Текст книги "Имперский повар. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Сергей Карелин
Соавторы: Вадим Фарг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 46 страниц)
Глава 19
Я свернул в тихий, почти безлюдный переулок. Солнце сюда почти не заглядывало, зажатое между высокими фасадами дорогих магазинов. Вовчик с Дашей плелись за мной, с любопытством разглядывая витрины, в которых отражались их собственные удивлённые физиономии.
– Игорь, а мы куда? – не выдержал Вовчик, дёргая меня за рукав. – Тут же всё такое… блестящее. И цены, наверное, как у самолёта.
– Почти пришли, – протянул я, замедляя шаг. – Потерпи ещё минутку.
Я остановился у одной из самых неприметных дверей на всей улице. Никаких кричащих вывесок, только скромная табличка из тёмного дерева, на которой искусной вязью было выведено: «Ювелирный дом братьев Толмачёвых». Выглядело это место так, будто работало ещё со времён царя Гороха.
– Так, вы двое, – я развернулся. – Ждёте нас здесь. Можете пока носы к витринам приклеить, только не дышите на стекло, оно дорогое.
Даша фыркнула, а Вовчик уже и правда прижался лбом к соседнему окну, разглядывая какие‑то побрякушки.
– А ты, – я мягко взял под руку Настю, которая растерянно хлопала глазами, – идёшь со мной.
– Игорь, ты с ума сошёл? – зашептала она, испуганно оглядываясь на солидную дверь. – Зачем нам туда? У меня даже кошелька с собой нет! Нам и на пыль с их прилавка не хватит.
– Просто доверься мне, – сказал я так спокойно, как только мог, и, не давая ей шанса на побег, толкнул тяжёлую дубовую дверь.
Внутри нас встретила прохлада и такая тишина, что было слышно, как тикают где‑то в углу старинные часы. Пахло старым деревом, полиролью и ещё серебром. За длинным стеклянным прилавком, протирая очки, стоял седовласый господин в строгом костюме. Он поднял на нас глаза и окинул взглядом, который, казалось, видел нас насквозь. Взгляд его чуть дольше задержался на наших простых куртках и стоптанных ботинках, но лицо осталось непроницаемым.
– Добрый день, – я постарался, чтобы голос не дрогнул, и подошёл к прилавку, отпуская руку Насти. Она так и застыла у входа, словно боялась сделать лишний шаг. – Я хотел бы забрать заказ. Оформлен на фамилию Белославов.
Продавец нацепил очки и удивлённо приподнял седую бровь. Он явно не ожидал услышать эту фамилию от парня в потёртой джинсовке. Не говоря ни слова, он развернулся и молча удалился в заднюю комнату. Через минуту он вернулся, неся в белоснежных перчатках небольшой бархатный футляр глубокого синего цвета. Он с глухим, мягким стуком опустил его на стеклянную поверхность.
Я обернулся к Насте.
– Иди сюда, не бойся ты так. Он не кусается.
Она мелкими шажками подошла ближе, её взгляд был прикован то ко мне, то к этой загадочной коробочке на прилавке.
– Настя, помнишь, мы как‑то сидели на кухне и болтали? – тихо начал я, чтобы слышала только она. – Ты тогда сказала, что больше всего на свете хочешь не денег, не платьев, а просто… свой дом. Такое место, где можно будет спокойно спать и не бояться, что завтра тебя попросят на выход. Место, где мы все будем в безопасности. Помнишь?
Она молча кивнула, не отрывая от меня глаз, в которых уже начала собираться влага.
– Ну так вот, – я взял футляр и протянул ей. – Это, конечно, ещё не дом. Но это – обещание. Моё обещание, что он у нас обязательно будет. Я хочу, чтобы эта вещь была у тебя. Чтобы, если станет совсем тоскливо, ты смотрела на неё и знала, ради чего мы все стараемся.
Её пальцы заметно дрожали, когда она принимала из моих рук коробочку. Настя с какой‑то опаской, очень медленно, открыла её.
Внутри, на мягкой бархатной подушечке, лежал небольшой серебряный медальон. Он был сделан в виде крошечной книжки с тонкой, изящной гравировкой на обложке.
– Какой… красивый, – едва слышно прошептала она.
– Открой его, – попросил я.
Она аккуратно подцепила ногтем крохотную застёжку. Медальон‑книжка распахнулся. Внутри оказались два пустых овальных окошка, будто для крошечных фотографий.
– Сначала, – сказал я ещё тише, наклонившись к её уху, – мы вставим туда наши с тобой фото. Чтобы ты помнила, что ты не одна. Что у тебя есть я, есть семья. А потом… потом, когда мы купим наш дом, мы сделаем общую фотографию на его пороге. И вставим её сюда вместо наших. Это будет наш маленький трофей. Доказательство, что мы со всем справились.
Настя больше не могла сдерживаться. Крупные слёзы одна за другой покатились по её щекам, но она улыбалась. Это была самая счастливая и мокрая улыбка, которую я когда‑либо видел. Не говоря ни слова, она шагнула ко мне и крепко‑крепко обняла, уткнувшись носом мне в плечо. Я обнял её в ответ, чувствуя, как она мелко дрожит. Продавец за прилавком сделал вид, что страшно занят, и деликатно отвернулся к витрине, протирая и без того сверкающее стекло.
Когда мы вышли на улицу, Даша и Вовчик тут же налетели на нас, как два воробья.
– Ну что? Что там? Что это было? – затараторил Вовчик, подпрыгивая на месте. – Ты что‑то купил? Что купил? Покажи! А почему Настя плачет?
Настя лишь счастливо всхлипнула и рассмеялась, пряча в карман кулачок, в котором был зажат медальон. Она ничего не ответила, только снова бросила на меня быстрый, полный благодарности взгляд.
– Это наш с Настей маленький секрет, – подмигнул я им. – А теперь пошли. Нас ждёт ещё одно дельце.
* * *
Я решил не возвращаться той же дорогой, а повёл их вглубь, в самое сердце ремесленной слободы, туда, где кипела настоящая жизнь. Мы шли к самой громкой точке – кузнице Фёдора. Оттуда не просто доносился ритмичный перестук, оттуда волнами шёл сухой, обжигающий жар, который чувствовался даже на расстоянии. Сам хозяин, огромный, бородатый мужик, похожий на медведя, которого зачем‑то одели в кожаный фартук, стоял у наковальни. Он с размеренной яростью опускал тяжёлый молот на кусок раскалённого добела железа, и с каждым ударом во все стороны разлетался сноп огненных искр.
– Фёдор, день добрый! – крикнул я, пытаясь перекрыть этот грохот.
Кузнец остановился, воткнул заготовку в чан с водой, и над нами тут же взвилось облако шипящего пара с запахом мокрой окалины. Он вытер пот со лба тыльной стороной предплечья, оставив на коже тёмный след от сажи, и широко улыбнулся.
– А, повар! Какого лешего тебя принесло в мою преисподнюю? Пришёл проведать своего железного уродца? Стоит твой аппарат, скучает. Ждёт, пока ты его заберёшь.
– За ним обязательно, но позже, – кивнул я. – Но у меня сейчас другое дело. Даша, подойди‑ка сюда, не бойся.
Даша, которая до этого с восхищением и некоторым страхом смотрела на кузнеца‑великана, вздрогнула и неуверенно шагнула вперёд. Рядом с Фёдором она казалась совсем тростинкой.
Кузнец понимающе хмыкнул и направился внутрь кузницы. Через минуту он вернулся, протянув мне длинный и узкий свёрток, обмотанный грубой мешковиной.
– Даш, – начал я, и почему‑то все вокруг, даже подмастерья Фёдора, разом замолчали, словно почувствовав важность момента. – Вчера ты не просто мне помогала. Ты тащила всё на себе не меньше, чем я. А у настоящего повара должен быть свой инструмент. Не какая‑то штамповка с рынка, а нормальный, правильный нож. Твой личный.
Я протянул ей свёрток. Она сперва с недоумением посмотрела на меня, потом на свёрток в моих руках. Её пальцы слегка дрожали, когда она принимала подарок.
– Что… что это такое? – почти беззвучно прошептала она.
– Разверни, сама увидишь.
Она начала разматывать ткань. Медленно, очень осторожно, будто боялась, что внутри что‑то хрупкое. И вот, наконец, на свет показалась гладкая, отполированная до блеска рукоять из тёмного дерева, а затем – длинное, широкое лезвие, сверкнувшее на солнце. Это был профессиональный поварской нож. Не бездушная железка из магазина, а настоящая, выкованная вручную вещь. Фёдор сделал его идеально сбалансированным, и нож лёг в её ладонь так, будто был её продолжением. А на торце рукояти была аккуратно выгравирована одна‑единственная, изящная буква – «Д».
Даша замерла. Она смотрела на нож так, словно никогда в жизни не видела ничего подобного. Осторожно, почти благоговейно, она провела пальцем по холодному лезвию. Потом перевернула его, увидела гравировку, и её губы дрогнули.
– Игорь… я… я не могу это взять… Он же, наверное, стоит…
– Тихо, – мягко прервал я её. – Не думай об этом. Считай это не подарком, а… рабочим инструментом. Я в тебя верю, поняла? Верю, что из тебя выйдет толк, и ты станешь не просто хорошим поваром, а настоящим мастером. Но для этого нужно работать правильными вещами. Такими, которые будут только твоими. Которые ты будешь чувствовать. Так что бери и без разговоров.
Она подняла на меня глаза, и в них плескалось столько всего, что я на миг растерялся. Там был и шок, и восторг, и огромная благодарность, и что‑то ещё, очень тёплое. Кажется, до неё дошло. Она вдруг поняла, что я вижу в ней не просто девчонку на побегушках, которую можно отправить за продуктами. Я вижу в ней будущего коллегу. Партнёра.
– Я… – она сглотнула, пытаясь справиться с комом в горле. – Я тебя не подведу, Игорь. Обещаю.
– Я знаю, – просто ответил я.
Всю эту трогательную сцену безжалостно разрушил Вовчик, который сгорал от любопытства и всё это время заглядывал Даше через плечо.
– Ого! – присвистнул он. – Дашка, ну ты теперь опасная женщина! С такой‑то финкой! Игорь, ты ей хоть инструкцию по применению выдал, чтобы она нас случайно на салат не пошинковала?
Даша фыркнула, но было видно, что она рада этой шутке, позволившей ей скрыть подступающие слёзы. Она счастливо улыбнулась и принялась бережно, как величайшую драгоценность, заворачивать нож обратно в ткань. Напряжение спало. Фёдор, наблюдавший за сценой, одобрительно хмыкнул и кивнул мне – мол, правильное дело делаешь. Затем он снова взялся за свой молот, и кузница опять наполнилась привычным рабочим грохотом. А мы пошли дальше, и я чувствовал, как за спиной у Даши будто выросли крылья.
* * *
Закат растекался по небу, словно абрикосовое варенье по скатерти. Мы едва волочили ноги, когда наконец добрались до «Очага». Спину ломило, в мышцах гудела приятная усталость – та, что приходит после по‑настояшему важного дела. Мы шли в том особом молчании, когда слова только мешают.
У самого порога я всех остановил.
– Постойте‑ка. А ты, – я по‑дружески приобнял Вовчика за плечо, – задержись на пару слов.
Настя с Дашей переглянулись. Настя хитро улыбнулась – кажется, она всё поняла. Они отошли в сторонку, оставшись на улице, которая с каждой минутой становилась тише и темнее.
– Игорь, что‑то случилось? – Вовчик тут же сжался, в голосе зазвенела тревога. – Я накосячил, да?
– Совсем наоборот, – я усмехнулся, снимая с плеча свою вечно набитую сумку. – Ты был молодцом. Даже лучше, чем я ожидал.
Я порылся внутри рюкзака, вытащил очередной за сегодня свёрток и протянул ему.
– Держи. Это твоё.
С полным недоумением на лице Вовчик взял пакет. Бумага зашуршала в его руках. Он осторожно надорвал её, и из свёртка показалась ослепительно‑белая ткань. Поварской китель. Один в один как мой, только с иголочки. А на груди, где у меня красовалась вышитая буква «И», было аккуратно выведено: «Владимир».
– Я… – Вовчик поднял на меня глаза – растерянные и донельзя счастливые. – Это… мне? По‑настоящему?
– А ты думал, в куклы играть? – улыбнулся я. – Ты больше не стажёр, парень. И не мальчик на побегушках. Ты – повар. Настоящий повар нашей команды. А у повара должен быть свой китель.
Он молчал, переводя взгляд с белоснежной ткани на меня. Сглотнул, открыл было рот, но я его опередил.
– Погоди, это ещё не всё.
Я засунул руку в карман джинсов и выудил оттуда старый, потёртый ключ от какого‑то неведомого замка. Вложил его Вовчику в ладонь, прямо поверх кителя.
– Что это? – прошептал он еле слышно.
– Ключ, – ответил я просто. – Он не от этой двери. Настоящий мы дать не можем, мы с Настей тут живём. Сам понимаешь. Но это – символ. Символ того, что для тебя здесь всегда открыто. Что ты теперь не просто работник. Ты – часть этого места. Часть семьи.
Он смотрел на этот ключ в своей руке так, будто это величайшее сокровище. Его пальцы медленно, но очень крепко сжались.
– Я… я оправдаю доверие, шеф, – наконец выдавил он, и голос его предательски дрогнул. – Спасибо. Я даже не знаю, что сказать…
– Ничего и не говори, – я ободряюще хлопнул его по плечу. – Делом докажешь. А теперь пошли. Чайник сам себя не поставит, да и это дело отметить надо.
* * *
Мы гурьбой ввалились в «Очаг», смеясь и отряхиваясь после долгой прогулки по вечернему городу. Выходной подходил к концу, и в воздухе витала приятная усталость.
– Чайку бы сейчас, – мечтательно протянула Настя и, не дожидаясь ответа, по‑хозяйски направилась к плите ставить чайник.
Даша прислонилась к столу и с нежностью, будто это был не кухонный инструмент, а живое существо, разглядывала свой новый нож, всё ещё завёрнутый в мешковину. Вовчик плюхнулся на стул, расслабленно вытянув ноги.
– Ну что, команда, – бодро начал я, вновь хлопнув в ладоши, чтобы привлечь всеобщее внимание. – Отдохнули? А теперь – экзамен!
Вовчик аж подпрыгнул на стуле. Даша оторвала взгляд от своего сокровища и удивлённо посмотрела на меня.
– Какой ещё экзамен? – раздался голос Насти от плиты, где уже начинал посвистывать чайник. – Ты же обещал, что сегодня никакой работы.
– А это и не работа, – я хитро прищурился. – Это творчество. Сегодня у нас семейный ужин, который мы приготовим все вместе. И это будет… пицца!
С этими словами я кивнул на кухню, где нас уже ждали принесённые из кладовки мука, помидоры и перец.
Идея всем понравилась. Вовчик тут же вскочил, сбросил куртку и с почти религиозным трепетом натянул свой белоснежный китель. В нём он моментально преобразился: расправил плечи, втянул живот и стал выглядеть не просто поваром, а настоящим шефом, готовым к кулинарной битве.
– Итак, слушай мою команду! – объявил я, входя в роль. – Даша, на тебе нарезка. Покажи, на что способен твой новый друг. Вовчик, ты сегодня мой су‑шеф! Замешиваешь тесто и следишь, чтобы наш творческий хаос не вышел из‑под контроля. Настя – главный дегустатор и наша совесть. Ну а я… я буду руководить и всячески мешаться.
Даша счастливо улыбнулась, аккуратно развернула нож и с решительным видом взялась за помидоры.
На кухне закипела жизнь.
– Начинаем с соуса! – скомандовал я. – Даша, руби помидоры и перец. Можешь не стараться делать красиво, всё равно в блендер пойдёт. Вовчик, где у нас кастрюля?
Даша работала с невероятным энтузиазмом. Нож в её руке просто летал. Она с лёгкостью шинковала овощи, и по её лицу было видно, какое удовольствие ей это доставляет.
Вовчик, раскрасневшийся от важности своей новой должности, метался по кухне, как заведённый. Он свалил нарезанные овощи в кастрюлю, щедро сыпанул из баночек орегано и базилика, которые я ему протянул.
– Блендер! – почти крикнул он мне.
Через минуту по кухне поплыл густой и невероятно вкусный запах свежего томатного соуса.
– Теперь тесто! – не унимался Вовчик. – Игорь, я правильно помню? Просеять муку, добавить соль, немного разрыхлителя, масло и тёплую воду?
– Всё верно, су‑шеф! – кивнул я, с улыбкой наблюдая, как он с усердием принялся вымешивать тесто. Он так старался, что на лбу выступил пот, а на идеально белом кителе тут же появилось несколько мучных отпечатков.
Пока Вовчик возился с тестом, а соус тихонько булькал на плите, Даша уже подготовила начинку. Тонкие кружочки колбасы, аккуратные полоски перца, ровные кольца лука. Настя, примостившись в уголке, с довольной улыбкой натирала на крупной тёрке огромный кусок сыра. Я смотрел на них, и внутри разливалось какое‑то тёплое чувство.
– А теперь – самое интересное! – объявил я, когда тесто было раскатано на два больших противня. – Я открываю холодильник, а вы берёте оттуда всё, что душе угодно! У каждого будет своя часть пиццы, так что дайте волю фантазии!
Началось весёлое соревнование. Вовчик, как истинный мясоед, завалил свою четвертинку кусками колбасы, ветчины и даже добавил оставшиеся с обеда сосиски. Даша выложила на своей части острые перчики, маслины и солёные огурцы. Настя скромно украсила свой кусок грибами и помидорами. Я же, порывшись в холодильнике, нашёл банку анчоусов и несколько кусочков солёного сыра, создав самый странный, но интригующий сектор.
Наконец, мы засыпали всё это великолепие толстым слоем сыра и отправили оба противня в раскалённую духовку.
Спустя двадцать минут мы сидели за столом, уставшие, но счастливые, и поглощали результат общих трудов. Пицца получилась невероятной. Огромная, с хрустящей корочкой, с тянущимся сыром и таким ароматом, что кружилась голова. Каждый пробовал кусок соседа, и мы дружно обсуждали, чья часть получилась вкуснее.
– Это… – выдохнул Вовчик с набитым ртом, пробуя мою часть с анчоусами. – Странно, но вкусно!
– А всё потому, что мы вместе её готовили, – тихо сказала Настя и зачем‑то потянулась к пульту от старенького телевизора, стоявшего в углу.
Экран с помехами ожил, и мы увидели знакомую городскую площадь, наш гигантский мангал и толпы людей. Шли вечерние новости, и главным сюжетом, конечно же, был вчерашний «День Сытого Горожанина». Мы замолчали, уставившись в экран. Вот камера крупным планом показала моё короткое интервью, вот довольное лицо графа, вот наши смущённые, но счастливые лица в толпе.
– … этот успех простого повара Игоря Белославова и его команды, без сомнения, стал главным событием недели, – говорил диктор спокойным, поставленным голосом. – Весь Зареченск теперь говорит о возвращении вкуса настоящей, живой еды. Как нам стало известно, телеканал «Зареченск‑ТВ» уже готовит большую передачу о феномене «Очага». В ближайшее время ждите эксклюзивное интервью с человеком, который заставил весь город снова говорить о еде.
Репортаж сменился рекламой мыла. Все молчали. Вовчик, Даша и Настя, словно по команде, повернулись ко мне. Они смотрели на меня с новым, серьёзным выражением. В их глазах читался один и тот же вопрос: «И что теперь?».
Я спокойно выдержал их взгляды. Взял ещё один кусок пиццы, откусил, медленно прожевал и улыбнулся.
– А теперь, ребята, – сказал я, обводя их взглядом. – Теперь всё только начинается.
Глава 20
Раннее утро понедельника встретило меня на кухне «Очага» почти звенящей тишиной. Я спустился первым, когда за окном небо было ещё серое. После вчерашнего сумасшедшего вечера, полного шума, суеты и победного звона бокалов, этот покой казался непривычным. Всё было вычищено, но в воздухе остался витать призрак праздника – слабый аромат специй, остывшего хлеба и чего‑то неуловимо‑радостного.
Я поставил на плиту старую медную турку, насыпал в неё пару ложек местного кофе, который на вкус напоминал жжёные жёлуди, и залил водой. Этот утренний ритуал стал для меня чем‑то вроде медитации. Простое, понятное действие, которое помогало разложить мысли по полкам перед очередным днём в этом странном мире.
– Ну что, шеф, наслаждаешься славой?
Голос, как обычно, вынырнул из ниоткуда. Я уже даже не вздрагивал. Из‑под стеллажа с кастрюлями метнулась серая тень, и через миг на краю стола уже сидел Рат, деловито подёргивая длинными усами.
– Слава – штука капризная, – спокойно ответил я, снимая с огня поднявшуюся кофейную пенку. – Сегодня почиваем, а завтра о нас и не вспомнят.
Я налил себе в кружку обжигающую чёрную жижу и сделал большой глоток. Гадость, конечно, но хотя бы глаза открывает.
– Так что, сегодня в меню опять кулинарная революция? Или дадим городу переварить вчерашний ужин? – поинтересовался крыс, внимательно следя за моими движениями.
– Сегодня у меня выходной от революций, – вздохнул я, ставя кружку. – Придётся заняться делами посерьезнее.
– Дай угадаю, – хмыкнул Рат. – Пойдёшь в аптеку за «лекарством от кашля»? Розмарин закончился?
– Хуже. Ты же сам сказал, что Алиевы начали копать под моего отца. А значит, и мне пора заглянуть в его прошлое. Не люблю, когда у противника на руках козыри, о которых я ничего не знаю.
Конечно, не моего отца, а Игоря Белославова, чьё тело я занимаю. Но фамилия‑то теперь моя. И проблемы, как оказалось, тоже идут в комплекте, – мысленно добавил я, ощущая неприятный холодок. Одно дело – воевать с конкурентами на кухне, и совсем другое – разгребать чужие тайны, которым, похоже, уже много лет.
Прошло минут тридцать. Я уже успел составить план заготовок на день и теперь стоял у стола, методично кромсая лук. Нож привычно стучал по доске, и этот ритм успокаивал. В этот момент на кухню, зевая так, что челюсть могла вывихнуться, вплыла Настя. Рат, который как раз пытался стянуть у меня кусочек сыра, тут же растворился в тени.
– Доброе утро, – пробормотала она и, не открывая глаз, побрела к кофейнику. Налила себе полную кружку, отхлебнула и поморщилась. – Опять эта отрава… Но ты прав, бодрит.
Она прислонилась к столешнице, наблюдая за моими руками. Её волосы были растрёпаны, а на щеке отпечатался след от подушки.
– Ты чего так рано? – спросила она, стряхивая с себя остатки сна.
– Привычка, – пожал я плечами. – Да и подумать надо было.
Настя кивнула, будто поняла всё без слов. Взяла со стойки второй нож, доску и молча принялась за морковку. Мы работали в тишине, нарушаемой лишь мерным стуком ножей. Эта тишина не была неловкой, наоборот – она была какой‑то правильной, рабочей.
– Я сегодня днём отлучусь, – сказал я, не прекращая шинковать. – Нужно сходить в городской архив.
Настя на мгновение замерла, её нож застыл над оранжевым кругляшом моркови.
– Из‑за отца?
– Да. Граф обещал помочь с доступом.
Она решительно кивнула. Её нож снова застучал по доске, только теперь быстрее и злее.
– Правильно. Если… отец и правда не виновен, то мы обязаны об этом знать.
– Согласен, – просто ответил я.
* * *
Не успел я допить вторую порцию чёрной гадости, как нашу тихую кухню протаранил двойной заряд бодрости. Дверь распахнулась, и на пороге, тяжело дыша, замерли Даша и Вовчик. Глаза горят, щёки красные – видно, бежали всю дорогу.
– Мы не опоздали? – выпалил Вовчик, пытаясь отдышаться. Его взгляд метнулся по заготовкам на столе, и плечи тут же поникли. – Блин. Я хотел сегодня первым прийти. Будильник сломался, честное слово!
– Бывает, – усмехнулся я, вытирая руки о фартук. – Не переживай, боец. Самое важное дело я тебе всё равно оставил.
Сперва я закрыл за ними дверь (бывают такие посетители, что ломятся к тебе уже с самого утра, когда ты даже проснуться толком не успел), а после протянул ему старый, тяжёлый ключ от входной двери. Не дубликат, а тот самый, главный. Глаза мальчишки округлились, а потом засияли так, словно я вручил ему не ключ, а как минимум графский титул. Он сгрёб его в ладонь с благоговением и, выпятив грудь, занял почётный пост у двери, нервно поглядывая на настенные часы.
Ровно в десять, ни секундой позже, Вовчик с торжественностью священнослужителя вставил ключ в замочную скважину. Щёлк. Ещё один поворот. Дверь поддалась, и парень замер на пороге, а потом медленно попятился назад, будто увидел привидение.
А там, на улице, и правда было на что посмотреть. Прямо перед нашим входом выстроилась очередь. Не то чтобы толпа, как за дефицитным товаром, но человек десять‑двенадцать точно. Они скромно переминались с ноги на ногу, с любопытством заглядывали внутрь, и при виде открывшейся двери на их лицах проступило откровенное облегчение.
– Открылись? Проходить можно? – с надеждой спросила полная женщина в цветастом платке, стоявшая первой.
– Д‑да! Конечно! Милости просим в «Очаг»! – нашёл в себе силы Вовчик. Он распахнул дверь настежь и с видом гостеприимного хозяина замка начал запускать первых посетителей.
Я стоял чуть поодаль и наблюдал за этой картиной. В голове билась одна‑единственная мысль: «Надо. Срочно. Нанимать. Официантов». А следом вторая: «И посудомойку. И второго повара. И грузчика. И…» Список неотложных дел грозил перерасти в полноценный роман.
Наша закусочная, ещё вчера казавшаяся такой уютной и просторной, вдруг превратилась в переполненный муравейник. Столики заняли за пару минут. Те, кому не хватило места, выстроились у стойки, чтобы взять еду с собой. Воздух наполнился гулом голосов, смехом, звоном вилок и нашими отчаянными криками с кухни, которые мы пытались перекричать весь этот балаган.
– Два свиных, один куриный, три картошки по‑деревенски на четвёртый стол! – командовала Настя, ловко лавируя между гостями.
– Принято! Снимаю! – орал я в ответ, едва успевая переворачивать шипящие куски мяса.
– Вовчик, соус чесночный ушёл! Даша, ещё лука надо! Быстрее, быстрее!
Мы вертелись, как заведённые. Вовчик мотался между залом и кухней, унося готовые заказы и принося грязную посуду. Даша, сжимая свой новый нож, как оружие возмездия, кромсала овощи с такой скоростью, что её руки слились в одно размытое пятно. Я же просто врос в пол у плиты, превратившись в придаток к щипцам. Жар, дым, шипение мяса – вот и весь мой мир на ближайшие несколько часов.
Только после полудня этот ураган начал стихать. Первая волна посетителей схлынула, оставив после себя гул в ушах и горы грязной посуды. Я наконец‑то смог отойти от огня. Сняв пропотевший фартук, я подошёл к своей команде. Все трое прислонились к стенам, тяжело дыша, но на их лицах сияли счастливые улыбки.
– Так, ребята, я ухожу, – сказал я как можно спокойнее.
Они разом уставились на меня. В глазах Насти мелькнула тревога, Даша нахмурилась, а Вовчик выглядел так, будто его сейчас бросит любимый командир.
– Мне нужно отлучиться по делам, – пояснил я, глядя на каждого по очереди. – Настя, ты остаёшься за главную. Справитесь тут без меня пару часов?
Вовчик тут же выпятил грудь. Даша молча, но очень решительно кивнула. А Настя шагнула ко мне и устало, но твёрдо посмотрела прямо в глаза.
– Справимся, Игорь, куда мы денемся, – сказала она. – Не в первый раз же. Ты иди, делай свои дела. Мы тут всё прикроем. Только постарайся вернуться к вечернему наплыву, а то мы тут без тебя утонем.
* * *
Выскользнув из «Очага», я вдохнул прохладный дневной воздух. После кухонного чада и гомона посетителей улица казалась почти блаженно тихой. Первым делом – звонок. Я достал смартфон и набрал номер, который мне дал градоначальник. Время было уже обеденное, и я искренне надеялся, что его сиятельство уже позавтракал и находится в благодушном настроении.
– Слушаю, – раздался в трубке заспанный и очень недовольный голос.
Похоже, с благодушным настроением я промахнулся. Разбудил целого графа. Неловко вышло.
– Господин Белостоцкий, это Игорь Белославов. Доброго дня. Прошу прощения, если не вовремя.
– Белославов? – на том конце провода послышалось шуршание простыней и сдавленный зевок. – А, повар. Что у тебя опять стряслось? Неужели Алиев уже успел поджечь твою кухню?
– Пока нет, слава богу. Но я тут подумал над вашим советом… Насчёт городского архива. Хотел бы заглянуть, по делу моего отца.
Наступила тишина, которую нарушил лишь тяжёлый, полный вселенской скорби вздох.
– Прямо сейчас? Белославов, у тебя что, шило в одном месте?
– Я не люблю откладывать дела.
– Твоя настырность когда‑нибудь доведёт тебя до эшафота, – проворчал он, но в голосе уже не было прежнего раздражения. – Но сегодня, так и быть, она тебе поможет. Я сейчас позвоню директору архива, старому хрычу. Скажешь на входе, что от меня. Тебя проводят.
– Огромное вам спасибо, Господин Белостоцкий.
– Давай, герой кулинарного фронта, – буркнул он и повесил трубку, не прощаясь.
* * *
Городской архив ютился в старинном, обветшалом здании с колоннами, которые, казалось, держались на честном слове и вековой пыли. В зале царила торжественная, почти церковная тишина.
Но стоило мне подойти к стойке дежурной и назвать свою фамилию, добавив волшебные слова «от графа Белостоцкого», как вся эта благостная атмосфера лопнула, как мыльный пузырь.
Строгая дама в очках на цепочке, которая секунду назад смотрела на меня как на пустое место, вдруг просияла. Её лицо расплылось в такой широкой улыбке, что я испугался, как бы оно не треснуло.
– Игорь Белославов? Тот самый? Из «Очага Белославовых»?
Из‑за высоких стеллажей, как сурикаты из норок, начали выглядывать любопытные женские лица. По рядам пронёсся взволнованный шёпот. Ну да, вчерашний репортаж по местному каналу, похоже, имел эффект разорвавшейся бомбы.
– Ой, а мы вас вчера по телевизору видели! – прошелестела одна из сотрудниц, поднося руки к щекам. – Этот ваш шашлык… он и правда такой божественный?
– Чаю не желаете? Или, может, кофейку? – подхватила другая. – У нас, конечно, не как у вас, но от души!
Меня, совершенно сбитого с толку таким внезапным радушием, чуть ли не под руки провели в читальный зал. Не прошло и пяти минут, как на стол передо мной опустились три тонких папки в картонных обложках, перевязанные выцветшими от времени тесёмками.
– Вот, – с придыханием сообщила мне дама‑архивариус, поправляя очки. – Всё, что у нас есть по делу Белославова Ивана Петровича. Только, умоляю вас, очень осторожно. И выносить, к сожалению, нельзя.
– Я всё понимаю, – кивнул я, доставая из кармана смартфон. – Я только сфотографирую. Буду предельно аккуратен.
Я уселся за стол и принялся за работу. Развязал тесёмки первой папки и начал методично, страница за страницей, фотографировать каждый документ. Лист за листом. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Монотонная работа, под которую хорошо думается. Или засыпается.
Большая часть бумаг была скучной до зевоты. Протоколы допросов, рапорты стражников, заключения медицинской экспертизы, служебные записки. Сухая и безжизненная история о том, как мой отец, повар закусочной «Очаг Белославовых», Белославов‑старший, совершил трагическую ошибку. По официальной версии, он «случайно» отравил важного городского чиновника, перепутав магические приправы.
Я листал пожелтевшие страницы и не верил своим глазам. Отца выставляли неумехой, который по халатности отправил человека на тот свет. Его таскали по допросам, судам, полоскали его имя во всех городских газетах. В итоге дело закрыли за отсутствием злого умысла, но клеймо убийцы‑недотёпы осталось. Сердце отца этого не выдержало.
Погибший начальник, из‑за которого, по официальной версии, и пострадал мой «отец», был не просто чиновником. Его звали Сарен Татаян. И он, судя по документам, был не только госслужащим, но и владельцем крупной мебельной фабрики где‑то под самой столицей. А самое интересное – его главным деловым партнёром был некий знатный столичный род Яровых.
Я отложил папку и полез в Сеть. Здешний интернет был медленным, как сонная черепаха, но пару страниц загрузить всё же удалось. Яровые. Древний и очень влиятельный дворянский род, владеющий огромными землями к востоку от столицы И, что самое интересное, та самая мебельная фабрика покойного Татаяна после его «несчастного случая» целиком и полностью перешла в их собственность. А вишенкой на этом подозрительном торте был тот факт, что главным свидетелем по делу проходил лично глава рода – граф Всеволод Яровой. Он, какая удача, якобы находился рядом с партнёром в момент его внезапной кончины.
