Текст книги "Повелитель Вселенной"
Автор книги: Памела Сарджент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 51 страниц)
58
Гурбесу стала на колени, потом распростерлась. Три священника читали молитвы, брызгали святой водой на синий камень в ее маленьком алтаре, а потом дали поцеловать золотой крест. Найманская королева молча прижалась губами к нему, благодаря Бога и Его Сына за успех ее мужа. Она посоветовала ему не вести свои войска против кэрэитов, но Инанча не послушал ее. Она знала, что Инанча Билгэ, даян найманов, победит и погонит хана Тогорила с трона, и все же боялась, что победа ускользнет.
Гурбесу села на пятки. Она призвала шаманов днем раньше и попросила их прекратить с помощью заклинания зимний буран, чтобы ее муж вернулся побыстрей. Рассвет принес чистое небо. Поскольку зло постоянно борется с добром, мудро было заручиться помощью по возможности большего числа святых людей.
«Спасибо тебе, Господи, за дарование моему даяну победы. Молю, чтобы то, чего я боюсь, никогда не наступило».
Она сотворила знамение креста и встала. Домашние служанки вскочили. Та-та-тунг, писарь-уйгур, который был хранителем печати даяна, поклонился и перекрестился. Гурбесу подозвала другого писаря, тот вручил мешочек с золотом священникам за их молитвы.
Из-за входа послышался голос, один из телохранителей ответил. Гурбесу повернулась, вошел молодой человек, стал на колени, коснулся лбом расшитого ковра и встал.
– Показалась армия, моя королева, – сказал он. – Штандарт даяна виден на горизонте.
– Спасибо за сообщение, – ответила она. – Я буду ждать у шатра и приветствовать даяна там.
Молодой человек откланялся. Одна из служанок подошла к сундуку и достала любимый, отделанный мехом, халат Гурбесу. Она повелела, чтобы главный стан от подножья Алтайских гор перекочевал сюда, в долину реки Кобдо. Инанче будет приятно, что она приехала сюда встречать его. Служанка поправила халат на ее плечах, а потом протянула перчатки. Золотые монеты, украшавшие ее головной убор, звенели при каждом шаге. Даян захочет увидеть ее счастливой, а не обремененной сомнениями.
Ряды всадников двигались к стану снежным берегом Кобдо. Люди в первых рядах достигли березовой рощицы, за которой стояли шатер Гурбесу и юрты служанок. Инанча увидит, что его королева стоит на морозе, приветствуя его, жаждущая показать свою радость по поводу его возвращения.
Ее выдали за даяна три года тому назад в пятнадцать лет, после смерти его главной жены. Теперь Инанча редко посещал своих других жен и поставил Гурбесу надо всеми ими. Она внимательно слушала, о чем он говорит со своими генералами, разузнавала все, что могла, у его советников и потом давала свой совет.
Это изумляло Инанчу. Иногда он прислушивался к ней, чаще – нет. Даян найманов хорошо правил своим народом целые годы без ее советов и мог вполне обходиться без них.
Несмотря на это, она его любила. Он почитал ее, наслаждался ею и был добр к ней. Она бы хотела, чтобы он прислушивался к ней чаще, но если бы он был человеком, которым легко управляют другие, неуверенным в себе, она бы не могла его любить.
Какой-то человек вышел из юрты и поклонился, коснувшись рукой шапки.
– Я приветствую тебя, королева и мать, – пробурчал Бай Буха. – Я подумал, что найду тебя снаружи, где ты встречаешь моего отца. Я не могу не присоединиться к тебе.
– Даяну будет приятно.
Бай Буха подошел поближе. Его черные глаза смотрели на нее слишком жадно. Его взгляды раздевали ее, он бы ее изнасиловал, если бы мог, даже еще до кончины отца. Инанча взял младшего сына Баяруга с собой, но оставил Бай Буху присматривать за найманскими кочевьями.
Инанча Билгэ заслуживал хороших наследников. Но Баяруг выходил из себя, споря с отцом даже по поводу того, где и когда производить перекочевку. Бай Буха молча подчинялся даяну, но взгляд у него был угрюмый, недовольный. В двадцать пять лет он участвовал в немногих битвах и не проявлял особой храбрости даже на охоте.
– Отец будет радоваться тому, что ты вышла встречать его, – сказал Бай Буха, – хотя ты предупреждала его против этого похода. Смотри, как безосновательны были твои страхи. Даян всегда одерживает верх над своими врагами.
– Да будет так всегда, – она перекрестилась, а потом сделала знак, отгоняющий нечистую силу. – Я знаю, что ты хотел, чтобы он пошел в поход.
– Мне нечего было сказать об этом предприятии. Я просто склонился перед волей отца, как и положено мне.
Она поджала губы. Бай Буха настаивал, чтобы Эркэ Хара вновь обратился к Инанче, в этом она была уверена. Эркэ Хара нервничал все годы своего изгнания, копя гнев против своего брата хана Тогорила за то, что тот крепко держался за кэрэитский трон и вынудил его бежать, спасая свою жизнь. Бай Буха знал, что Инанча желал похода как случая доказать, что он еще не старик. На этот раз даян выслушал жалобу Эркэ Хары. Бай Буха только бы радовался, если бы его отец пал в сражении и он овладел бы королевством Инанчи и его молодой женой еще до возвращения Баяруга.
Армия была похожа на большую змею, повторяющую извивы реки, у которой сотни копий сверкали в сумеречном свете. Ветер утихал, снег сдуло, обнажив часть серых камней на краю луга. Зубы Гурбесу стучали, она старалась сдержаться.
– Не было нужды приезжать сюда, Бай, – пробормотала она. – Ты мог бы встретить даяна у собственного шатра.
– Сегодня он туда не поедет, а я должен отчитаться, как я тут заправлял делами в его отсутствие. – Он наклонился к ней. – Как охотно ты показываешь свою любовь к нему. Все молодые жены стариков должны быть так же мудры – старик становится более щедрым, когда верит, что жена его действительно любит.
Щеки ее запылали. Она была готова заплатить той же монетой, как из приближающихся рядов послышались крики. Из ряда вдруг вырвался всадник и пошел галопом напрямик, увязая в снегу. Душа Гурбесу возликовала, когда она увидела его: Инанча Билгэ до сих пор сидел на коне, как молодой человек.
Конь резко остановился, взметнув снег, и дородный, закутанный в меха человек соскочил с седла. Гурбесу низко поклонилась и бросилась к нему. Даян поднял ее на руки, она прижала лицо к его шубе.
– Тебе мороза не победить, – сказал Инанча.
– Я бы и в буран вышла, чтобы встретить тебя. – Гурбесу вглядывалась в лицо, которое полюбила. Когда-то она считала его безобразным, с перебитым носом и дублеными на ветру щеками, коричневыми и бугристыми, как кожаные чаши. Привычка привела к тому, что она не замечала его безобразия. – Ты меня быстро согреешь, мой муж.
Грудь Инанчи вздымалась, он задыхался. Поход, долгая езда верхом подточили его силы. Она вцепилась ему в руку, когда Бай Буха подошел к ним.
– Приветствую тебя, отец, – сказал молодой человек, – и благодарю Всевышнего за твое возвращение.
Инанча кашлянул и сплюнул.
– Поприветствуешь в шатре.
Слуги поклонились. Гурбесу повела мужа к входу в шатер, и он оказался в большом теплом пространстве, Та-та-тунг и другие вошли следом. У трона и ее постели висели фонари, освещая гобелены на стенах. В котле над очагом варилась овца.
Она стояла рядом с Инанчой, пока он грел руки у очага, потом помогла ему снять тулуп и шубу, а также доспехи. Даже в длинном вязаном халате он был широк и на голову выше окружающих.
– Эх! – Даян поплевал на пальцы, стряхнул льдинки с усов и стянул с головы отделанный мехом шлем. – Другие мои жены не встречают меня.
– Я не позвала их, – сказала Гурбесу. – Они, конечно, будут рады, если ты посетишь их в будущем. – Она часто настаивала, чтобы он разумно выполнял свои обязательства в отношении других женщин. – Тут еда для тебя и для твоих генералов, а хранитель печати привел трех писцов, чтобы записать рассказ о твоей победе.
Та-та-тунг поклонился.
– Мы уже записали доставленные нам послания, – сказал уйгур, – Эркэ Хара теперь хан кэрэитов, а его брат Тогорил свергнут. Мы радовались, когда услышали это, хозяин. Если будет на то твоя воля, я…
Инанча махнул большой рукой.
– Мой хранитель печати может подождать более полного отчета, ведь я провел три месяца со своими генералами – они поедут по своим юртам и будут пировать с семьями. – Он потянулся всем своим большим телом. – Сын Тогорила Нилха, которого прозвали Сенгум, прячется, но я сомневаюсь, способен ли он помочь отцу. Сам Тогорил бежал на запад, к кара-китаям.
– Жаль, что вы не схватили его, – сказала Гурбесу, – но черные китаньцы ему мало помогут.
Бай Буха задержался возле них, глядя на Гурбесу из-за очага.
– Отец! – донесся голос от входа. Вошел Баяруг и зашагал к ним. Глаза его широко раскрылись, когда он увидел Гурбесу. – Я приветствую тебя, Гурбесу-экэ. Я думал лишь о том, чтобы отец вернулся целым и невредимым к своей любимейшей жене. Я был его щитом в сражении, мой меч был его рукой, я отразил много нападений, чтобы защитить его.
– Нападений! – Бай Буха бросил на младшего брата ядовитый взгляд. – Я подозреваю, что ты держался подальше от переднего края, когда отражал их.
– Но не так далеко позади, как ты, который не отходит от своей юрты дальше беременной женщины, вышедшей облегчиться.
Грудь Бай Бухи ходила ходуном.
– Это ты-то отцовский щит? Да от тебя еще и по сию пору разит после того, как ты обосрался.
– Молчать! – заорал Инанча. Слуги, стоявшие рядом, бросились врассыпную. – Что ты здесь делаешь?
– Я пришел только для того, чтобы поприветствовать мою королеву и мачеху, – ответил Баяруг. Глаза у него были такие же дерзкие и лихорадочные, как у брата. Гурбесу захотелось дать ему пощечину.
– Ты поприветствовал ее. Иди помоги другим устроить лошадей. – Баяруг ушел. Громадина подкатила к старшему сыну. – А ты?
– Я был уверен, – сказал Бай Буха, – что тебе потребуется доклад о том, что случилось в твое отсутствие.
– Мне могут рассказать об этом жена и Та-та-тунг. Я думаю, они не меньше тебя присматривали за моим народом. Отправляйся в свою юрту. Ты можешь сказать своему сыну Гучлугу, что я с радостью навещу своего внука позже.
Бай Буха ушел. Инанча подошел к трону и устало устроился на нем, Гурбесу сняла халат и прикрыла им его ноги.
– Баяруг проявил некоторую храбрость, – сказал он.
– Ты хочешь сказать, что он не сбежал?
– Перестань, Гурбесу… Хватит того, что мои сыновья поливают друг друга грязью. Мне не хотелось бы, чтобы моя жена наговаривала на них.
Она присела на подушку слева от него.
– Бай Бухе надо было поехать с тобой тоже.
– Бай совсем не боец. Он это знает, но пытается доказать обратное, что лишь подвергает опасности любых людей, которыми он командует. – Инанча вздохнул. – Было бы лучше, если бы он выучился править. Вместе с Баяругом, который руководил бы армией, они, возможно, были бы способны править моим государством.
– Сегодня этим заниматься не стоит. – Гурбесу вытянула руку и коснулась его руки. – Пусть Господь даст тебе долгие годы жизни.
– Небо и так дало мне долгую жизнь.
Она взглянула на него. Когда бы он ни возвращался к ней, она видела все больше седых волос в его редкой бороде, больше серебра в косицах за ушами. Ей невыносимо было думать, что случится, когда он скончается. Храбрейшие сыновья даяна погибли, остался только горячий мальчик шестнадцати лет и молодой человек, имеющий мало военного опыта. Но Инанча не хотел, чтобы она осуждала его сыновей. Подобные разговоры лишь напоминали ему, что она не родила ему сына.
Та-та-тунг сел справа от даяна.
– Государь, – сказал он, – я записал приказы, которые отдавали твоя королева и твой сын в твое отсутствие, и скрепил их твоей печатью. У тебя не отнимет много времени взглянуть на них, или я могу зачитать их тебе, если ты предпочитаешь не утомлять своих глаз.
Хранитель печати был вежлив, Инанча не умел читать слова, которые писал уйгур, хотя иногда делал вид, что читает. Искусство уйгуров, которые служили ее мужу, было полезным, и караваны, проходящие через южные земли, где жили эти люди, иногда поворачивали на север, ведомые уйгурскими проводниками, и торговали с найманами. Инанча завидовал учености уйгуров, которые служили найманским правителям и до него, но он также удивлялся народу, предпочитавшему оседлую жизнь в оазисах вольной жизни в степях.
– В другой раз, – сказал даян. – Мне нужно знать одно – не грозит ли что-нибудь моему народу? Эркэ Хара в благодарность за ханский престол подарил четыреста боевых коней и двести кобыл.
Служанка принесла вино в золотых кубках, священник благословил напиток. Инанча пролил несколько капель вина, чтобы умилостивить духов, и припал к бокалу. Пять девушек сидели на подушках подле Гурбесу и легонько пощипывали струнные инструменты, а еще одна девушка принесла даяну блюдо с нарезанным мясом. Инанча навалился на баранину, то же сделали и люди, сидевшие в юрте на подушках за низенькими столиками.
– Как же жена обрадовалась моему возвращению из похода. – Инанча улыбнулся ей. – Теперь ты видишь, что беспокоиться было нечего.
Она знала, что он не упустит возможности упрекнуть ее.
– Я бы держала тебя под боком всегда, если б могла. – Она прильнула к нему. – Но я думаю не только о себе. У тебя есть союзник на кэрэитском троне, но трудно сказать, долго ли он удержится на нем. Монгольские племена будут не очень довольны тем, что их сосед – твой вассал.
– Проклятые монголы! – Инанча откашлялся. – Эта злобная сволочь слишком занята сведением своих счетов, чтобы угрожать нам.
– Они могут объединиться перед лицом большой угрозы. – Она взглянула на Та-та-тунга, зная, что он разделяет ее опасения, но уйгур молчал.
Инанча рассмеялся.
– Моя дорогая жена… разве ты забыла историю с ханским пиром? – Гурбесу не ответила, зная, что он все равно расскажет снова эту свою любимую историю. – Сидели они на берегу Онона и пировали с этой собакой, которую они называют Чингисханом, чествуя тех, кто недавно присоединился к нему, и едва они принялись за кумыс, как ханский брат и один из его двоюродных братьев вцепились друг другу в глотки.
Все стали хихикать, хотя не раз слышали этот рассказ. Даян хлебнул вина и вытер рот.
– Мои шпионы говорят, что брат назвал двоюродного брата вором, а потом две старые расфуфыренные джуркинки стали кричать, что младшую жену обслужили вне очереди, и вскоре вся компания передралась, пуская в ход палки и сучья, отломанные от деревьев! – Он хохотал на весь большой шатер. – Чингисхан был в такой ярости, что взял в заложницы двух старых сук, а вождей джуркинов заставил пойти на мировую, чтобы они опять не ушли. Вот как они прекрасно отпраздновали свое объединение!
– Воистину отпраздновали, – сказала Гурбесу со смехом, – но это не первый пир, кончившийся дракой, и, кажется, они поладили. – Девушки, сидевшие рядом, хихикали. Она махнула рукой, чтобы продолжали играть. – Я не слышала о размолвках между монгольским ханом и его союзниками за последние два года, прошедшие с тех пор.
– Дай им только время, – согласился муж. – Их с двух сторон теснят мэркиты и татары, а теперь и хан кэрэитов – мой человек, так что беспокойства у них хватает, даже если они и объединились, да и мир между ними больно уж непрочный. Стоит ли тебе тревожиться из-за шайки грязных монголов.
– Я только думаю, – сказала она, – что наглого хама, который называет себя Чингисханом, дразнить не следовало бы.
– Всякий, кто имеет наглость выбрать себе такое имя, несомненно навлечет на себя гнев Неба. – Инанча подозвал служанку, которая поспешила налить ему вина. – Мне не нужны союзы с собаками, пропахшими мочой. Они будут терзать друг друга набегами, их будут беспокоить враги, и рано или поздно на Правителя Вселенной пойдет войной этот джайратский любитель мальчиков, которого он когда-то называл своим другом. – Люди вокруг засмеялись снова, шпионы Инанчи были добросовестны. – О, у них будет единство, – продолжал он, – но под найманскими знаменами. Когда монголы истекут кровью в междоусобных битвах, а мэркиты и татары обглодают их кости, мы вонзим когти в уцелевших.
Ее муж верил, что проживет достаточно долго, чтобы осуществить задуманное.
«Мне надо было стать твоей женой, когда ты был молод, – подумала Гурбесу, – и родить тебе сыновей, которые могли бы править таким государством. Даян отлетит в Небо до того, как завоюет те земли, а его сыновьям их не видать».
Этого она сказать ему не могла. Она полюбила его молодой пыл и былое величие. Гурбесу взяла его за руку и прижала к своей щеке.
59
Виднелся главный стан Тэмуджина. К Оэлун приближались мальчики на пони. Верблюд, запряженный в ее кибитку, фыркнул. Мальчики натянули поводья, и пони пошли шагом.
– Бабушка! – крикнул Угэдэй. Оэлун улыбнулась и помахала ему рукой. У Угэдэя были отцовские глаза, но в них не было холодности, которую она так часто замечала во взгляде Тэмуджина. Младший мальчик был привязан к седлу впереди Угэдэя.
– Красивый парнишка, – сказал один из мужчин, сопровождавших кибитку.
– Мой внук Угэдэй, – представила Оэлун, светясь от гордости. Угэдэю было всего четыре года, но верхом на пони, с детским луком и колчаном, висевшим на поясе, он был уже похож на маленького воина. – А этот мальчик с тобой… неужели это…
– Тулуй, – ответил Угэдэй. – Для двухлетнего он сидит на коне хорошо.
– Он здорово подрос за год. – Оэлун улыбнулась другому своему внуку. Зеленоватые глаза Тулуя смело смотрели на нее с маленького, с кулак, личика. – А теперь поезжай со своими друзьями, у тебя будет время поговорить со своей старой бабушкой.
Угэдэй махнул мальчикам рукой, и они уехали. Слуга, сидевший рядом с Оэлун, стегнул верблюда, и кибитка тронулась, а за ней и другая с сундуками и четырьмя служанками, и третья – с подарками и свернутой войлочной покрышкой для юрты. Два телохранителя, которых Хасар послал с ней, поехали вперед, к стану, где несколько человек сидели у двух костров и чистили оружие.
Верблюд опять заартачился. Если бы прохладная осень не была такой сухой, Оэлун ни за что бы не поехала на этом проклятом животном, но оно могло обходиться без воды гораздо дольше, чем волы, а земля высохла и потрескалась, такой была вся степь. У некоторых колодцев уже разыгрались целые сражения.
Погода была тоже холоднее, чем обычно. Трава скукожилась еще до того, как побуреть и выгореть. Когда-то лето не было таким коротким, говорили старики, и Оэлун тоже казалось, что в дни ее молодости было потеплее. Наверно, ее возраст виноват в том, что мир казался теперь более суровым.
Пройдя между кострами, Оэлун оставила слуг с часовыми. Ей подвели лошадь, но она мотнула головой. Мышцы занемели от путешествия, хотелось пройтись.
По мере приближения к кольцу Бортэ с ней все больше здоровалось людей, которые качали головами при виде матери хана, идущей пешком. У большой юрты на северном конце стана Бортэ стояла на коленях на земле, работая на ткацком станке с двумя другими женщинами. Она подняла голову и вскочила.
– Оэлун-экэ! – Бортэ побежала к Оэлун и обняла ее. – Я ждала тебя раньше.
– Вини в этом верблюда. Такие животные полезны, но… – Она взяла Бортэ за плечи и посмотрела ей в лицо, гладкая кожа молодой женщины все еще имела розовый оттенок юности. – Ты прекрасно выглядишь.
– И ты не изменилась, Оэлун-экэ. Ты, должно быть, знаешь заклинание, сбавляющее годы.
– У меня есть слуги и рабы, – сказала Оэлун, – которые избавляют меня от тяжелой работы.
– Хасар послал гонца, который предупредил, чтобы мы ждали тебя. Он приезжал много дней тому назад.
– При той скорости, с которой мы ехали, – сказала Оэлун, – мальчишка пешком и то бы обогнал нас на много дней. – Она пошла с Бортэ в юрту. – Одно беспокойство для старухи. Мунлик послал со мной до стана Хасара охрану в двадцать человек, и не успела я устроиться там, как пришлось готовиться к путешествию сюда. – Она села на подушку рядом с Бортэ, а слуга принес им кувшин и кубки. – Приехала к тебе и уже готова отправиться обратно к мужу, а тут еще Хачун ожидает, что я остановлюсь по дороге у него. – Она отхлебнула кумыса. – Мунлик не хотел, чтобы я ехала, но я настояла на том, чтобы навестить внуков до наступления зимы, и поскольку реки обмелели, а родники иссякли, наши перекочуют еще до моего возвращения. Они, наверно, будут вынуждены уйти со своих обычных пастбищ.
Бортэ нахмурилась.
– Шаманы пытались вызвать дождь все лето. Некоторые из союзников Джамухи перекочевали совсем близко к нашим землям, и если они осмелеют, Тэмуджину придется действовать. – Она позвала служанку, которая принесла им мешочек с сушеным творогом. – Он старается избежать стычек со своим андой… Мне кажется, что он все еще надеется…
– Что все как-нибудь уладится.
– Да. – Бортэ задумалась. – Хан Тогорил сейчас в нашем стане.
– Я думала…
– Он прибыл два дня тому назад, – добавила Бортэ. – Старик плутал по Гоби много месяцев после того, как хан кара-китаев его выгнал. На слепой лошади и без спутников. Тэмуджин пожалел его, послал за ним человека и поехал на край пустыни встречать. – Оэлун подумала, что ее сын не будет проявлять жалости, если это не сулит выгоды. – Я думаю, Нилха завернет сюда, когда узнает, что его отец здесь, и Джаха Гамбу, брат Тогорила, уже выполз из своего убежища, чтобы присоединиться к нему. – Бортэ поджала губы. – Они бы ничего не сделали для него, если бы Тэмуджин не приютил его.
Оэлун кивнула. Нилха, по слухам, всегда ревновал отца к Тэмуджину и опасался почтения, оказываемого Тогорилом ее сыну.
– Во всяком случае, – сказала она, – я не могу винить их. Тогорил-хан был не слишком милостив к родственникам – он сел на трон, убив двух родных братьев. Мой сын и его отец выиграли немного, обменявшись клятвами со своим андой.
– И все же нам было бы спокойнее, если бы Тогорил сидел на кэрэитском троне, каким бы он ни был старым дураком. Даже Джамуха одобрил бы восстановление его на троне. Я подозреваю, что он не напал на нас по единственной причине – он опасался найманов и их вассалов кэрэитов.
– Как и все мы. – Оэлун сделала знак, отводящий беду. – Скорей бы хан найманов отправился на Небо.
Бортэ вздохнула.
– Дела пошли бы лучше, если бы в курултае участвовали женщины.
Оэлун тихо засмеялась.
– Только было бы больше болтовни, а мужчины все сделали бы по-своему.
Сын принимал решения без ее помощи. Временами Оэлун думала, что он выдал ее замуж за Мунлика частично для того, чтобы удалить ее из своего шатра. Но он перестал слушаться ее задолго до этого. Все изменилось после их бегства от мэркитов десять лет тому назад, когда он отверг ее совет подождать и не нападать на своих врагов.
Его решение оказалось правильным. Поход на мэркитов вернул ему жену и укрепил его силы. Поражение, нанесенное ему Джамухой и приведшее ее в ужас, только усилило его решимость. Даже замужество, навязанное ей, сделало ее чуть счастливее, хотя в нем не было той страсти, которой отличалась ее жизнь с Есугэем.
Странно, думала она, что Мунлик все еще видит в ней давнишнюю девушку, в то время как она ощущает себя старухой, которой осталось недолго жить. Ее муж никогда не узнает, что, сжимая его в объятиях, она все еще тоскует по Есугэю.
– Угэдэй вырос, – сказала Оэлун. – Он выехал вместе с Тулуем встречать меня, да и Тулуй уже похож на воина.
Бортэ засмеялась.
– Как он брыкался у меня в животе! Я боялась, что он пробьет себе путь раньше положенного. – Бортэ расправила кусок кожи и проткнула дырочку шилом. – Джучи дразнит Чагадая, и тогда Чагадай рассказывает сказку о сыновьях Алан Гоа, что только злит Джучи.
– Братья часто дерутся в детстве. – Оэлун подумала, что прошлый раз она видела их год назад во время летнего празднества. Она сама побила Чагадая за то, что тот назвал старшего брата ублюдком. Старый слух так и не умер.
– По крайней мере Угэдэй с Тулуем не дерется. – Бортэ проткнула еще дырочку. – А твои приемные сыновья ссорятся?
– Кукучу и Хучу спят и видят, как они вырастут и будут сражаться вместе с Тэмуджином. А сыновья Мунлика…
Оэлун не хотелось говорить. Она никогда бы не призналась мужу, что побаивается среднего его сына. Кокочу проводил большую часть времени с шаманами, и некоторые из них говорили, что он знает больше них. Мальчик, казалось, видел все насквозь, она почти верила в то, что он читает ее мысли. Его шесть братьев любили его, но, наверно, они тоже боялись.
– Кокочу всего тринадцать лет, – продолжала она, – и уже некоторые говорят, что он может перевоплощаться в животных. Он прошел тяжелое испытание прошлой зимой – намочил сорочку и дал ей высохнуть на себе, сидя в буран снаружи юрты. Он утверждает, что никогда не чувствует холода. Теперь он мечтает послужить хану своим колдовством.
– Тэмуджин будет рад услышать это, – сказала Бортэ. – Хороший шаман всегда полезен.
«Ему бы лучше обойтись без колдовства моего приемного сына», – подумала Оэлун, но ничего не сказала. Она не могла отделаться от чувства, что если выскажется против мальчика, он каким-то образом услышит ее слова и наведет порчу. Став приемным братом Чингисхана, он сделался еще более честолюбивым и гордым. Она успокоилась. Пусть лучше колдовство Кокочу работает на Тэмуджина, чем против него.
– Тэмуджину не терпится идти в поход, – сказала Бортэ. – Если скоро не будет дождя, нам придется перекочевать поближе к землям мэркитов.
Оэлун молча слушала, как молодая ханша говорила о возможных действиях хана. Бортэ, возможно, полагала, что Оэлун выскажется в этой связи, но у Оэлун были другие соображения.
