Текст книги "Столкновение миров"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: Питер Страуб
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 48 страниц)

Джеку и Ричарду Слоуту понадобились два месяца, чтобы из разговоров родителей составить полную картину того, что произошло. Матери Джека и Ричарда добавили детали.

Джерри Бледсо пришел в субботу, чтобы попытаться исправить что-то в системе сигнализации. Он не был уверен в том, что если он начнет возиться с тонкими элементами сигнализации в рабочий день, не завоет сигнал тревоги. Система безопасности была подключена к главной электрической сети здания и установлена за двумя большими стенными панелями в первом этаже. Джерри достал инструменты и поднял панели, убедившись, что стоянка пуста и никто не подпрыгнет до потолка, услышав сигнал тревоги. Затем он спустился вниз к телефону в цокольном этаже и сообщил на станцию, чтобы они не обращали внимание на любые сигналы из «Сойер & Слоут», пока он не позвонит еще раз. Когда он опять поднялся наверх, чтобы разобраться с пучком проводов на панели, двадцатитрехлетняя женщина по имени Лоретта Чанг как раз остановила свой велосипед на стоянке. Она развешивала объявления об открытии ресторанчика ниже по улице.

Мисс Чанг позже рассказывала полиции, что она взглянула через стеклянную входную дверь и увидела рабочего, который как раз поднял отвертку и коснулся панели. И тут она почувствовала, что земля уходит из-под ее ног. Она считала, что это было мини-землетрясение; всю жизнь прожив в Лос-Анджелесе, мисс Чанг не очень-то беспокоилась о сейсмических явлениях, если они ничего не ломали. Она увидела, что Джерри Бледсо качнулся, тряхнул головой и затем мягко ввел острие отвертки в клубок проводов.

А затем холл и коридоры «Сойер & Слоут» превратились в ад.

Вся контактная панель превратилась в сплошной треугольник пламени; красно-желтая дуга, похожая на вспышку молнии, вырвалась и ударила в монтера. Электронные сирены взвыли, захлебываясь от натуги. Огненный шар высотой в шесть футов отшвырнул уже мертвого Бледсо в сторону и покатился по коридору, к выходу.

От прозрачной стеклянной двери остались лишь брызнувшие осколки и дымящиеся, покореженные куски рам. Лоретта Чанг бросила велосипед и метнулась к таксофону через улицу. Пока она звонила в пожарную часть, сообщала адрес здания и наблюдала, как ее велосипед почти пополам согнула какая-то сила, вырвавшаяся из двери, обгоревший труп Джерри Бледсо все еще шатало взад и вперед возле развороченной панели. Тысячи вольт проходили через его тело, скручивая его судорогами, бросая из стороны в сторону. Все волосы на теле монтера и почти вся его одежда сгорели, его кожа превратилась в зажаренную серую корку. Его очки, солидный слой пластика, облепили его нос, как маска.

* * *

«Джерри Бледсо. Кто вызывает эти перемены, папа?»

Джек заставил себя оглядываться еще полчаса после того, как пропало из виду последнее здание. Незнакомые звезды в незнакомых созвездиях сияли в небе над его головой, но этого языка он не знал.

Глава 12
Джек идет на рынок

1

В эту ночь Джек спал в свежем душистом стогу на Территориях, забравшись вовнутрь и обложившись сеном так, что свежий воздух поступал к нему через отверстие, которое он сам соорудил. Он прислушивался к тихим скребущим звукам. Он где-то читал или слышал, что в стогах живут полевые мыши. Если это они, то тогда такая «большая мышь», как Джек Сойер, должна напугать их до смерти. Мало-помалу он расслабился, ощущая под левой рукой бутылочку Спиди. Ее горлышко он заткнул вместо пропавшей пробки пучком мха, сорванным на берегу маленькой речушки, где он остановился попить. Он подумал, что немного мха может попасть в бутылочку, если еще не попало. Какая жалость, это может испортить изысканный вкус и замечательный букет.

Он лежал, согреваясь и засыпая. Чувство, которое его охватило, было почти облегчением и… как будто на него навесили дюжину пудовых камней, а затем какая-то добрая душа обрезала веревки, и они свалились. Он опять был в Территориях, в месте, где живут такие чудесные люди, как Морган из Орриса, Осмонд Бичеватель, отсюда родом Элрой Удивительный, это Территории, здесь может произойти все, что угодно.

Но Территории могут быть и добрыми. Он помнил это с раннего детства, когда все жили в Калифорнии и никто не жил нигде в другом месте. Территории могут быть добрыми, и казалось, что он чувствует сейчас вокруг себя эту доброту, спокойную мягкость, запах сена, чистый запах воздуха Территорий. Будет ли муха или бабочка чувствовать облегчение, когда неожиданно порыв ветра снесет сачок в сторону, позволив насекомому улететь? Джек не знал… но он был уверен, что он вырвался из Оутли, от «Клуба Хорошей Погоды», от старика, который плачет над украденной тележкой, от запаха пива и запаха дерьма. И важнее всего, от Смоки Апдайка и «Оутлийской Пробки».

И, подумав об этом, он уснул.

2

На следующее утро он прошел две-три мили по Западной Дороге, наслаждаясь солнечным светом и запахом полей, которые уже почти созрели в томном ожидании сбора урожая, когда его обогнала телега, и фермер, одетый во что-то, напоминающее тогу, спросил его:

– Ты направляешься на рынок, парень?

Джек испуганно взглянул на него, осознав, что человек говорит не по-английски. Он не то чтобы коверкал слова или говорил на устаревшем диалекте. Это был совершенно не английский.

Рядом с фермером сидела женщина в одежде свободного кроя, она держала на руках мальчика лет трех. Женщина приятно улыбнулась Джеку, скосив глаза на мужа.

– Это просто дурачок, Генри.

Они не говорят на английском… Но на каком бы языке они ни говорили, я понимаю его. Я уже думаю на этом языке… и это не все – я вижу на нем или с помощью его, или как это все называется.

Джек вспомнил, что точно так же было и в прошлый раз, когда он был в Территориях. Только в прошлый раз он не осознавал этого. События происходили слишком быстро, и все тогда казалось странным.

Фермер наклонился вперед. Он улыбнулся, обнажив абсолютно белые зубы.

– Ты дурачок, парнишка? – спросил он дружелюбно.

– Нет, – ответил Джек, улыбаясь в ответ самой дружеской улыбкой, которую мог изобразить, обнаружив, что сказал не «нет», а какое-то слово на языке Территорий, которое означает «нет». Когда он перелетел, его речь изменилась, его способ мышления, способ представлять вещи, во всяком случае, он не знал, как это высказать словами, но понимал, что он имеет в виду, изменился точно так же, как и его одежда.

– Я не дурачок. Просто мама говорила мне, что нужно быть осторожным с людьми, которых встречаешь на дороге.

Теперь улыбнулась и жена фермера.

– Твоя мама была права, – сказала она. – Ты направляешься на рынок?

– Да, – сказал Джек, – я иду на запад по этой дороге.

– Тогда забирайся в телегу, – сказал фермер Генри. – Жара выматывает. Я хочу кое-что продать, и, если получится, вернуться домой до заката. Кукуруза не слишком хороша, но это последняя в этом сезоне. Может быть, кто и купит.

– Спасибо, – ответил Джек, забираясь на задок телеги. Здесь лежали кукурузные початки, связанными дюжинами. «Если эта кукуруза не слишком хороша, то какая же считается здесь хорошей?» – Джек никогда в жизни не видел початков таких размеров. Тут были также кучки тыкв, кабачков и каких-то плодов, похожих на дыни, но они были не желтые, а красноватые. Джек не знал, что это такое, но подумал, что у них должен быть замечательный вкус. В животе у него заурчало. С тех пор, как он отправился в дорогу, он узнал, что голод – это не просто небольшое неудобство, которое испытываешь после школы, и которое можно заглушить стаканом молока и несколькими печеньями. Голод – это словно очень близкий друг, который иногда отходит от тебя, но никогда не покидает насовсем.

Он сидел спиной к фермеру на краю телеги, свесив ноги и почти касаясь ими пыльной Западной Дороги. Этим утром движение на ней было оживленным, и Джек решил, что большинство движется на рынок. Генри как раз раскланивался и кивал своим встречным знакомым.

Джек все еще размышлял, каковы могут быть на вкус эти странные дыни, похожие на яблоки, и когда ему удастся в следующий раз поесть, когда в его волосы вцепились маленькие ручонки и резко дернули, да так, что на глаза навернулись слезы.

Он повернул голову и увидел трехлетнего малыша, который стоял босиком на телеге, широко улыбаясь и держа в каждой руке по клоку волос Джека.

– Джейсон! – закричала на него мать, но это был своего рода поощрительный крик («Вы видите, как он выдернул волосы? О, какой он сильный!»). – Джейсон! Это нехорошо!

Джейсон счастливо улыбался. Это была широкая, сияющая, ясная улыбка, такая же приятная, как и запах сена, в котором Джек провел ночь. Но не смог не улыбнуться в ответ… и, хотя в его улыбке не было расчета или политических мотивов, он увидел, что завоевал расположение жены Генри.

– Сесь, – сказал Джейсон, раскачиваясь на телеге, как старый морской волк, и продолжая улыбаться Джеку.

– А?

– Сесь.

– Я не понимаю, Джейсон.

– Сесь.

– Я не…

И тут Джейсон, который был достаточно тяжел для трехлетки, шлепнулся на колени Джеку, продолжая улыбаться.

«Сесть, конечно, я понял», – подумал Джек, чувствуя, как острая боль распространяется от паха по всему телу.

– Джейсон, нельзя! – опять вскрикнула его мать все тем же поощрительным тоном… и Джейсон знал, что ему ничего не будет, и продолжал все так же радостно и обворожительно улыбаться.

Вдруг Джек почувствовал, что Джейсон обмочился, и он совершенно насквозь мокрый.

Добро пожаловать на Территории, Джеки.

Сидя с ребенком на руках, чувствуя, как теплая моча медленно пропитывает его одежду, Джек рассмеялся, запрокинув голову к голубому-голубому небу.

3

Через несколько минут жена Генри перебралась к тому месту, где сидел Джек, и забрала ребенка.

– О, мокренький, противный мальчишка! – проворчала она поощрительно.

«Как много написал мой Джейсон!», – подумал Джек и опять рассмеялся. Это рассмешило Джейсона, миссис Генри рассмеялась вместе с ним.

Переодев Джейсона, она начала задавать Джеку множество вопросов, которые он часто слышал в собственном мире.

Он был чужим здесь и поэтому мог попасть впросак. Он вспомнил, как его отец говорил Моргану: «Настоящий Чужак, если ты понимаешь, что я имею в виду…»

Джек почувствовал, что муж этой женщины внимательно прислушивается. Он отвечал на ее вопросы очень осторожно, придерживаясь сочиненной им Версии. Не той, которую он использовал, нанимаясь на работу, а той, которую выдавал подвозившим его.

Он сказал, что он из деревни Все Руки.

Мать Джейсона что-то смутно слышала об этой местности, но не более.

– Ты действительно так издалека?

Это было всего лишь любопытство. Джек почувствовал это.

– Да, так и есть.

– А куда ты направляешься?

Джек ответил ей и молчаливо слушающему Генри, что он направляется в одну деревеньку – Калифорнию. О такой она не слыхала, даже смутно, в тех историях, которые рассказывали ей бродячие торговцы. Джек был не очень удивлен этим… но он был ей очень благодарен, что она не вскрикнула: «Калифорния? Кто когда слышал, чтобы деревня называлась Калифорния? Ты кого хочешь обмануть, мальчишка?» Но в Территориях было много мест, целые области и отдельные деревни, о которых люди, живущие в своих маленьких городишках, никогда не слышали. Никаких высоковольтных столбов, никакого электричества, никаких фильмов и кабельного телевидения, которое могло бы поведать им, как хорошо живется в Малибу или Сарасоте. И никакого телефона, который мог бы предложить трехминутный разговор с Внешними Постами всего за пять долларов восемьдесят три цента плюс налог. «Они живут среди тайн, – подумал он. – Когда живешь среди тайн, ты не будешь сомневаться в существовании только потому, что никогда не слышал о ней. „Калифорния“ звучит для них не хуже, чем место с названием „Все Руки“».

Они и не сомневались. Он говорил им, что его отец умер в прошлом году, и что его мать совсем больна (он думал добавить, что слуги Королевы пришли среди ночи и забрали их осла, но решил опустить эту часть Версии). Его мать дала ему столько денег, сколько могла (но слово, которое он произнес вместо «деньги» на самом деле было другое, что-то вроде – «палочки») и послала его в деревню Калифорния пожить с тетей Элен.

– Сейчас настали трудные времена, – сказала миссис Генри, придерживая уже переодетого Джейсона возле себя.

– Деревня Все Руки возле летнего дворца, не так ли, парень? – впервые заговорил Генри.

– Да, – сказал Джек, – совсем рядом.

– Ты не сказал, от чего умер отец.

Теперь он повернулся. Его взгляд был хитрым и неприветливым, былая приветливость исчезла. Она погасла, как задутая ветром свеча. Да, Джек чего-то не учел.

– Он болел? – спросила миссис Генри. – Сейчас так много болезней: чума, сифилис… трудные времена…

На секунду Джек захотел сказать: «Нет, он не болел, миссис Генри. Его убило током. Однажды в субботу он вышел из дому поработать, и оставил миссис Джерри и много маленьких Джерри, включая меня, дома. Это произошло, когда мы жили в маленькой норке, и никто больше не жил нигде. И знаете, что? Он воткнул отвертку в пучок проводов, и миссис Фини, которая работает у дома мистера Слоута, слышала, как дядя Морган говорил по телефону, что электричество вырвалось, все электричество, и поджарило его, но так сильно поджарило, что его очки расплавились у него на носу, если только вы знаете, что такое очки, потому что у вас их нет. Нет очков… нет электричества… нет аэропланов. Не поступайте, как миссис Джерри, не…»

– Неважно, чем он болел, – сказал бородатый фермер. – Он был политиком?

Джек взглянул на него. Его рот шевелился, но слова не вырывались наружу. Здесь было очень много ловушек.

Генри кивнул, как будто услышал ответ.

– А ну, слазь, парень. Рынок за следующим пригорком. Думаю, что отсюда ты уже сможешь добраться пешком.

– Да, – сказал Джек. – Я тоже так думаю.

Миссис Генри выглядела смущенной… но теперь она отодвинула Джейсона от Джека, как будто тот был заразным.

Фермер все еще глядел через плечо, улыбаясь немного сожалеючи.

– Извини. Ты кажешься хорошим парнем, но мы здесь простые люди. Все, что идет от моря, это то, что посылают большие лорды. Умрет ли Королева, или нет… конечно же, однажды умрет. Бог рано или поздно забивает свои гвозди… А что случается с маленькими людьми, когда они лезут в дела больших? Ничего хорошего.

– Мой отец…

– Я не хочу знать о твоем отце! – резко оборвал его Генри. Его жена отодвинулась от Джека, прижимая к себе Джейсона.

– Хороший он человек или плохой, я не знаю и не хочу знать. Все, что я знаю, это то, что он мертв. Я не думаю, что ты в этом наврал, и что его сын провел тяжелую ночь, и что его сын умеет хитрить. И не хочет рассказывать, куда идет. Так что слазь. Ты видишь, у меня тоже есть сын.

Джек слез с телеги, огорчаясь, что испугал молодую женщину. Фермер был прав: маленьким людям не стоит соваться в дела больших. Особенно, если они умны.

Глава 13
Люди в небе

1

Обнаружить, что деньги, которые достались с таким трудом, в буквальном смысле превратились в палочки, было шоком. Они выглядели как головоломка, которую выполнил неумелый ремесленник. Но шок продолжался всего несколько секунд и Джек рассмеялся над самим собой. Когда он пришел сюда, все изменилось. Серебряный доллар превратился в монету с грифоном, куртка в камзол, английский язык в язык Территорий, добрые американские доллары в связку палочек. Он прилетел сюда с примерно двадцатью долларами в кармане и решил, что в валюте Территорий у него сейчас то же количество, хотя было четырнадцать палочек в одной связке и двенадцать в другой.

Проблема была не в количестве денег, а в ценах. Он совершенно не представлял себе, что здесь дешево, а что дорого. Он шел через рынок. Джек почувствовал, что стал участником игры «Угадай Цену». Только если он не угадает, никто не даст ему поощрительного приза и не похлопает по плечу; если он опростоволосится, то они могут… впрочем, он не знал, что они могут сделать. Выгнать его? Наверняка. Побить, арестовать его? Возможно. Убьют? Скорее всего, нет, но точно сказать невозможно. Они маленькие люди. Они не политики. А он Чужак.

Джек медленно брел с одного прилавка к другому, пытаясь справиться с этой проблемой. Она сосредоточилась преимущественно в животе. Он был ужасно голоден. Вдруг он увидел Генри, который торговался с покупателем. Миссис Генри стояла рядом, но чуть сзади, уступая место мужчинам. Она стояла спиной к Джеку, но малыш сидел у нее на руках. «Джейсон, один из маленьких Генри», – подумал Джек. Джейсон увидел его. Малыш махнул Джеку толстенькой ручкой, и Джек быстро отвернулся, прячась в толпу.

Казалось, повсюду стоял запах жареного мяса. Он увидел продавцов, которые медленно вращали на вертелах куски говядины, заметил, как они клали толстые куски чего-то, похожего на ветчину на ломти домашнего хлеба и протягивали их покупателям. Они выглядели как ведущие аукционов. Большинство покупателей были фермерами, вроде Генри, и они требовали еды так же рьяно, как участники аукционов, то есть просто поднимали руку, расставив пальцы. Джек несколько раз пристально наблюдал за обменом. Каждый раз платежным средством были связанные палочки… Но сколько нужно палочек? Это не имело значения. Он должен поесть, выдает это в нем Чужака или нет.

Он прошел мимо клоунов, едва взглянув на них, хотя вокруг собралась огромная толпа, в основном, женщины и дети, которая гудела от смеха и аплодисментов. Он двинулся к прилавку с полотняными стенками, за которым мужчина с татуировками на бицепсах стоял возле дымящихся углей. Над углями был подвешен железный прут. Потные, грязные мальчишки стояли у каждого конца. На штырь были насажены пять больших кусков мяса, и мальчишки крутили прут над огнем.

– Отличное мясо! – кричал большой мужчина. – Отличное мясо! Отли-чч-чное мясо! Покупайте мое мясо! Отличное мясо!

И в сторону одному из мальчишек:

– Пошевеливайся, дубина!

Фермер вместе со своей юной дочерью поднял руку и указал на второй слева кусок. Мальчишки перестали крутить штырь, пока их шеф отрезал кусок и положил его на кусок хлеба. Один из мальчишек подбежал к фермеру, который отдал ему палочки. Внимательно присмотревшись, Джек увидел, что тот дал ему две палочки. Когда мальчик отошел, фермер опустил остаток денег в карман тем небрежным жестом, которым обычно мужчина засовывает обратно кошелек, и протянул мясо дочери, первый укус которой был так же полон энтузиазма, как и у ее отца.

Желудок Джека выл и кипел, он увидел все, что хотел… кажется.

– Отличное мясо! Отличное мясо! Превосходное… – Огромный мужчина остановился и посмотрел на Джека. Его брови и глаза были совершенно маленькими, но не совершенно тупыми.

– Я слышу песню, которую поет твой желудок. Если у тебя есть деньги, я возьму их и угощу, как в раю. А если нет, то убирайся отсюда со своей дурацкой овечьей физиономией и проваливай к черту.

Оба мальчика рассмеялись, хотя они, очевидно, устали. Они смеялись так, будто не могли управлять своими эмоциями.

Но сводящий с ума запах прожаренного на медленном огне мяса не позволял ему уйти. Он вытянул более короткую связку и указал на второй слева кусок. Джек решил ничего не говорить. Так, казалось, безопаснее. Торговец усмехнулся, достал из-за широкого пояса большой нож и отрезал кусок. Джек заметил, что этот кусок был меньше того, который он только что отрезал фермеру, но его желудку не было дела до таких мелочей; он обезумел от ожидания предвкушения еды.

Торговец положил мясо на хлеб и протянул его сам, не передавая мальчишкам. Он взял связку палочек Джека и вместо двух оторвал три.

Голос матери, притворно удивленный, произнес в его мозгу: «Поздравляю, Джеки. Ты стал скрягой».

Торговец глянул на него, ухмыляясь и показывая ряд плохих, почерневших зубов, ожидая, что скажет Джек. «Ты еще должен благодарить меня, что я взял три палочки, а не все четырнадцать, ты можешь с тем же успехом написать у себя на лбу: „ЧУЖАК“. Скажи, Овечья Рожа, ты хочешь с этим поспорить?»

Не имело значения, чего он хотел. Очевидно, не мог ничего возразить. И Джек опять почувствовал бессильный гнев.

– Иди, – сказал торговец, махнув большой рукой перед лицом Джека. Его пальцы были грубыми, под ногтями запеклась кровь. – Ты получил свою еду, теперь убирайся!

Джек подумал: «Я мог бы показать тебе фонарик, и ты удрал бы отсюда, как будто за тобой гонятся черти из ада. А если я покажу тебе самолет, ты сойдешь с ума от страха. Ты не такой уж сильный, как тебе кажется, приятель».

Он улыбнулся, и возможно, в его улыбке было что-то, что не понравилось торговцу, потому что он отпрянул от Джека, и на его лице моментально отразилось беспокойство. Он опять нахмурился.

– Уходи, я сказал! – заорал он. – Иди прочь, Бог с тобой!

И Джек ушел.

2

Мясо было восхитительным. Джек откусывал по маленькому кусочку от мяса и хлеба, на котором оно лежало, и непроизвольно слизывал сок, который тек по его рукам. Мясо по вкусу было похоже на свинину… и все же это была не свинина. Что бы это ни было, оно заполнило пустоту его желудка. Джек подумал, что таскать такие бутерброды в школу ему не надоело бы и за тысячу лет.

Теперь ему удалось заставить замолчать свой желудок, по крайней мере, на время. И он мог разглядеть все повнимательнее… и, не сознавая это, постепенно растворялся в толпе. Теперь он был просто еще одним деревенским жителем, который приехал в город на ярмарку. Джек медленно бродил вдоль прилавков, пытаясь одновременно смотреть во все стороны. Лишь лоточники обращали на него внимание, но только как на потенциального покупателя. Они кричали, зазывая его, когда он проходил мимо, начинали зазывать следующих мужчину или женщину, или даже ребенка, проходящего мимо них. Джек рассматривал товары. Они казались ему одновременно прекрасными и странными, и среди толпы, окружавшей его, он сам казался странным, возможно, потому, что он пытался казаться равнодушным в месте, где никто не был равнодушным. Все смеялись, спорили, торговались… но никто не грустил.

Город-рынок напоминал ему павильон Королевы, но был лишен его напряженной атмосферы и слишком лихорадочной веселости. Здесь была та же абсурдная смесь запахов (преимущественно жареного мяса и вони животных); та же ярко одетая толпа (хотя даже наиболее яркие одежды, которые Джек увидел здесь, были несравнимы с той пестротой одежд, которые он видел в павильоне); та же смесь абсолютно нормального, обыденного с экстравагантным и странным…

Он остановился возле прилавка человека, продающего ковры с портретом Королевы. Джек внезапно вспомнил мать Хенка Скоффера и улыбнулся. Хенк был одним из одноклассников Джека и Ричарда Слоута в Лос-Анджелесе. Страстью миссис Скоффер были украшения. Боже, как бы понравился ей этот ковер с образом Лауры Де Луиззиан с прической, поднятой кверху в корону, с локонами, уложенными волнами! Это даже лучше, чем вельветовая карта Аляски или керамическое панно тайной вечери за стойкой в гостиной Скофферов.

Вдруг лицо на ковре как будто изменилось. Изображение Королевы исчезло и появилось лицо его матери со слишком темными глазами и слишком бледной кожей.

Джек опять удивился чувству тоски по дому, внезапно охватившему его. Оно волной прокатилось в его сознании и выкрикнуло из сердца: «Мама, эй, мама! Боже, что я здесь делаю, мама?!» И он подумал с усиленной любовью и тоской, что она сейчас делает, сейчас, прямо в этот момент. Сидит у окна, курит, смотрит телевизор или на океан, открыв возле себя книгу? Пошла в кино? Спит? Умирает?

«Умерла? – добавил зловещий голос. Он не успел остановить его. – Умерла, Джек? Уже умерла?»

Остановись!

Он почувствовал жгучий поток слез.

– Чем ты так опечален, малыш?

Он удивленно поднял голову и увидел продавца ковров. Он был таким же большим, как и продавец мяса, и его руки тоже были покрыты татуировками, но улыбка его была открытой и солнечной. В ней не было нарочитости. И в этом была разница.

– Нет, ничего, – ответил Джек.

– И это твое «ничего» привело тебя в такое состояние? Тогда могу себе представить, как бы ты выглядел, если бы с тобой случилось «что-то»!

– Я плохо выгляжу, правда? – спросил Джек, слабо улыбаясь. Он был не уверен в своем произношении, по крайней мере, на секунду, но, возможно, продавец ковров не слышал в его речи ничего странного.

– Паренек, ты выглядишь так, как будто оставил своего друга на обратной стороне Луны или только что увидел Дикого Белого Волка, который пришел с севера.

Джек слабо улыбнулся. Продавец ковров отвернулся и взял что-то с маленькой витрины справа от самого большого ковра. Это был овал с маленькой ручкой. Он повернул предмет к солнцу: оказалось, зеркальце. Оно показалось Джеку маленьким и дешевым. Такие дают за победу в карнавальных играх.

– Погляди сюда, парень, – сказал продавец ковров. – Посмотри и скажи, что я не прав.

Джек глянул в зеркальце и обомлел, причем так надолго, что можно было подумать, что сердце забыло, как биться. Это был он, но он выглядел так, как персонаж из «Острова Удовольствий», где курение и игра в карты превращала мальчиков в осликов. Его глаза, обычно голубые, как у англо-сакса, стали карими и раскосыми. Его волосы, грубо спутанные, превратились в гриву, ниспадая на лоб. Он поднял руку, чтобы убрать их, но пальцы коснулись чистого лба, хотя в зеркале они запутались в космах. Он услышал довольный смех продавца. И самым удивительным были длинные ослиные уши, свисающие до самых плечей. Он ошеломленно уставился через зеркало на них, и одно из них дернулось.

Он внезапно осознал: «У меня ДЕЙСТВИТЕЛЬНО была такая вещь!»

И следом: «В Видениях у меня такое уже было. В противоположном мире это было… было».

Ему было не больше четырех лет. В нормальном мире (он уже перестал думать о нем, как о «реальном», даже не замечая этого) это был большой стеклянный шарик с розовым центром. Однажды, когда Джек играл с ним, он покатился по цементной дорожке перед домом и в решетку канализации. Шарик пропал. Навсегда, как он тогда думал, сидя на бордюре и размазывая грязными руками слезы по щекам. Но нет, теперь его старая игрушка нашлась, такая же чудесная, как и тогда, когда ему было три или четыре года. Он усмехнулся. Тут же изображение изменилось и из Джека-ослика превратилось в Джека-котика с мордашкой умной, хитрой и довольной. Глаза изменились с карих на зеленые, как у кота. Острые, торчащие и покрытые шерстью ушки сменили висячие ослиные.

– А вот теперь лучше, – сказал продавец. – Много лучше, сынок. Счастливый мальчик – здоровый мальчик, а здоровый мальчик всегда найдет свое место в мире. Так говорит Книга Правильного Хозяйствования, а если и не говорит, то должна бы. Я допишу это в своем экземпляре, если когда-нибудь соберу достаточно палочек, чтобы купить себе. Хочешь зеркальце?

– Да! – выкрикнул Джек. – Да, очень! – Он вытащил свои палочки. Скупость была забыта. – Сколько?

Продавец нахмурился и быстро оглянулся кругом, чтобы убедиться, не видит ли их кто-нибудь?

– Убери это, сынок. Спрячь поглубже. Вот так. Показал палочки – потерял палочки. Не зевай на ярмарке.

– Что?

– Не обращай внимание. Не надо платы. Возьми это. Половина разбилась в моем фургоне, мне на горе. Мамы брали, дети глядели, да брать не захотели.

– Ладно, по крайней мере, вы не отрицаете этого, – сказал Джек.

Продавец глянул на него немного удивленно, и оба рассмеялись.

– Счастливый мальчик, проворный ротик, – сказал продавец, – загляни ко мне, когда станешь взрослее и лысее, сынок. Возьмем твои мозги с языком, продадим три раза свой кувшин с молоком.

Джек рассмеялся. Этот парень говорил складнее, чем старик Ганг.

– Спасибо, – сказал он (на отражении стекла появилась довольная широкая улыбка). – Большое спасибо.

– Благодари Бога, – сказал продавец… и затем, как бы подумав, – и береги деньги!

Джек двинулся дальше, положив зеркальце-игрушку в камзол, рядом с бутылочкой Спиди. И каждые пять минут он проверял, на месте ли его покупка.

Хотел бы он знать, где находятся сейчас все карманники?

3

Через два прилавка от продавца ковров развязный человек с черной повязкой на глазу, от которого сильно несло перегаром, пытался продать крестьянину большого петуха. Он убеждал фермера, что если тот купит петуха и посадит в курятник, то куры круглый год будут нести яйца с двойными желтками.

Однако Джек смотрел не на петуха и не на повязку на глазу продавца. Он вместе с толпой ребятишек разглядывал аттракцион, который устроил одноглазый. Это был попугай в большой клетке. Он был почти такой же высоты, как и самый маленький из детей. Его перья были темно-зелеными, скорее бутылочного цвета, а глаза блестели золотом… все четыре. Как и у пони, которого он видел в павильоне, у попугая было две головы. Он обхватил насест огромной желтой лапой и глядел одновременно в две стороны. Хохолки обеих голов почти соприкасались.

Попугай беседовал сам с собой, вызывая веселье у ребятишек. Джек обратил внимание, что они не были поражены и даже удивлены. Они не походили на детей, которые в первый раз пришли в кино и тупо смотрят на экран, расширив глаза; они походили на детей, которые смотрят свою еженедельную порцию мультиков. Это было чудом, да, но не новым. А кто быстрее привыкает к чудесам, так это самые юные.

– Гр-рак! Какая самая великая истина дворян? – спрашивала первая голова.

– Что король будет королем всю жизнь, а для этого нужно хоть раз в жизни побыть бароном! – отвечала вторая.

Джек улыбнулся, некоторые ребята постарше засмеялись, но малыши только удивленно таращились.

– А что в буфете миссис Спратт? – задала вопрос первая.

– То, чего никто не может увидеть! – ответила вторая, и хотя Джек ничего не понял, дети зашлись от хохота.

Попугай отпустил насест и перевернулся вниз головой.

– А что испугало сегодня до смерти Алена Вестри?

– Он увидел свою жену! – Гхр-рах! Выходящей из ванны!

Фермер повернулся и ушел, а одноглазый продавец все еще держал петуха. Он в ярости накинулся на детей:

– А ну, брысь отсюда! Бегом, пока я не излохматил ваши задницы!

Детишки кинулись врассыпную. Джек вместе с ними, бросая через плечо последние удивленные взгляды на чудесного попугая.

4

У другого лотка он отдал две палочки за яблоко и кружку молока, самого сладкого, жирного молока, которое он когда-либо пробовал. Джек подумал, что если бы у них дома было такое же молоко, то компании «Пепси» и «Херши» обанкротились бы за неделю.

Он уже допивал кружку, когда увидел семью Генри, которая медленно двигалась в его направлении. Он быстро сунул кружку женщине за лотком, которая вылила остатки в большую деревянную бадью.

Джек поспешил уйти, вытирая молочные усы с верхней губы и надеясь, что из кружки до него не пил никто с проказой, герпесом или чем-нибудь подобным. Он раньше как-то не думал, что здесь могут случаться такие ужасные вещи.