Текст книги "Повелитель Вселенной"
Автор книги: Памела Сарджент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 51 страниц)
89
Хулан с отцом оставили лагерь на рассвете, после того, как посланцы Наяхи вернулись и сказали, что дорога безопасна и хан ждет их приезда. С ними поехали Наяха и двадцать его воинов. Он не разговаривал с Хулан, когда они остановились на ночь в другом монгольском лагере, и настаивал на том, чтобы отряд на следующий день прибавил ходу. Когда они заметили большой табун лошадей, пасущихся в степи, Наяха послал вперед человека предупредить ханскую охрану, что мэркитский вождь скоро прибудет в орду.
Большой шатер хана стоял среди нескольких поменьше в северной части стана. У коновязи было множество лошадей. Начальник стражи взглянул на Хулан и ее отца, когда они спешились, а потом хмуро обратился к Наяхе:
– Надеюсь, ты обрадуешь Тэмуджина. Он сердится, что Токтох с сыновьями скрылись. Это до некоторой степени омрачает его победы.
Он криком предупредил, тех, кто находился в шатре, и повел их вверх по лестнице к входу, а один из стражников увел лошадей.
В глубине шатра было несколько человек. Один сидел в покрытом кошмой кресле, сжимая в руке кубок. На нем был простой коричневый халат, на голове – повязка, но чувствовалось, что он в шатре главный. Взгляд его светлых глаз, проницательный и холодный, остановился на кланяющемся Наяхе.
– Приветствую тебя, мой хан, – сказал Наяха. Хулан с отцом стали на колени. – Я доставил к тебе Дайра Усуна, вождя увас-мэркитов, так как он пожелал сдаться тебе. Я бы доставил его раньше, но путь был небезопасен, и я поберег его с дочерью.
Хан молчал. Хулан посмотрела на двух женщин, сидевших слева от хана. Ближайшая к нему была красавицей со светло-карими глазами и плоским носиком, у другой были черные глаза и широкое приятное лицо. В восточной части шатра сидели женщины с лютнями, их инструменты молчали.
– Дайр Усун, – сказал хан. – Голос у него был тихий, но Хулан послышались в нем стальные нотки. – Ты огорчал меня не раз. Твое племя было болью моего сердца, оно ходило в походы с моими врагами против меня.
– И ты одержал много побед над нами, – возразил Дайр. – Мы сражались с тобой до конца, но так и не добились ничего. Я присягнул Токтоху Беки, но теперь он бежал и освободил меня от клятвы. Я старик и устал воевать. Делай со мной, что тебе угодно, но я прошу тебя разрешить моему племени перестать прятаться и сдаться тебе. Оно желает одного – конца войны.
– Я не могу наказать человека, верного присяге, – сказал хан, – и пришедшего сдаваться.
– Я вижу, что ты благороден, о чем я уже знаю по слухам. – Дайр Усун встал и помог подняться на ноги дочери. – Я также привез тебе в дар свою дочь Хулан. Она самая младшая из моих детей, и многие желали взять ее в жены, но я хотел, чтобы ее мужем стал самый храбрый и самый благородный из мужчин, а то бы она вышла замуж давным-давно. Сейчас ей шестнадцать, она крепкая – исполняет свои обязанности без жалоб, и я никогда не слышал, чтобы она тратила время на женские сплетни. Многие говорят, что у нее огонь в лице, и я надеюсь, что ты сочтешь ее достойной. Я лелеял девочку по-стариковски и уповаю на то, что ее красота тронет твое сердце.
Хулан уловила печаль в его дрожащем голосе, и это подсказало ей, как тяжко далось ему поражение.
Хан махнул ей рукой, подзывая. Она освободила нижнюю часть лица и невольно взглянула на Наяху.
«Ты не должен был привозить меня сюда, – подумала она. – Мы могли бы быть вместе далеко отсюда».
Хан посмотрел на нее, потом вскочил и швырнул кубок на ковер.
– Теперь я понимаю, почему ты задерживал ее у себя целых три дня, – сказал он все тем же тихим голосом. – Ты думаешь, я поверю, что ты только и думал о ее безопасности? Ты хотел насладиться ею сам. Ты оскорбил меня, Наяха, и в назидание другим я не могу оставить тебя в живых.
Дайр Усун сжал ее руку, но промолчал. Люди Наяхи не сказали ничего. Хулан подумала о том, как они сидели под деревьями. Даже его люди теперь могут поверить самым плохим предположениям о нем.
– Клянусь, что это не так, – указал Наяха. – Я никогда не брал себе то, что принадлежит моему хану, и брал только то, что он предлагал мне. Если я делал что-нибудь не так, казни меня.
Хан пристально смотрел на него.
– В последних твоих словах был твой приговор, – ответил хан. – Уберите этого человека с моих глаз, отрежьте ему руки и ноги, а потом…
– Нет! – закричала Хулан.
Женщины, сидевшие рядом с ханом, широко раскрыли глаза. Стражи быстро окружили Наяху. Хулан подбежала к хану и упала на колени, заставив себя посмотреть ему прямо в глаза.
– Пожалуйста, выслушай меня, – умоляла она. – Этот человек не сделал ничего плохого. – Наяха сказал, что хан видит людей насквозь. Она не отрывала от хана взгляда. – Он предупредил, что мы можем попасть в беду, если поедем одни, и думал лишь о том, чтобы доставить нас целыми и невредимыми. Я умоляю тебя отпустить его.
– Как я могу поверить в это, увидев тебя сам? Неудивительно, что он задержал тебя в лагере. Удивительно, что он вообще привез тебя ко мне.
Люди, сидевшие рядом, встали. Стражи поволокли Наяху к выходу.
– Она говорит правду! – выкрикнул Наяха.
Хулан распростерла руки.
– Я все еще такая, как при рождении, – сказала она. – Не тронутая ни одним мужчиной. Мое тело может подтвердить правоту моих слов.
Люди хана попятились, словно бы боясь, что гнев того обрушится и на них. Красивая женщина, сидевшая рядом с ханом, подняла голову.
– Муж мой, – сказала она, – мы можем узнать, правда ли это. Оставь девушку наедине со мной и госпожой Тугай. Когда мы осмотрим ее…
Хан оскалил зубы.
– Оставьте меня все, – сказал он громче. – Сторожите этого человека – если он не сделал ничего дурного, ему нечего бояться.
Воины вытолкали Наяху наружу, остальные последовали за ними. Когда Хулан встала, отец оглянулся на нее с искаженным от страха лицом и поспешил к выходу.
Хан метался по шатру, напоминая ей волка. Музыкантши сидели тихо, сжимая лютни. Женщина, предложившая осмотр, встала и взяла Хулан за руку.
– Не бойся, – сказала она.
– Я не боюсь. Я не лгала, и Наяха тоже не лгал.
– На это уйдет мгновение, дитя. Госпожа Тугай и я постараемся не причинить тебе боли.
К ним подошел хан.
– Отойди в сторону, Гурбесу, – пробормотал он. – В этом я могу убедиться сам.
– Мало тебе было так напугать бедную девочку? Мы…
Он оттолкнул женщину. Хулан попятилась. Он швырнул ее на пол и сам опустился на ковер. Руки его грубо схватили ее, забрались под халат и стянули штаны до колен. Она закрыла глаза, а он возился с собственной одеждой. Он навалился на нее всем телом, ей было трудно дышать. Ее пронзила боль, когда он вогнал в нее член, но она не вскрикнула. Пальцы его вдавились ей в бедра, он едва не раздавил ее.
Все произошло быстро. Он содрогнулся и вышел из нее. Она почувствовала, что меж ног мокро. Когда она открыла глаза, он натягивал штаны. Его лицо раскраснелось, светлые глаза были дикими. Женщина, которую звали Гурбесу, стояла рядом на коленях, но другая женщина закрыла лицо руками.
– Я убедился, – сказал хан, – что меня не обманули.
Хулан села и посмотрела на кровь на своих бедрах.
Больше она не боялась его. Наверно, он думал, что она испугается и ей станет стыдно, но она не чувствовала ни стыда, ни страха. Это ему надо стыдиться своей подозрительности и несправедливых обвинений. Он не заслужил верности Наяхи.
Гурбесу помогла ей подняться и одеться.
– Так говорить со мной нужна смелость, – сказал хан. – Твоя горячность возбудила меня не меньше твоей красоты.
Она подняла голову.
– Не надо смелости, чтобы говорить правду.
Он долго смотрел на нее, а потом кликнул стражей и уселся обратно в свое кресло.
– С тобой все в порядке? – шепнула Гурбесу.
Хулан с трудом кивнула.
– Подведите ее ко мне, – сказал хан. – Она сядет рядом со мной.
Гурбесу подвела ее к хану и усадила на подушку, а потом вместе с Тугай села слева. В шатер вошли мужчины. Хулан поискала взглядом и нашла Наяху. Руки его были связаны, лицо напряжено.
– Я был несправедлив, – сказал хан. – Я сомневался в честном человеке. Кровь на ковре подтверждает, что он говорил правду. – Наяха оцепенел, в его карих глазах она увидела боль. – Развяжите его. Это человек, которому можно доверять и который заслуживает более ответственной должности.
Наяха молчал, пока стоявший рядом воин резал веревки.
– Дайр Усун, – продолжал хан. – С удовольствием беру в жены твою дочь Хулан. Ты хорошо сделал, что привез ее ко мне, и я почту ее всей своей любовью.
«Его любовь… – подумала Хулан. – Этот хан в любви ничего не понимает».
Если бы понимал, он бы разглядел, что творится в сердце Наяхи и ее, и дал бы им немного счастья. У него так много женщин, мог бы и отпустить ее. Но ему нет дела до их чувств. Наяха сделал свой выбор, остался верным своему вождю, и хан оценит его покорность. Молодой человек никогда больше не подумает о ней, не представив себе того, что случилось у подножья ханского трона. Их любовь не в счет и должна быть забыта.
– У тебя будет собственный шатер, – послышался голос хана, – и служанки из твоего племени. Ты получишь свою долю моих стад и любой добычи.
Хулан свернулась клубком под одеялом, а он раздевался. Он сказал все это раньше, когда они пировали, наклонившись в кресле и сжимая ее руки. Отец ее, добившись своего, дал себе волю и напился так, что его людям пришлось унести его из шатра на руках. Наяха тоже сильно напился, но был еще способен петь и плясать с другими. Ей казалось, что она слышит его голос в хоре, выражающий скорее бешенство, чем радость. Наяху вознаградят за его верность, как и обещал ему его хан. Он возблагодарит судьбу за то, что не пожертвовал всем ради нее.
– Проси у меня, чего хочешь, – сказал хан. – Все, что ты хочешь, будет твоим.
– У меня есть то, чего я хочу, – сказала она. – Мое племя вернется из изгнания. Больше мне ничего не надо.
Он подошел к постели.
– Ты меня не боишься, Хулан. Но не будь беспечна.
– Я не буду беспечной. Я знаю, что ты наказываешь всякого, кто оскорбляет тебя, мгновенно, что ты сокрушишь меня беспощадно, если я дам повод, но я не боюсь тебя.
Он присел и погладил ее косы.
– Наяха сильней волей, чем большинство других, – сказал он, – раз он мог провести с тобой три дня и не поддаться тебе.
– Он не мог предать тебя, – пояснила она. – Он лишь нахваливал тебя всякий раз, когда говорил о тебе. Ни одна женщина не может встать между ним и его долгом по отношению к тебе. Думаю, ничто не может.
– И все же… – Он вытянулся рядом и обнял ее за талию. – Я так сильно хочу тебя, Хулан. Я думал, что подобное чувство к женщине уже в прошлом, но ты пробудила его снова.
Она лежала неподвижно, не отвечая на его ласки, не испытывая к нему никакого чувства. Он может владеть ее телом, но большего никогда не получит. Он приложил свои губы к ее губам, а она подумала о Наяхе, ласка которого глубоко сидела в ее памяти.
90
Джамуха втянул воздух, когда до него донесся запах варившегося в котле мяса. Пять его товарищей сидели на корточках у костра. Чувство голода обострилось, аргали был их лучшей охотничьей добычей за последнее время. Они гнали диких горных баранов вниз с горы, а потом по желтой степи, пока не свалили одного.
В небе плыли над облаками снежные пики гор Тангну. Лиственницы в предгорьях становились зелеными, под соснами и кедрами в чаще подлеска покрылись почками кусты смородины, готова была расцвести жимолость.
Его товарищи были мрачны. Даже возможность поесть не подняла настроения. Джамуха был уверен, что они скоро покинут его. Они жили жизнью отверженных уже долгие месяцы, ожидая от него хоть какого-нибудь решения. У него не было войска, чтобы возобновить борьбу после поражения. Сюда за ним последовали немногие, и остались лишь пятеро. Он мог бы поехать на север и присоединиться к оленеводам, но предполагал, что вскоре Тэмуджин совершит поход и туда. Его товарищи в конце концов потеряют терпение и бросят его.
Радостей теперь было мало – увидеть еще один признак весны на лесистых горах, найти источник, подстрелить горного барана. Война его окончилась, Тэмуджин ее выиграл. На его участи можно проверить, кому благоприятствуют духи.
– Радуйтесь, мои друзья, – с горечью сказал Джамуха. – Нам повезло, и мы пируем.
Лицо Огина потемнело.
– Могли бы и раньше попировать.
Джамуха покачал головой.
– В лесах полно оленей, а когда наши лошади нагуляют жирку, мы сможем добыть хороших коней. Мы…
– Вот до чего ты нас довел, – сказал Огин, посмотрев на остальных. Люди поглядывали то на Джамуху, то на молодого человека. – Мне эта жизнь приелась.
– Ты же сам поехал, – сказал Джамуха. – От присяги я тебя освободил.
Оружие Джамухи было под рукой. Когда он встал и потянулся к котлу, в глаза ему бросился знак, который Огин подал другим. Не успел он схватиться за нож, как все навалились на него и прижали к земле. Он подергался, но ему уже связали руки, и оставалось лишь ругаться.
– Что это за предательство? – шипел он.
– Ничего ты не сделаешь, – сказал Огин, когда товарищ его связал Джамухе ноги. – Вот так и будешь, пока не помрешь.
Джамуха корчился, пытаясь освободиться.
– Вы осмелились поднять руку на меня?
– Мы не собираемся убивать тебя, – сказал Огин. – Ты нам живой больше нужен. Мы отвезем тебя к Тэмуджину. Он тебя убьет, а нас вознаградит за то, что мы тебя поймали.
– За это вам награды не дадут, – возразил Джамуха. – Я не сомневаюсь, что он меня прикончит, но он не отличит вас за то, что вы меня выдадите. Поезжайте к нему, сдайтесь и предложите ему свои мечи, но меня освободите. Ему будет достаточно знать, что я потерял все.
– Мы тебя наслушались.
Огин пнул его в живот, Джамуха застонал. Огин пошел к котлу. Джамуха лежал и смотрел, как другие рвут мясо.
Джамуху бросили поперек седла на его лошадь и привязали к стременам. По дороге люди почти не разговаривали. Наверно, он ошибается, и его анда вознаградит их, особенно остро ощущая вкус своих побед при виде поверженного Джамухи. Наверно, хан станет пытать его до того, как найдет способ казни, которая бы не нарушила его клятвы быть названым братом.
Его тело болело от ушибов. Останавливаясь для отдыха, люди давали ему лишь воду, чтобы он не помер. Они прибыли в лагерь кэрэитов, и Огин сказал там людям о своем пленнике. Несколько кэрэитов присоединились к ним в качестве охраны, а вперед, в стан Тэмуджина, послали гонца.
Джамуха предполагал, что его отвезут в орду хана, где жены и сыновья Тэмуджина будут глазеть на пленника, но их встретило много воинов, которые повезли его в направлении Хэнтэйского массива. Хан со своими людьми охотился и велел доставить его туда.
Когда они проходили меж двух огней у лагеря, Джамуха, ослабший от неловкой езды, старался удержаться на ногах. В степи под горами было кольцо походных шатров. Их повели в ближайший шатер. Стражи, стоявшие там, выкрикнули приветствие, и из шатра появился Тэмуджин.
Джамуха со связанными сзади руками заставил себя поднять голову. Тэмуджин пристально смотрел на него. Под светлыми глазами у него появились тонкие морщины, а плечи ссутулились под меховой шубой. Джамуха ждал, что его анда рассмеется и прикажет подвергнуть новым унижениям – бить палками, набить колодку.
Из шатров вышли еще люди и собрались вокруг хана. Тут был старый Мунлик, чья верность была куплена его женитьбой на матери Тэмуджина, и Джурчедэй, который когда-то был на стороне Джамухи. Борчу и Джэлмэ, лица которых постарели и потемнели, были по-прежнему тенями Тэмуджина. Тут был Хорчи, служивший Джамухе, пока не увидел сон, который предсказал, что Тэмуджин станет монгольским ханом. Среди прочих стоял Хасар, Джамуха отвернулся от него. Все они были бы рады видеть его покойником.
Огин выступил вперед.
– Мы пришли с миром, хан.
Тэмуджин прищурился.
– Прежде ты привозил мне послания анды. Хочу услышать, почему теперь ты привез мне его самого.
– Мы больше не могли идти против тебя, – ответил Огин. – Все люди Джамухи покинули его. Мы служили этому человеку, и он завел нас в беду. Мы предлагаем теперь наши мечи тебе. – Он поклонился. Джамуха смотрел в спину молодому человеку, представляя себе оскорбительную ухмылку Огина. – Мы ничего не просим, кроме разрешения служить тебе, но говорят, Чингисхан щедрый человек. Наверно, хан, которому мы теперь будем служить, проявит благодарность за то, что мы доставили его врага.
– Я вознагражу вас по заслугам, – проворчал Тэмуджин.
– Мы ничего не просим, – торопливо сказал Огин, – но разве ты не…
– Хищники схватили птицу, – сказал Джамуха. – Слуги подняли руку на своего господина.
Огин обернулся и посмотрел на него.
– Теперь мы ему ничего не должны, – сказал другой бывший товарищ Джамухи. – Он ведь разбойник, для которого мы добывали пищу. Делай с ним, что тебе угодно, хан, а я готов служить тебе мечом.
Оружие Джамухи было под рукой. Когда он встал и потянулся к котлу, в глаза ему бросился знак, который Огин подал другим. Не успел он схватиться за нож, как все навалились на него и прижали к земле. Он подергался, но ему уже связали руки, и оставалось лишь ругаться.
– Что это за предательство? – шипел он.
– Ничего ты не сделаешь, – сказал Огин, когда товарищ его связал Джамухе ноги. – Вот так и будешь, пока не помрешь.
Джамуха корчился, пытаясь освободиться.
– Вы осмелились поднять руку на меня?
– Мы не собираемся убивать тебя, – сказал Огин. – Ты нам живой больше нужен. Мы отвезем тебя к Тэмуджину. Он тебя убьет, а нас вознаградит за то, что мы тебя поймали.
– За это вам награды не дадут, – возразил Джамуха. – Я не сомневаюсь, что он меня прикончит, но он не отличит вас за то, что вы меня выдадите. Поезжайте к нему, сдайтесь и предложите ему свои мечи, но меня освободите. Ему будет достаточно знать, что я потерял все.
– Мы тебя наслушались.
Огин пнул его в живот, Джамуха застонал. Огин пошел к котлу. Джамуха лежал и смотрел, как другие рвут мясо.
Джамуху бросили поперек седла на его лошадь и привязали к стременам. По дороге люди почти не разговаривали. Наверно, он ошибается, и его анда вознаградит их, особенно остро ощущая вкус своих побед при виде поверженного Джамухи. Наверно, хан станет пытать его до того, как найдет способ казни, которая бы не нарушила его клятвы быть названым братом.
Его тело болело от ушибов. Останавливаясь для отдыха, люди давали ему лишь воду, чтобы он не помер. Они прибыли в лагерь кэрэитов, и Огин сказал там людям о своем пленнике. Несколько кэрэитов присоединились к ним в качестве охраны, а вперед, в стан Тэмуджина, послали гонца.
Джамуха предполагал, что его отвезут в орду хана, где жены и сыновья Тэмуджина будут глазеть на пленника, но их встретило много воинов, которые повезли его в направлении Хэнтэйского массива. Хан со своими людьми охотился и велел доставить его туда.
Когда они проходили меж двух огней у лагеря, Джамуха, ослабший от неловкой езды, старался удержаться на ногах. В степи под горами было кольцо походных шатров. Их повели в ближайший шатер. Стражи, стоявшие там, выкрикнули приветствие, и из шатра появился Тэмуджин.
Джамуха со связанными сзади руками заставил себя поднять голову. Тэмуджин пристально смотрел на него. Под светлыми глазами у него появились тонкие морщины, а плечи ссутулились под меховой шубой. Джамуха ждал, что его анда рассмеется и прикажет подвергнуть новым унижениям – бить палками, набить колодку.
Из шатров вышли еще люди и собрались вокруг хана. Тут был старый Мунлик, чья верность была куплена его женитьбой на матери Тэмуджина, и Джурчедэй, который когда-то был на стороне Джамухи. Борчу и Джэлмэ, лица которых постарели и потемнели, были по-прежнему тенями Тэмуджина. Тут был Хорчи, служивший Джамухе, пока не увидел сон, который предсказал, что Тэмуджин станет монгольским ханом. Среди прочих стоял Хасар, Джамуха отвернулся от него. Все они были бы рады видеть его покойником.
Огин выступил вперед.
– Мы пришли с миром, хан.
Тэмуджин прищурился.
– Прежде ты привозил мне послания анды. Хочу услышать, почему теперь ты привез мне его самого.
– Мы больше не могли идти против тебя, – ответил Огин. – Все люди Джамухи покинули его. Мы служили этому человеку, и он завел нас в беду. Мы предлагаем теперь наши мечи тебе. – Он поклонился. Джамуха смотрел в спину молодому человеку, представляя себе оскорбительную ухмылку Огина. – Мы ничего не просим, кроме разрешения служить тебе, но говорят, Чингисхан щедрый человек. Наверно, хан, которому мы теперь будем служить, проявит благодарность за то, что мы доставили его врага.
– Я вознагражу вас по заслугам, – проворчал Тэмуджин.
– Мы ничего не просим, – торопливо сказал Огин, – но разве ты не…
– Хищники схватили птицу, – сказал Джамуха. – Слуги подняли руку на своего господина.
Огин обернулся и посмотрел на него.
– Теперь мы ему ничего не должны, – сказал другой бывший товарищ Джамухи. – Он ведь разбойник, для которого мы добывали пищу. Делай с ним, что тебе угодно, хан, а я готов служить тебе мечом.
– Они напали на меня, – сказал Джамуха. – Я говорил им, что они могут забыть о своей присяге мне, если они собираются присоединиться к тебе, но они предпочли ее нарушить. – Он встретился глазами с Тэмуджином. – Мой анда знает, чего заслуживают такие люди.
Для себя он пощады не ждал. Что бы он ни говорил, значения не имело.
Тэмуджин взглянул на своих людей.
– Вы уже не раз слышали это от меня, – сказал хан. – Как же мы можем доверять таким людям? Как мы можем верить тем, кто предает своего вождя? – Он махнул рукой. Огин подался назад, и его схватили два воина. Другие быстро окружили четырех его товарищей. – Такие люди должны умереть.
Пятерку потащили вперед, мелькнули мечи. Кровь хлестала на землю поблизости от Джамухи. Тэмуджин посмотрел на одну из голов и отбросил ее сапогом в сторону.
Джамуха был готов встать на колени, когда Тэмуджин махнул рукой.
– Развяжите моего анду! – Какой-то человек перерезал бечевки на руках Джамухи. Ободренный Джамуха повеселел. Джурчедэй нахмурился. Хасар, казалось, был готов протестовать. – Джамуха, я дал священную клятву давным-давно, – добавил Тэмуджин. – Мы обещали не позволять ничему становиться между нами, и ныне мой анда снова со мной.
Тэмуджин подошел к Джамухе и обнял его. Джамуха замер, слишком ошеломленный, чтобы ответить тем же.
– Я хотел бы поговорить с ним с глазу на глаз, – сказал хан.
Никто не успел вымолвить и слова, как он увел Джамуху в шатер.
Тэмуджин посадил Джамуху в глубине шатра, а сам сел рядом. Хан долго молчал. Джамуха подумал, что анда хочет поиграть с ним до того, как вынесет приговор.
– Джамуха. – Тэмуджин наклонился к нему, светлые глаза его блестели. – Мы дали друг другу клятву. Когда-то мы были как два колеса у повозки. Даже когда мы расставались, я не забывал своего анду. Как мы были близки когда-то! Когда я сражался против тебя, сама мысль о твоей возможной смерти огорчала меня. Даже когда мы были врагами, ты посылал гонца, чтобы предупредить меня об опасности. Мне никогда не хотелось сражаться против тебя.
Джамуха потерял дар речи.
– Мое величайшее желание теперь, – продолжал Тэмуджин, – сделать так, чтобы мы могли стать братьями опять, чтобы ты мог стать мне самым близким человеком. Ты был моим другом, когда у меня вообще не было друзей. Ты присоединился ко мне, когда мэркиты заставили меня бежать из моего стана. Теперь у меня много нукеров, но ни один не стал мне настолько близким, каким ты был для меня в мальчишестве. Хан часто бывает одиноким, даже среди армии товарищей по оружию. Мне все еще хочется, чтобы анда скрасил мое одиночество.
Сердце Джамухи болезненно колотилось. Когда-то, очень давно, он радовался бы этим словам, но слишком многое случилось с тех пор. Прощение Тэмуджина казалось таким же жестоким, как и любая месть.
– Я клялся быть твоим андой, когда мы были мальчиками, – наконец обрел дар речи Джамуха. – Мы вновь обменялись клятвами под большим деревом, где когда-то плясал хан Хутула, и спали под одним одеялом, а потом другие заставили нас сомневаться друг в друге и полоснули по узам, которые связывали нас. Стыд обжег мое лицо сильнее, чем жесточайший из ветров, и я не хотел срамиться, показывая тебе свое лицо после поражения. Теперь же ты говоришь, что можешь простить все это.
– Я простил тебя, мой брат, и также хочу пощадить тебя, но не могу.
Джамуха отвернулся.
– О, да, – сказал он. – Теперь ты стал более великим, чем Хутула и любой хан прошлого. Теперь, когда ты объединил в улус все племена, я тебе не нужен. Днем тебя будут беспокоить мысли, ночью – сны. Я стал бы насекомым, кусающим тебя в шею под воротником, колючкой за пазухой.
– Мы братья. – Тэмуджин стиснул его руки и отпустил их. – Я оставил тебя, боясь, как бы ты не пошел против меня, а ты оставил меня, думая, что вместе мы не сможем руководить нашим народом. Тогда мы были молодыми и действовали под влиянием молодых страстей, а теперь я говорю себе, что все могло бы быть по-другому. Я хочу, чтобы анда стал на мою сторону. Сознание того, что мы снова могли бы стать друзьями, греет мою душу больше всех моих побед, но я также знаю, что этого не может быть. Между нами опять станут другие.
– Я ожидал, что ты подвергнешь меня пыткам, когда меня привезли сюда, – прошептал Джамуха, – и твоя снисходительность тяжка, как любое ярмо.
– Я не пытаю тебя, высказываясь.
Он все еще проявлял ту слабость, которую Джамуха заметил у него давно, ту нерешительность, нежелание быть твердым, как положено любому хану.
– Ты мог бы освободить меня, Тэмуджин, – сказал Джамуха. – Больше воевать против тебя я не смогу. Но ты не хочешь проявить подобную слабость перед своими людьми. Ты хочешь, чтобы они убедились, что ты благороден и великодушен, даже казня меня.
– Джамуха!
Голос хана был хриплым.
– Твоя мать мудра, у тебя есть братья, много храбрых людей стоят у твоего стремени. Я потерял родителей в младенчестве, у меня нет братьев и веры в людей, которые шли за мной. Ясно, что Тэнгри всегда благоволил к тебе.
Тэмуджин взял его за руку.
– Я бы разделил с тобой все, что имею, если бы ты присягнул мне.
– И ты звал бы меня братом, хотя я был бы всего лишь твоим слугой. В твоем мире нет места для людей, которые не склоняются перед тобой. – Джамуха высвободил руку из рук анды и встал. – Я устал от жизни в мире, которым правишь ты. Прошу лишь разрешить мне умереть без пролития моей крови. И еще я обещаю тебе, Тэмуджин, вот что: когда кости мои будут похоронены, мой дух будет следить за тобой. Мой призрак будет напоминать тебе о том, что ты теряешь ради побед. Призрака так легко не устранишь.
Он произносил эти слова так, словно выкрикивал ругательства.
Тэмуджин медленно встал. Морщины на лице даже в полумраке обозначились резче, глаза потускнели. Они вышли из шатра вместе. Тела предавших Джамуху уволокли, но их головы по-прежнему валялись на земле. Люди, сидевшие у шатра, встали. Борчу и Джэлмэ поспешили стать рядом с Тэмуджином.
– Мой анда оставил меня, ругал меня и воевал против меня, но я не верю, что он когда-либо добивался того, чтобы меня убили. – Голос Тэмуджина дрогнул. – Он говорит мне, что устал от жизни, и все же я боюсь приказать казнить его – он мой анда, и я был бы проклят за это.
Джамуха сказал:
– Когда я впервые пошел против тебя, я забыл свою клятву. – Теперь он не будет просить пощады. – Можно сказать, что я заслуживаю за это наказания.
– Да будет так. – Тэмуджин, казалось, вымучивал эти слова из себя. – Когда Тэйчар, двоюродный брат Джамухи, украл коней у одного из наших людей, который потом получил их обратно, Джамуха забыл о наших братских узах и напал на меня. Наверно, этого достаточно, чтобы сегодня он умер. – Хан поднял руку. – Позволим Джамухе умереть так, как он желает, без пролития крови. Мы похороним его на высокой скале со всеми почестями, и его дух будет следить за нашими потомками.
Воины окружили Джамуху, чтобы увести его. Он услышал, как застонал Тэмуджин.
Воздух был холодный и прозрачный. Когда они были уже вне кольца шатров, один из сопровождавших Джамуху достал из-за кушака шелковый шнур. Тэмуджин будет помнить о нем и скорбеть. Только такой местью и оставалось довольствоваться Джамухе.
Чья-то рука подтолкнула его вперед. Человек, державший шнур, стал позади. Когда петля затянулась на шее, Джамуха улыбался.
