Текст книги "Имперский повар. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Сергей Карелин
Соавторы: Вадим Фарг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 46 страниц)
Глава 11
Он замолчал, силясь подобрать слова. Пальцы так впились в фуражку, что костяшки побелели.
– Мой человек. Моя ответственность. Я проморгал. Прогнил мой отдел, выходит… Я тебя подвёл. И город подвёл. Я… – он наконец поднял на меня глаза, и я увидел в них такую тоску и стыд, что мне самому стало не по себе. – Я готов рапорт на увольнение писать. Прямо сейчас. Под суд идти готов… Что заслужил, то и получу.
Он говорил, а я просто смотрел на него. На этого немолодого, замученного мужика старой закалки, для которого слова «честь» и «долг» всё ещё что‑то значили. Злости не было. Только холодный расчёт. Передо мной был человек, которого система почти сожрала. И теперь он был готов принести себя в жертву, чтобы хоть как‑то эту систему оправдать. Глупо, конечно. Но достойно уважения.
Я дал ему выговориться, дождался, пока он снова замолчит, не в силах выдавить ни слова. Тишина опять стала вязкой и тяжёлой. Я чувствовал, как напряжённо следит за мной Степан из своего угла.
А потом я тихо сказал, стараясь, чтобы голос не дрожал от слабости:
– Сержант. В жизни бывают вещи и похуже.
Петров непонимающе моргнул.
– Например, плохая еда, – я позволил себе слабую усмешку. – От неё люди страдают каждый день. А от сбежавших бандитов вы город уберегли. Так что не всё так плохо.
Напряжение в комнате чуть спало. Мне даже показалось, что Степан выдохнул с облегчением.
– А рапорт ваш нам не нужен, – сказал я уже серьёзнее. – Кому от него станет лучше? Посадят на ваше место какого‑нибудь сопляка‑карьериста, который первым делом побежит на поклон к Алиевым. Нам это надо? Мне – точно нет. Нам нужен честный полицейский на своём месте.
Я сделал паузу, глядя ему прямо в глаза.
– Вы не подвели, сержант. Система дала сбой. Давайте лучше вместе подумаем, как её починить.
Он смотрел на меня, и я видел, как в его выцветших глазах стыд сменяется сначала недоумением, а потом – чем‑то другим. Чем‑то тёплым. Он ждал приговора, а я предложил ему работу.
– Мне ещё понадобится ваша дружба, – тихо добавил я.
И эта простая фраза стала последней каплей. Она словно сняла с его плеч невидимый, но неподъёмный груз. Он вдруг выпрямился, и хоть лицо его всё ещё было измученным, взгляд стал твёрдым.
– Я… Белославов… Игорь… – он запнулся, не зная, как ко мне обращаться. – Я перед тобой в таком долгу, что и не расплатиться. Всё, что понадобится. В любое время дня и ночи. Только скажи.
Он не клялся. Он просто сообщил факт. С этой минуты сержант Иван Петров стал моим человеком. Не за деньги. За честь. А такой долг понадёжнее любых расписок будет.
– Договорились, сержант, – я кивнул. – А теперь идите. И отдохните. А то у вас вид, будто вы всю ночь не спали.
Он растерянно кивнул, нахлобучил фуражку и, развернувшись, твёрдым шагом вышел из палаты. Степан проводил его взглядом и, когда дверь закрылась, впервые подал голос:
– Ловко ты его, повар.
– Я? – я постарался изобразить искреннее удивление. – Я его просто пожалел.
Мясник хмыкнул и посмотрел на меня с новым, каким‑то задумчивым уважением.
– Ну‑ну. Жалостливый. Давай, лечись.
Он развернулся и тоже вышел, оставив меня одного. Я откинулся на подушки и прикрыл глаза.
* * *
Ночь прошла на удивление спокойно. Видимо, моё многострадальное тело, хлебнув лесной магии, решило, что с него хватит, и ушло в глубокую автономку. Я проснулся почти огурцом, если не считать тянущей боли в животе, и сразу же заскучал до одури. Утром пришла медсестра, убрала писклявый аппарат, и я остался в царстве белого цвета: белые стены, белый потолок и белая, как сама смертная тоска, простыня. Хоть волком вой.
Настя притащила бульон. Настоящий, куриный, а не тот безвкусный кипяток, которым меня пытались поить вчера. Я съел его с таким удовольствием, словно это был фуа‑гра под трюфельным соусом. Сестра посидела со мной немного, рассказала, что в городе только и разговоров, что о моём возвращении, и убежала по делам. Жизнь‑то не ждёт. Я снова остался один. Чтобы не сойти с ума, я принялся мысленно составлять меню. Так, на закуску у нас будут… а что у нас будет? Мысли текли лениво, но чётко. Всё было под контролем. По крайней мере, мне так казалось.
И тут дверь палаты тихо скрипнула, и вошла она.
Госпожа Зефирова. Та самая аптекарша с улыбкой, от которой хотелось то ли спрятаться, то ли улыбнуться в ответ. И сегодня на ней снова была форма медсестры. Она сидела на её фигуре безупречно. Слишком безупречно для обычной больничной униформы.
– Добрый день, герой, – пропела она таким сладким голосом, что у меня во рту стало приторно. Она поставила на тумбочку поднос, на котором дымилась чашка с чаем. – Слышала, ты тут от скуки умираешь. Решила тебя проведать. У меня сегодня дополнительная смена, больнице ведь всегда нужны рабочие руки.
– Очень мило с вашей стороны, госпожа Зефирова, – сказал я, пытаясь приподняться на локтях. Живот тут же отозвался тупой, ноющей болью.
Она мгновенно порхнула ко мне. Руки, которые выглядели такими изящными, оказались на удивление сильными и цепкими.
– Ну‑ну, осторожнее! Тебе нельзя делать резких движений.
Она ловко, одним движением, взбила мою плоскую подушку и помогла устроиться удобнее. Её движения были профессиональными, но в них сквозило что‑то ещё. Какая‑то излишняя, показная забота. Она поправила моё одеяло, а потом коснулась моего лба тыльной стороной ладони. Якобы проверить температуру. Её пальцы были прохладными и пахли какими‑то травами, сушёными и горьковатыми.
– Жара нет, это хорошо, – пробормотала она, но смотрела при этом не мне в глаза, а куда‑то в сторону. – Вот, выпей. Это мой особый сбор. Для сил и чтобы рана быстрее зажила.
Я взял чашку. Она была тёплой, приятно грела ладони. От напитка исходил тонкий, едва уловимый аромат, который заставил что‑то внутри меня встрепенуться. Пахло лесом после грозы, влажной землёй, прелыми листьями и ещё чем‑то терпким, до боли знакомым. Я сделал маленький глоток. Вкус оказался горьковато‑сладким, и по телу тут же начало разливаться то самое мягкое, обволакивающее тепло, которое я уже чувствовал в лесу.
– Спасибо. Очень вкусно, – сказал я, не сводя с неё глаз.
И вот тут моя внутренняя сигнализация, обострившаяся после встречи с лесной красавицей, заорала так, что в ушах зазвенело.
Она не флиртовала. Совсем.
Да, она улыбалась, её голос был мягким, как бархат, но её глаза… В них не было и тени кокетства. Она смотрела на меня не как женщина на симпатичного ей мужчину. Она смотрела на меня так, как ювелир смотрит на необработанный алмаз, пытаясь разглядеть его грани, найти внутренние трещинки, понять его истинную цену. Она не разглядывала моё лицо или там, не знаю… бицепсы. Её взгляд то и дело соскальзывал ниже, на мою грудь и живот, туда, где под больничной рубахой скрывалась повязка. Словно она рентген, и пытается увидеть сквозь ткань, что там происходит с раной.
Что ей от меня нужно? Она почувствовала во мне магию? Или у неё какие‑то свои, совершенно непонятные мне цели?
Ладно. Не хочешь играть в открытую – не надо.
Я решил подыграть ей, прикинуться тем, кем и должен был быть в её глазах – простым двадцатидвухлетним парнем, которому льстит внимание такой эффектной женщины.
– Этот чай просто волшебный, – сказал я с самым наивным видом, на какой только был способен. – У меня бабушка в деревне похожий заваривала. Говорила, от всех хворей помогает. А что здесь за травы, если не секрет?
Простой вопрос, наживка заброшена. Посмотрим, клюнет ли рыбка.
На её лице на долю секунды промелькнуло что‑то похожее на разочарование. Кажется, она ждала другой реакции. Но она тут же взяла себя в руки и снова натянула свою милую улыбку.
– О, это старинный семейный рецепт. Ничего особенного. Луговые цветы, корень одуванчика, немного вереска…
Она врала. Нагло, глядя мне в глаза. Я это чувствовал каждой клеткой. В этом чае было что‑то ещё. Что‑то, что отзывалось на ту силу, которую пробудила во мне Травка.
– Вы, наверное, всё про травы знаете, раз у вас своя аптека, – продолжил я свою игру, изображая простачка. – Говорят, у нас в лесах растут удивительные вещи. Только никто не знает, для чего они на самом деле нужны.
Я смотрел на неё в упор, пытаясь поймать её взгляд, но она снова уставилась на мою грудь.
– Да, растут, – тихо ответила она, и в её голосе проскользнули странные, почти хищные нотки. – Но чтобы найти что‑то действительно ценное, нужно знать, где искать. И… – она сделала паузу и наконец‑то подняла на меня глаза. Взгляд был прямым и острым, как игла. – Нужно иметь особый дар, чтобы это почувствовать.
Она больше не играла в заботливую медсестру. Она задавала вопрос. Без слов. «Ты чувствуешь? Ты знаешь?»
Всё встало на свои места. Она не обычная аптекарша. Она кто‑то вроде… местной ведьмы? Травницы? Человека, который знает о настоящей, природной магии гораздо больше, чем все остальные в этом городе вместе взятые. И моё «чудесное» исцеление привлекло её внимание. Она пришла проверить. Убедиться.
– Наверное, вы правы, – я пожал плечами, делая вид, что совершенно не понял её намёка. – Я в этом ничего не смыслю. Я просто повар, и не изучаю лекарственные растения.
Я отвёл взгляд и сделал ещё один глоток её «лесного» чая. Игра началась. И теперь мне нужно было быть очень, очень осторожным. Эта женщина могла стать как могущественным союзником, так и невероятно опасным врагом. А я понятия не имел, к чему приведёт её загадочный интерес.
* * *
Суббота в больнице – это такая тоска, что выть хочется. Даже писклявый аппарат, который вчера был моим единственным развлечением, куда‑то увезли. Осталась только ватная тишина, которую изредка нарушали далёкие голоса в коридоре да шарканье тапочек какой‑то невидимой бабки. Я лежал, тупо пялился в трещины на потолке и думал о вчерашнем. О госпоже Зефировой, этой аптекарше‑загадке. Она никак не шла из головы. Её чай с запахом настоящего леса, её странный, изучающий взгляд… Женщина явно знала о магии побольше, чем говорила. И она что‑то во мне почувствовала, это точно. Ещё один игрок на доске, и я понятия не имею, чего она хочет.
Я уже почти начал клевать носом, как вдруг коридор за дверью ожил. Послышались быстрые шаги – цоканье каблучков и уверенная мужская поступь. Потом приглушённые, но энергичные голоса. В воздухе повисло то самое чувство, когда в сонное болото вдруг врывается что‑то большое, столичное и дорогое. Дверь распахнулась, и я понял, что не ошибся.
Первой в палату, как яркая канарейка, влетела Саша. Но за ней, словно свита за королевой, вошла целая делегация. Татьяна, дядя Максимилиан и его супруга.
– Игорь! Ну ты даёшь! – с порога воскликнула Саша, но её обычная бесшабашность куда‑то улетучилась. В глазах плескалось настоящее беспокойство.
– Живой, как видишь, – я попытался приподняться на локтях, но Максимилиан остановил меня властным жестом.
– Лежите, молодой человек, лежите. Вам сейчас покой нужен.
Они окружили мою кровать. Их беспокойство было искренним, я это видел. Но за ним, как за тонкой ширмой, отчётливо проглядывал и деловой интерес. Они приехали не просто только бедного мальчика. Но также оценить состояние своего нового, чертовски перспективного актива.
Посыпались дежурные вопросы о самочувствии, пара комплиментов моему «героизму» и «несгибаемой воле». Я отвечал коротко, больше наблюдая. Наконец, когда все ритуальные танцы были исполнены, Максимилиан перешёл к делу. Он придвинул стул поближе к кровати. Его жена и сестра деликатно отошли к окну, делая вид, что их страшно интересует вид на больничный двор с облезлыми тополями.
– Игорь, мы, конечно, все в шоке от произошедшего, – начал он мягко, но в голосе его звенела сталь. – Это настоящее варварство. И виновные должны понести самое суровое наказание. Но жизнь, как говорится, продолжается. И я хотел бы поговорить о будущем. О нашем с вами будущем.
Я молча слушал.
– У вас уникальный талант, и запирать его в одном маленьком городе – преступление. Я тут подумал… о сети. О франшизе. «Очаги Белославовых». Звучит? Мы могли бы открыть точки в нескольких городах Империи.
Он смотрел на меня с улыбкой сытого хищника, который уже прикидывает, сколько шкур можно будет содрать с добычи. А я смотрел на него и думал о другом. Это нападение… оно его не отпугнуло. Наоборот. В его глазах я стал ещё ценнее. Теперь я – повар с историей. Герой, который отстоял своё дело, чуть не поплатившись за это жизнью. Такая легенда продаётся гораздо лучше, чем просто вкусный шашлык. Надо же, оказывается, получить дырку в брюхо – это отличный маркетинговый ход.
– Господин Максимилиан, – я ответил так спокойно, как только мог, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Я ценю ваше предложение. Но, боюсь, сейчас я не готов.
– Денег хотите больше? – он чуть прищурился. – Это обсуждаемо. Мы щедрые партнёры.
– Дело не в деньгах, – я покачал головой. – Я не готов ни морально, ни, как вы можете заметить, физически. Я не могу думать о франшизе, когда у меня даже одна‑единственная точка ещё толком не заработала. Мне нужно время. Как я и говорил ранее, всё подготовлю, распишу меню и предоставлю на ваш суд, но… – я чуть скривился от боли, когда попытался усесться поудобнее, – вы сами видите, сроки, увы, чуточку сдвинулись.
Максимилиан откинулся на спинку стула и усмехнулся. Не зло, а с пониманием. Он оценил ответ. Я не стал торговаться, не стал лебезить. Я снова показал, что у меня есть своя позиция, и я не собираюсь прыгать от радости при виде первого же мешка с деньгами.
– Хорошо. Я вас понял, – он кивнул. – Логично. Сначала нужно оправиться и закрепиться здесь. Я готов ждать. Но, – он поднял указательный палец, – не затягивайте, молодой человек. Время – самый ценный ресурс.
Он встал, давая понять, что аудиенция окончена.
– Мы, пожалуй, пойдём. А Сашенька ещё побудет с тобой, если ты не против.
Я был не против.
Её мать и дядя с женой вежливо попрощались и вышли, оставив за собой шлейф дорогих духов и ощущение почти состоявшейся сделки. Мы с Сашей остались одни. Тишина, которая повисла между нами, была неловкой, почти интимной.
Она подошла к кровати и присела на самый краешек. Её обычная дерзость и игривость куда‑то испарились.
– Ты нас всех до смерти напугал, – тихо сказала она.
– Прости, не хотел, – так же тихо ответил я.
Саша медленно посмотрела в сторону закрытой двери.
– Дядя… – начала она, почему‑то сбившись, – он, действительно, нацелен работать с тобой, Игорь.
– Это же хорошо, – я улыбнулся в ответ.
– Может быть, – девушка вновь посмотрела на меня. – Но… я не знаю, какие у него на тебя планы. Тот мир, с его гигантскими аппетитами и шуршащими банкнотами, может испортить любого человека. Даже такого, как ты.
Мило, очень мило. Но я уже жил в подобном месте, и не могу сказать, что он до одури отвратительно. Хотя стоит признать, что её беспокойство за меня был приятным.
– Не переживай, я справлюсь, – усмехнулся я в ответ.
Она молча смотрела мне в глаза, а потом медленно, словно боясь меня спугнуть или причинить боль, наклонилась. Я замер, не зная, чего ожидать. Её губы мягко, почти невесомо коснулись моих. Лёгкое прикосновение, полное поддержки, тепла и молчаливого обещания.
Она отстранилась, её щёки чуть покраснели.
– Выздоравливай, – прошептала она, не отводя взгляда. – Я буду ждать. Когда ты полностью восстановишься. У нас с тобой ещё много дел.
Саша встала, бросила на меня последний долгий взгляд и выскользнула за дверь.
Я остался один, чувствуя на своих губах вкус ее губ. Да уж. Дела…
Глава 12
В моей прошлой жизни всё было проще пареной репы: женщина либо хотела денег, либо славы, либо просто затащить тебя в постель. А здесь… здесь всё было как‑то запутанно. Этот жест был и поддержкой, и намёком на будущее, и, кажется, частью какой‑то сложной семейной игры, в которую меня втягивали. Чёрт их всех разберёт.
Я помотал головой, пытаясь выкинуть из неё эти ненужные мысли. С Сашей и её влиятельной роднёй я разберусь как‑нибудь потом. Сейчас на повестке дня стояли дела куда важнее. Я нащупал на тумбочке свой дешёвый, треснувший в углу смартфон и, найдя в контактах сестру, нажал на вызов.
Настя ответила почти сразу, но вместо её голоса в ухо ударил какой‑то дикий гвалт: гул десятков голосов, звон посуды, шарканье ног.
– Игорь! Привет! – прокричала она, пытаясь перекрыть весь этот балаган. – Прости, что не зашла, тут такой дурдом, я просто с ног валюсь от усталости!
– Настюш, ты где? В бар, что ли, забрела?
– В какой ещё бар! – в её голосе звенел такой неподдельный, щенячий восторг, что я невольно растянул губы в улыбке. – Это у нас! В «Очаге»! Игорь, ты не представляешь, что тут творится! Люди идут и идут, нескончаемым потоком! Мне уже все руки цветами отбили, а записок с пожеланиями целая гора! Весь город гудит, все за тебя!
Я слушал её сбивчивый, счастливый лепет, и на душе становилось как‑то неожиданно тепло. Вот оно. То, на что я поставил с самого начала. Не на продажных чиновников, не на спесивых аристократов, а на обычных, простых людей. И они не подвели. Ответили.
– А ещё, – Настя вдруг понизила голос до заговорщицкого шёпота, и я услышал в нём ехидные, злорадные нотки, – я сейчас мимо «Восточного Базара» пробегала. Знаешь, что там?
– Ну‑ка, выкладывай.
– Пусто! – с наслаждением выдохнула она. – Вообще! Ни одной живой души! Представляешь? Официанты у входа кучкуются, курят и на дорогу плюются от безделья. Мне тётка из молочной лавки шепнула, что горожане им бойкот объявили. После того, что Мурат с тобой сделал… никто к ним больше не ходит. Совсем.
Я довольно хмыкнул. Ещё как представляю. Вот оно, народное правосудие в действии. Самое простое и действенное. Фатима может хоть все свои деньги больнице пожертвовать и разыгрывать из себя убитую горем мать, но репутацию так просто не отмоешь. Ещё одна битва в этой маленькой войне осталась за мной. Причём я для этого и пальцем не пошевелил.
– Это хорошо, Настюш, – сказал я. – Это просто отлично. Ты там держись. И главное – ничего лишнего никому не обещай. Скоро буду.
Мы попрощались, и я снова откинулся на жёсткие больничные подушки. План созрел в голове мгновенно. Простой, ясный и наглый до безобразия. Как раз в моём стиле. Интерес публики сейчас на самом пике. Они видят во мне какого‑то героя, жертву несправедливости. И этот интерес нужно использовать по полной. Ковать железо, пока оно горячо.
Я снова пролистал контакты и нашёл номер Светланы Бодко.
Она взяла трубку после второго гудка.
– Бодко, слушаю, – её голос звучал по‑деловому сухо и немного устало.
– Светлана, добрый вечер. Это Игорь Белославов.
На том конце провода повисла ощутимая пауза. Она явно не ждала моего звонка.
– Игорь? – в её голосе проскользнуло неподдельное удивление. – Я как раз собиралась тебе завтра звонить, поинтересоваться что и как… Прости, видимо, после обновления твой контакт куда‑то исчез, не сразу сообразила… Как ты себя чувствуешь?
– Жить буду, – коротко бросил я. – Светлана, я звоню по делу. У нас съёмки.
Снова тишина. Кажется, я поставил её в тупик.
– В смысле… съёмки? Игорь, ты же в больнице! Тебе нужен покой, отдых… Мы можем подождать, это не проблема.
– Ждать – это проблема, – отрезал я. – Интерес публики – продукт скоропортящийся. Начинаем в понедельник.
– В понедельник⁈ – теперь в её голосе звучал уже откровенный шок, смешанный с плохо скрываемым азартом. – Но как? Где? Ты же…
– Я всё продумал, – перебил я её, не давая вставить и слова. В этом разговоре я должен был вести, диктовать свои правила. – Завтра меня выписывают. Съёмки начинаем в понедельник.
– Уже⁈ – в её голосе прозвучало неподдельное удивление. – Ты уверен, что готов? Врачи разрешают?
– Более чем, – я усмехнулся. – Мы не будем ничего откладывать. Вам нужно подготовить студию к понедельнику. Справитесь?
На том конце провода повисла короткая пауза, а затем раздался восторженный выдох.
– Справимся? Игорь, она уже практически готова! Мы только тебя и ждали! Свет, камеры, всё на месте. Ждём только список того, что нужно для твоей… магии.
– Отлично, – я не смог сдержать довольной улыбки. – Список продуктов и необходимого инвентаря я пришлю тебе на почту сегодня вечером. В понедельник я буду на месте.
– Поняла, – чётко, по‑военному, ответила она. – Всё будет. Игорь… ты сумасшедший. Но, чёрт возьми, мне это нравится.
– Мне тоже, Светлана, – я улыбнулся. – До понедельника.
Я закончил вызов и отложил телефон. В палате снова стало тихо. Но это была уже не тоскливая больничная тишина, а затишье перед боем.
* * *
Не то чтобы я сильно скучал по воле, на больничной койке было даже что‑то уютное, если закрыть глаза на мерзкую еду и въедливый запах хлорки. Но мой лечащий врач, пожилой дядька с фамилией Вишневский и таким лицом, будто он лично принимал роды у всех жителей этого города, просто развёл руками.
– Я за тридцать лет практики такого не видел, Белославов, – бормотал он, листая мою историю болезни, как будто это был не медицинский документ, а сборник сказок. – Рана затянулась почти полностью. Швы можно будет снимать через пару дней. Это не медицина, это какая‑то чертовщина. Вы, молодой человек, случайно не из дворян будете? У них, говорят, кровь какая‑то особенная.
– Из самых простых, господин доктор, – я пожал плечами, с трудом натягивая свою старую, но чистую рубашку. Каждое движение отдавалось тупой болью в животе, словно там внутри сидел злой карлик и дёргал за ниточки. – Просто везучий, наверное.
Доктор хмыкнул, но спорить не стал. Видимо, за свою практику он насмотрелся на всякое. Сунул мне бумажку с рекомендациями, где главным пунктом было «не делать резких движений», и отпустил с миром. Я плёлся по гулкому больничному коридору, и каждый шаг напоминал, что моё «чудесное» исцеление – та ещё сказочка. Тело было слабым, как у новорождённого котёнка, и совершенно не слушалось. Но в голове сидел сорокалетний мужик, который твёрдо решил, что помирать сегодня – не по расписанию.
У ворот больницы меня ждала вся моя команда. Настя, Даша и Вовчик. Они не кинулись мне на шею с радостными воплями, понимая, что я сейчас хрупкий, как фарфоровая чашка. Просто стояли и смотрели. Настя кусала губу, и в её огромных серых глазах стояли слёзы облегчения. Даша сцепила руки на груди, и в её взгляде смешались яростная тревога и какая‑то очень тёплая нежность. А Вовчик… Вовчик смотрел на меня так, будто я только что сошёл с иконы.
– Домой, Игорь? – тихо спросила Даша, делая шаг вперёд.
– Домой, – кивнул я. – Дел по горло.
* * *
Едва переступив порог, я собрал всех на кухне. Осторожно опустился на табуретку, стараясь не морщиться, и обвёл их взглядом. Моя маленькая, но преданная команда.
– Итак, слушайте сюда, – начал я без долгих вступлений. Голос был хриплым и слабым, но они ловили каждое слово. – Ситуация такая. Фатима Алиева хотела нас прогнуть. Чтобы мы забились в угол и дрожали. А получилось наоборот. «Спасибо» её сыночку. Теперь весь город говорит о нас. Люди объявили бойкот её забегаловке и ждут, когда мы вернёмся к полноценной работе. Они видят в нас надежду.
Я сделал паузу, давая им переварить сказанное.
– И мы должны этим воспользоваться, – твёрдо продолжил я. – Завтра у нас съёмки. На студии. Я поеду туда сам, говорят, уже всё подготовили.
Настя тихо ахнула. Даша нахмурилась, её зелёные глаза обеспокоенно сверкнули.
– Но, Игорь, ты же еле на ногах стоишь! Тебе нужен покой!
– Отдыхать будем на пенсии, – отрезал я. – Сейчас нельзя терять ни дня. Люди должны видеть, что нас не сломили. Что я в строю. Это будет наш ответ. Никакой паники. Только холодный расчёт и работа. Вопросы?
Вопросов не было. Они смотрели на меня со странной смесью восхищения и лёгкого испуга.
– Вот и отлично. Тогда за дело.
Я медленно, опираясь на стол, поднялся. На кухне всё было вычищено до зеркального блеска. Ножи наточены, доски вымыты, поверхности сияют. Я глубоко вдохнул знакомый запах чистоты, металла и дерева. Боль никуда не делась, но здесь, на своей территории, она стала просто фоном.
– Что будем делать, шеф? – спросил Вовчик.
– Чизкейк, – коротко бросил я.
Настя удивлённо вскинула брови.
– Чизкейк? Но мы же ещё не открылись…
– Готовь сани летом, Настюш, – я криво усмехнулся. – Есть у меня чувство, что сегодня вечером он нам очень пригодится.
И я начал работать. Двигался медленно, плавно, помня совет доктора. Каждый наклон, каждый поворот отдавался противной, тянущей болью. Но я стиснул зубы. Руки сами вспомнили привычные движения. Смешать творожный сыр, сливки, яйца. Взбить до идеальной, гладкой, шёлковой консистенции. Вылить на основу из песочного печенья. Это была своего рода медитация. Работа, которая лечила лучше любых таблеток. Я доказывал не им, я доказывал себе, что я всё ещё в игре.
Вечером, когда солнце уже окрасило крыши в оранжевый, а город зажёг первые фонари, я вышел в зал. Мы не открывались, но дверь решили не запирать. И люди пришли. Просто посидеть, выпить чаю, поговорить. Зал был полон.
Когда я появился в дверях кухни, в своей чистой поварской куртке, бледный, но прямой, разговоры смолкли. Наступила звенящая тишина. Десятки глаз уставились на меня. А потом… потом кто‑то один робко захлопал. К нему присоединился второй, третий. И через пару секунд весь зал взорвался аплодисментами.
Они встали. Все до единого. И хлопали. Хлопали не мне, а своей надежде. Своему маленькому бунту против тех, кто привык всё решать силой и деньгами.
Я стоял, ошарашенный этой тёплой волной поддержки. В моей прошлой жизни мне аплодировали ресторанные критики и богатые снобы, но это было совсем другое. Это было по‑настоящему. Я неловко поднял руку, призывая их успокоиться.
– Спасибо, – сказал я, когда овация стихла. Голос прозвучал на удивление громко. – Спасибо вам всем. За то, что вы с нами.
Я обвёл зал взглядом. Простые, уставшие лица. Ремесленники, торговцы, служащие. Мои люди.
– Мы ещё не открылись, уж простите, – продолжил я. – Но сегодня, в честь нашего общего дела… и моего возвращения… – я позволил себе слабую улыбку, – чизкейк за счёт заведения. Для всех.
По залу пронёсся восторженный гул.
Даша и Настя тут же метнулись на кухню, чтобы нарезать и разносить угощение. А я остался стоять посреди зала, чувствуя, как десятки тёплых, благодарных взглядов окутывают меня, словно одеяло. Боль никуда не делась. Но в этот момент я её почти не чувствовал. Я был дома.
* * *
Ночь опустилась на Зареченск, укутав его в тишину и прохладу. В «Очаге» давно погас свет, последние восторженные посетители разошлись по домам, унося с собой вкус бесплатного чизкейка и историю о несгибаемом поваре. Настя, Даша и Вовчик, вымотанные до предела, но счастливые, тоже отправились спать. Я остался один.
Уснуть я не мог. Адреналин, который держал меня на ногах весь день, потихоньку отступал, и на его место приходила гулкая, тяжёлая усталость. Боль в животе снова стала назойливой, как жужжащая муха. Она напоминала, что моё «возвращение короля» было чистой воды блефом, который держался на одной только силе воли и упрямстве.
В углу, под столом, что‑то тихо зашуршало.
Я даже не повернул головы. Знал, кто это.
– Выходи, гурман. Знаю, что ты там.
Из тени показалась знакомая серая фигурка. Рат вылез на середину кухни и сел, подёргивая длинными усами. Но сегодня в нём не было его обычной наглости. Он выглядел… взволнованно. Его чёрные глазки смотрели на меня без привычной иронии, в них плескалась какая‑то непонятная тревога.
– Неплохое шоу ты сегодня устроил, шеф, – голос крыса был тихим, без ехидства. – Аплодисменты, бесплатная еда… Публика тебя любит.
– Публика любит истории с хорошим концом, – пожал я плечами, не отрывая взгляда от своих рук, лежавших на столе. Руки слегка подрагивали.
Рат помолчал, словно собираясь с мыслями.
– Я… я боялся за тебя, – наконец выдавил он. – Когда тот ублюдок… я видел. Я был там, то есть, здесь. Я видел, как он тебя… – голос Рата сорвался, он заскрежетал зубами. – После такого не выживают, человек. Никто.
Я медленно поднял на него глаза. Он боялся потерять… что? Источник вкусной еды? Или что‑то большее? Что ж, он заслуживает знать правду. В этой войне мне нужен был союзник, который понимает не только в еде, но и в том, что творится за гранью обычного мира.
– Ты прав, Рат. Не выживают, – тихо сказал я. – Если бы не одно «но».
Я сделал паузу, решая, как лучше объяснить.
– Помнишь наш поход в лес, когда на меня напал злыдень?
Рат вздрогнул и кивнул.
– Тогда я кое‑кого повстречал. Зеленокожая женщина или лесной дух, даже не знаю, как правильно сказать.
– Дух… – прошептал он.
– Она дала мне листик. Маленький, невзрачный. И когда меня… пырнули, ты сунул его мне в рот, даже не думая. Это вы меня вытащили. Настоящая магия и дружеская поддержка.
Рат слушал, затаив дыхание. Его удивление было почти осязаемым.
– Ты не помнишь, но иногда ты замирал, – продолжил я, решив выложить всё. – Просто застывал на месте, как статуя, и не мог пошевелиться. Это тоже была она. Похоже, лесной дух может иногда… влиять на тех, у кого есть её дар. Или на животных, которые рядом. Она тебя несколько раз «замораживала», когда ты был рядом с ней или с её листиком.
Удивление на мордочке Рата сменилось чем‑то другим. Почтением. Почти благоговением. Он опустил взгляд, словно ему стало неловко.
– Лесные духи… – прошептал он так тихо, что я едва расслышал. – Среди зверей… связь с ними – это великая честь. Дар, который получают единицы.
Теперь пришла моя очередь удивляться. Всё‑таки не зря я считал Рата непростым крысом даже для магического. Оказывается, что за этим стоит что‑то большее. Целая культура, мифология, о которой люди и не догадывались.
– Значит, теперь ты понимаешь, – подытожил я. – У нас есть не только враги, но и союзники. Очень могущественные.
Рат вскинул на меня взгляд, и в его глазах снова появился деловой огонёк. Он встряхнулся, словно отгоняя от себя мистические мысли.
– Раз уж мы заговорили о союзниках… Мои сородичи кое‑что нашли. Помнишь, ты просил разузнать про фермеров?
Я тут же подобрался. Вот оно. Следующий ход.
– Нашли, – уверенно кивнул Рат. – Есть пара семейств к северу от города. Держатся особняком, в город почти не ездят. Считаются чудаками. Но земля у них что надо, и куры бегают по траве, а не в клетках сидят. Мои ребята всё разведали.
В моей голове план мгновенно обрёл законченную форму.
– Отлично, Рат. Просто отлично. Завтрашнее шоу… оно поможет нам заключить с ними контракты. Когда весь город увидит, на что способны настоящие, живые продукты, эти «чудаки» станут самыми уважаемыми людьми в округе. И мы будем их единственными партнёрами.
Мы снова стали тем, кем были всегда – двумя стратегами, планирующими очередную операцию. Один – гениальный повар с душой сорокалетнего интригана. Второй – говорящая крыса с доступом к лучшей разведсети в городе. Идеальный тандем.
