Текст книги "Всеблагое электричество"

Автор книги: Павел Корнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 107 страниц)

Гранатометчик обернулся и недоуменно вскинул голову; я воспользовался моментом и вновь утопил спусковой крючок. Пуля впустую срикошетила от армейской каски, налетчик лишь покачнулся, а потом задрал ручную мортиру, выцеливая мое окно. Я в панике открыл беспорядочную стрельбу и разрядил едва ли не весь магазин, прежде чем одно из попаданий пришлось в не защищенное бронекирасой плечо.

Простреленная рука грабителя не удержала оружие, и ствол клюнул в землю, но сам подранок неожиданно резво отбежал к стене. А только я высунулся в окно, как с грохотом откинулся задний борт броневика и на меня уставился шестиствольный гатлинг. Сверкнули искры на клеммах электрической банки, начал раскручиваться блок стволов, и я без промедления сполз с подоконника на пол.

– Вниз! Быстро! – закрывая голову руками, крикнул Исааку Левинсону, который только-только пришел в себя и бестолково тряс головой, стоя посреди кабинета.

Банкир нырнул под стол, и тотчас по окнам стеганула тугая плеть свинца. Крупнокалиберные пули враз вынесли из рам остатки стекол и насквозь прошили деревянные перекрытия потолка, а вот добротные каменные стены оказались им не по зубам. Нас не зацепило, лишь посыпались на голову деревянная щепа и куски побелки.

Разрядив «Рот-Штейр», я достал из кармана запасную обойму, воткнул ее нижний край в окошко выброса гильз, привычным движением надавил большим пальцем на патроны и загнал их в пистолет. Выдернул опустевшую железку, и затвор самостоятельно вернулся на место.

– Леопольд! – вдруг окликнул меня Левинсон, выглядывая из-под стола. – Пожар! – указал он на дверь, из-под которой тянуло дымом.

Пригибаясь, чтобы не попасть под шальной рикошет, я пересек кабинет, ухватил медную ручку и с проклятьем отдернул ладонь. Перчатка уберегла пальцы от ожога, но нагрелся металл как-то слишком уж сильно.

Что происходит?!

Быстрым движением я распахнул дверь и невольно загородился рукой от дыхнувшего в лицо жара. Весь коридор оказался объят чадящим пламенем, но ни огонь, ни черный дым не помешали разглядеть стоявшую у лестницы фигуру в длинном плаще с блестящим покрытием из алюминиевой фольги, стальном шлеме и противогазе со стеклянными окулярами.

При моем появлении поджигатель приподнял брандспойт ранцевого огнемета, и по коридору покатилась струя жидкого пламени, но я успел захлопнуть дверь кабинета, прежде чем та ворвалась в кабинет.

Огонь снаружи взревел и умолк; тогда я вскинул пистолет и несколько раз подряд выстрелил через добротную дубовую филенку, не столько в расчете подстрелить поджигателя, сколько желая не дать ему приблизиться и поджарить нас заживо.

– Что там?! – испуганно крикнул Исаак, когда смолкла стрельба. – В кого вы стреляли?

Проигнорировав его окрик, я слегка приоткрыл дверь и выглянул в коридор; оттуда дыхнуло столь лютым жаром, что пришлось немедленно отступить.

Пожар стремительно разгорался, всякое промедление грозило мучительной смертью в огне, но не прыгать же из окон под выстрелы налетчиков?!

Прорываться по коридору и бежать вниз? А огнеметчик?

Я развернулся к банкиру и спросил:

– Отсюда есть другой выход, помимо лестницы?

– Не проще ли…

– Нет, дьявол! Не проще!

– Черный ход – в дальнем конце коридора, – подсказал Исаак, не выдержал и вновь сорвался на крик: – Что происходит, виконт?!

В его голосе слышался неприкрытый страх, да меня и самого колотило от лютого ужаса, хотелось забиться под стол и крепко-накрепко зажмуриться. Вместо этого я подступил к банкиру и встряхнул его за плечи.

– Успокойтесь! – рявкнул я в покрасневшее лицо. – Содовая есть?

– Содовая? – опешил Исаак, сразу взял себя в руки и подбежал к бару. – Есть!

– Доставайте! Быстрее!

Банкир распахнул заполненный разномастными бутылками шкафчик и достал оттуда пузатый сифон, тогда я сорвал с одного из окон штору и швырнул ее на пол.

– Поливайте! – скомандовал банкиру, затем сдернул вторую и поторопил иудея: – Быстрее! Лейте на обе!

Струя газированной воды расплескалась по плотной ткани, а когда сифон опустел, мы замотались с головы до ног и подступили к двери.

– Никуда сворачивать не надо! – предупредил Исаак. – Выход на лестницу черного хода прямо по коридору.

– Ключи? – протянул я руку.

– Эту дверь никогда на запирают, только входную!

– Тогда за мной! – скомандовал я и первым выскочил в коридор.

Враз стало нестерпимо жарко и душно, воздух провалился в легкие раскаленным песком, огонь лизнул ноги, показалось, будто очутился в плавильной печи. Приходилось брести вслепую, натыкаясь на стены и друг друга, но без мокрых штор жгучее пламя в один миг выжгло бы глаза и прожарило до костей.

Налетев на неожиданное препятствие, я поначалу обмер от ужаса, потом опомнился, распахнул дверь и вывалился на площадку черного хода; Исаак Левинсон вывалился следом, сорвал с себя дымящуюся ткань и бухнулся на колени в надсадном приступе кашля. Пожар хоть и остался с той стороны двери, но снизу уже валили клубы дыма, и дышать здесь было просто нечем.

Рукоятью пистолета я рассадил узенькое окошко; мы приникли к нему, отдышались и банкир потянул меня к лестнице.

– Нам туда!

Но с первого этажа веяло столь лютым жаром, что мне сразу стало ясно: соваться вниз равносильно самоубийству.

– Прыгаем! – скомандовал я и распахнул осыпавшуюся осколками раму.

– Расшибемся! – встревожился Исаак.

Я не стал слушать его, влез на подоконник и посмотрел вниз. Потолки в особняке были и в самом деле высоченными, но риск переломать ноги пугал куда меньше, нежели перспектива поджариться заживо.

Так я иудею и заявил, потом ухватился за откос и свесился наружу. А только разжал пальцы – и земля неожиданно быстро и резко ударилась в подошвы. Стены домов, забор и клочок неба крутнулись перед глазами, я растянулся на гравии, но сразу выхватил пистолет.

Никого.

– Прыгайте! – крикнул тогда товарищу по несчастью и побежал к двери черного хода, из-за которой доносились приглушенные крики о помощи.

Исаак выбрался из окна, повис и грузно рухнул вниз, а я изо всех сил шибанул дверь, не добился успеха и дернул ее на себя, но вновь безрезультатно.

– Виконт, ключи!

Левинсон швырнул мне связку, я перехватил ее в воздухе, подобрал нужный ключ и отомкнул замок. На улицу вместе с клубами едкого дыма вывалился скребшийся с той стороны Аарон Малк; пришлось отпихнуть его в сторону, освобождая проход.

– Позаботьтесь о нем! – крикнул я банкиру и несколько раз глубоко вздохнул, вентилируя легкие, но прежде чем ступил в горящий особняк, шипение ранцевого огнемета враз перекрыло вопли звавших на помощь людей. Прикрыв лицо рукой, я сунулся за угол и через затянувшую вестибюль пелену огня заметил серебристый отблеск обшитого алюминиевой фольгой плаща.

Поджигатель уже спешил на выход, и все же я вскинул «Рот-Штейр» и послал ему вдогонку пару пуль. Попадания пришлись в один из объемных баллонов за спиной, и в тот же миг человек исчез в огненном всполохе, а меня самого ударная волна подкинула в воздух и просто вышвырнула наружу…

Очнулся от хлесткой пощечины. Банкир и его помощник оттащили меня подальше от горящего особняка, прислонили к забору и привели в чувство единственным доступным им сейчас способом.

В голове так и зазвенело.

– О черт… – пробормотал я, стискивая ладонями виски.

– Вы в порядке? – склонился ко мне Левинсон.

Я промычал в подтверждение, и банкир распорядился:

– Аарон, собери людей.

Малк убежал за помощью, а я поднялся с земли, доковылял до оброненного «Рот-Штейра» и убрал пистолет в кобуру. Затем протер от сажи очки, вернулся к банкиру и уселся рядом. Огонь добрался до крыши, черепица местами провалилась, и хоть вскоре огнеборцы затащили с улицы пожарный рукав, они старались не столько сбить пламя, сколько не дать ему перекинуться на соседние строения, благо, день был безветренный.

– Они за это ответят, – произнес вдруг Левинсон. – Кто бы это ни сотворил, они за это ответят…

Дрожащей рукой я достал из кармана жестянку с леденцами, отправил в рот мятную конфету и многозначительно заметил:

– Ключевое слово здесь «кто».

– Что вы имеете в виду, Леопольд? – удивился банкир.

Я пожал плечами, собираясь с мыслями, потом честно признал:

– Вовсе не уверен, что сыщики возьмут след.

– Почему нет? – удивился иудей.

– Вы видели оружие налетчиков? – хмыкнул я и начал перечислять: – Огнемет, гатлинг, ручная мортира! Броневик тот же! Не всякое армейское подразделение так оснащено!

Исаак Левинсон смерил меня внимательным взглядом и уточнил:

– Думаете, не найдут?

– Я знаю своих коллег, – усмехнулся я. – Вы ведь слышали о подкопе под ваш банк, кого-нибудь по этому делу задержали? Нет? То-то и оно.

Банкир достал мятый носовой платок и принялся вытирать перепачканное копотью лицо.

– А вы? – осторожно спросил он некоторое время спустя. – Вы, господин Орсо, сумеете их отыскать?

– Возможно, – ответил я столь же осторожно.

– Так сделайте это! – потребовал Левинсон, помолчал и добавил: – Найдите их и убейте. За деньгами дело не станет.

Я в ответ на это предложение только покачал головой:

– Исаак, мы живем в эпоху разделения труда. Я готов взяться за поиски налетчиков, об остальном вам придется позаботиться самому.

Иудей несколько раз кивнул, обдумывая мои слова, потом спросил:

– Пятьсот франков аванса вас устроит?

– Более чем, – ответил я, не став набивать себе цену. – Более чем…

Через полчаса я стоял на краю моста Эйлера, задумчиво потирал подбородок и смотрел в мутные воды Ярдена. Совесть каленым железом жег аванс – пять новеньких стофранковых банкнот, которые всякий порядочный человек на моем месте вернул бы банкиру без всякого промедления.

Я всегда полагал себя человеком в высшей степени порядочным, поэтому и стоял сейчас в глубокой задумчивости на самом краю моста, тер подбородок и смотрел вниз. Не было нужды даже перегибаться через ограду – ее снес уходящий от погони броневик. Снес, рухнул вниз и камнем ушел на дно. По сообщениям очевидцев – не выплыл никто.

Ну и как в таких условиях отрабатывать гонорар?

Пока стоял, бездумно пялясь на реку, к пролому в ограждении подкатил полицейский экипаж. Рядом с кучером на козлах сидел рыжеусый желтоглазый сыщик с нашивками детектива-сержанта.

Я предположил, что приехал дознаватель, но тут распахнулась дверца и наружу выбрался глава сыскной полиции Морис Ле Брен собственной персоной. Более того – компанию ему составил Бастиан Моран!

На полицейского инспектора он в своем плаще с небрежно повязанным вокруг шеи белым кашне нисколько не походил, но пугала его подчеркнутая невозмутимостью куда сильнее, нежели красная от гнева бульдожья физиономия Ле Брена.

– Какого черта делает на месте преступления посторонний?! – с ходу зарычал глава сыскной полиции на постового констебля.

Тот лишь бестолково захлопал глазами; тогда Ле Брен развернулся и с целеустремленностью торпеды направился прямиком ко мне.

Я решил, что с него станется ухватить неугодного человека за грудки и скинуть с моста, но отодвигаться от пролома не стал, вместо этого достал выписанную Исааком Левинсоном доверенность.

– Господин Ле Брен! – протянул ее начальнику. – В этом расследовании я представляю пострадавшую сторону, Банкирский дом Витштейна.

– Какого дьявола? – рявкнул Ле Брен, вырвал у меня листок и углубился в чтение. – Это возмутительно! – выдал он пару секунд спустя. – Констебль, что вы о себе возомнили?!

– Поскольку меня отстранили от службы, – напомнил я, – конфликта интересов не возникнет.

Глава сыскной полиции смерил меня недобрым взглядом и обернулся к Бастиану Морану, который преспокойно курил у самоходной коляски. Тот последний раз затянулся и щелчком отправил окурок в мутные воды Ярдена.

– Морис, он имеет право здесь находиться, – предупредил старший инспектор покрасневшего от злости коллегу.

– Мне это не нравится! – раздраженно заявил глава сыскной полиции, вернул доверенность и потребовал: – Констебль, убирайтесь отсюда немедленно!

– Морис! – попытался урезонить его Бастиан Моран. – Нам ведь не нужны осложнения с иудейской общиной, так?

Меньше всего мне хотелось оказаться между молотом и наковальней, поэтому я поспешил разрядить обстановку.

– Пожалуй, в моем присутствии здесь больше нет нужды, – уверил я высокое начальство и потихоньку отодвинулся от пролома.

– Вот как? – улыбнулся вдруг старший инспектор Моран. – И каков ваш вердикт, детектив-констебль?

Я пожал плечами, но все же озвучил и без того очевидную версию:

– Уходя от погони, грабители не справились с управлением, пробили ограждение моста и рухнули вниз.

– И раз так, – улыбнулся Моран, – дело закрыто?

– Не совсем, – осмелился возразить я старшему по званию. – Остается еще отыскать соучастников и поставщиков оружия. Кроме того, необходимо поднять броневик и составить полную опись похищенного. Управляющий банком настаивает на моем присутствии при этой процедуре.

– Идите! – отмахнулся Морис Ле Брен. – О точном времени подъема броневика банк оповестят дополнительно!

– Благодарю, – кивнул я и перевел взгляд на Бастиана Морана. – Это все, старший инспектор?

– Полагаю, констебль, сначала вам придется ответить на вопросы дознавателя, – покачал тот головой. – Судя по вашему виду, вы присутствовали при налете, не так ли?

Я окинул взглядом свой безнадежно изгаженный костюм и улыбнулся, показывая, что оценил шутку инспектора.

– Мы с управляющим ездили на переговоры с моим дядей, графом Косице, но к моменту нападения уже вернулись в город и были в банке.

Старший инспектор Моран достал пачку «Честерфилда» и выудил из нее сигарету, потом махнул рукой рыжеусому детективу-сержанту:

– Опросите констебля!

– За оцеплением! – добавил Ле Брен, повернулся к коллеге и укорил его: – Бастиан, твоя гениальная идея оставить у банка засаду лишила нас трех отличных парней!

– Морис! – мягко улыбнулся представитель Третьего департамента. – Идея, как видишь, оправдала себя целиком и полностью, подкачала реализация. Ну что вам стоило выделить два броневика?

– А кто твердил о секретности?

Ответ старшего инспектора расслышать не удалось, но хватило и этого.

Бастиан Моран предвидел налет на банк.

Проклятье! Эта история пахла еще хуже, чем представлялось поначалу!

6

Домой вернулся далеко за полночь – дознаватель самым натуральным образом выпил из меня всю кровь, куда там вампиру! И если в Ньютон-Маркт он меня подвез на служебном экипаже, то в обратный путь пришлось отправиться своим ходом. То есть пешком.

На крыльцо особняка я поднялся, прихрамывая и едва переставляя от усталости ноги, а прямо с порога уловил непривычный аромат стряпни. Вспомнил об обещанном ужине, досадливо поморщился, но все же прошел в обеденный зал, освещенный лишь парой канделябров с изрядно прогоревшими свечами. Стол в центре комнаты был сервирован на две персоны, во главе его сидела Елизавета-Мария.

Девушка отсалютовала мне бокалом с красным вином и многозначительно произнесла:

– Знаешь, Леопольд, складывается впечатление, что ты меня избегаешь.

– А даже если и так? – хмыкнул я, продолжая стоять в дверях. – Что с того?

– Очень невежливо, – укорила меня Елизавета-Мария и вдруг повысила голос, будто имела полное право здесь распоряжаться. – Теодор! – позвала она.

Дворецкий прошел в зал через вторую дверь, выставил блюдо и убрал с него крышку столь грациозно, словно всю жизнь только и делал, что подавал на стол.

– Пойду приведу себя в порядок, – сообщил я девушке.

– Леопольд! – возмутилась та. – Ужин остынет!

– Не могу же я сесть за стол в таком виде?

– Леопольд!

В голосе суккуба зазвенел металл, и я решил, что проще попробовать ее стряпню, чем объяснять, почему не собираюсь этого делать. Тем не менее хозяин я своему слову или нет? Для начала сходил умыться и переодеться и только потом вернулся за стол, расстелил на коленях салфетку и неуверенно поковырялся вилкой в непонятном кушанье. С опаской подцепив кусочек мяса, отправил его в рот и вдруг обнаружил, что тонкий пикантный вкус очень даже неплох.

– Вот уж не думал, что в преисподней так хорошо готовят, – расщедрился я на комплимент, прожевав второй кусочек.

– О, Леопольд! – закатила глаза Елизавета-Мария. – Ты не представляешь, каких высот достигает кулинарное искусство при столь скудном выборе продуктов!

Вряд ли девушка всерьез рассчитывала отбить у меня аппетит, да ей это и не удалось. Я запил острое мясо глотком воды и принялся уплетать ужин пуще прежнего.

– А сама ты не голодна? – спросил у суккуба, которая не съела ни крошки, только пила вино.

– Нахваталась, пока готовила, – ответила та.

– Так все это для меня?

– Исключительно для тебя, мой дорогой Леопольд, – подтвердила Елизавета-Мария. – Тебе это должно льстить, мало кто может похвастаться таким поваром.

Я кивнул.

– С поварами нам никогда не везло, – улыбнулся я, отодвигая полупустую тарелку. – Предпоследнего пришлось рассчитать за пристрастие к алкоголю, а последний и вовсе исчез со всем столовым серебром.

– В самом деле? – рассмеялась девушка и обратилась к подлившему ей вино дворецкому: – Теодор, как же так? Как вы могли не раскусить этого проходимца?

Слуга ответил не сразу. Он выдержал паузу, собираясь с мыслями, и начал издалека:

– Многие поколения моих предков служили роду Ко́сице. У меня никогда не было других хозяев, и я даже представить не мог, что кто-то может не оценить выпавшей на его долю удачи.

Елизавета-Мария задумчиво изогнула рыжую бровь:

– Неужели даже смерть не сумела поколебать вашу верность?

– О, госпожа! – позволил дворецкий себе снисходительную улыбку. – Мертвецу очень просто хранить верность, не мешают мирские искусы и соблазны.

– Удивительное постоянство, – покачала головой девушка и обратила свое внимание на меня. – Леопольд, тебе не понравилось? Ты плохо кушаешь.

– Не голоден, – ответил я и спросил: – Что, кстати, это? Никак не могу сообразить.

– Это сердце, – с милой улыбкой сообщила Елизавета-Мария, – с соусом из красной смородины. А на второе будет куриная печенка, обжаренная с красным перцем, томатами, базиликом и петрушкой.

– Потроха, – скривился я, хоть особой брезгливостью не отличался. Жизнь отучила.

– Дорогой, ты же сам упрекал меня в излишней расточительности! – напомнила девушка. – Потроха дешевы и питательны!

– Специи наверняка обошлись дороже мяса!

– Мясо без специй – как стейк без крови, – покачала головой Елизавета-Мария и, дабы не осталось недосказанности, сочла нужным пояснить свою мысль. – Просто несъедобно! – заявила она, поднялась из-за стола и ушла в гостиную.

Теодор собрал тарелки и спросил:

– Второе или десерт?

– Десерт, – решил я. – И сразу в спальню. А еще растопи котел, приму ванну.

– Как скажете, виконт.

Дворецкий понес грязную посуду на кухню, а я направился вслед за Елизаветой-Марией. Только шагнул в гостиную и замер как вкопанный – в лицо смотрело острие снятой со стены сабли.

– Защищайтесь! – произнесла девушка, но сразу отступила, развернулась и уверенным движением раскрутила клинок, да так, что загудел вспоротый полосой заточенной стали воздух.

– Убери, – попросил я.

Елизавета-Мария глянула на меня с нескрываемой усмешкой, но все же вернула саблю на ее место над камином.

– Не фехтуешь? – спросила она.

– Нет.

– И почему же?

– Если ты приблизился к противнику на расстояние удара клинком, то совершенно бездарно потратил последние мгновения своей жизни. Так обычно говорил отец.

– И ты с ним согласен?

Я кивнул:

– Целиком и полностью.

– Редкостное благоразумие.

– Это наследственное, – пожал я плечами, еще раз поблагодарил девушку за прекрасный ужин и поднялся в спальню, куда Теодор уже принес поднос с чайником и корзинкой бисквитного печенья.

Но спокойно попить чай не получилось: только избавился от шейного платка, в дверь проскользнула Елизавета-Мария.

– От тебя пахнет смертью, – произнесла она, задумчиво наматывая на палец рыжую прядь.

– Дымом, – поправил я девушку. – От меня пахнет дымом.

– Нет, – рассмеялась та, – смертью.

– Пожалуйста, оставь меня!

– Лео, – вздохнула Елизавета-Мария, усаживаясь на кровать, – я бы рада, но это ты держишь меня здесь, не наоборот.

– Вздор! – отмахнулся я. – Убирайся в ад хоть прямо сейчас!

– Твои слова – лишь пустое сотрясание воздуха. Важны истинные желания. Ты ведь неспроста ухватился за возможность обрести ручного суккуба! На самом деле ты не хочешь меня отпустить, ты жаждешь совсем другого. Так иди и пожни плоды своих трудов, – Елизавета-Мария провела рукой по бедру, – быть может, когда я тебе наскучу…

Желание накатило горячей волной, но я не сдвинулся с места. Даже мысли такой не возникло. Из-под созданного моим собственным воображением обличья прекрасной девушки явственно проступал демонический лик с горящими адским пламенем глазами и ртом, полным мелких острых зубов.

Прислушайся – и услышишь, как скребутся по шелковой ткани платья острые когти, принюхайся – запахнет серой.

– Ну же, Лео! Иди ко мне! – приняла девушка еще более соблазнительную позу и провела раздвоенным кончиком языка по верхней губе. – Ты ведь хочешь этого! Застенчивость помешала тебе признаться в любви, но меня тебе стесняться нет никакой причины. Ты мой господин и повелитель! Можешь делать со мной все, что пожелаешь! Ты ведь этого хотел?

– Нет, – спокойно ответил я, налил чаю и взял из корзинки бисквитное печенье. Откусил, помедлил немного, наслаждаясь вкусом, и запил горячим терпким напитком. – Я прекрасно осознаю, что большая часть тебя находится в моей голове. А оставшееся – это скользкая холодная тварь, с которой я не разделю постель даже под угрозой смерти.

Елизавета-Мария подперла голову рукой и посмотрела на меня с нескрываемым интересом. Алые тени в ее глазах понемногу начали рассеиваться.

– Разве тебе не льстит мое внимание? – спросила девушка.

Я указал на дверь.

Суккуб хрипловато рассмеялась и поднялась с кровати.

– Рано или поздно я заполучу твою душу, – сообщила она.

– Почему бы тебе просто не оставить меня в покое?

– Боюсь, мальчик, это невозможно. – Елизавета-Мария сделал вид, будто собирается потрепать меня по щеке, но отступила, не закончив движения. – Мы связаны уговором, и твоя душа, будто утлый ялик: она качается на волнах и не дает мне уйти на глубину.

– Отличная метафора, – похвалил я образность мышления суккуба.

– Но знаешь, Лео, в твоей душе столько брешей, что скоро она пойдет ко дну и утащит меня за собой. На самое дно и даже дальше – прямиком в преисподнюю.

Девушка развернулась и прошествовала на выход столь стремительно, что я едва успел ее окликнуть:

– Почему это я непременно должен пойти ко дну?

– От тебя пахнет смертью, – просто ответила Елизавета-Мария и вышла за дверь.

Я взял еще одно печенье, с чашкой в руке отошел к окну и какое-то время бездумно смотрел на укутанный ночным мраком город. Ближе к центру темнота казалась не столь беспросветной, там растекались отблески уличного освещения, а на шпилях башен горели сигнальные огни. Да еще высоко-высоко, среди тусклых звезд мигала оранжевая точка, отмечавшая полет грузового дирижабля.

От меня пахнет смертью?

Вздор! Это всего лишь дым.

Дым, и не более того. Но вымыться в любом случае не помешает.

И я отправился в ванную комнату.

Первым делом запер за собой дверь, потом убрал на полку хронометр, бумажник и оба пистолета и подошел к огромной медной ванне, что стояла посреди комнаты на кованых звериных лапах.

Невесть с чего накатила усталость, я оперся о холодный металл и вдруг осознал, что весь горю огнем. Аггельская чума, не донимавшая меня целый день, вернулась, и возникло ощущение, будто я вновь бегу по охваченному пожаром коридору, только теперь нет смоченных водой штор, да и вообще – пламя внутри.

Бубоны налились алым свечением; я выкрутил вентиль с холодной водой и сунул руки под студеную струю, но особого облегчения это не принесло.

Сердце колотилось неровно-нервно, во рту стоял вкус крови.

Тогда улегся в пустую ванну, будто вампир в гроб, и холодная медь неожиданно быстро остудила бушевавший внутри пожар. Стало зябко; я поежился и открыл второй кран, труба от которого уходила к пузатому баку с трепетавшим внизу пламенем газовой горелки, отрегулировал напор обеих струй, заткнул деревянную пробку и расслабился, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Мне больше не было ни холодно, ни жарко, потихоньку начала накатывать спокойствием и отдохновением полудрема…

Очнуться заставило дуновение холодного воздуха.

– Я ведь запер дверь! – с укоризной произнес я, не поворачивая головы.

– Тебе никогда не говорили, как опасно засыпать в ванне? – с тихим смешком поинтересовалась Елизавета-Мария. – Ты можешь уснуть и больше не проснуться. Никогда.

– Все мы когда-нибудь уснем и не проснемся. Жизнь полна неожиданностей.

– …сказал Иуда Искариот, принимая тридцать серебреников, – дополнила суккуб мое высказывание и с усмешкой продолжила: – Но с весьма предсказуемым итогом, впрочем, – как добавил он, накидывая на шею петлю.

– В самом деле? – хмыкнул я.

– Так говорят, – беспечно отозвалась девушка, и тонкие пальчики легли мне на затылок и макушку, взъерошили волосы, надавили, массируя кожу. – Подумай, Лео, как легко мне было бы приложить малую толику усилий и продержать тебя под водой минуту или две…

– Брось!

– Ты ничуть этого не боишься?

– Риск утонуть в собственной ванне не входит в первую десятку моих страхов.

– О, поведай же мне их, – тихонько промурлыкала Елизавета-Мария на ухо. – Я так хочу узнать тебя получше…

– Сгинь, – потребовал я.

– Рано или поздно я выведаю все твои тайны.

– Только зря потратишь время.

– Тогда расскажи сам. – Девушка отодвинулась от ванны и встала напротив зеркала, любуясь отражением своего обнаженного тела. – Начни с того, как ты стал убийцей, Лео.

– Я не убийца.

Елизавета-Мария пропустила мой ответ мимо ушей.

– Сколько человек на твоей совести, а? – спросила она. – Сколько душ ты загубил, Лео?

– Если говорить о моей совести, то она чиста. Да, мне приходилось убивать, но я просто защищался, и только.

– В самом деле? – рассмеялась девушка, на этот раз совершенно искренне, от всего сердца. – Ты действительно в это веришь? Сегодня ты тоже убил, защищая собственную жизнь?

Я промолчал. Хотел ответить утвердительно, но вспомнил, как стрелял в спину, и промолчал. Грабитель с огнеметом уже уходил; он был повинен во множестве смертей, но конкретно в тот момент ничем мне не угрожал.

Я просто хотел отомстить за свои страх и боль. Желал убить его и убил. Взял на себя роль высшего судии.

Признаваться в этом не хотелось. Да я и не стал.

Но только закрыл глаза, как суккуб немедленно плеснула мне в лицо пригоршню воды.

– Если не собираешься разговаривать со мной, будь добр – исчезни, – потребовала она, – совместный прием ванны чреват для тебя потерей контроля, а ты такой нежный и ранимый. Или рискнешь?

Я безмолвно выругался, выбрался из ванны и обмотал вокруг бедер переданное Елизаветой-Марией полотенце. Демонстративно не глядя на обнаженное девичье тело, сгреб выложенные на полку вещи и прошлепал мокрыми ступнями на выход.

– Как маленький мальчик стал убийцей, Лео? – уже в спину полетел очередной вопрос.

И вновь я промолчал.

Аккуратно притворил за собой дверь и отправился спать.

7

Всю ночь кто-то скребся в ставни и пытался их взломать.

Всю ночь кто-то копошился в шкафу, ворошил мои вещи и грязно ругался.

Всю ночь мертвый повар отмывал окровавленное столовое серебро.

Всю ночь Теодор раскрашивал цветными карандашами фотографию, свою и брата-близнеца.

Всю ночь нагая Елизавета-Мария кружилась в танце с саблей и огромным кухонным ножом.

Но в целом – ничего необычного, просто снились кошмары.

Всю ночь напролет.

В итоге проснулся разбитым, с головной болью и ломотой во всем теле.

Не без труда разлепив глаза, я выпростал из-под одеяла руки и с облегчением перевел дух. Опухоль спала, обожженной кровью падшего коже вернулся естественный цвет, и ладони больше не горели огнем.

Вот и замечательно!

Честно говоря, после столь беспокойной ночи ничуть не удивился бы, если бы оказался покрыт светящимися бубонами аггельской чумы с головы до пят.

Беспокоила лишь отбитая при прыжке со второго этажа нога. В ней поселилась болезненная ломота, но проблемой это стать не могло: по обыкновению, на мне все заживало, как на бродячей собаке, даже насморком с самого детства не болел.

Сходив в туалет, я оделся, распахнул исцарапанные ставни и посмотрел с высоты холма на город, укутанный туманной пеленой смога даже в столь ранний час. Солнце только-только поднималось над горизонтом и окрашивало серую дымку во все вариации красного, от блекло-розового вина до ярко-алой артериальной крови.

Снова кровь? Да что ж это такое?!

Я в сердцах выругался и спустился на первый этаж. Аппетита с утра не было, поэтому отправился прямиком в сад, где мертвые деревья тянули к небу свои голые ветви. От травы давно осталась одна труха, лишь клумбы щеголяли засохшими цветами, черными и ломкими. Присутствие проклятия ощущалось здесь даже более явственно, нежели в особняке, и по спине побежали колючие мурашки.

Но уходить в дом не стал. Вместо этого прошел путаными тропинками на поляну с голой каменной плитой. Молча постоял там какое-то время, затем обогнул заросли колючих кустов и остановился у второго надгробия. Постоял и у него.

После вернулся к особняку, уселся на верхнюю ступеньку и с благодарностью кивнул Теодору, который вынес на улицу поднос с чайничком, чашкой и вазочкой марципановых конфет.

– Благодарю.

– Не стоит, виконт.

Я поднял с крыльца валявшуюся там со вчерашнего дня газету, встряхнул ее, расправляя, и взглянул на первую полосу.

«Таинственное исчезновение инженера!» – гласил заголовок. Заинтересованный броской подачей материала, я по диагонали проглядел статью, но в итоге так и не сумел уяснить для себя, по какой именно причине пропажа из запертой каюты парома некоего Рудольфа Дизеля наделала столько шума.

Перевернув страницу, я внимательнейшим образом изучил злосчастную заметку о «происшествии» в иудейском квартале, но ничего нового из нее не почерпнул. Тогда интереса ради прочитал статью о самоубийстве дирижера и в очередной раз убедился, сколь нестабильна психика у всех этих деятелей искусства. Один впадает в депрессию, потеряв никому не нужное студенческое кольцо, другой накладывает на себя руки из-за пропажи банальной дирижерской палочки.

Мне бы их проблемы!

Я взглянул на фотографию с похорон дирижера и вдруг углядел на ней знакомый овал бледного лица. Тогда перечитал статью и некролог уже несказанно более внимательно, выяснил, что близких родственников у дирижера не осталось, а коллеги убыли на гастроли по континентальной Европе, и не без сожаления попросил дворецкого отнести поднос с чайником и конфетами на кухню. В голове засело нехорошее подозрение, и проверить его требовалось безотлагательно.