Текст книги "Повелитель Вселенной"
Автор книги: Памела Сарджент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 51 страниц)
42
– Я хочу есть, – сказала Тэмулун.
– Тише.
Оэлун похлопала дочь по руке. Под ними на склоне, густо поросшем лесом, отдыхали, прислонившись к лошадям, мужчины, утомленные подъемом.
Человек двадцать последовали за Тэмуджином к горе Бурхан Халдун, остальные рассеялись. Оэлун гадала, сколько же отставших спаслось. Те, кто добрался до скал или лесов, наверно, имели такую возможность. Оэлун сомневалась, что тайчиуты станут искать их, поскольку жаждали лишь схватить ее сына.
Тэмуджин ходил от человека к человеку, ободряя их. Он вел их через болота и чащи, что были на подступах к горе, и по оленьей тропе через густой, почти непроходимый лес. Они были вынуждены спешиваться в болотах, ведя лошадей на поводу. Чавкала под ногами жижа, засасывала трясина, вились тучи гнуса. Борчу едва не потерял лошадь в трясине. Подниматься по восточному склону было не легче, и они были вынуждены прорубать в подлеске дорогу своим лошадям.
Но сын ее выбрал неплохое убежище. Болотная жижа скрыла их следы. Если даже преследователи добрались до подножья горы Бурхан Халдун, деревья их остановят. Тэмуджин послал троих вниз пешком, чтобы замести следы.
– Мама, – прошептал Тэмуджин, – как долго нам здесь оставаться?
– Не знаю.
Сыновья Оэлун сидели на земле вокруг нее. Тэмуджин думал о Бортэ: ему уже понадобилась заводная лошадь, когда его конь захромал, чтобы ехать впереди и показывать путь через болота.
На склоне показалась тень, ползущая вверх, к ним.
– Следы уничтожены, – Оэлун узнала голос Джэлмэ. – Видел огни за болотами и взобрался на дерево, чтобы получше разглядеть. – Джэлмэ перевел дух. – Внизу расположились враги.
– Сколько их? – спросил Тэмуджин.
– Сотни три, и это не тайчиуты. Я видел их штандарты прежде, когда мы с отцом кочевали на севере. Они принадлежат мэркитским вождям Дайру Усуну, Хаадаго Дармале и Токтоху Беки. Мэркиты пришли по наши головы.
Оэлун закрыла лицо руками. Есугэй оставил это в наследство сыну.
– Надо лезть выше, – услышала она голос Тэмуджина, – пока не стемнело. Они попытаются достать нас утром, и мы к этому должны быть готовы.
Когда он спускался к своим людям, под ногами у него шуршали листья.
Пленницы, освобожденные от пут, сидели вместе, окруженные сторожами, а другие воины запалили костры. Бортэ, прислонившись к Хокахчин и Сочигиль-экэ, рыдала. Мэркиты, посланные вперед, по следам Тэмуджина, загнали лошадей, но не взяли его. Они нашли следы в болоте, но в чаще они терялись.
Муж, наверно, уже поднялся на гору, и нападать на него опасно. Тэмуджин сверху побьет много мэркитов, прежде чем его схватят. Наверно, мэркиты откажутся от затеи и удовлетворятся пленницами.
Еще двадцать женщин и несколько детей сидели рядом с Бортэ. У нее было странное чувство, будто все это сон, что она скоро проснется и окажется в своей юрте рядом с Тэмуджином.
– Мой сын бросил меня, – сказала Сочигиль, вытирая лицо. – Наверно, его к этому принудил Тэмуджин. Он бы не оставил меня, если бы…
– Как только мужчины уйдут от погони, – перебила ее Бортэ, – мы сможем надеяться, что позже они придут нам на выручку.
Сочигиль покачала головой.
– Не надейся на это, дитя. Пройдут годы, прежде чем Тэмуджин станет настолько сильным, что возьмется отомстить, а для нас к тому времени будет слишком поздно. – Черноглазая женщина поправила платок, прикрывавший волосы. – Ты видела, сколько времени понадобилось мэркитам, чтобы наказать нас за то, что сделал мой муж. Они знают, что я вдова Есугэя. Они были рады, когда узнали это, и почти счастливы, когда ты попала им в руки. – Она схватила Бортэ за рукав. – Мы такие, что нас вряд ли выдадут за простых пастухов.
Бортэ с изумлением посмотрела на нее. Эта дура гордится тем, что она не простая пленница. Бортэ стиснула зубы. Эти люди могут питать древнюю ненависть к Есугэю, но не одним этим вызвано их нападение. Причины нападать на Тэмуджина не было до сих пор, однако теперь он стал растущим молодым вождем и представлял для них угрозу.
Тэмуджин сражался бы за нее, но ему нужно войско для набега на мэркитов, и если он ударит слишком рано, то потерпит поражение. Потребуется время, чтобы собраться с силами, а она уже тогда будет женой какого-нибудь мэркита. Даже Оэлун-экэ посоветовала бы ей облегчить свою участь, как она сделала это сама, когда Есугэй умыкнул ее.
К ней шли три человека, один из них был Чилгер Бук. Во рту появилась горечь. После того, как был разбит стан, он ходил за ней, издали указывая на нее пальцем, будто она уже была его собственностью.
Три пары сапог предстали перед ее потупленным взором.
– Это она, – раздался голос, принадлежавший Чилгеру. – Жена Тэмуджина.
Бортэ подняла голову. Перед ней стоял один из трех мэркитских вождей, приземистый человек по имени Токтох Беки. Третий оказался ростом пониже и менее массивным, чем Чилгер Бук, но небольшие черные глаза и широкий рот делали его похожим на молодого человека. Она поняла, кто перед ней, еще до того, как он заговорил.
– Она должна достаться моему брату. Отец Тэмуджина отнял у меня мою первую жену, а у Чилгера нет жены.
– Мы это решим, – сказал Токтох, – после поимки ее мужа. Многие хотели бы взять ее в свои юрты. Но у тебя есть некоторое право решать судьбу этой женщины. Я думаю, Дайр согласится, а у Хаадая уже много жен.
Чиледу посмотрел на Бортэ и ушел с братом и Токтохом. Эти мэркиты охотно подчинялись своим вождям. Токтох и два других вождя приказали им прекратить насиловать женщин в стане и грабить юрты, дабы продолжить преследование Тэмуджина. Воины стали вести себя сдержанно, но Чилгер Бук мог и не захотеть долго ждать. Ей омерзительно было даже думать о близости с ним.
Она посмотрела на других пленниц. Одна молодая женщина плакала. Бортэ видела, как она лежала у юрты со спущенными штанами и задранной вверх сорочкой. Рядом лежало тело маленького мальчика со стрелой в груди. Возле матери на корточках сидела маленькая девочка. Два пленных мальчика сидели со сторожами и испуганно слушали, как один из них что-то рассказывал.
У Бортэ защипало в глазах, она взяла за руку Хокахчин.
– Останься со мной, Хокахчин-экэ, – прошептала она. – Я не вынесу, если мы расстанемся.
– Бедная девочка.
Хокахчин положила руку ей на плечи. Бортэ вглядывалась в темную громаду Бурхан Халдун, молясь, чтобы дух горы защитил ее мужа, а потом вспомнила давний рассказ Тэмуджина о сне, в котором, стоя на горе, он увидел весь мир. И она спрашивала, что он видел с горы.
В отчаянии она думала о снах. Сон обещал ей Тэмуджина, но не показал, что вместе они будут недолго.
Мэркиты стояли у горы три дня. Каждое утро воины выезжали на поиски безопасного пути через чащи и болота. Каждый вечер они возвращались, не найдя следов.
Мэркиты бормотали что-то о проклятой земле, о трясине, затянувшей нескольких лошадей, о непроходимых чащах. Даже если бы они нашли путь, впереди были лесистые склоны, и там легко было попасть в засаду.
На четвертый день не выехал никто. Лица у людей были изможденные, и они собрались послушать, что скажут их вожди. Бортэ наблюдала за ними с того места, где сидели пленные, и поняла, что мэркиты, видимо, откажутся от поисков.
Вождь по имени Хаадай Дармала вышел вперед.
– Бесполезно продолжать поиски здесь, – сказал он. – Проклятый сын Есугэя скрылся. И все же мы нанесли ему ущерб – его юрты пусты, люди разбежались, и даже его собственная жена у нас в плену. Мы отомстили ему. Он будет лить горькие слезы над тем, что потерял, и больше нас не побеспокоит. Мы сегодня уедем и будем брать всех его людей, что встретятся по пути. В его стане мы сломаем решетку его юрты и потопчем ногами порог, в котором живет дух-хранитель его хозяйства. Мир вам, братья – мы одержали победу.
Мужчины склонили головы, некоторые громко ликовали.
– Слушай меня, Тэмуджин! – крикнул Хаадай, повернувшись к горе. – Небо оставило тебя! Стан твой пуст, огонь в очагах умер! Твои сподвижники проклянут своего вождя, который не мог защитить их! Твои жены будут рыдать в наших объятиях!
После речи мэркиты снова громко ликовали. Вожди пошли к пленным, Бортэ спряталась за Хокахчин. Одну из женщин заставили встать и отдали ее мэркиту, который поволок ее, кричащую, к своим. Сочигиль взглянула с отчаянием на Бортэ, когда ее толкнули к человеку, взявшему ее в плен. Маленькую девочку вырвали из рук матери и швырнули одному из воинов. Мальчика увел другой под плач матери. Вожди быстро покончили с делом, распределив пленниц, пока не остались Бортэ, старая Хокахчин и еще четыре женщины.
– Это жена Тэмуджина, – сказал Хаадай Дармала. – Первая жена Ихэ Чиледу была отнята у него отцом врага. Мы отомстили за товарища. Чиледу мог бы претендовать на эту женщину сам, но он попросил, чтобы ее отдали его младшему брату, который был среди тех, кто захватил ее. По-моему, это справедливо.
Чилгер Бук вышел из толпы, глаза его сияли. У Бортэ подступило к горлу отвращение.
– Я не хочу расставаться со своей служанкой. – Голос у нее был слабый, и стоявший рядом человек засмеялся и передразнил ее. – Мне она нужна.
Горло перехватило.
– Как быть со старухой? – спросил Токтох Беки. – Пусть Чилгер возьмет старуху в рабыни.
Чилгер бросился на Бортэ и обхватил ее. Она высвободила руку и вцепилась ногтями ему в лицо. Он ударил ее по голове, и она, оглушенная, упала.
– А что до остальных, – услышала она голос Хаадая, – делайте, что хотите, с ними, а если выживут, будут рабынями.
Чилгер поволок Бортэ прочь, а женщины завизжали. Она оглянулась, Хаадай повалил одну из женщин, а мужчины вокруг подбадривали его криками. Хокахчин, ковылявшая сзади, схватила Чилгера за рукав. Он отбросил старуху мощной рукой, она упала в грязь и замерла. Чилгер повалил на землю и Бортэ.
Он рвал на ней одежду, а она извивалась. Он дал ей крепкую пощечину, распял ее на земле, всем весом навалившись На грудь. Их окружал лес ног, голоса подбадривали Чиледу, заталкивавшего в нее свой член.
Она стиснула зубы, не двигалась, зажмурила глаза. Крики толпы перемежались рыданиями, потом раздался вопль, внезапно смолкший, словно бы разбившийся на черенки, и толпа взревела.
43
Оэлун выползла из своего шалаша, сложенного из веток. Тэмулун и Тэмугэ пробовали тетивы своих луков. Дети целые дни ходили по следам оленей и лосей, охотились на птиц и мелкую дичь. Она посмотрела на их маленькие бесстрашные лица и притянула к себе дочь.
– Мама.
Тэмулун вырвалась у нее из рук.
– Я должна поговорить с Тэмуджином, – сказала Оэлун. – Жди здесь, пока я не вернусь.
Она повернулась и стала карабкаться по склону, палкой выкапывая по дороге корешки и засовывая их за кушак.
Шалаш Тэмуджина был выше, на маленькой поляне. Хасар сидел перед шалашом и мастерил древко копья. Когда она подошла, он отложил нож и встал.
– Твой брат еще спит? – спросила Оэлун.
– Проснулся.
Хасар увел ее от шалаша. Тэмуджин не покидал своего убежища с тех пор, как послал Джэлмэ, Борчу и Бэлгутэя вниз. Эти трое шли по следам мэркитов, чтобы убедиться, что враг не собирается устроить засаду. Целые дни старший сын проводил в размышлениях, не беря в рот ни кусочка дичи, которую добывали его люди, и ни единого корешка, которые приносила она.
– Разведчики скоро вернутся, – сказала Оэлун. – Ему придется поговорить со всеми и сказать, как быть дальше.
– Пожалуй. – Хасар сложил руки на груди. – Он думает о Бортэ. Надеюсь, она сумела убежать.
– Я молюсь об этом тоже, но я научилась не надеяться на лучшее. – Она припомнила слова, которые выкрикивала вслед Чиледу давным-давно. – Есть из кого выбирать, и в кибитке у него появится другая жена.
– Ты бы должна бояться за нее, – сказал Хасар.
– Конечно, боюсь. Я знаю, что значит быть оторванной от мужа. Надеюсь, что, кто бы ни обладал ею сейчас, обращаться с ней будут по-доброму. Но я также знаю, что все сыновья, которых она родит от того человека, будут нашими врагами. Она будет думать о своих детях, а не о моем сыне.
Она услышала донесшийся снизу крик. Джэлмэ быстро карабкался по склону, а за ним Борчу и Бэлгутэй. Лица их были угрюмы, и Оэлун поняла, что они не нашли Бортэ и Хокахчин.
Оэлун подошла к шалашу Тэмуджина, окликнула его и вползла внутрь. Она едва разглядела его в полутьме. Он не двигался, и она, поджав ноги, уселась рядом.
– Тэмуджин, – сказала она, – выходи. Бэлгутэй с товарищами вернулись.
– А Бортэ? Даже спрашивать не надо. Они кричали бы от радости на весь лес.
– Выходи, ты нужен людям.
Она поползла обратно. Сперва она подумала, что он не захочет выйти, но он поднялся и выполз следом.
Борчу бросился к Тэмуджину и сжал ему руки, а потом его обнял Джэлмэ. Оэлун села, ожидая, что расскажут молодые люди.
– Теперь мы в безопасности, – сказал Борчу. – Враг ушел с этих земель. Мы шли по следам до нашего стана, потом произвели разведку на севере, чтобы убедиться, что нас не подстерегают. Они порвали войлоки и разломали решетки юрт. Все, кого они могли увести, исчезли, но спрятавшиеся на скале Бэрги вернулись, когда мэркиты уехали. Они соберут, что можно, и похоронят погибших, а потом они поищут разбежавшуюся скотину и овец у реки и приедут сюда. Враги угнали весь скот, что был возле стана.
Тэмуджин ничего не сказал. Борчу тревожно взглянул на Джэлмэ.
– Я думал, что будет хуже, – добавил Борчу. – Если некоторым удалось спрятаться, найдутся и другие.
– Ты не все сказал. Ты знаешь, каких новостей я жду.
Борчу вздохнул.
– Поблизости от Тангелига мы нашли кибитку со сломанной осью. На земле осталось много лошадиных следов, так что мэркиты, наверно, нашли кибитку. – Арулат помолчал. – Под шерстью в кибитке я нашел саадак, колчан и лук. Они принадлежали…
Он замолк.
– Говори, – хрипло потребовал Тэмуджин.
– Я узнал… Это оружие Бортэ-уджин.
Оэлун вздрогнула. Молодая женщина взяла бы с собой лук, если бы ей удалось бежать. Она взглянула на сына, у того дергалась щека. Хасар положил руку на плечо брата. Тэмуджин оттолкнул ее и обратился к Бэлгутэю:
– А Сочигиль-экэ?
Бэлгутэй замер.
– Никаких следов.
– Прими мои сожаления, брат.
– Мне надо было поискать ее и увезти на своей лошади.
– Нет, Бэлгутэй. Я горюю по тем, кого мы оба потеряли. Задержись ты на мгновение, и тебя бы схватили, а мне теперь нужен каждый человек. Обещаю тебе, что враги заплатят за твою мать и мою жену.
Оэлун подумала, что ее сын уже становится похожим на себя. Не обращая внимания на потери, он готов к чему бы то ни было.
– Мы соберем много людей, – сказал Борчу, – и мой род поможет тебе.
Во всяком случае это не было сокрушительным поражением, у них было больше имущества, чем во время, когда они прятались от тайчиутов.
– Я обязан жизнью старой Хокахчин-экэ, – сказал Тэмуджин. – Если бы не ее острый слух, мэркиты не дали бы нам уйти. Я обязан жизнью духу этой горы, духу, который повел меня оленьими тропами и предоставил убежище под ветвями деревьев. Я благодарю Бурхан Халдун и Коко Мункэ Тэнгри за спасение и защиту.
Солнце стояло над верхушками деревьев. Тэмуджин обратил лицо к свету, снял шапку, развязал пояс и повесил на шею и поклонился солнцу. Оэлун стала на колени вместе с другими. Борчу подал ее сыну бурдюк с кумысом. Тэмуджин ударил себя в грудь свободной рукой и девять раз опускался на колени, прижимаясь лбом к земле и брызгая кобыльим молоком после каждого поклона.
– Бурхан Халдун защитила меня, – тихо сказал он. – Я был не больше, чем насекомое, спешащее забраться подо что-нибудь, и эта гора стала моим убежищем. Я был не больше жука, ползущего по земле, и эта гора не позволила моим врагам сокрушить меня. Я буду приносить жертвы этой горе каждый день, и мои дети будут помнить, что дух, который обитает здесь, подарил мне жизнь.
Он еще покропил землю, сел на пятки и оглядел всех, светлые глаза его были холодны.
– Мы сойдем с горы. После этого я поговорю со своими людьми. Я должен еще помолиться и послушать, что скажут мне духи, а потом вы услышите, чего хочет от меня Тэнгри. Оставьте меня и скажите людям, что я готов возглавить их еще раз.
Молодой человек встал.
– Они охотно послушают тебя, – сказал Хасар.
– Мы с тобой, – добавил Джэлмэ, – что бы ты ни решил.
Четверо спустились вниз по склону. Когда они скрылись за деревьями, Оэлун сказала:
– Я хотела бы знать, что ты собираешься делать.
– Ты узнаешь это, когда я буду говорить со своими людьми. Оставь меня, мама, я хочу помолиться один.
– Мне кажется, что ты уже решил, как быть.
Он сощурился.
– Ты не заставишь меня свернуть с моей дороги.
– Я мужчинам говорить ничего не буду, – сказала Оэлун, – но я скажу тебе, что я думаю о твоих намерениях.
Лицо у Тэмуджина вытянулось.
– Мы с ханом Тогорилом дали друг другу клятвы. Джамуха – мой анда. Теперь они обязаны мне помочь. Вместе мы нападем на мэркитов, не пройдет и года, клянусь.
– У тебя нет права давать такую клятву, – сказала она. – Возможно, они не захотят броситься воевать с мэркитами.
– Ты думаешь, я оставлю жену в их руках?
– Ты слишком рискуешь из-за нее, – возразила Оэлун. – Я ее тоже любила, но она пропала, а тебе надо собраться с силами прежде, чем сражаться. Ты также должен подумать о своих сподвижниках.
– Я думаю о них. Другие тоже потеряли своих женщин. Наши враги должны узнать, что всякий, кто покусится на принадлежащее мне, кончит плохо.
– Со временем ты отомстишь, – сказала она, – но сначала тебе надо стать посильней. Хан Тогорил и твой анда могут пожалеть о своих клятвах, если ты втянешь их в войну слишком быстро. Ты к ней не готов, ты должен подождать…
– Вот на это и рассчитывают мои враги, – возразил он. – Я, мол, буду зализывать раны. Ты ничего не понимаешь в таких делах, мама. – Он замолчал и стал ходить. – У хана кэрэитов есть причина ненавидеть мэркитов, но он согласен оставить в покое их земли, пока ничто не угрожает его трону. Я должен доказать ему, что, напав на меня, они угрожают ему, поскольку мы союзники. Джамуха присоединится, если узнает, что кэрэиты на нашей стороне. Мэркиты недолго будут пользоваться тем, что украли.
– Мы хотим одного и того же, – Оэлун подняла голову и заставила себя выдержать взгляд его злых глаз. – Я молилась за Бортэ, и за Сочигиль, и за верную Хокахчин, но мне не хочется видеть, как ты бросаешься в бой, который не можешь выиграть.
– Замолчи! – Он сел на корточки и схватил ее за руку. – Мне надо было посадить Бортэ на твою лошадь и оставить тебя. – Он еще раз стиснул ее руку и отпустил. – Ни одна женщина не будет говорить мне, когда воевать, даже ты. Я имею право требовать, чтобы Тогорил и Джамуха выполнили свои обещания, и это сражение укрепит наши дружеские связи. Я знаю, как мне быть, и если ты будешь открыто говорить о своих сомнениях, я сам выгоню тебя из стана.
Она медленно встала, зная, что он именно так и сделает.
– Я сказала тебе, Тэмуджин, что думаю. И не буду затевать разговор снова – нашу судьбу решит Тэнгри.
Она потерла руку, на ней остались следы его пальцев.
– Я поговорю со своими людьми, – сказал он. – Как перекочуем, я поеду к хану Тогорилу.
Она поклонилась. Что бы он ни делал, она будет с ним, даже если он скачет к смерти.
– Пусть духи дадут тебе то, что ты хочешь, – сказала она убежденно и ушла.
44
Ветер гнал снег по ледяной ленте реки Удэ, взметая его в воздух. Бортэ натянула поглубже шапку и поправила платок, защищавший нижнюю часть лица. Женщины этой стороны стана Токтоха пасли своих овец вместе. Несколько псов кружили вокруг отары, возвращая в нее отбившихся. Ниже в долине другие женщины, дети и молодые мужчины пасли коров. С севера стан защищали от ветров горы, но мороз стоял крепкий.
Бортэ наклонилась и палкой ковыряла снег. Овцы, как и коровы, не могли докопаться в снегу до корма, и одна из овец Чилгера уже подохла. Бортэ не успевала разгребать снег, и Чилгер бил ее за это. В отдалении видно было большое темное пятно, это пасся лошадиный табун. Чилгер уехал с товарищами охотиться.
Молодая овца заблеяла. Бортэ надрала пучок тонкой высохшей травы и скормила ягненку. Одна из мэркиток что-то сказала, но из-за ветра слов было не разобрать. Женщины рассказывали Бортэ о победах Чилгера Бука в борьбе, они считали, что ей повезло, потому что она вышла за такого могучего молодого человека. Но теперь они редко разговаривали с ней, поскольку знали, как часто он ее бьет.
У Бортэ закружилась голова, потом это прошло. Она надеялась скоро оправиться после последнего битья, когда Чилгер напился и ударил ее особенно сильно. Завывал ветер, поземка слепила ее. Она прижалась к овце, греясь. Токтох Беки покинул двух других мэркитских вождей и привел своих людей обратно в этот стан. Со временем они перекочевали поближе к горам; примерно месяц назад река стала, и кедры в предгорьях потеряли свой зеленый убор. Зима в эти северные края приходила раньше.
Ветер стих. Бортэ встала и отгребла побольше снега. Она не могла вспомнить, что же было по пути от Бурхан Халдун. Наверно, Чилгер выбил из нее все воспоминания. Она помнила, как сопротивлялась ему, смутно припоминала сильный удар в голову, от которого она на мгновение потеряла сознание, искры, танцевавшие в темноте до того, как она пришла в себя. Она усвоила урок и не дралась с ним, боясь, что он снова ударит ее. А он по-прежнему осыпал ее тумаками или бил палкой, вырывая у Хокахчин, когда старуха пыталась защитить ее.
Болело ребро. Хокахчин перевязала ей торс широкой полосой кожи, когда Чилгер сломал ей ребро. Она была его пленницей уже три месяца.
Пленница – вот кем она себя считала, не женой. Что бы ни случилось с женщиной в течение ее жизни, душа ее соединится с первым, настоящим мужем после смерти. В первые дни своих мучений она думала, что смерть наступит быстро, но ее тело не желало освобождать душу.
Бортэ раскачивалась, потом согнулась от боли. Чья-то рука поддержала ее. Она увидела глаза с тяжелыми веками над закрывавшим нос и рот шерстяным платком Хокахчин.
– Со мной все в порядке.
Две женщины, стоявшие поблизости, зашептались, глядя на Бортэ.
Одна из них, толстая и неуклюжая в тулупе, подошла к Бортэ. Знакомые черные глаза выглядывали из щели между платком и шапкой. Бортэ знала, что Сочигиль была в стане, но ни разу не разговаривала с ней в плену.
– Здравствуй, Сочигиль-экэ, – сказала она.
– Бортэ… это ты. – Сочигиль стала на колени у блеющего ягненка и похлопала его по голове. – Я хотела поговорить с тобой, но… – Она помолчала. – Я слышала, что твой муж-мэркит тяжелый человек. Я не хотела причинять тебе неприятности.
– Чилгер Бук… – У нее всегда отнимался язык, когда она произносила это имя. – Он не любит, когда я разговариваю с кем-либо, даже с женщиной. – Она инстинктивно оглянулась, будто ждала, что он появится неожиданно. – И его мать клевещет ему на меня. – Старуха сплетничала с женой Чиледу в теплой юрте, пока Бортэ и Хокахчин пасли овец. – А как твоя жизнь, Сочигиль-экэ?
– Первая жена моего хозяина все время ворчит на меня, а дети выкрикивают оскорбления, но сам он добрый. Он не похож на других мужчин, гнев его стихает, когда он выпьет, и иногда его трогают мои слезы.
Голос у Сочигиль был спокойный. Многие сочли бы ее мудрой за покорность судьбе.
Гнев и злость охватили Бортэ, а потом исчезли. Лучше молчать, отбрасывать всякую мысль о Тэмуджине. У него еще недостаточно сильный отряд, чтобы совершить набег на стан этих людей. Сотни мужчин будут защищать этот курень, тысячи придут на помощь. Пройдут годы, прежде чем Тэмуджин сможет отомстить. И если даже он найдет ее тогда, вряд ли он почтит ее снова званием своей жены.
– Значит, жизнь у тебя не такая уж плохая, – сказала Бортэ.
– Сносная, – откликнулась Сочигиль. – Хоть и негодяй этот мэркит, но все же он порой бывает добрее моего первого мужа. – Сочигиль поправила воротник своего ветхого тулупа. – Теперь живется легче, чем тогда, когда тайчиуты бросили нас. – Сочигиль вздрогнула. – Надо идти.
Она заковыляла прочь, унося ягненка.
Бортэ вернулась к отаре. Женщины пели и болтали, разгребая снег, пока небо не потемнело и ветер не усилился. Бортэ про себя молилась, чтобы буран был пуще, хотя назавтра кормить животных было бы труднее. Буран мог бы задержать охотников и не дать им вернуться… И она бы провела еще одну ночь без Чилгера.
К вечеру Бортэ и Хокахчин отделили своих овец от чужих и погнали их в стан. Позади отары бежала черная собака и сбивала овец в кучу. Юрта Чилгера, расположенная вместе с юртами его родственников на восточном краю куреня, была из небольших. Войлок на нее пошел из добычи, которую Бортэ заставили притащить из стана Тэмуджина. Хокахчин загнала овец в пространство между юртой и кибиткой, а Бортэ взяла с собой двух ягнят в юрту.
Овцы жались к выходу. Огонь в очаге горел слабый. Бортэ постояла над очагом, согреваясь. Ягнята слабо блеяли, она собиралась подбросить им проса, чтобы они подкрепились. Чилгер наверняка побьет ее, если они подохнут, но и за скормленное зря просо тоже мог наказать. Боль в голове вдруг усилилась, к горлу подступила тошнота.
– Бортэ! – сказала Хокахчин, входя в юрту и опуская полог за собой. – Вижу, тебе опять дурно. – Она взяла Бортэ за руку и посадила ее на постель в глубине юрты. – Сиди… Я послежу за огнем.
Бортэ положила руку на живот, ожидая, что позывы пройдут.
– Голова кружится, земля уплывает из-под ног. Это, видимо, от битья.
– Не говори глупостей, девочка, – сказала Хокахчин, подбросив кизяков в огонь и вернувшись к Бортэ. – Ты знаешь, что это за болезнь… не раз я ее видела. Ты понесла… не отрицай. – Старуха села рядом. – Наверно, от Тэмуджина.
– Теперь уж ты говоришь глупости, Хокахчин-экэ. Не может быть от него ребенка.
Хокахчин лишь пыталась утешить ее. Месячных не было ни разу за время плена, но это ничего не значило. Страх, обуявший ее в первые дни нахождения среди мэркитов, мог задержать месячные. Если бы она понесла от Тэмуджина, болезненное состояние дало бы знать о себе раньше и груди налились бы скорей. Старуха должна это знать.
– Одно верно, – проговорила Хокахчин. – Ребенок-то будет твой. Он вырастет и будет любить тебя, а твой мэркит только усложнит тебе жизнь, если ты не родишь ему сыновей. – Хокахчин похлопала ее по руке. – Может быть, он будет поласковее с тобой теперь.
Бортэ вздыхала в постели, когда голоса мужчин заглушили вой ветра. Она вскочила и пошла к выходу. Чилгер рассердится, если она не поприветствует его.
Его большое тело, которое стало еще шире от двух тулупов, заполнило дверной проем. Он повесил оружие, стряхнул снег с шапки и махнул рукой Бортэ.
– Мы взяли лося два дня тому назад, – проговорил он. – Моя доля снаружи… принеси.
– Я принесу, – сказала Хокахчин.
– А моя жена не способна работать?
– У нее приступ болезни, которая получается, когда женщина ждет ребенка. – У Чилгера глаза полезли на лоб. – Не так уж это и неожиданно, хозяин, – добавила старуха. – Я принесу мясо, пока собаки не сожрали.
Хокахчин исчезла в дверном проеме. Чилгер снял верхнюю шубу, ту, что была шерстью наружу, и остался в кожухе, в котором шерсть нежила тело. Он погрел руки, снял кожух и бросил одежду Бортэ.
Она положила верхнюю одежду в сундук и подала Чилгеру рог с кумысом. Тот сидел на постели и не обращал внимания на Хокахчин, которая внесла часть освежеванной туши и стала на колени, чтобы разделать ее. Бортэ села у ног Чилгера.
– Это правда? – сказал он наконец. – Ты ждешь ребенка?
– Да. – Она не сводила глаз с его валенок. – Я хотела убедиться, прежде чем сказать тебе.
Он покропил кумысом и спросил:
– Он мой?
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
– Да, – ответила она, уверенная, что это правда, и зная, что он прочтет это по лицу.
Он всегда разбирался, когда она прятала от него свои мысли. Она научилась глядеть ему прямо в глаза.
– Женщины понимают такие вещи. Ребенок от тебя.
Пробивающиеся усики изогнулись, когда он улыбнулся.
– Теперь у нас дела пойдут лучше. Ты подаришь мне первого сына.
– Я надеюсь, что это будет сын, – сказала она шепотом, чтобы он не уловил горечи в ее словах.
– Я хотел тебя, – признался он, – еще когда вытащил тебя из кибитки. После того, как я взял тебя, после того, как избил тебя за то, что ты отвергла меня, я думал, что ты поймешь, каким образом наладить наши отношения, но я чувствовал, что ты по-прежнему сопротивляешься.
Она старалась не смотреть ему в глаза, чтобы он не догадался, как сильно она презирает его. Покорности ему мало, он хотел того, что она не могла бы дать ему никогда. Он был похож на мальчика, требующего отдать ему его игрушку, на мальчика, вообразившего себя мужчиной. Она и прежде слышала от него нечто подобное, сказанное тоном жалким, умоляющим, и считала его за это дураком, но он был совсем не дурак. Он догадывался, как все еще много места занимает Тэмуджин в ее мыслях.
– Я не бил бы тебя так часто, – сказал он, – если бы знал, что ты по-настоящему моя.
– Я твоя, – сказала она. – Я ношу твоего ребенка под сердцем. Что может сблизить нас больше, чем это?
Он сделал глоток кумыса.
– Ты думаешь, я не стою тебя. – Он вытер рот. – Ты принадлежала вождю и теперь презираешь то малое, что я могу тебе дать?
Этих слов она не ожидала и была в недоумении, что ответить. Он, конечно, знал, что богатство Тэмуджина невелико.
– Я благодарна за то, что у нас есть, – сказала она, – и ты, безусловно, добудешь в битвах еще. Ты еще молод, ненамного старше моего мужа…
Она осознала свою ошибку немедленно, еще до того, как он ударил ее сапогом по ребрам. Она закричала и покатилась, царапая ногтями войлок.
– Я твой муж! – заорал Чилгер, а потом рывком поставил ее на ноги. – Ты теперь моя женщина, а не его!
Он схватил ее за косы и задрал ей голову. Хокахчин рванулась к нему, он отшвырнул ее в сторону и бросил Бортэ на пол.
– Погоди! – кричала старуха. – Подумай о своем ребенке! Ты хочешь, чтобы она выкинула!
Чилгер отступил. Бортэ села, Хокахчин закрыла ее своим телом.
– Это ты меня вынудила, – бормотал Чилгер. – Своими словами допекла.
Бортэ оперлась о старуху, боясь, что ее начнет рвать. Он будет бить в любом случае, несмотря на ребенка.
– Подавай ужин, – буркнул Чиледу.
Она встала и заковыляла к очагу. Это была лишь передышка, пока неосторожные слова или не то выражение лица не выведут его из себя. Может быть, избиения прекратятся с рождением ребенка. Тэмуджин пошутил с ней тем летом, сказав, что сделает вид, что бьет ее, дабы братья и товарищи знали, что он настоящий мужчина. Она тут же выкинула это из головы.
Чилгер особенно раздражался, когда догадывался, что она думает о прошлом, но ей становилось легче отбрасывать воспоминания о прошлой жизни прочь. В один прекрасный день ей будет трудно вспомнить о ней вообще.
