Текст книги "Люди и боги (СИ)"

Автор книги: Роман Суржиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 56 страниц)

Во-первых, поставить во главе войска такого полководца, чью власть Рихарду будет сложно оспорить. Такой человек есть: великий лорд Десмонд Герда Ленор. Отец окреп достаточно, чтобы встать на ноги и надеть доспехи. Иронично: это случилось благодаря зелью Мартина Шейланда.

Во-вторых, собрать вымпельный батальон из кайров, преданных отцу и не слишком уважающих моего братца. Для этой цели годятся все бывалые служаки, кто помнит Десмонда блестящим триумфатором, а Рихарда – зеленым сопляком. Командир батальона – просто идеален: полковник Блэкберри, бывший наставник Рихарда. Уж он-то прекрасно знает, как много в ученике дешевой спеси и как мало ума. А Рихард-то будет считать, что Блэкберри на его стороне! Забава, да и только.

И в-третьих, как бы ни болела душа при мыслях об Ионе, нельзя ехать в Уэймар самому. Иона станет орудием шантажа, с помощью которого Виттор оттянет дату штурма. Тем временем подоспеет бригада, Рихард явится прямиком в лагерь и вызовет меня на поединок. И тут – о, славные традиции Севера! – придется взять меч и сражаться. С предсказуемым результатом. Так что ехать в Уэймар нельзя, но в то же время – очень желательно. Мое присутствие спровоцирует Рихарда на глупость, появится шанс его поймать. С помощью новых и почти бескорыстных друзей это противоречие успешно разрешилось.

Но дальше возникла трудность: диверсия на рельсах сорвала переброску армии в Альмеру. Имея двадцать тысяч вассальных мечей, пришлось вести войну силами одного батальона. Даже обидно, тьма сожри! У меня сильнейшая армия мира – почему же в каждой битве численное превосходство на стороне врага?! Хоть бы разок напасть на кого-нибудь слабого, не сушить мозги хитростями, а просто взять и задавить числом… Ну да ладно, пускай. Даже эту трудность удалось обратить во благо. «Покинуть» Альмеру и «бежать» в Уэймар – прекрасное решение, поскольку Галлард поверил в него! Логично же: армии нет, воевать нечем – отчего не уйти? И святая мать Корделия с батальоном северян, лишенным полководца, становится лакомой приманкой. Галлард Альмера покидает Эвергард и мчится к Флиссу, чтобы своими руками взять этот приз. Тем временем четыреста кайров из отцовского войска высаживаются в Альмере, невидимые для противника. На севере герцогства полно лесов и холмов – есть где укрыться от лишних глаз. А вражеская разведка слишком занята рекой Бэк и «святым воинством» Корделии.

Некоторую сложность создала доброта Гордона Сью. Решив погасить огонь, он на день задержался в Бобровом лесу. Если бы Галлард успел атаковать его в ходе пожаротушения, то победил бы без труда. Но приарх еще был у Эвергарда, а вильгельминцы в лесу не опустились до подлости. Следует, кстати, отблагодарить их за это. По меньшей мере, оказать достойную помощь раненым монахам.

Дальше, казалось, все идет, как по маслу. Гордон Сью первым подступил к Флиссу – и сделал вид, что готовит штурм, а сам выбрал позицию для обороны. Барон Айсвинд проел ему плешь за нарушение моего приказа, но Гордон исполнил приказ в точности, просто барон о том не знал. Вторым подошел Галлард – и, конечно, атаковал наш батальон. И кайры, и рыцари Эрроубэка сражались отменно. Если б не баллисты из города, у них даже был бы шанс на победу… А третьим подошел я с пятью сотнями отцовских кайров, чтобы ударить в спину Галларду и взять его в плен. Вот тут случилось непредвиденное: откуда-то возник недобитый блэкморский полк! По всем расчетам этот огрызок должен был уйти в Вороново Перо – зализывать раны. Однако он возник на подходе к Флиссу, буквально у нас перед носом. У блэкморцев не имелось тяжелой кавалерии; они измучились в двухдневном марше, пока мы отдыхали в засаде. Они должны были проиграть бой – и проиграли, но задержали нас достаточно, чтобы Галлард скрылся за стенами Флисса! Мы разбили блэкморцев и зашли приарху в тыл, но он уже был готов. Убедившись в опасности, отозвал свои войска и отступил в город.

И вот результат: одержав блестящую победу, герцог Ориджин вынужден выслушивать упреки.

– Милорд, вы меня разочаровали. Я дала вам полное благословение Церкви. Повлияла на благонравную графиню Дэйнайт, чтобы ее войско не спешило на фронт. Послужила приманкой для Галларда. Я сделала все, что в моих силах!

Слова Корделии звучали весьма укоризненно, что, в принципе, можно было понять. Она побывала в гуще сражения, где монашке явно не место. Даже сутана ульянинки испачкана кровью и сажей. Однако это не повод отчитывать победителя!

– Святая мать, я разбил врага, превосходящего нас втрое.

– Неважно, милорд. Еретик жив и свободен. И скоро объединится с другим еретиком!

– Галлард разгромлен. Он потерял Алеридан – а значит, и казну. Лишился пехоты, лучников, обозов. Сохранил только тысячу перепуганных рыцарей. Он не представляет опасности!

– Тьма сожри! – Корделия выплюнула ругательство и тут же дернула рукой, будто хотела ударить себя по губам. – Главная опасность Галларда – не в мечах и копьях. Идет война идеологий, битва вер! Галлард – знамя еретической веры. Пока свободен, он смущает умы. Он – символ того, что можно красть Предметы, жечь людей Перстами, нарушать законы священного писания, и сохранить не только жизнь, но и власть! Если такое позволяет себе лидер Праотцовской Церкви – то чего мы можем требовать от простых прихожан?!

– Святая мать, – процедил Эрвин, – я – полководец. Вероятно, лучший на свете. Имея один батальон и две недели времени, я разбил герцога Альмера. Назовите еще одного стратега, способного на такое! И не требуйте от меня идеологии, это – ваша забота!

– Неужели?! Вы, герцог Ориджин, первым заговорили о ереси! Вы обвинили императора еще тогда, когда капитул сном-духом не ведал ни о каких Перстах! Это вы затеяли поход против еретиков, так не стройте из себя тупого вояку. Война вер – прежде всего ваша война, затем уж моя!

Эрвин покраснел, опустив взгляд.

– Святая мать… Галлард непременно будет пойман.

– Когда?! Через месяц? Через год? – Корделия обвела жестом гранитные стены Флисса. – Каждый его день на свободе – это новые сотни последователей! Он владеет искусством проповеди, умеет вести за собой людей, вызывать преданность. А сейчас он на стороне Кукловода, и каждое слово с его уст будет звучать в пользу еретиков! Дайте ему год – и Галлард убедит весь Поларис, что жечь людей Перстами – хорошее дело!

Отец Давид провел всю провел в лекарском фургоне. Не желая наблюдать сражение, вызвался помогать раненым, что и делал с полным усердием. Сейчас он впервые подошел к герцогу – и как раз успел вовремя, чтобы услышать спор. Точно гончая, которая вместо дичи нюхом чует теологические диспуты.

– Святая мать, позвольте мне вставить слово.

Давид имел ранг странствующего проповедника – весьма низкий в иерархии Церкви. Мать Корделия, носительница диадемы, могла вовсе не обращать на него внимания. Но Давид обладал завидным талантом: говорить так, чтобы слушали все, от пастуха до герцога.

– Да, отче.

– Я не имел сомнительного удовольствия наблюдать битву, но кое-что узнал от воинов. Галлард Альмера управлял войском при помощи говорящего Предмета. На его стягах красовались лики Праотцов.

– Верно. К чему вы ведете?

– Бывший приарх вступил в бой как воин Великого Вильгельма. Он во всеуслышание назвал себя орудием Праотцов – и проиграл битву. Если мы обнародуем сей факт, он подорвет репутацию Галларда.

Мать Корделия резко мотнула головой:

– Ни в коем случае! Нельзя противопоставлять Вильгельма Светлой Агате! Война между сторонниками Праматерей и Праотцов – худшее, что можно придумать!

– Прошу прощения, святая мать, я выразился недостаточно ясно. Конечно, Великий Вильгельм не бился на стороне Галларда, ибо невозможна война между Праотцами и Праматерями. Отметим такой нюанс: Галлард сказал, что сражается за Вильгельма, и призвал Праотца на помощь. А Праотец не помог ему, о чем свидетельствует поражение. Будь Галлард святым воином, каким себя называет, Праотец наверняка не дал бы ему проиграть.

Корделия нахмурила брови, размышляя.

– Галлард – лже-рыцарь Вильгельма, притворный святой… Праотец отвернулся от него, оскорбленный ересью и обманом… Благодарю, отче. Я предложу капитулу эту трактовку.

Эрвин с ехидством обратился к монашке:

– А теперь скажете мне хоть одно доброе слово?

Корделия махнула рукой в сторону Флисса:

– Этот город должен быть взят, милорд. Хочу увидеть еретика в кандалах.

Все прочее, что произошло в тот день, тоже не усилило радости победы. Собственно, к вечеру от радости осталось только желание напиться.

Сначала оказали помощь раненым – и своим, и чужим. Оба лазарета сразу переполнились. Две дюжины бойцов оказались настолько плохи, что лекари не стали тратить на них время. Шестеро из этих несчастных были иксами, герцог и святая мать оказали им последнюю честь: Корделия прочла: «Пошли мне холодный свет», Эрвин нанес удары милосердия. Он лично не участвовал в последнем бою, так что нынче от его руки пали только северяне. Преданные ему и хорошо знакомые с дней осады дворца.

Затем собрали мертвые тела и сосчитали потери. Пуще всех досталось Манфриду и Лидским Волкам. Из людей Манфрида погибла половина, включая самого командира. Из двухсот Лидских Волков в строю осталось шестьдесят. Их посвятили в иксы и объединили в одну роту с выжившими воинами Манфрида, капитан Хайдер Лид стал командиром этого подразделения. Рота Шрама понесла умеренные потери, а Гордон Сью и барон Айсвинд сохранили почти всех бойцов. Зато из рыцарей полковника Дольфа выбыла почти половина. Таким образом, даже вместе с подкреплением, которое привел Эрвин, набирался лишь один полнокровный кавалерийский батальон.

Ганта Гроза хорошо помог Гордону – считай, совершил подвиг. Однако его выдумка стоила северному войску шестисот лошадей. Большая часть из них были не боевыми, а тягловыми, так что теперь Эрвин остался без обоза. А в походе на Запад без провианта никак не обойтись.

Да и сам поход теперь оказался под вопросом. Галлард заперся во Флиссе. Стоит уйти от городских стен – он вырвется и нанесет удар в спину. Для штурма не хватает сил, для осады – времени. А Корделия беснуется: требую взять еретика!

Наконец, очень недурно было бы получить весточку от отца: как прошла высадка в Уэймаре, чего просит Кукловод за жизнь Ионы? Но все голубятни Флисса – в руках приарха. Отцу некуда послать письмо для сына.

– Как же я ненавижу такие ситуации! – Пожаловался Эрвин альтессе. – Сколько ни побеждай, а становится только хуже. После каждой битвы – совещания о том, как выбраться из дыры, в которую мы угодили на сей раз. Единственный раз был – в Солтауне. Я взял город, меня вкусно накормили, напоили вином и подарили девушку. Хочу обратно туда!

Альтесса резонно отметила:

– Только офицерам не говори о своих бедах. Особенно – кайру Манфриду, по которому будешь служить отходную.

Эрвин признал ее правоту и в самых спокойных словах обрисовал офицерам положение. Он даже постарался подбодрить их сообщением о том, сколько трофеев и пленных захвачено. Впрочем, сложности были ясны и без подсказок.

– М-да, – выронил Джемис и потеребил Стрельца. Пес имел весьма выразительный вид: вся морда в крови, аж до ушей.

Хайдер Лид в который раз показал всем гаротту и предложил: проникнем во Флисс, по-тихому придушим Галларда. Благо, у нас множество пленных. Можно вернуть часть из них и под этим предлогом заслать диверсанта.

Корделии не было на совещании, но Эрвин и так знал: она решительно против убийства. Кроме того, почти нет шансов, что диверсант сможет подобраться к приарху.

Гордон Сью чуть не падал от усталости, но сохранял бравый вид:

– Ваша светлость, один враг повержен! От войска приарха остались клочки, нам они не угроза. Поплывем в Уэймар и покончим с Кукловодом!

Нет, этого нельзя было сделать. По причинам, о которых Эрвин думал ранее, а также потому, что Галлард тогда вернется в Алеридан и быстро соберет новое войско. Ему хватает и денег, и поддержки среди монахов.

Шрам, потомок пиратов, снова предложил морской десант:

– Милорд желает попасть к шаванам в Рейс? Не вижу препятствий. У вас же есть восемь кораблей, с которыми пришло подкрепление. Отберите четыре сотни лучших воинов и идите в степь морским путем!

Он изобразил на карте маршрут:

– Глядите: на юго-запад по Дымной Дали, а потом вниз по Холливелу, почти до самого Рей-Роя. Кажется, что далеко, но в озере ветер будет попутным, а на реке поможет течение. Четыре дня – и окажемся на месте!

Курт Айсвинд поддержал:

– Шрам дело говорит. Батальоны графа Лиллидея как раз подходят к Бэку. Пошлите ему птицу в замок Эрроубэка, пусть Лиллидей перебросит войска поездом к Юлианину мосту. Там мы с ними и встретимся.

Теперь и Джемис оживился:

– Верно, милорд. Кайры моего отца – прекрасные воины, они пригодятся при встрече со Степным Огнем.

– Мы идем не воевать с шаванами, а договариваться.

– Тем более, лишние мечи не повредят.

Ганта Гроза почесал шею – так делают степняки, когда желают высказаться на совете. Но на него не обратили внимания, так что ганта прикрикнул:

– Эй, волчары, сказать хочу!

– Слушаем вас, – кивнул Эрвин.

– Вот что, Ориджин. Мы с тобой говорили давеча. Решили: если ты завоюешь Альмеру, то я приведу Степного Огня на твою сторону. Теперь я смотрю вокруг – и как-то не вижу, чтобы Альмера была твоей. Алеридан и Флисс под приархом, про Блэкмор я вообще молчу. Сколько ты ни крошишь белых рыцарей – откуда-то все время выползают новые, точно мыши-полевки. Сколько б вы ни кричали «славу Агате», Альмера – не твоя.

Среди кайров поднялся ропот, и ганта повысил голос:

– Тихо, лысые хвосты, я не закончил! Наш уговор не исполнился, и я мог бы соскочить. Но вот что себе думаю: ты недурно сражался, Ориджин. Трижды всыпал альмерцам под хвост, и всякий раз выходило красиво. Большинство твоих врагов свалились в пыль, а большинство твоих друзей – пируют за этим столом. Если так ты справился, имея тысячу всадников, то что сумеешь с десятью полками?

Эрвин только пожал плечами. Ганта Гроза окончил речь:

– Я считаю, ты – достойный союзник. Отдай нам все деньги Шейландских банков и город Уэймар на разграбление – и я приведу орду под твое знамя.

– Благодарю вас, ганта, – ответил Эрвин. – Скажу, что и вы недурно проявили себя в последнем бою. Не припомню, чтобы кто-нибудь еще сумел провести атаку тягловым скотом! Так что я подтверждаю наш договор и обещаю сынам Степи все золото банков Дома Шейланд. Но касательно города Уэймара, не могу поручиться, что десант моего отца многое оставит от него. Могу возместить эту потерю несколькими Предметами из достояния Виттора Шейланда.

Гроза тут же потребовал все достояние. Джемис ответил, что двух Предметов лошадникам хватит с головой. Эрвин оборвал спор:

– Точное число Предметов мы обсудим по итогам войны. Я ведь не знаю наперед, какую пользу принесет орда. Может случиться, что мы прикончим Кукловода еще до того, как Степной Огонь придет в Уэймар.

Гроза согласился и пожал руку герцога.

– Теперь, Ориджин, седлай свои корабли, как предложил пират. Шустро поплывем в Рей-Рой и уладим дело.

Эрвин мрачно усмехнулся:

– Нельзя.

– Это почему?

– Наше войско, как видите, мало. Если я увезу половину, вторая не удержит Галларда во Флиссе. Уйти частью сил – подписать приговор тем, кто останется.

Кайры принялись в один голос возражать: никак нет, милорд, удержим, справимся, и не с таким справлялись. Но бравый хор быстро утих – последняя кровавая битва слишком свежа была в памяти.

– Я не поеду один, только вместе с Орижином, – сказал Гроза. – В Степи союзы заключают лично – вождь с вождем.

– Я это понимаю, – ответил Эрвин.

– Лысые хвосты! И что мы будем делать?

– Представьте, ганта: не знаю.

В шатер вошел с докладом боец полевой разведки. Сказал несколько слов своему командиру – барону Айсвинду. Тот помрачнел и сообщил во всеуслышание:

– Господа, такая новость: Фарвеи идут. Замечены в пяти милях отсюда.

– Сколько?

– Один полк. Отборный, леонгардский. Милорд… прикажете готовиться к бою?

* * *

Граф Эдгар Флейм, властитель Леонгарда, держал при себе крысу. Крупная и безнадежно черная, наделенная длиннющим змеистым хвостом, она восседала на плече графа – как попугай у пиратского капитана. Не желая скучать без дела, крыса то поднюхивала шею хозяина, то пожевывала воротник, то принималась царапать мундир когтями. У всякого, кто видел ее, она вызывала одну реакцию: сами собою вспоминались моровые кладбища. Крыса звалась Хартли, граф Флейм считал ее своим другом и советником. Хартли обладала удивительной способностью: если кто-либо в ее присутствии излагал план или замысел, она прекращала возню и внимательно слушала, изредка подергивая носом. Когда рассказ приходил к концу, граф трогал крысу за шею и спрашивал:

– Как думаешь, выйдет из этого что-нибудь?

Хартли совершала движение головой: изредка вверх-вниз, что означало «да», гораздо чаще – из стороны в сторону. В большинстве случаев граф соглашался с решением крысы. Иногда он говорил:

– Эх, если б ты была с моим отцом… И если б ему хватило ума спросить совета…

Чтобы глубже понять эту сцену, стоит обратиться в прошлое.

В середине восемнадцатого века жил на свете лорд по имени Джонас Керолайн Мэй рода Елены, герцог Лайтхарт. Он правил всем герцогством Надежда и лично владел двумя крупнейшими городами: могучей цитаделью Сердце Света, процветающим портом Леонгард. От каждой унции золота, добытой в Надежде, герцог получал четверть, а золота в Надежде добывалось ровно столько же, как во всех остальных землях, вместе взятых. Герцог брал свое и налогами с торговли: две быстрых реки товаров текли через Надежду – с юга на север, с запада на восток. Герцог держал опытное войско в десять тысяч мечей. Его солдаты ездили на лошадях, купленных в Степи за бесценок, и питались мясом ягнят, приобретенных там же. Если вожди Степи отказывались торговать либо поднимали цены, герцог шел войной за Холливел и силою брал столько скота, сколько хотел. А когда герцог захотел кусок земель Альмеры – он взял и его, и в великих ратных трудах альмерцы вернули только часть захваченного. Два старших сына герцога блистали при дворе владыки: один заседал в Палате, другой служил гвардейским капитаном. Третьего сына герцог женил на дочери своего сильнейшего вассала, чтобы гарантировать крепкий мир внутри Надежды. Возможно, богатством Джонас Лайтхарт уступал шиммерийскому королю Франциск-Илиану; вероятно, в военной силе он отставал от герцога северян. Но по сумме военного, финансового и политического влияния лишь один человек на свете опережал Джонаса: владыка Телуриан.

Вряд ли то была зависть. Герцог Лайтхарт слыл человеком широкой души и не тратил себя на низкие чувства. Скорее, вот в чем дело: герцог достиг столь ослепительных высот, что ему стало нечего больше желать. А человеку его нрава трудно жить без цели, и он нашел одну, достойную себя: завещать внукам корону Империи Полари. Кроме трех сыновей, у герцога имелась дочь. Блистая красой, манерами, остроумием, девушка была самою завидной невестой своего времени. Вот только ее кровь… Императоры часто женились на янмэянках, неохотно – на внучках Софьи и Агаты, и никогда – на леди рода Елены. Владыка Телуриан взял в жены болотницу Ингрид – скользкую, как змея, и столь же ядовитую, зато рожденную от крови Янмэй. Герцог Джонас избрал обходной путь.

Брат императора Менсон не был скован традициями и мог выбрать невесту по велению сердца. Герцог познакомил Менсона с дочерью, и она очаровала его в первой же беседе. Менсон без труда вызвал ответные чувства. Он был – бесстрашный морской волк, воплощенная харизма, идовская удаль. На их свадьбе гости твердили, как один: столь славной пары еще не носила земля!

А позже герцог подбросил несколько намеков, и Менсон ответил на них примерно так, как масло отвечает огню. Не было ни тени колебаний: Телуриан, этот хмурый зануда, должен уйти на Звезду; трон будет принадлежать достойным – Менсону и дочери герцога. Джонас Лайтхарт включил в заговор двух старших сыновей, ведь оба служили при дворе и были весьма полезны. Но младший сын остался не у дел: он излишне крепко верил в рыцарские идеалы и, следовательно, для интриг не годился. Также не посвятили в замыслы и дочь: отчаянно любя Менсона, она измучилась бы тревогой.

Дальнейшее многократно изложено в мемуарах и пересказано в научных трудах, нет никакого смысла повторяться. Злосчастный заговор рухнул, участники предстали перед судом. Герцог Джонас Лайтхарт не был арестован сразу: он находился в Сердце Света, куда не дотягивалась рука владыки. Но под стражей оказались два старших сына и красавица-дочь. Владыка Телуриан обещал им свободу в том случае, если герцог Джонас приедет в Фаунтерру один, без десяти тысяч верных мечей. Герцог знал, что идет на смерть, но мог ли поступить иначе?.. Он приехал в столицу и сдался – и владыка обманул его. Джонас Лайтхарт умер на плахе вместе с двумя сыновьями, а перед тем узнал, что и дочь отправлена на казнь – но в другое место, где ее тело никогда не будет найдено. На допросах герцог клялся: дочь не знала ничего! Владыка предпочел не поверить.

По решению суда дом Лайтхарт лишился власти над Надеждой. Император хотел назначить нового правителя, но тут возникла трудность. Столицу Надежды – Сердце Света – населяли гордые мужественные люди, закаленные во многих лишениях. Они не признали бы над собою иной власти, кроме герцога Лайтхарта либо одного из первых его вассалов: графов Флейма и Фарвея. Флейм был сильнее, Фарвей – хитрее. Император предпочел бы Флейма, вот только зятем ему приходился третий сын герцога Лайтхарта – тот единственный, что избежал суда. Флейм, стало быть, родич предателей…

Император Телуриан не марал свои уста подобными речами. Для этого дела имелся при дворе хорек – третий секретарь. Он сказал графу Флейму в приватной беседе:

– Милорд, его величество думает пожаловать вам титул герцога. Но его величество желает получить доказательство вашей преданности. Весомое доказательство, вы понимаете, милорд?..

Граф Флейм заявил при дворе во всеуслышание, что осуждает преступления сюзерена и проклинает день, когда принес ему присягу. Но граф не выполнил желание владыки, хотя и понял намек.

Его конкурент – граф Фарвей – принес на прием к императору тугой кошель золота.

– В знак своего почтения я вручаю вашему величеству дар!

Фарвей опустился на колено, развязал кошель и подал владыке… один-единственный эфес. Остальные крепко завязал и повесил себе на пояс.

– Милорд?.. – повел бровью владыка.

– Мой дар вашему величеству – честность. Я финансист и представляю себе бюджет дома Лайтхарт. Этот эфес – та доля налогов, что изменники платили вам, а кошель – то, что они оставляли себе.

– При вас будет иначе?

Фарвей сдернул кошель и подал императору, но прежде сунул в него руку, зачерпнул горсть монет и пересыпал в свой карман.

– Честность, ваше величество. Не буду лгать, что останусь бедняком.

Месяцем позже он получил Сердце Света и титул герцога. Мало кто верил, что Фарвей продержится больше года: он имел только три тысячи воинов и не вызывал особого уважения вассалов, а соседи – и Альмера, и Рейс – мечтали отомстить Надежде за былые обиды. Однако Генри Фарвей протянул целых двадцать лет, вырос от графа средней руки до истинно великого лорда, побратался со всеми южными землями и ни разу не вступил в войну, которую мог проиграть.

Но эта история – не о графах-конкурентах или злополучных заговорщиках, и даже не о леди Лайтхарт, невинно осужденной. Интерес представляет младший сын герцога – Эдгар.

В семье Лайтхарт сложилось так, как часто бывает у дворян: первый сын – гордость родителей, второй – их любимчик, третий – паршивая овца. Независимо от личных качеств детей, сам порядок рождения располагает к такому. На первенца возлагают надежды, его растят в строгости и закаляют, как лучшую сталь. Когда второй сын появляется на свет, наследник уже имеется, вассалы спокойны, родители расслаблены и могут позволить себе побаловать младенца. Но третий несет с собой проблему: куда его пристроить? Первый сын станет лордом, второй – представителем в Палате, дочери выйдут замуж… А третий сын – зачем он? Только угроза первым двум: того и гляди, затеет интригу ради наследства.

С малых лет ощущая себя обузой, Эдгар делал все, чтобы порадовать отца. Изучал стратегию, священное писание, политику, финансы. Учился сражаться, скакать верхом, вести переговоры, писать стихи. Вечно рвался помогать родителям, не гнушался даже секретарской работы. Любые взгляды и мнения о том, как вырасти достойным дворянином, Эдгар воплощал в жизнь. Отец одобрительно хлопал его по плечу:

– Молодец. Я рад твоим успехам.

Но отец не старался вложить в слова мало-мальское чувство – ведь он был герцогом, его слова звучали весомо и сами по себе, без эмоций. С каждым разговором сын все крепче убеждался в своей бесполезности.

В конце концов Эдгару нашли применение: его женили на дочке графа Флейма, тем самым укрепив вассальную верность. Эдгар уехал из Сердца Света в Леонгард, где жена родила ему двоих детей. Крошки-младенцы дали Эдгару опору: с их помощью он впервые ощутил себя нужным. Расцвел, возмужал, хотел наведаться в Сердце Света и, наконец, наладить отношения с отцом, как тут…

Эдгар Лайтхарт не знал о подготовке заговора. Новость открылась ему следующим образом. Однажды он проснулся от оглушительного трехголосого плача. Ринулся на звук и увидел жену, которая рыдала вместе с двумя детьми. Кормилица металась, не зная, как и в каком порядке утешать господ.

– Погиб… Все кончено… – разрывалась жена.

Эдгар заметил в ее руке смятое письмо, отнял и стал читать без особого трепета. Раз жена так убивается, значит, там сказано о смерти ее родича. Должно быть, граф Флейм погиб на рыцарском турнире – имел он склонность к этой рискованной забаве. Эдгар уважал тестя, но не то, чтобы сильно любил. Погиб – и погиб, земля пухом… Можно представить себе потрясение Эдгара: письмо отнюдь не касалось жены. Его собственные братья во главе с отцом устроили заговор против владыки – и попались! Суд еще предстоит, но вердикт не вызывает сомнений. Герцог Джонас Лайтхарт шлет сыну последнюю весточку. Просит прощения, говорит о своей любви, сожалеет, что так редко выражал ее прежде. Герцог умоляет последнего сына стать хранителем имени и традиций славного…

В глазах Эдгара темнело и плыло. А жена голосила сквозь слезы:

– Тебя тоже заберут!.. Тебя отнимут у меня!..

– Нет, – вынужден был возразить Эдгар.

– Все погибло! Я останусь одна…

– Да нет же!

– Как ты можешь знать?.. Император придет за тобой… Святые боги, что станет с нашими малышами? А со мною?!

Эдгар уставился на нее, пораженный. Хотел сказать: ты хоть понимаешь, что случилось? Моя семья – вся моя семья! – обречена на смерть! Из одного и того же письма я узнал об отцовской любви – и его гибели. Вместо наследника великого лорда я стал одиноким презренным изгоем. И ты думаешь, что именно в эту минуту я должен успокаивать тебя?!

Он не имел сил на столь длинную речь, потому сказал кратко:

– Дурная ты курица…

Затем обнял жену и принялся утешать.

С того дня – стоит ли удивляться – жизнь лорда Эдгара пошла под откос. Император отнял Сердце Света и окрестные владения, дом Лайтхарт сохранил лишь один город: Леонгард. Налоги с добычи золота отошли Фарвею. Торговый путь с востока на запад развалился с потерей Сердца Света. Путь с севера на юг оскудел: корабли Короны и Лабелинов теперь заходили на стоянку в порты Литленда. Десять отцовских батальонов явились к Эдгару, чтобы служить верой и правдой, но денег едва хватало на один. То были отличные бойцы, закаленные ветераны. Чуть не плача, Эдгар распустил восемь батальонов, сохранив только два лучших. И даже это войско настолько истощило его казну, что экономить пришлось на всем, вплоть до пищи. Трижды в день на стол подавалась рыба, а в Леонгарде дешевле рыбы – только морская вода. О гостях и приемах пришлось забыть, впрочем, никто и не рвался в гости к сыну изменника. В довершение списка потерь, Эдгар Лайтхарт лишился имени.

Его тесть – граф Флейм – нанес Эдгару визит и сообщил:

– Суд не нашел улик против тебя, но владыка не прочь заполучить твою голову. Его желание не так сильно, чтобы начать войну, однако… Мне предлагали тебя убить. Если б я это сделал, то стал бы герцогом Надежды.

– Вы – достойный человек, милорд. Жаль, мне нечем отблагодарить вас, кроме слов.

– Я не ищу благодарности, а хочу помочь. Возможно, за год-другой Телуриан забудет о тебе, если перестанет слышать твое имя. Также хорошо будет, если дети получат другую фамилию. Потому предлагаю вот что…

Граф Флейм протянул Эдгару дарственную. Фамилия «Флейм» шла от названия крохотной речушки, впадавшей в Бэк. Давний предок графа намыл в этом ручье немного золотого песка, на который купил коня и доспехи, чтобы вступить на военную службу. Когда он выслужил себе титул и основал дворянский род, то взял имя в честь счастливого ручья. Теперь граф подарил зятю верхнюю половину речушки Флейм. Таким образом, Эдгар Лайтхарт смог с полным правом назваться фамилией тестя и передать ее детям.

Спустя годы Сомерсет и Нексия Флеймы отправились в столицу, поступили в пансион владычицы Ингрид, были приняты в свете и даже при дворе. Часть придворных все же болтала об их родстве с Джонасом Лайтхартом – но не настолько много, чтобы отравить им жизнь.

Сам же граф Эдгар остался в Леонгарде. Он вел жизнь мизантропа, становясь все мрачнее год от года, презирая людей (в особенности, оптимистов), хмурясь от любых новостей (особенно от тех, что звучали радостно). Кроме вечного поиска денег, он предавался лишь одному занятию: без конца тренировал свои последние батальоны, доводил до бритвенной остроты сей осколок отцовского меча. Болезненное наслаждение дарили Эдгару мысли о том, что, скорее всего, это блестящее войско никогда не вступит в бой.

А вот что касается Хартли.

Граф Эдгар приобрел ее уже в годы владыки Адриана. Моряк-фольтиец продавал крысу в порту, щедро нахваливая:

– Самый научный крыс! Лучший советчик! Даешь вопрос – имеешь ответ!

Не речи матроса привлекли графа, а внешность крысы. Черный угрюмый одинокий зверек напомнил Эдгару его самого. Еще и имя: Хартли – словно уродливая анаграмма от Лайтхарт. Граф купил крысу, а парой месяцев позже оценил ее талант.

Дочь Эдгара, Нексия, вступила в связь с отпрыском Ориджинов. Глуповатая жена Эдгара на сей раз сказала нечто разумное: предложила использовать связь. Через младшего Ориджина можно сдружиться со старшим. Заручиться поддержкой кайров, с их помощью вышибить Фарвеев из Сердца Света, вернуть пускай не титул, но хотя бы родовое гнездо…