Текст книги "Повелитель Вселенной"
Автор книги: Памела Сарджент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 51 страниц)
116
Бортэ отдала своего сокола охраннику. Другой взял сокола Хасара. У Бортэ болело тело от езды, она была слишком стара для таких занятий, но ей хотелось уехать на некоторое время из Каракорума.
Тысячи шатров раскинулись теперь от берегов Орхона и до гор на краю долины. Купцы с караванами верблюдов прибывали в Каракорум из оазисов на юго-западе, привозя товары из Китая и Хорезма. Из стана Тэмугэ на востоке приезжали к хану посланцы с петициями. В государстве мужа новости распространялись быстро, их развозили всадники, которым надо было лишь показать казенную печать в местах, где они останавливались, и их обеспечивали пищей, ночлегом и свежей лошадью.
Бортэ никогда не видела настоящего города, но обширный каракорумский лагерь казался чем-то вроде него. Над шатрами часто висел дым от тысяч очагов, пока сильные ветры не рассеивали его. Женщины и мужчины крикливо торговались с купцами, ремесленники чеканили из металла инструменты, кубки, статуэтки, кузнецы молотили по железу у своих горнов – даже шум ветра заглушался. Простые солдаты, и те были богаты, как багатуры, а у начальников было всегда столько, сколько прежде не видали ханы. И все же она чувствовала, что духи, когда-то обитавшие в долине, улетели от реки и из степи в леса и горы.
Туракина, жена Угэдэя, часто говорила ей, что великий хан должен иметь большой город, чтобы весь мир знал, куда являться послам и воздавать ему должное. Бортэ понимала, что молодая женщина думает об Угэдэе, а не о Тэмуджине, когда говорит о великолепии Каракорума. Туракина мечтала о дворцах и даже, наверно, о стенах.
Хасар искоса взглянул на нее с седла. Его когда-то острое зрение ухудшилось. Он все еще мог увидеть мышь на расстоянии, но часто щурил глаза, разглядывая что-либо поблизости.
– Нам надо возвращаться, – сказал он. Охрана Бортэ и молодые женщины, поехавшие с ними, уже направились рысью к лагерю. – Посланец твоего брата хочет поговорить с тобой.
У посланца Анчара, видимо, было личное послание к ней, а также сообщение, которое надо будет передать Тэмуджину. Ее брат был с армией в Китае, защищая владения Мухали от поползновений Сун, в то время как «Золотой» император продолжал защищать Кайфын.
Бортэ вздохнула, ей не хотелось еще возвращаться в шумный Каракорум. Но ее ждут и другие – купцы, желающие получить разрешение на торговлю, сообщения Тэмугэ с просьбой дать совет, командир с самыми красивыми девушками, отобранными для хана среди военной добычи. Тэмуджин по-прежнему стоял лагерем у Алтайских гор на западе и не торопился к ней.
– Тэмуджин должен скоро вернуться, – сказала она. – Он слишком многое оставил на руках у женщин на очень долгое время.
Она была единственной женщиной, имеющей отношение к ханским делам. Госпожа Яоли Ши, вдова киданьского союзника Ляо Вэна, правила северным владением своего мужа в отсутствие сына Ляо Вэна, который отправился на запад вместе с Тэмуджином. Ханская дочь Алаха по-прежнему управляла территорией онгутских союзников. Обе женщины пользовались уважением своих подданных, но пора было уже наследникам брать ответственность за эти земли на себя.
– Не беспокойся за моего брата, – сказал Хасар. – Он держит все в своих руках, где бы он ни находился.
Что верно – то верно. Самое большое беспокойство в отсутствие хана доставляли тангуты, которые настолько осмелели, что подстрекали некоторые подчиненные им племена совершать набеги на монгольское пограничье. Они явно были убеждены, что оставленные там войска не могут оказать значительного сопротивления, но Тэмуджин, руководивший действиями из своего лагеря на западе, приказал перейти в контрнаступление. Тангутский набег потерпел неудачу, и новый государь Си Ся принужден был заключить мир и обещать Чингисхану прислать своего сына заложником. Тангутские послы встретились с Хасаром на пути в лагерь Тэмуджина. Теперь у ее мужа был неустойчивый мир с тангутами, которых он поклялся наказать.
– Ему бы надо поспешить, – сказала Бортэ. – Жены хана скучают по нему. Хадаган-уджин болеет, госпожа Гурбесу старится, ожидая его, а его китайская принцесса и ее подруги пьют от одиночества. У Есуй и Есуген дети родились после его отъезда, и им не терпится увидеть отца.
Седые усы Хасара шевельнулись, он улыбнулся, и морщины на его смуглом лице углубились.
– Эх, Бортэ… можно подумать, что ты ревнуешь к тем красавицам, которые у него появились в последнее время.
– На озере много диких гусей и лебедей. Хозяин может добывать птиц на выбор.
Наверно, Тэмуджин не хочет возвращаться к старухе, которая напоминает ему о его давно прошедшей молодости.
– Слышала я на базаре, – сказала Хадаган, – как один человек говорил, что хан забыл нас, что он предпочитает охотиться целыми днями с товарищами или наслаждаться добычей. Купец шепнул одной моей женщине, что тангуты запросили мира только для того, чтобы выиграть время для совершения еще большего предательства.
У Бортэ были свои соображения насчет тангутов. Вряд ли можно доверять вассалам, которые отказались послать войска к ее мужу, воевавшему на западе. Но такие дела решать не ей.
– Глупые сплетни, – сказала Хадаган, – и не стоит их повторять. И все же я часто их слышу. – Она взглянула на рабынь Бортэ, но женщины, выделывавшие шкуры, были заняты своими разговорами. – Бортэ, если ты позовешь Тэмуджина, он приедет.
– Возможно. – Ей придется поступиться гордостью, чтобы сделать это. Хан, как и Хасар, может предположить, что она стала ревнивой. – Зима на носу – весна не за горами.
– Весной бы ему вернуться, – сказала Хадаган, – но послать к нему человека надо пораньше. Я думаю, пригласить тебе его надо сейчас – направь послание до нашей перекочевки на зимовку. Он узнает зимой, что ты ждешь его, и подождет до весны. Таким образом это не будет выглядеть так, будто он спешит обратно, потому что боится твоего гнева.
Бортэ улыбнулась.
– Иногда мне приходит в голову, что ты умней меня. – Она похлопала Хадаган по руке. – Тэмуджин дал мне многое, но тебя я ценю больше всего. Когда он взял тебя в жены, он подарил мне лучшую подругу.
Сморщенное лицо Хадаган просияло. Бортэ взяла ее костыль и подала ей.
– Я собираюсь воспользоваться твоим советом, – Сказала Бортэ. – Пожалуйста, скажи там людям, что я хочу видеть начальника ночной стражи.
– Скажу. – Хадаган кивнула, ее головной убор колыхнулся. – Спокойной ночи.
Она заковыляла к выходу.
Немного спустя в большой шатер вошел сотник.
– У меня для тебя есть задание, – сказала Бортэ, когда он поприветствовал ее. – Завтра отвезешь мое послание великому хану.
– Я готов доставить его.
– Я прикажу писцу дать тебе дощечку с печатью, а вот тебе послание… «Большой орел вьет гнездо на верхушке высокого дерева, но пока он медлит в иных странах, другие птицы могут сделать своей добычей его птенцов».
Молодой человек повторил послание и сказал:
– Некоторые беспокоятся, благородная госпожа, но, конечно же, не верят, что наш хан забыл нас.
– Всегда найдутся люди с сомнением в слабых сердцах. Они приободрятся, когда узнают о моем послании. Ты можешь также сказать хану, что я тоскую без него, но что он может поступать по своему разумению.
Сотник поклонился.
– Я выеду на рассвете.
Тэмуджин различит в ее словах не просто заботу о государстве и тоску по нему.
«Лети ко мне обратно, отдохни возле меня, старься вместе со мной и не оставляй больше своего народа».
Он поймет это из ее послания и не одобрит.
117
Ее разбудили крики. Бортэ села, в голове после сна стоял туман. Ночь зазвенела голосами. Чингисхан вернулся, Тэмуджин снова с ними.
Рабыни проснулись и двигались как тени. Бортэ подозвала женщину, которая быстро принесла ей халат, и тотчас у двери послышался мужской голос.
– Входи, – сказала Бортэ.
Вошел караульный.
– Приехал хан, – доложил он. – Он проходит меж костров, благороднейшая хатун, и просит разрешения…
– Мой муж, конечно, может войти.
Караульный исчез. Женщина помогла ей натянуть сапоги, другая принесла ей воды. Бортэ макнула пальцы в воду, потерла лицо и пригладила косы.
– Я принесу зеркало, благородная госпожа, – сказала рабыня.
– Мне не нужно никакого зеркала.
Вдруг она разозлилась на Тэмуджина. Некогда даже накраситься, чтобы скрыть разрушительную работу старости.
Женщина свернула кольцами ее косы, намазала их живицей и водрузила на голову любимый головной убор с перьями. Бортэ спала в сорочке и брюках, спасаясь от холода. Рабыня поправила на ней халат и поверх повязала кушак.
– Мужу понадобится освежиться, – сказала она. – Подай кумыс в моих фарфоровых кубках.
– И вина? – спросила девушка.
– Хан не одобряет, когда напиваются. Сомневаюсь, что… – Бортэ запнулась: он, наверно, изменился за те шесть лет, что его не было. – Можешь подать немного, – сказала она наконец.
Нет времени подготовиться к пиру, одеться побогаче некогда – она ворчала. Посыльный говорил ей, что хан будет в Каракоруме еще дней через пять.
Она вышла в сопровождении двух женщин и спустилась по ступенькам. Ряды охранников стояли вокруг большого шатра и ее повозок, вытянувшись; от зажженных факелов было светло как днем. Люди вышли из своих юрт. Приветственные крики докатились до нее, как волна.
– Хан! Хан! – Все подхватили крик. – Тэмуджин! Тэмуджин!
Некоторые стали на колени, другие поднимали руки. Собачий лай заглушал крики.
От стреноженных лошадей, пасшихся вне кольца ее повозок, шли к ней люди. И тут среди них она увидела его. Она ожидала, что он будет вместе с Борчу и Субэдэем, но сопровождавшие его были молоды, почти мальчики. Он, видимо, веселился, собирая молодых людей для скачки в Каракорум, ведя себя сам как мальчик.
Тэмуджин проходил мимо людей, державших факелы. Косицы, выглядывавшие из-под шапки, поседели, кожа вокруг глаз сморщилась. Гнев ее прошел. Он по-прежнему ловко двигался на своих кривых ногах, но тело располнело, спина уже не была ровной. Увидев ее, он расплылся в улыбке. На мгновенье ей представился былой мальчик.
В нескольких шагах от нее он остановился. Бортэ поклонилась ему в пояс. Приветственные крики утихли.
– Добро пожаловать, мой хан и муж, – сказала она. – Орел, прилетевший так неожиданно, приносит нам великую радость.
– Не совсем неожиданно, – поправил он. – Разве я не говорил, что буду скоро? – Молодые люди, окружавшие его, заулыбались и захихикали. – Правда, моей обожаемой хатун сказали, что я прибуду позже, но мое нетерпение увеличивалось по мере приближения к ее орде. По дороге сюда я также убедился, что мои люди не разболтались и выполняют свой долг неукоснительно. Пастухи, мимо которых я проезжал, были настороже, а караулы задерживали меня. Они бы поспешили сюда, чтобы предупредить тебя, но я запретил. Теперь я вижу, что охрана и здесь в начищенных доспехах и с ухоженным оружием, и стоит горделиво, будто я и не уезжал. Моя жена вскочила с постели и встретила меня, мой народ проснулся и рад моему возвращению. Если бы я приехал, как намечалось, я бы лишился такого удовольствия.
Молодые люди засмеялись. Бортэ невольно улыбнулась, вспомнив, как в прежние времена он спешил к ней.
– Я рада видеть тебя, муж и хан, – сказала она. – Жаль только, что я не могу угостить тебя как положено.
– Мы еще попируем. – Он подошел к ней и взял ее за руки. – Во время пира я буду сидеть на троне и соблюдать церемонию. Этой ночью я всего лишь муж, который жаждет увидеть скучавшую по нему жену, если она соблаговолит разрешить мне войти в ее шатер.
Она кивнула.
– Конечно, ты можешь войти.
Тэмуджин обернулся к товарищам.
– У кого тут семьи, поезжайте к ним. Ночной страже обеспечить остальных едой и ночлегом.
Он отпустил руки Бортэ и взошел по ступеням, она последовала за ним в шатер.
Они были одни, не считая рабынь. Хан подошел к постели и сел. Кувшины с кумысом и вином, а также фарфоровые кубки стояли на столе рядом. Женщины подошли к нему и подали блюдо с сушеным мясом.
– Прошу прощения за скудное гостеприимство, – сказала она. – Если решишь выспаться как следует с дороги, я прикажу зарезать барана.
– Этого достаточно, – сказал он. – Посиди со мной, жена, а другим вели снова ложиться.
Она вполголоса распорядилась, женщины удалились в восточную часть шатра. Бортэ села на подушку у постели.
– Вот так встреча, – сказала она. – Ты бы мог вернуться более достойным образом. Когда я услышала крики, то чуть было не решила, что напал враг.
– Теперь ты больше похожа на Бортэ, которую я помню. – Он попрыскал кумысом, выпил и подал ей кубок. – Не брани меня за то, что я откликнулся на твое послание.
– Ты уже ответил на него, сказав, что вернулся для собственного удовольствия. Я ждала всю зиму и большую часть весны, так что несколько дней ничего не решали.
– Чем больше я думал об этом, тем меньше мне нравилась предстоящая встреча, взнузданная официальной церемонией.
– Ты поступил как мальчишка.
Она взглянула на него. Его рука лежала на ее плече.
– Я скучал по тебе, Бортэ.
В полутьме шатра он выглядел моложе. Она представила себе, каким он был, и он, наверно, тоже.
– Ты хорошо выглядишь, – сказала она. – Я вижу, Хулан хорошо заботилась о тебе. Я предвкушаю встречу с ней – надеюсь, она более разговорчива, чем прежде. Мне говорили, что ее сын и его жена-уйгурка уже подарили тебе второго внука и…
– Давай не говорить о Хулан. – Его светлые глаза заглянули ей в самое сердце: страсть, видимо, угасла. В его голосе была грусть и глубокая усталость, чего она прежде за ним не замечала. Из-за женщины он не стал бы беспокоиться, даже из-за Хулан. Видимо, на нем оставила свои отметины война, тревожили раны, нанесенные смертью товарищей.
Он пристально посмотрел на нее.
– Что значит твое послание? – спросил он. – Можно подумать, что моему государству грозят со всех сторон.
– Я не говорила, что грозят, но такое возможно. – Она налила немного кумысу. – Ладно. Я полагаю, ты знаешь, что госпожа Яоли Ши едет, чтобы подать тебе прошение.
– Мне говорили об этом.
– Я послала ей весточку, что она может укрыться в нашем стане у Толы, поскольку мы вскоре перекочуем туда. Мне кажется, она хочет попросить тебя послать старшего сына Ляо Вэна править киданьцами. Она руководила своим народом хорошо после смерти мужа и заслуживает твоего уважения, особенно после того, как позаботилась приехать к тебе сама. Мне говорили, что молодой Елу Сю-ши хорошо проявил себя у тебя на службе.
– Он хороший молодой человек, – сказал Тэмуджин. – Мне хотелось бы не расставаться с ним подольше.
– Он принесет тебе больше пользы в стране своего отца, и госпожа Яоли будет давать ему советы. Ты мог бы послать своего брата Бэлгутэя с ним, чтобы тот командовал его войсками.
– Ты явно предусмотрела все, что мне делать.
– Алаха тоже служила тебе хорошо, и я не вижу причины, почему бы лишать онгутов их правительницы.
Я предлагаю тебе выдать ее замуж за молодого Пу Яохо и дать им возможность править вместе. Мне говорили, что он храбро сражался на западе, и женитьба на одной из твоих дочерей окажет ему честь и закрепит за нами те земли.
– Бортэ, стоило мне появиться в твоем шатре, как ты стала указывать мне, что делать.
Она фыркнула.
– Эти дела надо решать, и наследникам правителей этих стран пора занять их троны. Если у них есть хоть капля мудрости твоей дочери и госпожи Ляо, из них выйдут хорошие правители. – Она хлебнула кумыса. – Я лишь советую тебе, Тэмуджин. Решать ты должен сам.
– Ты поступила хорошо, Бортэ. Я не мог поручить нашу родину заботам более мудрого человека. – Она обрадовалась его похвале. – Я скучал по нашим старым пастбищам, – продолжал он. – Может быть, я услышу духов еще раз, когда поеду к Бурхан Халдун.
Он отсутствовал слишком долго, разве может быть сомнение в том, что они заговорят с ним? Она посмотрела на его натруженные руки. Китайский мудрец не дал ему молодости и долгой жизни, но она и не думала, что даст. Вся магия мира не может спасти человека от смерти. Дух его обретет молодость лишь в мире ином.
Она уже и в самом деле старуха, если ей приходят в голову такие мысли. В молодости не находят утешения в раздумьях о вечном покое, ожидающем всех.
Она сказала:
– Духи во сне сказали мне правду.
– Во сне?
– В том самом, который я видела перед встречей с тобой… когда сокол принес мне луну и солнце.
– А… такой же сон видел твой отец.
– Ты принес мне солнце и луну, Тэмуджин.
Призраки родителей, казалось, приблизились, как они всегда делали, когда она вспоминала о своей юности.
– Поспи, Бортэ. Долгая езда утомила меня больше обычного.
Он снял свой тулуп и шапку. Она стянула с него сапоги. Впереди новые войны, но его сыновья и генералы могут вести их, а он будет руководить ими с родины. Когда он, обняв, прижал ее к себе, она молилась, чтобы он наконец обрел покой.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
Субэдэй сказал: «Источники иссякли, самый драгоценный камень разбит вдребезги. Вчера, о мой хан, та воспарил над своим народом, словно сокол. Сегодня ты пал с небес…»
118
Стан, раскинувшийся на берегу Толы, был самым большим, какой Чечек когда-либо видела. Она заблудилась среди множества колец, из которых он состоял. Она ехала мимо табунов и стад целые дни. Пасшиеся возле стана отары овец были похожи на большие облака, опустившиеся отдохнуть на жалкие пастбища.
За восточной оконечностью стана у двух костров сидели часовые. Над станом колыхался нагретый воздух. Горы, окаймлявшие долину с севера, стояли коричнево-черной стеной, испещренной зеленью. Один из мужчин, ехавших с Чечек и другими девушками, помчался вперед галопом, чтобы поприветствовать часовых.
Отобраны, подумала Чечек, отобраны для хана. Каждый год ее родное племя хонхиратов посылало подобную дань Чингисхану, как это делали все племена и роды улуса. В этом году были отобраны девять девушек-хонхираток, и она оказалась среди них, когда ханские солдаты приехали за данью. Ее отец был одновременно вождем и шаманом в их небольшом стане. Во сне он увидел, что его дочь будет женой великого человека. А человека более великого, чем Чингисхан, не существовало.
Артай попридержала свою лошадь возле Чечек.
– У хана уже очень много женщин, – сказала она. – Он принимает нас только потому, что отказаться от нас значит нанести оскорбление.
– Но он указал, чтобы самые красивые девушки доставлялись к нему, – прошептала ей Чечек в ответ.
– Он теперь вряд ли сможет отменить свой указ. Если он это сделает, люди начнут сомневаться, а может ли он вообще спать с женщиной.
Чечек затрясла головой, показывая, что солдаты могут услышать ее. Лучше быть женщиной великого хана, даже вместе со многими, чем выйти замуж за простого солдата или вождя. Мэркитки, кэрэитки и найманки, девушки из Китая, девушки из северных лесов, западных стран и южных оазисов… Самого хана в стане не было сейчас, поскольку он уехал на север, к горе Бурхан Халдун. Прошел слух, что он все еще горюет по старому товарищу Джэбэ-нойону, который недавно скончался. Другие говорили о походе против Си Ся. Хан пребывал в стане у Толы с начала лета, но некоторые говорили, что он, видимо, выступит с армией против тангутов. Пройдет некоторое время, прежде чем хан осчастливит ее, Чечек выпрямилась в седле. С ее отцом говорили духи, они укажут способ, как завоевать расположение хана.
После того, как девушки и их сопровождавшие прошли меж костров, их провели в кольцо шатров в северной части стана. В вечерних сумерках Чечек могла разглядеть ряд больших шатров, каждый из которых был окружен юртами и сотнями повозок. Маленькие юрты были черными, а большие шатры золотыми в сумеречном свете. Туг с девятью хвостами яков, ханский штандарт, колыхался перед самым большим шатром.
Их приветствовала старуха, сказавшая, что ее зовут Керулу, а потом она повела их в одну из юрт. Небольшие деревянные кровати с войлочными подушками стояли в восточной стороне юрты. Девушки положили рядом с кроватями свои мешки. Керулу внимательно посмотрела на каждую девушку, спрашивая при этом, как ее зовут. Они поели сухого творога и попили кумыса, а потом вышли наружу облегчиться. Затем старуха отправила их спать. Чечек спала крепко, устав после путешествия. Когда она проснулась, старая Керулу сидела возле очага. Ее сморщенное лицо осунулось от усталости. Чечек подумала, что она сторожила девушек всю ночь.
– Раздевайтесь догола, – сказала Керулу, когда в юрту вошли две другие женщины. Девушки захихикали и покраснели, а женщины начали проверять зубы, принюхиваться к их дыханию, щупать их и залезать пальцами в половую щель, чтобы убедиться, что они девственницы.
– У тебя воняет кислым изо рта, – сказала пожилая женщина одной из девушек. – Эта ворочается во сне, та слишком высокая, а эта маленькая вообще слабее других. – Она презрительно посмотрела на девушку, стоявшую рядом с Чечек. – А ты, дорогое дитя, почти совсем не храпишь.
Девушки одевались, а женщины вполголоса переговаривались. Когда они оделись, Керулу отделила пятерых и велела им забрать свои мешки. Две другие женщины вывели их наружу.
– Куда они пошли? – спросила Артай.
– Их отвезут в другие станы, – ответила Керулу, – и отдадут за людей, которых великий хан уважает. Хоть они и милы, здесь оставляют только лучших. Вы – счастливицы. Многие девушки ожидают приглашений хана в других станах, где они пасут отары и стада младших жен. Многих никогда не посылают ни к одной из хатун, чтобы обслуживать хозяйство. Вам оказана честь жить в орде Бортэ-хатун, и вы только что прошли первую проверку.
Чечек предположила, что вторая проверка будет заключаться в том, как они поведут себя за завтраком. Она постаралась сесть, как положено, поджав одну ногу под себя, а другую поставив коленом вверх, прихлебывая бульон, не выказывая при этом ни голода, ни отсутствия аппетита.
Они уже опустошили чаши, когда в дверях послышался голос стража. Пожелала войти Хадаган-уджин, одна из младших жен хана. Чечек очень хотелось выйти и пописать, но она ничего не сказала – слабый мочевой пузырь несомненно считался недостатком.
Украшенный перьями головной убор Хадаган-уджин был так высок, что ей пришлось согнуться при входе. Керулу поклонилась, а девушки стали на колени. Уджин была с клюкой, а тело под полотняным халатом казалось стройным для пожилой женщины, но узкое лицо не отличалось красотой.
– Приветствую тебя, уджин, – сказала Керулу. – Пять хонхиратских девушек оказались с недостатками, но эти четыре в порядке. Они хорошо сложены, зубы у них крепкие, косы толстые, дыхание свежее, когда они просыпаются, и они не будут беспокоить великого хана, часто ворочаясь во сне.
Хадаган-уджин повернулась к девушкам.
– Честь вам, юные девы, – сказала она. – Вы будете выполнять то, что вам скажут, и с вами будет жить Керулу-экэ. Если вам повезет, вы можете попасться на сглаза хану и понравиться ему настолько, что он выдаст вас за какого-нибудь из своих сыновей или нойонов. Ну, а самое великое счастье будет для вас, как и для любой другой женщины, если хан возьмет вас к себе в постель.
Уджин нахмурилась.
– Я надеюсь, что вы порядочные девушки, – добавила она, – но предупредить вас должна. И не пытайтесь соблазнить какого-нибудь молодого человека, понравившегося вам. Хан очень ревнует свою собственность.
Чечек не удержалась от вздоха. Хадаган взглянула на нее.
– Ты что-то хотела сказать?
– Только одно, благородная госпожа, – ответила Чечек. – Я не понимаю, как девушка, отданная величайшему из людей, может даже мечтать о любви к другому.
– Не питай слишком больших надежд, дитя. – Маленькие глаза уджин были добрыми. – Нам ты понравилась больше других девушек, но у хана большой выбор. Тех, которые нравятся хану, он часто берет лишь на ночь, а другие берегут свою девственность, пока их хозяин не осчастливит их своей любовью.
Чечек не поддалась разочарованию. Бортэ-хатун была хонхиратка. Наверно, хану суждено влюбиться в еще одну хонхиратскую девушку. С ее отцом разговаривали духи – ее непременно выберут.
