Текст книги "Всеблагое электричество"
Автор книги: Павел Корнев
Жанры:
Стимпанк
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 107 страниц)
Проблема заключалась в том, что за эти самые пару минут домчаться туда они просто не успевали!
Ошибка была исключена – первое, что вдалбливают констеблям сразу после приема на службу, – это запоминать, когда произошло то или иное событие. Ошибиться мог один, от силы двое, но никак не трое и четверо.
Выходит, броневиков и в самом деле было два?
Обсосав эту мысль со всех сторон, я очертил квартал, где налетчики оторвались от погони во второй раз, расплатился за чай и отправил все того же шустрого пацана на поиски свободного извозчика.
Поехал в контору риелтора, которого пару месяцев назад порекомендовал собственный поверенный. Украшенная золотым тиснением визитная карточка все это время впустую обшаркивалась в бумажнике – и вот пригодилась.
В конторе я небрежно бросил клерку в старомодном сюртуке с натянутыми поверх рукавов тряпичными налокотниками:
– Виконт Крус… – и оказался немедленно препровожден в кабинет старшего партнера.
Громкое имя и броский наряд – великая вещь! И не имеет значения, что сиятельный аристократ – банкрот с кучей неоплаченных счетов.
– Виконт! – поднялся из-за стола господин представительной наружности в костюме, столь идеально подогнанном под его уже начавшую слегка расплываться фигуру, что мое мнение о собственном поверенном заметно упало.
Если тот взялся рекомендовать человека с такими тратами на портных, значит, совершенно не ценит денег нанимателя.
– Вино? Коньяк? – предложил хозяин кабинета. – Или, если угодно, сигару?
– Предпочту перейти сразу к делу! – решительно отказался я и расстелил на письменном столе испещренную пометками карту. – Меня интересует аренда недвижимости вот в этом квартале. Просторный сарай или складское помещение с прямым подъездом.
– Позвольте подумать… – замялся риелтор.
Не тут-то было!
– Нет времени на раздумья! – отрезал я. – Завтра из Рима прибывает мой деловой партнер, а его тупица-секретарь удосужился отправить телеграмму об этом только час назад. Дело не терпит отлагательств!
– Нужен именно этот район?
Да, черт побери! Мне был нужен именно этот район и никакой иной!
– Деловое предприятие, подробностей которого я не вправе разглашать, требует аренды склада именно там и только там. Скажу больше: я готов перекупить аренду или оформить субаренду, если кто-то будет готов уступить свои права.
Риелтор взглянул на карту с неприкрытым сомнением, недолго подумал и ткнул пальцем в западную часть очерченного мной пространства.
– Здесь угольные склады. Предлагаю начать с них.
Проклятье! Мог бы и сам догадаться! С поздней осени по начало весны склады ломились от угля, предназначенного для отопления частного жилья, контор и лавок, но с потеплением спрос на топливо падал и часть помещений оставалась пустовать до нового сезона. Проще не трогать их вовсе, чем отмывать дочиста и пытаться найти арендатора, готового съехать уже в конце сентября.
Я не удержался и прищелкнул пальцами, благо это лишь играло на созданный мной образ эксцентричного аристократа и полного профана в деловых вопросах.
– Угольные склады, конечно же! Скорее едем туда!
Риелтор обреченно вздохнул, не горя желанием изгваздать в угольной пыли свой шикарный костюм.
– К сожалению, у меня назначена встреча, которую нельзя отменить. Отправлю с вами помощника, – легко нашел он выход из сложной ситуации. – Уверяю, мой человек полностью компетентен в этом вопросе.
– Отлично! – обрадовался я. – Едем!
И мы поехали.
Угольные склады оказались жуткой дырой. С одной стороны к ним примыкали предназначенные на снос бараки с выломанными окнами и дверьми, с другой – заросший бурьяном пустырь, забор котельной и зады красильной мастерской. При этом уже за соседним зданием шумела оживленная дорога.
Идеальное место. Никто ничего не видит, не слышит, не знает.
Надежней не придумаешь – да вот только сторож на воротах должен был видеть броневик. Интересно, как с ним обошлись? Сунули четвертной или это их человек?
Как оказалось – ни то ни другое. Выдумки налетчикам было не занимать.
Когда я прошел в распахнутые ворота и заглянул в сторожку, то сразу решил, что вид у скучавшего там господина для простого охранника слишком уж благообразный. Но все же уточнил:
– Уважаемый, как бы мне управляющего увидеть?
Упитанный мужчина лет тридцати вздохнул и с плохо скрываемым раздражением ответил:
– Вы смотрите на него!
– В самом деле? – не сдержал я удивления. – Дела идут так плохо, что подменяете ночного сторожа?
– Дела идут просто замечательно, пока арендаторы не начинают угощать ночного сторожа ромом! – фыркнул управляющий. – О чем только люди думают? Снимают склад и спаивают сторожа! Бред!
– Действительно, бред, – согласился я. – И что, в запое, болезный?
– Третий день пьет, – подтвердил собеседник и насторожился: – А вам-то что?
– Да нам бы склад арендовать, – влез в разговор помощник риелтора.
– Зачастили! – всплеснул руками управляющий. – То месяцами арендаторов найти не могу, то уже вторые за неделю приходят!
Я не колебался ни мгновения и экспромтом выдал гневную тираду:
– Проклятье! Телеграмма задержалась вовсе не случайно! Меня хотят выбросить за борт!
Управляющий разинул рот от удивления:
– О чем это вы?
– Мы с компаньоном уговорились арендовать… – Я оборвал рассказ на полуслове и резко спросил: – Кто подписал договор? Гальямо? Чернявый, с усиками, как у циркового борца?
– Вовсе нет, – пробормотал управляющий, сбитый с толку неожиданным напором. – Приходил седой старик, представился Мартином Гишаром.
– Этот каналья нанял подставного! Он оставил адрес? Платил чеком?
– Нет, наличными.
– Он сейчас здесь?
Я сделал шаг на территорию, и управляющий немедленно выскочил из сторожки:
– Да объясните вы толком, что происходит!
– Он сейчас здесь? – повторил я вопрос.
– Нет! – разгневанно выкрикнул управляющий. – Споил сторожа, подлец, и не появляется уже второй день! Но вам-то что?
– Все пропало, – поник я, нисколько не преувеличивая.
Налетчики съехали, не оставив адреса. Ищи теперь ветра в поле!
– Нам, наверное, следует уйти, – засуетился помощник риелтора.
Я окинул взглядом мрачные строения и усыпанную угольной пылью землю, перевел взгляд на лоснящуюся физиономию управляющего и доверительно склонился к нему:
– Скажите, а могу я хоть одним глазком взглянуть на их склад? Слово чести – ничего не трону. Даже внутрь проходить не будут. Это очень важно для меня, очень. Проклятье! Да я даже готов выкупить их аренду! Хотя если вы заняты, если вам нельзя оставлять ворота…
Сказать по чести, я не люблю уговаривать людей, да и самих людей тоже не особо жалую, но чему научился в жизни, так это играть на чужих слабостях и страхах. Управляющему до жути не хотелось сидеть в темной будке, и наш визит сюда виделся ему бесплатным представлением, ниспосланным самой судьбой. Отказать себе в удовольствии немного развлечься простак не смог.
– Покажу, не вопрос! – махнул он рукой и попросил помощника риелтора: – А вы присмотрите пока за воротами.
Мы прошли к пакгаузу, сразу за которым начиналась усыпанная угольной крошкой площадка под открытым небом, и управляющий принялся возиться с тяжелым навесным замком.
– Они ведь так ничего и не завезли, – пробормотал он, проворачивая ключ. – Если б имущество было, тогда – ни-ни, а пустой склад почему не показать? Склад обычный…
Я заметил отпечатанный в угольной пыли след протектора резиновой шины и на всякий случай сунул руку в карман к «Церберу», но помещение и в самом деле оказалось абсолютно пустым.
Мой спутник включил электрический фонарь и посветил на дальнюю стену.
– Внушает? – обернулся он ко мне. – Столько добра можно летом хранить! Остальные-то мы не чистим, а этот вон как отдраили!
Отдраили склад и в самом деле на совесть; я переступил через порог, снял очки и покачал головой в притворном восхищении.
– Просторно!
– А знаете что? – азартно махнул вдруг рукой управляющий. – А приходите в пятницу! Если эти прохвосты так и не появятся, сдам склад вам.
– Договорились! – расплылся я в улыбке и пожал протянутую руку.
В том, что сюда еще придется вернуться, нисколько не сомневался. Луч фонаря высветил на полу сразу несколько гильз, и это обстоятельство окончательно убедило в правильности своих предположений. Грабители пережидали облаву именно здесь.
Загвоздка заключалась в том, что вести самостоятельное расследование я мог, а скрывать улики – нет. Вот если выправить патент частного сыщика…
Я вышел на улицу и указал управляющему на подъехавшую к воротам подводу.
– Это к вам!
– Ах ты незадача! – всплеснул тот пухлыми руками и побежал к сторожке. – Приходите в пятницу! – крикнул он уже на бегу.
– Обязательно, – пообещал я и зашагал в коляске.
– Ну что? – нагнал меня помощник риелтора.
– Аренда выправлена на месяц, – вздохнул я и повторил привязавшееся словечко: – Такая вот незадача…
От ненужного более спутника избавился легко – просто высадил его перед конторой, затем велел извозчику ехать в иудейский квартал.
Исаак Левинсон жил на тихой улочке, где трехэтажные особняки теснились друг к другу, как прижимаются к собратьям по несчастью холодной ночью бездомные бродяги. Крыши соседних строений повсеместно соприкасались краями, некоторые дома и вовсе имели общие стены, поэтому создавалось ощущение некоей крепостной стены, которая скрывает от посторонних внутреннюю жизнь иудейской общины. Но к банкиру меня пропустили без всяких проволочек, достаточно оказалось просто представиться.
Впрочем, и здесь не обошлось без нюансов – подниматься на второй этаж пришлось по отдельной лестнице. Дверь кабинета, как я успел заметить, была укреплена стальными уголками, а окна забраны решетками, при этом ничего ценного в помещении не оказалось: стол с графином и телефонным аппаратом, часы с тремя циферблатами, пара кресел для посетителей, переполненное телеграфными лентами ведро для бумаг да забитый папками шкаф. Разве что за портретом ее императорского величества мог скрываться встроенный в стену сейф…
– Леопольд, рад видеть вас в добром здравии! – улыбнулся при моем появлении Исаак Левинсон и даже поднялся из-за стола, но чувствовалась в нем некоторая скованность. Полагаю, он никак не мог решить, на каком основании потребовать возврата аванса.
Отсчитывая мне сотенные банкноты, иудей совершенно точно пребывал в состоянии помраченного рассудка: ограбление, поджог, убийство – такое кого угодно из колеи выбьет. А когда улеглись эмоции и стало известно, что ничего не похищено, в голове банкира наверняка угнездилась мысль: «А зачем платить кому-то за работу, которую полиция выполнит совершенно бесплатно?»
Месть? Бросьте! Месть – это нечто эфемерное, а пятьсот франков – это пятьсот франков.
Мне даже стало немного совестно. Впрочем, не настолько совестно, чтобы вернуть деньги; если длинная череда благородных предков чем-то и наделяет, так это здоровым цинизмом.
Нерешительность же господина Левинсона объяснялась вовсе не порядочностью, а тем простым фактом, что он намеревался неплохо заработать на выкупе моих долгов; только и всего. Иначе наверняка встретил бы меня требованием завизировать расписку о получении пятисот франков с обязательством вернуть их в кратчайшие сроки и под совершенно грабительский процент.
Нисколько, кстати, не удивлюсь, если расписка уже лежит в ящике стола.
Именно поэтому я с ходу перешел в наступление.
– Дурные вести, господин Левинсон! Дурные вести!
Заявление это банкира не ошеломило, но вместо уже заготовленной фразы он невольно спросил:
– Что случилось?
– Броневик оказался пуст! – объявил я. – При падении грабителей внутри не было!
– Вы уверены?!
– Я лично наблюдал за поднятием его со дна! В самоходной коляске никого не оказалось. Протокол будет завтра.
Исаак Левинсон грузно опустился за стол, выпил воды и тяжко вздохнул:
– Час от часу не легче.
– Да, известие не из приятных, – кивнул я, уселся в кресло и закинул ногу на ногу, а когда к иудею начало возвращаться спокойствие, выдал следующую порцию плохих новостей: – Мои коллеги полагают, что это не было попыткой ограбления!
Исаак Левинсон нервно встрепенулся и спросил:
– А как полагаете вы, Леопольд?
– Ограблением здесь и не пахнет, – безапелляционно заявил я, не став делиться предположением о стремлении злоумышленников уничтожить некие документы. Вместо этого спросил: – Господин Левинсон, не знаете, кто может желать вам смерти?
Версия была шита белыми нитками, но чем выше забирается по социальной лестнице человек, тем более значимой полагает собственную персону в системе мироздания. К тому же покажите мне иудея, который упустит возможность объявить себя жертвой погрома?
– Это невозможно, – решительно отрезал Исаак Левинсон, но я-то видел, что семена сомнений попали на благодатную почву, и потому ничего добавлять не стал.
С минуту в кабинете царило молчание, затем банкир добавил:
– Так у нас дела не делаются! – и сразу засыпал меня вопросами: – Как продвигается следствие? Уже есть подвижки? Какие версии рассматривает полиция?
Сожаление о впустую потраченных пятистах франках если и не покинуло его полностью, то отступило на задний план, оттесненное новой, куда более значимой проблемой. Иной раз просто ненавижу свой талант…
– Полиция топчется на месте, – без обиняков заявил я. – Они даже не нашли место, где преступники покинули броневик.
– А вы? Вы нашли его?
– Нашел, – подтвердил я. – И прямо сейчас еду в Ньютон-Маркт ставить в известность руководство.
– Сделайте это, – благосклонно кивнул Исаак Левинсон.
– А как продвигается выкуп долгов? – спросил я тогда.
– Предложил пять сантимов с франка, но никто не согласен меньше чем на тридцать, – улыбнулся иудей, вновь почувствовав себя в родной стихии. – Не беспокойтесь, это еще граф Косице не сделал заявления о вашей безвременной кончине в возрасте пяти лет. Помяните мое слово – десять сантимов скоро покажутся им щедрым предложением.
– Положусь в этом вопросе на вас.
– Но есть одна тонкость, – неожиданно подался вперед банкир. – Я веду ваши финансы, но не контролирую процесс вступления в наследство. Это может привести к ненужным осложнениям.
Я вспомнил стоимость костюма риелтора, к которому меня направил собственный поверенный, и с чистой совестью предложил:
– Подготовьте документы, в следующую нашу встречу я все подпишу.
– Вот и замечательно, – расслабился банкир. – Продолжайте расследование и держите меня в курсе дела. А теперь прошу меня извинить, надо сделать несколько деловых звонков.
– В столь поздний час? – удивился я, бросив взгляд на настенные часы.
На тех было без десяти семь.
– Трансатлантический кабель – это просто чудо, – рассмеялся иудей. – В Нью-Йорке сейчас самый разгар рабочего дня.
– Тогда не смею вас больше задерживать, – поднялся я из кресла и направился на выход.
Неразговорчивый слуга проводил меня до входной двери, и я отправился в Ньютон-Маркт.
4
Деньги – это зло? Или же все зло из-за денег?
Вопрос спорный. Но знаю одно: не будь я таким скрягой, очень многих проблем в дальнейшем удалось бы избежать. Или, по крайней мере, отсрочить их на неопределенное время. А так, написав рапорт на имя главы сыскной полиции, я поскупился нанять извозчика и отправился домой на паровике, чтобы потом неспешно двинуться вверх по вившейся по склонам Кальварии дороге; с этого все и началось.
Но если начистоту, мне всегда нравилось подниматься на холм именно пешком. Идти по извилистой тропе и смотреть на город; ощущать, как с каждым шагом свежеет воздух и проявляются задавленные городской гарью запахи – ароматы влажной листвы, подстриженной травы, весенних цветов.
Всякий раз создавалось впечатление, будто поднимаюсь из царства мертвых, покидаю не зловонное облако смога, но подземное царство Аида. И понемногу отступали давившие на спину тяжким грузом печали и заботы.
Я словно возвращался в детство.
Только не в этот раз.
Китаец ждал у моста.
Подручный господина Чана подпирал плечом вкопанный в землю столб и демонстративно чистил ногти недоброго вида кинжалом. В своей обтрепанной кепке и великоватом пиджаке он казался сбежавшим с поля пугалом; не знаю, как птиц, а меня его вид напугал едва ли не до икоты.
– Господин Орсо! – улыбнулся костолом безмятежно и радостно, словно невинный ребенок. – Господин Чан недоволен вами!
– Чем на этот раз? – уточнил я и остановился, не доходя до собеседника несколько шагов. Приближаться вплотную к человеку с кинжалом не самая удачная идея, если только вы не оборотень или суккуб.
Ну как тут не вспомнить об Елизавете-Марии? Но она далеко…
Китаец усмехнулся и начал перечислять:
– Долг не погашен в срок. Иудей скупает долги за бесценок. Родной дядя отказался признавать родственником. Потерял работу. Не сможешь вернуть долг.
Я не стал спорить – глупо спорить с проводником чужой воли – и только спросил:
– И что из этого следует?
Костолом рассмеялся и отлип от столба.
– Твой долг не велик по меркам господина Чана, но если дать спуск одному, что остановит других?
– Чего хочет господин Чан? – нахмурился я, левой рукой снимая темные очки.
– Твое ухо, белоглазый, – последнее слово китаец повторил, не скрывая издевки.
Возможность безнаказанно покалечить сиятельного приводила его в восторг.
– Очень неосмотрительно.
– Никто не обманывает господина Чана.
– Никто и не обманывал господина Чана. Он получит свои деньги до последнего сантима.
Китаец кивнул.
– Получит. Но сначала он получит твое ухо.
– Поступить так с полицейским не очень умно, – веско произнес я, глядя на собеседника сверху вниз. Костолом не дотягивал до моего роста две головы, но при этом был быстрым и юрким, словно хорек.
– Ты больше не спрячешься за карточкой фараона, белоглазый, – рассмеялся худощавый головорез и шагнул ко мне. – Не дергайся, и все случится быстро.
Быстро? Я сделал глубокий вдох, дождался, пока отпустит приступ накатившей вдруг злости, и уже потом совершенно спокойным голосом потребовал:
– Стой, где стоишь.
– А то что? – ухмыльнулся китаец, но немедленно замер на полушаге, стоило только возникнуть в моей руке «Церберу». – Не стоит все усложнять, – прошипел он.
– Не стоит, – согласился я.
– Убьешь меня?
Я ничего не ответил, прислушался к шелесту кустов за спиной и предупредил:
– Не остановишь своих мартышек – схлопочешь пулю в живот. Гнить будешь неделю, а то и две. Перитонит, слышал такое слово?
Полной уверенности, что угроза сработает, не было, но талант в очередной раз не подвел, и китаец нервно махнул рукой; шелест кустов стих.
– Ты ответишь за это, белоглазый! – пообещал головорез, которого просто трясло от бешенства.
Он не боялся смерти, его страшило оказаться прикованным к больничной койке. Да и будет ли она, больничная койка? Скорее уж грязный матрац в каком-нибудь опиумном притоне. А только оступись, только выкажи слабость – и люди выстроятся в очередь полюбоваться на твои мучения.
Китаец такой участи для себя не хотел. И мы оба знали, что отвечать мне теперь придется не только за просроченный долг, но и за этот его внезапный страх. Я сунул палец в старую рану и тем нажил себе смертельного врага.
– Брось, – потребовал я.
Головорез откинул кинжал в траву.
– Теперь отойди с дороги.
Китаец послушно освободил проход; на губах его играла презрительная ухмылка. Он твердо намеревался отомстить и знал, что случится это очень и очень скоро.
Я обошел его, продолжая удерживать на прицеле пистолета, уже на мосту развернулся и произнес:
– Передай господин Чану… – а потом замолчал, понимая, что словами ничего не изменить.
– Что передать?
– Ничего, – мотнул я головой. – Он сам все поймет.
И прострелил китайцу колено.
Головорез со сдавленным вскриком повалился на землю, из кустов выскочили две тени и бросились к раненому главарю. Я быстро попятился и продолжал пятиться до тех пор, пока мост не скрылся из виду за поворотом. Тогда развернулся и со всех ног припустил к дому.
Погони не было, но в безопасности я себя почувствовал лишь в мертвом саду. Проклятие обожгло легким касанием, но теперь оно вызвало не привычный озноб, а вздох облегчения.
Заходите в гости! Заходите, если жизнь дорога!
Я тихонько рассмеялся и зашагал к особняку, призывно светившемуся в темноте окнами гостиной.
– Ты бежал? – удивилась Елизавета-Мария, когда я прошел в дом.
– Не хотел опоздать на ужин, – буркнул в ответ.
– Ты и не опоздаешь, – рассмеялась девушка и скомандовала дворецкому: – Теодор, пора накрывать на стол.
Ссылаться на отсутствие аппетита я не стал, только уточнил на всякий случай:
– Опять потроха?
– Ты слишком плохо обо мне думаешь, – лукаво улыбнулась Елизавета-Мария.
На ужин подали поджарку с овощным рагу.
Мясо оказалось жестким и переперченным, и все же я критиковать кулинарные таланты девушки не стал. Та была сегодня на редкость молчалива, и это меня вполне устраивало.
Ужин прошел в гробовой тишине.
Лишь когда тарелка опустела, я откинулся на спинку стула и удивился:
– Ты решила перейти на белое вино?
Елизавета-Мария поглядела на бокал и озадаченно покачала головой:
– Знаешь, Леопольд, я уверена, что купила три бутылки красного, но две из них куда-то пропали.
– На меня не смотри, я не пью. И Теодор тоже алкоголем не злоупотребляет.
– Это и удивительно, – задумчиво протянула девушка.
Я не придал этому обстоятельству особого значения и отправился в спальню. Уже в коридоре навстречу попался дворецкий, он нес в столовую поднос с чайными принадлежностями.
– А как же десерт, виконт? – удивился Теодор.
– Подними наверх, – попросил я, а сам завернул в ванную комнату. Снял пиджак, закатал рукава сорочки, с интересом оглядел обожженные кровью падшего руки. Бубоны аггельской чумы потускнели и не беспокоили весь день, но к вечеру вновь начали нестерпимо чесаться. И сколько ни держал их под холодной водой, лучше не становилось. Наоборот – начала кружиться голова.
Когда зашел в спальню, поднос с чайником и корзинкой печенья уже стоял на прикроватной тумбочке; я запер за собой дверь, проверил ставни и улегся в постель. Налил чаю, взял потрепанный томик «Приключений Алисы в Стране чудес» и неожиданно понял, что не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.
Усталость навалилась неподъемным грузом, и сколько ни старался побороть ее и сосредоточиться на чтении, глаза закрывались сами собой. В очередной раз клюнув носом, я сдался и обессиленно откинулся на подушку.
Уснул в один момент.
Проснулся от явственного ощущения чужого присутствия.
В спальне кто-то был. Шелестел бумагами, рылся в буфете, ворошил содержимое платяного шкафа.
Кто-то что-то искал. Искал и приглушенно ругался себе под нос.
– Драть! Драть! Драть! – бухтел некто, переворачивая комнату вверх дном.
А я просто лежал на кровати с закрытыми глазами и ждал, когда сгинет порожденный моим беспокойным воображением морок.
Оцепенение скинул пронзительный гудок клаксона.
Я приподнялся на одном локте, но ставни были закрыты и в спальне сгустились непроглядные тени. Не виднелось ни единого проблеска света: не проникали лучи в щель под дверью, не светились усеявшие предплечья алые бубоны.
Последнее даже радовало, но…
Но в комнате по-прежнему кто-то был.
Чиркнув длинной спичкой по боковине коробка, я зажег газовый рожок и сощурился, дожидаясь, пока привыкнут к свету глаза. А потом не удержался и выругался:
– Будь я проклят! Только не ты!
В ответ послышалось бульканье, словно некто приложился к горлышку и влил в себя пару глотков вина.
Впрочем, никаких «словно» – так оно все и было на самом деле.
На подоконнике сидел беловолосый лепрекон в смятом гармошкой цилиндре, распахнутом на груди зеленом камзоле и слишком маленьких башмаках, из обрезанных носов которых торчали толстые пальцы с неровно обгрызенными ногтями. За широкий кожаный ремень с медной пряжкой был заткнут немалых размеров кухонный нож.
Красноглазый коротышка-альбинос – а рост незваного гостя не дотягивал даже до метра – оторвался от опустевшей бутылки, рыгнул и вдруг спросил:
– Где нормальное пойло, Лео? Ром, виски, водка, коньяк? Ты уже большой мальчик, большие мальчики не пьют эту сладкую водичку!
– Сгинь! – потребовал я, откинулся на подушку и зажмурился, прогоняя выбравшееся на волю воспоминание.
Голова раскалывалась, как если б я сам, а не лепрекон вылакал все купленное Елизаветой-Марией вино и теперь маялся от жуткого похмелья.
– Поцелуй меня в зад! – отозвался коротышка, предусмотрительно спрыгнув с подоконника, на котором представлял собой слишком хорошую мишень.
Но я кидаться в него подушками не стал, вместо этого сделал несколько глубоких вздохов и попытался выкинуть безумное видение из головы. И мне это почти удалось, но тут раздался стук в дверь и послышался голос Елизаветы-Марии.
– Лео, открывай! – позвала она. – За тобой приехали!
Прежде чем я успел подняться на ноги и отпереть дверь, возле нее оказался выбравшийся из-под стола лепрекон. Он отодвинув засов и проворно отступил в тень, а когда в спальню прошла Елизавета-Мария, со всего маху шлепнул ее пониже спины и под пронзительный девичий визг стремительно выскочил в коридор.
– Драть! Вот это зад! – донесся до нас его раскатистый смех.
– Что это было?! – зарычала на меня взбешенная Елизавета-Мария.
– А на что это было похоже?
– На седого лепрекона, который распускает руки!
Я лишь вздохнул и принялся натягивать брюки.
– Лео! – повысила голос девушка. – Что это было?
– Ночной кошмар, – ответил я, застегивая пуговицы сорочки.
– С каких это пор твои кошмары отвешивают мне шлепки? – нахмурилась Елизавета-Мария, но сразу улыбнулась: – Лео, неужели это твое тайное желание?
– Скорее, твой тайный страх.
– Вздор! Можешь шлепать меня сколько вздумается, если пожелаешь!
– Не это, – досадливо мотнул я головой, – тебя страшит потеря контроля. Подумай об этом на досуге. И запирай ящики с вином, в доме завелись вредители.
Елизавета-Мария смерила меня оценивающим взглядом, но ничего не сказала, лишь распахнула окно, стремясь выветрить запах застарелого перегара.
– Зачем ты понадобился на работе в такую рань? – спросила девушка, выглянув на улицу.
И в самом деле: еще только-только светало, багряный шар солнца лишь самым краешком выглядывал из туманной пелены на горизонте. Часов пять-шесть, не больше.
Посмотрел на хронометр – так и есть.
– Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, – пробормотал я, нисколько не сомневаясь, что вызов связан с обнаруженным мной вчера убежищем грабителей.
Либо сыщикам удалось выйти на след налетчиков и понадобилось уточнить показания, либо старший инспектор Моран решил намылить мне шею за самодеятельность. В то, что руководство воспылало желанием вынести благодарность, не верилось совершенно.
– Позволь! – Елизавета-Мария поправила небрежно повязанный шейный платок, затем мило улыбнулась и предупредила: – Держи свои страхи при себе, Лео. Иначе поотрываю им руки!
– Сначала поймай, – хмыкнул я, заменил стреляный патрон в кассете «Цербера» новым и убрал пистолет в боковой карман пиджака.
Затем выдвинул нижний ящик комода и достал оттуда замотанный в полотенце «Рот-Штейр», свой собственный, не табельный. Заколебался на миг, брать ли его с собой, но вспомнил о китайцах и решил, что лишний ствол точно не помешает.
Но вообще – чем раньше навещу господина Чана и уверю старого выжигу, что в скором времени долги будут возвращены, тем мне же лучше. Заодно напомню, что некоторая расплывчатость формулировок заключенного нами соглашения не позволяет ему в одностороннем порядке настаивать на немедленном возврате всей суммы долга и стоит проявить терпение.
Думаю, мы придем к соглашению. Если я чему-то за свою жизнь и научился, так это находить общий язык с ростовщиками.
В прихожей я прихватил котелок, вышел под хмурое-хмурое небо, сплошь затянутое облаками, и привычным движением нацепил на нос темные очки. Затем отпер калитку, шагнул на улицу и замер как вкопанный под прицелом сразу трех автоматических карабинов Мадсена – Бьярнова.
– Руки за голову! – скомандовал рыжеусый детектив-сержант, тот самый, что вручил мне вчера протоколы расследования. – На колени!
Иногда требуется выполнять распоряжения без промедления и лишних вопросов. Просто сделать то, что велят, и уже потом пытаться прояснить ситуацию.
И сейчас был именно такой случай. Когда пальцы трех констеблей дрожат на спусковых крючках, не стоит качать права и требовать объяснений; у кого-нибудь могут просто не выдержать нервы.
Поэтому я опустился на колени и положил ладони на затылок.
Медленно и молча.
Детектив-сержант тут же оказался за спиной, он сноровисто выкрутил мне сначала одну руку, затем другую и сковал запястья наручниками, потом начал охлопывать карманы.
– Что происходит? – заикнулся было я, но сыщик лишь шикнул в ответ, ловко вытягивая из кобуры «Рот-Штейр».
Стало страшно; слишком уж напряжены были констебли. Я просто чувствовал, как звенят их нервы, как чешутся руки открыть стрельбу при малейшем неповиновении.
И это пугало. Пугало своей неправильностью.
Какая напасть должна была приключиться, что они смотрят меня как на врага?
Чушь какая-то…
В этот момент из-за самоходной коляски вышел лепрекон. Почесывая шею, он отвернулся к заднему колесу броневика и принялся мочиться на него, деловито, спокойно и без всякой спешки. Но когда ближайший констебль оглянулся, коротышка уже скрылся в кустах, лишь растекалась по земле желтая лужица.
– Собаки… – неуверенно нахмурился полицейский.
Детектив-сержант тем временем избавил меня от ножа, «Цербера», зажигалки, бумажника и часов, затем отступил на шаг назад и скомандовал:
– Подымайся, – и сразу предупредил: – Медленно!
Я качнулся вперед, встал на ноги и оглянулся:
– Объясните?
Не тут-то было! Детектив-сержант попросту толкнул меня к броневику. Пришлось лезть в кузов с зарешеченными окошками; бронированную дверь немедленно захлопнули, лязгнул замок.
Проклятье! Да что такое стряслось?
Отвезли меня прямиком в Ньютон-Маркт, но выпустили из кузова не на улице и даже не в обычном гараже, а в помещении для арестантов. И ладно бы просто выпустили, так нет – под прицелом винтовок сковали ноги кандалами и соединили их стальной цепочкой с наручниками.
Обычно такое проделывали только с особо опасными рецидивистами и малефиками, поэтому спина враз взмокла от пота, но справиться с паникой оказалось на удивление легко.
Никто даже не попытался задержать Елизавету-Марию, а значит, о суккубе просто не знали, и что бы мне ни собирались поставить в вину, связь с инфернальным созданием не имела к этому никакого отношения. Выходит, дело не в смерти инспектора Уайта…
Так успокаивал я себя, звеня кандалами, которые заставляли семенить, будто китайская наложница перед бессмертным императором. По Ньютон-Маркту меня конвоировали трое сыщиков в штатском с револьверами на изготовку и детектив-сержант, шагавший впереди. Брели мы какими-то пустыми переходами и непонятными коридорами, но когда очутились перед знакомой дверью Третьего департамента, я этому обстоятельству нисколько не удивился.







