Текст книги "Имперский повар. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Вадим Фарг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 46 страниц)

* * *

В кабинете Фатимы было темно и душно. Тяжёлые бархатные шторы на окнах не пропускали ни одного солнечного луча, и в комнате царил вечный полумрак. Свет падал только на огромный полированный стол, заваленный бумагами. Воздух здесь был густым и тяжёлым, дышать им было трудно, словно ты опустился на дно глубокого, заросшего тиной пруда.

Сама Фатима сидела за столом, огромная, неподвижная. Она была похожа на большую злую черепаху, которая втянула голову в панцирь из дорогих шёлковых одежд. Её лицо, обычно спокойное и властное, сейчас было перекошено от ярости. Перед ней лежал тонкий листок бумаги – отчёт от её людей. Она смотрела на него так, будто это была дохлая крыса, которую ей подбросили на подушку. А потом её рука, вся в золотых перстнях, сжалась в тяжёлый кулак и с глухим стуком обрушилась на стол.

– Провалились!

Голос у неё был низкий, но сейчас он сорвался на злобное шипение. Она схватила отчёт, скомкала его в тугой шарик и швырнула в угол.

– Эти деревенские мужланы! Скоты неблагодарные! Они отказались! Все трое!

Она тяжело дышала, её необъятная грудь ходила ходуном. Маленькие злые глазки забегали по комнате, словно искали, на ком бы сорвать злость. И, конечно же, нашли.

– Всё из‑за него! Из‑за твоего никчёмного отца! – прорычала она. – Его идиотская выходка! Его слабость! Он унизился перед этим поваром, и теперь весь город смеётся над именем Алиевых! Он лишил нас главного – нашего авторитета! Страха! Теперь любой деревенщина думает, что может нам отказывать!

В дверях, словно тень, появилась тонкая фигурка. Лейла. Она стояла в проёме, бледная, испуганная. За последние дни она сильно изменилась. Куда‑то пропала её обычная скука и надменность, с которой она смотрела на мир, как на надоевшую игрушку. Теперь она была тихой и сдержанной, а в глубине её красивых миндалевидных глаз застыл холодный, внимательный блеск. Она молча смотрела на разъярённую бабушку.

Фатима заметила её и тут же обрушила на неё свой гнев.

– Что уставилась? Любуешься на то, что натворил твой папаша? Из‑за него мы теперь посмешище! Этот выскочка Белославов не просто готовит свою баланду, он строит свою империю на наших костях! Он забирает наших поставщиков! Наших!

Лейла молча слушала. Каждое слово бабушки било, как пощёчина, но она даже не шелохнулась. А внутри, в душе, где раньше были только капризы и скука, зарождалось что‑то новое. Холодное и тёмное. Ненависть. Она смотрела на эту огромную, властную женщину и впервые в жизни поняла, почему её отец вырос таким. Безвольным, истеричным, жалким. Его просто раздавили. С самого детства. Эта женщина не воспитывала, она лепила из него то, что было удобно ей. И сломала.

– Бабушка… – голос Лейлы прозвучал тихо, но на удивление твёрдо. – Я… я всё исправлю.

Фатима презрительно хмыкнула, даже не посмотрев на неё.

– Ты? Исправишь? А что ты можешь, кукла? Платья менять да ресницами хлопать? Иди в свою комнату. Не мешай мне думать.

Лейла молча кивнула. Не сказав больше ни слова, она повернулась и вышла, тихо прикрыв за собой тяжёлую дубовую дверь.

Оставшись одна в своей комнате, утопающей в шёлке и кружевах, она почувствовала, как её затрясло. Ярость, которую она так долго сдерживала, подступила к горлу. Рука сама потянулась к изящной фарфоровой вазе на туалетном столике. Ещё мгновение – и она бы с криком швырнула её в стену. Так сделал бы её отец. Закатил бы истерику, разбил бы что‑нибудь, а потом плакал бы от бессилия.

Но её рука замерла в воздухе.

«Нет».

Мысль была острой и холодной, как осколок стекла.

«Истерики – это для слабых. Для таких, как отец. Для проигравших».

Она медленно опустила руку и поставила вазу на место. Подошла к зеркалу и посмотрела на своё отражение. На красивую испуганную девушку с тёмными кругами под глазами. А потом заставила себя улыбнуться. Улыбка получилась хищной и злой.

Она больше не будет просто подчиняться. Она должна понять. Понять свою бабушку, её методы, её яд. Изучить его, разобрать на части. А потом… потом создать свой собственный. Более сильный. Более хитрый. Она превзойдёт её. И тогда никто и никогда больше не посмеет назвать её куклой.

А в это время в своём кабинете Фатима Алиева тоже пришла к выводу. Обычная война проиграна. По крайней мере, этот раунд. Давить на фермеров силой теперь бесполезно – за них вступится весь город. Этот повар оказался умнее, чем она думала. Он играл не по их правилам. Он создал свои.

Значит, пришло время перестать играть вообще.

Она медленно поднялась, подошла к огромному книжному шкафу и нажала на неприметный резной узор. Секция бесшумно отъехала в сторону, открыв тёмную пасть стального сейфа. Поворот ручки, щелчок. Фатима запустила руку вглубь и достала оттуда небольшую, отделанную перламутром шкатулку. Она не открывала её много‑много лет.

Вернувшись за стол, она положила шкатулку перед собой и медленно подняла крышку. Внутри, на чёрном бархате, лежали несколько странных предметов: пучок высохшей, почти чёрной травы, которая пахла болотом, маленький флакон с тёмной, маслянистой жидкостью и сморщенный, похожий на птичью лапку, корень какого‑то растения. Это было оружие другого рода. Последнее средство.

Фатима хмуро посмотрела на содержимое, словно взвешивая все за и против. Её лицо стало жёстким, как камень. Решение было принято. Она захлопнула шкатулку, взяла в руки телефон и набрала номер, которого не было в её записной книжке. Она помнила его наизусть.

На том конце ответили не сразу.

– Слушаю.

– Это я, – голос Фатимы был тихим и холодным, как могильная плита. – Мне нужна твоя помощь. Есть работа. Грязная.

Глава 15

Среда должна была стать днём, когда всё наконец‑то войдёт в свою колею. Не показуха для толпы, не съёмки для местного телевидения, а самая обычная, честная работа. Та, которую я знал, как свои пять пальцев, и по‑настоящему любил. С самого утра на кухню потекли первые поставки от моих новых союзников: неказистая, но пахнущий солнцем и землёй картофель от деда Матвея, отборные яйца с ярко‑жёлтыми желтками от Павла, хрустящие овощи от громогласного добряка Николая. Наша маленькая кухня ожила и загудела, как хорошо смазанный механизм. Даша, как рыжий вихрь, носилась между столами, Вовчик, старательно сопя, перемывал гору зелени, а Настя, нахмурив брови, пыталась укротить стопку накладных. Всё шло как надо.

А потом начался какой‑то бред.

Первый звоночек прозвенел, когда Настя решила сварить нам на обед простую молочную кашу. Молоко было свежайшее, утреннее, его привезли всего час назад.

– Игорь! – её голос был таким тонким и испуганным, словно она увидела в кастрюле привидение. – Иди сюда, быстро! Посмотри!

Я подошёл. Молоко, которое она только‑только поставила на огонь, свернулось. Не просто скисло, а превратилось в отвратительную комковатую кашу с мутной, желтоватой сывороткой. И это при том, что оно даже не успело как следует нагреться.

– Странно, – я принюхался. Пахло сыростью и старой тряпкой. – Может, поставщик что‑то напутал? Вылей, откроем другую бутылку.

Настя, брезгливо сморщив нос, так и сделала. Но вторая бутылка, едва её содержимое коснулось дна кастрюли, повела себя точно так же. И третья. Все три литра свежайшего молока на наших глазах превратились в помои.

– Да что за ерунда? – пробормотала Даша, отвлекаясь от разделки мяса. – Может, на кухне слишком жарко?

Но было прохладно. Мы решили пока обойтись без каши, списав всё на какую‑то странную случайность.

Следующий удар пришёлся по ножам.

– Тьфу ты, чёрт! – зло выругалась Даша, пытаясь отрезать кусок говядины. Лезвие не резало мясо, а соскальзывало, будто было сделано из дерева, оставляя на поверхности рваные, некрасивые борозды. – Да что с ним такое?

Она схватила мусат, с профессиональным, злым шипением провела по лезвию пару раз. Попробовала снова. Результат тот же. Нож, которым полчаса назад можно было бриться, стал тупым, как столовая ложка.

– Не может быть! – она смотрела на нож с откровенным ужасом. – Я его сама точила! Он бумагу в воздухе резал!

Она в сердцах отбросила его и взяла другой, поменьше. Сделала один надрез. Второй. А на третьем он тоже безнадёжно затупился. Даша побагровела от бессилия, её руки мелко дрожали.

А потом мы почувствовали запах.

Он появился из ниоткуда. Пахло сырой землёй, как в свежевырытой яме, гнилью и чем‑то, от чего по спине бежали мурашки. Запах тлена. Могильный запах. И тянуло им, как мы быстро поняли, из погреба.

Вот тут‑то моя команда и посыпалась. Вовчик побледнел как стена и начал мелко, судорожно креститься. Даша, забыв про свои никчёмные ножи, испуганно прижалась к стене, глядя на дверь в погреб так, будто оттуда вот‑вот вылезет мертвец. А Настя подскочила ко мне и вцепилась в мой рукав мёртвой хваткой. Её глаза стали огромными и тёмными от суеверного ужаса.

– Игорь… это порча, – прошептала она так тихо, что я едва расслышал. – Нас сглазили. Это Алиевы… их работа.

Я молчал. В отличие от них, я не просто чувствовал запах. Я чувствовал нечто большее. Моё новое, обострённое чутьё, которое появилось после встречи с Травкой, било тревогу. Я не видел, но ощущал это. Что‑то чужеродное, липкое и холодное просочилось в наше заведение. Оно было похоже на невидимую паутину, которая оплетала всё вокруг, заставляя живое – гнить, а острое – тупиться. Травка предупреждала меня. И вот оно началось.

Но сейчас главной проблемой была не эта невидимая дрянь. Главной проблемой был страх. Я посмотрел на перепуганные лица своих ребят. Паника на кухне страшнее пожара. Она парализует. И если я дам им раскиснуть, то Фатима победит, даже не пошевелив пальцем.

– Так, – я громко хлопнул в ладоши. Все трое вздрогнули и посмотрели на меня. – Всем успокоиться.

Мой голос прозвучал ровно и абсолютно спокойно. Я собрал их вокруг стола, как на военном совете. Настя всё ещё не отпускала мой рукав, её пальцы были холодными как лёд.

– Значит, порча, говорите? – я обвёл их взглядом с максимально серьёзным лицом. – Ножи тупятся, молоко скисает. Неприятно, согласен. Но не смертельно.

– Но Игорь! – пискнула Настя. – Это же магия! Чёрная! Что мы будем делать?

Я посмотрел на неё, потом на Дашу, которая всё ещё выглядела так, будто сейчас упадёт в обморок. И принял решение. Единственно верное в этой ситуации.

– Делать будем вот что, – я чуть наклонился к ним, понизив голос до заговорщицкого тона. – Это вызов. И мы его принимаем.

Девушки уставились на меня, как на сумасшедшего.

– Спорим? – продолжил я, глядя им прямо в глаза.

– О чём? – растерянно пробормотала Даша.

– Спорим, я решу эту проблему до конца недели? – в моём голосе не было и тени шутки. – Условия такие. Если я выигрываю, вы обе, – я ткнул пальцем сначала в Настю, потом в Дашу, – в следующее воскресенье будете петь «Кахимовский централ» грубым басом, пока готовите завтрак. Громко и с выражением. А Вовчик вам будет подыгрывать на кастрюлях.

На кухне повисла звенящая тишина. Они смотрели на меня, и я видел, как в их головах происходит короткое замыкание. Порча, запах тлена, чёрная магия… и «Кахимовский централ» в исполнении девичьего дуэта. Абсурдность моего предложения была настолько запредельной, что она просто не укладывалась в их испуганные головы.

Первой не выдержала Даша. Уголки её губ дрогнули. Она попыталась сохранить серьёзное лицо, но не смогла. Из её груди вырвался какой‑то странный звук – полувсхлип, полусмешок. Глядя на неё, неуверенно улыбнулась и Настя.

– Ты… ты с ума сошёл? – пролепетала она, но страха в её голосе уже не было. Только чистое, незамутнённое недоумение.

– Ничуть, – я пожал плечами. – Я абсолютно серьёзен. Пари есть пари. Ну так что, идёт? Или боитесь проиграть?

Они переглянулись. Страх отступил. На его место пришла растерянность, смешанная с какой‑то нелепой надеждой. Моя уверенность, пусть и подкреплённая идиотским спором, подействовала на них, как холодный душ. Я вернул им контроль. Перевёл ситуацию из плоскости «ужас‑ужас, мы все умрём» в плоскость «наш шеф – псих, но, может, он и правда что‑то знает».

– Идёт, – наконец твёрдо сказала Даша, и в её зелёных глазах снова зажглись боевые огоньки.

– Отлично, – я кивнул. – А теперь за работу. Вымойте всё с солью. Говорят, помогает от всякой нечисти. А я… я, пожалуй, схожу, поздороваюсь с нашими гостями.

Я развернулся и, не оборачиваясь, направился к двери, ведущей в погреб. Я чувствовал, как они провожают меня испуганными, но уже не паническими взглядами.

Спускаясь по холодным каменным ступеням, я уже не улыбался. В глазах у меня был холодный, исследовательский интерес. Юмор – это для команды. Для себя остаётся только работа. Война перешла на новый уровень. На мою территорию. И мне было чертовски интересно, какую дрянь приготовила для меня старая ведьма. Потому что, какой бы ни была её магия, она имела дело с продуктами. А на этой территории королём был я.

* * *

Четверг начался с того, что на нашей кухне завёлся домовой. Только не добрый и хозяйственный, а мелкий, пакостливый и с отвратительным чувством юмора. Вчерашняя ерунда с молоком и ножами теперь казалась нам просто детской шалостью. Сегодняшний цирк был куда хуже.

Первой под раздачу попала Даша. Она с самого утра была злая как сто чертей. После вчерашнего позора она полчаса колдовала над своим любимым шеф‑ножом, доводя его на точильном камне до блеска и остроты хирургического скальпеля. Чтобы проверить, взяла листок бумаги. Тот беззвучно распался на две половинки от одного лишь прикосновения. Даша довольно хмыкнула, её настроение явно улучшилось. Взяла спелый, упругий помидор, занесла нож для идеального, тонкого ломтика… и лезвие безнадёжно соскользнуло с его блестящей кожицы, оставив лишь жалкую, уродливую царапину. Нож затупился. Мгновенно. Об один‑единственный помидор.

Я стоял рядом и видел, как у Даши дёрнулся глаз. Она, не говоря ни слова, снова схватила мусат, чтобы поправить лезвие, но я положил руку ей на плечо.

– Бесполезно. Отложи.

Она посмотрела на меня с таким отчаянием, будто я отнял у неё самое дорогое. Для повара нож – это не просто инструмент, это продолжение руки. А её руки сегодня кто‑то методично и жестоко «ломал».

Следом за ножами сдался хлеб. Вовчик принёс с рынка две свежайшие, ещё тёплые буханки с такой хрустящей корочкой, что от одного её вида хотелось жить. Он с благоговением положил их на деревянную доску, чтобы «отдохнули» перед нарезкой. А через полчаса, когда мы собрались делать бутерброды для персонала, нас ждал сюрприз. Хлеб был покрыт густой, серо‑зелёной плесенью. Не парой жалких пятнышек, а сплошным, бархатистым ковром, от которого тошнотворно несло сыростью и гниением.

Вовчик отшатнулся от стола, глядя на это безобразие с суеверным ужасом.

– Да что ж это такое, а? – прошептал он, и его голос предательски дрогнул.

Это стало последней каплей. Моя команда была на грани. Вчерашний мой дурацкий спор про «Кахимовский централ» уже никого не веселил. Мы столкнулись с врагом, которого не видели и не понимали. Он не врывался с ножом, он действовал тише, изнутри. Он отравлял нашу еду, наши инструменты, саму душу нашей кухни. И это было в тысячу раз страшнее.

– Так, стоп, – я не удержался и снова принялся командовать. Хотя, стойте…. Я же и есть командир! – Кухню закрыть. Настя, Даша, Вовчик – берите тряпки, вёдра и идите наводить идеальный порядок в зале. Чтобы каждый столик блестел, каждый стул был протёрт. Поняли? Генеральная уборка.

Они посмотрели на меня, как на полного идиота. В разгар магической атаки, когда всё рушится, я отправлял их мыть полы.

– Но, Игорь… – начала было Настя, её голос был тонким от страха. – Что происходит? Может, нам… кого‑нибудь найти? Ведьму например?

– Никаких «но» и никаких ведьм, – отрезал я. – Это приказ. Мне нужно подумать. Одному. Идите.

Они нехотя подчинились. Я видел, что им страшно до чёртиков, но чёткий, пусть и совершенно дурацкий приказ был лучше, чем полная неопределённость. Проводив их взглядом, я прошёл в свою крохотную коморку, которую гордо именовал «кабинетом», и плотно прикрыл за собой дверь.

Нужно было думать. Быстро и холодно. Старая ведьма Фатима перешла в наступление на новом фронте. И била она умело – по самому больному. По нашей работе.

Первым делом я достал книги, которые на днях притащил из городского архива. Толстые, пыльные тома с громкими названиями вроде «Основы бытовой магии» и «Краткий справочник магических эссенций». Я надеялся найти там хоть что‑то. Ответ, подсказку, зацепку. Но там была одна вода. Общие слова про амулеты из волчьего клыка, расплывчатые формулировки о «негативных энергетических потоках» и дурацкие советы вроде «окуривайте помещение травой‑полусонницей в полнолуние, глядя на убывающую луну». Бесполезная чушь для впечатлительных барышень.

Я в сердцах отшвырнул тяжёлую книгу в сторону. Это был тупик. Я пытался найти сложное заклинание, какой‑то хитрый ритуал, а ответ, скорее всего, был гораздо проще. Приземлённее.

Мой взгляд упал на нижнюю полку шкафа, где лежала стопка старых, потрёпанных тетрадей в клеёнчатых обложках. Записи «моего» отца. Я взял их в руки почти машинально, без особой надежды. Я уже читал их раньше. Обычные поварские заметки, рецепты, которые он собирал годами. Ничего особенного.

Я открыл первую попавшуюся тетрадь. Знакомый, немного корявый почерк:

«Суп‑харчо. Важно: добавить щепотку розмарина для аромата, он перебивает специфический запах баранины».

Я читал эту строчку раньше. И думал: «Ну да, логично, классическое сочетание». Но сейчас… сейчас я читал её по‑другому. Моё новое, обострённое магией чутьё работало, как переводчик с языка, которого я раньше не знал. Я закрыл глаза и мысленно произнёс слово «розмарин». И почувствовал не только его смолистый запах. Я почувствовал его суть. Что‑то чистое, острое, почти стерильное. То, что не только перебивает другой запах. Оно очищает. Словно протирает воздух спиртом.

Сердце забилось быстрее. Я перелистнул страницу:

«Солёные огурцы. Чтобы были хрустящими, на дно банки положить дубовый лист. И не жалеть соли. Соль вытягивает горечь и не даёт им испортиться».

Соль. Я снова сосредоточился. Плотная, кристаллическая структура, которая впитывает в себя всё лишнее, всё вредное. Создаёт защитный кокон.

Меня словно током ударило. Я лихорадочно листал страницы, и простые поварские заметки на моих глазах превращались в нечто совершенно иное. Это была не кулинарная книга. Это был учебник по алхимии. Прикладной, кухонной, но самой настоящей алхимии!

Мой отец… Он ведь тоже пытался готовить без этих дурацких магических порошков. Тоже использовал настоящие специи. Все считали его неудачником, чудаком. А он, сам того до конца не понимая, интуитивно нащупал то, что было скрыто от всех. Он готовил. Он… защищал. Защищал еду, дом, свою кухню. Розмарин – для очищения. Соль – для защиты. Чеснок – не только для остроты, но и чтобы отгонять «дурной дух», который портит продукты.

Это была не магия в чистом виде. Не заклинания и огненные шары. Это была её прикладная, почти научная сторона. То, как одни вещества влияют на другие на невидимом, энергетическом уровне.

Я откинулся на спинку скрипучего стула, глядя в потолок. Всё встало на свои места. Фатима наложила на нашу кухню не какое‑то сложное проклятие. Она просто… загрязнила её. Насытила пространство своей тёмной, липкой энергией, которая, как плесень, заставляла всё портиться и приходить в негодность. И бороться с этим нужно было не контрзаклинанием. А генеральной уборкой. Только не с тряпками и вёдрами, а с правильными реагентами.

И я знал, кто может мне в этом помочь. Кто даст мне ответы и продаст нужное «оружие».

* * *

Вечером, когда на улицах стали зажигаться первые фонари, я пошёл в аптеку. Свою команду я отправил по домам, сказав им хорошенько выспаться. Настя, конечно, попыталась вытянуть из меня, что я задумал, но я только отмахнулся, пообещав, что завтра всё наладится. Её испуганный взгляд провожал меня до самой двери, и мне стало немного совестно, но делиться догадками, которые могли оказаться полной чушью, я не хотел.

Я шагал по тихим улочкам Зареченска и впервые за долгое время не чувствовал себя загнанной лошадью. Наоборот, внутри разгорался какой‑то азарт. Наконец‑то появилась задачка, в которую можно было по‑настоящему вцепиться зубами. Не просто приготовить ужин, а понять, как работает этот мир, и найти в нём лазейку. И мне казалось, что ключ от этой лазейки ждёт меня за дверью с вывеской «Лекарственные травы и снадобья».

Аптека уже не работала. На двери болталась старомодная табличка «Закрыто на учёт», а за пыльным стеклом было темно. На секунду я засомневался: может, зря я припёрся вот так, без приглашения? Но отступать было не в моих правилах. Я собрался и решительно постучал костяшками пальцев по стеклу.

Прошла минута, никто не отзывался. Я постучал ещё раз, уже громче и настойчивее. В глубине лавки мелькнула какая‑то тень. Дверь со скрипом приоткрылась, и на пороге показалась госпожа Зефирова. На ней было простое тёмное платье, а волосы, которые я привык видеть в строгом пучке, были распущены и мягко лежали на плечах. Она посмотрела на меня без всякого удивления, будто я был не ночным посетителем, а долгожданным гостем.

– Я уж думала, ты не придёшь, Игорь, – её голос был тихим, с лёгкой насмешкой.

– Добрый вечер. Извините, что так поздно.

– Проходи, – она отошла в сторону, пропуская меня. – Разговор у нас будет долгий, не на пороге же стоять.