Текст книги "Люди и боги (СИ)"

Автор книги: Роман Суржиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 56 страниц)

– Я столько узнала от вас! Спасибо за прекрасную беседу!

Нет, леди София была далека от того, чтобы усомниться в себе. Она вызвала у Мирей живую симпатию, показала свои познания, причем в такой необычной для Севера сфере, как театр. Никто не оспаривает таланта Ориджинов к войне и политике, но искусство – их слабость. Леди София поступила хорошо, защитив репутацию семьи именно в этой области. Однако в следующий раз все-таки нужно посвятить беседу Фольте. Благо, Мирей настолько увлечеклась общением, что можно приглашать ее хоть каждый день.

По просьбе герцогини на мачту «Морской стрелы» снова взлетели флажки…

Грузные, как рыцари в броне, «Страж» и «Белый волк» ползли на восток – в те воды, где, якобы, рыскает мифический гуркен. «Морская стрела» спустила половину парусов, чтобы приладиться к неспешному ходу тяжеловесов. Каждый вечер леди Мирей навещала леди Софию, и общение их становилось все теплее.

Дочь королевы не пыталась темнить. Она говорила о себе, своих чувствах, мнениях, взглядах, делилась воспоминаниями и печалями. Но за шаг до действительно ценных открытий она всегда умудрялась отдать слово Софии.

Изящество состояло в том, что Мирей не задавала вопросов – она просто говорила нечто такое, что София не могла удержаться от ответа. Либо поднимала темы, которые нельзя слушать молча. Например, зашла речь о детях. София вела к вопросу о том, как мать может рассориться с дочкой. А Мирей сказала невзначай:

– С дочерью проще… Я всегда боялась иметь сына. Вдруг он окажется белой вороной!

И София не могла не сказать:

– Эрвин – белая ворона, но он – моя гордость.

Если бы Мирей спросила: «А разве не Рихард был истинной гордостью Ориджинов?» – то София распознала бы провокацию и не дала себя сбить. Но Мирей, напротив, кивнула с пониманием:

– Ваша правда, миледи. Я слышала, Эрвин – великий полководец.

И вот тут София должна была ответить. Сама душа ее вскричала:

– Святые боги, да каждый второй Ориджин – великий полководец! Какая тут гордость?.. Эрвин – другой, поймите! Он тонок и чуток, он умеет слушать. У него есть сердце!

– Наверное, именно чуткость делает его хорошим политиком. Улавливая настроения лордов, Эрвин умеет найти нужные слова…

– Да нет же! Я вовсе не о том! Хороший политик, полководец – это совсем неважно. Эрвин – хороший человек! Вот, слушайте…

София вспоминала один пример из жизни, за него цеплялся другой. Цепь уходила далеко в прошлое. София бросала ведро в колодец воспоминаний и черпала светлую тревогу, опасливую радость. Эрвин был болезненным, слабым ребенком. Она никогда не прекращала бояться за него: любая хворь могла забрать малыша. А если не хворь, то наставники, отец, старший брат. Первая Зима не щадила слабых. Любой день мог стать для Эрвина последним. Сын был хрупок, словно свеча на ветру… но он был именно свечей – не камнем или клинком, как остальные.

В те годы София уже обучилась звать себя герцогиней Ориджин, носить лед на лице, широко расправлять грудь с нашитым нетопырем. Но еще слишком хорошо помнила себя ребенком – дочерью светлой, прекрасной Альмеры. И Эрвин был ее сыном – ее кровью, ее душой. Огонек, тлеющий в нем, – это ее, Софии, творение!

А позже оказалось: Иона тоже такова. Куда там великим полководцам и легендарным героям… Тьма сожри, да любая леди Ориджин родила хоть кого-нибудь легендарного. А София смогла произвести на свет двух северян с душою! Два к одному – она обыграла Север!

…И как было не выразить всего этого?!

За неделю переговоров Мирей стала для Софии самым близким человеком, после мужа и детей. Но София пока не узнала ничего истинно ценного. Ни одного из ответов, за которыми послал ее Эрвин.

* * *

Шторм не был особенно силен. Легкой и прочной «Морской стреле» вовсе не грозила опасность. Однако спустить шлюпку не представлялось возможным, и леди Мирей осталась ночевать в гостях.

Утром она проснулась раньше Софии и вышла на палубу. Укуталась в плащ, раскурила трубку. Ветер играл с ее волосами, оглаживал стройную фигуру, подбрасывал полы плаща. Мирей не была красавицей, да и юной девой никак ее не назовешь. Но некая сила – романтика тайны, возможно, – заставила матросов утренней вахты переместиться к ней поближе. Мирей не раз уже беседовала с тем или другим моряком. Экипаж симпатизировал ей – хотя бы потому, что она родилась в Поларисе. Потому они здорово удивились, когда Мирей поджала губы и выплюнула слово:

– Погань.

Ларри счел нужным уточнить:

– Миледи, это вы нам?

– Я не ожидала быть услышанной… Но коль вы слышали – значит, вам.

Они озадачились.

– Позвольте, миледи, с чего это вы так? Мы-то к вам со всей душой. О фольтийцах болтаем всякое – но вы-то не фольтийка! Чем мы вас обидели?

– О, что вы! Простите, если приняли на свой счет. Погань – за бортом. Я заметила кое-что, вот и сказала.

Недоразумение рассеялось, наладилась беседа. Спросили: как спалось? Она в ответ: спалось хорошо, а вам-то как? Несладко пришлось в бурю? Матросы: да разве это шторм! Не волны, а колыбель!

Но тут Потомок спросил, внимательно глядя за борт:

– Миледи, а погань-то где? Я ничего не вижу.

– Под нами, – ответила Мирей, – и всюду вокруг. В этих водах живет черный поганец.

Тогда присмотрелись все до единого. Ни черноты, ни поганцев. Обычное море – синяя вода, искристые волны.

– Ага, – сообразил Потомок, – черный поганец – это такой фольтийский дух? Как у шаванов – Странники. Его никто не самом деле не видит, просто верят, что он здесь.

– Увидеть его сложно, – признала Мирей, – но это не дух. Черный поганец – весьма опасный хищник. Да спасут вас боги, если упадете за борт.

– Рыбье брюхо, – буркнул Ларри, – это, значит, еще одно чудовище. Ясно, миледи.

И ушел продолжать свое дело. Другие матросы тоже быстро потеряли интерес, один Потомок остался возле Мирей. Может быть, причиной было колено принцессы, которое то и дело обнажалось стараниями ветра. А может, дело в том, что и сам Потомок – не дурак посочинять небылицы. Так или иначе, он сказал:

– Миледи, у меня к вам есть предложение. Поведайте мне про поганца и других чудовищ, а я вам расскажу, что стало с родом Мириам.

Дочь королевы выпустила колечко дыма, и ветер тут же порвал его в клочья.

– Я не знаток морских чудовищ, но поделюсь с вами тем, что знаю.

Спустя недолгое время боцман Бивень отогнал Потомка от Мирей и занял делом. А вскоре проснулась леди София и пригласила гостью на завтрак. Матросы весь день шутили над Потомком: что, брат, рассказал ей о своей Праматери? И как миледи, заинтересовалась? Сделаешь ей высокородного сыночка?

Пристыженный Потомок избегал разговоров, а вечером улизнул из кубрика. Увлекшись игрою в кости, о нем забыли. Никто не видел, как чернокожий моряк вынес на палубу пойманную в трюме крысу. Поднял за хвост, сказал: «Извини, подруга. Как говорится, тирья тон тирья…» – и бросил ее за борт.

Пару минут не происходило ничего особенного: крыса просто плыла, понемногу отставая от шхуны. А затем… Луна светила ярко, Потомок видел все без ошибки. На поверхности воды вокруг зверька сгустилось черное, вязкое, смоляное пятно. Наползло на крысу – и растворило, будто кислота. Лишь горстка белых косточек ушла под воду.

Стрела-5 / Меч-6

14–18 июня 1775 г. от Сошествия

Герцогство Альмера, окрестности Флисса

О том, что произошло в лесах Альмеры, у стен древнего монастыря Марека и Симеона, несомненно стоит рассказать. Даже в нынешнее время, богатое благородными людьми и достойными поступками, подобные события – редкость.

Третий день пылал лесной пожар, возникший в ходе сражения на старой флисской дороге. Северяне применили огонь лишь затем, чтобы посеять панику в рядах вражеской пехоты. Они не ставили целью погубить весь Бобровый лес и уничтожить десятки деревень, рассеянных в чаще. Северяне полагали, что огонь упрется в ручей перед их позициями и со временем погаснет. Однако ручей оказался слабой защитой от пламени. Ветер швырял через него листья, искры, горящие ветки. Тут и там занимались новые очаги пожара, которые следовало немедленно гасить. Одержав победу, агатовское войско просто не смогло уйти от ручья: отбив нападение альмерцев, оно отражало теперь атаку стихии.

Ближе к полудню следующего после битвы дня ветер сменился. Дымная Даль словно вдохнула ночью – и теперь выдохнула поток мощного северного ветра. Он оттеснил пожар от ручья, кайры получили возможность уйти. Однако бессонная ночь и сражение с огнем утомили бойцов. Маршировать с полной скоростью было невозможно. Проделав неспешным ходом около десяти миль, войско встало на лысом холме между двух деревень. Решено было отдохнуть как следует и на рассвете со свежими силами выступить в направлении Флисса.

Деревенские жители пришли в ужас от приближения кайров. Женщины и дети попрятались в лесу, самые отчаянные из мужиков вооружились топорами в надежде отстоять свои пожитки. Конечно, отборные иксы герцога Ориджина и не подумали грабить этих бедолаг. Кайры лишь потребовали воды и овса для коней, за который уплатили надлежащим образом. К тому же, в составе агатовского батальона оказались и альмерские рыцари, что сильно расположило мужиков к этому воинству. Ночью, когда беда постучалась в ворота, деревенские жители рискнули обратиться за помощью к солдатам:

– Славные рыцари, во имя Праматерей и Праотцов, защитите! Лес горит!

Дозорные северян уже и сами видели: проклятущий пожар вновь разгорелся из угольев, а ветер вновь сменился – и гонит волну огня прямиком сюда, к деревням и воинскому лагерю. Офицеры собрались на совет, чтобы принять непростое решение. Можно поспешно сняться и выступить на Флисс – но тогда огонь последует за армией по пятам, изматывая и подвергая постоянному риску, а деревни будут сожжены. Можно задержаться и попробовать погасить пожар – но на это уйдут по меньшей мере сутки. Армия прибудет во Флисс позже рассчетного срока. Большинство офицеров северян высказалось за первый вариант, но командир вымпельной роты Гордон Сью и полковник Дольф Эрроубэк, и святая мать Корделия настаивали на втором. Особенно веско прозвучало слово Эрроубэка: «Это наш, альмерский лес. Мы помогаем вам не затем, чтобы вы жгли наши земли. Решите уйти – уйдете без нас!» Батальон остался и вместе с жителями деревень вступил в борьбу с огнем.

А в семи всего лишь милях от того места находилась обитель Марека и Симеона. Пожар подступил и к ней. Древний монастырь с богатейшим собором, дивными фресками и иконами оказался под угрозой гибели. Подобно сельским мужикам, монахи тоже стали искать помощи. Они знали, что неподалеку, на дороге Алеридан – Флисс, занимает укрепленную позицию батальон Боевого братства Вильгельма. Слуги Марека и Симеона обратились за помощью к собратьям по вере. Так и получилось, что батальон герцога Ориджина и батальон приарха Альмера тушили один и тот же пожар. Их разделял зазор меньше чем в одну милю. В этом зазоре огонь, не сдерживаемый никем, успешно набирал силу. Оба командира одновременно послали туда отряды – и воины приарха столкнулись нос к носу с кайрами.

Каждый воин схватился за оружие, изотовившись к атаке. Исход битвы нельзя было предугадать: рядом бушевал огонь, случайный порыв ветра мог погубить как северян, так и альмерцев. Но, видимо, сами Праматери вмешались в события. Офицерам отрядов хватило мудрости, чтобы не начать бой, а устроить переговоры. Вильгельминцы позвали своего командира батальона, кайры – капитана Гордона Сью и святую мать Корделию. Противники дали друг другу слово чести: они выдержат перемирие до момента, когда пожар будет потушен, и еще четыре часа после. В течение суток кайры и монахи Вильгельма вместе боролись с огнем. Северяне рубили деревья и тушили пламя, монахи носили воду, копали рвы. Если бы одна из сторон решила нарушить слово и внезапно атаковать – вторая была бы уничтожена. Но и те, и другие остались верны обещанию.

С переменой ветра огонь отступил, но теперь все знали о коварстве пожара. Солдаты продолжили трудиться: вырубили полосу деревьев, создали широкую просеку, вдоль которой прокопали ров. Такую преграду пожар уже не смог бы преодолеть. Лишь тогда командиры частей отсалютовали друг другу и объявили отбой. Северяне отошли в сторону Флисса, монахи – на свою исходную позицию. А жители деревень в Бобровом лесу с тех пор не уставали рассказывать, как два батальона лютых врагов объединились, чтобы вместе спасти их от пожара. Особую радость у рассказчиков и слушателей вызывал тот факт, что ни лично приарх, ни лично герцог Ориджин не участвовали в событиях. Даже имя святой матери Корделии постепенно стерлось из легенды. Этот случай вошел в историю, как пример благородства, проявленного не великими лордами, а простыми солдатами и офицерами.

Как это часто бывает, человек, поступивший достойно, не раз и не два пожалел о своем поступке. В данном случае речь о капитане Гордоне Сью Роуз. Что бы ни говорили мать Корделия и полковник Дольф, Гордон Сью мог приказать – и иксы ушли бы к Флиссу, наплевав на пожар. Но капитан пожалел жителей деревень, да и сам Бобровый лес – роскошный, светлый, богатый зверьем. Теперь войско на день отставало от срока.

– Вы нарушили план герцога, – сказал Гордону Сью барон Айсвинд. Барон был агатовцем и имел в жилах достаточно льда, чтобы произносить такие фразы подходящим тоном.

– Милорд на моем месте поступил бы так же.

– Он может позволить себе отступать от плана. Вы – нет.

– Пусть и на день позже, но мы возьмем Флисс!

– А что, если днем позже Флисс не будет нужен герцогу?

Гордон Сью огрызнулся:

– Барон, в данный момент я – ваш командир. Ваше дело – исполнять мои приказы.

– В данный момент – так точно.

Курт Айсвинд оставил его в покое, но лишь ненадолго. Другие офицеры всем видом показывали неодобрение Гордону Сью. Барон выразил общее мнение:

– Двадцать восемь кайров отдали жизни, чтобы воплотить герцогский план. Я надеюсь, капитан, что ваши старания не сделали их жертвы напрасными.

– Они уже не напрасны! Мы обратили в бегство два альмерских полка.

– А вы убеждены, что цель милорда состоит именно в этом? Мне думается, его главная задача – одолеть Кукловода.

– Кукловод уже обречен! У него нет войска, нет союзников, и… Тьма сожри, какого черта я оправдываюсь? Отставить вопросы, барон. Вернуться в строй.

– Слушаюсь, капитан.

Гордон Сью двигался во главе войска, окруженный морозным молчанием сослуживцев. Ни у кого из северных офицеров он не находил поддержки. Даже полковник Дольф Эрроубэк не сказал капитану ни слова благодарности – ибо верил, что это он, полковник Дольф, решил тушить пожар, а капитан Гордон Сью лишь исполнил его волю. Одна мать Корделия сказала капитану несколько добрых слов, не слишком утешительных в данной ситуации.

Семнадцатого июня батальон подошел к Флиссу. Полевые разведчики принесли новость, которая вогнала еще один нож в репутацию Гордона Сью. Город заперт и полностью готов к обороне, на стенах достаточно воинов – не только ополченцев, а и рыцарей. Флисс имеет предместья, не окруженные стеной, потому разведчикам не составило труда пообщаться с людьми и узнать, что произошло.

В ночном бою рыцари генерала Векслера выполнили маневр охвата и зашли в тыл северянам. Когда генерал погиб, а пехота разбежалась в панике, рыцари тоже предпочли отступить. Но не на юг, откуда пришли, а на север – в направлении Дымной Дали. Пока северяне боролись с огнем, около трех сотен рыцарей Векслера доехали до Флисса. Они не сомневались, что войско герцога идет именно сюда, потому собрали всех городских старейшин и велели как можно скорее организовать оборону, а сами возглавили отряды защитников. Теперь город охраняли полторы тысячи ополчения, две сотни наемных стрелков и триста белых рыцарей.

– Какие будут приказы, капитан? – осведомился барон Айсвинд.

– Разработаем план штурма.

– Так точно, – ответил барон тем же тоном, каким мог сказать: «ну-ну». – Галлард знает, что мы здесь. Наверняка уже выслал подмогу из Эвергарда. День-два – и нас окружат.

– Отставить ерничанье! Хочу слышать только предложения по штурму города.

После нескольких мрачных шуток офицеры приступили к совещанию. Подумать было о чем: положение вырисовывалось аховое.

Галлард Альмера приведет из Эвергарда второй алериданский полк, прихватив по дороге батальон вильгельминцев, гасивших пожар. Таких сил хватит, чтобы прижать северян к городским стенам и уничтожить. Значит, необходимо как можно скорее захватить Флисс, сесть в корабли и уплыть. Но как? Батальон не имеет осадных орудий, лестниц, таранов. Времени на изготовление всего этого тоже нет. Лобовой штурм обернется разгромом. Осада – безнадежное дело. Что же предпринять?

Айсвинд предложил повторить выходку герцога в Дойле: собрать пленников из предместий и убивать, пока город не откроет ворота. Гроза поддержал идею, но с уточнением: убить только сотню, а остальных продать в Шиммери. Мать Корделия высказалась резко против.

Шрам вспомнил своих предков, а предки его были пиратами:

– Захватим судно, господа, и на корабле войдем в бухту под видом торговцев!

Но городские старейшины предусмотрительно согнали весь флот в хорошо охраняемую бухту. Никаких надежд проникнуть туда незаметно.

Капитан Лид предложил заслать в город лазутчиков, которые откроют ворота изнутри. Как следует изучить стены, и найдется какой-нибудь путь: канализация, подкоп, старая брешь. Офицеры одобрили идею, но отметили, что шансы малы. Белые рыцари, командующие обороной, уже знают, на что способны лидские диверсанты. Каждая лазейка наверняка учтена и поставлена под наблюдение.

Полковник Дольф долго молча слушал северян, а затем полюбопытствовал:

– Господа, в чем, собственно, затруднение? Давеча в лесу Праматери лично помогли нам победить. Давайте обратимся к ним и теперь!

Гордон Сью применил всю свою выдержку, чтобы не дать оценки уму Дольфа.

– Полковник, на сей раз Праматерям недосуг.

А мать Корделия возразила:

– Отчего же. Я побеседую с Праматерями.

Осадная башня смотрелась угловато и хлипко. Были это простые строительные леса, поставленные на телегу. Но стены Флисса не больно высоки, и женщина в сутане наверху лесов смотрела прямо в лица защитников города.

– Жители славного Флисса! Я – мать Корделия, аббатисса ордена Ульяны Печальной, говорю от имени капитула верховных матерей. Да будет вам известно…

Корделии стоило огромных трудов преодолеть привычку и говорить громко. Перед каждым словом она делала паузу, набираясь сил. От этого речь звучала неспешно и торжественно.

– …что Галлард Альмера подозревается в ереси, краже из храма, сговоре с Темным Идо. Вселенский собор вызвал его на суд святой церкви. Воины герцога Ориджина пришли в Альмеру, чтобы арестовать еретика.

– Галлард не здесь! – крикнул кто-то из ополченцев.

– Это нам известно. Но он попытается бежать из Альмеры, использовав ваши корабли. Чтобы этого не случилось, мы войдем во Флисс и оцепим бухту.

– Не войдете! Не пустим!

– Выбор ваш. Если вы откроете ворота, ни один волос не упадет с головы горожанина. Праматери благословят вас, а Церковь наградит, на год освободив от уплаты храмовой подати. Вы поможете святому делу, ваша совесть будет чиста, а карманы полны. Но если ворота не откроются…

Дальнейшая речь звучала пугающе. Вероятно, таким голосом Корделия служила заупокойную над самыми жуткими из мертвецов.

– …тогда мы войдем силой. Пускай не обманет вас малое число войска. Большего и не требуется, когда сами Праматери бьются на нашей стороне. Этим числом мы одержали две победы, развеяв два полка Галларда Альмера. Белые рыцари, которых я вижу на стенах, расскажут, как они напали на нас темной ночью – и часом позже бежали прочь!

Несколько рыцарей выкрикнули ругательства.

– Мы войдем в город, – окончила Корделия. – Это решено не в нашем мире, а в Подземном. Наша судьба известна, но вы можете выбрать свою.

Когда она окончила речь, воцарилось долгое молчание – и на стенах, и в лагере северян. Гордон Сью глядел на Корделию с отчаянной надеждой. Айсвинд тихо шепнул Шраму:

– Недурную союзницу нашел милорд.

Священница не стала спускаться с башни – так и стояла наверху, лицом к городу, будто всматриваясь в души ополченцев.

Миновал час.

Поддерживаемый солдатом, на верхушку надвратной башни поднялся седой человек. По альмерской традиции он носил на шее желто-белый шарф – символ власти бургомистра. Утерев пот со лба, он назвал свое имя и заговорил:

– Святая мать, я принес вам ответ старейшин города Флисса. Все мы питаем глубочайшее почтение к Церкви Праматерей. Мы знаем, что воля самих богов объявлена вашими устами, и трепещем в благоговении. Но умоляю понять нас, святая мать: мы боимся. Если приарх Альмера придет во Флисс, он жестоко накажет всех, кто открыл вам ворота. Не раз и не два у нас пылали костры, зажженные им. Когда вы одолеете приарха, мы сделаем для вас все, словно покорные рабы. Но пока он жив, у нас нет выбора: ворота останутся закрыты.

Корделия долго молчала.

– Благодарю за ответ, бургомистр. Я сочувствую вам. В какой-то час дня или ночи произойдет штурм, и Флисс падет. До тех пор я буду молиться, чтобы боги дали вам смелости переменить решение.

И она действительно начала читать молитвы. Час за часом Корделия стояла на лесах и шептала священные слова. Когда устала, позволила себе сесть, но не спустилась с башни. День и ночь худая женщина в сутане смотрела в лица защитников города и молила богов о спасении для них. В тех случаях, когда нужда заставляла Корделию сойти на землю, ее заменяла помощница. Молитвы непрерывно звучали с верхушки башни.

Монашки из городских обителей поднимались на стену, чтобы увидеть Корделию и получить ее благословение. Белые рыцари согнали их, но они разнесли весть по всем храмам Флисса. Все это сокрушало боевой дух горожан. Ополченцы чувствовали себя бессовестными еретиками и молили Праматерей о прощении… Однако ворота не открылись. Белые рыцари ненавидели северян после двух разгромов. Они зарезали бы всякого, кто попытался отпереть засов.

Лидские Волки и воины Эрроубэка тщательно обследовали стены. Несколько раз попадали под прицел, потеряли шесть человек убитыми и дюжину ранеными, но так и не обнаружили лаза в город.

Шрам собрал из кайров пиратскую команду. В окрестных деревнях разжился лодками и под покровом ночи попытался заплыть в бухту. Бастионы у входа в залив поймали пиратов лучами искровых фонарей и начали яростный обстрел из баллист. Шраму пришлось отступить.

В полдень восемнадцатого июня разведчики доложили: приближаются два полка под штандартами Галларда Альмера, завтра будут у городских стен.

* * *

Если от дождевого червя отрубить половину, то она выживет. Не факт, что сможет думать или давать потомство, но повертеться и поползать – сумеет. Оказалось, в этом смысле первый блэкморский полк не уступает червю.

Пожар отсек от полка ровно половину. Четыре рыцарских роты, совершавших обход, пропали без следа. Рыцари – вассалы Блэкмора. Надо полагать, после его гибели они утратили интерес к войне. Пехотинцы правого фланга благополучно изжарились: кайры связали их боем и не давали отступить, пока огонь не подошел вплотную к ручью. Лучники оказались более везучи: избежали не только пламени, но и военной службы. Из стрелковых рот заново собралась лишь одна; прочие, исчерпав запас патриотизма, разошлись по домам. Про обоз и вспоминать глупо… А кто остался? Наемники Оливера Голда, четыре пехотных роты, одна стрелковая, и четыре – легкой кавалерии. Конница кобры – быстрые всадники со змеиными головами на щитах, нелюбимые рыцарями за «шаванскую» тактику: налететь, укусить, отпрыгнуть. Что бы ни говорили рыцари, кобры показали себя молодцом – полным составом организованно ушли от пожара. Майор Тойстоун со своими разведчиками приадлежал как раз к легкой коннице. Он и вывел из боя половину первого блэкморского полка.

Альмерцы поставили лагерь за озером, в недоступности для огня. Кое-как зализали раны, замазали лекарской дрянью ожоги. Сосчитали потери, обсудили положение. Перспективы открывались роскошные, одна другой лучше. Вернуться в Вороново Перо и там стоять… сколько? Недельку-другую, пока не прибудут подкрепления нетопырей – и раздолбят крепость ко всем чертям. Пойти в Эвергард, доложить приарху, что полк вышел из боя, не убив и дюжины северян. Ну, или просто стоять здесь, за озером. Пожар сюда не доберется, нетопыри тоже назад не повернут. Можно спокойно сидеть, пока не кончится война. Но жрать-то что? Обоз погиб, провианта не осталось. Грабить свои же альмерские села?.. И еще одно скверное обстоятельство: большинство офицеров – прямые вассалы Дома Блэкмор. Полковник Блэкмор погиб, граф Блэкмор в плену у Ориджина. Того и гляди, вассалы начнут дезертировать. Собственно, уже начали – помянем рыцарские роты…

– Что думаешь, брат Голд? – спросил Тойстоун, поигрывая ножиком и глядя на тот берег озера.

К утру ветер сменился. Пожар, поубавивший пыла за ночь, двинулся в другую сторону. За ним осталось тлеющее пепелище – серое и дымное. Весьма отвечало настроению.

– Я ищу подходящего эпитета, брат майор. Положение не то пустокишечное, не то зловоннозадое – одно из двух. Но присутствует идейка.

Тойстоун кивнул: говори.

– Я возьму ребят, скинем блэкморские плащи, пошуруем по селам. Покричим при случае «славу агатке». Все спишем на нетопырей, твоя офицерская честь не пострадает.

– Мм-на. Не пойдет.

– Мм-ну-ну, – передразнил Голд. – Честью не наешься.

– Смотря чьей… У некоторых она сытнее…

Тойстоун задумчиво глядел через озеро. От деревьев остались тлеющие палки, но видимость все равно была скверной: тут и там курился дым.

– Вот бы знать, – пробормотал майор, – чем сейчас заняты нетопыри…

– Э, львиносердый брат мой! Неужто не навоевался?

– Мы почти и не воевали.

– Храбрый леопард в обличье человека, я восхищен твоим мужеством! И вот соколик Эйб – он тоже… Скажи, соколик, ты оценил мужество майора?

Меньше всего Эйбу хотелось участвовать в этой беседе.

– Боюсь, что вы шутите, капитан Голд. Не вам и не мне судить о вышестоящих офицерах.

– Он тоже восхищен, – подытожил Голд. – Брат майор, все тебя уважают, можешь никому ничего не доказывать. Забудь про северян и отпусти меня за жратвой.

– Вот бы знать, что они тут забыли… – выронил Тойстоун, указав ножом на тот берег.

Взметая копытами пепел, по краю пожарища скакали двое всадников и направлялись, со всей очевидностью, сюда.

Дюжина выехала встретить их. Спустя недолгое время гостей привели к майору.

– Корнет Викерс, – сказал гость в офицерском мундире.

– Брат Абель, – представился гость в балахоне.

Далее говорил корнет:

– Нас послал приарх Галлард Альмера, чтобы узнать судьбу первого блэкморского полка. После боя его преосвященство получил тревожные и противоречивые сведения. Нам надлежит их проверить.

– Я бы взглянул на ваши документы, – сказал Тойстоун.

Корнет и монах предъявили верительные грамоты. Изучив их, майор спросил:

– К какому ордену вы принадлежите, брат Абель?

– Я один из слуг Праотца Фердинанда.

Майор вложил в голос всю искренность, какую смог в себе наскрести:

– Очень рад встрече, брат Абель. Я имел честь служить Праотцу Вильгельму в рядах Боевого братства.

Он протянул Абелю раскрытую ладонь. Монах осмотрел руку майора с таким любопытством, будто из рукава торчала кошачья лапка. Наконец, пожал ее:

– Что ж, брат, и я несказанно рад встрече с вильгельминцем, как всегда.

Ордена Вильгельма и Фердинанда кажутся очень близкими по духу: для первых главное – служба и дисциплина, для вторых – закон и порядок. С точки зрения, например, северного диверсанта, монах монаху – друг и брат. Но на деле, это не так. В монашеской среде фердинандцы имеют репутацию крючкотворов и бумажных крыс; вильгельминцы – упрямых солдафонов. Ордена едва терпят друг друга.

Абель осведомился:

– Я прошел вашу проверку, майор? Убедились, что я тот, кем себя называю?

Тойстоун кивнул:

– Готов дать отчет о битве.

– Уж будьте добры.

Майор изложил все: бегство герцога, план генерала Векслера, ход сражения, гибель военачальников, лесной пожар. Монах и корнет слушали с предельным вниманием.

– Позвольте сделать ряд уточнений, – сказал корнет. – Векслер и Блэкмор убиты диверсантами, переодетыми в белые плащи?

– Могу поручиться за полковника – я видел его смерть. О генерале знаю лишь понаслышке.

– Что осталось от блэкморского полка?

Майор перечислил.

– Кто принял командование?

– Я, майор Редьяр Тойстоун.

– Верно ли я понимаю, что ваша разведка ошиблась? Герцог Ориджин сам управлял войском в бою?

– Никак нет. Надежные люди видели его за тридцать миль от того места. А также взяли языка, который подтвердил: герцог с одной ротой ушел на север.

– Брат Редьяр, – спросил Абель, – ваши разведчики постоянно наблюдали за батальоном противника?

– Так точно.

– Никакие подразделения не покидали вражеский лагерь перед боем?

– Никак нет.

– Тогда откуда могли взяться диверсанты в белых плащах?

– Я полагаю… их прислал герцог. Когда мы захватили его телохранителя, он понял, что будет бой, и послал солдат на помощь своему войску.

– А где, по-вашему, он сам?

– Ответ известен лишь Вильгельму.

Абель усмехнулся:

– Мне думается, брат, вы не дали себе труда проанализировать ситуацию. Герцог покинул войско, чтобы запутать вас, а потом вернулся вместе с ротой Лидских Волков.

– Это возможно, – признал майор.

– И в данный момент он со своим батальоном подходит к Флиссу?

– Скорее всего. До боя он направлялся именно туда.

– Благодарю вас, брат, за подробные ответы.

Монах окинул неспешным взглядом расположение полка. Ни одного котла, ни одного шатра, сотни хмурых голодных парней сидят под деревьями, раненые лежат рядами прямо на земле.

– Его преосвященство, – сказал Абель, – наделил меня некоторой властью. Он поручил мне оценить боеспособность вашей части и принять решение о том, как разумнее всего применить вас.

Корнет что-то шепнул монаху, и тот кивнул:

– Мы оба – я и корнет Викерс – советуем вам вернуться в крепость Вороново Перо.

– С чего бы?

– Его преосвященство ведет во Флисс второй алериданский полк и два батальона вильгельминского братства. Этих сил вполне достаточно для уничтожения противника.

– Мы поможем его преосвященству. Жаждем доблестью и кровью искупить поражение, восстановить славное имя первого блэкморского полка!

Абель почесал густую бровь.

– Брат майор, взгляните на ситуацию трезво. Ваш полк разбит и лишен снабжения. Офицерами полка, в том числе и вами, допущен ряд губительных ошибок. То, что я вижу перед собой, никак нельзя назвать боеспособной частью. Вступив в сражение с герцогом, вы будете уничтожены, а он запишет на свой счет очередную победу. Возвращайтесь в Вороново Перо – там от вас будет толк. Поможете гарнизону удерживать крепость.