Текст книги "Люди и боги (СИ)"
Автор книги: Роман Суржиков
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 56 страниц)
– Ведите. Останетесь жить.
Они пошли.
Разумеется, Пауль солгал. Едва следующий хутор показался на горизонте, солдаты убили проводников.
– Что ты знаешь о лорде здешних земель?
– Герцог Генри Фарвей, еленовец, умный старый лис.
– Зачем его люди атаковали нас?
– Хотят поймать, забрать Персты, завладеть секретом.
– Как о нас узнали?
– Не имею представления.
– Что будут делать теперь, когда мы ушли от них?
– Это зависит не от Фарвея, а от командира пустынников. Его я не знаю. Но думаю, пошлют погоню.
– Погоня – дело ясное. Что еще?
– Они поймут, что мы спешим на запад. Попробуют отсечь нам пути.
Пауль развернул карту Надежды.
– Вот рельсовая дорога из Сердца Света в Фарвей. Вдоль нее – колесный тракт. Чтобы пройти на запад, мы должны пересечь дорогу. Верно понимаю, что она охраняется?
– Весьма тщательно.
– Как именно?
– Вдоль дороги – заставы и форты, сторожевые и сигнальные вышки. Каждая миля рельс под наблюдением.
– Как перейти их?
На этот вопрос Аланис не знала ответа, потому сказала:
– С боем. Атаковать и уничтожить заставу.
– На заставах держат коней?
– Должны.
– Сколько?
– Откуда мне знать?
– Если сможем пересечь дорогу, за нами будет погоня?
– Командир, – спросила Аланис, – вы испытываете меня? Ответ на ваш вопрос очевиден.
– Направимся на север, – сказал Пауль. – Уйдем как можно дальше от Сердца Света.
* * *
День за днем проходил под сжигающим солнцем Надежды.
Бригада старалась двигаться ночами, а спать днем, пережидая пекло. Но летние ночи слишком коротки. Отряд шел затемно и на рассвете, и утром, и перед полуднем. Лишь когда солнце достигало зенита, Пауль позволял сделать привал.
Солнце пекло свирепо, пинтами выжимая пот, опаляя каждый дюйм неприкрытой кожи. В мертвом поезде Аланис нашла несколько пустынных нарядов: длинные рукава, подол до щиколоток, капюшон, лицевой платок. Завернутая в материю, будто мумия, она сходила с ума от жары. Платок на лице напоминал дни ранения и вызывал ярость. Но стоило хоть на час убрать его – лицо покрывалось ожогами, губы трескались и сочились кровью.
Пить хотелось всегда. Аланис забыла, каково это – не испытывать жажды. Хутора давали, казалось бы, достаточно воды, но тело требовало необычно много, запасы иссякали с пугающей быстротой. От жажды и зноя мутился рассудок, мысли теряли остроту. Сон в жару почти не приносил отдыха, Аланис находилась в вечной полудреме. Куски времени просто выпадали. Вот только поднимаешься на дюну – а вот, вдруг, уже очутился на вершине. На несколько минут сознание будто погасло.
Бригада несла потери. Раненый Кабан не пережил новой песчаной бури. Лишай отравился: сиреневый песок как-то попал в его флягу, а он не заметил и выпил до дна. Ослепший Рог упорно шел с повязкой на глазах, держась за Швею. Пауль рассчитывал, что его зрение восстановится. Но при очередном осмотре оказалось: глаза Рога вытекли, а на их месте творится такое непотребство, что Аланис отвернулась, зажав рот рукой. Швея сказал Паулю пару слов, и тот застрелил Рога, а его Предметы отдал нести Аланис. Солдаты были слишком перегружены Предметами погибших, чтобы взять еще хоть один Перст.
Рана Аланис тоже вела себя скверно. Ядовитые песчинки проникли в швы на месте пальцев. Это не вызвало гниения, но плоть перестала заживать. Обрубки сочились кровью и причиняли постоянную боль.
Впрочем, все названное – мелочи. Хутора – вот что действительно плохо.
Бригада шла по ломаной линии от поселка к поселку, от родника к роднику. Цель посещения была двоякой: запастись водой и пищей, а также избавиться от преследователей. В песках не скроешь цепочку следов. Если пустынники сядут на хвост бригаде, то уже не потеряют ее. Потому Пауль решил уничтожить саму возможность погони. Это было просто: всего лишь не оставлять в деревнях пригодной для питья воды.
Бригада входила в хутора, запасалась водой и пищей, убивала жителей, бросала трупы в колодец. Резня являлась рутиной, выполняемой машинально, скучливо. Прийти, умыться, напиться, убить всех. Иногда шли в ход Персты Вильгельма, чаще хватало и ножей. Чтобы не тратить лишних усилий, Пауль назывался посланником герцога и звал жителей хутора выслушать новости. Все, кроме малых детишек, высыпали из лачуг, собирались гурьбой. Солдаты окружали их и зачищали. Затем проходились по хижинам, выискивая мелюзгу.
Сколько бы ни было жителей, они не оказывали сопротивления. Люди разделялись на тех, кто пытался бежать, и тех, кто застывал неподвижно, до последнего вдоха не веря. Один парень в одной деревне кинулся на Муху с ножом. Муха был так удивлен, что скрутил смельчака и дал посмотреть, как истребляют остальных. Затем добил его последним.
Иногда из жителей извлекали пользу. Требовалось что-нибудь – одежда, лекарства, инструменты – спрашивали, где лежит, велели показать, расправлялись с хозяином. Однажды встретили диковинку: корову. Приказали местной девчонке сдоить, забрали ведро молока, убили и корову, и девчонку. В одном из хуторов заметили пару не уродливых женщин. Им сохранили жизнь на два лишних часа, изнасиловали по кругу всем отрядом, затем убили. Впрочем, то был единственный случай. Забавы требовали сил, а силы следовало беречь.
Как правило, брали проводников. Пауль оставлял в живых одного-двух хуторян и велел показывать дорогу. Аланис боялась этих проводников: от них веяло чем-то запредельным, нелюдским. На глазах у человека поголовно убивали всех родичей и соседей, а его самого оставляли до поры. Он вел отряд, точно зная, что завтра тоже будет зарезан. Однако он шел! И даже – шел в нужную сторону, не пытался сбить бригаду с пути. Что им двигало? Надежда ли – но на что?.. Страх – но чего уже бояться?.. Или увиденное зверство настолько разрушало волю проводника, что он уже не мог ни действовать, ни думать? Может в эти последние сутки он и человеком-то не был?..
Как-то один из проводников подошел к Аланис и взмолился:
– Миледи, пожалуйста…
Услышав голос мертвеца, он шарахнулась от испуга.
Другим ее ужасом были первые минуты в поселках. То время, когда жители сбегались к путникам: поглазеть, послушать новости. Поселки были бедны, их никто и никогда не грабил, хуторяне не боялись чужаков. Наоборот, сгорали от любопытства: что же расскажут странники, какие чудеса творятся в мире? Имелся промежуток времени, когда люди еще не понимали, что их ждет, а Аланис – знала. Эти минуты отчего-то внушали ей мучительный страх. Сколько раз она, леди Аланис Альмера, стояла на пороге гибели. Вместе с сиром Хамфри бежала из горящего Эвергарда, вместе с Эрвином встречала атаки на дворец, издыхала от гнилой крови в келье монастыря… И никогда не боялась так, как теперь, при виде этих людей – глупых и обреченных. Она пробовала прятаться за спинами солдат – легче не становилось. Пробовала выехать вперед и смело, как раньше, глянуть смерти в лицо. Но видела лишь лица хуторян, полные дурного интереса:
– Что расскажете, милорды? Издалека едете, а? Что новенького в мире творится?..
Даже когда задних начинали убивать, передние еще вдох-другой хранили на губах улыбки. Холодная же тьма!
Чтобы сократить невыносимые минуты, Аланис повадилась кричать:
– Мы всех вас убьем!
Пауль и солдаты не давали себе труда хоть что-то сообщать жертвам. Из ее уст они узнавали свою судьбу – на минуту раньше, чем все начиналось. Но в эту минуту некоторые успевали что-нибудь сказать:
– Это как же, миледи? Зачем – убьете?.. Мы хорошие люди, ничего такого… Миледи, вы ошиблись!
Она пыталась:
– Командир, пощадите хоть кого-нибудь!
– Нет. Любой может дойти до другого села и передать известие.
– Пощадите детей! От них нет опасности!
Пауль проявил интерес:
– Каких именно детей? Какого возраста?
– Ну… до десяти лет.
– Отставить. Много.
– До шести?..
– Хорошая идея, спасибо. Такая мелочь обременит преследователей.
С тех пор убивали не всех. Самых младших детишек бросали в опустошенном хуторе. Воины Фарвея должны будут позаботиться о них, это сильно задержит погоню. Но что, если погоня уже отстала? Если в этот хутор никто не придет еще неделю или месяц?.. Аланис с ужасом понимала, что натворила.
Когда-то в кошмарных снах Аланис видела обожженное тело отца. Теперь она подскакивала с криком, если видела во сне живого человека. Всякий, кто жив, скоро умрет на ее глазах. Сдохнет жалко и беспомощно, как слепой котенок, зарытый в землю. Нечего бояться в единственном случае – когда вокруг все уже мертво.
Однако Аланис не могла отрицать: тактика Пауля давала плоды. Одной роты стрелков хватило бы, чтобы добить обескровленную бригаду. Но ни рота, ни дюжина так и не появилась из-за дюн. Преследователи не смогли вести погоню без воды – и отстали. Герцог Фарвей мог послать другой отряд по рельсовой дороге, обогнать и перехватить бригаду. Но для этого следовало знать, где она находится, – а Фарвей не знал. Пауль уничтожил всех, кто мог выбраться из пустыни и передать сведения в Сердце Света. Остатки бригады – командир, шестерка солдат и герцогиня Альмера – исчезли в песках.
* * *
Легко было заметить некоторые признаки, но трудно сделать из них правильный вывод. Следовало вывернуть восприятие наизнанку, допустить существование горячего снега и шершавой воды, чтобы принять следующую мысль: с каждым вырезанным хутором Пауль становился… добрее.
Он не проявлял удовольствия в ходе чисток, действовал прагматично и скупо, но что-то менялось в командире бригады. Аланис убедилась в перемене, когда Пауль спросил:
– Как твои пальцы?
Аланис подняла руку, сжала-разжала кулак.
– Рука действует, командир. Не имею жалоб.
– Сильно болит?
Брови поползли на лоб.
– Не сильно… Простите, какая разница?
– Никакой, – сказал Пауль и зачем-то хлопнул ее по плечу.
А в другой раз он предложил ей куриную ножку. Сырую. Аланис была не слишком голодна и отказалась. Пауль направил на ножку Перст. Предмет не изрыгнул пламени, но засветился ярче обычного, а мясо стало румяниться, источая удивительный запах. Вскоре Аланис облизывала пальцы после лакомства. Но затем пришла в ужас. Забота Пауля не может быть бескорыстной. Раз лично накормил – значит, хочет чего-то. Нетрудно понять, чего именно.
С растущею тревогой она стала наблюдать за командиром. Пауль внушал страх, какого Аланис никогда прежде не испытывала. Она знала, что сможет убить любого солдата бригады, – но не его. Дело даже не в силе или боевом мастерстве, хотя того и другого Паулю было не занимать. Ему достаточно просто взглянуть – и Аланис оцепенеет от страха. Все, что она могла, – наблюдать за ним украдкой, затаившись, надеясь.
И она увидела: Пауль стал похож на сытого льва. Его голос сделался мягче, а движения медлительней, чем в начале путешествия. Словно внутри него наполнилась некая емкость, утих мучительный голод – и Пауль позволил себе расслабиться.
Солдаты бригады тоже заметили перемену, но приписали ее иной причине. Почти сотня миль отделяла их от Сердца Света. Фарвей вряд ли станет искать настолько далеко, а если и станет, то ему не хватит сил прочесать такие пространства.
– Мы оторвались, командир, – сказал однажды Бурый. – Не пора ли сворачивать на запад?
– Ты прав, – спокойно кивнул Пауль.
– Мы далеко ушли от Сердца Света. Здесь уже не может быть больших отрядов Фарвеев. Попробуем перейти рельсы…
– Не убеждай. Я же сказал: ты прав. Ночью свернем на запад.
Два дня и один хутор понадобились бригаде, чтобы подойти к рельсовой дороге. Она виднелась издали: широкая насыпь шла через пустыню, по гребню искрились нити путей. Деревянный форт с тремя башнями примыкал к насыпи.
Распластавшись по песку, солдаты бригады вели наблюдение. Муха насчитал четверых дозорных, но не мог поклясться, что заметил всех. И это – лишь одна вахта. Всего может быть и святая дюжина.
Бурый предложил:
– Может, отойдем в сторонку на милю и спокойно перейдем рельсы?
– Аланис, почему нельзя этого делать? – осведомился Пауль.
– Потому, что нас заметят. За рельсами колесный тракт, по нему рыщут конные патрули. Да и поезда ходят нередко. Увидят нас – пошлют погоню. Мы пешие не уйдем от конных.
– Что предлагаешь делать?
С удивлением она поняла: ее давешняя идея была правильной. Пробиваться с боем – лучший вариант.
– Захватим заставу, заберем их лошадей, ускачем. Когда заметят, что застава взята, мы будем далеко.
– Ночью, – сказал Пауль и зачем-то снова тронул ее плечо.
Затемно они подползли к заставе, укрылись за дюной в трех сотнях шагов от стен, осторожно выглянули, вжимаясь в песок. Рельсы серебрились под луной, темнели гребенки частоколов, башни форта вгрызались в небо черными клыками. Вдалеке послышался гудок поезда.
– Атакуем?
– Увидят из вагонов. Ждем.
Они легли за гребнем дюны, ожидая, пока пройдет состав. Огромная, дикая луна таращилась с неба. Дюны серебрились с одной стороны, заливались мраком с другой. Пустыня напоминала одеяло из светлых и темных лоскутов.
– Что ж он так долго… – проворчал Бурый. – Командир, нехорошо это.
– Молчать и ждать.
Вслед за Паулем, Аланис осторожно подняла голову и осмотрелась. Ничего тревожного, никакого движения в ночном море песка. Только пятна света от вагонных окон бегут вдоль путей.
– Как только поезд пройдет, начинаем атаку, – сказал командир. – Муха, Кнут, Швея – прикрываете плетьми. В первую очередь уничтожить башни. Аланис, ты с ними. Остальные – за мной на штурм.
Шум колес окреп, поравнявшись с фортом. Тягач издал еще один гудок. Солдаты вытянули шеи, провожая взглядами состав.
Тогда четверка воинов в маскировочных плащах возникла ниоткуда. Поднялись прямо из песка, будто тени, и дали арбалетный залп. Бурого прибило к земле, Швее размозжило голову. Аланис успела дернуться, болт прошел у самой шеи, брызнул песком. Трое пустынников отшвырнули арбалеты и выхватили клинки. Быстрые, как змеи, метнулись к солдатам. Четвертый поднес руку ко рту, издал резкий, хлесткий свист.
Пауль перекатился на спину и ударил плетью. Одного пустынника сломало пополам, другому снесло голову с плеч. Двух оставшихся убили солдаты бригады. Последний упал в шаге от Кнута, почти дотянувшись острием клинка.
– В атаку! На штурм!
Они обогнули дюну – и в ту же минуту что-то сверкнуло на башне. Горящий снаряд расчертил темень, плеснул огнем по склону дюны. Пламя осветило солдат, превратив в мишени. Они ринулись к форту перебежками, виляя, замирая на вдох, чтобы хлестнуть по стенам плетьми. Навстречу им свистели стрелы…
Аланис осталась в тени дюны, рядом с трупами. Она выглядывала редко, судила о ходе битвы по звукам. Вот хрустят опоры и рушатся башни, с треском ломаются ворота. Вот куски бревен отлетают от стен и глухо падают на песок. Солдаты врываются внутрь – слышны крики ярости и боли, звенят клинки…
Аланис ощутила, как сжимается сердце. Слишком мучительно это напоминало другой штурм – родной дом, Эвергард. Боги, как так вышло, что теперь я – на другой стороне? Отец, видишь ли ты это? А если видишь, можешь ли понять меня?..
– Помоги, – прошептал Бурый.
Со стоном он сел, вытащил болт из собственного бока. Рана брызнула кровью, он зажал рукой.
– Помоги… Забинтуй…
– Ты все равно умрешь, – сказала Аланис.
– Нет. Смогу заживить… Первокровь… Только помоги.
Взяв нож у мертвого пустынника, Аланис подошла к Бурому.
– Скажи: ты был в Эвергарде?
– Ну да… как все…
– Вы убили моего отца.
– Тебе же лучше. Станешь герцогиней…
– И брата.
Бурый зажал рану левой рукой, освободив правую – с Перстом.
– Не дури, пташка. Брось нож.
Она выронила оружие.
– Теперь бинтуй. Я слежу. Чуть что – ударю плетью.
Она достала из сумки длинный отрез ткани – запасной платок. Разодрала на две ленты, связала, принялась бинтовать. Оказавшись за спиной у Бурого, сыпанула на ткань горсть ядовитого песка. Проследила за тем, чтобы песок плотно прилегал к ране. Солдат не заметил разницы между болью и болью.
– Спасибо… Теперь идем к заставе.
– Пауль велел мне ждать здесь.
– Идем. Пусть увидит, что я могу ходить.
Когда они поднялись, стрельба за стенами уже прекратилась.
– Двое – сюда! – раздался крик Пауля.
Опираясь на руку Аланис, Бурый доковылял до ворот. Пауль снимал Предметы с двух трупов солдат. Муха и Кнут выводили лошадей из конюшни.
– Командир, имеется проблема… – доложил Муха. – Коней только четверо.
– На две дюжины гарнизона? Что за чушь!
– Видимо, солдат привезли вагоном, – допустила Аланис.
Пауль поднялся, спрятал Предметы в седельную сумку.
– Уходим верхом в следующем составе: я, Муха, Кнут…
Он остановил взгляд на Аланис и Буром.
– Командир, я смогу скакать! Рана уже заживает. Даже не болит!
Бурый сделал порывистый шаг к лошади. Бинт, покрытый песком, вдавился в его тело.
– Ай!..
– Прости, Бурый, – сказал Пауль. – Мне жаль.
В полночь они покинули заставу и устремились на запад верхом на свежих конях. Предметы переполняли седельные сумки и заплечные мешки. Предметов было так много, что дюжину пришлось бросить, освободив место для воды и провизии.
Бригада теперь состояла из четырех человек.
Монета-4
Июнь 1775 г. от Сошествия
Бухта Белый Камень; открытое море
Леди Магда Лабелин была растрепана и одета в халат – как подобает человеку, поднятому среди ночи. Но выслушала она внимательно и ответила с полной вежливостью:
– Дерьмо собачье. Врешь, крысеныш.
– Я же не глуп, чтобы лгать вам!
Леди Магда расплылась в ухмылке:
– О, ты совсем не глуп. Затея со слухами удалась на славу! Я еле сдержалась, чтоб не хохотать прямо за столом. Но когда она провалилась, ты тут же метнулся кабанчиком и выведал тайну за один сраный час? Конечно, аж два раза. Ты сам выдумал уничтожение Предметов! Как перенос столицы и полет на Звезду, и все остальное.
Хармон смиренно поклонился:
– Миледи, я имею доказательства.
– Это какие?
– Исчезнувший форт в Запределье. О нем-то вы слыхали.
– Я в курсе любого дерьма, которое случается с Ориджинами. Что-что, а это я не пропущу. Но форт не доказывает твоих слов!
– Доказывает, миледи.
Хармон важно сложил руки на животе, показывая себя хозяином положения. И с тою же целью выдержал паузу. Магда пошарила по столу, нащупала яблоко и бросила Хармону в голову.
– Эй, нашел где важничать! Выкладывай что имеешь. А нечего сказать – бери лопату, копай могилу. Низа и так уже час пересидела в нашем мире.
– Миледи, в шатре владыки есть книга Праотца Эвриана, – быстро заговорил торговец. – Толстенький том кривым почерком. В книге – глава «Вне пространства». Там написано про деконструктор.
– И что?
– Этим деконструктором развалили Предметы в форте, с самим фортом в придачу. И выдумать такого я не мог: где б я взял слово «деконструктор», если не в книге?
– Хм…
Магда помяла тройной подбородок, на миг обретя зеркальное сходство с отцом. Запахнула халат плотнее, задумалась.
– И в чем же цель Адриана?
– Отнять у Кукловода деконструктор, а потом – навести порядок в Империи.
– Если, положим, это правда… Что хорошего в уничтожении Предметов? Почему Адриан назвал это «великой и светлой целью»?
– Позвольте пояснить, – улыбнулся Хармон. – Вы, миледи, не сразу поняли спросонья. Подумайте: где хранятся Предметы? Обычно – в замках лордов. Если какой-нибудь лорд задумает мятеж или войну, простейшим делом станет – бахнуть Предметы вместе с его замком. Если Кукловод или другой хитрец решит пострелять Перстами Вильгельма – его тоже хлоп, как муху. Все в Полари, кто владеет Предметами, будут по струнке ходить. Конец феодальным усобицам, конец лордскому произволу. Мир и порядок под крепкой властью Короны!
– Но можно хранить Предметы подальше от себя. Исчезнет твой форт – а ты выживешь.
– И лишишься Предметов. Ваша светлость, Предметы – это власть и почет! Никто не откажется от них. Лорды подчинятся полной власти Короны, но сохранят Предметы.
– Положим. А чему должны радоваться барон Деррил и полковник Хорей, и ганта Бирай, и остальные, кто был за столом?
– Так там собрались люди, верные императору и не владеющие Предметами. Для них опасности никакой, а перспективы – огромны. Взойдет на вершину Адриан – поднимемся и все мы!
Магда встряхнула щеками.
– Ты, может, забыл, но я – дочь лорда. Дом моего папеньки набит Предметами.
– Миледи, вы с папенькой – на стороне владыки. Вам ничто не угрожает… тем более теперь, когда знаете об опасности.
Она ухмыльнулась, оценив намек. Пошарила по столу, нашла персик, откусила сразу половину, смачно прожевала.
– Что ж, крысеныш, ты выведал интересную штуку. Правда, мы не уверены, что это и есть главная тайна Адриана…
– А какая ж еще?! Что может быть главнее?
– Но Адриан ведь так прямо не сказал: моя главная тайна – вот это. Они со Вторым просто болтали о книге.
– Вовсе не просто, миледи! Они говорили с таким глубочайшим интересом, будто обсуждали самый важный закон мироздания. Их голоса, полные благоговейного трепета, все еще звучат в моих…
– Да-да-да, я поняла, ты молодец. Получишь свою Низу… – она хрумнула персиком, – попозже, когда сойдем с корабля.
У Хармона подогнулись ноги:
– Миледи, мы… не так договаривались!
– Крысеныш, ты что-то напутал. Я – первородная леди, дочь великого лорда. А ты – мошенник и вор. Какие договоры, о чем ты?..
– Ваша светлость не может так поступить… Вы же дали честное дворянское слово!
Она рассмеялась так, что из глаз брызнули слезы, а изо рта – персиковый сок. Отвалилась на спинку кресла, рукой захлопала по столешнице.
– Ой, не могу!.. Дворянское слово!..
Хохот длился достаточно долго, чтобы Хармон ощутил себя яйцом… сваренным в смятку… разбитым… и съеденным. Наконец, леди Магда отерла слезы и сказала, отдуваясь:
– Я видела твою Низу… Она славная девчонка. Мои рыцари ее хвалят… По нраву она мне, потому отпущу. Но позже, когда проверю твои слова.
– Правда, отпустите?
Магда хохотнула:
– Честное, хо-хо-хо, дворянское.
– А могу я увидеть ее?
Магда помедлила, обсосала персиковую косточку, сноровисто выплюнула.
– Можешь, да. Отчего бы и нет.
Кивнула одному из стражников:
– Приведи.
Пока ждали Низу, Хармон стоял сам не свой. Думал с холодом в спине: а если она уже мертва? Я же опоздал с докладом, вот и принесут сейчас ее тельце… Или жива, но избита-измучена. Взмолится мне: «Славный, спаси!» А что я могу? Только сдохнуть от стыда и бессилия. Зря я подслушивал, ох зря! Лучше было все-таки открыться Адриану… Если кто и защитил бы, то только император! У кого еще найдешь справедливость?!
– Какому лорду ты служил? – спросила леди Магда.
– Никакому. Для графа Шейланда лишь одно поручение выполнил.
– Ты не был… как это зовется… полезным человеком у вельможи?
– Я – простой торговец, миледи.
Она покачала головой:
– В хитрости тебе не откажешь. Жаль, что так насолил и папеньке, и барону. Будь ты почище, пригодился бы мне…
– Шаванка доставлена, миледи!
Полог откинулся, и белокурый рыцарь впустил в шатер Низу. Впустил. Не втолкнул пинком под зад, не втащил волоком.
Низа вошла – и тут же с радостным криком обняла Хармона. От счастья она затараторила на родном диалекте, и торговец сначала не уловил ни слова. Потом замедлилась, перешла на понятную речь:
– Славный, как я рада! Они говорили: ты сбежишь и меня бросишь, – а я говорила: ни за что! Они говорили: тебе такое поручено, что нипочем не справишься, – а я говорила: священному теленку Оллаю все под силу!
Хармон чуть не заплакал от умиления. Осмотрел ее с головы до ног, боясь увидеть следы пыток и побоев. Кожаная безрукавка Низы оставляла открытыми плечи, шею, живот – и нигде не было ни царапины. Лицо ее как будто даже округлилось, щеки розовели сквозь загар.
– Тебя… не мучили?
– Лысые хвосты! Целыми днями сидела сиднем, никакой работы не давали. Я им сказала: помираю от скуки, дайте какое-нибудь дело. Они мне: нельзя, не велено, так сиди. Я: может вам хоть зашить что-нибудь? Они: нельзя тебе иглу, вдруг заколешься. Я сказала, что они – тупее горных ослов. Тогда они поумнели и дали всякое дырявое на штопку. Больше скукой не маялась.
– А кормили хорошо? Не голодала?
– О, что ты! Меня кормили рыцарским пайком, я не съедала и половины!
Хармон покосился на Магду, а та состроила важный вид: я, мол, великодушная леди.
Низа спросила:
– Ну что, теперь пойдем?
Хармон помрачнел:
– Прости, милая. Надо еще потерпеть. Окончу еще одно дело…
– Ладно, – сказала Низа. – А ты справишься сам? Если нужна моя помощь – скажи им, чтоб отпустили меня, я помогу.
Хармону показалось, что Низа так и не осознала себя заложницей. Пожалуй, оно и лучше, не стоит разочаровывать.
– Нет, милая, это такое дело, которое лучше одному. А тебе лучше посидеть у них в фургоне, чем суетиться с грязными тарелками.
– Если ты говоришь, то так оно и есть. Мне только немного грустно: как же ты без меня справляешься?
– Отлично справляюсь, солнышко. Вот и миледи меня хвалила…
Магда махнула рукой:
– Довольно телячьих нежностей, будет уже.
– Да, миледи!
Хармон напоследок стиснул Низу в объятиях. Затем белокурый рыцарь сказал:
– Сударыня, прошу вас.
Прошу. Вас.
Низа вышла сама, не связанная, никем не понукаемая. От ее легкой, грациозной походки у Хармона потеплело в груди.
Леди Магда издала смешок:
– Чего глаза таращишь?
– Миледи, я… немного удивлен.
– Жопой своей подружки? Ты ж видел раньше.
– Нет, вашим… ммм… благотворным… э…
Магда поправила на себе халат и сказала очень буднично, как-то даже кухонно:
– Пойми, крысеныш: я пытаю только тех, кто мне не нравится. Низа мне по душе, потому и живет, как сыр в масле. Но если узнаю, что ты соврал, – к чертям ее зарежу.
* * *
Ведомая флагманским галеоном «Величавая Софья», эскадра Дома Лабелин покинула солнечное королевство Шиммери.
Жаль, – думала леди Магда, провожая взглядом Львиные горы, невозвратно тонущие в дымке. Не сраная жаль, а просто жаль. Так было на душе, что ругаться не хотелось.
Великий Дом Лабелин поистине великим, без дураков, был в одном деле – в торговле. Без малого век деды и прадеды Магды держали торговую монополию над Севером. Один Темный Идо помнит все хитрости, на какие они шли, чтоб сохранить ее. Интриговали напропалую, раздувая конфликты Севера с Короной, а это было очень нелегко, ведь Север служил верою и правдой. Не раз и не два саботировали прямую дорогу из Фаунтерры в Лейксити. Четверо министров поплатились должностями – но дорога так и осталась канавой с дерьмом, а главный поток товаров по-прежнему тек через Лабелин. Яростно конкурировали с альмерцами, выживая их из озерной торговли. Скупали флот на Дымной Дали, строили блестящие порты, в хлам сбивали цены за якорную стоянку, давали взятки купеческим гильдиям. Годами, десятилетиями, пока все не привыкли: торговля идет через Южный Путь, не через Красную Землю.
Прадед Магды – король среди хитрецов – провернул интригу в Нортвуде. Боги, это был шедевр заговоров, каноническая фреска, с которой нужно списывать интриги! Нортвудское побережье Дымной Дали – болотисто и склизко, крайне неудобно для стоянки кораблей. Но тогда, полвека назад, граф Нортвуд выделил огромные средства на строительство нового порта с дамбами, насыпями, углубленными бухтами, высокими причалами. Он мог бы принять десятки судов в день, а стройку поручили прибрежному барону, лорду тех мест. Но герцог Лабелин, прадед Магды, сумел устроить брак: первенца и наследника Нортвудов – за дочку другого барона – не того, кому выделили средства. Он же, герцог Лабелин, науськал молодоженов напасть на соседа и отнять недостроенный порт. Атакованный барон помчал за помощью к графу, но тот был в летах, а наследник – в самой силе. Словом, граф не пошел против собственного сына. Барону порта не осталось ничего, кроме самозащиты. Весьма уместно герцог Лабелин предложил ему кредит, чтобы нанять войска. Барон поспешно нанял полк Закатного Берега и батальон кайров. Но когда те прибыли в Нортвуд, герцог Лабелин изменил решение и отказал в кредите. Чтобы расплатиться с наемниками, барону пришлось истратить деньги, выделенные на стройку. Он, конечно, отбился от соседа, и сохранил порт. Точнее – кусок насыпи, половину дамбы и много пудов щебня. А на продолжение строительства денег так и не нашлось…
Каждый год в течение века Великий Дом Лабелин выжимал из северных соседей десятки и сотни тысяч эфесов. На эти деньги строились дворцы, стелились рельсы, зажигались искровые лампы. Софиевцы становились министрами и генералами, софиевки – фрейлинами, придворными дамами, дважды – императрицами… Однако торговля оставалась единственным талантом Лабелинов. В делах огня и железа им фатально не везло. Предки Магды держали на службе тысячи рыцарей, десятки тысяч луков и копий, устраивали турниры и ученья, слагали горделивые легенды, поддерживали боевой дух… Но неизменно проигрывали все войны, в которых за них не вступалась Корона.
И вот она, жаль… Не дерьмовая, а просто жаль, одно крепкое слово. Впервые армия Южного Пути задала чертей. Сама, без помощи Династии, разгромила другой Великий Дом, захватила безумные трофеи, могла завоевать целое королевство… Могла, да.
– Сожалеете, миледи? – спросил полковник Хорей. – Зря окончили войну?
– Ненавижу сожаления. Сделаю так, чтобы было не зря.
Леди Магде было далеко до прадеда, но кое-что умела и она. Владыке Адриану, разумеется, выделили лучшую каюту на флагманском судне – «Величавой Софье». К приходу императора каюту отдраили до блеска, украсили цветами, подали кофе, накрыли стол с закусками и фруктами. Когда Адриан вошел, на столе в блюде с сыром пировали две жирнейших крысы. Ужас, кошмар! Такого позора Дом Лабелин не знал со дня потери столицы! Виновников жестоко накажут, все матросы «Величавой» будут жрать сухари, пока не изведут крыс. А императору, конечно, предоставят другое жилище. Галеон «Хозяин морей» ничуть не уступает флагману, построен тою же верфью согласно тем же чертежам. Единственная печаль – леди Магда не сможет составить компанию владыке. Морская традиция незыблема: адмирал должен находиться на флагмане, иначе быть беде. Так и получилось, что его величество с шаванами, Вторым из Пяти и его монашеской свитой разместился на «Хозяине морей», а миледи с бароном и полковником – на «Величавой».
Магда солгала на счет печали: она ничуть не жалела, что Адриан очутился на другом судне. Изо всех конфликтов, споров и скандалов Магда любила лишь те, в которых имела право назвать оппонента сраным говнюком. Спор с императором лишал ее такой возможности, а потому не привлекал. Никакого удовольствия – слушать колкие выпады владыки и смиренною овечкой блеять в ответ: «Да, ваше величество, простите, ваше величество». Намного приятней – просто увидеть сигнальные флажки на мачте «Хозяина морей». А флажки неминуемо взлетят, и до того момента нужно кое-что успеть.
Вторым вечером плавания на «Хозяине морей» состоялся праздничный ужин, и владыка пригласил гостей. Леди Магду, барона и офицеров шлюпки доставили на судно Адриана. Стол накрыли в кают-компании, но Магда слегка опередила время и прибыла, когда ужин еще не был подан. Владыка учтиво предложил гостям скоротать минуты ожидания в капитанском салоне, служащем сейчас кабинетом императора. Магда сразу заметила нужную книгу: остальные тома в шкафу были гораздо новее. Книжный шкаф являлся собственностью капитана корабля, Магда без стеснения открыла его и взяла «Анализ и синтез».