Текст книги "Имперский повар. Трилогия (СИ)"
Автор книги: Сергей Карелин
Соавторы: Вадим Фарг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 46 страниц)
– Безмерно рад стараться, – усмехнулся я. – Ну а теперь твоя очередь платить по счетам. Рассказывай, что нового в нашем маленьком уезде? Какие пикантные сплетни принёс мне сегодня твой длинный хвост?
Рат хитро прищурил свои чёрные глазки.
– О, новостей сегодня в избытке. И все, как на подбор, одна другой интереснее. И что самое забавное, все они, так или иначе, крутятся вокруг тебя, мой дорогой шеф-повар.
Он сделал многозначительную паузу, явно наслаждаясь моим растущим нетерпением.
– Помнишь ту аптекаршу? Ну, вдовушку эту симпатичную, с такими… игривыми глазками. У которой ты свои «лекарственные травки» для соусов покупал?
– Ну, помню, – настороженно протянул я. – И что с ней не так?
– С ней-то как раз всё так, – заговорщицки пропищал Рат, понизив голос до шёпота. – Она сегодня почти час обсуждала тебя со своей подружкой, женой лавочника. Я как раз проводил плановую инспекцию их подвала на предмет наличия бесхозного сыра и, само собой, всё слышал. Так вот, эта твоя аптекарша, оказывается, от тебя просто без ума.
– Да ладно тебе, – отмахнулся я, чувствуя, как к щекам предательски приливает жар. – Выдумываешь ты всё.
– Никаких выдумок, – заверил меня крыс, и в его глазках заплясали ехидные, дьявольские огоньки. – Цитирую почти дословно: «Ох, давно я в нашем Зареченске таких ладных и крепких парней не видела. И руки у него такие сильные, работящие, и взгляд такой… уверенный, мужской. Я бы, – тут Рат сделал ещё одну, на этот раз совсем уж драматическую паузу, – была бы совсем не прочь проверить, насколько он хорош в постели».
От таких откровенных подробностей я окончательно смутился и потерял дар речи. Я, Арсений Вольский, который в прошлой жизни привык к постоянному женскому вниманию и комплиментам, сейчас сидел и краснел, как неопытный школьник, случайно подслушавший разговор взрослых.
Это новое тело, тело простого парня Игоря, было совершенно не готово к такому прямолинейному напору. Я смущённо кашлянул в кулак и постарался сделать максимально безразличный вид.
– Ерунда какая-то, – пробормотал я, отводя взгляд в сторону.
Моя реакция вызвала у саркастичного грызуна приступ беззвучного, сотрясающего всё его маленькое тельце хохота. Он буквально задыхался от смеха, дёргая лапками и усами, и в конце концов повалился на спину.
– Ой, не могу! – пропищал он, когда смог, наконец, отдышаться. – Ты бы себя видел со стороны, шеф! Покраснел, как варёный рак! Великий повар, который смотрит на всех свысока, смутился от пары слов простой аптекарши! Это же уморительно! Похоже, вся твоя показная уверенность работает только на кухне. Как только дело доходит до женщин, ты тут же превращаешься в испуганного кролика. Тебе ещё многому предстоит научиться в этой жизни, шеф. Очень многому.
Что ж, Рат прав, пора исправить проблемы прошлого Игоря, так как жить с ними я не собираюсь. Ну а в том, что все это не сон, я в ином мире, да ещё в чужом теле, я практически не сомневался. Хотя стоило признать, что где-то в глубине души я надеялся, что вот-вот проснусь и пойму, что всё это какой-то забавный и слегка кошмарный сон. Но пока… мне двадцать пять лет, неужто я буду стесняться вниманию красоток?
Глава 5
Прошла неделя. Неделя странная, суматошная и на удивление прибыльная. Наша закусочная «Очаг Белославовых» не просто встала с колен – она приосанилась, распрямила плечи и начала с любопытством оглядываться по сторонам, словно впервые увидела мир трезвыми глазами.
Нет, конечно же, без тяжкого труда не обошлось. Ничего в этой (да и прошлой) жизни не приходит просто так. А за стоящие моменты приходится бороться в десяь раз активнее.
Собственно, именно этим я и занимался. По вечерам делал заготовки, запихивал их в холодильник, что-то опускал в небольшой погреб (да, он у нас имелся, правда, в будущем я планировал его расширить. Но в очень далёком, так как эта работа отнимет слишком много времени и сил). Рано утром, часов в пять или шесть я снова был на кухне и готовил простые, так сказать, Человеческие блюда. Не забывайте, «Очаг» – это не ресторан и даже не кафе. Я бы назвал её кафешечкой, где посетители приходят уже на всё готовое. Да, завтраки и обеды простым работягам, разве ж это плохо? Нет, не думаю.
Естественно, этого могло и не хватить, поэтому работа на кухне не прекращалась. Лишь небольшие «перекуры» на пять-десять минут, а потом снова в бой. И нет, я не постоянно готовил. В конце концов, у нас и продуктов столько не было. Да и переводить их не имело смысла, поэтому меню пока что было скудным. Но зато сытным и, что самое главное, вкусным. Поэтому к нам и шли люди.
Но, как и сказал, я постоянно работал. Во-первых, над собой, то есть, над своим новым телом. Логично, что переносе сознания, руки не будут работать в точности, как тебе того хочется. Поэтому я, пусть и вытворял чудеса и показывал сестрице кухонный эпатаж, продолжал развивать мелкую моторику. Лишним это точно не будет. Зарядка для ума и пальцев, делать одновременно несколько дел, проработать логическую цепочку, сложить это всё в голове и… не отрубить собственные фаланги.
Во-вторых, я работал с Настей. Конечно, она умела готовить… вот только… Эх, ладно, будем честными, сестрица по большей части сейчас работала в зале, чтобы не испортить то, что я так старательно возрождал (я сейчас о деле «отца»). И всё же я не мог оставить Настю в зале навсегда, поэтому постоянно тащил на кухню и показывал что да как. Самое интересное и приятное заключалось в том, что она схватывала всё на лету. Ну, почти. Оставались кое-какие мелочи, но с ними мы обязательно поработаем. Однако, повторюсь, успехи Насти меня радовали. Впрочем, неудивительно, всё же она дочь известного повара. Да ещё работает под чутким надзором крутого шеф-повара (пусть и в прошлой жизни). Под моим присмотром даже Рат смог бы приготовить себе бефстроганов. Мини-порцию, конечно. Да ещё вряд ли бы поделился, жмот. Но я был полностью уверен, что это вполне выполнимо.
И всё же я работал с утра до ночи, составляя технико-технологические карты, продумывая что и из чего можно ещё сделать, какое новое блюдо ввести в меню так, чтобы оно было вкусным, но при этом недорогим. И пока моя деятельность не давала слабины, «Очаг» медленно, но уверенно набирал популярность среди горожан.
Слухи, которые Степан, несмотря на обещание, всё же пустил в народ, сработали как хорошо отлаженный часовой механизм. Но он сдержал своё главное слово – это были правильные слухи, пущенные в правильные уши, среди правильных людей.
К нам потянулась новая публика. Приличная, одетая не в рваньё, а в приличные куртки и чистые рубахи. Ремесленники, чьи руки пахли кожей и машинным маслом, а не дешёвым перегаром и вчерашней дракой. Мелкие торговцы, которые после сытного обеда не орали пьяные песни, а вполголоса обсуждали цены на зерно и выгодные контракты.
Заглянула даже пара-тройка чиновников из городской управы – те самые, что раньше обходили наше заведение десятой дорогой. Они, хоть и морщили носы, но уплетали луковый суп за обе щёки, напрочь забыв про своё высокое положение и манеры.
Старая клиентура – пьяницы, дебоширы и любители подраться по пятницам – как-то сама собой испарилась, словно утренний туман под лучами солнца. К тому же я к неудовольствию Насти слегка поднял цены. Для новой публики это было незаметно, а всякая шваль сразу забыла к нам дорогу..
Но главным моим критиком, придирчивым и самым язвительным, оставалась Настя. Днём, когда утренний поток посетителей схлынул, а до вечернего было ещё далеко, наша кухня превращалась в арену для молчаливого противостояния. Она, которая всю жизнь считала меня кухонным инвалидом, неспособным даже яичницу поджарить без потерь для занавесок и соседских кошек, теперь наблюдала за каждым моим движением со смесью восхищения, недоумения и плохо скрываемого раздражения. В её взгляде читалось что-то вроде: «Как это вообще возможно?»
– Где ты этому научился? – не выдержала она однажды, когда я с молниеносной скоростью превращал обычную луковицу в россыпь идеальных, почти прозрачных кубиков.
– Талант не пропьёшь, сестрёнка, – беззаботно подмигнул я, не сбавляя темпа и не отрывая взгляда от доски. – Он как хорошее вино: с годами только крепчает и набирается вкуса.
– Какой ещё талант? – фыркнула она, скрестив руки на груди и сверля меня недоверчивым взглядом. – Ты всю жизнь только и делал, что бутерброды криво резал да чайные пакетики заваривал! И то умудрялся заливать всё кипятком мимо чашки. Я на этой кухне с самого детства работаю, мама меня учила, бабушка учила, а у тебя вдруг получается лучше, чем у меня. Это нечестно! Это какое-то колдовство!
– Значит, это был скрытый талант, – беззлобно парировал я, заканчивая с луком и одним лёгким движением ножа смахивая его в глубокую миску. – Видимо, то падение с лестницы не только память отшибло, но и что-то полезное в голове на место вправило. Мозги встряхнуло, так сказать. Смотри и учись, пока я в ударе. А лучше не мешай – у меня соус сейчас сгорит, и тогда обед будет испорчен.
Обиженно надув губы, Настя схватила второй нож, который я недавно купил специально для неё на рынке.
– Я тоже так могу! – с вызовом заявила она, впиваясь в меня упрямым взглядом. – Тут нет ничего сложного. Просто надо быстро резать, и всё.
Она с остервенением вцепилась в свою луковицу, словно та была её личным врагом. Но движения получались рваными, злыми и неуверенными. Нож то и дело соскальзывал, а куски выходили кривыми, разнокалиберными и какими-то несчастными.
– Осторожней! – не выдержал я, отрываясь от своего соуса и поворачиваясь к ней. – Ты его не рубишь, а мучаешь бедный овощ. Нож – это не топор для дров, а продолжение руки. Понимаешь? Движения должны быть лёгкими, плавными, от кисти, а не от плеча. Ты работаешь так, будто дрова колешь…
Договорить я не успел. От досады и злости на собственную неловкость Настя стукнула по ножу слишком сильно. Тупое лезвие соскользнуло с разделочной доски и с весёлым, почти издевательским звоном шлёпнулось прямо в большую медную кастрюлю с томатным соусом, которую я только что снял с огня и поставил на стол.
В следующий миг мир взорвался красным.
Фонтан горячих, густых брызг взметнулся к потолку и с размаху обрушился на меня, словно я стоял под водопадом.
Наступила оглушительная тишина. Я стоял посреди кухни, абсолютно неподвижный, с головы до ног покрытый томатным соусом. Он был повсюду: на моём лице, на белоснежном фартуке, который теперь стал ярко-красным, в волосах, на руках, на полу вокруг меня. Даже на потолке красовались несколько художественных красных брызг. Я медленно, кончиком языка, слизнул каплю, стекавшую по щеке. Неплохо. Пожалуй, чуть-чуть не хватает базилика и щепотки чеснока. Затем я аккуратно снял с кончика носа прилипший к нему листик петрушки и задумчиво покрутил его в пальцах.
Настя, сперва испугавшись, смотрела на меня огромными глазами. Её лицо побледнело, рот приоткрылся. Но потом её губы дрогнули, уголки медленно поползли вверх, и она не выдержала. Она прыснула со смеху. Сначала тихо, давясь и всхлипывая, зажимая рот ладонью, а потом уже в полный голос – заливисто, заразительно и абсолютно безудержно, согнувшись пополам и держась за живот. Слёзы покатились по её щекам.
Я посмотрел на её счастливое, раскрасневшееся, смеющееся лицо, потом на своё отражение в начищенном до блеска медном ковше, висевшем на стене. Вид у меня был идиотский. Я походил на жертву особо кровавого убийства из дешёвого фильма. Через секунду к ней присоединился и я. Мы хохотали до слёз, до колик в животе, до боли в рёбрах, не в силах остановиться и перевести дух.
– Ладно, – вытирая лицо рукавом и размазывая соус ещё больше по щеке, сказал я, когда мы хоть немного успокоились и смогли дышать нормально. – Урок на сегодня окончен. Считай, что ты сдала экзамен. По крайней мере, теперь я точно знаю, что наш новый томатный соус отлично подходит в качестве омолаживающей маски для лица. Кожа будет сиять. Надо будет включить это в меню отдельной строкой.
* * *
– Ты уверен, что это съедобно? – с нескрываемым сомнением спросил я, держа двумя пальцами невзрачный, грязный корешок, который Рат с видом первооткрывателя гордо выкатил из-под старого пня. – Пахнет, как старый носок. Причём не самый свежий.
– Твой нос безнадёжно отравлен цивилизацией, – пропищал крыс, деловито отряхивая передние лапы от налипшей земли. – Ты привык к запахам мыла и дешёвых духов, а от аромата настоящей, живой земли тебя воротит. Это корень утренней зари. Местные дураки считают его ядовитым сорняком, потому что он горький. А на самом деле в нём терпкости и вкуса больше, чем во всех ваших аптеках вместе взятых.
Он замолчал на мгновение, явно наслаждаясь моментом, а потом продолжил с гордостью эксперта:
– Если его правильно высушить и добавить щепотку в мясной бульон, он заиграет такими красками, о которых твои столичные повара и не мечтали. Поверь старому крысу.
Он фыркнул и, не дожидаясь моего ответа, юркнул под широкий лист папоротника.
– А вот это, – его усатая морда показалась у самых моих ног, и он кивнул на россыпь нежных синеватых цветов, которые я до этого принимал за обычные незабудки, – даёт невероятный золотистый цвет и лёгкую, медовую сладость. Идеально для десертов или для риса.
Я присел на корточки, разглядывая крохотные лепестки. Действительно, вблизи они совсем не походили на незабудки. Что-то в них было особенное, почти волшебное.
«Главное не переборщить, иначе будет горчить», – сразу же смекнул я.
Рат привёл меня на поляну, так глубоко спрятанную в чаще леса, что, казалось, сюда не ступала нога человека. По крайней мере, человека разумного. Воздух здесь был густой, тягучий, пропитанный миллионами запахов. Он кружил голову и будоражил воображение. Поляна была похожа на скатерть-самобранку, усыпанную травами, цветами и грибами, которых я никогда в жизни не видел. Каждый квадратный метр этого места таил в себе какое-то кулинарное сокровище.
Под чутким руководством моего саркастичного гида я, словно прилежный ученик, начал собирать образцы. Рат был неутомим. Он носился по поляне, как угорелый, то зарываясь в мох и выкатывая оттуда какой-то странный клубень, пахнущий одновременно и землёй, и ванилью, то взбираясь на ствол дерева, чтобы указать мне на гриб-нарост, похожий на кусок застывшей лавы.
– Это «драконья слеза», – пояснял он, сидя на ветке и покачивая хвостом. – Если его высушить и истолочь в порошок, он придаст любому соусу лёгкий дымный аромат. Будто ты готовил на костре из вишнёвых поленьев. Представь себе запах, когда вишнёвая древесина тлеет и пропитывает мясо своим духом.
Я внимательно слушал его и аккуратно срезал ножом всё, на что он указывал, складывая лесные сокровища в большой холщовый мешок. Мой первоначальный скепсис давно улетучился, сменившись азартом первооткрывателя. Я чувствовал себя алхимиком, нашедшим тайную лабораторию природы. С каждой новой находкой в голове рождались рецепты, сочетания, идеи.
Когда солнце начало клониться к закату, мой мешок был полон до краёв. Я возвращался в город, сгибаясь под его тяжестью, грязный, исцарапанный ветками, но безмерно счастливый. Горожане, встречавшиеся мне по пути, провожали меня удивлёнными взглядами. Некоторые даже останавливались, глядя на моё растрёпанное состояние.
– Глянь-ка, опять Белославов со своим гербарием тащится, – хохотнул булочник, вытирая мучные руки о фартук. – Совсем парень умом тронулся. Скоро, видать, суп из лопухов варить начнёт.
Его приятель, мясник из соседней лавки, подхватил:
– Да он уже из одуванчиков салат делает, слышал? Чудак!
Я не обращал на них внимания. Пусть смеются. Пусть крутят пальцем у виска. Скоро они будут плакать от восторга.
И они заплакали. Вернее, сначала замерли в недоумении. Когда на следующий день над «Очагом» поплыли новые, доселе невиданные в Зареченске ароматы, смех на улицах сменился любопытными перешёптываниями. Запахи были странными, сложными, дразнящими. Пахло то дымом костра и лесными ягодами, то мёдом и пряными кореньями, то чем-то неуловимо-цитрусовым с нотками хвои. Люди останавливались у наших окон, жадно втягивали ноздрями воздух и с недоумением качали головами.
Я видел это из окна кухни и ухмылялся. Что-то в их мире явно пошло не так. Привычная картина мира, где еда пахла либо ничем, либо химическими усилителями, трещала по швам. Их носы, отвыкшие от настоящих, живых ароматов, внезапно проснулись и требовали продолжения.
А я, запершись на кухне, колдовал. Я превратился в настоящего алхимика. Моя кухня стала лабораторией, полной тайн и открытий. Я развесил под потолком пучки трав, и они, высыхая, наполняли воздух густым, пряным духом. Каждое утро я просыпался от этого аромата, и он вдохновлял меня на новые эксперименты.
Я сушил грибы и коренья в остывающей печи, перетирал их в старой каменной ступке, смешивал в самых немыслимых пропорциях, пробуя на кончик языка, прислушиваясь к своим ощущениям. Иногда получалась гадость. Иногда – нечто среднее. А иногда вкус взрывался во рту, как фейерверк, и я понимал: вот оно, то самое сочетание.
Я создавал свою уникальную, живую палитру вкусов, которой не было ни у одного повара в этом мире. Это были мои краски, мои ноты, моё секретное оружие. Каждая баночка с порошком или высушенными листьями хранила в себе частичку того леса, той магии. И я уже знал, какой шедевр напишу с их помощью. В моей голове уже складывалось меню, которое перевернёт представление Зареченска о том, что такое настоящая еда.
* * *
В очередной наш поход за травами я, кажется, забрался дальше, чем когда-либо. Рат становился всё наглее и требовательнее. Ему уже было мало обычных лесных полян. Нет, теперь ему подавай что-то особенное, эксклюзивное. И он тащил меня в такие дебри, куда, казалось, и волки боятся заходить.
– Ещё немного, потерпи, – пищал он, ловко перепрыгивая через очередной поваленный ствол. – То, что я тебе сегодня покажу, перевернёт твоё представление о десертах. Ты забудешь про свой дурацкий сахар и мёд.
Ноги гудели, спина затекла, но любопытство не давало остановиться. Если Рат обещает что-то стоящее, значит, оно того стоит.
Наконец, он привёл меня к небольшому, но глубокому оврагу. Склоны густо поросли мхом и папоротником. На камнях, цепляясь за малейшие трещины, росли странные цветы. У них были толстые, мясистые стебли и крупные соцветия, похожие на колокольчики. Цвет – бледно-лиловый, почти призрачный. Но главное – это запах. В воздухе висел густой, терпкий аромат. В нём смешались мята, мелисса и что-то ещё. Что-то неуловимо-пряное и немного горькое.
– Вот, любуйся, – с гордостью заявил Рат, усевшись на краю оврага и болтая хвостом. – Это лунная мята. Цветёт всего одну неделю в году, и только в полнолуние. Её нектар – чистейший концентрат вкуса. Одна капля способна превратить обычную воду в божественный эликсир.
Я смотрел на это чудо природы и уже представлял, как буду использовать его в своих блюдах. Сироп к блинам. Мороженое с мятным вкусом. Соус к мясу. Идеи роились в голове, как пчёлы над ульем. Я уже шагнул к склону, собираясь сорвать один цветок на пробу, но тут Рат тревожно пискнул.
– Осторожнее, тут живёт злыдень, – предупредил он, и его усы нервно задёргались. – Место уж больно хорошее, он его себе и облюбовал.
Кто такой злыдень я не знал, но судя по всему что-то явно опасное. И зря, наверное, крыс о нём вспомнил…
Из густых зарослей орешника с низким, утробным рычанием выскочило существо. Оно было похоже на огромного волка, но только крупнее, мускулистее и злее. Его серая шерсть стояла дыбом. На спине, вдоль хребта, торчали острые костяные наросты, похожие на шипы. Но самое страшное было не это. Самым страшным были его глаза. Они горели в полумраке леса ярким, неестественным, жёлтым огнём. В них плескалась голодная, первобытная ярость.
Тварь не стала медлить. Одним мощным прыжком она сбила меня с ног. Я не успел ни вскрикнуть, ни отскочить, ни даже сгруппироваться. Мир перевернулся. Я кубарем покатился по крутому склону оврага, больно ударяясь о камни и корни. Падение закончилось у самого дна. Я с размаху приложился головой о большой валун, покрытый мхом.
В глазах потемнело. В ушах зазвенело. Боль в затылке была тупой и тошнотворной. Но торжествующий рёв приближающегося хищника заставил меня мгновенно прийти в себя. Адреналин ударил в виски, заглушая боль и страх. Я вскочил на ноги и лихорадочно огляделся.
Оружия не было. Ни ножа, ни даже палки. Только голые руки и бешено колотящееся сердце. Я был в ловушке. На дне оврага, в окружении камней и цветов. Один на один с хищником.
Зверь, не торопясь, спускался по склону. Он скалил жёлтые клыки. С них капала вязкая слюна. Он явно наслаждался моментом, предвкушая лёгкую добычу. Он спрыгнул на ровное дно оврага и бросился в атаку.
И тут во мне что-то щёлкнуло. Страх отступил. На его место пришло ледяное, отточенное годами профессиональное спокойствие. Тело начало двигаться само, подчиняясь инстинктам. Тем самым инстинктам, которые я оттачивал не в драках, а на своей прошлой, элитной кухне.
Чувство дистанции. Я всегда точно знал, на каком расстоянии от огня держать сковороду, чтобы не сжечь соус. Сейчас этот же инстинкт подсказал мне точное расстояние до твари. В последнее мгновение я сделал шаг в сторону. Её клыки щёлкнули в сантиметре от моего горла. Горячее дыхание обдало шею, но зубы сомкнулись на пустоте.
Тайминг. Я умел ловить тот самый идеальный момент, когда стейк нужно перевернуть. Секунда – и он пережарен. Секунда – и он сырой. Сейчас этот же инстинкт помог мне увернуться от удара когтистой лапы. Я рассчитал её траекторию с точностью до миллисекунды и отклонился ровно настолько, насколько нужно.
Быстрая оценка ситуации. На кухне у меня всегда было несколько процессов, запущенных одновременно. Я следил за супом, помешивал ризотто и обжаривал овощи. Всё держал под контролем. Сейчас мой мозг так же быстро анализировал обстановку: движения зверя, рельеф местности, возможные пути отхода. Камень справа, корень слева, куст позади.
Ещё атака. Уворот. Ещё прыжок. Отскок в сторону. Перекат. Я не дрался, я танцевал. Это был смертельный, но на удивление грациозный танец. Я двигался легко, почти не касаясь земли. Использовал каждый камень, каждый выступ как опору. Моё тело помнило сотни часов работы на кухне, где каждое движение должно было быть точным и быстрым. Теперь эти навыки спасали мне жизнь.
И тут я заметил странное. Тварь, при всей своей ярости, явно избегала чего-то. Она кружила по краю небольшой полянки, на которой я оказался. Рычала, скалилась, пыталась выманить меня на открытое место. Но в гущу цветов, росших здесь особенно плотно, не лезла. В гущу той самой лунной мяты.
Я сделал ещё один шаг назад, глубже в заросли. Мои движения подняли в воздух целое облако бледно-лиловой пыльцы. Она висела в воздухе, переливаясь в лучах солнца, пробивающихся сквозь кроны деревьев. Казалось, я оказался внутри какого-то светящегося тумана. Зверь зарычал ещё громче, но отступил на шаг. Он яростно мотал головой, будто пытаясь отогнать невидимую преграду.
Терпкий, мятный аромат ударил мне в нос. Он был таким сильным, что, казалось, его можно было попробовать на вкус. И, как ни странно, он мне нравился. Он не вызывал ни кашля, ни головокружения. Наоборот, он прояснял сознание. Делал мысли острыми, а реакцию – молниеносной. Я чувствовал, как этот запах наполняет меня силой. Прогоняет остатки страха. Делает меня быстрее, увереннее.
Я посмотрел на зверя, который бесновался в нескольких метрах от меня. Он не решался пересечь невидимую черту. Потом посмотрел на цветы, окружавшие меня со всех сторон. И улыбнулся.
Кажется, у меня появился шанс.
