Текст книги "Имперский повар. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Сергей Карелин
Соавторы: Вадим Фарг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 46 страниц)
Глава 11
На следующее утро я поднялся раньше будильника. По дому двигался тихо, как вор, но с решимостью полководца перед главной битвой. В кухне возился осторожно – не хотел будить Настю после вчерашнего кошмара.
Но она всё равно спустилась. Глаза красные, лицо бледное. Выглядела как привидение.
– Настя, сегодня «Очаг» закрыт, – объявил я, не оборачиваясь. – Повесь табличку «По техническим причинам». Тебе нужно отдохнуть и прийти в себя после вчерашнего.
Она смотрела на меня с тревогой. Видимо, моя решительность пугала её не меньше угроз Алиева.
– А ты куда собрался? – голос дрожал. – Опять за неприятностями?
– Наоборот, – подмигнул ей. – Иду заводить друзей. Полезные знакомства.
Накинул куртку. Под воротником недовольно зашевелилось.
– Какие ещё друзья? – возмутился писклявый голос прямо в ухо. – У тебя есть я! И меня нужно кормить изысканными блюдами, а не таскать по вонючим кузницам. Там только угольная пыль и запах железа. Проверял лично.
Рат явно не разделял мой энтузиазм насчёт утренней вылазки.
– Будешь личным консультантом по ароматам, – тихо усмехнулся я в сторону, чтобы Настя не заметила. – Твой нос лучше любого детектора лжи. Если от Фёдора запахнет обманом или предательством – сразу докладывай.
– Хм, – Рат задумался. – В этом есть смысл. Мой нюх действительно безупречен.
Польщённый крыс перестал ворчать. Роль секретного советника ему явно понравилась.
– Игорь, будь осторожен, – тихо попросила Настя.
– Всегда, – кивнул я и вышел за дверь.
Утро встретило меня свежим морозцем и первыми лучами солнца. Зареченск просыпался медленно – полусонные люди, словно амёбы, собирались на остановках в ожидании, когда городской транспорт отвезёт их на так «горячо любимую» работу, редкие машины тех, кто смог их себе позволить, и полупустые дороги. И, конечно же, бабульки, спешащие по только им известным делам в такое раннее время.
И откуда только столько энергии?
– Кузница далеко? – поинтересовался Рат из-за пазухи.
– Недалеко. За рынком, у речки.
– А этот Фёдор точно нам подходит? Я не хочу связываться с очередным психом.
– Увидим. Настя говорила, он мужик хороший. Да и выбора особого нет.
Мы шли по пустынным утренним улицам. Я обдумывал план. Фёдор-кузнец мог стать союзником, но сначала нужно было его прощупать. Выяснить, на что он способен и чего стоит.
Да, в этом городке, как ни странно, была кузница. Но даже в моём мире встречались подобные места. И да, металлургические заводы делали всё необходимое, что в первой моей жизни, что в этой. Но меня волновал не сам факт кузнечного ремесла, а необходимость знакомства с людьми, которых уважают в народе. Степан, Наталья… надеюсь, Фёдор тоже станет моим другом. Как бы банально это ни звучало.
– Чувствуешь что-нибудь подозрительное? – спросил я у Рата.
– Пока только запах твоего волнения, – съехидничал крыс. – Расслабься. Мы же не на войну идём.
Хотя кто знает? В этом городе любая встреча могла обернуться чем угодно.
* * *
Кузница Фёдора встретила меня рёвом огня и оглушительным лязгом металла. Жар бил в лицо так, что казалось – сам воздух плавится и стекает по стенам. В центре этого ада, у наковальни, стоял хозяин. Он был точной копией своего рабочего места: огромный, лысый, с густой бородой, заплетённой в тугую косу и перехваченной простым стальным кольцом. Лицо хмурое и морщинистое, как у недовольного бульдога, но в глубине серых глаз светился острый, пронзительный ум.
– Степан сказал, ты придёшь, – прогудел кузнец, не прекращая работы и не поворачивая головы. Удары молота по раскалённой заготовке гремели, как залпы пушек. – Говорит, руки у тебя из нужного места растут. Но я пока вижу только простого пацана.
Пот стекал с моего лба. Запах горелого металла и угольной пыли забивал ноздри. Вдруг раздался пронзительный скрежет, и точильный круг, на котором Фёдор до этого правил лезвие топора, со скрипом остановился. Из механизма повалил тонкий сизый дымок. Кузнец грязно выругался, отшвырнув молот.
– Опять эта дрянь сломалась! Третий раз за месяц!
Я почувствовал, как что-то во мне откликнулось. Руки сами потянулись к сломанному агрегату. Не дожидаясь приглашения, решительно шагнул вперёд.
– Можно?
Фёдор смерил меня недовольным взглядом, но махнул огромной, как лопата, рукой. Мол, валяй, смотри, раз такой умный.
Несколько минут молча изучал сложную систему шестерней, ремней и рычагов. Под курткой недовольно пискнул Рат – ему явно не нравился запах горелого масла. А мне нравился. В этом хаосе металла и механизмов была своя логика, своя красота.
В прошлом, когда я был мальчишкой, мы с семьёй жили в деревне. Да, да, в той самой деревне, где были колодцы и не было водопровода. Удивительно, не правда ли? Но… технологии всегда граничат с нищетой. Увы, свой путь шеф-повара я начинал из грязи. И чтобы выжить, отец учил меня всему. Абсолютно всему, чему только было можно. Не могу сказать, что мне это нравилось. В то время, как другие мальчишки бегали по улицам с деревянными «пистолетами», я сидел и изучал механику. Самую простую, какая могла пригодиться в деревне.
Однако на протяжении всей жизни (пускай и не столь длинной, как хотелось бы) я ни разу не упрекнул в этом своего отца. Его уроки дали мне возможность стать тем, кем я являюсь… то есть, являлся в прошлом. В общем, вы поняли.
– Тут не просто износ детали, – наконец произнёс я, выпрямляясь и отряхивая руки. – Тут сама конструкция изначально неудачная. Передаточное число подобрано неправильно, из-за этого идёт слишком большая нагрузка на ведущую ось. Она и горит постоянно.
Нагнулся, подобрал с пола кусок угля. Не обращая внимания на сажу, прямо на каменном полу начал чертить схему. Линии получались быстрыми, точными – руки всё помнили, и от этого меня даже захлестнул лёгкий азарт.
А ведь я могу не только готовить! Спасибо, батя…
– Смотрите. Если переставить вот эту шестерню сюда, а здесь добавить небольшой противовес для балансировки, вы не только почините круг, но и увеличите его мощность процентов на тридцать. При этом нагрузка на ось снизится вдвое.
Чертил и объяснял, руки двигались уверенно, а в голове выстраивались расчёты.
Фёдор сначала смотрел на чертёж скептически, скрестив на груди могучие руки. Брови нахмурены, губы поджаты. Но чем дольше он изучал схему, тем больше разглаживались суровые морщины на его лбу. Наклонился ниже, вглядываясь в детали, что-то прикидывал в уме, шевелил губами.
– А голова у тебя, повар, варит, – наконец с явным уважением протянул он, выпрямляясь и глядя на меня уже совсем другими глазами. В них появился живой интерес, почти восхищение. – Показывай, как делать будешь.
* * *
Когда мы с Фёдором закончили, точильный круг запел совершенно по-новому. Вместо того кошмарного скрежета и натужного воя, который раньше резал уши, теперь звучал ровный, мощный гул – будто огромный шмель проснулся и решил показать, на что способен. Кузнец нажал на педаль, и этот здоровенный каменный диск завертелся с такой лёгкостью, словно был сделан из пуха.
Фёдор взял старый, покрытый ржавчиной топор и с довольной ухмылкой провёл его лезвием по вращающемуся кругу. Тут же взвился сноп золотых искр – настоящий фейерверк прямо у меня перед носом. Красота неописуемая.
– Ну, повар, удивил, – прогудел кузнец, откладывая инструмент в сторону. – Снимаю шляпу. Твой казан, что заказывал, забирай даром. Считай, честно отработал.
Он кивнул в сторону угла, где стоял новенький, блестящий чугунный казан – просто загляденье. Но я почему-то смотрел не на него. Моё внимание целиком поглотил огонь в горне, эти могучие молоты, развешанные по стенам, наковальня, исхлёстанная тысячами ударов и хранящая в себе историю сотен изделий.
Фёдор проследил направление моего взгляда и хмыкнул с пониманием.
– Раз голова варит, посмотрим, что с руками творится, – сказал он. – Хочешь попробовать себя в деле? Выкуй нож. Настоящий боевой клинок, не какую-нибудь кухонную железку.
У меня глаза загорелись азартом. Одно дело – понимать механику процесса умом, и совершенно другое – самому схватиться с металлом, заставить его подчиниться своей воле, вдохнуть в него форму и смысл.
– Хочу, – ответил я без малейших колебаний.
Я схватил молот, и он показался мне на удивление лёгким – будто создан специально под мою руку. Фёдор щипцами подцепил раскалённую добела заготовку из пламени горна и аккуратно положил её на наковальню. От металла шёл жар, как от маленького солнца.
– Бей, – коротко скомандовал кузнец.
Я размахнулся и ударил. Слишком сильно, как выяснилось. Металл поддался, но как-то неправильно, изогнувшись под нелепым углом. Попытался исправить вторым ударом – стало только хуже. Через несколько минут мучений первая попытка превратилась в бесформенную, перекрученную железную загогулину, на которую было стыдно смотреть.
– Ещё раз, – невозмутимо произнёс Фёдор, швыряя испорченный кусок в ведро с водой.
Вторая попытка пошла осмысленнее. Я старался бить ровнее, вкладывая силу, но не слепую ярость. Заготовка медленно начала вытягиваться, обретая очертания настоящего клинка. Сердце забилось быстрее от предвкушения успеха. По знаку кузнеца я опустил раскалённый металл в бочку с маслом для закалки. Раздалось шипение, поднялся пар и… тихий, но отчётливый треск. На лезвии пролегла тонкая, как волос, но смертельная трещина.
– Ты его лупишь, а не слушаешь! – донёсся с потолочной балки писклявый, полный разочарования голос Рата. – От него теперь пахнет страхом и перегретым металлом, а должен пахнуть силой и уверенностью!
Фёдор, конечно, крыса не слышал, но сказал практически то же самое, тыкая толстым пальцем в мой провальный клинок.
– Металл нужно понимать, чувствовать, – объяснил он терпеливо. – Ловить, как он дышит под молотом, как отзывается на каждый удар. А ты его просто молотишь, как упрямого осла, который не хочет идти домой.
Он забрал у меня молот и повесил обратно на место среди остальных инструментов.
– Иди домой, повар. На сегодня довольно экспериментов. Кузнечное дело – это не только сила и ум, понимаешь? Это особое чутьё, внутреннее зрение. А оно у тебя пока крепко спит.
Я кивнул, хотя внутри всё ещё горело желание попробовать снова. Но кузнец был прав – металл требовал не только мускулов, но и души.
* * *
Я вернулся в «Очаг» и сразу понял – день пошёл наперекосяк с самого утра. А тут такая картина развернулась: Настя с Дарьей устроились за большим столом и заливались смехом, словно услышали самый смешной анекдот на свете. Они лепили что-то из теста, но больше походили на участниц мучной войны. Белая пыль покрывала всё вокруг – лица, волосы, пол, который я с утра до зеркального блеска доводил.
– О, наш герой вернулся! – Дарья просияла, будто увидела солнце после долгой зимы. На левой щеке у неё красовался белый мазок муки размером с монетку. – Ну что, покорил кузницу своим неотразимым обаянием?
– Почти покорил, – усмехнулся я, стряхивая чёрную угольную пыль с куртки. – Осталось совсем чуть-чуть.
– Ничего-ничего, – Настя подмигнула мне и ловко защипнула края очередного пирожка. – Зато ты уже покорил сердце одной дочери мясника. И это гораздо важнее!
Дарья вспыхнула ярче маков цвета. Схватила щепотку муки и с боевым кличем настоящей амазонки запустила в мою коварную сестру.
– Настя! Я тебе сейчас покажу, что значит болтать лишнее!
– А что показывать? – Настя увернулась с ловкостью циркачки и рассмеялась ещё громче. – Правда же колется! По твоим глазам видно!
– Да ладно вам, девчонки, – попытался я вклиниться в их перепалку, но поздно – они уже вошли в боевой азарт.
– Игорь, скажи ей что-нибудь! – Дарья схватила уже целую горсть муки, готовясь к решительной атаке. – Пусть не выдумывает всякую чепуху!
– Что сказать? Что ты красивая? – я пожал плечами. – Так это и без слов видно.
Дарья замерла с мукой в руках, словно время остановилось. А потом улыбнулась так, что у меня в груди что-то тепло ёкнуло.
– Ой, какой галантный кавалер! – захихикала Настя, хлопая в ладоши. – А теперь расскажи нам, что в кузнице-то случилось? По твоему кислому лицу видно – дела швах.
– Потом расскажу, – буркнул я и решительно прошёл на кухню. – Сначала плиту починю.
Неудача с клинком жгла самолюбие хуже раскалённого железа. Я отодвинул противни с недоделанными пирожками и принялся греметь инструментами. Старая плита давно требовала капитального ремонта – жар распределялся неравномерно, одна сторона блюда подгорала до угольков, другая оставалась почти сырой.
– Игорь, может, мы поможем? – на кухню заглянули девушки, всё ещё посмеиваясь над своими шутками.
– Лучшая помощь – не путаться под ногами, – пробурчал я, возясь с упрямым куском жести.
– Ну ты и грубиян несносный! – обиделась Дарья, надув губки. – Мы же из лучших побуждений!
– Да он всегда такой, когда что-то не получается, – вздохнула Настя со знанием дела. – Весь в себя уходит, как медведь в берлогу.
– И долго он так дуется? – спросила Дарья шёпотом, но я всё равно прекрасно слышал каждое слово.
– Пока не приготовит что-нибудь гениальное, – ответила Настя тоже шёпотом. – Тогда снова становится нормальным человеком.
– А мы что, по-твоему, не люди? – возмутилась Дарья, скрестив руки на груди.
– Для него сейчас – точно не очень, – хихикнула Настя, покачав головой.
Девушки обиженно фыркнули, подхватили свои злополучные пирожки и гордо удалились в зал, громко топая каблуками.
– Ну ты и дипломат отменный, – раздался с полки знакомый ехидный писк.
На мешке с мукой, словно на царском троне, восседал Рат. Усики у него довольно подёргивались от удовольствия.
– Что тебе надо, мудрец? – буркнул я, когда железная жестянка с оглушительным грохотом сорвалась и больно шлёпнулась мне на ногу.
– Учусь у лучших мастеров искусству общения с прекрасным полом, – ехидно пропищал крыс, поправляя усики. – Особенно впечатлило твоё «не путайтесь под ногами». Прямо Казанова какой-то!
– Да иди ты к чёрту, – отмахнулся я от назойливого советчика. – И железяку эту прихвати!
– А что, в кузнице совсем уж плохо дела пошли? – поинтересовался Рат, усаживаясь поудобнее.
– Ты и сам видел. Руки, выходит, растут совсем не из того места.
– Зато из правильного места растёт голова, – философски заметил крыс, почёсывая за ушком. – И язык, кстати говоря, тоже. Ты видел, как на Дарью смотришь?
– Никак особенно не смотрю, – соврал я, даже не поднимая глаз от плиты.
– Ага, конечно. А она на тебя как смотрит – тоже никак особенно?
– Рат, отстань со своими наблюдениями. У меня тут серьёзные технические проблемы.
– Да какие там технические! – фыркнул крыс. – Проблемы у тебя не технические, а чисто личностные. Но ничего, со временем научишься быть человеком. Главное – девчонок больше не обижай направо и налево. А то останешься в гордом одиночестве с одной этой древней плитой.
– Мудрый очень, – проворчал я. – Может, сам пойдёшь им комплименты говорить?
– Я бы с удовольствием, – хмыкнул Рат. – Но, к сожалению, большинство дам почему-то пугается моей неотразимой внешности. Так что это твоя работа, герой-любовник.
* * *
На следующий день я снова пришёл в кузницу. Но теперь всё было по-другому. Я не рвался к наковальне, как вчера. Просто прислонился к стене и стал наблюдать за работой Фёдора.
И это было потрясающе. Каждый удар молота звучал как нота в какой-то древней песне. Металл пел под ударами, меняя цвет от ослепительно белого до глубокого вишнёвого. Искры разлетались золотыми брызгами, а заготовка медленно превращалась в нечто совершенно новое.
– Понимаешь теперь? – спросил Фёдор, не отрываясь от работы.
– Начинаю, – честно ответил я.
Вдруг меня осенило. Это же та самая кулинария! Только вместо мяса и овощей – раскалённый металл. Тот же контроль температуры, то же чувство времени. Понимание материала, работа с его характером, а не против него.
– Фёдор, – сказал я тихо, – дайте мне попробовать ещё раз.
Кузнец остановился и внимательно посмотрел на меня. В его глазах что-то изменилось.
– Ты уверен, парень?
– Да. Теперь я понимаю.
Он молча кивнул и отошёл от наковальни. Я взял молот, почувствовал его вес, его баланс.
Первый удар прозвучал чисто и точно. Металл послушно поддался, словно ждал именно такого обращения. Я не боролся с ним, как вчера. Мы танцевали вместе – я, молот и раскалённая сталь.
– Вот оно, – пробормотал Фёдор за моей спиной. – Чувствуешь металл?
– Да, – выдохнул я между ударами. – Он живой.
– Точно. И у каждого куска свой характер. Этот упрямый, но честный. Не обманет.
Удар за ударом заготовка вытягивалась, истончалась, обретая форму. Я работал плавно, без спешки, прислушиваясь к металлу. Когда цвет стал нужным, я опустил будущий нож в масло. Шипение было коротким и злым – именно таким, каким должно быть.
Через полчаса на наковальне лежал простой кухонный нож. Без украшений, без изысков. Но он был идеален. А когда я его наточил, то острая грань блеснула, подобно утреннему солнцу.
Фёдор взял нож и внимательно осмотрел. Провёл лезвием по ногтю – тот поддался без усилий. Подбросил на ладони, проверяя баланс.
– Хороший нож, – сказал он задумчиво. – Рабочий.
Затем подошёл к верстаку, взял деревянный брусок и одним движением срезал тончайшую стружку. Она завилась в колечко и упала на пол.
– Острый, – добавил кузнец с одобрением. – И правильно закалённый.
Я смотрел на свою работу и не мог поверить. Ещё вчера я не мог сделать ничего путного, а сегодня…
– Фёдор, – начал я, но он поднял руку.
– Слушай меня внимательно, повар, – сказал он серьёзно. – Из тебя может толк выйти. Но это только начало. Настоящее мастерство приходит годами.
– Я понимаю.
– Хорошо. А теперь вот что, – Фёдор протянул мне свою огромную руку. – Если Кабан или кто другой из местных воротил сунется к тебе с угрозами, скажи, что Фёдор-кузнец твой друг. Посмотрим, что они на это ответят.
Я крепко пожал его руку. Она была жёсткой, покрытой мозолями и шрамами от ожогов. Рука мастера.
– Спасибо. Это много значит.
– Да не за что. Просто не забывай – настоящие мастера должны держаться вместе. А то всякие проходимцы задавят.
Я кивнул, пряча нож в рюкзак. В этот момент я понял, что обрёл не просто знакомого, а настоящего союзника. Кузнец в этом мире значил очень много. Его слово весило больше, чем деньги многих купцов.
– Завтра приходи, если хочешь, – добавил Фёдор, возвращаясь к своей работе. – Поучимся ещё.
– Обязательно приду, – пообещал я.
Глава 12
Степан не врал по поводу знакомств. Когда вечерние сумерки накрыли Зареченск, он затащил меня к себе в лавку. Не в торговый зал, где он обычно принимал покупателей, а в заднюю комнату – его личное убежище. Пол был усыпан свежими опилками, которые источали терпкий древесный аромат. Сквозь щели в двери, ведущей в коптильню, просачивался дух копчёного мяса – такой густой, что, казалось, его можно было резать ножом.
За массивным дубовым столом, сколоченным явно без претензий на изящество, уже расположилась компания. Могучий Фёдор-кузнец сидел, опершись локтями на стол – его руки были такими огромными, что казались продолжением его молотов. Рядом примостился пожилой мельник, лицо которого изрезала сетка морщин, словно потрескавшуюся землю после засухи. В углу молчаливо расположился рыбак – от него до сих пор веяло речной тиной и утренним туманом.
На столе без всяких скатертей красовался запотевший жбан с домашним квасом, миска с солёными сухарями и потрёпанная колода карт. По виду карт можно было понять, что они пережили не одну сотню азартных баталий.
– Ну что, повар, присаживайся, – прогудел Степан, ловко тасуя колоду. Карты в его мясистых ладонях порхали, как листья на ветру. – Посмотрим, умеешь ли ты в «подкидного» играть так же мастерски, как у плиты колдуешь.
Я решил не выпендриваться. Никаких попыток блеснуть умом или показать себя крутым знатоком карт. Играл осторожно, больше наблюдал и слушал. Подливал мужикам квас, когда кружки пустели, подсыпал сухари в миску. Вёл себя не как гость, которого пригласили из вежливости, а как свой парень, который просто зашёл на огонёк после трудового дня.
– Слыхал, Семёныч, щука на перекате клевать начала? – спросил я у рыбака, аккуратно подбросив ему шестёрку.
– Клюёт, куда денется, – неохотно откликнулся тот, отбиваясь семёркой. – Только вся мелкая попадается, с ладошку размером. Крупная рыба в ямах затаилась, холодов ждёт.
– А что с ценами на зерно творится? – повернулся я к мельнику. – Поговаривают, опять поднимут?
– Ещё как поднимут, – тяжело вздохнул старик, собирая карты. – Дожди всё лето проливные шли, половина урожая на корню сгнила. Теперь купцы цену задирают, чертовы спекулянты.
Я внимательно слушал каждое слово, кивал, мотал на ус. Впитывал информацию, как пересохшая земля впитывает дождь. Кто с кем дружит в городе, кто на кого точит зубы, чем живёт Зареченск, чего боится и на что надеется. Постепенно понимал, что эти незамысловатые разговоры о рыбалке, ценах на зерно и новом уряднике, который, по слухам, берёт взятки борзыми щенками вместо денег, – это и есть настоящая жизнь. Без прикрас и фальши.
В моей прошлой жизни, в сверкающем мире московских ресторанов, всё было совершенно по-другому. Там царили интриги, подковёрная борьба за должности, фальшивые улыбки и союзы, которые рассыпались быстрее снежного сорбета на горячей сковороде.
А здесь всё было искренне и просто. Если ты друг – помогут, не раздумывая. Если враг – разобьют морду без лишних церемоний. Чтобы стать в этом месте своим, недостаточно было просто удивлять кулинарными чудесами. Нужно было понимать эту неспешную, но честную жизнь, уважать её неписаные законы и быть готовым подставить плечо товарищу, когда понадобится.
Да, в прошлой жизни я многого добился, но продирался сквозь те же терни к звёздам. Мишленовским (не стоит о них забывать). И здесь я планировало сделать то же самое. Не сидеть на месте сложа ручки, а идти вперёд, пробивая стены головой. Своей или чужой, там уж как получится.
Но для этого мне необходимы были знакомые, которые будут поддерживать врага за ноги, пока я его башкой стучу в новую дверь возможностей. И да, я начинаю с нуля, но это даже интересно.
Мужики обсуждали планы на завтра, жаловались на жён, которые требуют новые платья к престольному празднику, делились байками из своей работы. Фёдор рассказывал, как вчера подковывал норовистого жеребца, который чуть копытом по голове не заехал. Мельник жаловался на крыс, которые повадились таскать зерно из амбара. Рыбак молчал, изредка вставляя короткие реплики.
Я слушал и понимал – вот она, настоящая мужская дружба. Без пафоса и красивых слов. Когда можно просто сидеть, играть в карты, пить квас и знать, что рядом люди, на которых можно положиться.
– Эй, повар, задумался? – окликнул меня голос Фёдора. – Твой ход давно был.
Я взглянул на свои карты, улыбнулся и уверенно выложил на стол козырного туза. Мужики одобрительно загудели и застучали кружками по столу. Похоже, я всё делал правильно. Медленно, но верно становился в Зареченске своим человеком.
* * *
После нескольких партий хмельной домашний квас уже приятно кружил всем головы. В тесной каморке воздух густел от табачного дыма и мужского смеха. Я чувствовал себя вполне комфортно в этой компании – до тех пор, пока не заметил мрачнеющее лицо тракториста Гриши.
Здоровенный мужик с красным, обветренным лицом уже дважды остался с полной рукой карт после моих удачных ходов. Каждая моя победа словно добавляла угольков в костёр его недовольства.
– Ишь ты, какой прыткий, – пробурчал он, косо поглядывая на меня поверх своих карт. Голос у него был хриплый, недружелюбный. – И повар, и кузнец, и в карты-то тебе везёт… Прям не человек, а золотой червонец какой-то.
Он сделал паузу, потом добавил с плохо скрытой злобой:
– Небось и девок наших всех скоро себе заберёшь?
Воздух в каморке сразу стал гуще. Я почувствовал, как остальные напряглись. Мельник сжался в углу, рыбак замер над своими картами. Даже Степан перестал улыбаться.
– Так они ж не твои, Гриш, чего ты переживаешь? – спокойно ответил я, с лёгкой усмешкой подбрасывая ему пиковую даму.
Знал, что у него нет на неё ответа. И действительно – Гриша побагровел ещё сильнее. Карты в его ручищах затрещали от напряжения.
– Ты мне не дерзи, поварёнок! – рявкнул он и с такой силой стукнул кулаком по столу, что жбан с квасом подпрыгнул и чуть не опрокинулся. – Может, выйдем, поговорим по-мужски? А то что-то ты больно умный для своих лет!
Тишина упала на каморку, словно тяжёлое одеяло. Мельник вжал голову в плечи, будто ожидая удара. Рыбак превратился в статую, боясь шелохнуться. Степан смотрел на меня с беспокойством – видно, не хотел, чтобы его гость попал в неприятности. Суровый Фёдор нахмурился так, что его тёмные брови сошлись на переносице мрачной тучей.
Все ждали моей реакции.
А я не изменился в лице. Откинулся на спинку стула, сохраняя расслабленную позу, и лишь усмехнулся. В этот момент я вспомнил свою прошлую жизнь – сколько раз приходилось гасить конфликты на кухне, где эмоции кипели не хуже, чем в этой каморке.
– Григорий, ну зачем же выходить? – произнёс я спокойно, даже с лёгкой ленцой в голосе. – Тут тепло, квас вкусный, компания приятная. Да и что мы там, на улице, не видели?
Я сделал паузу, давая словам повисеть в воздухе, потом продолжил с той же невозмутимостью:
– А знаете мужики, – я обвёл всех весёлым взглядом, – Гриша прав. Девок я у вас всё-таки уведу. Больно красивые они у вас.
– Че-е-его? – непонимающе протянул мельник, косясь на меня недобрым взором. – Игорёк, ты говори-говори, но не заговаривайся. А то ведь…
– Нет, нет, – мягко перебил я его. – Я всегда хотел жить по чести, поэтому девок, – снова посмотрел на Григория, – верну Грише, чтобы ему тоже было приятно. Это ведь по-мужицки, верно?
И с этими словами я подбросил Григорию все четыре дамы из колоды.
– Вот, надеюсь, теперь никаких обид?
Секунду в каморке висела гробовая тишина. Все словно забыли, как дышать. А потом помещение взорвалось таким дружным, раскатистым хохотом, что с потолка посыпалась вековая пыль.
Степан хохотал до слёз, хлопая себя по коленям и качаясь на стуле. Мельник и рыбак, сбросив с себя страх, гоготали так, что утирали выступившие слёзы рукавами рубах. Даже суровый Фёдор не сдержался – его лицо расплылось в широкой, доброй улыбке, и он качал головой, явно одобряя мою находчивость.
– Ох, не могу! – задыхался Степан. – Игорь, ну ты, парниша, даёшь! «Девок верну»… Ох, умора!
Гриша сидел красный как варёный рак, не зная, куда деть глаза. Ему хотелось злиться, но смех товарищей действовал отрезвляюще. Он был выставлен в глупом свете, но не унижен до конца. Я не дал ему повода для драки, не оскорбил его напрямую, а просто ловко перевёл его агрессию в шутку. Показал, что моя уверенность – не в размере кулаков, а в работе головы.
– Молодец, Игорь, – тепло сказал Степан, когда смех наконец начал утихать. Он хлопнул меня по плечу с искренним уважением. – Голова у тебя работает не только для того, чтобы шапку носить. Уважаю.
– И то верно, – поддержал его рыбак, всё ещё посмеиваясь. – Ловко ты с нашими девками-то!
Гриша что-то неразборчиво пробурчал себе под нос, с досадой забрал дам (при этом я заметил, что его губы тоже тронула улыбка) и больше до самого конца вечера в разговоры не вступал. Только угрюмо сопел и хмуро разглядывал свои карты.
Игра продолжилась, но атмосфера в каморке неуловимо изменилась. Если раньше я был просто «поваром, которого привёл Степан», то теперь стал своим парнем. Парнем, который умеет за себя постоять, не марая рук и не портя хорошую компанию.
Остальные стали обращаться ко мне проще, без прежней настороженности. Шутили, продолжали травить байки, а иногда и спрашивали совета. Я чувствовал, как с каждой минутой всё крепче врастаю в эту компанию, в эту жизнь.
В этой маленькой победе без единого удара, без грубых слов и угроз было больше настоящей силы, чем в любой уличной драке. Я не просто избежал конфликта – я закрепил свой авторитет. И сделал это по своим правилам, оставаясь верным себе.
Когда вечер подходил к концу, и мы начали собираться домой, Степан задержал меня у порога.
– Знаешь, Игорь, – сказал он негромко, чтобы не слышали остальные, – сегодня ты показал себя настоящим мужиком. Не всякий сумел бы стерпеть и не махать кулаками.
Я пожал плечами, но внутри чувствовал удовлетворение. Ещё один шаг к тому, чтобы стать в этом мире не чужаком, а своим.
* * *
В середине дня в «Очаге» царила та особенная тишина, которая бывает только между обедом и ужином. Я стоял за стойкой и методично счищал чешую с карпа – крупного, серебристого красавца, которого собирался превратить в нечто волшебное к вечеру. Нож в моих руках двигался ловко и уверенно, словно всю жизнь я только тем и занимался, что потрошил рыбу.
Настя сидела напротив и перебирала гречку. Её пальцы порхали между зёрнышек так быстро, что я едва успевал следить. Мы болтали о всякой ерунде – о погоде, о том, что завтра нужно купить муки, о соседской кошке, которая повадилась воровать с нашего крыльца остатки еды.
– А помнишь, как ты в детстве боялся этой кошки? – смеялась Настя. – Кричал, что она тебя съест.
Я улыбнулся, не поднимая головы от рыбы. Конечно, я не помнил. Но зачем портить сестре настроение?
Дверь тихонько скрипнула. На пороге появилась бабушка Марфа – наша соседка, крошечная старушка с глазами цвета выцветшего неба и руками, которые дрожали, словно осенние листья на ветру. Она стояла у входа и мялась, явно не решаясь войти.
– Игорёк, сынок, – начала она дрожащим голосом, теребя край потёртой шали. – Не хотела беспокоить, но больше некого попросить. Мой старенький «Рекорд» совсем сдох.
Я отложил нож и вытер руки о фартук. Я ведь говорил, что отец меня многому научил в деревне? А вот когда мы перебрались в посёлок городского типа (по сути, та же деревня, только с большими домами) он взялся за меня с ещё большим рвением. И вот тогда я познакомился и с электроникой. Правда достаточно допотопной.
Стоило об этом подумать, как пальцы невольно дрогнули. Точно так же, как в первый раз, когда я узнал, какая на самом деле сила тока.
– Конечно, бабушка Марфа, – ответил я, улыбаясь. – Только рыбу закончу и приду. Посмотрим, что с вашим стариком случилось.
Вот сомневаюсь что даже с здешней магией телевизоры сильно отличаются от тех что были в моем мире. И сильно сомневаюсь, что к бабули тут телевизор последнего поколения.
Настя подняла на меня взгляд, полный гордости. Я видел, как она удивляется переменам во мне. Ещё недавно её брат был хмурым и замкнутым, а теперь… Теперь готов бросить всё и помочь соседке с телевизором.
– Я сама с карпом управлюсь, – сказала она, решительно встав из-за стола. – Иди к бабушке. А то она без своих передач совсем загрустит.
