Текст книги "Имперский повар. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Сергей Карелин
Соавторы: Вадим Фарг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 46 страниц)
Имперский повар 2
Глава 1
Утро встретило меня блаженной тишиной, густым ароматом свежесваренного кофе и порядком, настолько идеальным, что он казался почти стерильным. Моя кухня, ещё пару недель назад выглядевшая так, будто по ней пронёсся взвод гоблинов‑дебоширов, теперь сияла (да, можно было бы об этом и не вспоминать, но… чёрт возьми, приятно же смотреть на плоды своих трудов). Поверхности, начищенные до зеркального блеска, отражали утренний свет. Посуда, вымытая и высушенная, стояла ровными стопками, словно солдаты на параде. А на полках, где раньше громоздились уродливые банки с магической дрянью, теперь зияла звенящая, прекрасная пустота.
Настя, моя внезапно обретенная сестрёнка, сонно бродила по кухне в своей дурацкой пижаме с мультяшными совами. Она прихлёбывала чай из большой кружки и смотрела на всё это с плохо скрываемым изумлением. Её огромные серые глаза, похожие на пасмурное небо, всё ещё были заспанными и немного опухшими.
– Она вообще человек? – пробормотала Настя, кивнув подбородком в сторону двери в комнату для гостей. – Мне кажется, она и не ложилась.
За дверью раздавалось энергичное сопение и какая‑то возня. Я невольно усмехнулся. Даша Ташенко, рыжеволосая дочь мясника, примчалась к нам на рассвете, когда я только‑только успел продрать глаза. С порога она выпалила, что отец дал своё благословение, и теперь она – мой первый и пока единственный официальный работник. Судя по её горящим зелёным глазам и виду человека, готового свернуть горы, она восприняла это не как подработку, а как священную миссию.
– Энтузиазм – двигатель прогресса, – философски заметил я, отхлёбывая горький, крепкий кофе. – Главное, чтобы этот двигатель не заглох после первой же сотни почищенных картофелин.
Когда Даша, переодевшаяся в белоснежный, идеально отглаженный фартук, наконец ворвалась на кухню, я понял – не заглохнет. Вся её фигура была настолько заряжена решимостью, что, казалось, она могла бы вскипятить чайник одним только взглядом.
– Шеф, я готова к труду и обороне! – отрапортовала она, глядя на меня так, словно я был как минимум фельдмаршалом перед началом генерального сражения.
Настя, не выдержав, тихонько фыркнула в свою кружку. Я же смерил Дашу оценивающим взглядом. Что ж, решимость в глазах – это хорошо. Почти так же хорошо, как умение правильно держать нож. Но с этим мы сейчас разберёмся.
– Готова, значит, – я демонстративно поставил чашку на стол. – Прекрасно. Время – деньги, а хороший завтрак – бесценен. Сегодня у нас на повестке дня шакшука. Слышала о таком?
Даша старательно наморщила лоб, отчего на её носу появилась милая складочка.
– Э‑э‑э… Это какая‑то хитрая яичница?
– Это яичница, запечённая в пряном соусе из овощей, в основном томатов, – терпеливо поправил я.
– Помидор?
– Томатов, – я вздохнул. Что ж, с этим мы тоже справимся. – Блюдо простое, как устройство топора, но именно на таких вот простых вещах и проверяется настоящее чувство баланса повара. Продукты перед тобой. Нож в руки – и за работу. Лук режь мелким кубиком. Очень мелким.
Она решительно кивнула и со всем своим энтузиазмом вцепилась в рукоять ножа. Я молча наблюдал со стороны. Хват, конечно, совершенно дилетантский, домашний, но для первого раза сойдёт. Главное, что пальцы под лезвие не подставляет. Уже можно ставить плюсик в воображаемом журнале.
Даша уверенно заскрипела ножом по разделочной доске, и кухня мгновенно наполнилась резким, сшибающим слёзы запахом лука. Затем в ход пошли мясистые болгарские перцы. Когда мелко нарезанные овощи уже аппетитно шипели на сковороде, источая сладковатый, дразнящий аромат, наступил самый ответственный момент.
А затем, она стала рыскать глазами по комнате, и не найлдя то что искала повернулась ко мне.
– Шеф, а где у вас добавки? Сейчас «Поцелуй Солнца» или «Дыхание Леса» было бы в самый раз.
М‑да. Старая, въевшаяся в подкорку привычка. Рефлекс, вбитый годами местной кулинарной деградации.
– Про это, – строго произнес я – забудь. Раз и навсегда. Как страшный сон.
Даша вздрогнула и растерянно уставилась на меня.
– Но… как же? Совсем без них? Вкус же будет… никакой. Пресный.
– Вкус будет настоящим, – отрезал я. – Живым. А твои главные инструменты теперь – вот здесь.
Я указал на скромный ряд новых стеклянных баночек, которые я недавно раздобыл в городских аптеках и алхимических лавках. Для любого другого человека – просто набор сушёных травок и каких‑то непонятных семян. Для меня – сокровищница Али‑Бабы.
– Смотри внимательно и запоминай, – я взял в руки две баночки. – Вот это – зира, а это – кориандр. Их нельзя просто так сыпать в еду из банки. Они как спящие драконы, их нужно сперва разбудить.
Я отсыпал щепотку тёмных семян на маленькую сухую сковородку и поставил на самый слабый огонь. Не прошло и минуты, как по кухне поплыл густой, пряный, совершенно незнакомый и чуждый для этого мира аромат. Он был настолько сильным и необычным, что даже сонная Настя высунула нос из своей кружки и с удивлением принюхалась.
– Чувствуешь? – я снял сковороду с огня и одним движением пересыпал горячие семена в каменную ступку. – Мы их прокалили. Прогрели, чтобы эфирные масла, которые в них прячутся, вышли наружу. Теперь – самое интересное.
Несколько уверенных движений тяжёлым пестиком – и аромат стал ещё гуще, сложнее, обретя новые, тёплые нотки.
– А теперь – в соус. Не мешкай.
Даша, как заворожённая, высыпала ароматный порошок в сковороду и осторожно помешала. Выражение её лица в этот момент было бесценно. Смесь шока, недоверия и детского восторга.
– Ничего себе… Какой запах…
– Это только начало, – продолжил я свою импровизированную лекцию. – Теперь нам нужен цвет и лёгкая сладость. Вот, паприка. Не бойся, сыпь щедро, ложки две, чайных, гостей у нас может быть много Она не острая, она для аромата и цвета. А вот для настоящей остроты… – я взял крохотную баночку с ярко‑красными хлопьями, – перец. С ним осторожнее. Совсем чуть‑чуть. Буквально на кончике ножа. Его задача – не устроить у тебя во рту пожар, а оставить лёгкую, согревающую нотку в самом конце, в послевкусии. Улавливаешь логику?
Она сосредоточенно хмурилась, пытаясь запомнить непривычные названия и последовательность действий, но в её глазах уже плескался азарт первооткрывателя. Она впитывала информацию, как сухая губка впитывает воду.
– Кажется… да, – неуверенно кивнула она. – Каждая специя… она для своего дела? А не всё сразу?
– Именно! Они – не костыль, чтобы прикрыть убогость продуктов. Они – палитра художника, краски, которыми ты рисуешь картину вкуса. А теперь убавляй огонь до минимума, накрывай крышкой и оставь соус в покое минут на десять. Пусть они там все переженятся.
Пока Даша, склонившись над сковородой, священнодействовала над соусом, словно это было не варево из помидоров, а как минимум эликсир вечной молодости, я выскользнул на задний двор. Вытащил из кармана смартфон и набрал номер.
– Наталья, доброе утро, – произнёс я, когда на том конце ответили. – Это Игорь Белославов. Не отвлекаю?
– Доброе, Игорь, – голос жены мясника был, как всегда, ровным и деловым, как биржевая сводка. – Чем обязана столь раннему звонку? Надеюсь, моя дочь ещё ничего не сожгла.
– Наоборот. Хотел ещё раз поблагодарить вас за содействие. И за Дашу. У вашей дочери определённо есть искра. И прямые руки, что ещё важнее.
На том конце провода повисла короткая, но выразительная пауза.
– Она уже у вас? Какая прыть. Не ожидала.
– Вся в мать, – не удержался я от дежурного комплимента. – Наталья, у меня к вам ещё один вопрос, даже скорее, деликатная просьба. Вы вращаетесь в определённых кругах, знаете в этом городе всех и вся.
– Ближе к делу, Игорь. Не люблю предисловий.
– Мне нужны люди. Ещё пара толковых молодых ребят. Или девчонок, неважно. Но есть несколько критически важных условий.
– Я тебя внимательно слушаю.
– Мне нужны не просто работники на зарплату, – я инстинктивно понизил голос. – Мне нужны ученики. Люди, готовые учиться с абсолютного нуля. Чьи головы и, что важнее, вкусовые рецепторы ещё не испорчены местной «кулинарией» и химическими порошками. И самое главное – они должны быть не слишком болтливыми. Вы ведь понимаете, о чём я.
Я строю крепость. Свой маленький анклав здравого смысла и настоящего вкуса в этом безумном мире. И для этого мне нужны верные адепты, а не случайные наёмники.
Наталья снова помолчала, обдумывая мои слова.
– Я понимаю, – наконец произнесла она. – Задача, прямо скажем, нетривиальная. Надёжные и не болтливые люди в наше время – товар штучный. Но я поспрашиваю. Есть пара приличных семей, чьим детям не светит магическая академия, а работать руками они не боятся и не гнушаются. Я дам тебе знать в течение пары дней.
– Буду вам безмерно признателен.
– Считай это моей личной инвестицией в будущее меню моего обеденного стола, – сухо, но с едва уловимой тёплой ноткой ответила Наталья и повесила трубку.
Я убрал телефон. Отлично. Первый камень в основание моей маленькой империи заложен. Пока Даша будет осваивать азы, возможно, у меня появятся ещё две пары рабочих рук.
Я вернулся на кухню. Даша, сияя от гордости, как начищенный медный таз, как раз аккуратно разбивала яйца в ароматный, тихонько бурлящий соус.
– Шеф, смотри! Получается! Оно пахнет! По‑настоящему!
Я заглянул ей через плечо. Густой, насыщенный, рубинового цвета соус, в котором, как в уютных гнёздышках, уже устраивались глазки яиц. Аромат стоял такой, что у меня у самого потекли слюнки – пряный, сладковатый, честный.
– Ещё как получается, – кивнул я, чувствуя укол профессиональной гордости за свою первую ученицу. – Начало положено.
* * *
К полудню наш «Очаг» окончательно проснулся и перестал быть просто моей личной кухней, снова превратившись в заведение, где кормят людей. Несколько столиков уже были заняты. Посетители, в основном те счастливчики, что успели распробовать мою стряпню в первые дни, лениво потягивали холодный лимонад с мятой и с неподдельным любопытством изучали обновленное, хоть и всё ещё до смешного короткое меню.
Даша, которая сперва осваивалась с ролью моей ученицы, теперь с не меньшим азартом исполняла обязанности официантки. Она буквально порхала между столиками, лёгкая и быстрая, как бабочка. Я отчётливо слышал, как она, наклонившись к очередному гостю, с гордостью, понизив голос до заговорщического шёпота, сообщала:
– А шакшуку сегодня я помогала готовить! Сам шеф сказал, что у меня талант!
Настя, принимавшая заказ за соседним столом, на это лишь картинно закатывала глаза, но я видел, как в уголках её глаз плясали веселые смешинки. Кажется, моя сестра была совсем не против разделить часть своей рабочей нагрузки с такой энергичной и неугомонной подругой. Я же, стоя за стойкой и для вида протирая и без того сияющие чистотой стаканы, с лёгкой усмешкой наблюдал за этой мирной идиллией. Мой маленький муравейник оживал, начинал дышать и двигаться в собственном ритме.
В этот самый момент колокольчик над входной дверью звякнул как‑то особенно требовательно и резко. На пороге, словно вырезанная из тёмного картона, застыла Наталья Ташенко. Её строгий силуэт, как всегда идеально прямой, на секунду заслонил собой весь солнечный свет, льющийся с улицы. Но она была не одна. За её могучей спиной, будто испуганный воробей, пытался спрятаться невысокий и очень худенький паренёк лет восемнадцати.
На нём была простая, но опрятная рубашка и старые, мешковатые штаны, которые явно были ему велики. Но всё это было совершенно неважно. Главным в нём были глаза. Огромные, карие, они смотрели на меня с обожанием. Это чем это я такое заслужил?
Наталья кивнула девушкам и гостям, а потом, увидев, что я наблюдаю за ними из кухни, направилась прямиком ко мне.
– Игорь, добрый день, – без лишних предисловий и приветствий начала Наталья, решительно войдя на кухню. Правда, далее не двинулась, застыв возле двери. Паренёк семенил за ней, не отрывая от меня своего восторженного, почти испуганного взгляда. Когда же он тоже вошёл, Наталья прикрыла дверь, лишив непрошеных зрителей зрелища. – Я по твоему вопросу. Познакомься, это Владимир. Можно просто Володя.
Она властно положила руку на плечо парня, и тот вздрогнул всем телом, словно его ударило током.
– Владимир – сын наших дальних родственников из деревни. Мальчик хороший, тихий, исполнительный. И, – тут Наталья сделала очень многозначительную паузу, вперив в меня свой пронзительный взгляд, – он буквально бредит твоей кухней с тех самых пор, как ты заявил о себе. Говорит, что хочет стать поваром. Таким же, как ты.
При этих словах Володя залился краской так густо, что даже кончики его ушей стали пунцовыми. Он судорожно открыл рот, пытаясь что‑то сказать, но из горла вырвался лишь какой‑то жалкий, тоненький писк. В итоге он просто закивал головой с такой отчаянной энергией, будто хотел, чтобы она оторвалась и улетела куда‑нибудь под стол.
Я опешил. Нет, серьёзно. Я, Арсений Вольский, в своей прошлой жизни привык к самым разным проявлениям чувств. К ледяному восхищению ресторанных критиков, к шипящей зависти коллег, к откровенной ненависти конкурентов. Но чтобы на меня смотрели вот так… Здесь, в этом богом забытом Зареченске? Это было что‑то совершенно новенькое. И, должен признаться, немного жутковатое.
– Э‑э‑э… очень приятно познакомиться, Владимир, – наконец выдавил я из себя, протягивая ему руку.
Секунду он колебался, видимо, решая, достоин ли он такого счастья, а потом осторожно, кончиками двух пальцев, коснулся моей руки и тут же отдёрнул свою, словно обжёгся о раскалённую сковороду.
М‑да, странно… надеюсь, проблем это не принесёт.
– Ну вот и славно, – деловито заключила Наталья, которой вся эта немая сцена, кажется, была совершенно безразлична. – Мальчик не болтлив, как ты и просил. И не испорчен кулинарными изысками. Его мать готовит так, что даже я содрогаюсь. Так что его вкусовые рецепторы – это чистый лист. Можешь рисовать на нём всё, что сочтёте нужным. Я уже договорилась с его родителями. Он поступает в твоё полное распоряжение.
С этими словами она резко развернулась и, коротко кивнув мне на прощание, так же решительно вышла, оставив меня наедине с моим первым… фанатом.
Володя продолжал стоять столбом, переводя испуганный взгляд то на меня, то на любопытных Настю и Дашу, которые уже сунули свои милые носики ко мне на кухню.
– Так, во‑первых, буду звать тебя Вовчиком, – я решил взять быка за рога, пока парень окончательно не врос в пол от переизбытка чувств. И я не спрашивал, я говорил. – Во‑вторых, раз пришёл работать, значит, надо работать. Пойдём на кухню, я выдам тебе фартук и покажу, где можно переодеться.
– Д‑да, шеф! – наконец прохрипел он, и это простое слово «шеф» прозвучало в его исполнении с таким придыханием, что я невольно поморщился.
Я показал на небольшую подсобку (в том числе и кладовая, но так‑то да, надо будет задуматься о полноценном расширение, ведь людей на кухне становится всё больше), где висел запасной комплект униформы, и велел привести себя в порядок.
Оставшись на секунду один в своём сияющем чистотой царстве нержавеющей стали, я устало прислонился к прохладной столешнице. Да уж, Арсений. Докатился. Из гениального московского шеф‑повара, которого боялись и уважали, ты превратился в местного идола для восторженных подростков.
– Поздравляю, шеф, – раздался ехидный писклявый голосок из‑под стеллажа с крупами. – Похоже, ты тут не ресторан открываешь, а самую настоящую секту имени святой сковородки и божественного бульона.
Из‑за мешка с мукой показалась наглая серая морда Рата. Он деловито пошевелил усами и смерил меня своими маленькими глазками, в которых плясали искорки насмешки.
– Ещё парочка таких адептов, и они начнут приносить тебе жертвы. Очень надеюсь, что в виде лучших сортов сыра, а не какой‑нибудь бесполезной чепухи.
– Заткнись, философ, – беззлобно пробормотал я, потирая виски, которые начинали гудеть.
– А что? Я дело говорю, – не унималась крыса, выбираясь из своего укрытия. – Этот твой новый… подмастерье… как он на тебя смотрит! Мне кажется в своем рвении он либо попытается повторить твой самый сложный трюк с ножом и спалит тебе всю кухню дотла, либо начнёт записывать каждое твоё слово в священную книгу «Заветы Шефа».
Я мысленно усмехнулся. В кои‑то веки этот говорящий грызун был абсолютно прав. Восторженный, слепо преданный ученик – это, конечно, хорошо. Это идеальный пластилин, из которого можно вылепить всё что угодно. Но это и огромная, просто колоссальная ответственность. Такой фанатизм мог быть как бесценным активом, так и бомбой замедленного действия. Одно дело – Даша, у которой за всем её энтузиазмом отчётливо проглядывал здравый смысл и сильный характер. И совсем другое – этот мальчишка, готовый, кажется, исполнять любой мой приказ.
Ладно, разберёмся. В конце концов, я когда‑то управлял кухней, на которой одновременно работало тридцать человек, и каждый второй из них был с гонором, характером и непомерным эго. Уж с одним влюблённым в кулинарию подростком я как‑нибудь справлюсь. Наверное…
Глава 2
Разгар рабочего дня превратил мою кухню в подобие муравейника, который хорошо разворошили. Всё двигалось, жужжало, суетилось, и я, как главный надсмотрщик, пытался направить этот хаос в продуктивное русло. Удивительно, но этот разношерстный оркестр под моим руководством даже начал выдавать не какофонию, а нечто похожее на музыку.
Даша оказалась настоящим сокровищем. Её утренний щенячий восторг улетучился, сменившись ледяной, деловитой сосредоточенностью. Она больше не порхала по кухне, как бабочка, а двигалась с экономной и выверенной точностью опытного бойца. Нож в её руке стал продолжением пальцев, а движения – резкими и безошибочными. Она впитывала мои замечания на лету, и я уже мог без страха доверить ей нарезку овощей или подготовку заготовок, не опасаясь за её пальцы. В её зелёных глазах больше не плескалось девичье обожание, его сменило глубокое, почтительное уважение к делу. Это не могло не радовать.
А вот Вовчик… Вовчик был ходячей катастрофой. Если Даша была моим главным активом, то этот паренёк пока числился в пассивах. Он так отчаянно, до скрипа в зубах, хотел быть полезным, что от одного его вида хотелось похлопать по плечу и отправить домой от греха подальше. Каждое моё слово он ловил с благоговением, и тут же бросался исполнять, сшибая углы, роняя кастрюли и спотыкаясь о собственные ноги.
– Вовчик, нужна большая миска, – бросал я ему.
– Да, шеф! Секунду, шеф! – отвечал он, срываясь с места с таким рвением, будто от этой миски зависела судьба мира. Через мгновение раздавался грохот – это он врезался в стеллаж, и батарея кастрюль на его полках опасно качнулась.
– Вовчик, промой зелень.
– Уже лечу, шеф! – и вот уже половина пола у раковины залита водой, а сам он, по локоть в мыльной пене, с ужасом смотрит, как последний пучок укропа уплывает в сливное отверстие.
Настя и Даша, которые работали в зале, но время от времени заглядывали на кухню, уже не могли сдерживать смех, пряча улыбки. Я же сохранял каменное лицо, хотя внутри меня старый добрый Арсений Вольский уже рвал и метал. Тот Арсений вышвырнул бы этого недотёпу на улицу в первую же минуту. Но я не желал подводить Наталью Ташенко, к тому же выбора пока не было.
Наконец, я придумал для него задачу, которая казалась мне абсолютно безопасной.
– Вовчик, – подозвал я его, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Подойди сюда. Видишь эту корзину?
Он проследил за моим пальцем. У стены стояла огромная плетёная корзина, целая гора золотистого, крепкого лука.
– Вижу, шеф!
– Отлично. Мне нужно, чтобы ты весь этот лук почистил. А потом нарезал. Мелким‑мелким кубиком. Это заготовка для соусов на несколько дней. Задача ясна?
– Так точно, шеф! – гаркнул он с энтузиазмом солдата, получившего приказ взять Рейхстаг.
Он вооружился ножом, притащил самую большую разделочную доску и с видом мученика, восходящего на эшафот, принялся за работу. Первые пару луковиц он одолел. Медленно, криво, но одолел. А потом, видимо, решил, что настало время показать класс. Он украдкой бросил на меня взгляд, увидел, как я, почти не глядя, виртуозно шинкую морковь, и в его глазах вспыхнул нездоровый азарт. Он решил, что тоже так может.
Это была ошибка. Катастрофическая ошибка. Он попытался сымитировать мою скорость, но без поставленной техники это напоминало припадок. Нож бешено плясал в его руке, лезвие то и дело соскальзывало, чудом не срезая подушечки пальцев. Чтобы лучше видеть, что он там кромсает, Вовчик склонился над доской так низко, что его нос почти уткнулся в луковицу. И тут коварный овощ нанёс ответный удар.
Едкие, безжалостные луковые фитонциды ударили ему прямо в глаза. Сначала он зажмурился. Потом из глаз хлынули слёзы. Не слёзы даже – настоящие водопады. Он отчаянно замотал головой, пытаясь проморгаться, но сделал только хуже. Через несколько секунд мир перед его глазами превратился в одно расплывчатое акварельное пятно.
– Шеф… я… я не могу… – прохрипел он, пытаясь вытереть глаза тыльной стороной ладони, чем только усугубил ситуацию, размазав едкий сок по всему лицу.
Слепой, потерявший ориентацию в пространстве, он сделал шаг назад, зацепился за ножку табурета и с оглушительным звоном уронил на кафельный пол большую металлическую миску. Та самая миска, в которую он с таким трудом накромсал свою первую горстку лука. Золотистые кубики разлетелись по всей кухне, словно шрапнель.
Наступила мёртвая тишина. Её нарушали только два звука: мирное шипение масла на моей сковороде и отчаянные, громкие всхлипы Вовчика, который стоял посреди кухни и рыдал в голос, как обиженный трёхлетний ребёнок.
В дверном проёме показались любопытные головы Насти и Даши. Увидев эту душераздирающую сцену – ревущего в три ручья парня и усыпанный луком пол, – они прижали ладони ко рту, давясь беззвучным смехом.
Я тяжело вздохнул. Всё. Моё ангельское терпение лопнуло. Но кричать и ругаться было бессмысленно. Я молча выключил плиту, подошёл к раковине, взял чистое вафельное полотенце, намочил его ледяной водой и подошёл к своему горе‑ученику.
– На, – я сунул ему в руки полотенце. – Приложи к глазам и дыши через него. Станет легче.
Он послушно схватил влажную ткань и уткнулся в неё лицом. Его плечи сотрясались от рыданий.
Я не стал его отчитывать. Не стал даже комментировать рассыпанный лук. Вместо этого я взял другой нож и одну из луковиц.
– Смотри сюда, – спокойно сказал я. – И запоминай. Ты всё делаешь не так.
Я встал рядом с ним, показывая, как надо стоять – руки расслаблены, спина прямая, чтобы не затекала через час.
– Нож – это не топор. Не надо вцепляться в него, как в спасательный круг. Держи уверенно, но без лишнего напряжения. А левая рука, – я согнул пальцы в «кошачью лапу», подставив под лезвие согнутые костяшки, – она твой главный инструмент безопасности. Лезвие скользит по костяшкам, как по направляющим. И ты никогда, слышишь, никогда не порежешься.
Я начал резать. Медленно, чётко, с преувеличенной демонстрацией каждого движения. Вжик‑вжик‑вжик – нож ходил вверх‑вниз в едином, убаюкивающем ритме.
– Скорость – это побочный эффект правильной техники, – произнёс я, не отрываясь от дела. – Она придёт сама, когда набьёшь руку. Сейчас главное – это ритм и безопасность. Найди свой темп. Успокойся. Не борись с луком. Он не виноват, что заставляет тебя плакать. Такова его природа. Уважай её и работай с ней.
Я закончил и отодвинул от себя аккуратную горку идеально ровных, полупрозрачных кубиков. Вовчик смотрел на меня, опустив своё мокрое полотенце. В его красных, опухших глазах больше не было слепого щенячьего восторга. Там появилось что‑то новое. Осознание. Он ждал крика, унижения, увольнения. А получил спокойный и профессиональный мастер‑класс. Для него это, кажется, стало настоящим шоком.
– Я… я понял, шеф, – тихо сказал он, и в его голосе уже не было истеричных ноток.
– Вот и славно, – кивнул я, возвращаясь к своей плите. – А теперь убери этот лук с пола. Весь, до последнего кусочка. И начинай заново. Корзина большая, а ужин сам себя не приготовит.
Он молча кивнул, нашёл совок со щёткой и, уже без лишней суеты и показухи, принялся за уборку. Кажется, боевое крещение луком было пройдено. Возможно, из этого парня и вправду ещё выйдет толк. Если он переживёт эту корзину.
* * *
Вечер рухнул на Зареченск всей своей тяжестью, придавив сонные улицы прохладной синей дымкой. Последний посетитель отвалился от столика и покинул наш «Очаг» минут пятнадцать назад. Колокольчик над дверью брякнул в последний раз за сегодня, и в заведении повисла тишина.
В зале, приглушённо переговариваясь, возились Настя и Вовчик. Моя сестрёнка, хоть и вымоталась, порхала между столами привычной ласточкой, а вот бедный Вовчик напоминал утопленника. Он едва волочил ноги, его плечи ссутулились, а энтузиазм, с которым он утром рвался в бой, кажется, окончательно утонул в ведре с грязной водой. Он был похож на выжатый до последней капли лимон, но когда его взгляд цеплялся за меня, в нём всё ещё тлел тот самый фанатичный огонёк. Правда, теперь к обожанию примешивалось глубокое, выстраданное за день уважение. Что ж, тоже неплохо.
На кухне остались только мы с Дашей. Мы двигались в молчаливом, слаженном танце, заканчивая последние приготовления к завтрашнему дню. Протирали до блеска столы, убирали по ножнам и ящикам инструменты, расставляли по полкам стопки чистой, ещё тёплой посуды.
Работать с ней было поразительно легко. Она словно читала мои мысли, предугадывая каждое движение. Я тянулся за полотенцем – оно уже лежало в её руке. Я поворачивался к раковине – она уже открывала кран. Казалось, мы не первый день знакомы, а сработались за долгие годы.
Когда последний нож нашёл своё место в подставке, а последняя столешница засияла, отражая одинокую лампу, я позволил себе выдохнуть. Я прислонился к прохладному металлу стола и устало прикрыл глаза. Вот оно. Это особенное чувство. Послевкусие тяжёлого, но чертовски продуктивного дня. Ни с чем не сравнимое ощущение выполненного долга.
– Ну что, шеф‑повар?
Голос раздался так близко, прямо над ухом, что я вздрогнул и едва не подпрыгнул на месте. Это была Даша. Но её голос… он стал другим. Куда‑то испарилась вся дневная деловитость и сосредоточенность. Теперь он звучал низко, с какой‑то ленивой, бархатной хрипотцой.
С мурлыкающими нотками, от которых по спине пробежал холодок. Я открыл глаза и медленно повернул голову. Она стояла совсем рядом, заглядывая мне через плечо с хитрой, дразнящей улыбкой.
– Не жалеешь, что взял меня на работу? – промурлыкала она, и этот звук заставил табун мурашек пробежаться по моей коже. – Я ведь могу быть очень… полезной.
С этими словами она медленно, демонстративно медленно, провела кончиком пальца по моему плечу, будто смахивая невидимую пылинку. Движение было лёгким, почти невесомым, но ощутимым до дрожи.
В этот самый момент мой мозг, мозг гениального, язвительного и привыкшего к женскому вниманию Арсения Вольского, сработал как швейцарские часы. Он мгновенно проанализировал ситуацию: «Флирт. Уровень: базовый. Техника: „Случайное прикосновение“ подвид „Заботливая помощница“. Цель – сокращение дистанции, проверка реакции объекта. Эффективность: высокая на уставшем субъекте». Я видел подобное сотни раз. В дорогих ресторанах, на шумных банкетах, в гримёрках телестудий. Меня таким было не пронять. Я был скалой.
Но тело… это чужое, молодое, двадцатидвухлетнее, кишащее гормонами тело Игоря Белославова отреагировало совершенно иначе. Оно меня подло, гнусно предало. Сердце, до этого мерно и устало стучавшее в груди, вдруг споткнулось, пропустило удар и тут же сорвалось в галоп, забившись о рёбра, как пойманная птица. В том месте, где её палец коснулся моей рубашки, кожу обожгло внезапным жаром, словно к ней приложили раскалённый уголёк, и этот жар начал стремительно расползаться по венам.
Какого чёрта⁈ – мысленно взвыл я. Я резко развернулся, уже приготовив холодную, уничтожающую фразу, чтобы поставить её на место, отчитать за фамильярность, но все слова комом застряли в горле.
Она стояла слишком близко. Неприлично, вызывающе близко. Я мог разглядеть каждую золотистую искорку в её зелёных, как лесная чаща после дождя, глазах. В них плясали хитрые, смеющиеся чертята. Её губы, чуть приоткрытые, застыли в дразнящей полуулыбке. От неё пахло чем‑то сладким, пряным и немного горьким – это был невероятный коктейль из ароматов нашей кухни и её собственных духов, терпких и волнующих.
И я смутился. Я вдруг почувствовал, как кровь горячей волной приливает к щекам. Это было настолько новое, настолько чуждое и незнакомое мне чувство, что я на мгновение потерял дар речи, превратившись в столб.
Это тело живёт своей собственной, отдельной жизнью, – в панике пронеслось в голове. – Оно совершенно не слушается приказов! Бунт на корабле!
– Я… э‑э‑э… ты… – Я попытался что‑то сказать, но из меня вырвалось лишь какое‑то жалкое, неловкое мычание. Я чувствовал себя не гениальным шефом, а прыщавым девятиклассником, которого самая красивая девочка в школе позвала на медленный танец.
Даша, увидев мой ошарашенный вид и, без сомнения, заметив предательский румянец, заливший моё лицо до самых ушей, осталась в высшей степени довольна произведённым эффектом. Её улыбка стала шире, обнажая ровные белые зубы, и она рассмеялась. Не громко, но звонко и заливисто, словно кто‑то рассыпал по кухне горсть серебряных колокольчиков.
– Ладно, шеф, отдыхай! – весело бросила она, грациозно отступая на шаг. – Завтра будет новый день! И новые подвиги!
Она подмигнула мне на прощание и, легко развернувшись, выпорхнула в зал, где уже натягивал куртку Вовчик. Настя решила прогуляться с ними, проводить подругу.
Я остался один посреди своей идеальной, сияющей чистотой кухни, чувствуя себя полным, абсолютным, законченным идиотом. Я ещё несколько секунд тупо смотрел ей вслед, потом провёл рукой по лицу, которое всё ещё пылало.
Когда затихли последние шаги и входная дверь окончательно хлопнула, из своего укрытия за мешком с мукой показалась наглая серая морда. Рат вылез, деловито отряхнул усы и медленно, с видом великого сомелье, втянул носом воздух.
– Хм‑м‑м, – протянул он своим писклявым, ехидным голоском. – Любопытно. Весьма любопытно. Пахнет не только жареным мясом и специями, шеф.
Он сделал театральную паузу, выдерживая её, как опытный актёр на сцене.
– Пахнет неприятностями. Крупными неприятностями. И я тебе вот что скажу, эта рыжая девица поопаснее всех Алиевых вместе взятых будет. Те хотят отжать твой бизнес, это просто, скучно и понятно. А эта, – крыс выразительно дёрнул усом в сторону двери, – похоже, нацелилась на твою душу. Или что там у тебя вместо неё. Так что удачи, шеф. Она тебе очень скоро понадобится.
