфо снова пристально его оглядел, издал протяжный вздох и пробормотал:

– Нет…

Лицо Шишуя исказилось, он вдруг зашагал прочь, выскочил в дыру и исчез. Ли Ляньхуа потёр щёку.

– В чём дело?

Цзи Ханьфо кашлянул.

– Вы очень похожи на старого друга, однако у вас не такие густые брови – у него доходили до висков, у вас слегка желтоватая кожа, а у него – сияла как белый нефрит. Будь он жив, сейчас ему было бы двадцать восемь-двадцать девять лет, вы же гораздо младше.

Ли Ляньхуа поддакнул, явно не понимая, о чём речь. Цзи Ханьфо отвернулся, и они прошли еще семнадцать-восемнадцать чжанов, пока не остановились перед обгоревшим до неузнаваемости телом с отрубленной рукой.

Ли Ляньхуа нагнулся осмотреть труп. Цзи Ханьфо тяжело выдохнул: он уверился, что это не Ли Сянъи – помимо того, что брови и цвет кожи отличались, нос у Ли Ляньхуа чуть короче, а на щеках – несколько бледных крапинок, и хотя его нельзя было назвать некрасивым, однако до несравненного изящества Ли Сянъи его внешность не дотягивала, к тому же их манера держаться различалась как небо и земля. Даже если бы глава ордена воскрес, невозможно, чтобы он превратился в Ли Ляньхуа, а внешнее сходство – совпадение, да и только.

– Эту женщину облили маслом, отрубили ей руку, закололи мечом и проломили череп, – заключил Ли Ляньхуа после долгого осмотра. – Её убили четырьмя способами.

Цзи Ханьфо кивнул, всё ещё не сводя глаз с его лица. Не обращая на него внимания, Ли Ляньхуа тихонько вздохнул и, перерыв всё в туннеле, обнаружил подобие подпорки для сковороды, сложенное из трёх толстых веток – вероятно, тут и разогревали масло, только самой сковороды не было видно. На земле валялось множество веток, куриных и утиных костей.

Бай Цзянчунь тоже разглядывал сверху Ли Ляньхуа, как и Цзи Ханьфо, тщательно подмечая сходства и различия, которых с первого взгляда увидел множество, и с душой, полной сомнений, гадал, может ли это быть знакомый. Ученики “Сотни рек” начали наводить порядок в книгохранилище и приготовились унести тело. Ли Ляньхуа долго бормотал, что не может определить внешность и возраст жертвы, и сердито заявил, что вернётся к себе домой изучать искусство врачевания. Цзи Ханьфо хотел уговорить его остаться, но не смог придумать повод, отправил Бай Цзянчуня проводить его, а сам вернулся в свою комнату и долго стоял у окна, как будто в задумчивости.

Вдруг скрипнула дверь, он резко обернулся, заложив руки за спину, посмотрел на вошедшего и слегка сдвинул брови.

– Ты?

Человек в простом платье и с распущенными волосами, ещё не успев перешагнуть порог, закашлялся.