Текст книги "Повелитель Вселенной"
Автор книги: Памела Сарджент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 51 страниц)
81
Озеро Балюна было почти сухое, лужа в море грязи. Женщины шли через болото, время от времени наклоняясь, чтобы сорвать растение или отжать воду из грязи в кувшины. Грязная вода оставалась мутной, даже если ее отстаивали.
Тэб-Тэнгри многие дни пытался вызвать заклинаниями дождь. Бортэ видела, как он вместе с другими шаманами пел и бросал белые камушки в сосудики с водой. Стада угнали пастись на восток, и там мужчины нашли колодцы, но они тоже почти высохли. Далеко на севере видны были березы и ивы, за ними начинались леса на землях тунгусов. Монголам туда путь был заказан. На хонхиратских землях к ним присоединились их соплеменники, которые добрались до стана Тэмуджина со стадами и пожитками, чудом сохраненными при бегстве от кэрэитов. Тэмуджин повел их на север после того, как его посланец Архай вернулся и сказал, что Сенгум грозится войной. Сукэгэй, узнав, что его семья в плену у кэрэитов, решил остаться с ней. Тэмуджину мира не обещали, и он принужден был отступать. Хонхираты были теперь его арьергардом.
Кольца стана раскинулись вокруг всего озера Балюна. Даже подвергаясь опасности, ближайшие товарищи Тэмуджина оставались верны ему, хотя большинство могло найти себе место в рядах кэрэитов. Хан боялся, что муж его сестры может покинуть его снова, но Чохос-хаан привел своих людей к озеру Балюна. У жен хана теперь были юрты, правда, плохие и маленькие. Два старших сына Бортэ нашли себе жен среди хонхиратов, хотя вместо калыма Тэмуджин отделался обещаниями.
Ходжин и Алаха ковыляли к Бортэ, выдирая ноги из грязи. В кулачке Ходжин было зажато какое-то растение, а Алаха прижимала к груди две диких луковицы.
– Молодчины, – похвалила Бортэ.
Ходжин улыбнулась, ничто не могло сломить дух девочки. Ее мужество не давало Бортэ впасть в отчаяние. Холодный воздух пощипывал лицо, близилась осень, пора войны. Они как-нибудь выдержат, а там Небо будет благоприятствовать Тэмуджину в сражениях.
В тот вечер Тэмуджин пришел в юрту к Бортэ. Они молча ели растительную пищу и кусочек дичи, составлявшие их скудную трапезу. Наконец он велел своим женам и дочерям разойтись по своим юртам.
Тулуй и Угэдэй пошли к шкурам, служившим им постелями. Тэмуджин устроился на узкой кровати, стоявшей в глубине юрты, и смотрел на очаг. Черные мысли завладели им снова. Он не был с Бортэ с тех пор, как они пришли к озеру Балюна, не посещал других своих жен в их юртах.
– Надо сражаться, – сказал Тулуй, вытягиваясь на шкуре.
Тэмуджин взглянул на мальчика.
– Несомненно.
– Когда?
– Когда кэрэиты выступят в поход против нас. Мне кажется, они двинутся на восток и нападут на хонхиратов, и тогда мы ударим с севера.
Тулуй спросил:
– Может быть, тебе следует напасть первым.
– У меня не хватит людей для этого.
– У тебя есть хонхираты.
Тэмуджин покачал головой.
– Они будут сражаться, защищая свои земли, но у них нет выучки – для нападения они не годны.
Бортэ услышала стук копыт, а потом крики караульных. Муж схватился за меч.
– Тэмуджин! – послышался мужской голос. – Тут два разведчика с Даритай-отчигином. Он хочет поговорить с тобой.
Тэмуджин вздрогнул.
– Я выйду к нему, пусть он заходит.
Он встал и пошел к выходу. Мальчики пошли было следом, но Бортэ жестко остановила их.
– Он убьет дедушку Даритая, – сказал Тулуй.
– Наверно. Не выходи.
Она пошла к выходу и села как раз в дверном проеме.
Тэмуджин стоял возле костра, спиной к ней. Даритай спешился и подковылял к хану, а потом он упал на колени. Мужчины окружили его, из ближайших юрт спешили другие.
– Я пришел с миром, – сказал Даритай. – Рассчитываю на твое милосердие.
– Милосердие тебе будет оказано по заслугам.
– Он принес вести о заговоре против Ван-хана, – сказал один из разведчиков. – Твой дядя и его люди вынуждены были бежать от кэрэитов. Его люди караулят в дне пути отсюда, на юге, а сам Даритай-отчигин захотел увидеть тебя немедленно.
Бортэ заметила, как напряглась спина мужа.
– Говори, дядя, – сказал он тихо. – Хан желает выслушать твое последнее слово.
Даритай стукнулся головой о землю и выпрямился.
– Тогорил не может руководить, – сказал он. – Что скажут ему, то он и делает. Джамуха наконец понял это, как и Хучар с Алтаном. Мы секретно посовещались и пришли к выводу, что пора выступить против него. Джамуха сказал, что мы сами можем стать ханами, не присягая ни кэрэитам, ни тебе, но я понял, что устранение Тогорила может пойти тебе на пользу.
Бортэ сомневалась, что Даритай и в самом деле заботился о благе своего племянника.
– Мы собирались застать Ван-хана в его стане врасплох, – продолжал Даритай, – но случилось так, что его предупредили, и нам пришлось бежать. Джамуха и другие поехали на запад, в страну найманов, а я решил податься к тебе. Один человек в стане хонхиратов сказал, что ты направился сюда, и твои разведчики перехватили меня. – Он склонил голову. – Я мог бы поехать с другими на запад, но теперь я вижу, как они ненадежны, даже Хучар, который был мне вместо сына. Я заслуживаю наказания, но, может быть, я залечу раны, которые нанес, помогая тебе теперь. Я проклинаю тех, кто увел меня от тебя. Я проклинаю себя за то, что послушался их. – Отчигин достал нож, надрезал большой палец, с которого закапала кровь. – Пусть я истеку кровью, если предам тебя еще раз.
– У тебя не будет возможности предать меня, – сказал Тэмуджин, – если я покончу с тобой сейчас же.
Широкие плечи Даритая поникли.
– Я знал, что мне нет прощенья, и все же я поехал к тебе. Одно это показывает, как глубоко я раскаиваюсь.
– Отец убьет его, – прошептал Тулуй за спиной Бортэ.
– Ты заслуживаешь смерти, – сказал Тэмуджин. – Но ты брат моего отца, и ты привел на мою сторону людей, в которых я нуждаюсь. Живи, Даритай, но помни: если когда-нибудь возникнет хоть тень сомнения в тебе, если до меня донесется хотя бы один слух о твоей неверности, если ты хоть раз плохо отзовешься обо мне, даже в пьяном виде, твой труп будет скормлен воронам. Ты должен сделать все возможное, чтобы доказать свою верность, и молись, чтобы не нашлось причины сомневаться в тебе. При малейшей ошибке тебя найдет смерть.
– Ты милостив, Тэмуджин, – сказал Даритай.
– Ты будешь жить под моим мечом. Наверно, лучше тебе было бы умереть. – Тэмуджин махнул рукой. – Уведите моего дядю в юрту к Бортэ. Утром они с Борчу поедут к его людям и приведут их сюда, чтобы они присягнули мне.
Он повернулся. Бортэ встала и отошла от входа. Он вошел, направился к постели и сел.
– Полагаю, ты думаешь, что я должен был покончить с ним.
Бортэ сказала:
– Сейчас ты в нем нуждаешься.
– Я бы убил его, – проворчал Тулуй.
Тэмуджин вздохнул.
– Сынок, хан обязан знать, когда месть бесполезна, хотя и оправдана. Даритай сдался, и, заполучив его людей, мы можем даже совершить нападение, как ты и предлагал. – Он разулся и лег. – Ложитесь спать.
Бортэ пошла к постели. Когда она легла рядом с ним, он притянул ее к себе и прижался губами к ее губам. Она обняла его с радостью.
Через несколько дней после того, как Даритай сдался, Небо одарило их дождем. Люди укрылись в юртах и под кибитками, но ни одна молния не ударила рядом. Озеро и колодцы наполнились водой.
Когда гроза прошла, к стану подошел караван, ведомый купцом на белом верблюде. Монголы окружили караван, засыпали купца вопросами, восхищаясь золотым орнаментом на сбруе верблюда и одеждой караванщиков, сотканной из верблюжьей шерсти.
Во главе каравана был человек по имени Хассан. Он и его товарищи Джафар и Данишменхаджиб говорили по-монгольски. Они шли на север с онгутских земель, что южнее Гоби, гоня тысячу овец, намереваясь обменять их на пушнину. Хан пригласил их в свой шатер.
Купцы рассказывали о том, что творится в других странах. Правитель Хорезма взял в плен много кара-китаев, а уйгуры, заключив союз с кара-китаями, становятся все более беспокойными. Правитель онгутов сомневался, что его господа цзиньцы будут сильны по-прежнему. Купцы беспокоились, как бы конфликт между кэрэитами и монголами не помешал их торговле с северными краями.
– Что ты узнал сегодня? – спросила Бортэ мужа однажды вечером, когда они остались вдвоем. Он провел большую часть дня у шатра Хассана.
– Я разузнал кое-что о тех четырех мальчиках, которые путешествуют с купцами.
Бортэ видела мальчиков. У них были круглые глаза без складки над веком. Таких она еще никогда не видела, и у одного волосы были рыжие, как пламя.
– Ну и что они?
– Как я и подозревал, с ними спят.
Бортэ шикнула и оглянулась. Сыновей в юрте не было.
– Я о таких вещах слышать не хочу.
– Раз они путешествуют так долго без своих женщин, надо же им как-то удовлетворять свои нужды. Наши женщины в безопасности. – Он прятал глаза. – Я также разузнал, какие есть еще страны. Когда бы я ни бывал в стане Тогорила, я мечтал о его богатстве, а от купцов я узнал, что ему далеко до правителей дальних стран.
– Значит, ты хочешь разбогатеть, – сказала она. – Это вполне естественно.
– Что толку быть богатым, если у тебя нет сил сохранить богатство, которое искушает твоих врагов. – Он задумался. – Мы будем в безопасности только тогда, когда все возможные враги будут побеждены. Богу угодно, чтобы мы были одним улусом.
– Ты это часто говорил.
– Но теперь это предстает передо мной более отчетливо, чем в детстве, когда я рассказывал тебе о своем сне.
Тэнгри хочет от меня большего, чем просто объединить мой народ – я чувствую это даже сейчас, когда враги разорили меня. – У него появился отсутствующий взгляд: он забыл о ее присутствии. – Богу угодно, чтобы весь мир был одним улусом.
82
Хасар не нашел никаких следов брата у Онона и к северу от реки. Он бежал в ту самую ночь, когда Джаха Гамбу поговорил с ним. Луна похудела, а потом пополнела с тех пор. С ним бежали только его товарищи Чахурхан и Хали-ундар. Их зажрал гнус. Питались они лишь кровью из вен лошадей, и Хасару пришлось жевать кожаную сбрую, чтобы заглушить голод. Стало холодно, лесные духи завывали в чаще.
Тэмуджин, видимо, направился на северо-восток и будет держаться подальше от кэрэитов, пока не оправится. Хасар придерживался того же направления, пока не наткнулся на свежие следы, которые привели его к озеру Балюна.
Он так ослабел к тому времени, когда увидел вдали юрты, что пришлось остановиться и дождаться, пока за ним и его товарищами не приехали всадники. Их доставили в юрту, накормили и укрыли одеялами. Хасар спал, а когда он проснулся, в дымовом отверстии уже было видно солнце. Какой-то воин сообщил ему, что хан прибыл сюда на рассвете.
– Мне сказали, что ты спишь, – сказал Тэмуджин, входя в юрту. Он обнял Хасара и пожал руки двум его спутникам. – Я не велел будить тебя. – Он снова обнял Хасара. – Я боялся за тебя.
– А я за тебя, – сказал Хасар. – На знакомых нам землях ты не мог уйти далеко.
– Духи опять отнеслись к нам хорошо. Тэб-Тэнгри вызвал дождь, и все люди, собравшиеся здесь, присягнули мне снова – мы скрепили клятву озерной водой. Я даже использовал купцов, которые останавливались здесь с караваном.
– Хорошо, – сказал Хасар. – Как шпионы, они будут полезны.
Мужчины сели.
– Как ты убежал? – спросил Тэмуджин.
– Я был в стане Джахи Гамбу. Он дал мне убежать и обещал, что жена и три сына будут в безопасности. Он не хочет воевать и не доверяет союзникам Ван-хана.
– И имеет для этого все основания, – сказал Тэмуджин. – Хучар, Алтан и мой анда решили выступить против Ван-хана. Тогорил прознал про это, и три его фальшивых друга бежали на запад. Даритай приехал сюда и рассказал мне об их провалившемся замысле.
Хасар выругался.
– Он присягнул мне, – продолжал Тэмуджин. – Он знает, что умрет, если я когда-нибудь хоть в малом заподозрю его, но теперь он мне нужен.
Хасар уже разобрался в обстановке и не возражал.
– Я слышал о твоих посланиях от Джахи. Ты хотел бы жить в мире со всеми, кроме Нилхи.
– Я надеялся на мир. Но не рассчитывал на него. – Тэмуджин погладил свою короткую бороду и нахмурился. Потом он обратился к Чахурхану и Хали-ундару: – Сколько вам понадобится времени, чтобы снова сесть в седло?
– Мы уже почти поправились, – ответил Хали-ундар.
– Не хвалитесь. Отдохните еще денек. Я хочу, чтобы вы оправились настолько, что могли бы взяться за важное дело.
Чахурхан ударил себя в грудь:
– Мы твои, Тэмуджин. Куда нам ехать?
– Обратно к Ван-хану.
Чахурхан закашлялся.
– Напрасно, выходит, я так долго добирался до тебя.
– Тогорил часто заставал меня врасплох, – сказал Тэмуджин. – Пришло время застать врасплох его и отплатить ему за неверность. Вы двое поедете в его орду, а мое войско пойдет по вашим пятам на юг. Вы доставите ему послание и будете моими глазами. Мы разобьем стан у Керулена, и когда вы вернетесь ко мне, скажете все, что увидели в стане кэрэитов. На этот раз нас не застанут врасплох.
– И каково будет твое послание? – спросил Хали-ундар.
– Это будет послание не мое, а Хасара. – Тэмуджин улыбнулся. – Ты скажешь следующее: «Я всюду искал своего брата и не мог найти его следов. Мое единственное убежище – небо, моя единственная подушка – твердая земля. Я скучаю по жене и детям, которые в твоих руках. Дай мне удостовериться, что они в безопасности, и я вернусь к тебе и предложу свой меч».
– Ван-хан поверит в это? – спросил Чахурхан.
– Он поверит, – сказал Хасар. – Он будет благодарен Тэмуджину за то, что тот не навязывает ему сражения, продолжая скрываться. Даже Джаха поверит. Я сказал ему, что не могу сражаться против брата, но если Тэмуджин исчезнет, у меня не останется выбора, как только вернуться к нему.
Он ухмыльнулся, восторгаясь хитрым и предательским замыслом.
– Мы усыпим бдительность Тогорила, – сказал Тэмуджин, – а потом захлопнем ловушку и нападем на старика.
83
– Никак не дождусь, – бормотала Ибаха. – Хасар наверняка вернется к следующему полнолунию.
Сорхатани склонилась над шитьем, едва расслышав слова сестры сквозь завыванье ветра снаружи и болтовню служанок. Джаха Гамбу, который предпочитал держаться подальше от Ван-хана после бегства Хасара, перекочевал поближе к стану Тогорила, узнав, что монгол возвращается.
Орда Ван-хана была теперь в трех днях пути, как раз за перевалом. Посланцы встретились там с Тогорилом, и Ван-хан призвал Джаху Гамбу тотчас после их отъезда.
Все было прощено. Джаха проявил беспечность, упустив трех пленных, но обошлось без дурных последствий, поскольку теперь они собирались присягнуть Тогорилу.
Весна и лето были богаты событиями – с трудом была одержана победа над монголами, а потом раскрыт заговор против дяди. Сорхатани знала, что отцу противна война, и теперь ему не придется сражаться. Хасар не вернется обратно, если он связывает свою судьбу с судьбой брата Тэмуджина.
Ибахе это и в голову не приходило. Она плакала после бегства Хасара, словно он предал ее, но теперь это забыто. Сорхатани нахмурилась. Хасар, наверно, посватался бы к ее сестре, если бы Джаха Гамбу намекнул. Он не мог быть совершенно равнодушным к ее красоте, и женитьба привязала бы его более тесно к кэрэитам. Сорхатани вознамерилась поговорить с отцом от имени сестры.
Через несколько дней в стане Джахи Гамбу узнали, что монгольское войско напало на Ван-хана. Приехали кэрэитские воины и предупредили, что надо бежать, но монголы шли за ними по пятам. Противник окружил курень, отрезав пути к бегству. Испуганных людей, понимавших, что сопротивление напрасно, согнали в загоны из повозок и веревочных ограждений.
Один из двоюродных братьев Сорхатани, раненый, безоружный и оказавшийся в загоне неподалеку от нее и сестры, рассказал о сражении, бушевавшем три дня. Ван-хан, уже праздновавший ожидающееся прибытие Хасара, оказался совершенно неподготовленным к сопротивлению монголам, окружившим его стан. Битва была ожесточенной. Многие кэрэиты, пьяные и неспособные добраться до лошадей, дрались пешими. На третий день битвы по рядам кэрэитов прошел слух, что Тогорил и Нилха бежали с несколькими своими людьми под покровом темноты. Другим удалось уйти через узкий перевал. По предположению двоюродного брата Сорхатани, кэрэитов уже вынудили сдаться.
Хухен Гоа рыдала, боясь за своего мужа. Ибаха пришла в ярость – ее любовь к Хасару испарилась. Он лгал и поймал их дядю в ловушку, ни в коем случае не собираясь вернуться к ней. Оба оскорбления казались ей одинаково мерзкими. Перепуганная Сорхатани молилась о пощаде. Монголы не бросились грабить, а ждали приказа делить пленных и добычу. Многие из кэрэитов когда-то воевали на стороне Чингисхана. Может, он вспомнит это.
Через два дня после того, как монголы взяли стан, Джаха Гамбу вернулся с монгольским генералом и еще одним монгольским отрядом. Когда его людей привели к нему под караулом, он объявил, что кэрэиты безоговорочно сдались. Однако Чингисхан обещал не казнить людей, которые верно служили своему кэрэитскому хану, поскольку он уважал верность присяге. Обнадежив таким образом своих людей, он повел Хухен Гоа и двух своих дочерей в их юрту. Следом шли караульные монголы.
– Тэмуджин согласился встретиться со мной, – сказал он жене, – и я хотел предложить ему своих дочерей. Это бы убедило его, что я теперь намереваюсь служить ему.
Ибаха удивленно посмотрела на него.
– Ты отдал бы нас ему? – Она задыхалась. – После того, что они сделали с дядей?
Сорхатани схватила сестру за руку.
– Молчать! – прикрикнул отец. – Он может сделать нас рабами и отнять все наше имущество, а я пытаюсь избежать этого. Сегодня мы уезжаем – принесите только то, что нужно для поездки.
Хухен Гоа с недоумением смотрела на своего мужа.
– Но им же понадобятся служанки, и посуда, и все, что полагается невесте. Нам не собраться за день.
Джаха осклабился.
– Милая женушка, хан решит, что оставить мне, и я не могу предложить ему вещи, которые мне, возможно, не будут принадлежать. Молись, чтобы наши девочки приглянулись ему.
– Я не поеду!
Ибаха, разрыдавшись, опустилась на пол. Хухен Гоа ломала руки.
Сорхатани стала на колени и схватила сестру за руки.
– Послушай, разве ты не видишь, что отец тоже думает о нас? Не лучше ли тебе быть под защитой монгольского хана, чем здесь, когда его люди начнут услаждать себя добычей?
Ибаха всхлипнула и вытерла нос.
– Каким бы обманщиком Чингисхан ни был, – продолжала Сорхатани, – тебе придется признать, что он умен, и участь наша могла бы быть более горькой. У него было много причин ненавидеть Тогорила и нашего двоюродного брата Нилху. Хоть раз перестань думать только о себе, подумай о нашем племени. Ты не сможешь помочь ему, если не понравишься монгольскому хану, и он, к тому же, поступит с нами, как ему заблагорассудится.
Ибаха надула губы. Сорхатани надо было бы знать, что любое обращение к здравому смыслу не тронет ее.
– Представь себе все, что он может дать тебе, – продолжала она. – У тебя будет юрта гораздо лучше этой. Когда он увидит, какая ты красавица, он непременно захочет взять тебя себе.
Ибаха покачала головой.
– Ты так думаешь?
– Конечно, Ибаха. – Сорхатани вздохнула. – Подумай о том, как пострадали другие. Теперь приходится уступать монголам – только и надежды, что наше племя пощадят. Будь благодарна, что представился случай влюбить в себя их хана.
– Твоя сестра, наверно, права, – сказала их мать. Лицо Хухен было спокойным, ужас и горе последних дней, видимо, прошли мимо ее детского ума. – Он действительно лучший муж из всех, кого можно найти сейчас.
– Но он не соблазнится твоим красным и распухшим лицом и глазами на мокром месте. – Сорхатани встала и помогла встать Ибахе. – Отец ждет.
Внешний круг стана Ван-хана можно было увидеть уже издалека. Сорхатани взглянула на мать и сестру. Ибаха улыбалась, наклонившись в седле и шепчась с Хухен Гоа. Теперь ее возбудила перспектива стать женой хана. Хасар был благополучно забыт.
Сопровождавшие монголы направились к северному краю стана, огибая юрты и повозки. На месте других некогда стоявших здесь юрт валялись обрывки обгоревшего войлока, а подмерзшая земля была испещрена следами копыт. Теперь монголы присматривали за стадами Ван-хана. Люди в стане понуро занимались будничными делами. В сторону гор двигались цепочки повозок – родственники убитых ехали хоронить их. И все же Сорхатани ожидала худшего – голов на пиках, вдов на пепелищах, оплакивающих своих мужей.
Они остановились у большого шатра, принадлежавшего одному из нойонов ее дяди, спешились и прошли меж костров. У коновязи было много лошадей. Два молодых воина увели их лошадей, когда Джаха Гамбу приблизился к караульным хана.
Какой-то человек поднялся по лестнице к входу в шатер и прокричал имя ее отца. Сорхатани вдруг охватил ужас. Полные губы Ибахи соблазнительно улыбались, большие карие глаза блестели. Она была слишком глупа, чтобы бояться.
Сорхатани опустила глаза и вошла с другими в шатер, где стала на колени на устланный коврами пол, едва воспринимая приветствия отца. В шатре было тесно от людей. Одни стояли, другие сидели. Ее отец с матерью прижались лбами к полу, то же сделали и они с сестрой.
К ним приблизилась пара сапог, руки схватили Джаху Гамбу и потянули его наверх.
– Добро пожаловать, Джаха, – сказал тихий голос. – Что бы ни случилось, ты по-прежнему товарищ, который ходил со мной в походы много раз.
Сорхатани заставила себя взглянуть вверх. Он был выше Хасара. Руки, обнимавшие отца, были сильные. Выбившиеся из-под шлема косицы, усы и короткая борода – все блестело, как красная медь, а глаза сияли, словно золото. Хасар был лишь тенью этого человека, который, видимо, был выкован Богом на Небе. На нем был простой шерстяной халат, потертый кожаный пояс и изношенные штаны, и не было никаких драгоценностей и украшений, которые она видела на Ван-хане. Ему не нужны были эти побрякушки, она бы узнала, кто он есть, будь он хоть в лохмотьях. На мгновенье он повернулся к ней. Светлые глаза его, казалось, проникли ей в душу, и она поняла, почему за ним идут люди.
Когда все другие поздоровались с ее отцом, хан почти всем велел выйти, а сам повел Джаху Гамбу в глубь шатра и усадил его справа от себя. Хухен Гоа предложили подушку слева от хана. Ибаха и Сорхатани сели рядом с ней. Генерал хана Борчу встал сзади вместе с нойонами Субэдэем, Джэлмэ и Джэбэ.
– Хасар рад был бы приветствовать тебя здесь, – сказал хан, – но он давно не видел семьи. Ты позаботился о ней. Он благодарит тебя за это, как и я.
– Я думал, ты займешь шатер моего брата, – заметил Джаха.
– Я отдал шатер, служанок и все, что в нем было, пастухам Кышлыку и Бадаю. – Хан протянул кусочки мяса на кончике ножа. – Я также дал им право на дичь, убитую ими во время облавной охоты, а не на долю после нее.
– Верно, они служили тебе хорошо.
– Да, – сказал Борчу. – Они предупредили Тэмуджина, когда Нилха готовился напасть на него ночью врасплох. Это позволило нам ускользнуть и напасть на вас.
Хан щедр – так вознаградить обыкновенных пастухов! Рука Сорхатани дрожала, когда она брала мясо с ножа хана.
– Вскоре мои люди обеспечат сдачу всех кэрэитских куреней, – сказал хан, – но я никогда не хотел сражаться с тобой, мой боевой товарищ. Ты заботился о моем брате, и поэтому я не хочу наказывать тебя. Я не забыл, что ты когда-то сражался на моей стороне, и всегда стремился сохранить тебе жизнь. Теперь знай, что все твои стада и пожитки я тоже оставлю тебе. Ты по-прежнему будешь вождем своего племени, но служить станешь мне. Кэрэиты больше не будут отдельным улусом, а войдут в мой и станут членами монгольских родов.
– Это больше, чем мы заслуживаем, – сказал Джаха Гамбу. – Тогорил был моим братом, но он всегда был под чужим влиянием и в конце концов покинул нас. Теперь я буду служить тебе, мой хан.
Ибаха глядела на хана во все глаза, взор ее был так же лучист, как и тогда, когда она посматривала на Хасара. Он изучающе взглянул на нее, но улыбнулся Сорхатани. Сердце ее трепетало.
– Хасар говорил мне о красоте Ибахи-беки и Сорхатани-беки, – сказал хан. – Вижу, зрение у него по-прежнему острое. – Ибаха покраснела, Сорхатани старалась выглядеть спокойной. – Я удивляюсь, что он не включил их в свою долю добычи.
– Я привез их тебе, – сказал Джаха Гамбу, – в надежде, что ты сочтешь их пригодными. Почту за честь, если ты возьмешь их в свою орду.
Хан поклонился.
– Ибаха-беки, – сказал он. Ибаха вздрогнула. – За тебя говорит отец, но что подсказывает тебе твое сердце – ты пойдешь за меня с охотой?
Ибаха хихикнула и покраснела еще больше. Сорхатани услышала, что мужчины смеются. Хан забавляется, потому что нет нужды задавать такой вопрос.
– Конечно. – Ибаха прикрыла рот рукой и хлопала длинными ресницами. – Это была бы для меня честь, как и для любой женщины. Мое сердце было бы твоим.
– А ты, Сорхатани-беки?
Она встретилась с ним глазами. Наверно, он понимал ее состояние, от него ничего не укроется.
– Отец мой все сказал, и я понимаю, в чем состоит мой долг. Я была покорной дочерью и клянусь, буду достойной женой.
– Но ты не ответила на мой вопрос, – сказал он. – Я спросил, что подсказывает твое сердце.
Щеки ее горели.
– Мои чувства, какими они ни были, не могут заменить обязанности, – сказала она. – Я исполню свой долг перед мужем и не дам ему повода жаловаться на меня.
Хан рассмеялся.
– Я вижу, ответа от тебя не услышишь, но и в самом деле девушке не стоит слишком откровенно говорить о таких вещах.
Ибаха нахмурилась, вид у нее был огорошенный.
«Говори, что ты собираешься делать, – подумала Сорхатани, – не мучай нас».
– Джаха Гамбу, – сказал он наконец, – твои дочери мне понравились, и я с удовольствием породнюсь с тобой. Я хочу взять твою красивую Ибаху в жены. – Ибаха тихо вздохнула. – Сорхатани-беки также мне нравится своей красотой и сдержанностью. Вскоре моему младшему сыну понадобится жена. Я желаю просватать твою младшую дочь за моего сына Тулуя – они почти одного возраста, и у них будет время познакомиться друг с другом до свадьбы.
Сорхатани не моргнула глазом, стараясь не выдать боль, сковавшую ее сердце.
– Ты оказываешь нам великую честь, – бормотал отец.
Она будет главной женой его сына, а Ибаха не займет высокого положения среди жен хана. Предполагается, что она и так будет счастлива. Она знала, в чем состоит ее долг. Она будет Тулую хорошей женой – остается лишь надеяться, что он унаследовал кое-какие отцовские черты. Хан все продумал, отдавая ее сыну.
«Тебе надо было жениться на мне», – подумала она злобно и склонила голову.
