Текст книги "Всеблагое электричество"

Автор книги: Павел Корнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 107 страниц)

– Брось! – скривился парень. – Потайной карман, открой его!

– Какой настырный убийца!

– Я не убийца!

– Целился мне в затылок!

– Ты просто слишком тихо спустился вниз! Я не успел выбраться из кухни!

– И что ты позабыл на моей кухне, любезный?

Кинооператор тяжело вздохнул и повторил:

– Потайной карман. Слева.

– Выбить бы из тебя дурь, – хмыкнул я, потирая ушибленный пинком бок, – да времени жалко.

Я вновь упер ствол под нижнюю челюсть парня, заставив того приподняться на цыпочки, свободной рукой расстегнул брезентовую куртку и принялся прощупывать левую полу. Вскоре пальцы наткнулись на клапан потайного кармана, в нем оказалась картонная карточка. Отошел с ней к свету и не поверил собственным глазам.

Надпись на карточке гласила: «Колониальное детективное агентство Пинкертона».

Выписано удостоверение личности было на имя некоего Томаса Элиота Смита.

– Томас Смит? – с сомнением уточнил я.

– Он самый! – подтвердил кинооператор и потребовал: – А теперь, будь добр, отцепи меня. Немедленно!

Я вновь заткнул кольт за ремень штанов, но освобождать пленника и не подумал.

– Томас Элиот Смит, – издевательски неторопливо произнес я, лихорадочно обдумывая ситуацию, – возможно, в Новом Свете частные сыщики и могут вламываться в чужие дома, но у нас, в метрополии, за такое сажают в тюрьму.

– Да что вы говорите? – оскалился в ответ детектив. – А как насчет проникновения в дом Максвелла? Что полагается за это? – И он быстро предупредил: – Учтите, я работаю не один, если со мной что-то случится, об этом немедленно станет известно местной полиции. А у нее и без того хватает к вам вопросов, не так ли, господин Шатунов?

Взгляд одного темного и одного светлого глаз изрядно нервировал, поэтому я подошел к сыщику и выдернул вторую стеклянную линзу.

– Какого дьявола?! – взвыл тот.

– Помолчите, – потребовал я. – Мне надо подумать.

– Отцепите меня и думайте сколько угодно!

– В камере?

– Почему сразу в камере? – удивился Смит. – Разумные люди всегда найдут общий язык! Помогите мне, и я в долгу не останусь!

– Помочь – это снять с крюка, на котором вы болтаетесь, будто свиная туша?

– Нет! Помочь – это рассказать, зачем вы спускались в подвал дома Максвелла и что оттуда вынесли!

Я прикрыл ладонью рот и зевнул.

– У меня был непростой день и крайне насыщенная ночь, – произнес я после этого. – Сейчас посплю, а утром решу, как с вами быть. Ни в чем себе не отказывайте.

– Постойте! Я…

– Ваш статус, – развернулся я, – немногим отличается от положения обычного бродяги, здесь вам не колонии. Поэтому просто заткнитесь и не мешайте мне спать.

Смит выругался, но к угрозам прибегать не стал, а вместо этого объявил:

– Правая подкладка! Придется распороть.

Я с обреченным вздохом разрезал ткань и выудил сложенный надвое листок. Это было распоряжение имперского министерства по делам колоний оказывать всяческое содействие Томасу Элиоту Смиту, сотруднику Детективного агентства Пинкертона. И хоть на простых подданных ее императорского величества этот документ не распространялся, я опустился на сундук и милостиво разрешил:

– Излагайте.

– Я? – опешил сыщик.

– Милейший, кого из нас задержали в чужом доме, вас или меня? И кстати, ваш нынешний наниматель в курсе, кого именно пригрел на груди?

– Мой наниматель?

– Джозеф Меллоун, – напомнил я. – Вы ведь у него подвизаетесь кинохроникером, не так ли?

Смит надолго замолчал, потом вздохнул:

– Хотите играть в открытую? Что ж, давайте! Но снимите меня с крюка, дьявольски затекли руки!

Тяжело вздохнув, я поднялся с сундука, но, прежде чем успел выполнить просьбу сыщика, с лестницы послышалось приглушенное:

– Пст!

– Сейчас вернусь, – предупредил я пленника и поднялся в дом.

Лепрекон стоял у кухонного окна и даже пританцовывал от нетерпения. Я сначала не понял, что именно привлекло его внимание, а потом среди кустов налился алым сиянием и вновь потускнел огонек сигареты.

– Вот оно что…

Лепрекон расценил мои слова по-своему, быстро выдвинул верхний ящик кухонного стола и вооружился ножом.

– Хтт! – перечеркнул он себе горло большим пальцем свободной руки.

– Не вздумай! – рыкнул я и вернулся в подвал.

Сколь ни хотелось свернуть незваному гостю шею и упрятать его в сундук, я обхватил сыщика под мышками, приподнял и опустил на пол.

– Премного благодарен, – вздохнул тот, разминая онемевшие запястья.

– Рассказывай! – потребовал я.

– К вам мое расследование не имеет никакого отношения!

– Имеет, раз ты здесь.

Смит поморщился, но все же сообщил:

– Я сам намеревался осмотреть подвал дома Максвелла, но увидел вас на выходе. Не собирался причинять никому вреда, просто хотел выяснить, что вы унесли с места преступления.

Я никак собственной заинтересованности не выказал и скептически усмехнулся.

– Почему непременно с места преступления?

– Бросьте! Я видел сорванную полицейскую печать с двери в подвал.

– Чем же ваше внимание привлек дом Максвелла?

– Вы шутите? – оскорбился сыщик. – После сегодняшнего происшествия?

– А что в нем такого?

– Полагаю, оно связано с моим расследованием, – уклончиво ответил Смит, поколебался и сознался: – У меня просто нет никаких других зацепок, но уверен – интуиция меня не подводит.

– Что за расследование?

– Государственной важности! – заявил сыщик, но нисколько меня этим утверждением не убедил.

– А именно? – потребовал я подробностей. – Ну же! Не заставляйте тянуть все из вас клещами!

Томас Смит явственно вздрогнул. Высказывание о клещах не понравилось ему до чрезвычайности.

– Вот смотрите, – зашел я с другой стороны, – если захочу, прикончу вас прямо сейчас. Потом выйду из дома, отыщу в сквере вашего напарника и перережу глотку ему. Но я не стану этого делать. Просто вызову полицию, а утром нажалуюсь вашему работодателю, благо меня сегодня ему представили. Вот и решайте, насколько вас устроит такое развитие событий.

– Не надо! – сдался сыщик. – Джозеф Меллоун – наш главный подозреваемый.

– И в чем же именно он подозревается?

– В подготовке покушения на ее императорское высочество кронпринцессу Анну.

Я присвистнул:

– Серьезное заявление.

– Наниматели агентства убеждены, что реставрация амфитеатра и грядущий гала-концерт – лишь повод заманить сюда наследницу престола.

– Зачем ему это? – спросил я, обдумывая услышанное.

– Независимость, – просто ответил Смит. – После смерти наследницы престола империя если и не распадется на провинции, то надолго позабудет о колониях.

– А вы верный подданный ее величества?

– Я простой исполнитель. И не мое дело судить о мотивах моих нанимателей, – заявил сыщик, приложил к шишке на лбу стальные наручники и усмехнулся: – Могу лишь предположить, что разрыв отношений с метрополией кажется им несвоевременным.

– Ацтеки?

– Мы только начинаем теснить их к югу. Без помощи метрополии добиться окончательной победы будет непросто.

– И нет никаких предположений, как намереваются действовать заговорщики?

– Ни малейших.

Я задумался. Представлялось маловероятным, что в этом тихом курортном городишке собралось сразу несколько преступных сообществ, никак не связанных друг с другом. Поджог дирижабля, яд в лимонаде, наем фальшивого медиума – все это являлось звеньями одной цепи. Тем более что я был неразрывно связан с кронпринцессой Анной; ее сердце билось лишь благодаря моему таланту сиятельного.

– Что вы хотите узнать о подвале дома Максвелла? – спросил я, решив воспользоваться ситуацией и заручиться поддержкой Детективного агентства Пинкертона. – Спрашивайте.

Смит молча выставил перед собой скованные наручниками запястья. Я немного поколебался, но все же разомкнул браслеты и протянул сыщику руку.

– Благодарю! – шумно выдохнул он, поднимаясь на ноги.

Мы прошли на кухню, там Томас Смит умылся, и я позвал его на второй этаж. Но прежде чем отправиться наверх, сыщик включил электрический фонарик и поводил им у окна из стороны в сторону, подавая сигнал сообщнику. Оставалось лишь надеяться, что сигнал гласил: «У меня все хорошо», – а не призывал незамедлительно бежать за помощью в полицию.

В спальне Смит внимательно огляделся, потом опустился на стул у кровати и спросил:

– Так что привело вас в подвал?

– Кровь, – просто ответил я и рассказал о своих подозрениях относительно смерти самозваного медиума.

– Почему не сообщили полицейским?

– О текшей вверх по уклону крови?

– Ну да.

– Это дело чести! – принял я непреклонный вид то ли оторванного от жизни гордеца-аристократа, то ли загадочного и диковатого уроженца России. – Речь шла о моей даме сердца!

Если это объяснение и не устроило сыщика целиком и полностью, то виду он не подал и попросил продолжить рассказ.

– Что было дальше?

Запираться не имело никакого смысла, и я поведал Смиту о подземном ходе и стычке с неизвестными в таинственном зале. При упоминании странного оружия убитых он недоуменно нахмурился.

– Вы уверены?! Принесли что-то с собой? Покажите!

Я вытянул из-под кровати замотанную в скатерть винтовку, развернул ее и в очередной раз подивился непривычному внешнему виду. Разборный приклад служил основанием для крепления массивной электрической банки, ствольная коробка была изготовлена из алюминиевого сплава, а вокруг ствола шли витки проводов. Штык-молниемет и вовсе состоял из двух металлических игл.

Прежде чем протянуть оружие сыщику, я на всякий случай отсоединил плоский круглый барабан и кинул его на пол. От удара наружу вылетел и откатился в сторону железный шар.

– Невероятно! Метатель Гаусса! – охнул Смит. Он попытался отыскать заводской номер или клеймо производителя, не нашел и спросил: – Что-то еще?

Я раскрыл ранец и вынул из него алюминиевый шлем, забрызганный изнутри кровью.

– Выходной клапан и баллон сжатого воздуха? – удивился Томас Смит, расправляя резиновую манжету, которая и обеспечивала герметичность. – На кой черт им это понадобилось?

– Не знаю, – пожал я плечами. – Но алюминий прекрасно защищает от магического воздействия. Быть может, дело в этом?

– Сомневаюсь, – скептически воспринял сыщик мое предположение и поинтересовался: – А что вы собирались делать с трофеями?

Вопрос мне не понравился.

– Я действовал в состоянии аффекта, – не стал отвечать ничего конкретного.

– Прекрасно понимаю мотивы ваших действий в подземелье, – уверил меня сыщик. – Но не могу понять, как вы намеревались поступить дальше.

Я тяжело вздохнул и постарался ответить предельно честно:

– На меня напали, но при судебном разбирательстве присяжные заседатели могли решить иначе. Поэтому я собирался обо всем забыть. А трофеи передал бы знакомому изобретателю. По природе своей я чрезвычайно любопытен.

Углубляться в эту тему Смит не стал и спросил:

– Где именно располагалось то подземелье? Сможете под присягой заявить, что оно находится под амфитеатром?

– Зачем вам это?

– Тогда у меня появится основание обратиться с ходатайством об отмене визита в город ее высочества.

Выступать с официальными заявлениями я не собирался, но говорить об этом не стал, лишь отметил:

– Подземный ход очень старый, он вполне может вести к амфитеатру, но присягнуть в этом не возьмусь. Мы… Я шёл под землей около десяти минут, в каком направлении – не знаю.

– Это должен быть амфитеатр! – решил Томас Смит и приложил холодную ствольную коробку винтовки к распухшему лбу. – Непременно!

– Проверьте, – предложил я. – Спуститесь и посмотрите сами.

– А ваш компаньон? – поинтересовался сыщик. – Он может оказаться полезен?

– Нет, – ответил я, не желая открывать тайну личности поэта, – в подземелье он не спускался и караулил вход.

– Досадно, – пробормотал Смит и поднялся на ноги. – Что ж, пришло время действовать! Я свяжусь с местной полицией и организую облаву.

– Только не упоминайте обо мне. Я буду все отрицать. Никаких доказательств моего проникновения в особняк не осталось, а в случае голословного обвинения, не обессудьте, я предам огласке ваш истинный род деятельности. Можете быть уверены – я сделаю это.

– Но… – опешил Смит. – Это же дело государственной важности!

Я даже слушать ничего не стал.

– Оставьте лавры гениального сыщика себе, – перешел от кнута к прянику. – Вы спустились в подвал, самостоятельно отыскали подземный ход и подверглись нападению заговорщиков. Пострадали в схватке, но выбрались и обратились за помощью в полицию. Устроит такой вариант?

Томас Смит задумчиво кивнул.

– Хорошо! Но если мне понадобится помощь…

– Всегда к вашим услугам! – Я вытащил из кобуры «Люгер» и протянул его сыщику. – Держите. Удар электрического разряда приварил кожух затвора к рамке. Как по мне, это будет неплохим подкреплением ваших слов.

– Да, не помешает, – кивнул Томас Смит, принимая пистолет.

Я вернул ему документы и проводил на первый этаж. Там сыщик промыл под рукомойником свои невероятные линзы, вставил их в глаза, сгреб со стола вытащенные при обыске вещи и опрометью выскочил из дома. Он так торопился, что позабыл забрать кастет и кольт. А я напоминать об этом не стал; пистолет мне еще пригодится.

Застрелиться, к примеру.

Я невесело усмехнулся, осушил стакан воды, встал у окна и долго-долго смотрел в ночь.

На душе было паскудно.

Если Смит вдруг решит все переиграть и заявит о взломе в полицию, утро я встречу в тюремной камере. Дальше вмешаются адвокаты, возможно, даже окажет протекцию маркиз Монтегю, и меня поместят под домашний арест, а потом и вовсе дело прекратят за отсутствием улик, но мало ли что случится за эти несколько часов до рассвета?

И потому я поднялся в спальню, обулся и выбрался на улицу через боковое окно второго этажа. Мягко спрыгнул на землю, через темный сквер прокрался к набережной и, немного покружив по району, отправился к Альберту Брандту. Слоняться по улицам в ожидании утра уже просто не оставалось сил.

Калитка была заперта, и я попросту перемахнул через невысокую ограду, не став беспокоить сторожа. Входная дверь дома распахнулась от легкого толчка, ступеньки деревянной лестницы легонько скрипели под ногами, но тихо-тихо, осторожные шаги никого не побеспокоили. И все же только постучался в апартаменты поэта, и дверь немедленно распахнулась, словно меня ждали.

Открыла Елизавета-Мария. С растрепанными рыжими локонами волос и в мужской сорочке, едва-едва прикрывавшей бедра. Газовый рожок светил ей в спину, лицо скрывалось в темноте, и на какой-то миг показалось, что суккуб вновь прозрела. Очень уж многозначительно она улыбнулась, освобождая проход.

– Ты всех в таком виде встречаешь? – озадачился я, переступая через порог.

Суккуб задвинула засов и прислонилась спиной к двери.

– Думаешь, я не узнаю твоих шагов? – выгнула она в притворном удивлении бровь.

Я неопределенно хмыкнул и спросил:

– Альберт спит?

– Он в кабинете, – сообщила Елизавета-Мария и добавила: – Работает.

Удивляться этому обстоятельству не приходилось: алкоголь никогда не мешал поэту сочинять стихи, в состоянии подпития он обыкновенно переносил на бумагу наброски и ощущения, а доводил их до ума уже на трезвую голову.

Я подошел к плотной занавеси, заглянул в кабинет и увидел склоненную над письменным столом спину Альберта. Он что-то быстро-быстро писал, кругом валялись смятые листы черновиков.

Не став его отвлекать, да вряд ли бы и сумел, я вернулся в гостиную к Елизавете-Марии, которая забралась на диван с ногами, нисколько не беспокоясь по поводу задравшейся сорочки. Уверенным движением она дотянулась до пепельницы на журнальном столике, взяла мундштук с ментоловой сигаретой и затянулась.

– Убедился? – спросила она, выдыхая к потолку ароматный дым.

– С каких это пор ты начала курить?

– Тлетворное влияние богемы, – спокойно ответила Елизавета-Мария.

– Уверен, ты влияешь на богему еще более тлетворно.

Суккуб рассмеялась.

– Леопольд, ты случайно не знаешь, по какой причине Альберт сегодня так… возбужден? – спросила она, намеренно выделив интонацией последнее слово.

Я лишь пожал плечами.

– Понятия не имею, – ответил я с невозмутимым выражением лица и зевнул. – Собирался переночевать у вас в гостевой комнате. Надеюсь, ты не против?

– Мой дом – твой дом, Лео, – улыбнулась Елизавета-Мария, откинул с лица рыжие пряди и поинтересовалась: – Ты подумал о моем предложении?

– Не дави на меня.

– Еще и не начинала, – поморщилась она. – Но могу.

– И каким образом?

– Могу открыть Альберту, что на самом деле я суккуб. И ты об этом знал, но не сказал ему ни слова.

– Ты – суккуб? – рассмеялся я. – Не смеши меня. Но если хочешь – расскажи. В психиатрических клиниках есть такие специальные палаты, там стены войлоком обиты. Уверяю, на твое лечение денег я не пожалею.

– Мерзавец! – окрысилась Елизавета-Мария, раздраженно кинула мундштук на пепельницу и приложилась к бокалу с коктейлем. – Иди спать, не стой над душой.

Я и не стал.

Проснулся весь разбитый и какой-то помятый. То ли вчерашняя нервотрепка и злоупотребление алкоголем сказались, то ли просто выспаться толком не успел – на рассвете разбудили охи и стоны из хозяйской спальни, а когда вновь наступила тишина, задремать уже не получилось. В итоге я немного помаялся, переворачиваясь с боку на бок, да и отправился на кухню, откуда повеяло ароматом свежесваренного кофе.

– Проснулся? – обернулась от плиты Елизавета-Мария, наряженная сегодня во вполне благопристойный халат. – Садись завтракать.

Судя по ее растрепанному и необычайно умиротворенному виду, запала Альберта хватило на всю ночь.

Я молча уселся за стол и передвинул к себе запотелый кувшин домашнего лимонада. Особого аппетита не было, к яичнице с беконом даже не притронулся, съел только поджаренный хлебец с маслом.

Вскоре к нам присоединился Альберт – осунувшийся, но бодрый. Прямо на пороге он принял театральную позу и объявил:

– Леопольд, друг мой! Это было невероятно! Азарт, опасность, скорбь из-за смерти друга и отвращение к самому себе за постыдное бегство! А еще – животная радость от спасения и тягостное ощущение неминуемой погибели, как у загнанного в угол зверя, как у висельника на эшафоте! И новая волна стыда от осознания, что беспокоит лишь собственная жизнь. А кульминация – чудесное спасение. Катарсис! – Поэт обнял супругу и поцеловал. – Такого прилива сил я не испытывал давно. Проклятье, да у нас словно второй медовый месяц начался!

Елизавета-Мария отстранилась от поэта и проворчала:

– Побрейся! Исцарапал всю, – но было видно, что внимание мужа ей приятно.

Я чуть рот от удивления не разинул. Суккубы не способны испытывать привязанность к кому-либо! Это просто невозможно!

Альберт вмиг позабыл про нас, схватил со сковороды кусок бекона и принялся ходить из угла в угол, погруженный в собственные рифмы. Тогда Елизавета-Мария отошла к окну и тяжело вздохнула.

– Ну и что вы вчера натворили? Мне стоит беспокоиться?

– Ничего мы не натворили, – спокойно ответил я.

– Так это не за вами? – спросила она, прислушиваясь к чему-то, слышному лишь ей одной.

И тотчас на улице требовательно мявкнул клаксон. Я как ужаленный соскочил со стула и в один миг очутился у окна. За оградой, слегка подрагивая на холостом ходу, стоял «Форд-Т», черный и со сложенной крышей, за рулем в гогглах и шоферской кепке сидел сыщик Томас Смит.

– Лео? – всполошился поэт. – Все хорошо?

– Все хорошо, – подтвердил я. – Это не за нами, это за мной.

– Мне стоит начинать беспокоиться? – ледяным тоном повторила Елизавета-Мария свой вопрос.

– Нет! – рыкнул я и уже мягче добавил: – Все в порядке. Увидимся.

И, не отвлекаясь больше на расспросы, я сбежал на первый этаж, быстрым шагом пересек двор и вышел на улицу. Полицейских поблизости не было, и на арест происходящее нисколько не походило.

– Что-то случилось? – спросил я у сыщика.

– Случилось, – коротко ответил Томас Смит и распорядился: – Поехали!

– Куда?

– Здесь недалеко.

– А конкретней?

– Сам увидишь.

Я потер подбородок и отказался:

– Как минимум мне надо переодеться.

Сыщик обреченно вздохнул и похлопал по сиденью рядом с собой.

– Только недолго, время – деньги.

– Говоришь загадками, – проворчал я, забираясь в самоходную коляску. – Как меня здесь нашел?

Смит приставил друг к другу указательные и большие пальцы рук, словно оценивал композицию кадра, и улыбнулся.

– Поверь, это было легко.

«Форд-Т» тронулся с места, и я решил прояснить ситуацию, очень уж похоронный вид был у сыщика.

– Вы спустились в подземелье?

Но поговорить не получилось, самоходная коляска повернула на перекрестке и почти сразу остановилась у моего дома.

– Иди! – указал Томас Смит на дверь. – Переоденься, и спокойно обо всем поговорим. Белье и зубную щетку можешь не брать.

Шутка вышла так себе, но я не стал огрызаться и ушел в дом. Там без лишней спешки почистил зубы, побрился и причесался, затем облачился в светлый прогулочный костюм и рассовал по карманам мелочовку и пару обойм к кольту. Сам пистолет засунул за ремень брюк и прикрыл сверху пиджаком. Увы, забрать у сыщика кобуру вчера не догадался.

Когда я вышел на улицу, Томас Смит возился с паровым котлом. Замерив уровень воды, он уселся за руль и поторопил меня:

– Поехали!

Паровой движок самоходной коляски захлопал, и мы тронулись с места дергаными рывками, но вскоре ход выровнялся и дальше сбивался, лишь когда на дорогу выскакивали собаки, дети и прочие неразумные существа. В этих случаях сыщик яростно давил на клаксон, грязно ругался или обещал надрать уши, в зависимости от того, какого рода ротозей преграждал нам путь.

Вскоре мы выехали на один из радиальных бульваров и покатили по направлению к центру. Приготовления к празднику по большей части уже были завершены, всюду мыли витрины и вешали флажки, настроение царило приподнятое.

Но не у всех. Когда самоходная коляска свернула на одну из боковых улочек и остановилась у перегороженных веревкой задворок какой-то мастерской, лица толпившихся там горожан вовсе не лучились от счастья. Оно и немудрено: грунт провалился, и образовалась яма метров двадцать длиной и десять шириной. В нее с тихим плеском выливалась струя мутного ручья из разрушенной каменной трубы.

– Только не говорите, что подземный ход затопило, – охнул я.

– Затопило, – подтвердил сыщик, трогаясь с места.

На перекрестке он повернул в противоположную от дома Максвелла сторону, и я забеспокоился:

– Куда мы?

– Уже никуда, – ответил Томас Смит, заглушил двигатель и приветливо помахал стоявшему в дверях кафе толстяку, судя по белому фартуку и уверенному виду – владельцу заведения.

– Синьор Смит! – обрадовался тот. – Где вам накрыть?

– Пожалуй, на улице, – решил сыщик, снял гогглы и опустил пониже козырек кепки, желая скрыть разбитый лоб. – Все как обычно. И моему другу – тоже.

– Сейчас сделаем!

Толстяк отправился отдавать распоряжения, а сыщик стянул перчатки и бросил их на сиденье.

– Надеюсь, не откажетесь со мной позавтракать? – спросил Томас, приглаживая черную полоску усов.

– Если только кофе выпить, – согласился я без всякой охоты, поскольку намерения сыщика продолжали оставаться загадкой. С подземным ходом он потерпел фиаско, что задумал теперь?

Но внешне Томас Смит был невозмутим. Он опустился на плетеное кресло и указал напротив.

– Присаживайтесь, Лев Борисович, – предложил он, слегка запнувшись на отчестве.

– Просто Лев.

– Как скажешь. – И сыщик протянул руку. – Томас.

– Томас, что происходит?

– Одну минуту, – остановил меня Смит и окликнул хозяина заведения: – Луиджи! Не слышал ничего необычного сегодня ночью?

– Еще как слышал! – вышел к нам толстяк. – Так тряхнуло, посуда с полок посыпалась! Да вы же видели, наверное, тут рядом, на пустыре, земля провалилась. Тряхнуло – будь здоров!

– Спасибо, Луиджи! – отпустил его сыщик и повернулся ко мне: – Что скажешь?

– Заложили динамит? – предположил я.

– В самом неудачном месте, – кивнул Томас Смит. – Разрыть завал – не проблема. Но на откачку воды уйдет несколько дней. И это в лучшем случае, если удастся отвести ручей.

– И если ход не обвалится где-то еще, – вздохнул я.

В этот момент нам принесли кофе, сливки и целую тарелку горячих сдобных булочек.

– Лучшая выпечка в городе! – авторитетно заявил Смит.

Но мне булок не хотелось, я попросил принести ромовую бабу.

– А лучше – сразу две!

– Любишь сладкое?

– Безумно.

Сыщик подался вперед:

– А я люблю добиваться своего.

– И за чем же дело стало? – спросил я, доливая в чашку с кофе сливки. – Зацепки есть, действуйте!

– Помимо агентства, – поморщился Томас Смит, – после обнаружения затопленного коридора я отправил телеграмму и в министерство по делам колоний. Моя ошибка, никогда себе не прощу.

– Почему же?

– Чиновники перепугались и все испортили. – Сыщик отпил кофе, с блаженным видом зажмурился, потом взял булку. – Местной полиции пришло распоряжение провести обыск в амфитеатре, а он не дал никаких результатов. Ни на чертежах, ни в ходе осмотра подвалов ничего подозрительного обнаружено не было.

– И в чем трагедия?

– Трагедия в том, что Меллоун пришел в ярость и задействовал все свои связи, чтобы выяснить, кто вставляет ему палки в колеса. Не могу винить начальника полиции, в припадке праведного гнева этот денежный мешок действительно страшен. – Томас вздохнул. – В общем, меня рассчитали. Дали пинка под зад. Вышибли без выходного пособия и рекомендаций.

Я оглянулся на самоходную коляску.

– Но «Форд-Т» не забрали?

– Не будьте столь подозрительным, Лев! – невесело рассмеялся сыщик. – «Форд» мой собственный, Меллоун лишь оплатил доставку через океан.

– И что с обратной дорогой?

– Ерунда какая! – отмахнулся Томас. – Продам здесь, еще и заработаю на этом. И не смотрите на меня так, мы нация торговцев!

Определение «нация» в отношении населения объединенных колоний неприятно резануло слух, но обеспокоило меня совсем другое. Теперь, когда легенда сыщика разрушена, я ничем не мог припереть его к стенке, а вот он меня – запросто. И явно собирался заняться этим прямо сейчас.

Сыщик откусил от булки, сделал осторожный глоток горячего кофе и поморщился.

– Расследование я завалил, к амфитеатру теперь не подпустят и на пушечный выстрел. В мэрии для меня подготовили список зданий с электрическим освещением, но лифт могли запитать от подземного кабеля. Полицейские начали сплошной обход частных домовладений, да только сейчас в городе столько приезжих, что проверка затянется на неделю.

– А отследить кабели от распределительной станции?

– Там все опечатано. Компетентного электрика придется выписывать чуть ли не из столицы. Да и в любом случае найти подземный зал это не поможет, упремся в завал, – вздохнул Смит, – а полностью отключить электричество никто не даст.

Я отломил ложкой кусочек ромовой бабы, отправил его в рот и кивнул.

– Не дадут.

Десерт был великолепен, рома в нем было ничуть не меньше теста, но сейчас лакомство нисколько не радовало.

– Знаешь, что мне нужно? – цепко глянул на меня Томас Смит. – Нужен свой человек в окружении Меллоуна.

– Есть такой на примете?

– Ты, – прямо ответил сыщик. – Сегодня вечером в амфитеатре устраивают закрытый прием, ты должен на него попасть.

– Должен? – прищурился я.

– Должен, – уверенно повторил Смит, полный решимости меня завербовать. – Это позволит тебе избежать серьезных неприятностей. Поверь на слово.

Я доел первую ромовую бабу, промокнул губы салфеткой и спокойно сказал:

– От рождения недоверчив.

– Надо работать над собой, – посоветовал сыщик. – Тебя вызвали в полицию, так? Хочешь остаться на свободе, делай, как я скажу. – И он взял с тарелки последнюю булку.

Захотелось ухватить блюдо и со всего маху двинуть им по наглой физиономии прохвоста, едва сдержался. Но скажу откровенно – сдержался лишь из-за воспоминания о невероятной реакции собеседника.

– Опять! – с отвращением протянул я, откидываясь на спинку стула и снова переходя на «вы». – Вы о проникновении в дом Максвелла? Ничего из этого не выйдет.

– Нет, – с ослепительной улыбкой ответил Томас Смит. – Насчет дома Максвелла у нас уговор, а я всегда держу слово. Речь об убийстве. Насколько мне известно, вас собираются задержать до выяснения всех обстоятельств дела.

– Что за убийство? – встревожился я, но сразу отмахнулся: – Нет, к черту! Не хочу знать! Это вы устроили?

– Да перестань! Не делай из меня монстра! – возмутился сыщик. – Я просто могу поручиться за тебя или дать всему идти своим чередом. Все зависит от твоей готовности сотрудничать.

– Кто убит?

– Ты согласен стать моими ушами и глазами?

Я некоторое время обдумывал возможные варианты, потом раздраженно поинтересовался:

– Как я попаду на закрытый прием?

– Ты знаком с маркизом Монтегю. Придумай что-нибудь. Это в твоих интересах.

– Хорошо. Кто убит?

Сыщик достал из кармана блокнот и карандаш, протянул мне и потребовал:

– Пиши согласие стать моим добровольным помощником.

Я рассмеялся:

– Зачем? Этой писульке – грош цена!

Томас Смит поморщился:

– Лев! Я намереваюсь поручиться за тебя перед начальником полиции. Мне нужны основания для этого. Расписка подойдет.

Я взял карандаш, начал писать согласие и спросил:

– Кто убит?

– Какой-то индус, – пожал плечами сыщик. – Говорят, ты разыскивал его. Не просветишь, зачем?

– Индус? – постарался я скрыть охватившую меня дрожь. – Если это тот, о ком я думаю, то он подпоил меня в варьете.

– Нашел его?

– А ему проломили череп или свернули шею?

– Нет, задушили.

Я толчком переправил блокнот на другой край стола.

– Вот ты и ответил на свой вопрос.

Томас прикоснулся к шишке на лбу и болезненно поморщился.

– Ответил, да, – хмыкнул он, поднялся из-за стола и зашел в кафе расплатиться. Вскоре вернулся обратно и зашагал к самоходной коляске. – Поспешим, Лев! У нас чрезвычайно много дел! Договорим по дороге.

Я уселся рядом с ним и спросил:

– Чего ты хочешь от меня?

– Обшарь в амфитеатре каждый уголок. Отыщи хоть какую-то зацепку. Оружие, взрывчатку, что угодно. И выше нос, в конце концов, речь идет о жизни наследницы престола!

– Зачем ты носишь линзы? – задал я бестактный вопрос и с некоторым мстительным удовлетворением увидел, как изменился в лице собеседник. И страх. Я определенно почувствовал его страх.

– Зачем?

– Да, зачем? В конспирации больше нет никакой надобности.

Томас Смит ничего не ответил и вывернул на оживленный бульвар. Самоходная коляска затряслась на брусчатке, и стало не до разговоров. Я уж было решил, что всерьез наступил на больную мозоль и ответа не дождусь, но оказался не прав.

– Ты знаешь, что такое быть сиятельным в Новом Свете? – поинтересовался вдруг сыщик.

– А какая разница, где быть сиятельным? – не понял я.

– Если ты богат, разницы никакой, перед тобой открыты все двери. Но если не можешь похвастаться состоянием с шестью нулями, то участь твоя незавидна. Это как быть цветным. Нет, даже хуже. В гетто цветные чувствуют себя среди своих. Сиятельные – чужие везде. Мы рудимент уходящей эпохи, напоминание о прошлом. В мире пара и электричества нам места нет.