Текст книги "Повелитель Вселенной"
Автор книги: Памела Сарджент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 51 страниц)
60
Гурбесу молча молилась, поглядывая на мужа. Инанча по-прежнему сидел на троне. Он не произносил ни слова с той минуты, когда его генералы и советники вышли из шатра. Впалые щеки казались темными дырами, узловатая рука сжимала кубок. Даян теперь много пил, нуждаясь в вине или кумысе для облегчения боли.
Душа покинула его год назад. Гурбесу ожидала, что он воспрянет, когда пришло известие о победе монголов над мэркитами, но он безразлично воспринял новость. Чингисхан победил мэркитского вождя Токтоха Беки и захватил у него много шатров и стад, заставив Токтоха бежать к озеру Байкал. Некоторые утверждали, что Тогорил забрал большую часть добычи себе, другие говорили, что ее дал ему монгольский хан, что было одно и то же. Старый кэрэит разбогател и с монгольской помощью рвался обратно к ханскому престолу.
Инанча был уверен, что Чингисхан пойдет теперь походом на Эркэ Хару, и предупредил союзника, чтобы тот нанес удар первым. Но Эркэ Хара ничего не сделал, да к тому же еще и скончался, чего в свое время боялась Гурбесу. Тогорил еще раз сел на кэрэитский трон, проклятые монголы были сильны, как никогда.
Бог покинул их с даяном. Она надеялась, что рождение ее первого ребенка может помочь даяну воспрянуть духом, но Инанча ожил всего на несколько дней, а потом впал в мрачное настроение. Теперь похоронили ее сына, умершего от лихорадки, косившей стан этой зимой.
Гурбесу едва слышно прошептала еще одну молитву. Все ночи она лежала рядом с даяном, урывками забываясь сном, боясь, что в любой миг придется звать священников и шаманов. Каждое утро она молилась, чтобы был ей дарован еще один день с ним до того, как копье с черными войлочными лентами будет воткнуто перед их шатром.
– Дорогой мой, – сказала она наконец, – поздно уже, тебе надо отдохнуть.
Она помогла ему встать, он оперся на нее, и она повела его к постели. Служанки исчезли за занавесями, отделявшими их часть шатра. Гурбесу ухаживала за Инанчой сама, не желая, чтобы другие видели его слабеющее тело. Она помогла ему раздеться, но оставила на нем длинную сорочку и валяные носки: его часто трясло, несмотря на то что в шатре было тепло. Его кривые ноги, некогда мускулистые, были тощими, с узловатыми коленками. Она быстро укрыла его одеялами.
– Вина, – сказал он.
Она принесла ему кубок, поддержала голову, пока он пил, потом разделась сама. Полутьма в шатре навела ее на мысль о могиле, тусклый свет очага говорил об умирающем огне. Она вползла под одеяла, стараясь не беспокоить его.
Заключить мир с монгольским ханом – это она хотела сказать приближенным даяна. Он был слишком горд, чтобы обсуждать это, он не мог осознать, что умирает и что ему нужно обдумать, как быть другим после его смерти.
Она знала, что ей придется сказать мужу теперь, и все же боролась с собой. Ему будет ненавистно напоминание о приближающейся смерти.
– Инанча, – прошептала она. – Пожалуйста, выслушай и ничего не говори, пока я не закончу. – Она прижалась к нему и приблизила губы к его уху. – Мы уже семь лет живем вместе, и Господь даст нам еще семь лет, но ты должен теперь подумать о своем народе. Баяруг и Бай Буха не могут править вместо тебя. – Они были шакалами, кружащими вокруг нее с жадными глазами. Когда бы ни приходили эти двое в отцовский шатер, она знала об их разочаровании тем, что они не видят копья перед входом. – Они будут сражаться друг с другом, а не с твоими врагами.
Он молчал. Возможно, он наконец захотел ее выслушать.
– Ты можешь кое-что сделать, – продолжала она, не повышая голоса. – Попроси найманов согласиться, чтобы Гучлуг стал твоим наследником, и отвергни притязания твоих сыновей. У твоего внука советниками будут Та-та-тунг и я, пока он не подрастет, чтобы править самому.
Она ждала. Бай Буха и Баяруг обречены на смерть, если даяном провозгласят Гучлуга. Если их оставить в живых, останется и постоянная угроза. Инанча никогда не отдал бы приказа сам, но она это сделала бы вместо него. Некоторые генералы говорили, что они скорее бы пошли сражаться во главе с Гурбесу, чем с Бай Бухой. Шепнуть им, и сыновьям даяна конец, и даже Инанча, как бы он ни был поглощен своей болезнью, сможет понять, что это к лучшему.
– Инанча, – спросила она, – что ты скажешь?
Раздался храп. Она поняла, что он спит. Ей придется поговорить с ним снова, когда он проснется и облегчит боль кумысом. Она обняла его, как бы желая передать собственные жизненные силы его больному телу, и молилась еще об одном дне.
61
Тэмуджин сказал:
– Пришла наша пора.
Бортэ посмотрела на мужчин. Тэмуджин говорил о татарах все время с той минуты, когда Борчу и Джэлмэ вошли в шатер. Он послал за этими вождями, как только разведчики предупредили его, что несколько татарских родов бегут в их направлении, теснимые наступающей цзиньской армией. Все трое обсасывали новость словно мозговую кость. Глаза Тэмуджина блестели, – теперь у него появилась возможность нанести удар убийцам отца.
Четыре сына Бортэ сидели на подушках, внимательно слушая.
– Цзиньцы, видимо, устали от своих жадных татарских друзей, – сказал Джэлмэ. – Мы должны помочь им наказать это нечистое племя. Цзиньцы вознаградят нас за это.
За пологом послышались голоса, и в дверном проеме кто-то появился. Свет от очага высвечивал гладкое лицо Кокочу. Бортэ почувствовала ужас. Ее муж послал за Кокочу; сын Мунлика был уверен, что хан окажет ему милостивый прием в любое время.
Тэб-Тэнгри – так теперь все звали шамана, Всенебесным, Всемилостивым. Он жил в их стане уже больше года, и многие говорили, что он часто взбирается на Небо поговорить с Тэнгри. Джэрэн боялась даже дать его тени коснуться ее. Халат у него был шелковый, грудь украшало ожерелье из сверкающих камней, шляпа утыкана орлиными перьями – все это дары, полученные от Тэмуджина за его заклинания. Он посылал свою душу в волчьем обличье рыскать по степи и летать в виде сокола над кочевьями. Ничто не могло укрыться от него. Бортэ старалась не думать в его присутствии, боясь, что шаман учует ее мысли.
– Я приветствую тебя, хан и брат, – пропел Тэб-Тэнгри.
Глаза у него были большие и черные, безволосое лицо – красивое, как у женщины. Он не был похож на своих братьев, дюжих парней со спокойным, как у Мунлика, взглядом, и некоторые говорили, что Мунлик не может быть его отцом. Ходили слухи, что его породил луч света, упавший с Неба сквозь дымовое отверстие юрты его матери и попавший в ее утробу.
– Привет, брат Тэб-Тэнгри.
Тэмуджин смотрел на него во все глаза. Даже хан побаивался шамана, который обладал властью, недоступной другим Кокочу вызвал дождь, когда он был нужен, и стоял при этом в поле под дождем в то время, как другие прятались по юртам или накрывались с головой, лежа на земле. Даже громы Тэнгри не могли поразить его.
– Я бы пришел раньше, – сказал Тэб-Тэнгри, – но моя душа бродила, привязанная к телу лишь тончайшей ниточкой, и я не мог нарушить заклинание даже ради вас.
– Мы говорили о том, как побить татар, – известил шамана Тэмуджин. – Ты погадаешь на костях для нас во время военного курултая.
Тэб-Тэнгри сидел на подушке между Джэлмэ и мальчиками. Одна из женщин Бортэ принесла архи и дрожащими руками поднесла ему рог. Шаман пробормотал благословение и поднял голову.
– Я буду гадать по костям, – сказал он, – но я уже вижу, что они нам скажут. Когда я послал свою душу побродить, я парил над большим станом, пока не увидел внизу огонь. Я упал на землю и оказался среди людей, и бледный свет, исходивший от их лиц, сказал мне, что я среди мертвых. Люди пили из сосудов, которые были зарыты вместе с ними. Один из них вручил мне свою чашу.
Декламируя, шаман раскачивался. Мальчики закрыли лицо руками и подсматривали сквозь пальцы.
– Я выпил из чаши, – продолжил Тэб-Тэнгри, – и почувствовал вкус крови, а потом человек сказал: «Я Есугэй-багатур, отравленный врагами, когда пил из их чаши, но теперь я прихлебываю их кровь, которую дал мне мой сын».
Борчу вздрогнул.
– Сильное знамение!
– И я обращаю на него ваше внимание. – Тэмуджин дернул себя за ус. – Мы зажмем проклятых татар в тиски между нашими людьми и цзиньской армией. Дух моего отца и тени Амбахая и Хутулы досыта напьются их крови. – Он помолчал. – Мы попросим хана Тогорила помочь нам и получить свою долю добычи. Сыновья хана найманов все еще воюют друг с другом за государство их покойного отца, так что кэрэитам нечего бояться нападения с запада, пока они сражаются на нашей стороне.
– Я поеду с тобой, отец, – вырвалось у Тулуя.
Джэлмэ засмеялся.
– Ему только шесть, а он уже хочет попробовать вкус войны.
– С нами поедет Джучи, – сказал Тэмуджин. – Он уже достаточно взрослый, чтобы ездить с заводной лошадью на поводу. Другие останутся здесь и будут охранять мать.
Джучи бросил торжествующий взгляд на Чагадая. Скоро они все поедут на войну. У Бортэ сжалось сердце.
– Я слышу рыдания татарских женщин, – декламировал Тэб-Тэнгри, – и вижу татар, лежащих у наших ног. Брат мой добьется победы.
Через пятнадцать дней после того, как войско выступило навстречу татарам, к стану Оэлун подскакал старик с посланием. Двоюродные братья хана из рода джуркинов отказались принять участие в походе. Теперь же, в отсутствие большинства воинов, они совершили набег на один стан, убив десять человек.
После стольких лет ропота и споров Сэче Беки и Тайчу наконец решили порвать с ее сыном, Тэмуджин был терпелив, и вот как ему отплатили.
Были предупреждены другие станы. Она послала пятерых старших мальчиков с посланием, предлагающим быть настороже. Вожди джуркинов, видимо, надеялись, что Тэмуджин падет и они в конце концов приберут ханство к рукам.
Через двенадцать дней после отъезда старика служанка попросила Оэлун выйти из юрты.
– Хучу вернулся, – сказала она, всхлипывая.
Оэлун выбежала из юрты. Ее приемный сын ждал за кольцом повозок, разговаривая с подростком, стоявшим на часах. Два других воина стояли тут же, один из них схватил за плечо мальчика, которого она не знала. Хучу оставил их у лошадей и побежал к Оэлун.
– Мама, – кричал он, – мы победили! – Он обнял ее и больно прижал к доспехам. – Я напросился в гонцы… я хотел первым рассказать тебе.
Она высвободилась и погладила его смуглое лицо.
– Мы встретили татар в долине реки Ульджа, – рассказывал Хучу. – Они попали в ловушку – не могли отступить на юго-восток, не наткнувшись на цзиньцев. Мы сражались, пока не потеснили их туда, где их ждали женщины с повозками и стадами.
Оэлун проводила Хучу в юрту.
– Я верю, что вы с Кукучу проявили себя хорошо.
– Мы были в левом крыле легкой конницы, под командой Борчу. Мои стрелы находили свои цели, а Кукучу отрубил голову одному их нойону, когда того сбросила лошадь.
Служанка помогла молодому человеку освободиться от доспехов, он упал на подушку.
– Татарский вождь Мэгуджин бежал в лес. Он со своими людьми сделал засеку, но Тэмуджин не собирался дать им удрать – он сам повел людей на засеку, и ни один татарин не уцелел.
Служанка подала Хучу кувшин, он быстренько попрыскал и стал жадно пить.
– А как мои другие сыновья? – спросила Оэлун.
– Никто не ранен, мама. Мунлик-эчигэ и его сыновья тоже не ранены. – Она молча корила себя за то, что подумала о своих сыновьях в первую голову. – Все хвалят Кокочу… Тэб-Тэнгри за его колдовство. Когда татары дрогнули и побежали, он поднял ветер, который многих из них сбросил с коней.
– Колдовство бесполезно без храбрых бойцов. – Она быстро сделала знак, отводящий беду. – В наших станах будут плакать, Хучу. В такой битве должны быть потери.
Он посерьезнел, но потом просиял.
– Татар пало гораздо больше, и Тэмуджин позаботится, чтобы вдовы и сироты получили свою часть добычи. Себе он забрал кровать Мэгуджина – она покрыта золотом и жемчугами.
– Он, несомненно, украл ее в каком-нибудь городе в Китае. Цзиньский генерал, наверно, остался доволен, что мы пришли на помощь.
– Князь Ваньяньсян дал нам забрать большую часть военной добычи, – сказал Хучу, – присвоил Тэмуджину и хану кэрэитов титулы. Тогорил теперь Ванг хан, царь, а Тэмуджин – Джауд Хури, Миротворитель. – У сына Оэлун уже был титул повыше, но, наверно, цзиньцы думали, что только их титулы имеют значение. – Как обычно, у Тэмуджина руки не загребущие – он даже отказался от нескольких хорошеньких татарок и взял кровать Мэгуджина. – Хучу сдвинул брови. – Тэб-Тэнгри получил такую же долю, как и сражавшиеся в передних рядах, но ведь его заклинания помогли нам.
– Одного лишь не предсказал Всенебесный, – сказала Оэлун, на время забыв о своем страхе перед приемным сыном. – На людей напали джуркины. Пока вас не было, они убили десять человек.
Хучу побледнел, потом выпрямился.
– Мы напрасно ждали их шесть дней. Тэмуджин был в бешенстве. Нам пришлось выступить без них, но он собирается отплатить Сэче и Тайчу за неподчинение. Я не думал, что они зайдут так далеко.
– Зашли. Это хуже, чем неподчинение. Они, наверно, думают, что раз они могут возвести в ханы, значит, могут и низвергнуть.
Она взяла у него кувшин.
– Сюда приезжал человек, рассказавший мне все. Он просил меня, как мать хана, принять меры. Я послала гонцов и предупредила наших людей, чтобы были настороже.
– Теперь, наверно, Тэмуджин уже знает об этом предательстве. Джуркины забыли о своей присяге – этого он не простит. – Хучу щипнул пробивающиеся усики. – Они годами вставляли нам палки в колеса, клеветнически утверждая, что Тэмуджин слишком многого хочет. Хан отдает своим людям больше, чем большинство правителей.
Ее сын был щедр во всем, подумала она, кроме власти. Это он оставит себе. Ее радость при виде Хучу целого и невредимого была немного омрачена. Скоро у него будет собственная юрта и жена. Наверно, в его части военной добычи есть татарская девушка.
Товарищи Хучу позвали его. Служанка впустила их. Они привели и маленького мальчика, которого она уже видела с ними.
– Приветствую тебя, хатун и мать нашего хана, – сказал один из приезжих. – Я попросил бы оказать нам чуточку гостеприимства перед нашим отъездом.
– Я совсем забыл, – вставил Хучу перед тем, как она ответила. Он показал на мальчика. – Этот мальчик был среди пленных татар, и Тэмуджин взял его для тебя. Мле хотелось привезти один из твоих прибытков сразу же.
Мальчик взглянул на нее черными глазами. Одежда его была испачкана, но халат отделан соболем и шелком, а в нос продето золотое кольцо.
– Наверно, сын нойона, – сказала ласково Оэлун. – Как тебя зовут?
– Шиги Хутух.
Он распрямился, напомнив ей о том, как выглядел Хучу, когда его привели к ней.
– А что рассказывал тебе обо мне мой сын Хучу?
– Что ты добрая и что твои сыновья храбрейшие люди. Что ты стала матерью ему, когда у него никого не было. – Горло у него задвигалось, будто он глотал. – Я потерял мать, когда мы бежали от цзиньцев… Мой отец погиб, когда…
Он вытирал слезы, полившиеся из глаз.
Вдруг Оэлун охватил ужас перед битвами и деяниями мужчин. Некоторые из самых злостных врагов Есугэя наказаны, и все же этого мальчика и бессчетное количество других детей приходится наказывать за поступки, совершенные еще до рождения их на свет. Она питала ненависть Тэмуджина рассказами об отравлении отца, рассказами, повторяемыми так часто, что она сама поверила в них, и вот он – результат.
Глупые мысли, сказала она себе, слабость, недостойная матери хана.
– Благородная госпожа, ты будешь теперь моей матерью? – спросил Шиги Хутух.
– Да. – Она взяла его за маленькую руку. – Ты будешь моим сыном.
– Наша мама, – сказал Хучу, – взяла бы к себе всех детей мира, если бы это было возможно.
– Да, – прошептала она. – При одной матери они все стали бы братьями и сестрами – возможно, и воевать бы перестали.
Мужчины рассмеялись. Это была мечта о невозможном. Оэлун привлекла к себе мальчика-татарина.
62
Джамуха попал в густой туман, всю низину затянула плотная серая пелена. Когда туман поднялся, верхушки вечнозеленых растений, казалось, плыли в белесом море. Люди, раскинувшие стан ниже по склону горы, были как тени, сгрудившиеся у огня.
Унгер умер. Джамуха со сдавленным горлом смотрел на могилу сына. Год назад он потерял одного сына, вскоре после вести о победе своего анды над татарами. Но эту потерю перенести труднее. Тому сыну было всего несколько дней, а подвижному Унгеру уже исполнилось два года, когда духи реки утянули его под воду. Джамуха едва не зарыдал снова, вспомнив маленькое обмякшее тельце, которое принес слуга. Он поплатился за свою небрежность. Джамуха лично отделил ему члены от тела до того, как его похоронили с ребенком.
Духи решили во что бы то ни стало заставить страдать Джамуху, оставить его без детей, добить рассказами об успехах анды. Тэмуджин не даст никому стать на своем пути, даже своим джуркинским двоюродным братьям. Он обрушился на Сэче и Тайчу немедленно, собственноручно отсек им головы мечом, не дав Джамухе времени собраться и приехать защитить их. Род джуркинов был разметан, людей распределили между собой сподвижники Тэмуджина.
Даже тогда многие воины-джуркины охотно присягнули хану, если верить сообщениям, которые выслушивал Джамуха. Нойон Гугун и его братья Чилаун и Джэбкэ, по-видимому, произнесли великолепные речи о том, как лишь долг заставил их подчиняться своим джуркинским вождям, и Тэмуджин простил их. Тэлегэту Баян, отец Гугуна, водился с джайратами до того, как тишком присоединиться к Тэмуджину. Теперь сыновья Гугуна Буха и Мухали будут служить Чингисхану.
Горе совсем захлестнуло Джамуху. Проклятая мать Тэмуджина даже завела еще одного приемного сына, мальчика-джуркина по имени Борогул. Тэмуджин окружен братьями, родными, сводными, которые у него появились с замужеством матери, и теми, что усыновила проклятая женщина, а у Джамухи нет ни одного.
Из тумана внизу вынырнули два всадника и спешились. Один из людей Джамухи встал и поприветствовал их. Они сели на корточки у костра, а потом Огин поднялся и пошел к лошадям. Молодой человек поехал вверх по склону к Джамухе и сказал ему, что пора уйти с могилы, что он горюет по Унгеру слишком долго.
Он должен был нанести удар той же ночью, когда последний раз разговаривал с Тэмуджином, в ту минуту, когда анда отказался ответить на его вопрос. Но любовь к другу сдержала его руку. Тэмуджин использовал его любовь против него. Тэмуджин исподволь забирает все, что могло бы принадлежать Джамухе.
– Нойон. – Огин спешился и пошел к нему, ведя двух лошадей. – Посыльный от хана кэрэитов ждет внизу. – Джамуха не двигался. – Он хочет поговорить с тобой. – Джамуха молчал. – Уходи с этого места, мой товарищ.
Люди могут бросить его, если он будет здесь сидеть. Джамуха встал и посмотрел на могилу сына, а потом последовал за Огином вниз по склону.
Обменявшись приветствиями, Джамуха с кэрэитом сели у костра, в стороне от других.
– Сочувствую, – сказал кэрэит. – Мне сказали в твоем стане, что ты поехал хоронить сына. Я тоже потерял двух из четырех моих сыновей. Один поехал в разведку и не вернулся, а другой убит найманским копьем.
Джамуха смотрел отсутствующим взглядом. Терять сыновей на войне, конечно, больно, но это не то же самое, у этого человека есть другие сыновья.
– Зачем Тогорил-эчигэ послал тебя? – спросил он наконец.
– Чингисхан хочет напасть на найманов, – ответил посланец. – Естественно, он пригласил Ван-хана присоединиться к нему, поскольку у обоих есть причины ненавидеть этих собак. – Джамуха едва не фыркнул, услышав титул хана Тогорила. Вроде бы хан кэрэитов сам настаивал на его употреблении. – Тогорил Ван-хан считает, что ты должен услышать об этом от него самого.
Это тоже было похоже на Тогорила. Благодарный Тэмуджину за благодеяния, он также пытался не злить Джамуху. Возможно, старик наконец понял, что Тэмуджин, хоть и дававший вассальную присягу Тогорилу, рассчитывает на большее. Кэрэитскому хану тогда может понадобиться Джамуха.
– Против какого найманского войска вы выступаете? – спросил он.
– Против людей Баяруга. Он не ожидает этого, поскольку держится гор – он думает, мы собираемся встретиться с войском его брата на равнине.
Джамуха кивнул.
Тэмуджин воспользуется расколом среди найманов, к тому же Бай Буха, который сам принял титул даяна, имеет войско побольше. Говорили, что братья воюют друг с другом из-за одной из жен своего отца. Мужчины, расколовшие государство из-за женщины, заслуживают того, чтобы их разбили.
– Итак, мой анда алчет новой добычи, – сказал Джамуха, – несмотря на то что у него и так много всего.
– Тебе надо бы признать, что нет лучшего времени для нападения на найманов, – возразил кэрэит, – и какие бы у вас ни были разногласия с Чингисханом в прошлом, тебе же будет спокойнее, если их побьют. – Улыбаясь, он взбодрил огонь палкой. – Мне хочется, чтобы за жизнь сына найманы заплатили мне сотней своих.
Джамуха стиснул в руке шапку. Тут есть возможность поживиться и ему, воспользоваться как-нибудь этим походом в собственных целях.
– Мне кажется, – медленно произнес он, – я мог бы присоединиться к походу Ван-хана на найманов. Как ты говоришь, они и мои враги.
Посланец улыбнулся.
– Тогорил-хан будет рад этому, как и Чингисхан. Взаимное недовольство твое и анды беспокоит Ван-хана.
– Надо забыть о разногласиях, когда впереди большой выигрыш. Тэмуджин тоже выступает со многими, которые прежде воевали против него. Я приведу тысячу людей и присоединюсь к Тогорилу-эчигэ. Скажи ему это и спроси, когда и где мы встретимся.
– Спрошу, – ответил кэрэит.
Тогорил будет усыплен, думая, что Джамуха готов забыть прошлое. Тэмуджин, по наглости своей, может даже подумать, что его анда объявит наконец официально о мире и подчинится ему. Теперь у Джамухи есть оружие, и надо найти способ применить его.
