Текст книги "Столкновение миров"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: Питер Страуб
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 48 страниц)

ЧАСТЬ IV
Талисман

Глава 34
Андерс

1

Внезапно Джек понял, что, хотя он все еще бежит, он бежит по разреженному воздуху, словно мультипликационный герой, у которого хватает времени на два удивительных кадра прежде, чем ринуться вниз на двухтысячефунтовую глубину. Но здесь не было двух тысяч фунтов. У него хватило времени только для того, чтобы понять, что под ногами нет земли, и затем упасть на четыре или пять фунтов, продолжая бежать. Он зашатался и мог бы сохранить вертикальное положение, если бы прямо на него не свалился Ричард, и они оба полетели кувырком.

– Берегись, Джек! – визжал Ричард. Сам он явно не собирался придерживаться своего совета, потому что его глаза были плотно сжаты. – Берегись Волка! Берегись мистера Дафри! Берегись…

– Прекрати, Ричард! – Этот крик на одном дыхании испугал его больше, чем что-либо до этого. Казалось, Ричард сошел с ума окончательно. – Прекрати, с нами все в порядке! Их нет!

– Берегись Этеридта! Берегись червей! Берегись, Джек!

– Ричард, их нет! Ради Джейсона, посмотри вокруг себя!

Сам Джек еще не успел этого сделать, но он знал, что им это удалось. Воздух был неподвижен и ароматен, ночь совершенно тиха, нарушаемая шорохом едва уловимого, благословенного ветерка.

«Берегись, Джек! Берегись, Джек! Берегись, берегись», – словно плохое эхо, звучащее внутри, память отозвалась хором мальчиков, собак, стоящих за окнами Нельсон Хауса: «Проснись! Прос-нись! Прос-нись! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!»

– Берегись, Джек, – завывал Ричард. Он уткнулся лицом в землю и походил на состарившегося мусульманина, пытающегося наладить отношения с Аллахом. – БЕРЕГИСЬ! ВОЛК! УЧЕНИКИ! ДИРЕКТОР! БЕРЕ…

Впав в панику при одной мысли, что Ричард действительно сошел с ума, Джек рывком оторвал голову друга от земли, и, держа его за воротник, влепил пощечину.

Словесный поток Ричарда словно кто-то отрезал. Он смотрел на Джека широко открытыми глазами, и Джек увидел, как на бледной щеке Ричарда начинает проступать его собственная пятерня, расплывшаяся красная татуировка. Чувство стыда быстро сменилось жгучим желанием узнать, где же они находятся. Было светло, иначе он не смог бы разглядеть ту отметку.

Частичный ответ на его вопрос пришел изнутри его самого, определенный и не подвергаемый сомнениям… по крайней мере, эта его часть.

«Граница, о Джек. Вы сейчас на границе».

Но у него не было времени обдумать это, ему нужно было приводить Ричарда в транспортабельную форму.

– С тобой все в порядке, Риччи?

Он глядел на Джека с молчаливым, укоризненным удивлением.

– Ты ударил меня, Джек.

– Я дал тебе пощечину. Так обычно поступают с людьми, впавшими в истерику.

– Но я не впадал в истерику! Я никогда в своей жизни не впадал в исте…

Ричард замолчал на полуслове и схватился за него, дико озираясь вокруг.

– Волк! Мы должны остерегаться Волка, Джек! Если мы перелезем через забор, он не сможет нас достать.

Он бы умчался в темноту в ту же секунду, пытаясь добраться до забора, который был теперь в другом мире, если бы Джек не схватил и не задержал его.

– Волка больше нет, Ричард.

– А?

– У нас получилось.

– О чем ты гово…

– Территории, Ричард! Мы в Территориях. Мы перенеслись!

«А ты чуть не выдернул эту проклятую руку из сустава, ты, вечно неверящий, – подумал Джек, потирая пульсирующее от боли плечо. – В мою следующую попытку перевезти кого-то, я сам подыщу настоящего маленького ребенка, который не перестал верить в Санта-Клауса и Медвежонка Истера».

– Это смешно, – надменно проговорил Ричард. – Ничего такого, как Территории, не существует, Джек.

– Если нет, – мрачно сказал Джек, – то почему же тогда тот большой белый Волк не кусает тебя за задницу? Или твоего собственного проклятого директора?

Ричард посмотрел на Джека, быстро открыл рот, чтобы что-то сказать, но так молча и закрыл его. Он огляделся по сторонам, на этот раз с большим вниманием (по крайней мере, на это Джек надеялся). Джек сделал то же, попутно наслаждаясь теплотой и чистотой воздуха. В любую секунду могут провалиться Слоут со своими пещерными тварями, но сейчас было просто невозможно не упиваться, с чисто животной радостью, своим новым возвращением сюда.

Они были в поле, высокая желтоватая трава с пушистыми колосьями, не пшеница, но что-то похожее, во всяком случае, какое-то съедобное зерно, простиралась в ночь, куда бы ни упал взгляд. Теплый ветерок гнал по ней таинственные, но очень красивые волны. Справа, на небольшом холме, стояло деревянное здание, перед ним на столбе была лампа. Внутри стеклянного шара лампы горело желтое пламя, такое яркое, что было почти больно смотреть на него. Джек видел, что здание восьмиугольное. Два мальчика вступили в Территории на самом дальнем краю светлого круга, отбрасываемого лампой. Но на дальней от них стороне круга было что-то металлическое, отражавшее свет лампы неровными бликами. Джек вглядывался в тот слабый, серебристый отсвет… и затем понял. То, что он испытал, было не удивлением, а скорее чувством сбывшихся ожиданий. Как будто два огромных зигзагообразных куска, один в Американских Территориях, а другой отсюда, только что точно сошлись вместе.

То были железнодорожные пути. И хотя в темноте было невозможно разобрать их направление, Джек думал, что знает, в каком направлении поведут эти рельсы.

На запад.

2

– Идем, – сказал Джек.

– Я не хочу идти туда, – ответил Ричард.

– Почему не хочешь?

– Слишком много происходит безумных вещей. – Ричард облизал губы. – В том здании может быть все, что угодно. Собака. Сумасшедшие люди. – Он снова облизал губы и руки.

– Я тебе сейчас расскажу, что мы сейчас в Территориях. Все безумное как ветром сдуло – здесь чисто. Ч… побери, Ричард, неужели ты не слышишь их запах?

– Ничего подобного Территориям не существует, – тонким голосом произнес Ричард.

– Оглянись вокруг себя.

– Нет, – сказал Ричард. Его голос был еще тоньше, это был голос до бешенства упрямого ребенка.

Джек сорвал пучок густой остистой травы.

– Посмотри на это.

Ричард отвернулся.

Джек с трудом сдержал острое желание встряхнуть его. Вместо этого он выбросил траву, сосчитал в уме до десяти и медленно двинулся вверх по холму. Он посмотрел вниз и увидел, что на нем было что-то похожее на обтягивающие кожаные брюки, на шее был повязан красный платок, что делало его очень похожим на одну из картин Фредерика Ремингтона. Джек поднял руку к своей шее и нащупал подобный платок. Затем он, ощупывая, прошелся вдоль своего тела и обнаружил, что удивительно теплое пальто Майлеса П. Кигера теперь было чем-то таким, очень напоминающим мексиканский сериал. «Бьюсь об заклад, что я выгляжу как реклама „Тасо Belle“», – подумал он и усмехнулся.

Когда Джек начал двигаться вверх по холму, оставляя его одного внизу, лицо Ричарда исказило выражение откровенной паники.

– Куда ты идешь?

Джек посмотрел на Ричарда и вернулся. Он положил руку на плечо Ричарда и сурово посмотрел ему в глаза.

– Мы не можем здесь оставаться, – сказал он. – Кто-то из них непременно видел, как мы перенеслись. Может быть такое, что они не могут прийти сразу после нас, а может быть такое, что могут. Я не знаю. О законах, управляющих всем этим, я знаю не больше, чем пятилетний малыш знает о магнетизме, а все, что пятилетний малыш знает об этом – это то, что иногда магниты притягиваются, а иногда отталкиваются. И в настоящий момент все, что мне нужно знать – это что нам необходимо отсюда выбраться. Конец рассказа.

– Мне все это снится, я знаю, мне снится.

Джек кивнул в направлении ветхого деревянного здания.

– Ты можешь идти, либо ты можешь остаться здесь, я вернусь за тобой после того, как все там проверю.

– Ничего этого нет на самом деле, – сказал Ричард. Его близорукие без очков глаза были широко открыты, ничего не выражали, и, казались подернутыми пылью. На мгновение он задержал взгляд на черном небе Территорий с их странной россыпью звезд, вздрогнул и отвел глаза.

– У меня температура. Это грипп. Вокруг эпидемия, много гриппа. Это бред. И ты, Джек, исполняешь главную роль в моем бреду.

– Ладно, как только представится возможность, я отправлю с кем-нибудь свою визитную карточку в Гильдию актеров Бреда, – сказал Джек. – А пока, почему бы тебе не остаться здесь, Ричард? Если ничего этого нет на самом деле, то тогда тебе не о чем беспокоиться.

Он снова двинулся прочь, думая о том, что еще несколько таких разговоров с Ричардом в духе «Алиса за чаепитием», и он убедится, что тоже сошел с ума.

Он прошел полпути вверх по холму, когда Ричард присоединился к нему.

– Я бы вернулся за тобой, – сказал Джек.

– Я знаю, – ответил Ричард. – Я просто подумал, что ничего не случится, если я пойду. Ведь все равно это только сон.

– Ладно, держи язык за зубами, если там кто-нибудь окажется, – сказал Джек. – По-моему, так оно и есть, я видел, как кто-то из переднего окна смотрел на меня.

– Что ты собираешься делать? – спросил Ричард.

Джек улыбнулся.

– Играть по ходу пьесы, Риччи-малыш, – сказал он. – С тех пор, как я покинул Нью-Хэмпшир, я только этим и занимался. Играл по ходу пьесы.

3

Они добрались до крыльца. Ричард в панике крепко сжал плечо Джека. Джек устало обернулся к нему; патентованная хватка Ричарда «Канзас Сити» была чем-то таким, что стало уже приедаться за все время этой безумной спешки.

– Что? – спросил Джек.

– Это сон, точно, – сказал Ричард. – Я могу это доказать.

– Как?

– Мы больше не говорим на английском языке, Джек. Мы говорим на каком-то другом языке, и мы говорим на нем свободно, но это не английский.

– Да, – сказал Джек. – Странно, не правда ли?

И он снова стал подниматься по ступенькам, а Ричард так и стоял внизу с разинутым ртом.

4

Спустя какое-то время Ричард пришел в себя и стал взбираться по ступенькам вслед за Джеком. Доски были перекошены, во многих местах расщеплены и не прибиты.

Где-то сквозь доски росли пучки той остистой зерновой культуры. Вдали, в глубокой тьме, оба мальчика различали сонное жужжание насекомых. Не тот пронзительный скрип сверчков, а более приятный звук. «Здесь многое было приятнее», – подумал Джек.

Уличная лампа светила теперь позади них. Их тени бежали впереди через крыльцо и, преломившись под прямым углом, вскарабкивались на дверь. На двери висела старая, стертая временем табличка. На мгновение Джеку показалось, что на ней странные буквы кириллицы, не поддающиеся расшифровке наравне с русским языком. Затем они проступили отчетливее, и слово было вовсе не неожиданностью: «Депо».

Джек поднял руку, чтобы постучать в дверь, затем покачал головой. Нет. Он не станет стучать. Это не было частным жилищем; надпись гласила «Депо», а это слово ассоциировалось в его сознании с общественными зданиями, местами, в которых ожидают автобуса «Грэйхаунд» и поезда «Эмтрэк», погрузочные зоны на «Дружелюбные Небеса».

Он толкнул дверь. Дружелюбный лампочный свет и определенно недружелюбный голос вырвались на крыльцо одновременно.

– Убирайтесь, дьявол! – хрипел надтреснутый голос. – Убирайся, я еду утром! Клянусь! Поезд в гараже! Уходи! Я дал слово, что я поеду, поеду, а сейчас ты ух… уходи и оставь меня в покое.

Джек нахмурился. Ричард открыл рот. Комната была чистой, но очень старой. Доски были настолько перекошены, что по стенам, казалось, бежали волны. На одной стене висела картина, изображающая дилижанс величиной, казалось, не меньше китобойного судна. Древняя стойка с такой же волнистой, как и стены, поверхностью, протянулась посредине комнаты, деля ее пополам. Позади нее, на дальней стене, было расписание, вверху одной было написано: «Прибытие дилижансов, отправление дилижансов».

Глядя на эту древнюю доску, Джек подумал, что прошло уже порядком времени с тех пор, как на ней записывали какую-либо информацию; он подумал, что, если бы кто-нибудь попытался написать на ней даже куском мела, доска треснула бы на кусочки и обвалилась на исхоженный пол.

Сбоку, на стойке, стояли самые большие песочные часы, которые когда-либо видел Джек. Они были не меньше огромной бутыли шампанского и наполнены зеленым песком.

«Оставь меня в покое, а? Я обещал, что поеду, и я поеду! Пожалуйста, Морган! Сжалься! Я обещал, а если ты не веришь мне, то посмотри в гараж! Поезд готов, клянусь, что поезд готов!»

И в этом же роде, и в том же духе. Бормотание не прерывалось. Крупный престарелый мужчина, изливающий его, съежился в раболепном страхе в дальнем правом углу комнаты. Джеку показалось, что рост старика не менее шести футов и трех дюймов, даже в этой рабской позе. Низкий потолок был в каких-то четырех дюймах над его головой. Ему могло быть семьдесят, а если он чертовски хорошо сохранился, то и восемьдесят. Белоснежная борода начинала расти под глазами и каскадом ниспадала на грудь веером по-детски хороших волос. У него были широкие плечи, но сейчас он настолько ссутулился, что, казалось, плечи были кем-то сломаны, кем-то, принуждавшим его на протяжении долгих лет переносить большие тяжести. Птичьи лапки глубоких морщинок расходились из уголков глаз; глубокие рвы морщин бороздили его лоб. Его лицо было воскового желтого цвета. На нем была белая юбка, продернутая ярко-красными нитками, и, по всему было видно, что он напуган до смерти. Он был огромной птицей, но не обладал никакой властью.

Когда старик упомянул имя отца Ричарда, Джек, оглянувшись, бросил на него пристальный взгляд, но Ричард был не в состоянии замечать подобные вещи.

– Я не тот, за кого вы меня принимаете, – сказал Джек, приближаясь к старику.

– Убирайся! – пронзительно закричал он. – Хватит с меня твоей болтовни. По-моему, дьявол способен надеть приятнее маску! Убирайся! Я сделаю это! Он уже готов, сразу же утром. Сказал, что сделаю, значит сделаю, а теперь убирайся, быстро!

Рюкзак был теперь сумкой для провизии, свисающей в руке Джека. Подойдя к стойке, Джек порылся в ней, отгребая в сторону зеркало и несколько пучков палочек-денег. Его руки нащупали нужную вещь, и он ее вытащил. Это была монета, которую давным-давно дал ему капитан Фаррен, монета с Королевой на одной стороне и грифоном – на другой. Он со стуком положил ее на стойку, слабый комнатный свет выхватил красивый профиль Лауры Де Луиззиан – и вновь он поразился удивительному сходству этого профиля с профилем его матери. «Они с самого начала были так сильно похожи? Или просто чем чаще я думаю о них, тем больше нахожу сходства? А может на самом деле, я каким-то образом сближаю их, объединяя в одно лицо?»

Когда Джек направился к стойке, старик попятился еще дальше в раболепном поклоне; казалось, что вот-вот он протаранит спиной тыльную стену здания. Его речь полилась истерическим потоком. Когда Джек со стуком положил на стойку монету, словно отщепенец из вестерна, требующий выпивку, он внезапно замолчал. Он не отрывал взгляда от монеты, его глаза расширялись, блестящие слюной уголки рта подрагивали. Взгляд его широко открытых глаз переместился вверх и остановился на лице Джека, он действительно увидел его в первый раз.

– Джейсон, – прошептал он дрожащим голосом. В нем уже не было прежней беспомощной агрессивности. Теперь он дрожал не от страха, но от восторга. – Джейсон!

– Нет, – сказал тот. – Меня зовут… – И он остановился, пораженный мыслью, что слово, которое вылетит на этом странном языке, будет не Джек, но…

– Джейсон, – закричал старик и упал на колени. – Джейсон, ты пришел! Ты пришел, и все будет хорошо, все будет хорошо.

– Эй! – сказал Ричард. – Эй, действительно…

«Джейсон! Джейсон пришел, ай, Королева поправится, все правы, и все поправится!»

Джек, более подготовленный к свирепой агрессивности старого станционного смотрителя, чем к его слезливому восторгу, повернулся к Ричарду… но оттуда помощи не было. Ричард растянулся на полу слева от двери и либо уснул, либо чертовски хорошо это воспроизводил.

– Ах, дрянь, – простонал Джек.

Старик стоял на коленях, не переставая бормотать и рыдать. Ситуация быстро переходила из области просто смешного в область космически комичного. Джек нашел открывающуюся перегородку и вошел за стойку.

– О, поднимись, хороший и преданный слуга, – произнес Джек. Он уныло размышлял, были ли когда-либо у Христа или Будды подобные проблемы. – На ноги, дружище.

«Джейсон! Джейсон!» – рыдал старик. Его белые волосы покрыли сандалии на ногах Джека, когда он склонился над ними и принялся их целовать. Это были не «маленькие безешки», а добрые, прежние, отдающие эхом, смачные чмоканья. Джек начал беспомощно хихикать. Ему удалось вырвать их из Иллинойса, а вот они здесь, в ветхом депо в центре огромнейшего поля какого-то злака, не совсем похожего на пшеницу, где-то на границе, и Ричард спит у двери, а этот странный старик целует его ноги, щекоча бородой.

– Встань! – не переставая хихикать, воскликнул Джек. Он хотел сделать шаг назад, но ударился о стойку. – Встань, о верный слуга! Вставай на свои ноги, вставай, ну, хватит!

– Джейсон! – чмок! – Все будет хорошо! – чмок – чмок!

«Все правы и все остальное, все будет хорошо, – растерянно подумал Джек, хихикая, когда старик через сандалии целовал пальцы его ног. – Я не знал, что здесь, в Территориях, они читают Роберта Бернса, но думал, что они…»

Чмок – чмок – чмок.

– Ах, довольно этого, я больше не могу выносить это.

– Встань, – закричал он изо всех сил, и старик, наконец, встал перед ним, дрожа и всхлипывая, боясь взглянуть Джеку в глаза. Но его удивительно широкие плечи немного выпрямились, утратили прежний раболепный вид, и Джек безотчетно обрадовался этому.

5

Прошел час, а то и больше, прежде чем Джеку удалось придать разговору со стариком связное течение.

Только они начинали говорить, как Андерс, который был подданным по своей профессии, в который раз впадал в истерику.

– О – Джейсон – мой – Джейсон – как – ты – велик! – И Джеку снова приходилось успокаивать его, как можно быстрее… ну, конечно, пока дело не дошло до лобызания стоп. И, все же Джеку старик нравился, он ему сочувствовал. А для того, чтобы сочувствовать, ему нужно было только представить, что бы он чувствовал, если бы Иисус или Будда вдруг появились на местной автомойке или в очереди в школьной столовой. И ему пришлось признаться себе еще в одном очень ясном насущном обстоятельстве: одна часть его была вовсе не удивлена отношением Андерса. Хотя он и чувствовал себя Джеком, но он все больше и больше убеждался, что он чувствует себя тем… тем другим.

«Но он умер».

И это правда, и от нее не уйдешь. Джейсон умер, а Морган из Орриса, по всей вероятности, имел отношение к его смерти. Но у ребят, таких, как Джейсон, есть свой способ вернуться, не так ли?

Джек считал что время, которое он потратил на то, чтобы разговорить Андерса, не было потеряно, хотя бы только потому, что оно позволило Джеку убедиться, что Ричард не притворяется; он действительно снова уснул. Это было хорошо, потому что Андерсу предстояло многое рассказать о Моргане.

– Когда-то, – сказал он, – это была последняя дилижансная станция в известном мире. У нее было такое благозвучное название «Пограничное Депо». За этими пределами мир превращается в обиталище чудовищ.

– Каких чудовищ? – спросил Джек.

– Я не знаю, – сказал Андерс, закуривая трубку. Он смотрел во тьму с мрачным выражением лица. – Ходят рассказы о Проклятых Землях, но все они, как правило, отличаются друг от друга, и они всегда начинаются так: «Я знаю человека, который встретил человека, который на три дня заблудился на окраине Проклятых Земель – три, и он рассказывал…», но я ни разу не слышал рассказа, который начинался бы так: «Я на три дня потерялся на окраине Проклятых Земель, и я говорю…». Ты чувствуешь разницу, мой Господин Джейсон?

– Чувствую, – медленно проговорил Джек. «Проклятые Земли». От одного названия волосы на голове становятся дыбом. – Никто не знает, что там, да?

– Наверняка нет, – ответил Андерс. – Но если даже четверть того, что я слышал, правда…

– Что ты слышал?

– Что там происходят такие чудовищные вещи, что происходящее в рудных шахтах Орриса выглядит вполне нормально. Что там через холмы и пустоши катятся шары огня, оставляя позади себя длинные черные следы. Во всяком случае, днем они черные, а ночью, как я слышал, они светятся. И если человек подойдет слишком близко к одному такому шару, то он заболеет. У него выпадут волосы, все его тело покроют язвы, а потом его начинает рвать. Он может и поправиться, но чаще всего таких людей тошнит и тошнит, пока их желудки и горло не разрываются, и тогда…

Андерс встал.

– Мой господин! Почему ты так смотришь? Ты увидел что-то из окна? Ты увидел привидение на путях?

Андерс бросил на окно дикий взгляд.

«Радиационное отравление, – подумал Джек. – Он об этом не знает, но он подробно, почти до каждой точки на „и“, описал все симптомы радиационного отравления».

В прошлом году на уроках физики они проходили ядерное оружие и последствия радиационного облучения, и так как его мать, хоть и случайно, была вовлечена в движение за замораживание производства ядерного оружия, а также в движение за нераспространение атомных станций, Джек уделил этому в свое время пристальное внимание.

«И как точно, – подумал он, – как точно радиационное отравление вписывается в общую идею Проклятых Земель!» И вдруг он понял еще одну вещь: именно на западе проводились первые испытания, именно там сбросили с башни и взорвали прототип хиросимской бомбы, именно там было разрушено неизвестное количество пригородов, населенных только магазинными манекенами только для того, чтобы армейское начальство могло получить более-менее точное представление огненного шторма. И в результате они вернулись в штаты Юта и Невада, одни из последних настоящих Американских Территорий, и просто возобновили ядерные испытания под землей.

Он знал о тех великих пустотах, тех сплетениях полигонов, столовых гор и зубчатых бесплодных земель, и там испытывали не только бомбы.

Сколько же этого дерьма принесет сюда Слоут, если Королева умрет? Сколько этого дерьма он уже принес? Была ли эта дилижансно-железнодорожная станция частью перевалочной системы этого дерьма?

– Ты не совсем хорошо выглядишь, мой Господин. Ты белый как простыня. Клянусь, что это так!

– Со мною все в порядке, – медленно сказал Джек. – Садись, продолжай рассказывать. И закури свою трубку, она уже погасла.

Андерс вытащил изо рта трубку, снова зажег ее, и снова перевел взгляд с Джека на окно… и теперь его лицо было не просто мрачным, оно было перекошено от испуга.

– Но думаю, что скоро я узнаю, много ли в них правды.

– Почему?

– Потому, что завтра я поеду через Проклятые Земли, как только начнет светать, – сказал Андерс. – Я поеду через Проклятые Земли на дьявольской машине Моргана из Орриса, что стоит вон там, в гараже, и повезу страшные дьявольские штуковины.

Джек не сводил с него глаз, его сердце тяжело стучало, в голове шумело.

– Куда? Как далеко? До океана? До большой воды?

Андерс медленно кивнул головой.

– Да, – сказал он, – до воды. И… – его голос упал, превратившись в беззвучный шепот. Его взгляд переместился на темные окна, словно он боялся, что нечто, не имеющее названия, заглядывает в комнату, наблюдает и подслушивает.

– И там меня встретит Морган, и мы должны открыть из этих штуковин огонь.

– Огонь по чем?

– По Черному Отелю, – закончил Андерс тихим, дрожащим голосом.

6

Джек с трудом сдержал приступ безумного смеха. «Черный Отель» – звучит словно название страшного романа ужасов. И к тому же… и к тому же… все это началось в одном отеле, не так ли? «Альгамбра» в Нью-Хэмпшире, на Атлантическом побережье. Может, на побережье Тихого есть отель, чудовищное подобие разбросанного, старого Викторианского отеля? Может, именно там наступит предполагаемый конец его странным приключениям? В каком-то отеле, аналогично «Альгамбре» с крайне обветшалым парком аттракционов? Эта мысль была очень убедительной; каким-то странным, но очень точным образом она передавала идею Двойников и Двойственности…

– Почему ты так смотришь на меня, мой Господин? – В голосе Андерса звучала тревога и беспокойство. Джек быстро перевел взгляд.

– Извини, – сказал он. – Я просто задумался.

Он успокаивающе улыбнулся, и его подданный ответил ему рабской улыбкой.

– И я хочу, чтобы ты перестал меня так называть!

– Как называть, мой Господин?

– Мой Господин.

«Мой Господин». Андерс был явно озадачен. Он не повторил эхом сказанное Джеком, но просил разъяснения. У Джека возникло чувство, что, если он попытается продолжать все это, то застрянет на половине некоей схемы «Кто первый, кто второй».

– Не обращай внимания, – сказал Джек. Он наклонился вперед. – Я хочу, чтобы ты все мне рассказал. Ты можешь?

– Попытаюсь, мой Господин, – сказал Андерс.

7

Вначале он с трудом подбирал слова. Он был единственным, кто всю свою жизнь провел на границе. И даже в лучшие времена он не привык много говорить. Теперь ему приказывал говорить мальчик, которого он считал по крайней мере королевской особой, если не божеством. Но понемногу слова быстрее находили выход, и под конец его незавершенного, но возбуждающего множество вопросов рассказа его речь едва не лилась потоком. Джек не без труда понимал весь рассказ старика, несмотря на его акцент, его мозг неустанно переводил повествование в некий суррогат картавого Роберта Бернса.

Андерс знал Моргана, потому что Морган был всего-навсего Лордом Пограничных Владений. В его настоящем титуле, Морган из Орриса, не было столько величия, но на деле оба означали почти одно и то же. Оррис был последним на востоке городком Пограничных Владений и единственной, должным образом организованной частью этого большого океана травы. Так как он правил Оррисом всецело и полно, остальной частью Пограничных Владений Морган управлял заочно. К тому же, в последние пятнадцать лет или около того, плохие Волки стали тяготеть к Моргану. В начале это не имело почти никакого значения, поскольку плохих (только в устах Андерса это слово слышалось Джеку как «бешеных») Волков было немного. Но в последующие годы их становилось все больше и больше, и до Андерса доходили слухи, что после того, как заболела Королева, более половины племени оборотней-пастухов заразились этой болезнью. И в подчинении Моргана из Орриса были не только эти существа; были и другие, еще хуже – такие, от одного взгляда на которых человек может сойти с ума.

Джек подумал об Элрое, Страшилище из «Оутлийской Пробки», и вздрогнул.

– А часть Пограничных Владений, в которой мы сейчас находимся, имеет название? – спросил Джек.

– Мой Господин?

– Та часть, в которой мы сейчас находимся?

– По-настоящему, нет имени, но я слышал, люди ее называют «Эллис Брейкс».

– «Эллис Брейкс», – повторил Джек.

В его сознании наконец-то начала вырисовываться географическая картина Территорий, довольно неясная и во многих местах неверная. Существовали Территории, которые соответствовали востоку Америки, были Пограничные Владения, которые соответствовали американскому Среднему Западу и великим равнинам

(Эллис Брейт? Иллинойс? Небраска?);

Проклятые Земли, которые соответствовали американскому западу.

Он смотрел на Андерса немигающим взглядом, и в конце концов возничий начал ерзать на стуле.

– Извини, – сказал Джек. – Продолжай.

– Его отец, – рассказывал Андерс, – был последним возничим на дилижансах, который «возил на восток» от Пограничной станции. Но уже в те дни на востоке были большие волнения и восстания; убийство старого короля и небольшая война, которая за этим последовала, были началом этих восстаний, и, хотя война закончилась возведением на престол Доброй Королевы Лауры, восстания с тех пор не прекращались, они, казалось, упорно прокладывают путь на восток из искривленных, зараженных порчей Проклятых Земель.

– Были люди, – продолжал Андерс, – которые убеждены, что все зло началось с запада.

– Мне кажется, что я не совсем понимаю тебя, – сказал Джек, но он сердцем чувствовал, что понимает.

– От края света, – сказал Андерс, – от края большой воды, куда я должен ехать.

«Другими словами, оно зародилось в том месте, откуда родом мой отец, и я, и Ричард… и Морган».

– Эта беда, – сказал Андерс, – пришла в Пограничные Владения, и сейчас волчье племя уже частично выродилось. Насколько? Этого сказать не может никто.

Как сказал возничий Джеку, он боится, что если это сейчас не прекратится, то скоро племя выродится полностью. Сюда пришли восстания, и сейчас они добрались уже до востока, где, как он слышал, на смертном одре лежит больная Королева.

– Неужели это правда, мой Господин? – спросил Андерс почти с мольбой в голосе.

Джек посмотрел на него.

– Я должен знать ответ на этот вопрос?

– Конечно, – ответил Андерс, – или ты не ее сын?

Джеку показалось, что на мгновение весь мир затих.

Снаружи замерло приятное жужжание насекомых. Ричард, казалось, сделал перерыв между глубокими, медленными вздохами.

Даже его собственное сердце, казалось, замерло… возможно, только оно.

Затем он совершенно ровным голосом ответил:

– Да… Я ее сын. И это правда… она больна.

– Умирает? – настойчиво спросил Андерс, в его глазах была неприкрытая мольба.

Джек улыбнулся и сказал:

– А это мы посмотрим.

8

Андерс сказал, что когда еще не было беды, Морган из Орриса был малоизвестным пограничным князьком и не более; он унаследовал свой опереточный титул от отца, грязного дурнопахнущего шута. При жизни отец Моргана был чем-то вроде посмешища, он даже умер, как посмешище. Его забрали с собой черти, после того, как он целый день упивался персиковым вином и «умер на своих двух» под забором в луже.

Люди было приготовились, чтобы сделать посмешище также и из сына старика, но смех прекратился довольно быстро после того, как в Оррисе начали вешать людей. И когда беда пришла после событий, последовавших за смертью старого короля, Морган стал важной персоной, взлетел наверх, как дьявольская звезда на небосклоне.

Все это почти ничего не значило в такой дали, как Пограничные Владения. Всем этим огромным безлюдным пространствам не было дела до политики. Только ужасная перемена в волчьем племени практически коснулась их, но, так как большинство плохих Волков отправлялись в Иное Место, эта перемена не коснулась их близко. («Это нас немного волнует, мой Господин», – упорно подсказывал об услышанном слух Джека).

Затем, спустя немного времени после того, как весть о болезни Королевы долетела до запада, Морган отправил назад на восток команду абсурдных, уродливых рабов из рудных шахт, этих рабов вели украденные Волки и другие странные создания. Их возглавлял ужасный человек с кнутом; он здесь был почти все время, когда началась работа, но затем он исчез.

Андерс, который большинство тех ужасных недель и месяцев провел, забившись от страха в угол своего дома, располагавшегося всего лишь на пять миль к югу от того места, обрадовался его уходу. До него дошли слухи, что Морган отозвал человека с кнутом назад на восток, где дела достигли слишком большого кульминационного накала. Андерс не знал, правда это или нет, и его это не заботило. Он был просто рад, что мужчина, иногда сопровождаемый тощим маленьким мальчиком отвратительного вида, исчез.