Текст книги "Столкновение миров"
Автор книги: Стивен Кинг
Соавторы: Питер Страуб
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 48 страниц)
Джек увидел, что карманы его вывернуты.
По месту, где произошел несчастный случай, бродили человек десять. Они двигались медленно, часто останавливаясь, пили Эль из луж, черпая его пригоршнями. Большинство покачивалось. Голоса были громкими, изредка раздавались взрывы пьяного смеха. Как-то после долгих уговоров мама позволила Джеку пойти вместе с Ричардом на двойной ночной сеанс и посмотреть «Ночь Живых Мертвецов» и «Возвращение Мертвеца». Эти качающиеся пьяницы напоминали Зомби из этих фильмов.
Капитан Фаррен обнажил меч. Он был именно таким, коротким и видавшим виды, как подозревал Джек, и совершено не походил на меч из рыцарских фильмов. Он был чуть больше, чем нож у мясника, заостренный, отточенный и зазубренный. Рукоятка была обернута старой кожей, потемневшей от пота. Лезвие было черным… кроме режущей кромки. Она казалась яркой, тонкой и очень острой.
– А ну, прочь отсюда! – выкрикнул Капитан. – Убирайтесь от Королевского Эля, черт вас подери! Убирайтесь, а то не соберете кишок!
Раздался недовольный ропот, но все двинулись прочь от Капитана Фаррена. Все, кроме огромного мужчины, у которого кое-где из совершенно лысого черепа торчали пучки волос. Джек прикинул, что он весит фунтов триста, и, по крайней мере, футов семи росту.
– Ты что, хочешь справиться со всеми нами? – спросил он, делая жест рукой в сторону толпы, которая отступала от мокрой дороги по приказу Фаррена.
– Конечно, – ответил Фаррен, и усмехнулся великану. – И мне очень хочется этого, особенно, если ты будешь первым, пьяный кусок дерьма.
Усмешка Фаррена стала шире, и великан начал отступать.
– Иди сюда, если хочешь. Я вспорю тебе брюхо, и это будет первым хорошим делом, которое я сделаю за сегодня.
Что-то бормоча, пьяный гигант отошел.
– А теперь слушайте все вы! – прокричал Фаррен. – Ступайте прочь! Сейчас от павильона Королевы идет сюда дюжина моих солдат. Они не очень рады этой работе, и я не собираюсь их винить и отвечать за их поступки! Я думаю, вы еще успеете добраться до деревни и спрятаться в подвалах, пока они не появились! Так что ступайте! Прочь отсюда!
Они уже повернули к деревне Все Руки и удирали; гигант, который выступал против Капитана, впереди всех. Фаррен что-то проворчал и обернулся к месту катастрофы. Он снял куртку и закрыл лицо сына возницы.
– Хотел бы я знать, кто из них обшарил карманы бедняге, пока он умирал здесь на дороге, – задумчиво сказал Фаррен. – Если бы я это знал, я бы повесил его на пересечении дорог еще до захода солнца.
Джек ничего не ответил.
Капитан посмотрел на мертвого паренька, потирая одной рукой свой грубый, багровый шрам. Когда он взглянул на Джека, казалось, что он только что очнулся.
– Тебе пора идти, мальчик. Прямо сейчас. Пока Осмонд не захотел подробнее расспросить моего идиота-сына.
– А что будет с вами? – спросил Джек.
Капитан слабо улыбнулся.
– Если ты исчезнешь, у меня не будет проблем. Я могу сказать, что отослал тебя обратно к матери, или что я взбесился, поколотил тебя поленом и убил. Осмонд поверит чему угодно. Он сумасшедший. Они все такие. Они ждут, когда она умрет. Это произойдет скоро. Если только…
Он не закончил.
– Иди, – сказал Фаррен. – Не мешкай. И когда услышишь, что приближается экипаж Моргана, удирай с дороги и беги глубже в лес. Глубже. Иначе он учует тебя, как кот чует мышь. Он сразу же чувствует, если что-то не так, как нужно. Ему нужно. Он дьявол.
– А как я услышу, что он приближается? – переспросил Джек. Он глядел на дорогу, простирающуюся за разбитыми бочками. Она поднималась вверх до опушки леса. «Наверное, там темно, – подумал он. – И Морган может проехать другой дорогой». Страх и одиночество, объединившись в единое целое, накатились волной, разрывающей сердце. Он почувствовал себя несчастным, как никогда раньше. «Спиди, я не могу сделать этого! Разве ты не знаешь? Я же всего лишь ребенок!»
– В экипаж Моргана впряжено шесть пар лошадей, и тринадцатый коренной, – ответил Фаррен. – На полной скорости, в галопе, эти чертовы лошади грохочут как гром, катящийся по земле. Ты их услышишь, не волнуйся. У тебя будет время спрятаться. Я просто уверен в этом.
Джек что-то прошептал.
– Что? – резко спросил Фаррен.
– Я сказал, что не хочу идти, – повторил Джек немного громче. Слезы наворачивались на глаза, и он знал, что стоит им начать падать, как он потеряет самообладание, растеряется, будет просить Капитана Фаррена увести его отсюда, защитить его, что-то…
– Мне кажется, что тебе уже слишком поздно обсуждать это, – ответил Капитан Фаррен. – Я не знаю твоей истории, мальчик, и не хочу знать. Я даже не хочу знать, как тебя зовут.
Джек стоял и глядел на него, его плечи были опущены, глаза горели, губы дрожали.
– Расправь плечи! – прикрикнул на него Фаррен, внезапно разозлившись. – Кого ты хочешь спасти? Куда ты собрался? Ты не пройдешь и десяти футов, если будешь так выглядеть! Но ты должен, по крайней мере, стараться, понял? А ты похож на побитую собаку!
Вздрогнув, Джек расправил плечи и вытер слезы. Его взгляд упал на останки сына возницы, и он подумал: «По крайней мере, я не в таком состоянии. По крайней мере, пока. Он прав. Легче всего жалеть самого себя». Это была правда. И в то же время, он немного ненавидел Капитана за то, что тот забрался в душу и нажал верную кнопку.
– Уже лучше, – сказал Фаррен. – Не намного, но лучше.
– Благодарю, – саркастически сказал Джек.
– У тебя нет времени плакать, малыш. За тобой гонится Осмонд. И Морган тоже скоро может погнаться за тобой. И, возможно… возможно, там, откуда ты пришел, тоже возникнут проблемы. Но возьми это. Если Паркус послал тебя ко мне, то он хотел, чтобы я дал тебе вот это. Возьми и иди.
Он держал в руке монету, Джек поколебался, затем взял ее. Она была размером с полудоллар Кеннеди, но немного тяжелее. «Наверное, золотая», – подумал он, хотя цвет был тускло-серебряный. На одной стороне ее был портрет Лауры Де Луиззиан в профиль. Он опять на секунду был поражен ее сходством с матерью. Нет, не просто сходством, несмотря на мелкие отличия, такие, как толщина носа или округлость подбородка, она была его матерью. Джек знал это. Он перевернул монетку и увидел изображение животного с головой и крыльями орла, а телом льва. Казалось, оно смотрело прямо на Джека. Это немного нервировало его, и он положил монетку в камзол, рядом с бутылочкой Спиди.
– Для чего это? – спросил он у Фаррена.
– Ты узнаешь это, когда настанет время, – ответил Капитан. – А, может, и нет. В любом случае, я выполнил свой долг. Скажи это Паркусу, если встретишь.
Джек почувствовал, что снова утратил чувство реальности.
– Иди, сынок, – сказал Фаррен. Его голос был тих, но не настолько, чтобы быть мягким. – Делай свое дело… или то, что сможешь.
В конце концов, ощущение нереальности происходящего, чувство, что он сам является не более, чем частью чьей-то галлюцинации, заставило его двинуться. Левая нога, правая нога, сено, солома. Он отпихнул ногой щепку от бочки. Перешагнул через остатки колеса. Обошел фургон, не обращая внимания на кровь, сочившуюся из-под него, и жужжащих мух. Какое значение имеют кровь и мухи в сене?
Он дошел до края промокшего и замусоренного участка дороги, оглянулся…
Но Капитан Фаррен смотрел в другую сторону. Либо он высматривал своих солдат, либо же не хотел смотреть на Джека. В любом случае, результат был один и тот же. Спина есть спина. Глядеть не на что.
Он сунул руку в карман, коснулся монеты, которую дал ему Фаррен, и сжал ее в кулаке. Это придало ему немного уверенности. Держа ее в руке, как ребенок держит монетку, которую ему дали на конфеты, Джек пошел дальше.
7
Прошло часа два, прежде чем Джек услышал звук, который Капитан Фаррен описал как «гром, который катится по земле». А может быть, прошло четыре часа. Как только солнце скрылось за деревьями на западе, (и вскоре после того, как Джек вошел в лес), стало трудно определять время.
По направлению к павильону Королевы двигалось множество повозок. Заслышав приближение повозки (ее было слышно издалека, чистота воздуха напомнило Джеку слова Спиди о человеке, который может за полмили ощутить запах выкопанной из земли редиски). Джек вспомнил о Моргане, перебегая сначала в придорожную канаву, а затем в лес. Ему не нравилось находиться в этом темном лесу, даже вблизи кромки, где он мог видеть сквозь стволы деревьев дорогу; его нервы в лесу были все время напряжены, но мысль о том, что Дядя Морган (так как ему все еще казалось, что именно он является хозяином Осмонда, несмотря на слова Капитана Фаррена) схватит его на дороге, нравилась ему еще меньше.
Так что каждый раз, заслышав на дороге фургон или телегу, он скрывался, и каждый раз, когда экипаж проезжал, возвращался на дорогу. Однажды, когда он переходил через грязную канаву, что-то пробежало или скользнуло по его ноге, и Джек вскрикнул.
Движение было не очень оживленным, и, хотя он постоянно сбегал с дороги, все же в нерегулярном движении повозок было что-то успокаивающее. По крайней мере, это напоминало ему, что он на дороге не один.
Вместе с этим ему хотелось побыстрее убраться с Территорий.
Волшебный сок Спиди был самым худшим лекарством, которое он пробовал в жизни, но он с радостью проглотил бы этот выворачивающий желудок напиток, если бы кто-нибудь (например, Спиди) появился перед ним и уверил его, что как только он откроет глаза, то сразу же увидит золотые арки МакДональдса, те самые, что его мать называла Величайшим Достижением Америки. Чувство опасности нарастало в нем, чувство, что сам лес опасен, что что-то в лесу подкарауливает его, что сам лес подкарауливает его. Кажется, деревья подбирались все ближе к дороге. Да. Раньше они начинались за канавами. Теперь они стояли в канавах. Раньше это были в основном сосны и канадские ели. Теперь появились новые деревья, некоторые с черными стволами, закрученными, как гнилые канаты; некоторые – похожие на жуткие гибриды ели и папоротника. Эти последние имели серые отвратительные корни, которые торчали из земли как одутловатые пальцы. «Наш мальчик?» Казалось, в голове Джека раздавался шепот этих мерзких деревьев. «НАШ мальчик?
Это тебе кажется, Джеки. Ты просто немного напуган».
Он не очень верил в это.
Деревья действительно изменялись. Чувство напряжения в воздухе – такое чувство, что за тобой следят, – было слишком реальным. И он начал думать, что постоянно возвращающиеся в его голову чудовищные мысли – это что-то, что он берет от леса… как будто сами деревья посылали в его мозг какие-то волны.
Но в бутылочке Спиди оставалась всего половина волшебного сока. И этого должно было хватить ему на дорогу через все Соединенные Штаты. Но ему не хватит даже на Новую Англию, если он будет отхлебывать каждый раз, когда ему что-то покажется.
Он все время возвращается мысленно к тому огромному расстоянию, которое ему предстоит пройти в его мире, когда он перелетит из Территорий. Сто пятьдесят футов тут эквивалентно полумили там. По соотношению, хотя Джек понимал, что соотношение может изменяться, он прошел миль десять здесь и должен быть где-то в районе Нью-Хэмпшира там. Как будто идешь в семимильных сапогах-скороходах.
Когда станет очень темно, небо станет не синим, а фиолетовым, я перелечу обратно. Точно, так и сделаю. Мне не хочется идти ночью по этому лесу. А если где-то в Индиане волшебный сок кончится, то старина Спиди пришлет мне по почте еще бутылочку.
Размышляя об этом и о том, как хорошо иметь в голове план действий (даже если этот план охватывает только ближайшие два часа), Джек внезапно понял, что он слышит грохот экипажа и топот многих лошадей.
Повернув голову, он остановился посреди дороги. Его глаза расширились и ему представились одновременно две картинки: большой автомобиль с двумя мужчинами внутри, не мерседес, это точно, а автофургон «ДИКОЕ ДИТЯ», набирающий скорость, уезжая от Дяди Томми, истекающего кровью. Он увидел руки на баранке фургона… только это были не руки. Это были копыта.
На полной скорости, в галопе, эти чертовы лошади гремят, как гром, катящийся по земле.
Теперь, услышав его, – звук был еще далеким, но довольно отчетливым в чистом воздухе – Джек удивился, как он мог принять все эти телеги за экипаж Моргана. Звук, который он слышал теперь, был совершенно другим, в нем был мощный потенциал. Это был катафалк, которым управляет дьявол.
Он замер посреди дороги, почти загипнотизированный, как кролик, которого осветили фарами. Звук постоянно нарастал: гром колес и копыт, треск бича. Он даже услышал голос возницы: «Хей-яааа! Хей! ХЕЙ-ЯАААА!»
Он все еще стоял на дороге, голова затуманилась от ужаса. Я не могу двигаться, я не могу двигаться. О, Боже, я не могу. Мама, мамочка, мамааааа!..
Он стоял на дороге и мысленно видел что-то огромное и черное, как почтовая карета, которую тянут черные животные, похожие больше на пантер, чем на лошадей, увидел возницу на облучке с развевающимися волосами и безумными глазами самоубийцы.
Он увидел, как она налетает на него.
Сбивает его.
Это вывело его из паралича. Он бросился вправо, через канаву, споткнувшись через один из этих торчащих корней, упал и покатился. Его спину, немного зажившую за последние несколько часов, обожгло свежей болью, и Джек скорчился.
Он поднялся на ноги и бросился в лес.
Сначала Джек хотел спрятаться за одним из черных деревьев. Оно было похоже на индийскую смоковницу, которую он видел, когда был в прошлом году на Гавайях. Ствол был скользким и неприятным. Джек побежал дальше, за сосновую поросль.
Гром подъезжающей кареты все нарастал. Каждую секунду Джек ожидал, что она промчится в направлении деревни Все Руки. Пальцы Джека судорожно сжимались и разжимались на стволе сосенки.
Прямо перед собой он видел просвет, через который можно было наблюдать за дорогой. Это был туннель, образованный листьями и иглами сосен. И когда Джеку начало казаться, что Морган уже никогда не появится, на восток промчался отряд из дюжины вооруженных солдат. Один из них нес знамя, но Джек не успел его рассмотреть. Затем сквозь узкое поле зрения Джека промчался экипаж.
Он промчался невероятно быстро. Секунда, может быть, меньше, но Джек успел рассмотреть его. Это была огромная карета, футов двенадцати в высоту. Ящики и сундуки, привязанные сверху, добавляли еще фута три. На голове каждой лошади развевался черный плюмаж – эти плюмажи были отогнуты назад, как под порывом сильного ветра. Позже Джек подумал, что Морган должен на каждую поездку набирать новых лошадей, так как казалось, что лошади совершенно загнаны. Кровавая пена падала из ртов хлопьями, глаза выкатывались из орбит.
Как и в его воображении или Видении на окнах были черные креповые занавески. Внезапно в одном из черных окон показалось белое лицо. Неожиданное появление этого лица было пугающим, как лицо призрака в разбитом окне заброшенного дома. Оно не принадлежало Моргану Слоуту… но и принадлежало одновременно.
И тот, у кого было это лицо, знал, что Джек или какая-то другая опасность, одновременно ненавистная и желанная, скрываются здесь. Джек увидел это по расширенным глазам и по неожиданной гримасе лица.
Капитан Фаррен сказал: Он учует тебя, как мышь, и теперь Джек отчаянно подумал: Он меня учуял, все правильно. Он знает, что я здесь, и что же сейчас произойдет? Он остановится и пошлет солдат в лес поймать меня.
Еще один отряд, который защищал экипаж Моргана сзади, промчался мимо. Джек ждал, вцепившись руками в кору сосны, уверенный, что Морган прикажет остановиться. Но приказа, видимо, не последовало, и вскоре тяжелый грохот экипажа и эскорта начал стихать.
Его глаза. Вот что такое. Эти темные глаза на белом лице. И…
Наш мальчик? НАШШШШШ-Ш-Ш-Ш!
Что-то скользнуло по его ноге… и поднялось по лодыжке. Джек вскрикнул и отпрянул, решив, что это змея. Но глянув вниз, он увидел один из этих неопрятных корней, который скользнул по ноге… и теперь окружал икру.
«Это невозможно, – тупо подумал он. – Корни не могут двигаться…»
Он резко отскочил, выдергивая ногу из петли, которую образовал корень. Икру обожгло, будто по ней продернули веревку. Он взглянул наверх и почувствовал, как холодный страх сжал его сердце. Кажется, он понял, почему Морган уехал, хоть и почувствовал его; Морган знал, что зайти в этот лес – все равно, что в тропическую реку, полную пираний. Почему же капитан Фаррен не предупредил его? Джек подумал, что Капитан Со Шрамом мог сам не знать этого и никогда не заходить так далеко на запад.
Серые корни этих елей-папоротников все пришли в движение – поднимались, опускались, ползли по земле к нему. Один, особенно толстый корень, покрытый на конце землей и грязью, поднялся и покачивался перед ним, как кобра из корзиночки факира.
НАШ мальчик! НАШШ!
Один из корней потянулся к Джеку, и тот попятился, видя, что другие образовали живую изгородь между ним и дорогой. Он уперся спиной в дерево… и с криком отпрыгнул, когда почувствовал, что кора за его спиной стала трещать и вздуваться, как будто спазматически сокращающиеся мышцы. Джек оглянулся и увидел одно из этих черных деревьев с закрученными стволами. Теперь ствол двигался, изгибы и узлы на коре образовывали подобие чудовищного гримасничающего лица с диким провалом вместо одного глаза и прищуренным вторым. С треском разошлась кора, и из нее начал вытекать бело-желтый сок. «НАШШ! Да, нашшшш!»
Корни толщиной в палец обвились вокруг плеч и груди Джека.
Он рванулся из последних сил, потянулся к бутылочке Спиди. Раздалось еще несколько громких тресков. Ему показалось, что деревья отрываются от земли. Даже у Толкина такого не было.
Он схватил бутылочку за горлышко и вытащил из кармана. Взялся за колпачок, и тут один из серых корней обвил его шею. Через секунду он сдавил горло.
У Джека перехватило дыхание. Бутылочка выпала из рук, и ухватившись за душивший его корень, он попытался протиснуть под него руки. Корень был не холодный и скользкий, а теплый и похожий на плоть. Он боролся с корнем, чувствуя, что у него темнеет в глазах.
Последним конвульсивным движением он сорвал корень с горла. Тот попытался обвить его кисть, и Джек, вскрикнув, выдернул руку. Он оглянулся и увидел откатившуюся бутылочку, которую обвил за горлышко один из корней.
Джек прыгнул за ней. Корни обвили его ноги, и он тяжело упал, пытаясь вытянуть руку еще на несколько дюймов…
Он коснулся гладкого зеленого стекла… и схватил бутылочку, потянул ее изо всех, чувствуя, что корни уже плотно вязали его ноги. Он откинул колпачок. Еще один корень приблизился, как бы стараясь отнять у него бутылочку. Джек оттолкнул его и поднес ее к губам. Запах прокисших фруктов заполнил все.
Спиди, пожалуйста, пусть это сработает!
Когда еще несколько корней охватило его спину и талию, упеленывая его, Джек уже сделал глоток, дешевое вино наполнило его рот. Он глотнул, закрыв глаза, молясь… но ничего не изменилось, все было плохо, это не срабатывало, он чувствовал, как корни окружают его руки и ноги, как…
8
Вода просачивалась в его джинсы и куртку, чувствовался запах…
Вода?
…грязи и сырости, слышал…
Джинсы? Куртка?
…несмолкаемый хор лягушек и…
Джек открыл глаза и увидел оранжевый круг опускающегося солнца, отражающегося в широкой реке. Нетронутый лес стоял на восточном берегу; на западном, где был он, широкий луг спускался к самой воде. Грунт был влажным и болотистым. Джек лежал у кромки воды, в самом грязном месте. Тут росли плотные заросли осоки. До морозов, которые убьют их, было еще месяца два, и Джек понял, что только что отбивался от них, как человек, который очнулся от кошмарного сна и сражается с собственным одеялом.
Он поднялся на ноги, мокрый и грязный, поднял за лямки рюкзак и стряхнул остатки сорняков, прицепившихся к рукам и ногам. Он двинулся прочь от берега, затем оглянулся и увидел бутылочку Спиди, лежащую в грязи рядом с откинутым колпачком. Часть «волшебного сока» либо вытекла, либо расплескалась в борьбе с хищными деревьями Территорий. Теперь в бутылочке была едва ли треть.
Секунду он стоял, погрузившись кроссовками в грязь на берегу, и смотрел на реку. Это был его мир; это были старые добрые Соединенные Штаты Америки. Он не видел ни золотых арок, о которых думал, ни небоскребов, ни спутников, поблескивающих в темнеющем небе, но он знал это так же хорошо, как и собственное имя. Вопрос только в том, был ли он вообще только что в другом мире?
Он оглянулся на незнакомую реку, на незнакомую местность, и услышал далекое мычание. Он подумал: Это какое-то новое место. Это точно не Аркадия Бич.
Да, это была не Аркадия Бич, но он не настолько хорошо знал окрестности Аркадия Бич, чтобы сказать, что он находится не в пяти-шести милях от побережья. Просто немного вглубь материка, откуда не так слышен запах Атлантического Океана. Он должен вернуться, как будто из кошмара. Все это невозможно, все, начиная с возницы с телегой, мясом и кучей мух и кончая живыми деревьями. Что-то вроде кошмарного сна и одновременно хождения во сне. Да, наверное. Его мать умирает, и ему показалось, что он давно знает это. Все признаки были налицо, и подсознание вывело правильное заключение. Это создало нужную атмосферу, чтобы попасть в самогипноз. А тут еще этот сумасшедший Спиди Паркер со своей бутылочкой. Все связалось воедино.
Дяде Моргану бы это понравилось.
Джек вздрогнул и глотнул. Глотать было больно. Не так, как тогда, когда простудишься, а так, когда болят поврежденные мышцы.
Он поднял левую руку и коснулся горла. На секунду он сам себе показался женщиной, которая проверяет, не появились ли у нее морщинки. Как раз над адамовым яблоком он обнаружил ранку. Она не слишком кровоточила, но тронуть ее было больно. Это сделал корень, который обвился вокруг горла.
– Правда, – прошептал Джек, глядя на оранжевую от заката солнца воду, прислушиваясь к кваканью лягушек и далекому мычанию коров. – Все правда.
9
Джек медленно пошел вверх по склону, оставляя реку за спиной. Пройдя полмили, он снял со спины рюкзак (удары, которыми наградил его Осмонд, все еще болели). Он вспомнил огромный бутерброд Спиди, но не вытащил ли тот его, пока Джек рассматривал медиатор?
Желудок отказывался принимать эту идею.
Джек расстегнул рюкзак, остановившись прямо под звездами. Сверху лежал бутерброд, и не просто кусок, или половина, а целый сэндвич, завернутый в газету. Глаза Джека наполнились слезами, и он мысленно поблагодарил Спиди.
Десять минут назад ты назвал его сумасшедшим стариком.
Его лицо вспыхнуло, но стыд не помешал ему слопать бутерброд меньше, чем за десять укусов. Джек закрыл рюкзак и взял его по-другому. Он двинулся дальше, чувствуя себя значительно лучше. Ворчливый червячок в его желудке на время уснул.
В скором времени он увидел впереди проблески света. Ферма. Залаяла собака. Это был громкий лай действительно большого пса. Джек замер.
«Заперт, – подумал Джек. – Или на цепи. Надеюсь».
Он принял вправо, и через время пес умолк. Ориентируясь на свет домишка, Джек вскоре вышел на дорогу. Он оглянулся по сторонам, не представляя себе, куда идти дальше.
Ладно, ребята, вот стоит Джек Сойер, посреди дороги из ниоткуда в никуда, мокрый до костей и в кроссовках, полных грязи. Счастливого пути, Джек!
Одиночество и тоска по дому накатились на Джека. Джек отогнал их. Он плюнул на указательный палец, затем щелкнул по капле слюны. Большая часть брызг полетела направо, или, по крайней мере, так ему показалось. Туда он и повернул. Минут через сорок, когда он опять устал и проголодался (что было хуже), он заметил у дороги пустой сарай.
Джек прополз под оградой и подошел к сараю. Дверь была заперта на замок, но он увидел под ней довольно большую щель. Снять рюкзак и пролезть под дверь было делом одной минуты. Рюкзак он втянул следом. Замок на двери помогал ему чувствовать себя в безопасности.
Он огляделся и увидел, что в сарае лежат очень старые вещи. Этим местом не пользовались очень давно. Это устраивало Джека. Он разделся, отбросил мокрую и грязную одежду. В кармане штанов он нащупал монету, которую дал ему Капитан Фаррен. Джек вынул ее и увидел, что из монеты с профилем Королевы на одной стороне и крылатым львом на другой она превратилась в серебряный доллар 1921 года. Он взглянул на Статую Свободы, затем положил монетку обратно в карман джинсов.
Джек вынул из рюкзака свежее белье, и решил, что грязное он сложит в рюкзак утром, до утра оно просохнет. А, может быть, он даже выстирает его потом в ручье.
Ища носки, он наткнулся на какой-то гладкий и твердый предмет. Джек вытянул его и увидел, что это зубная щетка. Сразу же перед его воображением предстал дом, его безопасность и уют – все, что олицетворяет собой зубная щетка. Он не мог избавиться от этих эмоций, отбросить их. Зубная щетка была вещью, которая должна находиться в светлой ванной комнате, вещью, которая используется вместе с хлопковой пижамой на теле и теплыми тапочками на ногах. Ей нечего делать на дне рюкзака в холодном, темном сарае на краю грунтовой дороги, на окраине глухого городишки, даже название которого неизвестно.
Одиночество накатило на него; он понял, что теперь он оторван от всего. Джек заплакал. Это был не истерический плач со всхлипываниями и причитаниями, когда люди плачут, пряча гнев под слезами. Он был одинок, и это продлится еще долго. Он плакал, потому, что казалось, что мир утратил безопасность и благоразумие. В нем осталось только одиночество, и лишь оно было реальным, но могло подкрасться и безумие.
Джек уснул еще до того, как высохли слезы. Он уснул, свернувшись вокруг рюкзака, одетый в одни трусики и носки. На его грязных щеках слезы проложили две блестящие бороздки, а в одной руке он держал зубную щетку.