Текст книги "Всеблагое электричество"

Автор книги: Павел Корнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 106 (всего у книги 107 страниц)

– Нисколько в этом не сомневался, – ответил я без всякой улыбки. Шпики Третьего департамента таскались за мной со вчерашнего дня с показной демонстративностью.

Бастиан Моран улыбнулся краешком рта, достал пачку сигарет и закурил. Его бледное лицо показалось непривычно отрешенным и задумчивым.

– Скажу начистоту, – начал он, сделав несколько глубоких затяжек, – занимайся я этим делом официально с самого начала, все его фигуранты давно сидели бы за решеткой.

– Маркизу Арлину повезло, – пожал я плечами.

Инспектор задумчиво посмотрел на крупный бриллиант в перстне и никак комментировать услышанное не стал. Просто пропустил мимо ушей. Но я в своих выводах нисколько не сомневался. По всему выходило, что Моран искал валики фонографа отнюдь не для сокрытия улик. Слишком уж нервно он отреагировал на огненный всполох в окнах клуба. Инспектор хотел именно отыскать записи крамольных разговоров, а вовсе не уничтожить их. Он вел свою игру.

Неофициально.

Бастиан Моран докурил сигарету и выкинул окурок в урну.

– Это была сложная головоломка, – сказал он потом. – Мне катастрофически не хватало информации. Приходилось оперировать слухами и догадками.

– Что же изменилось теперь? – поинтересовался я, потирая забинтованную правую кисть.

– Теперь у меня есть отгадка. И я хочу ее проверить. А вы поможете мне в этом.

– А смысл?

Инспектор изогнул тонкую бровь.

– Вы нуждаетесь в стимуле?

Я покачал головой.

– Нет, какой смысл ворошить прошлое?

– Банальное любопытство, – ответил Моран, уловил мое недоверие и мягко улыбнулся. – И потом, всегда остается вероятность ошибки. Вдруг я что-то упускаю? Если ваш ответ не совпадет с моими выводами… Что ж… Тогда я не стану торопиться с передачей дела в архив.

У меня вырвался короткий смешок.

Метод кнута и пряника? Увы, пряника не было и в помине. Впрочем, я не стал испытывать терпение собеседника и спросил:

– Что вы хотите узнать?

– Вся эта история началась не из-за валиков?

– Нет.

– А из-за чего? – остро глянул на меня Бастиан Моран. – Просто назовите имя. Одно-единственное правильное имя.

Я надолго задумался, потом сказал:

– Рудольф Дизель.

Инспектор кивнул, не проявив ни малейшего удивления.

– В свое время исчезновение Дизеля наделало много шума, – произнес Моран, глядя куда-то в сторону. – Следы вели на самый верх, и дело замяли, не дав довести расследование до конца. – Он помолчал и начал перечислять: – Бывший министр юстиции был дружен с госпожой Робер, а его племянник неоднократно встречался с бароном фон Страге. И при этом лояльные вашей кузине сотрудники полиции проявляли неоправданное любопытство к налету на Ссудно-сберегательную кассу Фойла и Морса. Все кусочки головоломки были у меня перед глазами, но я не мог собрать их воедино, пока мы не нашли грабителей.

– О! – притворно удивился я. – Их арестовали? В газетах об этом ничего не писали.

– Их убили, не арестовали, – поправил меня Бастиан Моран. – И убили не при задержании. С ними расправились из-за бумаг Дизеля.

Я посчитал уместным выразить сомнение в словах собеседника.

– Вы так считаете?

– Налетчики сожгли все, кроме денег, но писчая бумага горит плохо, если кидать ее в огонь целыми стопками. Кое-что удалось восстановить. Так я узнал о Дизеле и сложил одно с другим. Анри Фальер хотел продать это изобретение барону?

– Все вышло из-под контроля, – признал я.

Бастиан Моран покачал головой и поднялся со скамейки.

– Столько времени потрачено впустую! – вздохнул он и, не прощаясь, зашагал по тропинке.

Я тоже на кладбище задерживаться не стал.

У меня была запланирована встреча с человеком, который об этом еще не знал.

Доктор Бартон жил в двух кварталах от больницы округа Кулон и потому каждый рабочий день ходил со службы обедать домой. Я караулил его на ближайшем перекрестке. Пока стоял, размотал и выкинул в урну бинт с правой кисти. Сжал кулак – разжал, пальцы слушались; от глубоких порезов на коже остались только белые ниточки шрамов.

Левую руку после вчерашнего попадания сгустка тьмы ощутимо ломило, но подвижности она не потеряла. В отличие от поэта, мне удалось избежать серьезных увечий. Повезло или свою роль сыграл специфический талант, этого я сказать не мог. Даже и не думал об этом; мысли были заняты предстоящей встречей.

Доктор Бартон знал, где искать профессора Берлигера, а профессор знал меня. Меня настоящего. И мог – нет! – обязан был все об этом рассказать. Я не собирался прибегать к насилию, но всерьез рассчитывал добиться своего. Любыми средствами.

Внутри у меня все так и подрагивало. Хватало и колебаний, стоит ли продолжать рыться в собственном прошлом, ведь нормального человека в «Готлиб Бакхарт» не запрут, но я упрямо стиснул зубы и заставил себя отбросить всякие сомнения.

Пусть даже я псих и убийца, одно лишь знание об этом не изменит меня нынешнего, не вернет в прошлое, не разбудит память. Это как открыть книгу и прочитать историю чужой жизни, не более того.

Так себе утешение.

Я рассмеялся.

Когда мимо прошел доктор Бартон – среднего роста господин лет тридцати пяти в темном костюме и котелке, я немного выждал, потом безо всякой спешки двинулся следом. На улице хватало прохожих, кто-то курил на открытой веранде кафе, а у лавки зеленщика стояло несколько домохозяек. И все же я нисколько не волновался, всецело уверенный в успехе.

Выгадав момент, я ускорил шаг, нагнал доктора и выхватил из руки трость, а его самого резким тычком между лопаток затолкнул в узкий темный проход меж двух домов.

Лютер Бартон вскрикнул от неожиданности, развернулся и возмущенно вскинул голову, но самообладание мигом покинуло его, стоило лишь в моей руке возникнуть карманному «Зауэру».

– Не стреляйте! – попросил доктор, доставая бумажник. – Я все отдам! Вот деньги!

– Оставьте себе, доктор Бартон, – усмехнулся я, опуская пистолет. – У меня к вам есть один неотложный вопрос.

– Вы знаете меня? – удивился доктор, поправляя очки. – Что… что вам угодно?

– Профессор Берлигер, – сообщил я.

– Не понимаю, о чем вы говорите!

Лютер Бартон попытался проскочить мимо меня на улицу, пришлось ткнуть эскулапа в солнечное сплетение рукоятью его собственной трости. Тычок вышел не слишком сильным, но доктору хватило и этого. Он согнулся и попятился назад.

– Не знаю вашей специализации, – бесстрастно произнес я, – но в любом случае множественные переломы рук – это не то, к чему стремится здравомыслящий человек. А уж для хирурга…

– Перестаньте! – потребовал Бартон и выпрямился, лицо его побагровело от прилившей крови.

– Как мне найти Берлигера?

– У него клиника «Асклепий» на Риттерштрассе. Это неподалеку от порта!

– В самом деле? – усомнился я. – И никто об этом не пронюхал?

– Профессор не принимает пациентов, а клиника записана на кого-то другого.

Я кивнул, поднял оброненную доктором газету и спрятал под нею пистолет.

– Идемте!

– Куда? – опешил Лютер Бартон. – Я больше ничего не знаю! Прошу, оставьте меня в покое!

– Полагаете, джентльмены должны верить друг другу на слово? – лишь усмехнулся я в ответ.

Доктор растерянно захлопал глазами.

– Но мне надо возвращаться на работу, – промямлил он и повысил голос: – Меня ждут пациенты!

– Вернетесь, – спокойно ответил я. – Не беспокойтесь, я не собираюсь тащить вас с собой в клинику. Просто проводите меня, только и всего.

Лютер Бартон неуверенно замялся.

– Послушайте! – выставил он перед собой руку. – Профессор Берлигер никого не принимает! Он не станет даже разговаривать с вами!

– Мои заботы, – отрезал я. – Идемте!

Как оказалось, доктора я взял с собой совсем не зря, иначе рисковал потерять на розыски клиники «Асклепий» день, а то и два. Располагалась та в самом конце Риттерштрассе, на каких-то глухих задворках, где кругом были одни пакгаузы и склады.

Если бы не солидный вид доктора Бартона, извозчик и вовсе отказался бы ехать в столь подозрительное место. Да и так вертел головой по сторонам с откровенной настороженностью.

– Это здесь! – объявил Лютер Бартон, когда экипаж остановился у двухэтажного флигеля, из кирпичной трубы которого вырывались клубы черного дыма.

Зарешеченные окна, железная дверь, неброская вывеска «Асклепий».

Я посмотрел на доктора с нескрываемым сомнением.

– Учтите, я знаю, где вас искать.

– Это здесь! – В голосе Бартона прорезалось раздражение. – И оставьте меня в покое! Не желаю вас больше видеть!

– Оревуар! – попрощался я, спрыгивая с подножки.

Экипаж развернулся в крохотном дворике и укатил в переулок, а я сунул в карман пистолет, который все это время прятал под газетой, и поднялся на крыльцо. Не увидел привычного молоточка и был вынужден утопить кнопку электрического звонка. За дверью прозвучало металлическое дребезжанье, и я поспешно отдернул руку, потом не удержался и с некоторой даже брезгливостью вытер пальцы носовым платком.

Электричество!

Вскоре послышался приглушенный лязг, дверной глазок на миг посветлел, затем стал темным, как и прежде.

– Чего надо?

Едва ли грубый голос принадлежал профессору, с надеждой застать его в одиночестве пришлось распрощаться.

– Я от доктора Бартона!

– Первый раз слышу! – послышалось в ответ.

Меня вполне могли направить по ложному следу, но я не собирался сдаваться так легко и добавил:

– Мне нужен профессор Берлигер!

– Здесь таких нет! – быстро ответили из-за двери. – Проваливай! Закрыто!

Я достал из внутреннего кармана пиджака карточку частного детектива и поднес ее к глазку.

– Профессор Берлигер захочет со мной поговорить.

Привратник ничего не ответил и молча закрыл глазок металлическим кружочком. Ничего не происходило минуту или две, а потом залязгали запоры, дверь распахнулась, и на пороге возник бритый наголо бугай в белом халате, закатанные рукава которого не скрывали мускулистых предплечий. Было в широкоплечем санитаре никак не меньше двух метров роста, а за спиной у него переминался напарник – невысокий, но куда более плотного сложения.

Профессор Берлигер подошел к обеспечению своей безопасности весьма серьезно.

Интересно, какие тому были причины?

Санитар оглядел меня с головы до ног, потом посторонился и разрешил:

– Заходи.

Я шагнул через порог и увидел третьего охранника. Тот подпирал плечом стену немного дальше по коридору. По спине побежали мурашки.

– Шагай! – распорядился впустивший меня внутрь бугай. – Вторая дверь налево. И без глупостей!

– Никаких глупостей, – ответил я.

Спокойное поведение санитаров вселяло надежду, что я не совершил ошибку, опрометчиво явившись в клинику без всякой поддержки, но расслабляться в любом случае не стоило.

Я настороженно миновал дальнего охранника, без стука распахнул указанную дверь и шагнул через порог.

Профессор Берлигер оказался интеллигентной наружности господином средних лет с темной, но уже тронутой сединой шевелюрой. Больничному халату он предпочел дорогой костюм, а запонки и заколка для галстука блестели золотом. Хозяин кабинета выглядел так, будто собирался на званый обед.

– Кто вы и что вам нужно? – спросил Берлигер, отворачиваясь от металлического ящика с картотекой.

– Меня зовут Августо Маркес, я частный детектив, – сообщил я и выложил удостоверение на рабочий стол хозяина кабинета.

За спиной скрипнула дверь, к нам заглянул бритый санитар и спросил:

– Все в порядке, док?

Профессор взмахом руки отпустил его, открыл кожаный футляр и водрузил на переносицу пенсне. Осмотрел карточку удостоверения и вернул ее мне.

– Что вам нужно, господин Маркес, и какое отношение к этому имеет доктор Бартон?

– Я разыскиваю одного из ваших пациентов.

По губам Берлигера скользнула ироничная улыбка.

– В самом деле? – произнес он, не скрывая недоверия.

Я не стал ни в чем его убеждать и протянул одну из полученных от Софи фотографий. Снимок Берлигер изучал куда внимательней удостоверения. Обожженное тело с вырезанными на коже именами откровенно заинтересовало его.

– Откуда у вас это? – спросил он некоторое время спустя.

– Передал наниматель. Мне надо узнать имя этого человека.

– Как я могу помочь вам?

– Ожоги получены два года назад во время пожара в отделении «Готлиб Бакхарт», которым вы тогда заведовали. Это один из ваших пациентов.

– Но его лицо полностью обезображено! – возразил профессор, бросая карточку перед собой.

Я постучал по ней пальцем.

– Шрамы. Порезы нанесены до пожара. Вы не могли их не видеть.

– Представляете, сколько у меня было пациентов? Я просто физически не мог следить за ними всеми!

– Даже за теми, кто содержался в карцере?

Профессор Берлигер остро глянул на меня и поджал губы.

– В карцере? Пожалуй, что-то такое припоминаю, – произнес он, потом спросил: – Зачем вы разыскиваете его?

– Мне за это платят.

– И все же?

– Какие-то личные противоречия с моим нанимателем. Это частное дело.

Берлигер отодвинул от себя фотоснимок и вздохнул.

– Прошло почти два года, увы…

– Петр, Питер, Пьер, Пьетро, Петрос… – начал перечислять я все возможные варианты имени, но профессор покачал головой.

– Поймите! – поднялся он из-за стола. – Все истории болезней сгорели при пожаре! Я ничем не могу вам помочь!

Я нахмурился и расправил плечи.

– Неужели не осталось никаких записей? Вы не облегчаете мои поиски…

Завуалированная демонстрация силы не произвела на профессора никакого впечатления, и он уже собирался указать на дверь, но вдруг кинул рассеянный взгляд на металлический шкаф картотеки и попросил:

– Одну минуту. Присаживайтесь!

Я не стал стоять столбом и опустился на жесткий и не слишком удобный стул. Пока профессор гремел ящиками и шуршал журналами, выискивая непонятно что, у меня появилось время осмотреть кабинет. Обставлен тот оказался на редкость скромно и даже строго.

Стол с электрической лампой, пара стульев для посетителей, зарешеченное окно и безликие металлические шкафы вдоль стен. Единственным отступлением от общей убогости выступала вешалка с дорогим плащом. Аскетом хозяин кабинета все же не был.

– А! Вот! – обрадованно воскликнул профессор и выложил на стол толстый и весьма потрепанный журнал. – Возможно, я все же смогу вам помочь…

Берлигер сдвинул рычажок выключателя, и раздался явственный электрический щелчок, но лампа не включилась. Загорелась она лишь после того, как профессор утопил соседнюю кнопку. Передвинув журнал в круг света, Берлигер принялся листать пожелтевшие страницы и медленно проговаривать имена.

– Вот! – обрадовался он минут через пять. – Питер Гард, тридцати трех лет. Холост, близких родственников нет. Поступил в лечебницу в апреле семьдесят восьмого.

Профессор остро глянул на меня, но имя мне ничего не говорило. Я записал его в блокнот, затем поднялся со стула и уточнил:

– С каким диагнозом он поступил?

– Шизофрения, – ответил профессор без малейшей заминки и, как мне показалось, соврал.

– Почему его держали в карцере?

Берлигер замялся. Лишь на миг, но и эта заминка от меня не укрылась.

– Склонность к членовредительству, – ответил профессор после этого, и вновь возникло ощущение, что он чего-то недоговаривает.

Сложно надавить на человека, когда за дверью караулят три бугая, а хвататься за пистолет я посчитал пока неразумным. Главное, что у меня появилась реальная зацепка.

Новый Вавилон – человеческий муравейник, отыскать человека в нем весьма непросто, но все мы оставляем следы. Я не мог прожить тридцать лет и три года и не попасть ни в один из государственных реестров.

Если только профессор попросту не выдумал имя, дабы отвязаться от незваного гостя. Исключать такой вероятности было никак нельзя. Берлигер совершенно точно не говорил всей правды, с ним стоило пообщаться в более располагающей к откровенности атмосфере. Например, в темной подворотне.

– Последний вопрос, профессор, – решил я пока больше не испытывать терпение хозяина кабинета, – у вас записан домашний адрес синьора Гарда?

– Нет.

– Откуда он к вам поступил?

– Здесь не указано. Удивительно, что я вообще хоть что-то нашел!

– Благодарю за содействие, – улыбнулся я напоследок, развернулся и зашагал к двери. Правую руку сунул в карман к пистолету. Лучше бы охранникам вести себя хорошо…

«Интересно, а почему профессор не поинтересовался, как удалось выйти на его след?» – мелькнуло в голове за миг до того, как я взялся за дверную ручку, и тут же меня пронзили миллионы электрических импульсов. Высвободиться не получилось, пальцы непроизвольно сжались и словно прикипели к меди; я затрясся, забился в судорогах, не в силах сдвинуться с места.

Больно не было. Боль растворилась во тьме. Все растворилось во тьме.

Просто раз – и погас свет.

Свет загорелся в голове. Вспыхнул и ослепил, не давая разглядеть происходившее вокруг. Я попытался зажмуриться, тут-то и обнаружил, что и без того лежу с закрытыми глазами.

Лежу. На спине. С закрытыми глазами. А в голове – ослепительные всполохи рукотворных молний.

Электричество!

Я дернулся и разлепил веки, но перевернуться на бок не получилось, а перед глазами все так и продолжало сверкать. Прошло никак не меньше пяти минут, прежде чем удалось хоть что-то разглядеть.

Подвал. Сводчатый потолок, неоштукатуренные кирпичные стены. Приоткрытая дверь, за ней – темнота.

Я лежал на каком-то столе или каталке. Лодыжки и запястья были зафиксированы железными обручами, грудь чуть ниже ключиц притягивал к доскам кожаный ремень. Не вывернуться.

Откуда-то со спины веяло теплом, я повернул голову в другую сторону и увидел раззявленную пасть топки с полыхавшим внутри огнем, полукруглое зарешеченное окошко под самым потолком и… собственную одежду на краю стола.

Я лежал голым, и этот факт меня нисколько не воодушевил.

Что за чертовщина здесь творится?!

Зачем понадобилось оглушать меня электротоком?!

Впрочем, сознание уже прояснилось, и я сразу понял зачем. Профессор Берлигер не собирался ставить под угрозу тайну своего исчезновения. Вопрос лишь в том, как он планирует поступить дальше…

Воображение нарисовало перспективы самые безрадостные, но сдаваться я не собирался и задергался, намереваясь высвободиться из пут. Тотчас откуда-то сзади вышел впустивший меня в клинику лысый санитар.

– Даже не думай! – грозно потребовал он.

Я перестал дергаться и расслабил мышцы.

– Вот и молодец! – расплылся в улыбке санитар и перетряхнул мою одежду. Из кармана вылетел блокнот с карандашами и перочинный ножик, но бугай не обратил на них никакого внимания и попытался натянуть на себя пиджак прямо поверх халата. Тот оказался ему катастрофически узок в плечах и затрещал по швам.

– Эй, ты что делаешь! – дернулся я, когда пиджак отправился в топку.

Бугай вздохнул, и открытое лицо с прямым носом и мужественным подбородком приняло печальное выражение.

– У самого сердце кровью обливается, – доверительно поведал он мне, обшаривая карманы брюк. – Такая ткань, такой покрой! Кучу денег стоит! И пришлось сжечь, будто ветошь. Кошмар!

Штаны полетели вслед за пиджаком, а санитар повернулся ко мне и взял бумажник.

– Ты издеваешься, что ли? – зло выдал я. – Чертов паяц!

Бугай раскрыл портмоне, вынул карточку частного детектива и бросил ее в жадно гудевшее пламя.

– Господин Маркес, вы и в самом деле полагаете, что вам еще понадобится одежда? – фыркнул санитар и переложил деньги в карман, затем повертел кожаный бумажник в руках и с некоторым сожалением выбросил его в печь. – Ты в крематории, так-то! Не стоило злить дока.

– Я никого не злил!

– Ну а он разозлился, – пожал плечами бугай, вытер выступившие на лысине капельки пота и забросил в огонь мои ботинки и белье. Потом принялся листать блокнот.

Санитар отвлекся на карандашные наброски, и тогда я изо всех сил напряг левую руку, но не в попытке выдернуть запястье из кандалов, а напротив – просовывая его как можно глубже. Отставив в сторону мизинец, попробовал дотянуться до выпавшего из кармана перочинного ножика, но не сумел – тот лежал слишком далеко. Получилось подтянуть к себе лишь карандаш.

Я спрятал его в кулаке, не зная еще толком, какой мне прок от заточенной деревяшки.

Санитар продолжал увлеченно шелестеть страницами блокнота и довольно похрюкивал, поэтому я прижал большой палец к ладони и плавно потянул на себя левую руку. Железный обруч оказался слишком узким, высвободиться не получилось.

Но неудача меня не обескуражила. К этому времени вызванный электрическим ударом шок почти прошел, и я обратился к своему таланту сиятельного. Осторожно направил силу в левую кисть, и некоторое время спустя рука загорелась огнем, начала плавиться подобно воску и усыхать. Вскоре, чтобы вытянуть из кандалов запястье, не пришлось даже выбивать из сустава большой палец.

– Шикарные цыпочки! – присвистнул санитар. – Тоже хочу быть частным детективом!

Руку невыносимо ломило, но я пересилил боль и улыбнулся:

– Мне как раз нужен надежный партнер!

– Хорошая попытка, – вздохнул громила и кинул блокнот в огонь. – Но нет.

– Я заплачу, только помоги мне отсюда выбраться! Назови сумму!

Санитар потер подбородок и усмехнулся.

– Даже интересно проверить, сколько ты наобещаешь, но лучше прибереги красноречие для дока. Не то чтобы я такой бессребреник, просто дверь в подвал можно отпереть лишь с той стороны. Потрясающая предусмотрительность, согласись, а?

Я раздосадованно выругался. Бугай с довольным видом хохотнул, взял остававшийся на виду карандаш, пальцами сломал его и кинул в топку. Затем разложил перочинный ножик, попробовал на волосатом запястье остроту заточки и сунул безделушку в карман.

– Ничего не попишешь, не бывать мне частным детективом, – без всякого сожаления в голосе произнес санитар и посоветовал: – Расскажи доку все, что он захочет узнать. Тогда тебе вколют какой-нибудь дряни и отойдешь тихо. А так живьем в топку запихают. Как этого…

Бугай пнул что-то, отозвавшееся легким треском; я вывернул голову и увидел большую корзину, нагруженную обгорелыми человеческими костями.

– Вот черт! – выругался я и дернул на себя правую руку.

Дернул демонстративно, и санитар немедленно врезал ребром ладони по переносице. В голове вспыхнули звезды, и я обмяк, а обозленный бугай склонился над столом и проорал, брызжа слюной в лицо:

– Еще только рыпнись, мигом проучу!

Санитар не заметил, как выскользнула из кандалов моя левая рука, а потом я вскинул ее и уверенным движением снизу-вверх вогнал на совесть заточенный карандаш прямиком в сонную артерию.

В сторону ударила узкая ярко-алая струя, бугай отшатнулся, уставился на меня полными ужаса глазами и вырвал из шеи карандаш. Кровь плеснула сильнее прежнего, санитар зажал рану ладонью, а пальцами второй руки как-то хитро стиснул основание шеи и пошатывающейся походкой заковылял к двери. Кровотечение ослабло, но полностью не прекратилось, то усиливаясь, то пропадая в такт биению сердца.

Левой рукой я дотянулся до крепления стянувшего грудь ремня и расстегнул его, потом справился с кандалами правого запястья и уселся на столе. Голова закружилась, но это не помешало мне освободить ноги, соскочить на пол и броситься вдогонку за санитаром.

Тот, весь в крови с головы до ног, уже вывалился в коридор и плелся к перегородившей проход решетке, рядом с которой на стене висел телефонный аппарат. Прежде чем я успел нагнать его, санитар схватил трубку, но при этом был вынужден убрать одну из рук от шеи, и кирпичную кладку немедленно обдало кровью. Ноги громилы подкосились; он отступился, упал на колени и подняться уже не смог. Повалился ничком на пол и потерял сознание.

В тот же миг я очутился рядом, ухватил его за ноги и затянул обратно в комнату с топкой. Потом выглянул обратно в коридор и выругался. Не заметить расплескавшуюся тут и там кровь было попросту невозможно. Нечего и рассчитывать затаиться в засаде!

А наверху – двое бугаев с электрическими разрядниками! Да еще у кого-то из них остался мой пистолет. Не сумею найти выход – прикончат!

Но выхода не было.

В подвале обнаружились две палаты с пустыми железными койками, подсобка с постельным бельем и небольшая комнатушка с запасной больничной униформой и предметами гигиены; нигде не было даже окон. Я вернулся в помещение с топкой, передвинул стол к стене и взгромоздился на него, но полукруглый оконный проем закрывали толстенные железные прутья; протиснуться между ними не смог бы и ребенок.

Дьявол!

Я посмотрел на лежавшее посреди алой лужи тело, спрыгнул со стола и обшарил карманы халата. Надежде отыскать «Зауэр» сбыться оказалось не суждено – из оружия нашел лишь собственный перочинный ножик. Хотя какое это оружие? Игрушка!

Меня прикончат. Меня непременно прикончат!

Но умирать я не хотел. Не хотел и не собирался.

Разложив нож, я быстро срезал с трупа окровавленную одежду. Выкинул ее в топку и обошел мертвеца, внимательно изучая особенности анатомического строения. В первую очередь, интересовали пропорции и лицо. Родимые пятна и шрамы скроет одежда, ими можно было пренебречь.

Высокий лоб, прямой нос, массивный подбородок. Синие глаза, темные брови. Форма лица квадратная, само оно угрюмое и не слишком приятное на вид. Не грубое, скорее жесткое.

Раньше для смены личины я всегда использовал рисунки, поэтому не знал, с чего начинать, и в итоге нарисовал картинку прямо у себя в голове. Потянулся к таланту, разжигая его пламя на полную мощность, и… ничего!

Сила не оставила меня и билась внутри, но, сколько я ни старался направить ее в нужное русло, знакомого жжения в груди так и не возникло. Одна лишь болезненная резь.

Небо! Мне было нужно небо!

Я вновь забрался на стол и выглянул в окошко, из него оказался виден только забор и второй этаж соседнего склада. Пришлось встать на цыпочки и до предела вывернуть шею, чтобы разглядеть серый клок небосклона.

Хватило и этого. Таившаяся во мне сила вдруг окутала невыносимым жаром, плоть стала мягкой и податливой словно воск. Я ухватился за выложенный кирпичами подоконник и повис на нем. Позвоночник затрещал и вытянулся, а дальше пришлось удлинять руки и ноги. Мышцы взорвались болью, как если бы меня растягивали на дыбе.

Больно! Дьявол, как же мне больно!

Когда наконец сравнялся ростом с мертвым санитаром, хотелось лишь одного – повалиться на пол и биться головой о камни, да на пол я и повалился. Ослабшие мышцы попросту не выдержали веса тела.

Несколько минут я лежал на холодных камнях, укрепляя сухожилия и прорабатывая кровеносную систему, а потом раскинул руки в стороны, взялся на ножки стола и рывком растянул себя, увеличивая ширину плеч.

Было больно. Мучительно больно. Просто адски.

На миг я даже потерял сознание, а потом попытался наполнить легкие воздухом и сразу будто угодил в дробилку. Во всем мире остались лишь резь, ломота и жжение. Но все проходит, прошло и это. Шаг за шагом я переделывал собственное тело, перегонял плоть с одного место на другое, облеплял ею заметно подросший скелет. Затем я какое-то время просто лежал на спине и собирался с силами, прежде чем сумел подняться на колени и навалиться на стол. Голова закружилась, но сознание очень скоро прояснилось. Я посмотрел на санитара, обхватил свое лицо руками и начал лепить взамен него новое.

Плоть повиновалась прикосновениям пальцев подобно мягкой глине. В голове стучало, в ушах шумело, а глаза застила кровавая пелена, но я не сдался, довел работу до конца и лишь после этого без сил завалился на спину.

Я был вымотан до предела. Вымотан и еще больше истощен. Превращение в бугая-санитара далось нелегко. Он был выше на полголовы, и плоти катастрофически не хватало. Метаморфоза сделала меня уродливым подобием скелета. Да еще мышцы ныли, суставы крутило, а каждый вдох оборачивался режущей болью в ребрах.

Но я справился. Справился и вновь стал кем-то иным. Ну, почти стал.

Сделав глубокий вдох, я произнес в пустоту:

– Чего надо?!

Голос прозвучал иначе, пришлось заняться голосовыми связками.

– Проваливай! Закрыто!

Теперь не понравились интонации. Выдав еще несколько фраз, я наконец приблизился к идеалу, сказал:

– Не бывать мне частным детективом! – и впервые остался услышанным полностью доволен.

Шлепая по полу босыми ступнями, я доковылял до двери, настороженно выглянул в коридор и перешел в кладовку. Там взял больничные брюки и новый халат, но прежде чем надевать их, обтерся чистой простыней. Белая ткань сразу стала буро-красной от кровавого пота.

Обшарив ящики, я отыскал кусок мыла, бритву и помазок, перелил в тазик воду из кувшина и, стараясь не порезаться, наскоро избавился от шевелюры. Вытер голову полотенцем и посмотрелся в зеркало. Похож. Но не совсем.

Халат болтался на мне словно на вешалке, пришлось увеличить объем бицепсов, намотав на руки полотенца, а излишнюю худобу получилось скрыть с помощью нескольких слоев накрученной вокруг груди простыни.

После этого я спалил окровавленное рванье, закинул в топку еще пару десятков лопат угля и обнаружил, что вымотался сверх всяких сил. Не смог даже поднять тело санитара, чтобы запихнуть его в импровизированный крематорий. В итоге сначала взвалил труп на каталку, а уже с нее переправил в печь и согнул не поместившиеся внутрь ноги лопатой.

Будто в страшной сказке очутился.

Не в сказке конечно же. Вовсе нет.

От хорошей тяги пламя басовито гудело, но даже так по комнате начала распространяться вонь горелой плоти, пришлось захлопнуть железную крышку.

После этого я натянул мокасины мертвеца, убрал в карманы халата деньги и бритву, затем выпрямился и вытянул перед собой руку. Та дрожала, как осинка на ветру.

Санитарам я сейчас не соперник. Еле на ногах стою. Дунь – упаду, а уж если разрядником приголубят…

Я обреченно вздохнул и отправился в кладовку, где приметил лентяйку и ведро с грязной водой. Выставил их в коридор и принялся отмывать пол от крови. А только кое-как очистил трубку телефонного аппарата и стену рядом с ним, как на лестнице послышались голоса.

Бросив наводить порядок, я заскочил в комнату с печью, уселся на край стола и понурил плечи. Под рукой – бритва…

Почти сразу распахнулась дверь и через порог шагнул высокий плечистый санитар, вслед за ним прошел крепко сбитый коротышка. При виде залитого кровью пола они на миг просто утратили дар речи, а потом здоровяк матерно выругался и заорал:

– Макс! Где шпик?!

Я молча указал на топку.

Санитар натянул на свою лапищу асбестовую перчатку, распахнул крышку печи и поспешно отступил от вырвавшегося наружу длинного языка пламени. Но обугленные пятки он разглядел и так.

– Вот дерьмо! – выругался санитар. – Ты что творишь? Совсем сбрендил?!

– Он руку как-то высвободил и до ножа дотянулся. Меня ткнул, я навалился сверху… Ну и вот…

Мускулистый коротышка покрутил пальцем у виска.

– Ну ты и баран, Макс! – поддержал напарника здоровяк. – Док с тебя живьем шкуру спустит!

Я понурил голову и хрипло сказал:

– Его ж все равно…

– Поговорить! – рявкнул бугай. – Док собирался с ним поговорить!

У меня вырвался обреченный вздох, насквозь фальшивый. Перевоплощение обмануло санитаров, никаких подозрений у них не возникло. Теперь если выгадаю момент для внезапного нападения…