Текст книги "Имперский повар. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Вадим Фарг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 46 страниц)

– Игорь, как ты?

Я поднял голову. В дверях стояла Настя. Она уже переоделась в домашнюю футболку с мультяшным енотом и смотрела на меня с тихой тревогой.

– Ты сегодня был похож на какой‑то вечный двигатель. Завёлся с самого утра и всё никак не остановишься. Я тебя таким никогда не видела.

Я попытался улыбнуться, но, кажется, получилась лишь жалкая гримаса.

– Я устал, Настюш. Ужасно устал.

Я сделал паузу, подбирая слова. Мне вдруг отчаянно захотелось, чтобы она поняла. Поняла не только то, что я делаю, но и зачем.

– Устал от того, что мы с тобой живём в этой дыре. Что ты, единственный родной мне человек в этом чёртовом мире, спишь в каморке над кухней. Что мы едим то, что осталось от заказов. Я готов пахать днём и ночью, Насть. Готов в лепёшку расшибиться, лишь бы вытащить нас отсюда. Лишь бы ты жила нормально. Чтобы у тебя была своя комната, а не этот чулан. Чтобы ты могла купить себе новое платье, а не зашивать старое.

Да, отчасти это были эмоции прежнего Игоря, но я их разделял целиком и полностью. Почему? Сам не знаю. Возможно, я слишком свыкся с той ситуацией, в которой оказался. А может, я искренне желал этой девушке добра. Ведь по факту, она и правда, единственный близкий человек в новой для меня альтернативной реальности.

Она молча смотрела на меня, и я видел, как её огромные серые глаза снова наполняются слезами. Она ничего не сказала. Просто подошла ко мне сзади, крепко обняла за плечи и уткнулась лицом в мои волосы. Я чувствовал, как её плечи мелко вздрагивают. Так и прошло несколько секунд в полной тишине. Потом она молча отстранилась, быстро смахнула слёзы тыльной стороной ладони и, не оборачиваясь, ушла наверх, в свою маленькую комнатку.

Я остался один. Снова попытался вернуться к чертежам, но всё было тщетно. Мозг отказывался соображать.

– Похоже, генерал окончательно выдохся, – раздался из‑под стола знакомый ехидный голосок.

Из тени, деловито отряхивая усы, появился Рат. Он взобрался на ножку стула и с интересом посмотрел на меня.

– Не дождёшься, – устало усмехнулся я.

– Принёс трофеи с поля боя, – крыс ловко подкатил к краю стола два небольших, но идеально ровных шампиньона. Белые и гладкие, как две жемчужины. – Нашёл в подвале у одного чинуши. У него там целая плантация, идиот даже не знает, каким сокровищем владеет. Думает, это просто грибы.

Я посмотрел на грибы. Потом на остатки продуктов на кухне. В голове что‑то щёлкнуло.

Через десять минут перед Ратом стояло крошечное фарфоровое блюдце, а передо мной – обычная тарелка. Всё было до смешного просто. Я вынул у шампиньонов ножки, мелко порубил их с остатками мясного фарша, который не пошёл в заказы, добавил ложку сливочного соуса, щепотку «соли», начинил шляпки и отправил в раскалённую духовку на несколько минут. Просто, быстро, почти из ничего.

Рат с недоверием обнюхал свой гриб, потом осторожно откусил крошечный кусочек. И замер. Он прикрыл свои чёрные глазки, и его длинные усы мелко задрожали от удовольствия.

– Я не понимаю, – пробормотал он с набитым ртом, и его голос звучал почти благоговейно. – Я просто не понимаю, как ты это делаешь. Взять то, что буквально валяется под ногами, и превратить это в шедевр…

Я устало усмехнулся, отправляя в рот свой гриб. Горячий, сочный, с насыщенным мясным вкусом и нежным сливочным послевкусием. Это было именно то, что нужно.

– Всё самое ценное часто валяется под ногами, Рат, – тихо сказал я, глядя в пустоту. – Люди просто не замечают. Им лень наклониться.

Глава 8

Понедельник – день, как известно, паршивый. Особенно когда ты всё воскресенье провёл на нервах, а потом до трёх часов ночи корпел над чертежами, пытаясь запихнуть свои гениальные идеи в рамки законов физики. Я спал часа четыре, не больше, и всё это время мне снились какие‑то кошмары: то баронесса Земитская отчитывает меня за неправильно сваренный кофе, то шестерёнки моего будущего Царь‑Мангала разлетаются по всей кухне. В общем, когда я, качаясь, как тростинка на ветру, ввалился на кухню, я был готов к привычной утренней тишине и запаху горячего масла. Но точно не к тому, что меня там ждало.

Моя кухня жила своей жизнью. Она гудела, шипела и пахла так, будто я проспал не до шести утра, а до самого разгара обеденного ажиотажа. Аромат крепкого, свежесваренного кофе смешивался с запахом поджаренного до золотистого цвета лука. На плите что‑то уютно булькало, а по разделочной доске раздавался чёткий и уверенный стук ножа.

Вся моя маленькая армия была в сборе и при деле. Вовчик, с лицом буддийского монаха, достигшего просветления, медитативно чистил гору моркови. Казалось, для него в этот момент не существовало ничего, кроме корнеплода и овощечистки. Рядом Настя, моя сестрёнка, напевала под нос какую‑то незамысловатую мелодию и протирала и без того сверкающие тарелки. А у плиты, элегантно помешивая что‑то в большой кастрюле, стояла Даша. Её рыжая коса смешно подпрыгивала в такт движениям, а на щеках играл лёгкий румянец от жара.

– О, шеф проснулся! – она обернулась на скрип двери и улыбнулась так широко и солнечно, что в нашей вечно сумрачной кухне, кажется, стало светлее. – А мы уж подумали, ты решил объявить понедельник выходным.

Я замер на пороге, как истукан. Мой сонный мозг отчаянно пытался сложить эту картину в нечто осмысленное. Они все здесь. В шесть утра. В понедельник. И они, чёрт возьми, работают. Без моих приказов и утреннего рыка. Хотя стоит уточнить, что я толком на них никогда и не рычал. Но это уже так… отступление.

Настя, вытерев руки о белоснежный фартук, подошла ко мне. Её огромные серые глаза смотрели с такой неприкрытой заботой, что мне стало как‑то неловко. Я к такому не привык. В моём мире забота проявлялась в идеально наточенных ножах и вовремя поданных заготовках.

– Мы решили дать тебе поспать, Игорь. У тебя и так дел по горло с этим твоим… грилем‑переростком. Все эти чертежи, расчёты, встречи… Я вчера вечером с Дашей списалась, и мы решили, что утренние заготовки возьмём на себя. Так что иди, садись. Твой завтрак стынет.

Она кивнула на маленький столик в углу, где мы обычно наспех перекусывали. Там уже стояла большая кружка с дымящимся кофе и тарелка, заботливо накрытая другой, чтобы сохранить тепло.

Я ошарашенно переводил взгляд с Насти на Дашу, потом на Вовчика, который, кажется, так и не заметил моего появления, полностью погрузившись в морковную нирвану. Что ж, это было… приятно. Чертовски приятно. Я, Арсений Вольский, привыкший, что моя бригада поваров в Москве начинала шевелиться только после моего появления и раздачи ценных указаний, столкнулся с чем‑то совершенно новым. С искренней заботой.

– Спасибо, – с трудом выдавил я, чувствуя, как краснеют уши. – Правда, спасибо.

Я прошёл к столу и тяжело опустился на табурет. Кофе был в точности как я люблю – чёрный, как ночь, и крепкий, как удар кузнечного молота. Без сахара. Я сделал большой глоток, и терпкая горечь начала прогонять остатки сна. В этот момент ко мне подлетела Даша.

– Это вам, шеф. Для укрепления сил, – проворковала она, снимая с тарелки крышку. Голос у неё был какой‑то низкий и бархатный, отчего по спине пробежала стайка мурашек.

Я опустил глаза. На тарелке лежала обычная яичница. Два яйца. Но приготовлены они были… необычно. Кто‑то – и я кажется догадывался, кто именно – не поленился и при помощи какой‑то формочки или просто невероятной ловкости рук придал яичнице форму идеального, ровного сердечка. С двумя ярко‑жёлтыми, чуть подрагивающими желтками в центре.

Я медленно поднял взгляд на Дашу. Она стояла, закусив нижнюю губу, и скромно улыбалась, глядя на меня в упор. Но я видел, как её щёки заливает предательский румянец. Поймав мой ошарашенный взгляд, она тут же смутилась, пискнула что‑то вроде «Приятного аппетита!» и, развернувшись, убежала к плите. Оставила меня одного наедине с этим… кулинарным посланием.

Ну вот, опять. Я устало покачал головой, глядя на это нелепое, трогательное и совершенно неуместное сердце. До чего она ещё додумается? Я же вроде ясно дал понять – и ей, и себе, – что мне сейчас не до романтики. У меня на носу война с Алиевыми. У меня проект, от которого зависит наше будущее. У меня тайна смерти отца, которая не даёт мне спать. Какие, к чёрту, сердечки из яиц? Или она думает, что я здесь от скуки развлекаюсь?

Я тяжело вздохнул. К утренней головной боли добавилось глухое раздражение. На неё – за эту девчачью настойчивость. И на себя – за то, что это дурацкое сердце почему‑то не вызывало у меня желания швырнуть тарелку в стену. Ладно, Вольский, с этим разберёмся потом. Сейчас в меню завтрак. А потом – великие дела.

Я взял вилку и с безжалостностью патологоанатома вонзил её прямо в центр одного из желтков. Он послушно лопнул, и густая оранжевая лава медленно растеклась по белку. Если быть честным, по краям яичница была самую малость пережарена, белок получился не таким нежным, как я люблю. Но, чёрт подери, это была самая вкусная яичница, которую я ел за очень долгое время.

* * *

Залпом допив тёмный, как смола, кофе, я решительно поднялся из‑за стола. Время нежностей и сантиментов вышло. Пришла пора ковать железо, пока горячо. В самом прямом и буквальном смысле этого слова.

Путь до кузницы Фёдора Громова занял у меня минут десять неспешным шагом. Город только‑только просыпался. Пахло утренней прохладой, угольным дымком из печных труб (да, да, здесь всё ещё были простенькие частные дома, что придавала нашему городу свою аутентичность) и свежим хлебом из соседней булочной. Я шёл по пустынным улочкам, крепко прижимая к груди свёрнутый в тугой рулон ватман с чертежами.

В голове я уже разыгрывал наш будущий диалог, как шахматную партию. Я представлял, как хмурое лицо кузнеца станет ещё мрачнее, когда он увидит масштаб моей затеи. Как он начнёт рычать, что я спятил, что на такую работу нужен месяц, а не жалкая неделя. Я готовился торговаться, убеждать, давить на авторитет барона и даже немного льстить. В общем, готовился к тяжёлой словесной битве, где моим главным оружием будет наглость и убедительность.

Ещё на подходе я услышал знакомые звуки. Но это был не привычный, ритмичный звон молота о наковальню, от которого дрожит земля. Нет, из кузни доносилось какое‑то глухое, раздражённое ворчание, похожее на рык медведя, которому в ухо залезла пчела. Звук прерывался тяжёлыми, полными вселенской скорби вздохами. Заинтригованный, я заглянул в распахнутые настежь ворота и замер. Картина, открывшаяся мне, была достойна кисти художника, специализирующегося на трагикомедиях.

Фёдор сидел на низеньком табурете, который жалобно скрипел и трещал под его весом. Вся его могучая фигура, способная согнуть стальной прут, была сгорблена в знак поражения. А огромное, похожее на морду недовольного бульдога лицо, выражало скорбь и ярость одновременно. Но причиной его страданий был не раскалённый металл и не упрямая заготовка. Причиной был крошечный, блестящий смартфон, который он держал в своих ручищах, как какую‑то диковинную и опасную зверушку.

Его здоровенные, похожие на варёные сардельки пальцы, привыкшие сжимать рукоять молота, отчаянно и безуспешно пытались попасть по микроскопическим иконкам на экране. Он тыкал в дисплей с такой силой, будто собирался пробить в нём дыру.

– Да что ж это за дьявольская машинка⁈ – прорычал Фёдор, и его голос эхом прокатился под сводами кузницы. – Гоблинская игрушка! Работай, зараза!

Он снова ткнул пальцем в экран, но, судя по всему, опять промахнулся. Смартфон обиженно пискнул и показал ему что‑то совсем не то, что хотел кузнец. В следующий момент экран погас. Просто погас, превратившись в чёрное, безжизненное зеркало. Аппарат завис. Намертво. Фёдор побагровел. Он сжал телефон в кулаке так, что тот жалобно хрустнул, а потом с досадой швырнул его на заваленный инструментами верстак. Титан, побеждённый электронной блохой.

– Доброе утро, мастер Фёдор, – спокойно произнёс я, выходя из тени ворот. – Проблемы с современными технологиями?

Кузнец медленно поднял на меня свои налитые кровью глаза. Первым его порывом, очевидно, было послать меня куда подальше, желательно в жерло его собственного горна. Но потом его взгляд смягчился, узнав меня. На губах промелькнуло что‑то похожее на кривую усмешку.

– А, повар. Гляди‑ка. Не спится тебе, – пробасил он. – У повара, значит, руки не только для сковородок из нужного места растут? Разбираешься в этих шайтан‑коробках?

– Немного, – скромно кивнул я. – Пальцы у меня, знаешь ли, потоньше будут.

– Ладно. Раз такой умный, держи. Только если сломаешь окончательно – с тебя новый. А это что у тебя? – он кивнул на ватман в моих руках. – Опять нож затупился?

Я подошёл, взял в руки несчастный смартфон и протянул ему взамен свёрнутые в рулон чертежи. Аппарат и правда не подавал никаких признаков жизни. Я попробовал стандартную комбинацию кнопок для перезагрузки – ноль реакции. Маленькая душа этой машинки, похоже, отлетела в электронный рай. Диагноз был ясен.

– Боюсь, тут дело серьёзное. Завис намертво. Придётся делать полный сброс. Память ему чистить, – пояснил я, подбирая слова попроще. – Все данные, что на нём были, сотрутся. Контакты, фотографии… всё пропадёт. Будет как новенький, с завода.

Фёдор, который в этот момент как раз с любопытством разворачивал мой ватман, лишь равнодушно пожал своими могучими плечами, даже не взглянув на меня.

– Надо так надо, – пробурчал он, вглядываясь в чертежи. – Всё равно там, кроме контактов да пары дурацких картинок, что мне жена присылала, ничего и не было. Главное, чтоб звонил. А то как мне заказы принимать? Голубиной почтой, что ли? Делай, что нужно.

* * *

Я оставил Фёдора разбираться с моими чертежами, а сам склонился над его телефоном. «Кирпич» – вот первое слово, которое пришло на ум. Но ничего, принципы у всех одинаковые. Что в моём прошлом мире, что в этом. Я достал свой, куда более шустрый смартфон, быстро вбил в поисковик «Сети» название этой доисторической модели и добавил «жёсткая перезагрузка».

Инструкция нашлась моментально. Пара хитрых нажатий на кнопки громкости и включения – дело, требующее определённой сноровки. Мои пальцы, привыкшие к ювелирной нарезке овощей и раскладке микрозелени пинцетом (да, из прошлой жизни), справились без проблем. Экран моргнул и показал мне какое‑то сервисное меню с корявыми буквами. Ещё несколько тычков, и процесс пошёл.

Пока электронные мозги телефона проходили процедуру очищения, я с интересом наблюдал за Фёдором. Кузнец разложил мои листы на широченном верстаке, одним небрежным движением могучей лапищи смахнув с него гору металлической стружки и какого‑то хлама. Он вчитывался. Его огромный палец, толстый, как хорошая сарделька, медленно полз по линиям, которые я так старательно выводил почти всю ночь под светом тусклой лампы.

Лоб его прорезали глубокие морщины, густая борода шевелилась, пока он что‑то бормотал себе под нос. Я был уверен, он уже мысленно превращал их в металл. Прикидывал толщину листов, думал, какой сварной шов выдержит такую нагрузку, и пытался на глаз определить вес всей этой будущей махины. Он был мастером, и это чувствовалось в каждом его движении.

Минут через двадцать телефон издал весёлый писк, сообщая, что готов к новой жизни. Я быстренько прошёлся по первоначальным настройкам, выставил язык и время. Когда я протянул аппарат Фёдору, тот с явным недоверием оторвался от чертежей. Сначала уставился на меня, потом на ожившую в моих руках игрушку.

– Ну ты даёшь, парень, – прогудел он, осторожно принимая смартфон своими огромными пальцами, словно это была какая‑то хрупкая безделушка. – Я с этой бесовщиной битый час возился, чуть об наковальню не раздавил со злости. А ты… и получаса не прошло.

– Просто знаю, где искать информацию, – пожал я плечами, стараясь выглядеть скромно. – Так что там с главным? Что скажешь, мастер?

Фёдор отложил телефон в сторону. В его глазах, обычно хмурых и каких‑то потухших, я увидел именно то, на что рассчитывал. Искорку. Профессиональный азарт. Огонь, который мог зажечь только по‑настоящему сложный и интересный заказ.

– Это что ещё за чудище? – он снова ткнул своим пальцем‑сарделькой в главный чертёж. – Передвижная печь? Да она же размером с фуру будет! Натуральный монстр!

– Именно! – я подошёл ближе, и мой голос зазвенел от плохо скрываемого восторга. – Это мобильная полевая кухня! Смотри, вот здесь, – я показал на нижнюю часть конструкции, – будет её сердце. Огромная топка. Её нужно сделать так, чтобы жар шёл ровный и сильный по всей длине. Это твоя стихия, мастер, я в этом ничего не понимаю. Прямо над ней – несколько огромных чугунных котлов. В них будет часами томиться мясо в густом соусе. А вот тут, сбоку, – длинная жаровня. На ней будем подогревать булочки и запекать овощи. И самое главное…

Я заговорщицки понизил голос, словно делился государственной тайной.

– Видишь этот дымоход? В его основание я хочу встроить маленькую коптильню. Помнишь, я рассказывал про жидкий дым? Будем тлеющие ольховые опилки выпаривать, а густой ароматный дым по специальной трубке пойдёт прямо на мясо. Представляешь, какой запах по всей площади поплывёт? Люди с ума сойдут, я тебе слово даю. Ещё за квартал слюной изойдут.

Фёдор слушал, и его лицо становилось всё серьёзнее и серьёзнее. Он больше не хмурился. Он видел это. Видел, как из труб валит аппетитный дымок, как шипит мясо на жаровне, как люди тянутся к этому невиданному агрегату. Он вдруг громко и сочно присвистнул. Так, что с потолочных балок посыпалась вековая пыль.

– Ну ты и псих, Игорь. Вот уж не думал, что скажу это, но ты конченый псих, – он покачал головой, но в глазах его уже вовсю плясали весёлые чертята. – Затея абсолютно бредовая. Но, чёрт меня подери, до чего же заманчивая! Это будет вызов. Настоящий вызов для старого кузнеца. Но… – он снова нахмурился, возвращаясь с небес на землю, – одному мне с такой махиной ни в жизнь не справиться. Тут работы минимум на месяц, если не больше. И железа уйдёт – вагон и маленькая тележка. А оно нынче стоит, как крыло от самолёта.

– С Управой я уже договорился, – спокойно выложил я свой главный козырь. – Граф лично одобрил. Готов выделить все необходимые средства. От нас требуется только сделать всё в срок и на совесть.

Я сделал паузу, давая ему переварить информацию.

– А насчёт помощи… Я, конечно, не кузнец. Но молот в руках держать умею. И руки у меня, как ты, может, заметил, растут откуда надо. Я готов проводить здесь всё свободное время. Буду твоим подмастерьем. Подавать, держать, таскать. Всё, что скажешь.

Фёдор впился в меня долгим, изучающим взглядом. Казалось, он пытался прожечь во мне дыру. А потом его суровое лицо треснуло, и он расплылся в широченной, довольной ухмылке, обнажив крупные, пожелтевшие от времени зубы.

– Подмастерье, говоришь? Из шеф‑повара – в грязные чернорабочие? А в тебе есть стержень, парень. Есть. Ладно. Уговорил, дьявол языкастый. Сделаем мы твоего… Царь‑Мангала. Будет он греметь на всю губернию, помяни моё слово.

Для него это был уже творческий порыв. Шанс создать нечто такое, о чём в городе будут говорить ещё много лет. Мы ударили по рукам. Моя ладонь утонула в его огромной ручище, и мне на секунду показалось, что я сунул руку в медвежий капкан.

* * *

До самого вечера мы просидели над чертежами. Спорили до хрипоты, чертили мелом на пыльном полу куски будущей конструкции в натуральную величину, снова спорили и в итоге находили гениальные в своей простоте решения. Фёдор не был типичным грубым ремесленником. Он был инженером от бога, с природным чутьём на металл.

А я, со своими знаниями из другого мира, подкидывал ему идеи, от которых он сначала отмахивался, как от назойливой мухи, а потом, почесав в затылке, с кряхтением признавал, что в этом что‑то есть. Мы работали как слаженный механизм, и я чувствовал, как между нами рождается то самое, настоящее мужское уважение.

– Степану, мяснику, повезло с будущим зятем, – вдруг пробасил он в какой‑то момент, не отрываясь от схемы расположения котлов. – Ты парень не только с руками, но и с головой. Редкость в наши дни.

Я чуть не поперхнулся. Издеваетесь⁈

– Да брось, мастер. Даша, конечно, девушка хорошая, но мне сейчас совсем не до этого. Дел по горло, сам видишь.

– Да‑да, знаю я, – Фёдор махнул рукой, даже не удостоив меня взглядом. – Дела, дела… Дело молодое, оно такое. Потом само как‑нибудь утрясётся. Так, смотри сюда. Если мы вот здесь поставим дополнительное ребро жёсткости, то сможем сэкономить на толщине основного листа…

Он снова с головой ушёл в расчёты, а я с облегчением выдохнул. Кажется, пронесло. Сегодняшний день был посвящён исключительно металлу и будущему триумфу. А всё остальное… всё остальное пусть подождёт.