Текст книги "Столкновение миров"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: Питер Страуб
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 48 страниц)

Он пошел по главному ряду рынка: мимо клоунов, мимо двух толстых женщин, которые продавали горшки и кастрюли, мимо замечательного двухголового попугая (его хозяин в это время совершенно откровенно прикладывался к бутылке, дико сверкая единственным глазом и держа за шею непроданного петуха), мимо площадки, где собирались фермеры. Он остановился на секунду. Многие фермеры курили глиняные трубки, и Джек увидел несколько глиняных бутылок, вроде той, из которой отхлебывал продавец птиц, которые переходили из рук в руки. Недалеко несколько человек грузили камни на телеги, запряженные измученными лошадьми.

Джек прошел мимо лавки с коврами. Продавец заметил его и поднял руку. Джек ответил на приветствие, тоже подняв руку, и подумал, не крикнуть ли ему: «Пользуйся подарком, да не перегибай палку!», но решил что лучше этого не делать. Он вдруг подумал, что его могут не понять. То чувство, что он Чужой, что он не отсюда, опять навалилось на него.

Он подошел к перекрестку. Дорога с юга на север была просто проселком. Западная дорога была намного шире.

«Старина Странник Джек, – подумал он и попытался улыбнуться. Он расправил плечи и услышал, как бутылочка Спиди стукнулась о зеркало. – Вот Старый Странник Джек идет по Территориям. Не подводите меня, ноги!»

И двинулся дальше в расстилающуюся перед ним страну грез.

5

Через четыре часа, в полдень, Джек сидел в высокой траве у дороги и наблюдал, как несколько человек – с такого расстояния они казались не больше букашек – взбираются на высокую башню. Он остановился, чтобы отдохнуть и съесть яблоко, потому что, казалось, в этом месте Западная Дорога ближе всего подходила к башне. До нее было не меньше трех миль (а может быть, и много больше: сверхъестественная чистота воздуха сильно затрудняла определение расстояний), но она уже больше часа не исчезала из поля зрения Джека.

Джек жевал яблоко, давая отдых измученным ногам, и размышлял, что это может быть за башня, которая стоит сама по себе в сплошном море травы. И, конечно же, он удивился, зачем эти люди карабкаются на нее. Ветер дул довольно сильно еще тогда, когда Джек выходил из города-рынка, но когда ветер на минуту стихал, он слышал, как люди переговариваются… и смеются.

Отойдя миль пять от рынка. Джек шел через деревню, если можно назвать деревней пять домов и один сарай, очевидно, давно не используемый. Больше до этого самого места он не встретил ни одного поселения. Как раз перед тем, как он увидел башню, Джек подумал, что не дошел ли он до Внешних Постов, даже не подозревая об этом. Он хорошо помнил слова капитана Фаррена: «За Внешними Постами Западная Дорога ведет в никуда… или в преисподнюю. Я слышал, что даже сам Бог не заходит за Внешние Посты…»

Джек слегка вздрогнул.

Но он не верил, что зашел так далеко. Конечно, это было не то чувство углубляющегося беспокойства, которое он чувствовал перед тем, как попасть в лапы к живым деревьям, пытаясь спастись от экипажа Моргана… Теперь живые деревья казались ему чем-то вроде отвратительного пролога к тому, что он вынес в Оутли.

В самом деле, теперь к нему вернулось хорошее настроение, в котором он пребывал с того момента, как проснулся, согревшись и отдохнув в теплом стогу, и до той минуты, как фермер Генри предложил ему спрыгнуть с его телеги. Это было чувство, что Территории, несмотря на все зло, которое в них скрывается, все же в основе своей полны добра, и что он может стать частью их в любой момент, когда пожелает… и что он на самом деле вовсе не Чужак.

Он осознал, что он действительно был частью Территорий, и очень давно. Странная мысль пришла к нему, когда он свободно шел по Западной Дороге, мысль, которая наполовину была на английском, наполовину – на языке Территорий.

«Когда мне снится сон, то я понимаю, что мне снится сон, лишь когда начинаю просыпаться. А если я просыпаюсь в тот момент, когда сон не снится, если зазвенел будильник или еще по какой-то причине, тогда все кажется очень странным. Сначала реальность кажется сном. И я не чувствую себя Чужаком, когда сон становится глубже, не так ли? Не совсем так, но близко. Могу спорить, что мой отец погружался в сон очень глубоко. И могу спорить, что Дядя Морган никогда не мог это сделать».

Он решил, что отхлебнет от бутылочки Спиди, как только увидит что-нибудь опасное… и даже пугающее. В противном случае, он будет идти весь день и потом вернется в штат Нью-Йорк. А может быть, он попытается провести здесь ночь, если найдет что-нибудь более существенное, чем яблоко. Но похоже, что это ему не удастся. И на всей пустынной, широкой Западной Дороге он не увидит ни одной закусочной.

Как только Джек миновал последнее селение, старые деревья, которые окружали перекрестки и город-рынок, сменились открытым полем, простиравшимся по обе стороны дороги. Казалось, что это бесконечная коса, которая рассекает пополам бескрайний океан. Западная Дорога тянулась под голубым и солнечным, но все же холодным небом («Сейчас конец сентября, конечно же, стало уже холодно», – вспомнил он. Хотя слово «сентябрь», которое он подразумевал, на языке Территорий звучало скорее как «девятый месяц»). Ни один пешеход не повстречался ему, ни одной телеги, пустой или груженой. Ветер дул почти непрерывно, пролетая над океаном травы с тем низким звуком, который напоминает об осени и одиночестве. Огромные волны гуляли по траве под ветром.

Если бы его сейчас спросили:

– Как ты себя чувствуешь, Джек?

То он бы ответил:

– Спасибо, прекрасно. Бодро.

«Бодро» было тем словом, которое пришло ему в голову, когда он шел через эту пустую травяную долину: его приподнятое настроение можно было назвать словом «восторг», как в его любимой песне Блонда. Он даже пару раз заплакал от восторга, глядя на огромные волны, которые расходились, сталкиваясь, до самого горизонта, наслаждаясь видом, который могли увидеть лишь немногие американские дети его возраста. Огромное пустое пространство под голубым небом головокружительной ширины и глубины. Это было чистое небо, не запятнанное не единым пятнышком, ни единым дымком или фабричной трубой.

Джек впитывал новые ощущения, видел, слышал и обонял то, что было для него совершенно новым, тогда как другие ощущения, с которыми он вырос и к которым привык, отсутствовали. И ему даже сначала недоставало их. Выросшему в Лос-Анджелесе, где его отец работал театральным агентом, а его мать – киноактрисой, ему было все в диковинку, но он был ребенком, и это помогало ему… по крайней мере, в таких вот ситуациях. Это одинокое путешествие длиной в день сквозь травяную равнину, несомненно, вызвало бы переполнение чувств, возможно, даже чувство опьянения и галлюцинации у взрослого. Взрослый бы приложился к бутылочке Спиди. Возможно, при этом его руки бы дрожали уже через час ходьбы, а может, даже раньше.

Для Джека наплыв ощущений почти полностью прошел мимо сознания в подсознание. Так что сейчас он только всхлипывал, совершенно не замечая слез (только временами изображение в глазах двоилось, и он приписывал это поту). Он думал: «Боже, я чувствую себя хорошо… я должен чувствовать себя ужасно здесь, где нет вокруг ни одного человека, но это не так».

Итак, Джек ощущал свой восторг, не более, чем хорошее, бодрое настроение, пока шел по Западной Дороге, в то время, как тень постепенно удлинялась позади него. Его хорошее настроение частично было результатом того, что уже двенадцать часов он не был пленником «Оутлийской Пробки» Апдайка (синяки от последней бочки, которая придавила ему пальцы, еще были свежими); частично того, что двенадцать часов назад он избежал – с трудом! – встречи с чудовищной убийственной тварью; частично того, что впервые в жизни он оказался на широкой, открытой дороге, которая была совершенно пустынна. Здесь не было роскошных плакатов «Кока-Колы» и «Лучших в Мире Сигарет»; не было проводов, бегущих вдоль дороги или пересекающих ее, как на любой другой дороге, по которой Джек когда-либо шел в своей жизни; здесь даже не было далеких звуков летящих в высоте самолетов: ни низкого гудения 747-х, ни гула F-111, взлетающих с военной базы в Потсмунде и рассекающих воздух над Альгамброй, как бич Осмонда; здесь был только звук его шагов и его собственного дыхания.

«Боже, я чувствую себя отлично», – подумал Джек, и слезы катились из его глаз, и он чувствовал себя «БОДРО».

6

А теперь он глядел на эту удивительную башню.

«Нет, ребята, вы никогда не заставите меня забраться на нее», – думал Джек. Он сжевал яблоко до хвостика, оставив лишь косточки и, не задумываясь о том, что делает, не сводя глаз с башни, выкопал в упругой земле ямку и закопал зернышки.

Казалось, башня сделана из досок, и Джеку показалось, что она должна иметь, по крайней мере, футов пятьсот высоты. Она была составлена из больших пустых квадратов, перекрещенными большими буквами «X» с каждой стороны. На ее вершине Джек увидел платформу. На башню карабкались люди.

Он сидел возле дороги, прижав колени к груди и обхватив их руками. Порыв ветра легонько подтолкнул его, и зеленые волны травы побежали в направлении башни. Джек представил себе, как чувствуют себя стоящие наверху, когда их строение раскачивается под ногами, и от этого его желудок свело судорогой.

НИ ЗА ЧТО я не поднялся бы туда, даже за миллион долларов.

И тут случилось то, чего он боялся с тех пор, как увидел, как эти люди карабкаются на башню: один из них сорвался вниз.

Джек вскочил на ноги. Его лицо передавало выражение ужаса, как у зрителей в цирке, когда опасный трюк вдруг оказывается выполненным неверно: акробат приземляется не точно, или воздушный гимнаст промахивается мимо перекладины, или пирамида из гимнастов неожиданно ломается и рассыпается по ковру.

О ЧЕРТ, О БОЖЕ, О…

Вдруг глаза Джека раскрылись от удивления. На секунду его челюсть отвисла еще больше, она почти легла на грудь, а затем снова встала на место, а рот расплылся в пораженной, но недоверчивой улыбке. Человек не упал с башни, его не сдуло. На обеих сторонах платформы были похожие на языки выступы или трамплины. Человек просто дошел до конца одного из них и спрыгнул. На полпути до земли что-то начало разворачиваться. Джек подумал, что если это парашют, то он не успеет раскрыться.

Но это был не парашют.

Это были крылья.

Падение человека замедлилось и затем прекратилось полностью, когда он был в футах сорока над травой. Затем он развернулся. Теперь человек летал вперед и назад, крылья поднимались, почти касаясь друг друга, как корона на голове попугая, а затем с силой опускались, как руки пловца в финишном рывке.

«Вот это да, – подумал Джек, от изумления он лишился даже способности выражать свои мысли каким-либо образом, кроме этого глупого клише. – Вот это да, вот это да».

Второй человек подошел к краю подкидной доски и прыгнул с вершины башни; третий, четвертый. Меньше, чем через пять минут в воздухе было человек сорок. Они описывали сложные, но одинаковые фигуры: прочь от башни, восьмерка, полет над башней, опять восьмерка, приземление на платформу. И опять все сначала.

Они кружились, танцевали, пересекались в воздухе. Джек рассмеялся от радости. Это было похоже на балет на воде в старых фильмах Истера Вильямса. Эти пловцы и сам Истер Вильямс, конечно, делали все так, что это выглядело легким, как будто сам можешь прыгнуть в воду и повторить все это вместе со своими друзьями.

Но тут было и отличие. Полет людей не казался легкой забавой; было видно, что они тратят огромное количество энергии, чтобы держаться в воздухе, и Джек неожиданно с уверенностью почувствовал, что им трудно, как при выполнении тяжелых физических упражнений: подъем ног или приседание на одной ноге, например. Больно. «Не помучишься, не научишься!» – орал тренер, когда кто-то пытался сачковать.

Затем ему открылось еще кое-что. Когда-то мать брала его к подруге Майре, которая была настоящей балериной и много репетировала в студии на Велшир Бульвар, и Джек видел их балетный спектакль. Это было довольно скучное занятие, вроде церкви или уроков по телевизору. Он был поражен или немного испуган контрастом между тем, как балерина выглядит на сцене, где она кажется невесомой и легко стоит на носках в пуантах, и тем, как она выглядит, когда стоит в нескольких футах, в ярком солнечном свете, падающем из огромного, от пола до потолка, французского окна. И никакой музыки – только хореограф ритмично хлопает в ладоши и отпускает критические замечания. Никаких похвал, только критика. Пот струится по их лицам. Трико пропитано потом. Вся комната, такая огромная и полная воздуха, пропитана потом. Блестящие мышцы дрожат от нервного и физического напряжения. Натянутые сухожилия выпирают, как изолированные кабели. Набухшие вены пульсируют на лбах и шеях. Кроме хлопков и окриков хореографа единственными звуками являются «топ-топ» балетных пуантов по полу и тяжелое, надрывное дыхание. Джек внезапно понял, что эти танцоры даже не зарабатывают себе на жизнь: они просто убивают себя. Лучше всего он запомнил выражение их лиц – сосредоточенность, концентрация, боль… но, несмотря на боль, на сведенные судорогой мышцы, лица их светились радостью, и это пугало Джека, потому что казалось просто невозможным. Какой человек будет добровольно подвергать себя такой постоянной, ужасной, изматывающей боли?

«И здесь тоже видна боль, – подумал он. – Интересно, они на самом деле крылатые люди, как люди-птицы в старом сериале Флеша Гордона, или их крылья из тех, что были у Икара и Дедала, и которые нужно привязывать?» Джек решил, что это не имеет особого значения… по крайней мере, для него.

Радость.

Они живут среди тайн, эти люди живут среди тайн.

На самом деле, это не имело значения. Радость поддерживала их, независимо от того, росли ли крылья у них за спиной или их надевали на плечи. Потому, что он видел, даже с этого расстояния, что присутствовал в здешнем аналоге зала на Велшир. Все эти усилия были не напрасны. То, что это требует таких сил, а длится такой короткий миг, было ужасно. То, что делали эти люди, было кошмарно и прекрасно.

«И это все просто игра, – подумал он и неожиданно поверил в это. – Игра, а может быть, даже тренировка перед игрой. Вот почему они тратят силы, покрываются потом и дрожат от напряжения в зале на Велшир, когда тренируются. Тренировка перед шоу, на которое обратят внимание всего несколько человек, и которое, возможно, скоро закроют».

«Радость», – подумал он снова, поворачивая, чтобы посмотреть на летающих людей. Ветер разметал волосы по лбу. Время безнаказанности подходило к концу и, если подумать, даже Джек почувствовал приближение этого конца. Мальчик не может долго идти по дороге, не может пройти сквозь все испытания, особенно такие, которые выпали на его долю в Оутли, и оставаться невинным. Но в этот момент, когда он стоял, глядя в небо, казалось, что невинность окружала его, как южный рыбак во время явления Бога в поэме Элизабет Бишоп, а все вокруг покрывала радуга, радуга, радуга…

«Радость, черт побери, это полный бодрости маленький мир».

Чувствуя себя лучше, чем до того, как все началось, одному Богу известно, как давно это было, Джек опять двинулся по Западной Дороге мягкими шагами. На его лице застыла все та же мягкая счастливая улыбка. Снова и снова он оглядывался через плечо и очень долго еще видел летающих людей. Воздух Территорий был так прозрачен, что казалось, даже увеличивает. Даже когда люди с крыльями исчезли из виду, чувство радости оставалось, как будто радуга была внутри его головы.

7

Когда солнце начало опускаться, Джек понял, что он не хочет возвращаться в другой мир, на американские Территории, и не только из-за ужасного вкуса волшебного сока. Он не хотел уходить отсюда.

В траве журчал ручеек. Изредка начали появляться деревья со странно плоскими верхушками, как у эвкалиптов. Ручеек заворачивал вправо и продолжал свой путь рядом с дорогой. Впереди текла огромная река. Она была настолько огромной, что почти с час Джек принимал ее за полоску неба, которая была почему-то окрашена в более темный синий цвет, чем остальное небо; это было озеро. «Великое озеро», – подумал он, улыбаясь. Он решил, что в другом мире это озеро называлось Онтарио.

Джек чувствовал себя отлично. Двигаясь в верном направлении, возможно, чуть к северу, но он не сомневался, что Западная Дорога должна очень скоро повернуть туда, куда нужно. Это чувство почти маниакальной радости, которую он определил, как бодрость, давало ему спокойную уверенность, которая казалась чистой, как воздух Территорий. Только одна вещь омрачала это чувство – воспоминание

шесть, шесть лет, Джеку шесть лет

о Джерри Бледсо. Зачем его мозг дал ему такую трудную задачу, вызвав это воспоминание?

Нет – не воспоминание… два воспоминания. Первое – это как миссис Фини рассказывала своей сестре, что все электричество, вырвалось и поджарило его, что очки расплавились на его носу, она слышала, как мистер Слоут говорил это по телефону… и как он сидел под тахтой, совсем не желая подслушивать, а отец говорил: «Все имеет последствия, и некоторые из последствий имеют свои неприятные стороны». И что-то действительно доставило неприятности Джерри Бледсо, не так ли? Когда очки расплавляются на переносице и залепляют нос, я бы сказал, что это ужасно неприятно…

Джек остановился, как вкопанный.

Что ты хочешь сказать?

Ты знаешь, что я хочу сказать, Джек, твой отец исчез в тот день, и Морган тоже. Они были здесь. Где здесь? Наверное, они были там, где находятся их дома в Калифорнии в американских Территориях. И они что-то делали, оба или один из них. Возможно, что-то большое, возможно, просто, кто-то бросил камень… или зарыл в землю зернышко яблока. И это как-то… отозвалось эхом там. Отозвалось и убило Джерри Бледсо.

Джек вздрогнул. Да, кажется, он знал, почему его мозг так настойчиво вызывал это воспоминание. Игрушечное такси, приглушенный шепот мужского голоса, Дектор Гордон дует в трубу. Он не хотел вспоминать, потому что

(кто вызывает эти изменения, папа)

это подразумевало, что находясь здесь, он может сделать что-то ужасное в их мире. Начать Третью Мировую Войну? Нет, скорее всего, нет. В последнее время он не убивал ни одного Короля, старого или молодого. Но что же должно случиться, чтобы вызвать эхо, которое может поджарить Джерри Бледсо? Может быть, Дядя Морган застрелил Двойника Джерри (если тот у него был)? Пытался продать кому-то в Территориях концепцию электричества? Или это что-то мелкое… что-то настолько обыденное, как купить кусок мяса в провинции или в маленьком городишке? Кто вызывает эти изменения? Что вызывает эти изменения?

Прекрасное наводнение, замечательный пожар.

Во рту у Джека пересохло.

Он подошел к маленькому ручейку, возле дороги, опустился на колени и опустил руки в ручей, чтобы зачерпнуть воды. Его руки неожиданно застыли. Гладкий ручеек как бы окрасился в цвета приближающегося заката… но внезапно цвет сменился на красный, как будто по руслу текла кровь, а не вода. Затем на черный. Через секунду вода стала прозрачной, и Джек увидел…

Слабый крик вырвался у него из груди, когда он увидел экипаж Моргана, несущийся по Западной Дороге, запряженный дюжиной вздыбленных лошадей. Чуть не упав в обморок от ужаса, Джек увидел, что на месте кучера сидит Элрой, держа в одной руке щелкающий бич. Только это были не руки, а подобия копыт. Элрой управлял этим кошмарным экипажем, улыбался, и из рта торчали ужасные клыки, Элрою не терпелось наехать на Джека Сойера и выпустить его внутренности.

Джек поднялся над ручьем. Его глаза расширились, рот перекосился от ужаса. Он увидел последнюю деталь картины, не самую важную, но она больше всего испугала Джека. Казалось, глаза лошадей горели. Они были полны огня – цвета заката.

Экипаж двигался на запад по той же дороге… и преследовал его.

Дрожа и не чувствуя под собой земли, Джек отпрянул от ручья и бросился к дороге. Он упал ничком на землю, услышав при этом, как бутылочка Спиди звякнула о зеркальце. Он повернул голову и прижал правое ухо к пыльной Западной Дороге.

И услышал равномерный гул в твердой, сухой земле. Он был очень далеко… но стремительно приближался.

Элрой на месте кучера… и Морган внутри. Морган Слоут? Морган из Орриса? Не имеет значения. Это одно и то же.

Усилием воли он заставил себя перестать прислушиваться к гипнотизирующему шуму, доносящемуся из земли, и поднялся. Он вынул бутылочку Спиди, она оставалась одной и той же в том и этом мире, на Территориях и в США, из кармана куртки и выковырнул из горлышка мох, которым заткнул его, не обращая внимание на то, что мелкие частички мха попали в жидкость. Ее осталось очень мало, всего несколько дюймов. Джек нервно оглянулся влево, ожидая увидеть, как из-за горизонта появится черный экипаж, ведомый лошадьми с горящими глазами цвета заката. Конечно же, он ничего не увидел. Горизонты на Территориях были ближе, и он уже обращал на это внимание, и звук тоже мог доноситься из-за горизонта. Экипаж Моргана должен был быть в милях десяти на восток, может быть, в двенадцати.

«Все еще гонится за мной», – подумал Джек и поднес горлышко бутылки к губам. За какое-то мгновение до того, как отхлебнуть, в его мозгу вдруг блеснула мысль: «Эй, обожди минутку! Ты хочешь, чтобы тебя убило, глупыш?» Он стоял посреди Западной Дороги и сейчас должен перелететь в свой мир на середину какой-нибудь магистрали, так что его наверняка собьет какой-нибудь грузовик.

Джек сошел на обочину… а затем сделал еще десять-двенадцать шагов в высокой-высокой траве для уверенности. Он набрал побольше воздуха, вдыхая сладкий запах этого места, погружаясь в его спокойствие… в ощущение радуги.

«Попытайся запомнить, как ты себя чувствуешь, – подумал он. – Возможно, тебе это понадобится… и возможно, ты очень долго не вернешься сюда».

Он оглядел равнину, темнеющую на востоке. Порыв ветра, холодный и душистый, шевельнул его волосы и траву.

Ты готов, Джеки?

Джек закрыл глаза, заставил себя приготовиться к ужасному вкусу и чувству тошноты, которое за этим последует.

– Банзай, – прошептал он и сделал глоток.