Текст книги "Имперский повар. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Сергей Карелин
Соавторы: Вадим Фарг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 46 страниц)
Имперский повар 3

Глава 1
Четверг начался с неправильной тишины. В «Очаге» было безлюдно. Не слышно было, как Даша тихонько напевает себе под нос, сортируя овощи, не мелькала её рыжая голова между плитой и мойкой. Даже не раздавалось очередное «ой, простите!» от Вовчика, который умудрялся споткнуться о собственную ногу, но делал это с таким искренним рвением, что сердиться на него было просто невозможно.
Мы с Настей двигались по заведению, как два призрака. Она за стойкой, доводя и без того чистые стаканы до зеркального блеска, я на кухне, бездумно переставляя контейнеры с заготовками. Мы молчали. Думали об одном и том же. О вчерашнем нападении. О том, что Даша и Вовчик сидят сейчас по домам, и хорошо, если просто испугались.
В этой звенящей пустоте телефонный звонок прозвучал как набат. Настя вздрогнула, уронив тряпку. Я поморщился. Мой смартфон, лежавший на стальном столе, зажужжал. Экран высветил знакомое: «Степан Ташенко». Ну, хоть какие‑то новости. Я вытер руки о фартук и принял вызов.
– Слушаю, Степан.
– Игорь, здравствуй, – голос мясника в трубке гудел. Низкий, грубый, но сегодня в нём проскальзывали нотки мрачного удовлетворения. – Их взяли.
Я замер, держа в руке пучок петрушки.
– Кого «их»?
– Тех подонков. Что на Дашу напали. Всех троих. Ночью в какой‑то дыре на выезде из города повязали. Какие‑то заезжие.
Настя перестала тереть стойку и уставилась на меня своими огромными глазищами. В них плескалась надежда. А я вот никакой радости не почувствовал. Наоборот, по спине пробежал неприятный холодок. Слишком гладко. Слишком быстро.
– Как их так быстро нашли? – спросил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
– А вот это самое интересное, – хмыкнул Степан. – Кто‑то позвонил в участок. Анонимно. И сдал их со всеми потрохами: где сидят, сколько их, что вооружены. Сержант Петров только приехал и тёпленькими их забрал. Даже пикнуть не успели.
Анонимный звонок. Ну да, конечно. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, а я не мышь. Хотя один мой серый знакомый с этим бы точно поспорил.
– А наши местные? Хоть кто‑то из нашей шпаны? Они там были?
– Нет, – отрезал Ташенко. – Только эти гастролёры. Всё остальное лишь вопрос времени. Теперь‑то они запоют, какого чёрта они здесь забыли. Петров мужик дотошный, он из них всю правду выбьет.
– Ясно. Спасибо, что позвонили, Степан.
– Не за что. Ты сестре передай, пусть не волнуется. Есть ещё в этом городе справедливость.
Я сбросил вызов и положил смартфон на стол. Настя смотрела на меня с робкой, готовой расцвести улыбкой.
– Их поймали? Игорь, это же замечательно!
– Нет, Настюш, – я устало покачал головой. – Это не замечательно. Это очень, очень плохо.
Улыбка на её лице тут же погасла, сменившись недоумением.
– Но почему? Преступники ведь в тюрьме…
– В тюрьме сидят исполнители. Мелкая сошка, которую просто слили, чтобы прикрыть заказчика. Подумай сама: кто делает анонимные звонки в полицию? Зачем какому‑то доброжелателю помогать правосудию?
Я схватил нож и принялся быстро кромсать лук. Ритмичный стук лезвия о доску всегда помогал мне собраться с мыслями.
– Алиев прямой и тупой, как обух топора. Он бы так не поступил. Если бы его люди провалились, он бы просто нанял новых, ещё злее. Он любит шум, угрозы, чтобы все боялись. А это… это сделано чисто и тихо. Приехали, набедокурили, уехали, но почему‑то на выезде задержались. Ждали, что их поймают? Но зачем? Глупо же.
– Ты думаешь… это не Алиев?
– Думаю, это его матушка, – закончил я мысль, сгребая лук в миску. – Фатима.
Это имя повисло в воздухе кухни, будто капля жира на раскалённой сковороде. Я отчётливо вспомнил её на открытии праздника с «Царь‑Мангалом». Огромная, похожая на моржа в дорогих шелках, с тяжёлым взглядом холодных, расчётливых глаз. В них не было и тени истеричности её сынка.
Она – мозг этой семейки. А Мурат – просто крикливая вывеска. Она потушила пожар, который он устроил. Пожертвовала парой пешек, чтобы успокоить мясника, кузнеца и прочих уважаемых людей. Чтобы выиграть время. Это не конец, всего лишь смена тактики.
– Ладно, хватит думать, – вздохнул я, обращаясь больше к себе, чем к сестре. – Работать надо. Сегодня мы с тобой за всю команду. Ты на кассе, на заказах и в зале. Я – на кухне. Прорвёмся.
Настя молча кивнула. В её глазах больше не было ни радости, ни страха – только серьёзная, взрослая решимость.
* * *
День потащился своей чередой. Заказы, шипение масла, звон посуды. Но всё было не так. Кухня без Даши казалась огромным пустым ангаром. Я на автомате тянулся за солью и натыкался на пустоту – обычно она уже стояла у меня под рукой. Я чуть не сжёг партию котлет, потому что привык, что Даша следит за грилем, пока я занимаюсь соусом. Её отсутствие было почти физическим, будто мне и правда отрезали правую руку, оставив неуклюжую левую.
Даже Вовчик, вечно путающийся под ногами, был важной частью нашего механизма. Его главной задачей было мыть посуду и не мешать. И с этим он, как ни странно, справлялся, освобождая нам с Дашей руки для настоящей работы. А сейчас мне приходилось самому метаться к мойке, отвлекаясь на каждую мелочь.
– Настя, два «Боярских» с собой! – крикнул я, едва успев перевернуть мясо.
– Поняла! Упаковку готовить?
– Да, и двойной чесночный соус не забудь!
Она уже не была той испуганной девочкой, что дрожала от каждого резкого звука. Теперь она была моим менеджером, официантом и помощником в одном лице. Работала чётко, быстро, без лишних вопросов. Мы понимали друг друга с полуслова, двигаясь в каком‑то судорожном, но едином ритме. Но даже вдвоём мы не могли заменить полноценную команду.
В короткой передышке между обедом и ужином я рухнул на табурет и вытер пот со лба. Устал я не столько физически, сколько морально. Я смотрел на пустое рабочее место Даши и чувствовал, как внутри закипает злая, бессильная ярость. Злость на Алиевых, на этот город с его дурацкими правилами, и больше всего – на себя. За то, что втянул в свои разборки хороших, ни в чём не повинных ребят.
Мысли снова вернулись к Фатиме. Она не будет нанимать бандитов с большой дороги. Это грязно и неэффективно. Она ударит по‑другому. Хитрее. По репутации. Натравит проверки. Перекроет поставки. Найдёт слабое место и будет давить на него, пока всё не треснет по швам.
Значит, надо играть на опережение. Мне нужны союзники. Люди с реальным влиянием. Попечительский Совет, барон, граф… Им нужно дать то, чего они хотят. Зрелищ, денег, повода для сплетен. Проект с мангалом был только затравкой.
– Игорь? – голос Насти вырвал меня из мыслей. Она стояла рядом с чашкой дымящегося кофе. – Ты опять в себе.
– Думаю, – я взял чашку. Горячий и горький напиток немного отрезвил. – Думаю, что нам делать дальше.
– Мы справимся, – тихо сказала она.
– Я знаю, – кивнул я. – Но я не хочу больше «справляться». Я хочу, чтобы они боялись даже косо посмотреть в нашу сторону.
Настя ничего не ответила, просто села рядом на соседний табурет. Эта молчаливая поддержка была важнее любых слов.
Затишье. Вот как это называется. Когда шторм ненадолго стихает, чтобы набраться сил для нового, ещё более яростного удара. А мы сейчас сидели в самом его центре. В этой обманчивой, тихой воронке. Ну что ж, пусть собирается с силами. Мы тоже зря время терять не будем.
* * *
Последний посетитель, пожелав нам доброй ночи, наконец‑то скрылся за дверью. В «Очаге» стало тихо. Так тихо, что было слышно, как гудит старый холодильник. Именно в эту тишину, словно два айсберга, вплыли Ташенко. Степан и Наталья. Они молча опустились за столик в самом дальнем углу. От ужина, конечно, отказались. Настя поставила перед ними две чашки с чаем и испарилась.
– Ну что, есть новости? – спросил я, подсаживаясь к ним. Разговоры предстояли не из приятных.
– Есть, – глухо буркнул Степан. Его огромная ручища, которой он, наверное, мог бы быка завалить, сжимала крохотную фарфоровую чашку так, что я боялся, как бы она не рассыпалась в пыль. – Молчат, гады. Как воды в рот набрали. От адвокатов отказываются, на допросах смотрят в стену. Петров говорит, первый раз с таким сталкивается. Будто их там заколдовали.
Наталья сделала маленький, аккуратный глоток и поставила чашку на блюдце. Стук был едва слышным, но в звенящей тишине он прозвучал как выстрел. Её взгляд был холодным и острым.
– Их не заколдовали, Игорь. Их купили. Или запугали. Скорее всего, и то, и другое одновременно.
Я молчал. Она просто озвучила то, что крутилось у меня в голове с самого утра.
– Возможно, им пообещали, что отсидят самый минимум, а на выходе их будет ждать мешок денег. Или же доходчиво объяснили, что случится с их семьями, если они вдруг решат развязать язык. Стандартная схема, когда у тебя есть деньги и нет совести.
Её слова были точным, безжалостным диагнозом. Никаких эмоций, только сухие факты.
– Это очень продуманный ход, – продолжила она, глядя куда‑то в стену, словно читая там невидимый текст. – Глупое, шумное нападение превратили в тихую и аккуратную операцию. Свидетелей нет, хулиганы пойманы, общественность успокоилась. Теперь они затаятся. Сядут на дно и будут ждать, пока всё уляжется. А потом ударят снова. Но в следующий раз ошибки не будет.
– Мурат – это просто витрина, шумная и безвкусная. Заправляет всем его мать, – сказал я прямо, без обиняков.
Наталья впервые за весь вечер посмотрела мне в глаза. И я увидел в её строгом взгляде что‑то похожее на уважение. Совсем крохотную искорку.
– Вы очень проницательны, молодой человек. Именно так. Фатима Алиева – это не её сынок‑истеричка. Она умна, она терпелива, и у неё нет никаких принципов. Она будет действовать через связи, через подкуп, через шантаж. Тебе нужно быть очень, очень осторожным.
– Знаю, – выдохнул я. – Но также не стоит отбрасывать идею, что эти «залётные» являются друзьями Кабана или Аслана, и решили отомстить за своих дружков. Либо, что крайне мало вероятно, всё это совершенно глупая и несвоевременная случайность.
– Ваня тоже так говорит, – задумчиво пробормотал Степан, и я не сразу понял, что он говорит о сержанте. – Он всё‑таки полицейский, и им необходимо прорабатывать все версии. Но… – он снова нахмурился и скрежетнул зубами, – я уверен, что за всем стоят Алиевы. Глупо это отрицать.
Что ж, с ним я согласен. Получается, что до моего появления (переселении душ) в Зареченске было относительно спокойно? Да, Алиевы здесь всем рулили, и даже граф Белостоцкий, судя по всему, закрывал на многое глаза и подыгрывал им. Но что изменилось с моим появлением?
Всё просто – Акела промахнулся. Это я сейчас о Мурате. Он решил, что раз все в городе ему подчиняются и дают на лапу, то и я прогнусь, но… его поспешность и истеричность привели к тому, что другие хищники, что до этого боялись тявкнуть в его сторону, почуяли кровь. И теперь они вцепятся в его шкуру и сдерут её заживо. Конечно же, моими руками. Или с их помощью.
С другой стороны, пока наши планы совпадали, мы в одной команде. Что будет дальше, я не знаю, но как‑нибудь прорвёмся.
Мы просидели ещё минут десять, переливая из пустого в порожнее. Степан кипел и рвался «поговорить по‑мужски» с Кабаном и Асланом (потому что этих двух упырей мясник знал, а они знали его грозный нрав) прямо в камере, но Наталья его быстро остудила. Она холодно заметила, что это только даст Алиевым повод выставить нас агрессорами и замять дело. В итоге они ушли, оставив после себя ещё более густое ощущение тревоги.
Мы с Настей закрыли заведение. Сестра, вымотанная за день, почти сразу поплелась спать. А я остался на кухне. Прибирался, мыл посуду, раскладывал ножи по местам. Монотонная работа руками всегда успокаивала. Но мысли всё равно крутились вокруг одного – вокруг старой, хитрой паучихи, которая сидела в центре своей сети и спокойно ждала.
Когда последний нож был вытерт насухо и примагничен к держателю, я услышал тихий шорох у вентиляционной решётки. Мгновение спустя на стальной стол спрыгнула знакомая серая фигурка.
– Рат. Что‑то ты сегодня поздно.
Крыс выглядел паршиво. Очень паршиво. Шёрстка взъерошена, длинные усы нервно подёргиваются, а чёрные глазки беспокойно бегают по сторонам. Он даже не стал, как обычно, требовать сыра или ещё какого‑нибудь угощения.
– Там… плохо, шеф, – пропищал он. Голос у него был тонкий и напряжённый.
– Где «там»? – и в голове появилась дурная мысль о том, где мог побывать мой приятель. – У Алиевых?
Рат закивал так быстро, что его голова превратилась в серое пятно.
– Я послал своих… ну, ты понял. Разведать, что к чему. Они даже близко подойти не смогли. Боятся.
Я нахмурился. Чтобы крысы чего‑то боялись? Это должно быть что‑то из ряда вон выходящее. Они же самые наглые и бесстрашные твари в городе.
– Чего они боятся? Кошек? Отравы?
– Хуже, – пискнул Рат и поёжился всем телом. – Они говорят… от дома, от старой женщины… тянется что‑то. Как паутина. Тёмная, холодная, липкая. Она не пахнет злостью, как от её сынка. Злость – она горячая, быстрая, понятная. А это… это пахнет гнилью. Как в старом, сыром подвале, где никто давно не живёт, но пауки всё плетут и плетут свои сети. Запах вековой пыли и… мёртвого спокойствия. Мои сородичи говорят, что если в такую паутину попадёшь – уже не выберешься. Душа замёрзнет.
Я слушал его и чувствовал, как по спине снова ползёт тот самый утренний холодок. Это уже не было похоже на бандитские разборки или нечестную конкуренцию. Это то, чему в моём прошлом мире не было места. Магия. Не та дешёвая, порошковая дрянь из пакетиков, а настоящая. Тёмная и до жути опасная.
Внезапно я понял, что все мои знания о маркетинге, логистике и даже уличных драках здесь абсолютно бессильны. Против лома есть другой лом. А против тёмной, гнилой паутины нужно что‑то… живое.
Я вспомнил ярко‑зелёные глаза, волосы цвета молодой травы и то странное ощущение тепла, которое разлилось по телу от прикосновения одного‑единственного листика. Травка.
– Понятно, – сказал я тихо, глядя на перепуганного крыса. – Ладно, приятель. Кажется, мне снова нужно прогуляться в лес. Пора навестить одного очень специфического консультанта по сверхъестественным вопросам.
* * *
Пятница обрушилась на нас сумасшедшим ураганом. Я только‑только успел завязать тесёмки фартука, как в кармане коротко звякнул телефон. Сообщение от Светланы Бодко.
«Вечером. Главный канал. Будьте готовы к славе».
И всё. Никаких тебе «здравствуйте» или хотя бы смайлика. Я нахмурился. Так быстро всё смонтировали? Либо у её команды руки из нужного места растут, да ещё имеется уйма свободного времени, либо сделано халтурно. Хотя, чего я ожидаю от местного канала в провинции?
Хотел было набрать её номер, но входная дверь отворилась, и стало резко не до звонков.
Началось всё с одной семьи, что робко села у окна. Потом зашёл ещё кто‑то. А к обеду… к обеду у нас творился настоящий хаос. В «Очаге» не осталось ни одного свободного стула. Люди стояли в очереди на улице, заглядывали в окна и махали нам, словно старым друзьям. Но я видел в них не обычную толпу голодных горожан. В воздухе висело что‑то другое. Какое‑то тёплое, почти осязаемое чувство… поддержки, что ли?
– Игорь, ещё два «Боярских» и один «Купеческий» на третий столик! – крикнула Настя, пытаясь перекричать гул голосов.
Её щёки горели румянцем, а глаза блестели от азарта. Она не ходила по залу, а буквально летала между столиками, умудряясь всем улыбаться.
Я мотался между кухней и залом, вынося подносы с дымящейся, ароматной едой. И каждый раз, когда я появлялся перед людьми, происходило одно и то же. Разговоры на секунду затихали, и на меня смотрели десятки глаз. Но в них не было обычного любопытства, которое я видел раньше. В них было уважение. И какая‑то тихая, молчаливая солидарность.
Первым ко мне подошёл дед Матвей, чьё морщинистое лицо напоминало потрескавшуюся от жары землю. Он доел свою порцию, смачно крякнул, поднялся из‑за стола и, подойдя ко мне, молча протянул свою огромную ладонь. Я вытер руки о фартук и пожал её. Его хватка была крепкой, как у медведя.
– Держись, парень, – сказал он своим скрипучим, как несмазанные жернова, голосом. – Правое дело делаешь. Если этим толстосумам мука понадобится – пусть ко мне и не суются. Для них у меня только отруби найдутся.
Он коротко кивнул и, не дожидаясь ответа, пошёл к выходу. А я остался стоять, всё ещё чувствуя тепло его руки.
Следом за ним ко мне протиснулся худой, как жердь, рыбак, от которого всегда несло рекой и свежей рыбой. Он по‑свойски ткнул меня костлявым пальцем в плечо.
– Слышь, повар! Ты это… не дрейфь. Алиевы эти давно всему городу в печёнках сидят, пиявки. Завтра лучший улов – твой. Бесплатно. Пусть подавятся своими порошками химическими.
Женщины, пришедшие с детьми, смущённо улыбались и о чём‑то перешёптывались с Настей, кивая в мою сторону. Даже думать не хочу, что именно они говорили моей сестрице.
Мужики, доев, хлопали меня по плечу, когда я проходил мимо, и басили: «Молодец, Игорь! Так их!», «Если эти гады снова сунутся, мы всем городом за тебя выйдем!».
Да, конечно же, все знали, что произошло с Дашей и Вовчиком. И каждая собака в Зареченске была в курсе, что преступников уже поймали. Вот только подозрения и шёпот о том, что за всем этим стоит купец Алиев, становились всё громче и громче. И я до сих пор не знал хорошо это или плохо.
Я сдержанно кивал, благодарил, иногда даже пытался выдавить из себя что‑то похожее на улыбку. Но внутри, там, где всё ещё сидел сорокалетний циничный шеф‑повар Арсений Вольский, было спокойно и холодно.
Народная любовь, – хмыкнул мой внутренний голос, пока я переворачивал на гриле очередную порцию сочных котлет. – Какая прелесть. Штука капризная и жутко ненадежная. Сегодня они несут тебе на руках, а завтра, если ты оступишься, первыми же начнут кидать в тебя камни.
Я это проходил. Знал на своей шкуре. Взлёты, падения, восторженные крики толпы и её же ледяное презрение. Но прямо сейчас… сейчас это был мой главный козырь. Мой живой щит.
Фатима может и дальше плести свои сети в тиши кабинетов. Она может покупать чиновников и натравливать на меня бандитов. Но она не может пойти против всего города. По крайней мере, не в открытую. Напасть на простого повара, которого вдруг полюбили все местные ремесленники, – это значит настроить против себя всех. А это уже сила, с которой придётся считаться и градоначальнику, и Попечительскому Совету.
Я вынес очередной заказ в зал, и меня снова встретили одобрительным гулом. Я окинул взглядом этих людей – простых, работящих, со своими мелкими проблемами и заботами. Они пришли сюда не только поесть. Они пришли показать, что я не один. Что за мной стоит не только команда из сестры‑подростка, рыжей девчонки и неуклюжего паренька. За мной стоит целый город.
Когда у нас появилась свободная минутка, Настя буквально рухнула на стул.
– Устала? – спросил я, присаживаясь напротив.
Она кивнула, но в её огромных серых глазах плясали счастливые искорки.
– Это прекрасный день, Игорь. Просто лучший.
– Нет, Настюш, – я усмехнулся и достал телефон, снова открывая сообщение от журналистки. – Это было только начало.
Что ж, Светлана. Посмотрим, что за славу ты мне там приготовила. Я готов.
Глава 2
Вечер пятницы превратил «Очаг» в растревоженный муравейник. Казалось, весь Зареченск сговорился поужинать именно у нас. Люди сидели так плотно, что локтями задевали соседей, и никто не возражал. Те, кому не хватило стульев, пристроились у стойки с тарелками в руках, а у входа уже собиралась небольшая очередь. Гул голосов, весёлый смех, звон вилок и ножей – всё это смешивалось в одну громкую и по‑своему уютную мелодию.
Мы с Настей летали по залу, как две пчелы, которым срочно нужно опылить целое поле. Она – принимая заказы и разнося тарелки, я – на кухне, у плиты, но сегодня мне то и дело приходилось выбегать к людям. Кто‑то хотел пожать руку, кто‑то – просто сказать спасибо. Я чувствовал себя рок‑звездой, только вместо гитары у меня был поварской нож.
– Игорь, а включи‑ка ящик! – донеслось из дальнего угла. – Сейчас новости местные начнутся, говорят, про тебя кино показывать будут!
Зал тут же одобрительно загудел. Все головы повернулись к большой плазменной панели на стене. Щедрый подарок от градоначальника Белостоцкого, который он вручил нам после праздника. Забавно. Чиновник сам подарил мне инструмент, который сейчас сделает меня настолько популярным, что ему придётся со мной считаться.
Я отыскал под стойкой пульт, нажал на кнопку. Через секунду на экране появилось знакомое лицо Светланы Бодко. Она сидела в студии, волосы уложены волосок к волоску, на губах – хищная улыбка, а в глазах горит профессиональный азарт.
– Добрый вечер, Зареченск, – промурлыкала она в камеру, словно сытая кошка. – Сегодня в нашей программе «Город и люди» мы расскажем вам историю, похожую на сказку. Историю о том, как один молодой человек решил вернуть нашему городу вкус к жизни.
На экране замелькали кадры. Вот он, старый, обшарпанный «Очаг». Грязные окна, выцветшая до неузнаваемости вывеска, атмосфера полного уныния. Я помнил его таким. Камера специально задержалась на большой трещине в стене, и у меня в животе что‑то неприятно ёкнуло. Да, работы мы тут проделали немало.
А потом картинка резко сменилась. Вот Настя и прежний Игорь выходят из закусочной и смотрят на неё пустыми взглядами (и откуда только кадры нашли⁈). Вот я уже «обновлённый», сосредоточенно склонившись над чертежами мангала, что‑то чиркаю карандашом (пришлось сделать небольшую зарисовку, когда приезжала съёмочная группа). Вот мои руки, мелькающие с ножом над разделочной доской, быстро шинкующие овощи. Монтаж был что надо. Короткие, энергичные кадры, наложенные на бодрую, воодушевляющую музыку. Светлана и её команда не зря ели свой хлеб.
– Его зовут Игорь Белославов, – продолжал её бархатный голос за кадром. – Он не побоялся взять в свои руки умирающее заведение своей семьи и превратить его в настоящее сердце нашего города.
Снова смена кадра. Теперь в экране были лица посетителей. Я узнал почти всех: вот мельник Матвей, вот рыбак Пётр, вот молодая мама с ребёнком, которая заходит к нам каждый день за супом. Они с искренним восторгом рассказывали о том, какая у меня вкусная еда, как здесь стало чисто и уютно.
– Это не просто еда, понимаете? – говорила в камеру какая‑то женщина, которую я, честно говоря, даже не помнил. – Это как… как будто в детство вернулся. Вкус настоящий, живой! Без этой вашей магической химии!
Зал «Очага» взорвался аплодисментами и одобрительным свистом. Люди тыкали пальцами в экран, узнавая себя или своих знакомых, и хохотали. Я оглянулся в поисках Насти. Она стояла у стойки, прижав руки к груди, и не отрываясь смотрела на экран. Её серые глаза сияли, а по щекам катились слёзы. Слёзы гордости. Она видела на экране своего брата, настоящего героя.
А я… я видел хорошо сделанную работу. Идеально выстроенный образ «простого парня из народа», который бросил вызов системе. Я смотрел на экран с холодной отстраненностью сорокалетнего мужика, оценивая ракурсы, удачные склейки, правильные слова. Эта акула пера, Светлана, была настоящим мастером своего дела. Мало того, что она сняла отличный репортаж. Она ещё создавала и миф, который мне очень поможет в будущем. Да и в настоящем, если честно, уже помогает.
Кульминацией стали кадры с «Царь‑Мангалом». Огромная толпа, дымящееся мясо на шампурах, счастливые лица детей и взрослых. Всё это выглядело как большой народный праздник, которого так не хватало этому городу.
Далее пошла съёмки из нашей кухни. Я и Настя теперь блистали на плазменной панели и по ТВ (всё же не зря я распоряжался расстановкой). Посетители наблюдали за этим шоу с тихим восторгом, боясь проронить лишне слово.
– Но там, где есть свет, всегда найдётся место и для тени, – голос Светланы вдруг стал жёстким и тревожным. Музыка сменилась на напряжённую, почти зловещую. – Успех Игоря Белославова пришёлся не по вкусу тем, кто привык кормить наш город безвкусной и дорогой едой на основе дешёвых магических добавок. Тем, кто построил свою империю на обмане и страхе.
На экране появились снятые издалека, немного размытые кадры особняка Алиевых. Потом – фотографии Кабана и Аслана.
– Несколько дней назад на помощников Игоря было совершено жестокое нападение. Они были избиты прямо у своего дома. Простое совпадение? Наша редакция так не думает.
Чёрт, а вот это она зря. Да, расплывчатые намёки и без имён, но… всё равно же чуть ли не в лоб бьёт. Хотя я ещё по прошлой жизни помню, насколько безбашенными могут быть некоторые из репортёров.
Зал замер. Смех и аплодисменты мгновенно стихли. Теперь в глазах людей читалась злость. Они смотрели на экран, и я физически чувствовал, как их симпатия ко мне превращается в настоящий гнев, направленный на моих врагов.
Хм, что ж… Отлично, Света. Просто отлично. Ты сделала именно то, о чём я просил – вынесла нашу маленькую войну на всеобщее обозрение. Теперь это история о том, как «мафия» пытается задавить «народного героя». А такое народ не прощает.
Светлана снова появилась в студии. Она посмотрела прямо в камеру, и в её взгляде читался хищный азарт репортёра, нащупавшего золотую жилу.
– Исполнители пойманы благодаря слаженной работе нашей доблестной полиции, но заказчики всё ещё на свободе и, без сомнения, продолжают плести свои интриги. Эта история далека от завершения. И мы будем следить за тем, восторжествует ли справедливость в нашем городе. Оставайтесь с нами.
Экран погас, сменившись рекламой какого‑то порошка для стирки.
Секунду в «Очаге» стояла мёртвая тишина. А потом зал взорвался. Люди повскакивали со своих мест, аплодировали, кричали что‑то ободряющее. Несколько мужиков, во главе с тем же Матвеем, подбежали ко мне и принялись трясти мою руку и хлопать по плечу так, что, кажется, чуть не выбили из меня дух.
– Игорь, ты мужик!
– Не бойся, мы с тобой! Весь город за тебя!
– Зададим этим упырям! Если что, только свистни!
Я стоял в центре этого хаоса, с трудом удерживая на лице сдержанную, благодарную улыбку. Внутри было странное чувство. Я больше не был просто поваром. Я теперь был символом. Телевизор выключился, но шоу только начиналось. И теперь я в нём – главный герой. А у таких шоу свои правила. И проигрывать в них никак нельзя. Чёрт, влип так влип.
* * *
Субботнее утро в моём представлении – это когда можно поваляться в кровати чуть дольше, чем обычно, а потом не спеша выпить кофе, глядя в окно. Но у журналистки Светланы Бодко, видимо, было другое расписание. Её звонок в семь утра прозвучал как‑то оскорбительно. Будто кто‑то заорал мне в ухо через мегафон. Кое‑как нащупав телефон на тумбочке, я прохрипел в трубку, надеясь, что это просто дурной сон.
– Да, – выдавил я из себя.
– Игорь? Это Света, – голос в трубке был тихим, но напряжённым, как натянутая струна. – У меня информация от анонима. Прямо сейчас. У дома Алиевых намечается заварушка. Кажется, будут брать Мурата. Если хотите успеть на шоу, у вас минут тридцать, не больше.
Я сел на кровати. Остатки сна испарились, будто их и не было. Арест? Вот так сразу? Не прошло и суток после репортажа. В голове что‑то щёлкнуло, и картинка сложилась. Несложная, как детский пазл. Анонимный звонок про приезжих бандитов, который я получил. Вчерашнее кино по телевизору. И вот теперь – вишенка на торте.
– Я понял. Будем, – коротко ответил я и нажал отбой.
Это был спектакль. Хорошо поставленный, с заранее разосланными приглашениями. И нам со Светланой достались места в первом ряду.
Я сорвался с кровати и, не стучась, влетел в комнату сестры.
– Настя, подъём! Живо! У нас срочная поездка.
Она что‑то недовольно промычала из‑под одеяла, натягивая его до самого носа.
– Куда? Игорь, сегодня же суббота…
– На представление едем, сестрёнка. Очень интересное. Такое пропускать нельзя.
Через пятнадцать минут мы уже мёрзли на улице, пытаясь поймать редкую утреннюю машину. Настя, сонная и растерянная, куталась в старую куртку и смотрела на меня огромными испуганными глазами. А я… я чувствовал странное, почти весёлое возбуждение. Больше никакой паники и страха. Только холодное любопытство. Мне было до чёртиков интересно, как именно будут падать мои враги.
Когда такси высадило нас на тихой улочке в богатом квартале, я понял, что не ошибся. Представление обещало быть грандиозным.
Улицу лениво перекрывали две патрульные машины с мигающими синими огнями. Рядом уже парковался фургончик главного телеканала, из которого техники вытаскивали штативы и камеры. Но самое главное было не это. Вдоль тротуара, как на выставке, выстроились дорогие машины. Я сразу узнал седан барона Земитского и гигантский чёрный джип, похожий на броневик, на котором ездил градоначальник Белостоцкий. На этих машинах они приезжали на городскую площадь, когда я готовил своё представление. Вся городская верхушка собралась здесь.
Мы с Настей вышли и пристроились к небольшой группке зевак, которых вежливо, но твёрдо держали на расстоянии. Мой взгляд был прикован не к высокому забору особняка Алиевых, а к «зрителям».
Наталья Ташенко стояла рядом со своим мужем. Её спина была идеально прямой, а лицо – застывшей маской. Но я видел её глаза. В них плескалось тёмное, ледяное удовлетворение. Враг, посмевший угрожать её семье, сейчас будет стёрт в порошок. И она лично пришла убедиться, что работа выполнена чисто.
Чуть дальше, с видом скучающего аристократа, стоял барон Земитский с женой. Он лениво опёрся о капот своей машины и смотрел на происходящее с таким видом, будто наблюдает за тараканьими бегами. Ему было глубоко плевать, кто кого сожрёт. Его интересовала сама игра, расклад сил, будущие возможности. Он просто анализировал.
А вот граф Белостоцкий был их полной противоположностью. Он буквально сиял, как начищенный пятак. Распираемый от собственной важности, он то и дело поправлял галстук и что‑то оживлённо втолковывал своему помощнику. Наверняка уже репетировал победную речь для камер. «Смотрите, это я, ваш градоначальник, навёл порядок!», «Я объявляю войну криминалу!». Он уже мысленно вешал себе на грудь медаль, ни на секунду не сомневаясь в успехе операции.
– Игорь, мне страшно, – прошептала Настя, крепко вцепившись в мой локоть. Её пальцы были холодными. – Что всё это значит?
– Это политика, сестрёнка, – так же тихо ответил я, не сводя глаз с этой компании. – Сегодня, вполне вероятно, будет меняться расстановка сил. И не без нашей помощи. Но ты не переживай, мы справимся.
Настя посмотрела мне в глаза и легонько улыбнулась.
Я же посмотрел на других: на холодную мстительницу Наталью, на расчётливого игрока Земитского, на тщеславного павлина‑градоначальника. Они ничем не лучше Алиевых. Просто умнее, хитрее и действуют тоньше. Они не нанимают тупых громил с рынка. Их оружие – закон, пресса и полиция.








