Текст книги "Люди и боги (СИ)"

Автор книги: Роман Суржиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 56 страниц)

– Ваша логика доказывает: Натаниэль был создан из крепкого матриала. Это верно, однако зверем его сделали графы Шейланд.

– А что вы скажете об остальных бойцах бригады? Держу пари: их не держали в темнице годами. Им дали Персты и велели убивать – и они стали убивать охотно, с великим удовольствием. Ни один из них ни разу не совершил благородного поступка. Не пощадил жертву, не отпустил пленного, не пристрелил Пауля, в конце концов. Самое страшное существо – это человек, рожденный слабым, но вдруг получивший силу.

– В целом, я согласен с вашими рассуждениями. Большая сила создает соблазн, перед которым сложно устоять. Но боюсь, что вы судите о дворянах по себе. Не будучи дворянином, я могу наблюдать ваше сословие со стороны. К сожалению, не все лорды похожи на вас. Многие так же опьянели бы от силы, как и солдаты бригады.

– Вы предлагаете не давать первокровь никому? Я рассматривал и такой вариант. Но ваши же магистры потребуют инициации… Хотите, чтобы я им отказал?

– Нет, милорд, хочу обратного. Вообразите общество, где каждый владеет первокровью.

– Как вы сказали?..

– Каждый человек инициирован. Каждый имеет свой собственный Предмет, подходящий таланту и ремеслу владельца. У кучера – Предмет-лошадь, которая скачет по воздуху быстрее ветра. У ученого – Предмет-книга, в которой все законы мироздания. У лекаря – Предмет против всех болезней. У крестьянина – плуг, который сам вспахивает поле. Разве не прекрасным был бы такой мир?

– Прекрасным?.. – Эрвин выпучил глаза.

– Конечно, ведь каждый сможет раскрыть свой талант и делать именно то, что ему по душе. Не будет зависти, злобы, подлости, насилия – все это свойственно несчастным людям. Пусть каждый найдет место, на котором он счастлив.

Впервые за год знакомства Эрвин усомнился в уме Давида.

– Отче, в Поларисе больше сорока миллионов человек. Вы хотите дать им всем Предметы? Правда?! Как-то я встретил одну дюжину парней с Предметами – да спасут вас боги от такой встречи!

* * *

Перевалило за полдень. Солнце жарило невыносимо до тошноты. Степь оставалась все так же безлюдна и плоска. Последнее раздражало особенно сильно. Эрвин слишком привык к горам и городам, где здания, стены, скалы служат укрытием от солнца и чужого взгляда. А тут до самого горизонта – хоть шаром покати. Умом он понимал: это хорошо, что степь настолько открыта, и никто не нападет внезапно. Но все же чувствовал себя уязвимо, будто голый.

Среди однообразия степей Эрвин заметил полосу травы иного оттенка. Направил к ней коня, радуясь хоть какой-то перемене. И с удивлением обнаружил, что эта трава – на самом деле, камыш. Там протекала речушка, настолько мелкая и медленная, что заросла почти вся. В редких просветах виднелась темная с прозеленью вода.

– Эй, Ориджин, – сказал ганта Гроза, – не забудь спешиться и напоить своего Дождя. Иначе мне придется убить тебя на месте.

– В этой луже?..

– Следи за языком, волчий сын! Это Ройдана, священная река, давшая имя нашей столице. Всякий, кто идет к нам с миром, должен напоить коня ее водами.

Ройдана пахла гниющей травою, маслянисто черный цвет воды напоминал пиявку. Берег представлял собой полосу такой вязкой и липкой грязи, что войдешь в сапогах, а выйдешь босиком. Но спорить с гантой хотелось меньше всего, и Эрвин покорно спрыгнул с коня. Подвел Дождя к так называемому берегу, хлопнул по заду:

– Иди, попей сам.

Конь послушался и подошел к воде, чавкая копытами по жиже. Эрвин остался на сухой земле.

– Ганта, почему ваши друзья должны хлебать гнилую воду? И где тот звонкий хрустальный ручей, из которого пьют враги?

Гроза отчего-то не уловил сарказма:

– Брокка вон там, на десять миль южнее. Она есть на всех картах, вот враги и берут из нее воду. А Ройдану знаем только мы.

– Чем же она священна?

– Там, где Брокка сближается с Ройданой, стоит град Пламенного Быка. Без Ройданы не было бы Рей-Роя, а может, и всего степного народа.

Путь предстоял еще долгий, хотелось развеять тревогу и скуку. Эрвин попросил рассказать. Ганта хмыкнул:

– Волк хочет узнать шаванскую легенду? Течет река!.. Ну, слушай.

Рой означает «ленивый». Ройдана, столь медлительная, что заросла камышом, давным-давно получила свое имя: Ленивая река. Большинство местных шаванов пасли скот у берегов резвой красотки Брокки, либо гоняли стада к великому Холливелу. Но один ганта очень не любил суету. Он говорил:

– Зачем куда-то гнать, когда есть водопой рядом?

Еще говорил:

– Ленивая, зато моя, родная!

Его стада каждый день месили грязь по берегам Ройданы, а ганта степенно разъезжал туда-сюда верхом, присматривал за шаванами и пастушатами, иногда спешивался, чтобы погладить какую-нибудь корову:

– Грязная, зато моя!

Ганта был тучен, нетороплив и очень спокоен. Его прозвали Ройхар, что означало – Ленивый Вол. Другие шаваны грызлись меж собой за лучшие пастбища, за водопои у Брокки и Холливела, а коровы Ленивого Вола спокойно себе жевали траву вдоль берегов Ройданы, иногда пробуя на зуб камыши.

Но вот пришло Время Костров – или, как зовут его имперцы, Первая Лошадиная война. Ганта Дариан собрал великую орду и перешел Холливел. Имперцы бились насмерть: иногда умно, но чаще глупо, иногда сообща, но чаще порознь. Дариан неуклонно теснил их на восток. Он овладел Золотыми Песками и Красной Землею, и Малой Землей, и половиной Пшеничных Полей, и всеми городами Короны – вплоть до самых стен столицы Праматерей. Император отдал Дариану собственную дочь, пять телег золота и десять Священных Предметов, и признал его Вождем Всего Мира (а себя – всего лишь королем Фаунтерры). За три года Дариан опрокинул Империю Праматерей. Он справился бы вдвое быстрее, если б не проклятые замки. Тяжело было с ними; один даже выстоял до конца войны, непобежденный. Впрочем, остальные рано или поздно сдались. Царство Дариана раскинулось от океана Бездны до Ханая.

Многие ганты ходили с Дарианом на войну. Некоторые погибли, другие разбогатели, захватив несметную добычу. Наш ганта Ройхар, Ленивый Вол, оказался в числе последних. Он иникуда не спешил, предпочитал в тылу жевать табак, размышлять и давать советы Дариану, – и вдруг выяснилось, что на большой войне толковая мысль ценнее удали с отвагой. Советы Ройхара принесли Дариану две значимых победы. Кроме того, тучные стада Ленивого Вола обеспечили орду молоком во время тяжелой осады Сердца Света. Дариан щедро наградил соратника. Ройхар стал баснословно богат.

Иные ганты распорядились трофеями так, как было принято издавна: украсили золотом одежду, завели много коней и коров, купили много молодых наложниц, выковали много острых мечей для своих шаванов. Но Ленивый Вол задумал неслыханную штуку: построить замок посреди Степи. Вдохновившись крепостями Альмеры и Надежды, Ройхар говорил:

– Я возведу такую цитадель, что ни одному врагу не по силам. Даже Дух Червя придет за мной, сломает зубы о стены и уползет восвояси.

Над ним смеялись:

– Вот старый ишак! Зачем самому строить? Куча замков захвачена – бери любой!

Он отвечал:

– Те замки чужие, а я люблю все свое.

Взяв Сердце Света за пример, он принялся за дело.

В те времена орда была очень богата рабами. Высоко ценились кузнецы, сапожники, портные, менестрели и, конечно, девицы. А вот каменщики и зодчие шли за бесценок – в Степи от них не было толку. Ройхар скупил по дешевке столько строителей, что хватило бы на два города. Прорва рабов требовала пищи, но Ленивый Вол за счет трофеев преумножил свои стада. Сотня тысяч коров махала хвостами вдоль Ройданы, и провианта хватало с избытком. Хуже обстояло дело с материалом: Степь очень бедна камнями. Ближайшие каменоломни имелись в Надежде, Ройхару пришлось проложить двести миль дороги, построить паромную переправу. Для перевозки каменных блоков он задействовал сотни телег и тысячи коней. Проще всего было построить замок на берегу Холливела, чтобы подвозить материал кораблями. Но Ленивый Вол слишком любил Ройдану:

– Медленная, зато моя!

Он поставил замок посреди своих пастбищ, на берегу заросшей речушки, а чтобы точно хватило воды, прорыл дополнительный канал от Брокки. Нарек он свое детище Рей-Роем, что значило: «Место ленивых».

– Кто ленив, тот работает мозгами, – гордо заявлял Ройхар.

Замок впечатлял своими размерами. Подобно Сердцу Света, он вмещал в себя целый город. Даже по меркам центральных земель, это было крупное сооружение, а уж для Степи – и вовсе невообразимое. Чтобы сделать Рей-Рой уникальным, ганта велел поставить над вратами статую: легендарного воина с телом человека и головою быка. Его рога поднялись на двести футов над землей, в хрустальных глазах кровью полыхало закатное солнце.

Точнее, должно было полыхать. Стройка затянулась, и Ройхар умер, не дождавшись дня, когда голову быка водрузят на плечи. Перед смертью завещал сыну:

– Ради всех Духов-Странников, закончи этот замок. Дорого и хлопотно он дался, зато – наш…

Сын не видел особого смысла в замке: в нем не спрячешь коров и коней, а именно они – главное богатство. Но завершил строительство из уважения к отцу, а еще – из желания узнать, как будет смотреться бык над воротами. И, надо сказать, успел он очень своевременно.

Грянула Вторая Лошадиная война, а за нею – Третья. После смерти Дариана и Ройхара удача изменила сынам Степи. Имперские войска отбили Надежду и перешли Холливел. Младший Ройхар оказался отсечен от главных сил орды и – деться некуда – заперся в Рей-Рое со своими шаванами. Янмэйский генерал затеял осаду. Жажда – главный союзник осаждающего войска. Имперцы уничтожили канал из Брокки в Рей-Рой и думали, что лишили город источников воды. Но Ройдана – медленная, грязная речушка – так сильно заросла травой, что солдаты Праматерей не заметили ее! Вражеское войско пило из Брокки, а Ройдана давала городу спасительную влагу. Отсюда и пошла та самая традиция.

Месяц за месяцем стоял Рей-Рой, и генерал ничего не мог поделать. Императрица Юлиана слала ему гневные письма, требуя победы, но степной город и не думал сдаваться. Отчаявшись, генерал начал переговоры: пусть Ройхар признает над собой власть Юлианы – и сохранит свой скот и земли. Так и вышло, что сын Ленивого Вола не только с честью вышел из осады, а и получил формальный титул графа Рейс.

…Тут Эрвин не смог сдержать усмешку:

– Ганта, неужели генерал был настолько туп? Хоть с камышами, хоть без них Ройдану можно заметить! Вырыл бы канал, увел речушку от Рей-Роя – и конец вашему сопротивлению. Тут дело совсем в другом. Юлиана хотела не поработить, а сплотить все земли Полариса. Ей требовался разумный и спокойный ганта, которого можно сделать графом – то бишь, своим наместником в Степи. Ройхар подошел на эту роль.

Гроза свирепо крутанул ус:

– Кто из нас шаван – ты или я? Не умничай, а слушай дальше!

…Пятью годами позже произошел один случай. Огромные стада младшего Ройхара паслись, разумеется, не в замке, а около. Другие шаваны обеднели в результате поражений, многие стали завистливо смотреть на графские стада. Безлунной ночью ганта Юмилай прискакал к Рей-Рою с парой сотен шаванов, подъехал к запертым воротам замка – и снаружи заколотил их досками. Пока люди Ройхара пытались выбраться, Юмилай угнал две тысячи коров. Граф проклял все на свете:

– Сожри меня Червь, если еще хоть раз запру эти гнойные ворота!

Клятве Ройхара остались верны и его потомки. Никто не увидел повода запирать ворота, поскольку внутренности замка не интересовали никаких захватчиков. Главная ценность – стада и табуны – всегда оставалась снаружи. Так и вышло, что ворота Рей-Роя стоят открытыми уже полтора столетия.

– Остроумно, – признал Эрвин. – Владеть крупнейшим замком на Западе – и никогда его не запирать. Как заблуждаются те, кто говорят, что у шаванов нет чувства юмора!

– Когда-то шаваны взяли в плен твою бабку. Хочешь узнать, как с нею шутили? Ох, была умора!..

Но тут ганта осекся и повел носом по ветру. Шумно вдохнул, нахмурил брови:

– Большое войско прошло…

Эрвин огляделся. За время беседы они проделали несколько миль вдоль берега Ройданы. Не сказать, что изменилось что-либо. Все та же Степь вокруг – скучная и плоская на вкус уроженца гор. Все та же трава колышется на ветру, вгоняя в дремоту, все та же черная вода блестит меж камышей. И прежнее тревожное безлюдие – ни души, куда ни глянь.

– Какое еще войско, ганта?

– Орда Морана, должно быть.

– Как узнали?

– По запаху.

Эрвин не заметил перемены: как смердели повсюду коровьи лепешки, так и смердят. Но ганта Гроза, похоже, мог распознать тончайшие оттенки аромата, и Эрвин не стал оспаривать его мастерство.

– Орда ушла из Рей-Роя? Куда?

– Похоже, на север, – ответил ганта, пошевелив ноздрями. – Да вон твои разведчики, они расскажут.

И верно: Хайдер Лид с парой бойцов четвертой роты подъехал для доклада.

– Милорд, впереди множество следов. Кони, волы, коровы, колеса телег, даже пешие люди. Большой отряд прошел вчера со стороны Рей-Роя на север, к Юлианину мосту.

Неприятный холодок зашевелился в животе: на север – это ведь навстречу батальонам Лиллидея.

– Насколько большой?

– Не меньше пятнадцати тысяч всадников, еще скот и колесный обоз.

– Моран послал войско против Лиллидея?

– Весьма похоже на то, милорд. Этим и объясняется запустение: все ушли за ордой в надежде на поживу.

– Ради Агаты, мы идем на запад, – ехидно выронил ганта Гроза.

– Я должен предупредить отца, – сказал Джемис. – Милорд, отпустите меня на север.

– Не сможешь, – буркнул ганта. – Не обойдешь орду. Тебя поймают и скормят шакалам.

Джемис набычился, выпятив челюсть:

– Я должен.

Эрвин бросил:

– Отставить! Сперва разберемся. Капитан Лид, удалось ли добыть языков?

На протяжении всего пути разведчики Лидских Волков пытались захватить пленных. Это оказалось нелегкой задачей. Изредка навстречу попадались всадники – но, издали заметив северян, бросались наутек. Пару раз были взяты пастухи с небольшими стадами, но принесли мало пользы. Все знающие шаваны ушли – видимо, вслед за войском, поглядеть, как волков положат в пыль. А те, кто остался, ничего толком не знали.

Однако на сей раз Хайдеру Лиду улыбнулась удача:

– Милорд, захвачены двое, сейчас их приведут.

Вскоре языки встали перед герцогом, и тот приуныл от их вида. Дед и баба – старик со старухой, иначе не скажешь. Обветреные, морщинистые, смуглые – не лица, а дубовая кора. И дремучие настолько, что даже не знали общей речи. Обнажая желтые старческие зубы, они пыхтели и каркали на степном диалекте, а разведчик из Лидских Волков переводил:

– У них телега, милорд. Ехали за войском, везли кумыс на продажу. Сломалось колесо, отстали на день. Тут мы их взяли.

– Что они знают об орде? Куда она пошла?

Две морщинистых ладони вместе указали на север.

– Говорят, к большому мосту, милорд. По большому мосту пришли волки, орда идет на бой, а где бой – там добыча.

– Сколько тысяч воинов?

Старуха помотала головой, старик раскинул руки – вооот как много.

– В Рей-Рое остались войска?

Старик качнул ладонью – мол, так себе, чуть-чуть. Но в сравнении с целой ордой, даже тысяча всадников – маленький отряд.

– Степной Огонь повел орду?

В этом Эрвин почти не сомневался, потому высоко поднял брови, услышав ответ:

– Степной Огонь остался в Рей-Рое.

– Можно ли им верить?

Хайдер Лид показал пленникам нож. Они только пуще закивали, указывая жестами то на юг, то на север.

– Милорд, они клянутся: Моран остался здесь, у Пламенного Быка, а орда пошла вон туда, к мосту.

– Кто ведет орду?

Старик ответил очень кратко. Старуха повторила, как эхо. Разведчик разинул рот:

– Милорд, они говорят… вождь-червяк!

Гроза вмешался:

– Осел ты, переводчик. Не вождь-червяк, а Гной-ганта! Ориджин, ты знаешь, кто это?

Эрвин передернул плечами.

– Бог смерти и тлена. Как его имя – Пауль? Натаниэль?

Пленники только повторили:

– Гной-ганта.

– Как он выглядит?

Теперь они говорили долго, разведчик едва поспевал с переводом:

– Они говорят, не видели его сами, только слышали рассказы. Они говорят, Гной-ганта страшный и пахучий… с мухами… с женщинами…

– Молчи, не позорься, – буркнул Гроза и сам стал переводить: – Гной-ганта черен и страшен, как сумрак. Его окружают тысячи мух, а зловоние повергает в ужас врагов. За ним следуют два неживых воина и две обнаженных девы, всегда готовых лечь под него. Кто поднимет руку на Гной-ганту, тот не умрет, а будет проклят на все века.

– Персты Вильгельма? – Спросил Эрвин. – Гной-ганта стреляет Перстами? Сжигает врагов?

Гроза повторил за стариком:

– Он милостив и никого не убивает, но насылает такое проклятие, что многие лучше выбрали бы смерть.

– Какое именно?

Сверкая глазами, пленник прорычал одно слово.

– Страшное, – сказал Гроза. – Старый осел не знает.

Эрвин сравнил мысленные картины. Пауль ли это? Две обнаженных девы, два неживых воины – читай, пара шлюх и пара калек. У Пауля после гробницы осталось двадцать боеспособных солдат и ни одной шлюхи. Окружен мухами и смердит – как Аланис, когда у нее гноилась рана. Но раны Пауля не гноятся, а сами собой заживают. Милостив – не убивает, а проклинает. Вот уж точно не похоже! «Милостивый» Пауль оставляет за собой лишь обугленные кости.

От сердца отлегло: Пауль еще не добрался сюда.

– Но кто же этот Гной-ганта?

– Они не знают.

– Орду в пятнадцать тысяч воинов должны вести несколько вождей. Кого из полководцев они могут назвать?

Старики охотно дали ответ, Гроза перевел:

– Ганта Корт. Юхан Рейс.

– Что это за люди, Гроза?

– Корт – хитрец, лукавый лис, вроде как ваш Генри Фарвей. А Юхан – сын Дамира Рейса и потомок Ройхара, Ленивого Вола. Славный юноша.

– Горячий и дерзкий?

– Нет, сдержанный, уважает старших.

– Как думаете, Гроза, что за Гной-ганта?

– Вранье, – буркнул степняк, – ослиный рев. Кто-то из гант решил потеснить Морана, вот и пустил о себе слух: я посланник смерти, служите мне… По всем замашкам похож на ганту Ондея – тот любит лапать девок и сыпать проклятьями. И пасть у него смердит, как у шакала.

– То бишь, он захватил власть?

– Или добился, чтобы Моран назвал его своим кнутом.

– Почему Моран остался в Рей-Рое?

Гроза повторил вопрос пленникам и получил ответ:

– Он хранит город, как непобедимый страж.

Подумав, пленники добавили:

– С ним еще чужинская дева.

– Ребекка Литленд?

– Они не знают. Дева прискакала несколько дней назад – это все.

Эрвин вздохнул с облегчением:

– Отпустите этих добрых людей, капитан. Все сходится: леди Ребекка приехала к Морану, и он остался с ней в Рей-Рое. Орду послал с другим полководцем, поскольку сам хотел не сражений, а кое-чего повкусней.

– Раз он послал орду против нас, то Бекка его не уговорила, – мрачно заметил Джемис. – Он просто взял ее в плен и имеет, как рабыню. А этот Гной-ганта, или как его, готовится вырезать кайров моего отца.

– Да, похоже на то, – согласился Эрвин. – Но ситуация не безвыходна. Ребекка предложила Морану только себя – этого оказалось мало. Мы добавим золото Шейланда и город Уэймар, предложение станет намного убедительней.

– Я должен предупредить отца, – отчеканил Джемис.

Гроза хлопнул себя по лбу:

– Змея тебе под хвост! Говорю же: ты сдохнешь! Вокруг орды разъезды на много миль. Никак ты ее не обойдешь!

– Ганта прав, – кивнул герцог. – Мы не можем предупредить графа Лиллидея. Но если его разведка не спит, граф рано узнает о подходе орды и отступит в Славный Дозор. А тем временем мы убедим Морана отозвать войска.

Скрепя сердце, Джемис согласился.

– Но заклинаю, милорд: едемте быстрее.

Солнце уже клонилось к закату, превращая тени всадников в длинные мазки сажи. До Рей-Роя оставалось три мили. Лишь небольшой холм, торчащий на пути, мешал увидеть знаменитого Пламенного Быка.

– По коням, – велел Эрвин. – Поднять желтые флаги. Рысью вперед!

* * *

С маковки холма открылось дивное зрелище. Солнце легло на горизонт, и Степь утонула во мраке, превратившись в бесконечное черное море. Рей-Рой стоял среди этого моря, будто гранитный остров, окруженный фиордами стен. Верхушки башен еще тлели в последних солнечных лучах. Но стены доставали только до колен, а башни – до пояса исполинской скульптуры. Каменный воин восставал над морем мрака. Его рога пламенели, вонзаясь в небо; холмами бугрились плечи; сверкали лезвия боевой секиры – каждое размером с парус. Глаза наливались кровью, глядя за Холливел – на утраченную шаванами Надежду.

– Солнце светит ему в затылок, – удивился Эрвин, – отчего же горят глаза? Наверное, на затылке есть окна, а внутри головы – система линз. Весьма изобретательно…

Джемис дал иную оценку:

– Здоровенный баран.

А ганта Гроза спешился и поклонился быку, ударив лбом о землю.

Эрвин подумал: с головы этой скульптуры видно все на десять миль – кроме лоскута земли прямо за холмом. Третья рота еще не успела подняться на возвышенность, и герцог передал Шраму приказ:

– Третья рота, остаться в резерве за холмом. Зарядить арбалеты. В случае необходимости, прикрыть наш отход.

Затем он предложил:

– Отец Давид, не желаете подождать меня здесь?

Священник долго колебался и, наконец, сказал:

– Если это не вызовет гнева милорда, я подожду. Пусть боги пошлют вам огромную удачу!

Затем добавил:

– Пожалуйста, в переговорах с Мораном учтите нашу просьбу: Пауль должен быть взят живьем.

И Давид остался за холмом вместе с воинами Шрама, а Гордон Сью, Айсвинд и Лид двинулись вперед, ведомые Эрвином Софией.

Чем ближе становился Рей-Рой, тем спокойней было на душе. Запустение царило и здесь: редкие малые стада, поодинокие пастушьи палатки, лысые пятна от покинутых стоянок, зола давно погасших костров. Прежде тут стояло огромное войско, его окружали многотоысячные стада и табуны, но теперь орда ушла, а кто остался – скрылся за стенами Рей-Роя. Весь опыт Эрвина говорил: противник слаб. В замке прячется тот, кому не хватает сил для сражения в поле. А слабый Моран будет особенно сговорчив.

– Ты не забыл об орде? – Шептала Тревога, примостившись в седле позади Эрвина. – Батальоны Лиллидея могут окружить и перебить. Тебе плевать на них, да?

Эрвин молчал, альтесса не унималась:

– О, милый, я понимаю, как сладко звучат слова: «Это не моя проблема»! Лиллидей посмел думать, будто он умней тебя. Пускай шаваны всыплют ему перцу!

– Шаваны не догонят его. С ними коровы, волы, телеги. Лиллидей заметит их в дне пути от себя и просто вернется к Холливелу.

– Кстати, милый… – альтесса задумчиво пососала пальчик, – а ты не знаешь, зачем им коровы?

– Для пищи… и для услады слуха мелодичным «муууу».

– Лиллидей в трех днях пути. Это ведь очень близко по степным меркам. Зачем шаваны ведут с собой стада?

– Встретим Морана – спросим…

Сумрак стал таким густым, что десятникам пришлось зажечь факела. Но глаза быка по-прежнему наливались кровью, и Эрвин подумал: надоел уже, спи!

Колонною светлячков северяне выехали на главную дорогу и помчали прямиком к воротам. Как бы ни было темно, Эрвин видел главное: у стен нет никаких вражеских войск. Внезапная атака невозможна, а значит, точно удастся поговорить.

Когда до врат осталось ярдов триста, он заметил дозорного. Одинокий всадник стоял сбоку от главной дороги, и Эрвин отдал приказ:

– Позвать его сюда.

Четверка двинулась к одинокому дозорному. А ганта Гроза сказал с тревожным напряжением в голосе:

– Ворота заперты.

– И что? Они еще не разглядели наши желтые флаги, вот и заперлись.

– Ты не понял меня. Эти врата не закрывались полтора века.

Эрвин даже не стал спорить. Замок закрылся в виду врага – что может быть естественней?

– Ганта, ваш черед. Езжайте первым, скажите, что мы пришли с миром.

Гроза хлестнул коня, вырываясь вперед.

И тогда сбоку раздалось:

– Милоааард!

Эрвин вздрогнул всем телом. Животный страх – вот что было в крике. Отчаянный, дикий ужас. Многие кайры погибли на его глазах – и ни один не кричал вот так.

Леденяя, Эрвин повернул коня. Услыхав такой крик, нельзя остаться в стороне. Можно лишь бежать – или прочь, или навстречу.

– Милоаард! – Орал воин, совсем забывшись от испуга. – Милооорд!

Эрвин мчал туда, рядом Квентин и Обри, и Джемис со Стрельцом.

Орущий кайр стоял лицом к лицу с тем шаванским дозорным. Факел выпал из руки икса, но продолжал гореть на земле. Было видно: дозорный не делает ничего плохого, просто сидит верхом. Но почему-то иксы обомлели от страха, уронив факела, и один все вопит:

– Милооорд!

Джемис с налету хлестнул крикуна кнутом. Вопль затих. Обри поднял свой факел, освещая того шавана. Эрвин осадил коня и взглянул.

Медленно, в несколько вдохов он осознал, на что смотрит. Волосы поднялись дыбом, в груди заледенело, земля зашаталась под ногами.

Всадник не был шаваном. Эрвин видел перед собою Ребекку Литленд. Не живую. Лицо имело цвет высушенной мумии, стеклянные глаза пялились в пустоту. Однако и мертвой она не была. Кожа Ребекки поменяла цвет, но сохранила идеальную гладкость. Рука была занесена, словно для удара, рот приоткрыт в неслышимом крике. Больше того: труп – или не труп – привстал в стременах.

– Проклятые гады, – прорычал Квентин. – Сделали куклу из тела!

Ах, если бы он был прав… Святые боги… Квентин еще не заметил самого худшего. Мертвая – не мертвая – Бекка висела над конем. Она не просто поднялась в стременах, а прыгнула с коня – и замерла в футе над седлом. Никаких веревок, креплений, опор. Труп совершил прыжок и застыл в полете.

Дрожа, как от озноба, Эрвин опустил взгляд. Смотреть в глаза Ребекке стало невозможно. Мучительно казалось, что она – еще там, внутри этого…

Он отвел глаза и увидел коня Ребекки. Животное находилось в том же состоянии. Застывший выцветший не живой не труп.

А рядом…

Идова тьма!

Моран таки остался в Рей-Рое. Вот он, рукой подать. Эрвин так долго не замечал его потому, что Моран лежал. Верней, падал на спину. Его пятки касались грунта, а спина создавала острый угол с землею. Так, будто Морана толкнули, и он стал падать назад, и в футе от земли застыл, превратившись в… это. Как Ребекка. Как лошадь.

Внезапно Обри схватил Эрвина за руку и сдернул с коня. Лишь тогда он услышал крик:

– Тревога! Персты! К бойууу!..

Эрвин упал наземь, а в следующий миг что-то хлестнуло Дождя поперек спины – и разломило надвое. Кровь брызнула из порванного брюха, конь дико заржал, молотя копытами, плюясь багровой пеной.

– Прикрыть милорда! – Крикнул Квентин, поднимая щит.

Щит отрубило вместе с рукой. Вторая плеть попала в шею, и голова Квентина упала за спину, болтаясь на обрывках сухожилий.

Подле Эрвина оказался Стрелец. Пес пополз к ногам немертвого коня, Эрвин последовал за ним. Слепым чутьем оба ощущали: только там спасение. Плеть стегала над их головами. Кто-то хрипел, брызжа кровью. Чья-то плоть рвалась на куски.

– Джемис, Обри, сюда, под коня!

Джемис куда-то пропал, не видать. Вот Обри: размахнулся, далеко зашвырнул свой факел. Должно стать темно, стрелок не сможет целиться. Но слабый свет лился еще откуда-то, и плеть свистнула вновь. Наземь упал мертвец, у Эрвина взорвалось внутри: Джемис!.. Нет, другой, почти незнакомый.

Как они целятся? Откуда свет?.. Проклятый факел, да вот же он, на земле!..

Эрвин перекатился на спину, выхватил меч. Дотянулся, подцепил факел, уронил… Хлестнула плеть, сколов кончик клинка. Рядом, почти на Глас Зимы грохнулся труп. Нет, еще живой кайр – тот, что орал: «Милооорд!» Он поднялся на локти и колено, куда-то пополз. Одна нога волочилась, как кусок колбасы-кровянки… Эрвин толкнул в плечо Гласом Зимы, опрокинув на факел.

Темнота. Святая, блаженная. Вдвойне темная от того, что над головой – этот конь с этой всадницей.

Свист плести прекратился, и Эрвин рискнул поднять голову.

Ворота замка Рей-Рой были широко открыты. Предваряемая вспышками Перстов, оттуда вырывалась вражеская конница.