Текст книги "Повелитель Вселенной"

Автор книги: Памела Сарджент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 51 страниц)

Есуген не открывала глаз. Хан шевельнулся рядом. Ночью он соединился с ней еще раз, заставив ее обхватить и ласкать рукой член, пока тот не встал, ласкал ее сам, пока она не стала вздрагивать под ним, а когда ее тело наконец выгнулось дугой, как лук, вошел в нее.

Проще было не думать, не прислушиваться к внутреннему голосу, забыть прошлое. Она доставила ему удовольствие, и поэтому он может дать то, чего она желала больше всего. Только ради этого она пошла на все, отбросила стыд и печаль, которые чувствовала, отвечая ему. Она не могла помочь мертвым, но, возможно, спасала еще живых.

Она отодвинулась от него и села, потом закрыла лицо руками.

Он сказал:

– Я запретил тебе плакать.

– Я плачу, потому что, наверно, потеряла ту, которую любила больше всех. – Она замолчала, подбирая слова. – У меня есть сестра, которую зовут Есуй. Она старше меня на год, и всю жизнь мы клялись никогда не расставаться. – Слезы у Есуген лились ручьем, ее охватил страх утраты. – Есуй вышла замуж как раз перед тем, как наши мужчины уехали сражаться. Ее муж, наверно, погиб в сражении, но она, должно быть, жива. – Она вздрогнула. – Я бы знала, если бы ее не было в живых – мы были так близки, что я бы почувствовала. Перед свадьбой она обещала мне убедить своего мужа взять меня второй женой, чтобы мы были опять вместе. Как я могу ей помочь, ее же некому защитить?

– Мне понятны твои семейные привязанности.

– У тебя есть власть, и ты можешь вернуть ее мне, – сказала Есуген. – И она будет тебе хорошей женой. Люди говорят, что мы похожи, но Есуй красивей меня и гораздо умнее. Я бы любила тебя, если бы она была со мной, и она полюбила бы тебя тоже.

– Значит, ты хочешь, чтобы я взял еще одну жену, – сказал он. – Если она старше тебя, то она должна занять более высокое место, чем ты. Уступишь ли ты ей свое место?

– Уступлю. – Она взяла его за руку. – Я займу низшее место, лишь бы она была со мной.

Он притянул ее к себе.

– Если она такая же, как ты, тогда я должен найти ее. Мои люди поищут ее среди пленных и здесь, и в других станах. Если ее не найдут, я пошлю людей на поиски ее. Такая любовь между сестрами тронула меня.

– И я умоляю щадить тех наших людей, которые попадутся во время поисков.

Он кивнул.

– Превосходно – дарю тебе и их жизнь. – Он запустил руку ей меж бедер. – А теперь вознагради меня за мою щедрость.

73

Табудай проснулся со стоном. Есуй обнимала его, пока он не перестал дрожать. Он снова вспомнил битву, волны всадников противника, которым невозможно было противостоять.

– Спокойно, – прошептала она.

Он оттолкнул ее и лег, свернувшись калачиком, как ребенок. Она подумала, как храбро он собирался на войну. Битва изменила его.

– Я трус, – сказал он.

– Нет, ты не трус. Битва была проиграна, и тебе надо было предупредить нас. Мужчины часто отступают, чтобы сражаться потом.

Ей не следовало говорить это, Табудай не думал о новых сражениях, бежав с поля боя.

– Я проклят, – бормотал он. – Признай это, Есуй… Я не выношу, когда ты повторяешь свою ложь.

– Это не ложь.

Есуй выползла из шалаша. Небо над лесом светлело. У нее сводило живот от голода. В последнее время они питались лишь ягодами да корешками, она не осмеливалась уйти подальше от шалаша, чтобы найти какую-нибудь пищу. Вскоре им придется открыть вену своей единственной лошади, чтобы досыта напиться крови, если Табудай откажется поохотиться. Он не разрешал ей скрываться из виду, словно боясь, что она бросит его.

Сам он бросил мать и своих людей на произвол судьбы. Он не присоединился к людям у завалов, которые те соорудили на холмах пониже. Один человек, которому удалось спастись, рассказал им о яростном натиске монголов, топтавших тела своих павших товарищей, чтобы добраться до татар. Ее мать сражалась и подбадривала людей, словно сама была вождем. Так сказал человек, избежавший кровавой бойни. И он видел, как погибла ее мать. Монголы не оставят в живых ее отца и братьев. И Есуген…

Ее сестра не может потеряться. Их души слишком тесно соединены. Если бы Есуген умерла, она бы тоже умерла.

Лошадь подняла голову и зашевелила ушами. Есуй слышала лишь щебетанье птиц. Монголы скоро прочешут лес. Только вчера она слышала, как далекий голос что-то кричал, проглатывая часть слов, как это делают монголы.

Она стала на колени у шалаша.

– Табудай, – сказала она, – мы должны уходить на север, в леса. Там мы укроемся. – Муж ничего не сказал. – Я собираюсь сходить к ручью и принести воды, а потом мы должны уйти.

Он выполз из шалаша.

– Какая ты храбрая, – сказал он. – Как ты цепляешься за любую надежду спасти своего трусливого мужа.

– Я не храбрая. Я трясусь от страха всякий раз, когда слышу, как трещит ветка. И ты не трус. Самые храбрые бежали от врага. Табудай, ты должен…

Он ударил ее по щеке, она качнулась и заморгала.

– Надо было дать убить себя. Лучше быть мертвым, чем слышать, как тебя стыдит собственная жена.

– Ты сам себя стыдишься, – прошептала она. – Теперь у меня нет никого, кроме тебя, а ты ничего не делаешь. – Она встала и поправила платок на голове. – Я принесу воды.

Она медленно спустилась с холма и оглянулась, Табудай шел следом. Она двигалась медленно, ловя каждый звук, пока не услышала тихое журчание воды. Это был ручеек, который вот-вот мог пересохнуть.

Наклонившись, чтобы наполнить бурдюк, она вдруг услышала крик, доносившийся снизу. Она замерла. Кто-то взбирался на холм. Затрещали кусты под ногами Табудая, бросившегося вверх, шум мог привлечь внимание врага. Внизу заржала лошадь. Есуй запуталась в полах длинной шубы и упала, а потом с трудом поднялась и стала карабкаться к шалашу. В просвет между деревьями она увидела, как Табудай расстреножил лошадь и вскочил в седло. Не успела она крикнуть ему, как он исчез.

Ветки цеплялись за нее. Есуй доковыляла до хижины и повалилась на землю. В груди рос гнев на Табудая, она боролась с этим чувством. Он не мог защитить ее сам, и монголы вряд ли станут убивать женщину. Она гадала, подумал ли он об этом, или им владел лишь страх.

Из-за деревьев показались десять всадников, направивших на нее свои луки.

– Пощадите! – крикнула она и натянула платок ниже на лицо.

– Ты не умрешь, – сказал один из всадников. – Догоните другого. – Пятеро помчались через лес. Приказывавший спешился, подошел к ней и поднял с земли. – Как тебя зовут?

– Есуй, – прошептала она. – Дочь Ихэ Черэна.

Монгол задрал голову и заорал:

– Хан хорошо вознаградит нас за тебя!

Ошеломленная, она смотрела на него.

– Ваш хан ищет меня?

– Да. – Он сдернул платок с ее лица. – И теперь я понимаю, почему.

– Очень жаль, – сказал другой. – Мы бы могли потешиться.

Есуй содрогнулась. Хану может понадобиться дочь Ихэ Черэна только для того, чтобы увенчать победу. Ей придется ублажать человека, который уничтожил ее народ.

Пятеро монголов съехали вместе с Есуй к подножью холма, где их ждали другие всадники с несколькими татарами – женщинами и детьми. Один всадник поскакал вперед, чтобы известить хана о пленнице, остальные посадили пленных на заводных лошадей и поехали, по пути делая привалы, чтобы кормить животных. Они приехали к стану ее отца на третий день, и к тому времени пятерка монголов догнала их, отказавшись от поисков Табудая.

Есуй отвела глаза от отрубленных голов, боясь увидеть голову отца. Привезшие ее направились с ней к шатру Ихэ Черэна, а других пленников увели.

Перед большим шатром их приветствовал часовой.

– Добро пожаловать, братья, – крикнул он. – Хан был доволен, когда услышал, что вы ее нашли. Он охотится у реки. Поезжайте туда и просите награду, а женщину оставьте здесь.

Есуй спешилась. Другой страж поднялся по лестнице и окликнул кого-то внутри. Пальцы Есуй дрожали, когда она поправила шубу.

– Есуй!

Она подняла голову. В дверном проеме стояла Есуген, на ней был халат с вышивкой и высокий головной убор жены нойона. На какое-то мгновение Есуй представила себе, что она входит в шатер и видит свою мать, сидящую у постели.

– Есуген, – прошептала она, взбежала по ступенькам и бросилась в объятья сестры.

Они прильнули друг к дружке, плача от радости, потеряв дар речи. Наконец Есуген велела служанке выйти и усадила Есуй на подушку.

– Я молилась, чтобы они нашли тебя, – сказала Есуген. – Когда мне сказали, что тебя нашли, у меня чуть не лопнуло сердце.

Есуй вытерла лицо. Первое впечатление от встречи с сестрой увяло, когда она поняла, почему Есуген здесь.

– Я просила монгольского хана разыскать тебя, и теперь ты со мной, как он и обещал.

– Ты просила его разыскать меня?

Есуген кивнула.

– Я сказала ему, что уступлю свое место тебе и что ты ему будешь даже лучшей женой.

Есуй вздрогнула.

– Я была с Табудаем.

Сестра вздохнула.

– Он жив?

– Мы бежали в предгорья вместе. Когда монголы нашли меня, он удрал на нашей лошади. – Есуй скривила рот. – Значит, теперь я принадлежу убийце нашего отца.

– Есуй…

– Мать приняла смерть от их рук. Много наших ушло в могилу.

– Мы – вместе, – сказала Есуген. – Что мы еще можем сделать, кроме того, чтобы жить, как живется. В нашей защите могут нуждаться те, кто остался еще в живых. Единственная возможность найти тебя зависела от наших врагов – вот почему я сдалась.

– Сдалась?

Есуген взяла ее за руку.

– Так велела мне сделать мама. – Она оглянулась. – Я пряталась на холмах, и дух матери явился мне во сне.

Она сказала мне, что нас погубили наши мужчины и что мне надо искать спасения тем способом, на который я способна. Она послала меня сюда. Сначала, когда я сдалась, я не знала, что попала к хану. – Она перевела дыхание. – Дух матери привел меня к сердцу врага, и здесь нам будет безопаснее всего. Ты – все, что у меня осталось. Не питай ко мне ненависти за то, что тебя доставили сюда.

– Как я могу тебя ненавидеть? Я боялась за тебя так же, как ты за меня. Если мы должны принадлежать этим людям, то лучше быть женщинами их хана, чем рабынями кого-нибудь другого. – Есуй высвободила руку из руки сестры. – Твоя мольба, видимо, тронула его. Никогда бы не подумала, что такой человек может быть добрым.

– Это не доброта, – проговорила Есуген. – Он может проявить доброту, но я не думаю, чтобы он испытывал жалость или любовь. Ему забавно доставить тебя ко мне и приблизить обеих. Если он видит привязанность, если он доволен, то вознаграждает тех, кто служит ему. Я бы не хотела подвести его, Есуй. Если бы я это сделала, один взгляд его сжег бы мою душу.

– И такой человек возьмет меня в жены?

– Я бы скорей искала убежища в орлином гнезде, чем почувствовала бы его тень на себе перед ударом. Теперь он единственная наша защита.

Хан с несколькими своими людьми возвратился тем вечером в свой шатер. Первый же взгляд на его странные светлые глаза убедили Есуй в правоте сестры. Когда он подошел, она отпрянула. Есуген дала ей чистый халат и головной убор, но дни, проведенные в лесу, не могли хорошо отразиться на ее внешности.

– Значит, ты и есть сестра, – сказал он, – которую моя жена просила найти. – Его тихий голос привел ее в ужас. Глаза у него, как у кошки. Он играл с ней, давая ей понять, что только он может решить ее судьбу. – Она сказала, что уступит тебе собственное место, если я решу оставить тебя.

– Я молюсь, чтобы ты оставил. – Есуй взглянула на сестру, которая стояла на коленях рядом, черные глаза сестры были полны сомненья. Он может удалить ее, разлучить с сестрой просто для того, чтобы показать, что может это сделать.

– Ладно, я оставлю тебя. – Он улыбнулся. – Моим людям было нелегко найти тебя.

Он пошел к постели, а они с Есуген поднялись с колен. Женщины принесли мужчинам еду и питье. Есуй села слева от хана, а Есуген за ней. Есуген шепотом назвала каждого нойона по имени, показывая пальцем, а мужчины пили и вели свою беседу. Есуй вспомнила, как люди ее отца вели себя в его присутствии: робко, выбирая слова, а люди этого хана, казалось, вели себя при нем непринужденно.

Когда отужинали, встал некто Мухали.

– Хотелось и дольше пользоваться твоим гостеприимством, – сказал он, – но тебе, наверно, не терпится насладиться своей новой женщиной.

Все попрощались и вышли. После того, как служанки убрали блюда и кувшины, хан их отпустил.

– Я в затруднении, – сказал он. – Когда Есуген попросила меня поискать тебя, я не думал, что найду другую, равную ей по красоте. – Сейчас у него было доброе лицо, и все же оно казалось маской, глаза блестели, как драгоценные камни. – Она сказала, что ты недавно вышла замуж.

– Да, – призналась Есуй. – Муж убежал, когда твои люди нашли меня.

– Хорошо, что он это сделал. Есуген заставила меня дать обещание, что я пощажу тех, кого найдут во время поисков, и я бы расстроился, если бы пришлось ему оставить жизнь.

Есуй заставила себя смотреть ему прямо в глаза.

– Мы были женаты так недолго, что я сумею забыть его.

Она не смогла избавиться от горечи в голосе.

Он улыбнулся, явно довольный ее ответом. Есуген встала.

– Куда ты? – спросил хан.

Есуген отвернулась.

– Я подумала…

Хан чуть сощурился.

– Я не хочу запрещать тебе ложиться в постель. Ты останешься с нами.

Есуген изумилась.

– И ты в это время будешь заниматься любовью с моей сестрой?

– Я не мог придумать лучшего способа для тебя показать твою привязанность к сестре. Разумеется, и ей будет легче, если любимая сестра останется с нами.

Щеки Есуй пылали. Есуген покраснела, руки дрожали.

– Так не годится, – сказала младшая.

– Ты утверждаешь, – проговорил он тихо, – что я не смогу удовлетворить двух жен?

– О, нет… я этого не говорила.

Есуген закрыла рот ладошкой.

– Тогда хватит болтать.

Есуй медленно освободилась от халата, и пока хан раздевался, легла в постель и укрылась одеялом. Скоро все кончится, она попробует пока не думать об этом.

Он лег рядом с ней и сдернул одеяло, а Есуген легла с другой стороны. Его рука легла Есуй на грудь и скользнула к животу. Если он останется недоволен ею, могут пострадать обе – и она, и Есуген. Она ждала, готовясь отдаться ему в любой момент, но он продолжал ласкать ее живот и бедра, раздразнивать рукой. В полутьме она увидела, как сестра прижалась к нему.

– Будь терпелива, – прошептал он, и она услышала, как Есуген вздохнула. Его пальцы нащупали щель Есуй. Спина ее выгнулась, а ноги раздвинулись. Ее бросало то в жар, то в холод, он каким-то образом почувствовал, чего ей хочется. Она закричала так, будто боль вырвалась изнутри. Он стонал и трепетал в ее объятьях…

Они лежали, не шевелясь, тела были мокрыми от пота. Он натянул одеяло на нее и на себя. В тусклом свете лицо его приняло более ласковое выражение. Ее рука скользнула к его члену. Чья-то рука коснулась ее руки – это Есуген хотела взять его за член. Есуй убрала свою руку и согнулась калачиком рядом с ним.

– Видишь, – сказал он, – это не так уж и постыдно. Ты совсем как твоя сестра, а я знаю, как доставить ей удовольствие.

– Пожалуйста, теперь доставь удовольствие мне, – прошептала Есуген.

– Дай мне отдохнуть, – сказал он. – Ты обещала уступить место Есуй, а уже хочешь получить удовольствие сама.

– А ты сказал, что можешь удовлетворить двух жен.

Он помолчал немного, потом вздохнул и повернулся к Есуген. Есуй пробежала пальцами по его спине. Слабый свет очага дрожал на его ягодице и бедре. Его тело закрывало сестрино. Долгий вздох Есуген был похож на дуновенье ветра в сосновом лесу.

– Ах, – вздыхала Есуген. – Ах.

Дыхание ее участилось, она стала задыхаться. Есуй припомнила, как он касался ее, и представила себе, что сейчас ощущает сестра. Ее соски отвердели, щель опять становилась мокрой. Есуй вздохнула. Он повернул голову к ней. Он знал, подумала она, он догадался, что заставит их обеих любить его. Ее сестра стонала, сцепив ноги у него на спине. Есуй закрыла глаза и ощутила удовольствие Есуген внутри себя самой.

74

Хан вскоре перекочевал на запад к озеру Буир, где его стада паслись на пастбищах, а его люди охотились на уток и журавлей, летовавших на болотах. Хонхираты, расположившиеся севернее куреней хана, не делали никаких вылазок против монголов, которые уничтожили их союзников-татар, и хан не посылал людей против соплеменников своей первой жены.

К тому времени Есуген дали собственную юрту, отнятую у другого татарского вождя, и ее жилище поставили рядом с шатром Есуй. Когда овцы отъелись, монголы устроили пир, чтобы отпраздновать свою победу. До этого хан был склонен охотиться и отдыхать со своими двумя новыми женами. Сестры просили его за своих двоюродных сестер и других пленниц, которых они знали, и он отдал многих из них своим близким товарищам.

Есуй старалась не думать о прошлом. Времена, когда ей хотелось закрыть лицо руками и плакать, приходили все реже. Выжившие татары теперь стали монголами. Дети быстро забывали своих погибших отцов и братьев. Так захотел Тэнгри, сделавший Тэмуджина Своим мечом.

Есуй встала и оделась, а потом пошла к очагу. Рабыни стояли на коленях на полу и подворачивали войлок стен снизу, чтобы шатер продувало свободнее теплым летним воздухом. Женщина у очага дала ей чашку с похлебкой, которую Есуй отнесла хану. Тэмуджин дал ей рабынь-татарок из дальних куреней, женщин, которых она не знала, и поэтому ей было легче не жалеть их.

Тэмуджин поел и оделся.

– Одно в лете не люблю, – сказала Есуй. – Ночи слишком короткие.

Он засмеялся.

– Если бы они были длиннее, я бы спал еще меньше.

Она обхватила его руками и положила голову ему на широкую грудь. Есуген все еще боялась его, но Есуй потеряла страх, уверенная в своей женской власти над ним.

Он вышел из шатра. Женщины выбежали наружу, чтобы присоединиться к тем, что готовили еду для пира. Есуй тоже вышла и увидела хана среди дневной стражи. Борчу с еще одним человеком спешили к нему.

– Джэтэй приехал из стана твоей матери, – сказал Борчу. – Он говорит, что у него есть новости о твоем сыне Тулуе.

Есуй пошла к мужчинам.

– Что за новости ты привез? – спросил хан.

– Хорошие новости, – ответил Джэтэй, – хотя все могло случиться по-другому. Бортэ-хатун послала Тулуя к бабушке на время, и я был среди тех, кто сопровождал мальчика. Какой-то бродяга пришел к юрте твоей матери в то время, когда она разговаривала с Алтани, женой Борогула. Бродяга попросил покормить его, и Оэлун-хатун привела его в юрту к очагу. В юрту вошел твой сын, и этот человек схватил его и приставил нож к горлу, сказав, что он Харгил-шира, татарин, и что мальчик заплатит за отцовские дела.

Несколько стражей выругались. Лицо Тэмуджина не дрогнуло. Есуй увидела гнев в его глазах.

– Продолжай.

– Татарин выволок Тулуя из юрты. Алтани и хатуи побежали за ним. Твоя мать звала на помощь, а Алтани ухватила человека за косы и выкрутила нож у него из руки. Мы с Джэлмэ забивали бычка и, услышав крики, бросились на помощь. Алтани расцарапала лицо тому человеку, а мы добили его топорами.

– Вы с Джэлмэ будете вознаграждены за то, что вы сделали, – сказал Тэмуджин, – а также Алтани. – Он помолчал. – Я мог потерять сына. Татары, которых я держу здесь, заплатят мне за это. Все татарские мальчики, которые остались с нами, даже младенцы в люльках, умрут.

– Нет! – закричала Есуй. – Ты не можешь быть таким жестоким! Они не виноваты…

Хан сверкал глазами, лицо его побледнело.

– Я распустил свою новую жену. Кажется, она хочет сказать свое последнее слово. – Его тихий голос резал ее без ножа. – Она еще не научилась знать свое место. Наверно, мне надо было оставить ее тело в лесу, где ее нашли.

Мужчины молча смотрели на нее. Женщины у костров за юртами тоже молча вцепились в баранов, которых они пригнали для заклания перед пиром.

– Отдать приказ? – спросил наконец Борчу.

Она встала на колени и протянула руки.

– Я прошу мужа сперва выслушать меня.

– Опять жалость. – Хан кривил губы. – Жалость моей матери к бродяге едва не лишила меня сына.

– Это не жалость. – Голос у нее осел. – Я только… – Мужчины, стоявшие поблизости, качали головами. Есуй обрела голос. – Много мальчиков попало в плен. Пройдут годы, и они станут твоими воинами. Ты потеряешь всех будущих слуг, убив их сейчас. Разве ястреб убивает своих птенцов?

– Еще одно слово, женщина, – сказал он тихо, – и от тебя мокрое место останется, а твоя сестра обнимет тебя в могиле. Я не хочу иметь жену, которая будет напоминать мне постоянно о той, что так огорчила меня сейчас.

Она услышала крик. Ее сестра вдруг оказалась рядом. Есуген стала на колени и обняла Есуй.

– Хан может поступать по своему усмотрению, – сказала слабым голосом Есуген и прижалась лбом к земле.

– Никогда не забывайте, – возгласил Тэмуджин, – что ваши жизни в моих руках. – Он оглядел своих людей. – Но в том, что сказало это несчастное существо, есть доля мудрости. Когда мальчики станут мужчинами, я могу составить из них целое войско. Поэтому и только поэтому я оставляю их в живых.

Мужчины, казалось, повеселели. Они, наверно, сожалели о жестоком решении, но Есуй знала, что приказ они выполнят беспрекословно.

– Спасибо, – прошептала она.

– Я не оказываю милосердия ради тебя. Вставай, Есуй. – Ноги тряслись, когда она вставала. Он потянул ее за руку к шатру, прочь от других.

– Прости, – сказала Есуй.

– Никогда не говори так со мной перед моими людьми. Раз я отдал приказ, ты не должна прекословить. – Он снизил тон. – Если я отдаю команду, она должна быть выполнена без рассуждений. На этот раз я прощу тебя, но не испытывай моего терпения впредь. Я разрешаю тебе сделать только одну ошибку. – Он взял ее руками за горло. Она подумала, как легко он может задушить ее. – Готовься к пиру.

На пиру хан сидел под балдахином между Есуй и Есуген. Его ближайшие товарищи из монгольского генералитета выстроились в ряд справа. Слева от Есуй женщины-татарки, которые были пожалованы генералам, болтали друг с дружкой, а другие женщины-татарки подносили им кумыс.

Есуй смотрела на сестру. Лицо Есуген осунулось, Есуй с ужасом подумала, как близки они обе были к расправе. Есуген тоже поплатилась бы за ошибку Есуй. Хан предложил ей кусок мяса на кончике ножа. Он простил ее, но милосердие его казалось таким же холодным, как и нож.

«Отлично, – подумала она, – больше я его не подведу».

Она посмотрела на стан. На пир собирались гости. Несколько человек сидели под одиноким деревом и играли на струнных инструментах. Несколько мужчин боролись, а другие бродили от костра к костру, останавливались поесть и выпить у котлов. Какая-то кучка людей двигалась в направлении ханского шатра, следом шел еще человек с опущенной головой. Есуй потянулась за кубком, когда человек поднял голову.

Она узнала Табудая и ужаснулась. Она затаила дыхание, чувствуя, как кровь отливает от лица. Трясущейся рукой Есуй схватила кубок. Она заставила себя отвернуться.

– Ты побледнела, – сказал Тэмуджин.

– Не обращай внимания.

Рука тряслась так, что она едва не пролила кумыс.

– Я слышал, как ты вздохнула, Есуй. Тебя беспокоит что-нибудь?

В горле стал комок. Лицо Тэмуджина поплыло. Она боялась потерять сознание.

– Ты что-то увидела. – Он посмотрел на приближавшихся людей и вскочил. – Борчу! Мухали! – Два нойона тоже вскочили и подбежали к нему. – Кто-то там напугал мою Есуй. Вели всем, кто вокруг, разобраться по родам.

Нойоны ушли распоряжаться. Табудай остановился и пристально посмотрел на хана. Есуй взглянула на сестру. У Есуген от страха широко раскрылись глаза. Кучки людей рассыпались и выстраивались. Табудай подошел поближе, все еще один.

Что могло привести его сюда? Она знает: Табудай наконец обрел свое мужество.

Тэмуджин пошел к ее мужу и остановился в нескольких шагах от него.

– Ты стоишь один, – сказал хан. – Где твой род?

– Здесь нет моего рода, – ответил Табудай. – Из-за тебя мой род больше не существует.

Борчу и Мухали пошли к нему, держа руки на рукоятях мечей.

– Кто ты? – спросил Тэмуджин.

– Я Табудай, сын татарского вождя Гунана – много твоих воинов заплатили жизнями за его жизнь. Я муж Есуй, дочери Ихэ Черэна. Я пришел в этот стан только для того, чтобы увидеть, кто разгромил нас, и взять немного еды. Я был уверен, что среди множества людей одинокий воин не будет заметен. – Табудай посмотрел мимо хана на Есуй. – Когда я увидел свою жену, я захотел лишь взглянуть на ее лицо еще раз и вспомнить счастье, которое у нас было таким коротким. Я вижу, что она процветает.

Он хотел, чтобы она увидела его, чтобы знала, что он осмелился прийти в стан врагов. Теперь он не сможет сделать хану ничего. Тэмуджин, конечно, пощадит его.

– Нет, – сказал Тэмуджин. – Я не думаю, что ты пришел сюда просто на пир. Ты пришел шпионить и подсматривать, что бы можно было украсть. Ты хотел привести сюда других, которые задумали совершить набег.

– Я один, – сказал Табудай, – и я не шпион.

– Ты враг. Я дал приказ, согласно которому всякий татарин выше тележной чеки расстанется с жизнью, а ты давно перерос эту меру. – Хан неистово взмахнул рукой. – Отрубите ему голову!

Есуй вцепилась в собственный халат. Хан посмотрел в ее сторону, она не осмелилась сказать ни слова. Табудай снял шапку и стал на колени. Борчу первым нанес удар мечом, который глубоко рассек шею. Меч Мухали довершил дело. Тело медленно повалилось вперед, выбрасывая толчками кровь. Голова свалилась к ногам хана.

Есуген думала, что сестра закричит, зарыдает, побежит прочь, но Есуй осталась на месте, лицо ее побледнело. Она не сказала ничего, когда унесли тело и голову. Когда Тэмуджин вернулся к ним и сел, Есуй взяла кусочки мяса, которые он предложил, и набила рот. Ей подливали кумыс, и Есуй пила, пока снова не раскраснелась. Хан встал, чтобы плясать со своими людьми, а Есуй хлопала в ладоши и визгливо хохотала.

Есуген так и не пришла в себя, хотя досидела до конца пира. Песни, шум веселья больно отдавались в ушах. Она не осмелилась уйти до вечера, когда наконец все побрели, шатаясь, к своим лошадям и юртам. К тому времени Есуй так напилась, что Есуген пришлось помочь ей встать и отвести к шатру. Есуген уложила ее в постель, а потом села рядом.

– Мне остаться? – спросила она.

Есуй ничего не ответила. Есуген уткнулась лицом в плечо Есуй и заплакала.

– Перестань, – сказала Есуй бесцветным голосом. – Хану не понравится, что ты плачешь.

– Мне все равно! – Есуген закашлялась и вытерла глаза. – Это я довела тебя до такого. Сможешь ли ты простить меня когда-нибудь?

– Прекрати это, Есуген. Если он увидит тебя такую, наказаны будем мы обе.

Есуген ломала руки. Сестра права. Им придется пережить и эту смерть, забыть вместе со всеми другими.

Она встала и начала ходить. Есуй села на постели и уставилась на огонь в очаге. Есуген подкармливала огонь, боясь возвращаться в свою юрту. Хан может прийти туда, а ей не хотелось оставаться с ним наедине.

Она ждала у очага до тех пор, пока раздавались пьяные выкрики, а это значило, что хан еще с людьми. Заскрипели ступени. Хан крикнул что-то ночным стражам и вошел.

Он прошел мимо Есуген, не взглянув на нее, и остановился у постели.

– Ты поступила правильно, Есуй, – сказал он. – Никаких просьб о пощаде, ни протеста против моего приказа. – Он сел. – Он, наверно, знал, что я ни за что не оставлю его в живых.

Есуй подняла голову.

– Я не буду оплакивать его. Он хотел умереть. У него нашлось достаточно мужества, чтобы прийти сюда, и ему, видимо, хотелось доставить себе удовольствие храбро погибнуть на моих глазах.

Руки Тэмуджина сжались в кулаки.

– Теперь я буду наслаждаться тобой еще больше, зная, что он мертв.

– Он сам выбрал себе смерть, – сказала Есуй. – Теперь я могу вспоминать о нем, как о человеке, осмелившемся храбро посмотреть тебе в глаза.

Хан тряхнул ее.

– Тебе не надо думать о нем вовсе.

– Конечно, муж мой. Я должна покориться тебе.

Есуген встала и пошла к выходу.

– Ты останешься с нами! – крикнул он.

Она пошла к постели и разделась, а хан помог раздеться сестре. Есуген легла в постель и свернулась калачиком на восточной стороне, стараясь держаться от него подальше.

Она думала, что он повернется к Есуй, а он схватил ее, не утруждая себя ласками. Он силой раздвинул ей нош и взял ее со спины, больно стискивая груди. Есуген терпела, чувствуя его учащенное дыхание у уха. Когда он вышел, она легла на бок спиной к нему и укрылась одеялом.

Сестра и хан лежали тихо и молчали. Есуген заснула. Ей снился пир и люди, которые выходили вперед и предлагали свои головы хану, а потом плясали, подкидывая головы туловищами. Она убежала с пира и проснулась.