Текст книги "Повелитель Вселенной"

Автор книги: Памела Сарджент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 51 страниц)

39

Тогорил был пьян. Хасар взглянул на хана кэрэитов: тот, раскачиваясь на деревянном троне, все еще гладил соболью шубу, которую преподнес ему Тэмуджин. Круглое лицо хана блестело от пота, а пальцы алчно зарывались в мех.

Живот у Хасара болел от переедания, кэрэиты угощали их уже два дня. Они с братьями собирались отъехать на рассвете, но Тогорил настоял, чтобы они выпили с ним еще, и теперь большой шатер заполнили генералы, солдаты и торговцы, которых пригласил хан.

Хан встал, соболья шуба упала к его ногам. Тэмуджин тоже встал, подобрал шубу и набросил на трон. Тогорил обнял его.

– Я доволен, – сказал Тогорил трубным голосом; пирующие умолкли. – Ты сделал мне лучший из подарков, ты, сын моего анды. Я говорю Не только о шубе, как бы она ни была хороша, но и о присяге, которую ты мне дал.

– Ты оказываешь мне честь, – ответил ему Тэмуджин, – принимая подарок и говоря, что всегда будешь мне отцом. Я клянусь тебе снова – ничто не станет между нами.

– Мое обещание живет здесь, – сказал Тогорил, ударив себя кулаком в грудь. – Я соберу твоих разбежавшихся людей и верну их тебе. Все узнают, что сын Есугэя – мой сын.

Он поклялся в этом раньше, предложив совершить жертвоприношение, закрепляющее клятву, но теперь повторил ее снова, словно бы напоминая себе и всем присутствовавшим о ней. Тогорил принял Тэмуджина очень тепло и поделился воспоминаниями о Есугэе, который помог ему вернуться на ханский трон. Хан велел подать гостям кумыс в золотых чашах и подарил им одежду из верблюжьей шерсти. Его табуны были столь многочисленны, что он мог менять коней каждый день, и все равно их хватило бы больше, чем на год. Воины его исчислялись тысячами. Его десять жен, сидевших по левую руку, были облачены в шелковые халаты, украшенные золотом и драгоценными камнями. Караваны с востока и запада останавливались в его курене для торговли и пользовались неприкосновенностью при проходе через его земли.

Увидев сына своего анды, хан вспомнил об источнике своего благосостояния. Тогорил никогда бы не вернулся на трон без помощи Есугэя.

Все подняли чаши, приветствуя хана и его нового союзника. Только сын хана Нилха, известный под именем Сенгум и сидевший рядом с отцом, казалось, не был тронут воодушевлением присутствовавших. Глаза молодого человека были холодны, когда он смотрел на Тэмуджина. Сенгум избегал гостей хана все время их пребывания в ханской ставке.

Грузное туловище Тогорила качнулось. Тэмуджин подхватил хана и тут же убрал руки.

– Я бы остался с тобой, – сказал Тэмуджин, – но мои люди ждут моего возвращения. – Он поклонился, а Бэлгутэй с Хасаром попятились к выходу. – Я буду служить тебе верно, отец.

– Иди с миром, сын, – разрешил Тогорил.

Нилха, прищурившись, наблюдал, как уходит Тэмуджин, не переставая кланяться хану. Тогорил завалился на трон и подправлял пальцем седые усы. Один из его священников-христиан возлагал на уходящих крестное знамение и возглашал благословение, а другой кадил золотым сосудом на цепях.

К платформе на колесах, на которой был установлен шатер, прислонили широкую лестницу. Хасар глубоко вдохнул прохладный воздух, довольный, что удрал из гнетуще жаркого помещения, и быстро спустился по ступенькам. Два мальчика держали под уздцы их лошадей, обремененных переметными сумами с подарками хана.

Они сели на коней. Кэрэитский курень простирался на юг вдоль реки Толы, кольца юрт и кибиток терялись вдали. Многочисленный скот пасся на открытой местности, прилегающей к лесу на западе. Зависть глодала Хасара: все это принадлежало Тогорилу, который за эти годы ничего не сделал для сына своего анды. Но теперь хан – их покровитель, и его власть послужит целям Тэмуджина. Хасар оглянулся на орду, ставку хана, когда они уже отъехали; желтый шелк большого шатра казался золотым на полуденном солнце.

Братья ехали на восток по берегу Толы, а потом повернули на север. За истоптанными пастбищами кэрэитов лежала равнина, поросшая травами и цветами. Далеко на севере виднелся горный хребет. Тэмуджин, казалось, глубоко задумался. Он не разговаривал, пока курень не остался далеко позади и они не остановились попоить лошадей.

– Что думают мои братья, – сказал Тэмуджин, – об анде нашего отца?

Бэлгутэй прихлопнул муху.

– Он быстро согласился, чтобы ты стал его вассалом, – проговорил он. – Оэлун-экэ будет рада, что шуба, которую мать твоей жены подарила ей, принесла пользу. Наверно, ей грустно было расстаться с ней.

Хасар взглянул на сводного брата. Бэлгутэй редко отвечал на вопросы Тэмуджина прямо, а вместо этого выписывал круги наподобие охотников, окружающих дичь, пока не выяснял, какой ответ Тэмуджин сочтет благоприятным.

– Я отдам матери одну из золотых чаш хана, – сказал Тэмуджин, – и пообещаю ей новую шубу. – Он спешился и взглянул на Хасара. – А ты что думаешь?

– Хан Тогорил не за шубу благодарен, – ответил Хасар. – Даже такую хорошую. Я подозреваю, что до нашего приезда старый приятель отца не знал, что ему делать. Он уже терял трон ранее и теперь сидит на нем непрочно, потому что родной брат и в изгнании может представлять для него угрозу.

Один из братьев Тогорила нашел убежище у могучих найманских племен на западе. Правитель найманов мог бы воспользоваться этим и выступить против хана кэрэитов.

– Поскольку ты можешь сослужить ему службу, – продолжал Хасар, – он будет с тобой дружить. Хорошо, что его люди говорили о мудрости этого союза, но мне интересно, что бы он решил, если бы никто не вступился за тебя. Я не думаю, что его сын Нилха хочет этого союза.

Тэмуджин кивнул, он думал то же самое.

– Я нужен ему для борьбы с врагами, – сказал он, – а мне нужна его поддержка. Мы оба получаем то, что хотим, а это идет союзу только на пользу. – Он положил руку на седло Хасара. – Тебе хочется попасть домой, я знаю, но надо отложить возвращение домой на несколько дней.

Хасар наклонился к нему:

– Поезжай в стан к Джамухе. Я сделал бы это сам, но очень уж скучаю по жене.

Хасар осклабился:

– Понимаю, но почему ты хочешь, чтобы поехал я?

– Джамуха – тоже вассал Тогорила-эчигэ, и когда он узнает, что я присягнул ему, мои намерения могут показаться ему сомнительными.

– А чего ему беспокоиться об этом? – спросил Бэлгутэй. – Ты – его анда, у него нет причины сомневаться в тебе.

– Воистину нет. – Тэмуджин криво усмехнулся. – Не мешало бы напомнить ему это. Поддержка Тогорила привлечет ко мне много людей, и я не хочу, чтобы Джамуха подумал, что я становлюсь его соперником. Если хан Тогорил решит, что кто-нибудь из нас становится слишком сильным, он способен стравить нас. Надо заверить моего анду, что я никогда не предам нашего союза.

– Он наверняка знает это, – сказал Бэлгутэй. – Ты сомневаешься в нем?

– У меня нет никаких сомнений, – сказал Тэмуджин очень спокойно. – Джамуха был нашим товарищем, когда у нас не было друзей. Разве я могу забыть об этом? Но он привык видеть во мне человека, обладающего меньшей властью, чем он, а такое положение скоро переменится. Ему надо сказать, что это не меняет наших дружеских отношений.

– Я поеду, – решил Хасар. У Тэмуджина, возможно, нет сомнений, а у него есть.

– Дай ему одну из ханских золотых чаш, – сказал Тэмуджин, – и скажи ему, что он живет в моем сердце.

Хасар нашел небольшой джайратский стан на берегу Онона. Люди сказали ему, что Джамуха-багатур разбил свой стан как раз в начале Хорхонахской долины, и послали конного вестника предупредить джайратского вождя о том, что Хасар находится на пути к нему.

Джамуха с несколькими приближенными ждал его вне куренного кольца. Он радостно обнял Хасара, а потом быстро провел меж двух костров к юрте. Отпустив людей, джайрат предложил Хасару войти в юрту.

Стоявшая у очага молодая женщина поклонилась, а пожилая, бывшая при ней, стала на колени.

– Моя жена Номалан, – представил Джамуха.

Хасар поклонился женщинам.

– Поздравляю тебя. Я не знал, что ты женился.

– Мы поженились еще ранней весной. – Джамуха махнул рукой. – Оставьте нас одних. – Женщины поспешили к выходу. – У мужчины должна быть жена, – добавил Джамуха, – но жаль, что эти существа нельзя держать вместе с племенными кобылами большую часть времени.

Хасар попытался представить себе, как его брат говорит такое о Бортэ, и хихикнул. Джамуха подвел его к постели, усадил и дал кувшин с кумысом.

– Я призову приближенных позже, – сказал Джамуха, тоже садясь, – но теперь ты должен рассказать мне о моем анде.

Хасар рассказал ему о поездке в кэрэитский курень. Молодой человек улыбался и кивал, явно довольный новостями. Его красивое лицо засияло, когда Хасар вручил ему золотую чашу, а потом пересказал клятвы, которые дали друг другу брат с Тогорилом.

– Рад слышать это, – сказал Джамуха. – Люди теперь гурьбой пойдут к твоему брату, а другие вожди станут считать его ровней.

– Я считал, прости, если ошибся, что ты когда-то надеялся сделать Тэмуджина своим вассалом.

Джамуха рассмеялся.

– Я надеялся ехать рядом. Неужели ты думаешь, что я мог бы считать своего анду подчиненным? Я мечтал только о том, чтобы соединить наши силы. – Он приподнялся с подушки. – Я рад, что ты сказал мне это, Хасар. Мне жаль только, что сам анда не приехал ко мне. Я очень скучаю по нему.

– И он скучает. Его друг Борчу, сын Наху Баяна, живет теперь в нашем стане, и он поклялся никогда не покидать Тэмуджина, но даже он не может занять твое место в сердце брата, как бы ни любил его брат.

Глаза Джамухи засияли.

– Я вспоминаю его с удовольствием. Наверно, они с твоим братом находятся в еще более тесных отношениях; чем прежде.

Холодноватая нотка в тоне Джамухи встревожила Хасара.

– Они быстро подружились. Разумеется, они не названые братья. Тэмуджин никогда не забудет, что ты был его единственным другом в трудное время. – Он глотнул кумыса. – Ему хотелось приехать сюда, но в стане его ждут обязанности и молодая жена. Ты понимаешь, как ему не терпится быть с ней после долгих лет ожидания.

– Жена? – переспросил Джамуха.

– Бортэ, девочка-хонхиратка, с которой он был помолвлен еще ребенком. Она красивая, какой и обещала быть, по его словам. Во время первых дней, проведенных с ней, он не покидал юрты, пока солнце не поднималось высоко над горизонтом, и часто затаскивал ее в юрту еще до захода солнца, и они оба смеялись…

– Мужчины часто ведут себя по-дурацки, когда женятся в первый раз, – сказал Джамуха, побледнев и сощурив глаза. – Это проходит.

Откашливаясь, Хасар думал, что Джамухе надо бы порадоваться счастью анды.

– Она всего лишь женщина, – оправдывался Хасар, – но если ты увидишь, как она красива, то поймешь, почему он любит ее… И она прекрасная жена.

– Женщина – хорошая жена, если она выполняет свою работу и рожает сыновей, все остальное – не в счет.

Джамуха встал и пошел к выходу.

– Я призову своих людей.

40

Тэмуджин сказал:

– Давай наперегонки до тех деревьев.

Бортэ оглянулась на Борчу и Джэлмэ.

– Ты не хотел бы, чтооы я обогнала тебя на глазах у товарищей?

Тэмуджин наморщил лоб.

– Это мы еще посмотрим.

К ним подъехал Джэлмэ, а потом Борчу с ястребом на руке; битые зайцы и журавли были привязаны к седлам молодых людей. Тэмуджин передал своего сокола Джэлмэ.

– Я вызываю свою жену скакать наперегонки, – сказал он. – Она думает, что выиграет у меня.

Борчу хихикнул.

– Может, выиграет.

Бортэ щелкнула лошадь плетью. Лошадь взяла с места в карьер, Тэмуджин бросился следом и быстро сокращал расстояние. Бортэ склонилась к холке и взяла лошадь в шенкеля. В высокую рыжую траву метнулся какой-то грызун, едва не попав под копыта мерина.

Рощица была как раз на берегу реки. Конь Бортэ на дюйм опередил тэмуджиновского. Она увидела болотце, хотела свернуть вправо и обогнуть его, но потом передумала. Поднявшись на стременах, она заставила лошадь перепрыгнуть болотце. Утки, кормившиеся в камышах, громко закрякали и разлетелись.

Она приблизилась к деревьям и натянула поводья. Серый мерин замедлил ход, когда она поравнялась с первым деревом, а потом и вовсе стал. Тэмуджин попридержал свою лошадь, которая пошла рысью.

– Ты выиграла, но немного, – сказал муж.

– И все же выиграла.

Лошадь танцевала под ней. Бортэ шагом объехала рощицу, давая мерину остыть. Тэмуджин держался рядом. За деревьями к северу от стана под надзором табунщиков паслось много лошадей.

Она подумала, как мал был стан, когда она приехала около трех месяцев тому назад, но весть о новом союзе Тэмуджина разнеслась быстро. Стан вырос с тех пор, как они перекочевали на реку Керулен, пополнившись родом Борчу из племени арулатов и сыновьями воинов, что ходили в набеги с отцом Тэмуджина. Тэмуджин принимал всех. Он отказывался от дани, не претендовал на часть их собственности, он даже подарил кожух одному человеку, одежда которого поистрепалась, а стрелы – другому, чтобы тот мог охотиться. Молва о его великодушии привлекала еще больше сторонников. Земля к западу от стана была догола истоптана большими табунами лошадей, стадами коров и отарами овец. Стану вскоре придется снова перекочевать.

Бортэ не выезжала из-под деревьев, в тени которых было прохладно, не так палило летнее солнце. Тэмуджин соскочил с лошади, стащил Бортэ с седла и силой уложил ее на землю.

– Постой, – смеясь, сказала она. – Что подумают Джэлмэ и Борчу?

– Только то, что я не могу дождаться ночи.

Она сопротивлялась. Он стал на колени и сжал ими ее бедра. Она боялась, что их видно среди деревьев, и вдруг ей стало все равно. Руки ее обвили его шею, он опустил голову и потерся щекой о ее щеку. Она закрыла глаза, вспоминая, как прошлой ночью ходило его естество у нее внутри, когда она села на него верхом.

– Бортэ, – шептал он.

Он снял ее руки с шеи и сел, улыбнувшись. Он одержал небольшую победу и теперь знал, что она сойдется с ним в любое время, даже здесь, на виду табунщиков и двух его друзей.

Она села и поправила платок, прикрывавший косы.

– Надо вести себя с большим достоинством, Тэмуджин. Твои люди будут поражены.

– Они узнают, что я люблю жену. – Он покачал головой. – Но, быть может, мне надо вести себя совсем по-мужски. Когда мы приедем, мне надо быть властным и приказать тебе почистить и освежевать дичь. Потом я крикну, чтобы ты подала ужин, и пригрожу побить тебя, если ты станешь копаться.

Бортэ наморщила нос, потом нахмурилась.

– Мне надо было взбить шерсть, а не ехать с тобой на охоту. Твоя мать подумает, что я глупая, ленивая девчонка.

– Никогда она так не подумает. Она не нахвалится тобой.

А это уже, она полагала, была ее победа. Она боялась, что его мать, которая столько перенесла, никогда не станет относиться к ней ласково, поскольку считает, что ни одна женщина не может быть ровней ей самой. Когда Оэлун-экэ месяц назад отвела ее в сторону, Бортэ подумала, что получит нагоняй. Мать Тэмуджина пристально поглядела на нее и сказала:

– Мой сын тебя очень любит. Я не верила ему, что ты такая. Даже когда ты приехала и я увидела, какая хорошая женщина твоя мать, я продолжала сомневаться в тебе и боялась, что твоя красота ослепила моего сына и он не видит твоих недостатков. Теперь я жалею, что у тебя нет незамужних сестер для других моих сыновей.

После этих слов вся тоска Бортэ по стану отца испарилась. Теперь она говорила с Оэлун без стеснения, и все часто соглашались с ее суждениями. Оэлун-экэ знала, кто из людей будет служить ее сыну хорошо, а кто может сбить его с толку дурным советом. Она понимала, какие женщины умны и как ей следует быть осторожной с теми, кто склонен к ревности и зависти.

Бортэ вспомнила, что сказала ей Оэлун вчера, когда они вместе с Хокахчин вязали одежду.

– Мужчины приезжают сюда, чтобы следовать за вождем, находящимся под покровительством хана кэрэитов. Они также думают, что Тэмуджин поможет им разбогатеть. Но удерживают их не клятвы и даже не победы, которые они могут одержать под его руководством. Он должен заслужить их верность, их покорность, их любовь, чтобы они и подумать не могли об уходе, даже если против него выступят тысячи. И мы должны быть верны ему, любить его, особенно ты.

– Я всегда буду любить его.

– Такой женщине можно верить. – Слова Оэлун преисполнили ее гордостью. – Другая жена стала бы кричать на него: «Почему у меня нет служанки? Почему у меня мало шкур и ковров? Почему ты не требуешь большей части добычи и не даешь мне положенного?» И мой сын послушался бы, а его люди вскоре говорили бы, что он не лучше любого другого вождя.

– Со временем он разбогатеет.

– Ты хорошая жена, Бортэ, но от тебя требуется больше, чем просто быть ровной и покорной. Ты должна также видеть своего мужа насквозь, соколиным взором замечать его ошибки. Ты можешь сказать ему то, что другой даже не осмелится упомянуть, то, что даже я побоюсь ему сказать. Очень долго кроме меня, братьев и сестры подле него никого не было. Он не привык доверять другим, но радость от обретения товарищей может застить ему глаза на их недостатки. Ты должна оказаться способной видеть, что они суть на самом деле, и предупреждать его по необходимости.

Бортэ удивилась, что мать Тэмуджина вообще замечает его недостатки.

Она прильнула к мужу, прижалась щекой к его халату.

К ним подъехали Борчу и Джэлмэ. Борчу был богат на улыбки, смех и бросался за Тэмуджином в рискованные предприятия без рассуждений, в то время как Джэлмэ всегда смотрел настороженно и подозрительно. Она не беспокоилась за этих двоих, их любовь к Тэмуджину была очевидна. Борчу так привязался к Тэмуджину, что прикажи тот, и он отдал бы другу все, что имел. Урянхаец Джэлмэ прибыл из северных лесов вместе со своим отцом, кузнецом по имени Джарчедэй, который давно обещал Есугэю, что его сын будет служить сыну багатура. Он всегда был поблизости и часто предугадывал желания Тэмуджина.

Оба молодых человека улыбнулись, видя, как Тэмуджин помогает Бортэ подняться с земли. Борчу уехал, а Джэлмэ спешился и повел поить лошадь к реке. Урянхаец остался, готовый подъехать к ним, если понадобится.

Тэмуджин усадил Бортэ на лошадь.

– Ты принесла мне счастье, Бортэ. У меня все меняется к лучшему.

Она улыбнулась.

– Это все благодаря твоему союзу с кэрэитами.

Он сел на лошадь.

– Перекочуем, и осенью я присоединюсь к анде. Пора укрепить наши связи.

Бортэ молчала. Оэлун-экэ говорила ей о Джамухе, одобряя его привязанность к сыну, но в глазах ее появлялась льдинка, когда она упоминала его.

– Мы всегда говорили, что будем вместе, когда вырастем, – добавил Тэмуджин. – Мы должны объединиться. Он просил меня об этом.

– И кто из вас станет во главе?

– Мы братья – оба и будем командовать.

Она смолчала, вряд ли дикие жеребцы откажутся драться за табун кобыл. Теперь она не станет думать о Джамухе – до осени далеко.

Они поехали к стану, огибая табун лошадей. Джэлмэ следовал за ними на расстоянии. На юге темный круг юрт и кибиток трепетал в горячем воздухе. Лето дарило ей бесконечно длинные дни. Она занималась домашними делами, ожидая ночи. В постели время всегда останавливалось. Был один лишь Тэмуджин, ее дух жаждал встретиться с его духом, вне их душ и тел никакого мира не существовало. И всегда будет один Тэмуджин. Впереди много дней, которые, как вехи, отмечают путь в будущие годы, они, от ночи к ночи, останутся неизменными.

41

Оэлун проснулась и села. Трое ее младших еще спали, а Хокахчин уже вышла из юрты. Она прислушалась, но услышала только тишину. Ветер, предвещавший грозу, наконец утих.

Хокахчин вошла в юрту.

– Уджин, – позвала шепотом старуха, – одевайся и пойдем со мной.

Оэлун оделась, накинула на голову платок и вышла за служанкой из юрты.

– Что случилось?

– Я почувствовала, что земля трясется, и подумала, что будет еще одна гроза, но небо чистое. – Хокахчин легла на землю. – Я прикладываю ухо к земле и слышу топот. – Она приникла головой к земле. – Вот и сейчас. Похоже, приближается какое-то войско.

Слух у старухи был, как у ласки, она часто слышала то, что не слышали другие. Оэлун стала на колени и прижалась ухом к земле. Теперь и она слышала низкий, едва различимый, далекий стук копыт.

«Тайчиуты, – подумала она. – Они наконец решили покончить с нами».

Она посмотрела вверх, небо было черным, но рассвет близился. Враги могут налететь на стан до рассвета.

Она вскочила.

– Буди Тэмуджина! Поднимай всех по тревоге!

Хокахчин побежала к юрте Тэмуджина, крича по дороге. Оэлун вернулась к себе в юрту и расшевелила Хачуна.

– Мы должны бежать, – сказала она. – Вы, дети, возьмете лишь оружие и столько продовольствия, сколько унесете… На коней и бежать.

Сын вскочил с постели и разбудил других детей, а Оэлун быстро начала собираться.

Крики снаружи разбудили Бортэ. Тэмуджин скатился с постели, надел рубаху и портки. Крик Хокахчин разбудил других.

– Нападают! Бегите!

Бортэ схватила одежду, а Тэмуджин рванулся к выходу и поднял полог.

Хокахчин, тяжело дыша, ввалилась в юрту.

– Тайчиуты нападают. Земля трясется под копытами их коней.

Тэмуджин надел саадак и колчан. Бортэ затянулась кушаком, дала мужу его копье и два бурдючка с кумысом, а потом сняла со стены свое оружие.

Они поспешили наружу. К югу от тэмуджинова кольца к юртам скакали два всадника. Издалека до Бортэ доносились визг женщин и испуганные крики детей. Она увидела, как Оэлун-экэ бежит к коновязи.

Борчу и Джэлмэ подъехали к ним, оба на тэмуджиновых меринах, ведя третьего на поводу.

– Скорей! – крикнул Джэлмэ, осаживая лошадь. – Мы не можем найти Сочигиль-уджин, но ваша мать и дети поедут с нами. Хасар и Бэлгутэй сейчас с ними.

Сердце Бортэ колотилось в груди. Мужчинам нельзя медлить, им остается одно – бежать, а позже совершить ответное нападение.

Тэмуджин нерешительно смотрел на двух друзей.

– У нас девять лошадей. Мать с Тэмулун поедут на одной.

Он потянулся за Бортэ, она отпрянула.

– Поезжай. Тебе понадобится заводная лошадь, когда остальные устанут. – Она толкнула Тэмуджина к Борчу. – Поезжайте! Они хотят схватить именно тебя. Если они тебя возьмут, мы пропали. Они задержатся, пока будут брать пленных. Я к тебе доберусь позже.

– Твоя жена говорит дело. – Джэлмэ нагнулся и схватил Тэмуджина за воротник. – Давай!

Тэмуджин взглянул на Бортэ последний раз и сел на лошадь.

– Охраняй ее, Хокахчин-экэ, – сказал он. – Спрячь ее куда-нибудь.

Он выдернул штандарт из земли, бросил его Борчу, и они ускакали. Бортэ оперлась о старуху, наблюдая, как всадники скачут по равнине. Арулаты пасли своих коней далеко от стана, поблизости коня не нашлось. Набежал скот, блеющие овцы носились между юртами. Несколько человек поехали к скале Бэрги на восток, а остальные поскакали за штандартом Тэмуджина.

– Мы будем сражаться, – прошептала Бортэ. – Если бы мы могли задержать их хоть ненадолго…

– Женщины и дети не могут сражаться с войском, – пробормотала Хокахчин. – Доверься мне, молодая уджин, я позабочусь о твоей безопасности.

Хокахчин нашла старого пятнистого вола и притащила его к кибитке. Несколько женщин бежали по берегу реки. Бортэ помчалась к юрте Сочигиль, зовя ее.

– Нам некогда ее искать, – крикнула Хокахчин. – Поспеши!

Бортэ побежала обратно к кибитке. Тэмуджин был слишком щедр по отношению к своим сторонникам. Для нее и Хокахчин нашлись бы лошади, если бы он брал больше себе.

– Залезай, – сказала старуха. Бортэ взобралась в кибитку, крытую кожей и набитую шерстью. Кибитка затрещала и затряслась – вол поволок ее. Хокахчин примостилась на облучке.

– Укройся, уджин, и лежи тихо. Молчи, что бы ни случилось.

Бортэ сняла саадак и колчан и спрятала под шерсть, которой была устлана кибитка, гремевшая и раскачивавшаяся.

– Я хочу добраться до реки Тангелиг, – добавила Хокахчин. – Там леса, спрячемся.

Кибитка скрипела, под Бортэ плясали доски. Тэмуджин рассказывал, как он прятался в повозке с шерстью, убегая от тайчиутов. Она молилась, чтобы он и сейчас спасся.

Так они и ехали под скрип колес. В щель она увидела свет позади кибитки, солнце вставало. Потом она услышала глухой, накатывающийся шум, который мог быть и топотом конских копыт. Во рту было сухо. Она думала, что теперь услышит грохот боевых барабанов, но они молчали. Враг хотел налететь на стан внезапно.

Стук копыт раздавался все громче, воины мчались за кибиткой. Она зарылась глубже в шерсть, которая набилась ей в уши, заглушая крики людей.

– Стой! – раздался мужской голос.

Бортэ лежала тихо, а кибитка скрипнула в последний раз и стала.

– Куда вы едете? – сказано было с акцентом, присущим северным племенам.

– Я только что отъехала от юрты вождя Тэмуджина, – ответила Хокахчин. – Прошу разрешить мне продолжить путь.

– А что ты там делала?

– Стригла овец. Я его служанка и теперь еду в свою юрту с шерстью делать войлок. Пожалуйста, разрешите проехать… вы, конечно, не отнимете у старухи эти клочки шерсти.

– А твоя юрта далеко? – спросил другой.

– Вот тут, прямо. Недалеко. Я сама не видела молодого багатура, так что не знаю, там ли он сейчас, но вам осталось до его стана немного. Я стригла овец, сами видите, так что я не могу сказать…

– Оставь ее, – сердито сказал кто-то.

Кибитка покатилась, стук лошадиных копыт замер. Бортэ подождала для верности, поползла вперед и ухватилась за сиденье.

– Их было мало, человек тридцать, – проговорила Хокахчин. – Остальные отряды окружают стан. Всего, видимо, человек триста. – Она помолчала. – Это не тайчиуты. На твоего мужа напали мэркиты.

Бортэ стиснула зубы. Старые враги Есугэя решили напасть на его сына, пока он еще недостаточно силен. Тайчиуты в свое время пощадили мужа, она питала слабую надежду, что если они схватят его, то оставят ему жизнь. Мэркитам не было смысла проявлять милосердие.

– Прячься, – сказала старая служанка. – Нас еще могут поймать.

Бортэ легла. Кибитка громко затрещала на ухабе. Бортэ мотало на досках, и все тело, казалось, стало сплошным синяком. До леса на берегу речки, наверно, осталось немного. Кибитка качнулась и завалилась набок. Послышался громкий треск.

Бортэ подумала, что сломалась ось. Хокахчин выругалась и хлестнула вола, а потом обернулась.

– Вон еще скачут за нами.

Бортэ легла и замерла. Снова затряслась земля под копытами.

– Старуха! – крикнул мужской голос. Заржала лошадь, Бортэ слышала, как всадники окружают кибитку. – В стане никого нет, кроме нескольких женщин и детей… Где остальные?

– Не знаю, – ответила Хокахчин. – Когда я уезжала, все было спокойно. Я…

– Ты знаешь больше, чем говоришь. Кто-то предупредил их, мы видели следы, ведущие из стана. Ты не шерсть везешь в свою юрту, а убегаешь.

– Я ничего не знаю. У меня только состриженная шерсть. Пустите меня.

– Со сломанной осью она далеко не уедет, – сказал кто-то с другой стороны кибитки. – В кибитке может быть не только шерсть.

– Нет там ничего, – заплакала Хокахчин.

– Я сам посмотрю, – сказал второй человек.

Бортэ дрожала под шерстью. Кибитка затряслась, когда кто-то влез в нее. Руки похлопали по шерсти, пальцы вдруг ухватили Бортэ за щиколотку. Она отбивалась, но ее вытащили из кибитки за ноги, пара черных глаз пялилась на нее. Она хотела ударить рукой по широкому лицу мужчины, но тот отбил руку и сбросил Бортэ на землю.

– Так вот что прятала старуха, – сказал человек. Он был большой, широкоплечий, плотный, как борец, но усики у него были жидкие, как у молодого человека. Бортэ встала с трудом. Вокруг стояли лошади, некоторые всадники наклонились в седлах, чтобы лучше разглядеть ее.

– Кого-то ждет награда, – добавил молодой воин. – Старая сука прятала красавицу.

Сопротивлявшуюся Хокахчин потащили за кибитку. Через седла двух лошадей были перекинуты животами вниз пленницы. У одной из них из-под платка выбились длинные черные косы. Пленница повернула голову – на Бортэ смотрели черные испуганные глаза Сочигиль.

Хокахчин вырвалась и поковыляла к Бортэ.

– Она просто глупая девчонка, – сказала служанка. – Хорошенькая, может быть, но ленивая и слабоумная. Она стригла шерсть со мной, а потом бросила работу – с ней только лишние хлопоты у вас будут.

– Слишком много говоришь. – Мужчина оттолкнул Хокахчин древком копья. – Ты врала раньше и сейчас врешь.

– Правду она говорит? – спросил человек, на седле которого висела Сочигиль. – Ты знаешь, кто эта женщина? – Он достал нож и приставил его к горлу Сочигиль. – Говори!

Сочигиль вскрикнула от укола ножом.

– Она Бортэ, жена Тэмуджина. Старуха Хокахчин – служанка у его матери. Это правда… Не делай мне больно.

Бортэ обняла старую служанку. Они пропали.

– Она говорит правду. Я – Бортэ-уджин. – Она бросила сочувственный взгляд на Сочигиль. – Она должна знать – она была второй женой Есугэя-багатура.

Молодой человек, который вытащил ее из кибитки, захохотал.

– Жена Тэмуджина! – заорал он, хлопнув себя по бедру. – Я нашел его жену! Мы отомстили этому монгольскому ублюдку!

Бортэ выпрямилась. Чем больше будет стоять тут этот и злорадствовать, тем больше будет расстояние между ее мужем и этими существами.

– Мой брат запляшет от радости, когда узнает, кого мы поймали, – сказал верзила и положил большую руку на плечо Бортэ. – Ты знаешь, кто я, женщина?

Бортэ открыла рот, но у нее сдавило горло.

– Откуда мне знать? – выдавила она из себя наконец. – Ты чужой. Ты что же, такой знаменитый, что я должна знать о тебе?

Мужчины засмеялись. Молодой человек осклабился и поднял руку. Она отшатнулась.

– Меня зовут Чилгер Бук, – возгласил он. – Мои товарищи дали мне прозвище Бук, Силач. – Он согнул руки. – Мой старший брат Ихэ Чиледу. Ты знаешь, что отец твоего мужа сделал с моим братом? – Он оскалил зубы. – Он украл его молодую жену через несколько дней после ее свадьбы с Чиледу. Он прогнал моего брата и увез его жену.

Бортэ повисла на Хокахчин. Оэлун-экэ никогда не говорила о первом муже. Мужчины снова рассмеялись, а Бортэ уткнулась лицом в халат Хокахчин.

– Она поедет со мной, – сказал человек по имени Чиглер Бук. – Я больше других имею право на нее.

– Забирай ее, – подтвердил старший по возрасту. – Вожди решат, будет ли она жить у тебя, мы и так задержались.

Молодой человек оттащил ее от Хокахчин, связал ей руки и подсадил на лошадь.