Текст книги "Повелитель Вселенной"

Автор книги: Памела Сарджент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 51 страниц)

32

Хадаган загнала отбившуюся овцу в отару и посмотрела на пленного подростка. Он тащил повозку, на широких плечах у него была широкая плоская колодка, деревянное ярмо. Руки его, согнутые в локтях, были пропущены в две дыры по краям ярма и привязаны за запястья. Запряженный в повозку меж длинных оглобель, он медленно тянул ее.

Чахан подошла к Хадаган и хихикнула. Хадаган осуждающе посмотрела на двоюродную сестру.

– Не смейся над ним, – сказала она.

Чахан заметила, как одна из женщин, гнавших отару, махнула рукой, подзывая девушек.

Подросток был в стане уже больше месяца, с тех самых пор, как Таргутай Курултух поймал его. Хадаган издали видела, как мужчины подгоняли узника древками копий или заставляли носить тяжелые мешки. Милосерднее было бы убить его, чем держать в колодке и переводить каждый день из одной юрты в другую, где его часто били и не давали есть. Но ходили слухи, что Таргутай боится лишить его жизни, шаман даже предостерег Курултуха от пролития крови подростка.

Несколько мальчишек подбежали к узнику и стали приплясывать вокруг него, забрасывая комьями грязи и навозом. Это разозлило Хадаган, она остановилась, а потом зашагала к мальчишкам.

Один из них схватил другого за руку.

– Не трогай его! – закричал он.

Другой вырвал руку.

– А тебе какое дело, Чиркудай?

Двое мальчишек схватили Чиркудая и повалили на землю. Третий бросил горсть навоза в узника.

– Прекратите! – крикнула Хадаган.

Она отшвырнула одного из мальчиков и стащила другого с Чиркудая. Мальчишка отпихнул ее, она дала ему пощечину. В живот ей угодил кулак, и она упала к ногам узника.

Она поднялась, а узник встряхнул головой, отбрасывая назад длинные, не заплетенные в косы волосы. Холодный взгляд его светлых глаз заставил ее вздрогнуть.

Она представила себе, как он срывает колодку и бьет обидчика. Выражение лица его смягчилось, и он вдруг улыбнулся ей.

Какой-то мальчишка подошел к Хадаган, но Чирку-дай оттолкнул его. Другие окружили узника.

– Оставьте его в покое! – крикнул Чиркудай.

– А тебе какое дело до него? – спросил один из мальчишек.

Чиркудай посмотрел на него в упор.

– Он тоже мальчик.

Один из мальчишек поднял камень, но Хадаган схватила его за руку и не дала бросить.

– Кончай, – сказала она. – Это тебе не собака. – Она сжала руки в кулаки, готовая драться. – Дураки.

Какой-то тайчиут набросился на мальчишек, и они разбежались.

– Пошел, – сказал он, взбираясь на повозку.

Хадаган бегом вернулась к овцам.

– Храбрая Хадаган, – похвалила она себя.

Другие девочки захихикали.

– Давайте, давайте! – прикрикнула на них мать Хадаган, погоняя отару.

Подоив овец, Хадаган взяла ведра и понесла их к отцовской юрте. Всех овец, включая и тех, что принадлежат ее отцу, пригонят вечером к юрте ее дяди.

Отцовская юрта находилась недалеко от берега Онона. Лошади были у коновязи возле юрты, где несколько мужчин взбивали в кожаных мешках кобылье молоко, превращая его в кумыс. Ритмичное постукивание становилось слышней по мере того, как она приближалась к юрте. Мужчины напевали, болтая длинными мутовками в мешках.

Ее отец, Сорхан-шира, привел своих людей к тайчиутам прошлой осенью. Таргутай Курултух потребовал дани с сулдусов, рода ее отца, и поговаривали, что он может стать таким же могучим вождем, как его дед Амбахай-хан. Хадаган считала, что им лучше уйти отсюда, поскольку она видела, как Сорхан-шира хмурится иногда, говоря о Таргутае.

Ее брат Чимбай стоял у юрты, выкладывая масло в чашку. Чилагун, другой брат, тащил мешок к повозке. Телега с недавно настриженной шерстью стояла рядом с входом в юрту. Полог над порогом был скатан кверху. Хадаган внесла ведра.

Хагар сидела у очага и рассеянно смотрела на огонь. Старушка, вдова одного из сородичей Сорхан-ширы, была единственной служанкой, которую семья оставила при себе.

– Надо бы еще кизяков, – сказала Хагар.

– Вот ты и собери.

Хадаган поставила ведра и подала старушке корзину. Хагар медленно поднялась, перевела дух и вышла.

Хадаган взялась за работу. Когда-то у ее отца было две служанки для ведения домашнего хозяйства, но одна скончалась от какой-то лихорадки, которая унесла жизнь и матери Хадаган. Возможно, вскоре отец найдет другую женщину. Хадаган хотелось, чтобы новая жена стерла с лица отца тоску, а заодно взяла бы на себя часть домашних забот. Чимбаю было шестнадцать лет, ему жениться пора, а Чилагуну – почти четырнадцать. Когда у ее братьев будут собственные юрты, у нее появится время заняться собой, прежде чем она начнет обихаживать собственного мужа.

Она подошла к очагу. Может, ей не стоит пенять на дополнительную работу. Другие девочки в двенадцать лет еще только учатся тому, что она уже умеет, и это ей поможет выйти замуж, тем более что мать не наделила Хадаган своей красотой. Она редко гляделась в полированную металлическую пластинку, которая досталась ей от матери. Она видела себя всякий раз, когда смотрела на плоские лица братьев, на их маленькие черные глаза и тонкие губы.

Молоко закипало в котле, когда она услышала голос отца. Хадаган пошла к выходу и выглянула наружу. С Сорхан-широй разговаривали два тайчиута, узник стоял между ними.

– Что мне с ним делать? – спросил отец.

– Сторожи, – ответил один из тайчиутов. – Держи его в этой колодке, а то не знаешь, чего от него ждать. Трех человек потеряли, когда брали его, и он уже пытался бежать. Держи в колодке.

– У Таргутая Курултуха забот полон рот из-за этого мальчика, – согласился Сорхан-шира.

Тайчиут пожал плечами.

– Ты не очень-то его жалей. Таргутай не хочет проливать его кровь, но и печалиться не будет, если он помрет под твоим наблюдением.

– Он мог устроить мальчику почетную смерть: приказать задушить его, завернув в ковер, или посадить в мешок и швырнуть духам реки. – Хадаган показалось, что в голосе отца звучит легкая издевка. – Не хочет проливать его кровь. – Он вздохнул. – Погодите, я позову сыновей.

Когда Сорхан-шира ушел, мальчик посмотрел на Хадаган. Его зеленовато-карие глаза с золотыми крапинками были широко раскрыты. Она повернулась и пошла обратно к очагу.

В юрту вошли оба брата с узником в колодке.

– Отец говорит, нам придется сторожить его, – сказал Чимбай. – Его зовут Тэмуджином.

– Я знаю, как его зовут, – откликнулась Хадаган, глядя, как мальчик неловко усаживается. На широком лбу темнел синяк. Штаны его были порваны на коленях, а драная сорочка висела мешком. – У него голодный вид.

– Хотелось бы кумысу, – сказал Тэмуджин.

– Ты его и получишь, – пообещала Хадаган.

Чилагун пожал плечами.

– Видишь, какая у нас сестра, – сказал он. – В нашей юрте она иногда говорит отцу, что ему делать.

– У вас добрая сестра, – заметил Тэмуджин. – Здесь я не видел слишком много доброты.

Бурдюки с кумысом и кувшины висели на одной стене. Хадаган налила кумыс в кувшин и понесла ему. Чилагун взял у нее кувшин из рук и пролил несколько капель, а потом поднес к губам мальчика.

– Они хоть раз снимали с тебя колодку? – спросил Чилагун.

– Нет.

– Ты и спал в ней?

– Да. Таргутаю хотелось бы изуродовать меня этой колодкой, если прежде меня не забьют до смерти.

– Ему легче было бы отделаться от тебя, – сказал Чимбай.

– Это он предоставляет другим. А тем временем он может показать своему роду, как я беспомощен.

– Беспомощен! – садясь, с хохотом сказал Чимбай. – Я слышал совсем другое. Сын одного воина рассказывал мне, сколько потерь они понесли, когда ловили тебя. Он сказал, что твоя семья задерживала их, пока ты уходил. Они не ожидали, что женщины и дети устроят им целое сражение.

– По крайней мере, моя мать и братья теперь в безопасности, – торжествующе произнес он. – Говорят, вы сулдусы.

Чимбай кивнул.

– Отец присоединился к стану Таргутая после смерти матери. Он – Сорхан-шира, глава нашего рода. Я – Чимбай, а это мой брат Чилагун. Сестру зовут Хадаган.

– Как это жестоко, – сказала Хадаган, – набить тебе на шею колодку и так обращаться.

– Наша сестра не всегда тверда, как скала, о которой говорит ее имя, – заметил Чимбай. – Она никогда не откажет в заботе самым слабым барашкам. Но она права: ты еще мальчик, чтобы с тобой так дурно обращаться. – Он наклонился к Тэмуджину. – Ты можешь спастись. Поклянись верно служить Таргутаю. Откажись от своих притязаний. Сохранишь жизнь, а потом… даже раб может подняться… А так ты долго не протянешь.

– Таргутай занял мое место. Не для того моя мать боролась за мою жизнь, чтобы я склонился перед Таргутаем.

Тэмуджин пошевелил пальцами. Лицо исказилось от боли. Видимо, причиняла ее колодка. Чилагун дал ему еще кумыса. Хадаган слила сыворотку в большой кувшин, оставив творог в котле. Она собиралась его позже высушить на солнце.

– А ты упрямец, Тэмуджин, – сказал Чимбай, – и храбрец, несмотря ни на что.

К ним подошла Хадаган.

– А мы можем снять колодку? – спросила она. – Вы можете сторожить его без нее.

– Поговорили, и хватит. – Чимбай повернулся к Тэмуджину. – Будь моя воля, я бы тебя отпустил, но отец выколотит из меня душу за неподчинение приказам тайчиутов.

– Таргутай пытался взять приступом ваше убежище? – спросил Чилагун. – Говорят, двоих ранило.

– Пытался, – ответил Тэмуджин. – Потом они отступили, и Таргутай кричал, что хочет взять меня одного, а других отпустит.

– Это на него похоже. – Чимбай потрогал пробивающиеся усики. – Мы с отцом и с ним охотились не так давно и взяли бы больше дичи, если бы он не попридержал людей. Осторожность – хорошая черта, но…

Хадаган коснулась руки Чимбая.

– Пусть сам расскажет, как было дело.

Тэмуджин улыбнулся ей. Другие мальчики никогда не смотрели на нее такими глазами, будто находиться рядом с ней – уже счастье. Она потупила очи. Но это всего лишь его благодарность за кумыс и добрые слова.

– Мать и братья настаивали, чтобы я бежал, – сказал узник. – Я понял, что могу увести врагов от них, поскольку нужен был только я. Они не видели меня, пока я не поднялся в гору. Я ехал в леса, что поблизости от горы Тэрпон. Чаща там такая, что лошади не пройдут, и тайчиутам пришлось бы идти в обход. Я хотел сделать круг и ускользнуть.

Тэмуджин сделал передышку.

– Я прятался три дня, надеясь их переждать. Потом я решил бежать, но когда я повел лошадь вниз по склону, сзади что-то упало, я оглянулся и увидел, что седло соскользнуло со спины лошади.

– Ты плохо подтянул подпругу, – сказал Чилагун.

– Ничего подобного. Все было в порядке, и все-таки седло оказалось на земле. Духи меня предупреждали, чтобы не высовывался: только это и приходило в голову. Я прождал еще три дня, а потом пошел вниз. Я не заметил никаких людей, но вдруг белый камень, большой, как юрта, выкатился передо мной и загородил мне дорогу.

– Опять знамение? – спросил с улыбкой Чилагун.

– А что еще? Там наверху, поближе к Небу, я чувствовал присутствие Тэнгри. Раз, когда ветер засвистел в соснах, я услышал шепот, приказавший мне вернуться. Как ни был я слаб и голоден, не подчиниться я не мог. Еще через три ночи мне оставалось бы лишь лизать подтаявший снег и насыщаться несколькими ягодками. Я вернулся к камню и стал обходить его, молясь, чтобы враги уже отказались от охоты на меня. – Тэмуджин перевел дух. – А они ждали. Обложили лес и ждали.

– Кажется, – сказал Чимбай, – ты неправильно истолковал эти знамения.

– Думал, убьют, но Таргутай, видимо, знал, что меня охраняют духи. Несколько раз он подходил ко мне, после того как его люди избили и связали меня, и всякий раз рука не поднималась убить меня. Люди посмеивались: мол, я веду себя мужественно так долго, что заслуживаю пощады. Они уверяли Таргутая, что ему нечего бояться мальчишки. – Тэмуджин склонил голову и уперся подбородком в колодку. – Таргутай говорит, что руку его остановили духи горы Тэрпон, но и слова его людей помешали ему убить меня.

– Когда-то он был товарищем твоего отца, – сказал Чимбай. – Может, это ему в голову пришло тоже.

– И еще учтите моего дядю Даритая. Он не сделает ничего, пока знает, что я пленник, но моя смерть может заставить его порвать с Таргутаем. – Тэмуджин смотрел то на одного брата, то на другого. – Пощадит меня Тэнгри. Бывало, мне снилось, что я стою на какой-то вершине, а на горе Тэрпон вижу небесные знамения. Таргутай держит мою жизнь в руках, но ему не удается отнять ее.

Хадаган не услышала и тени сомнения в его голосе. В глазах сиял свет, не приглушенный пленением, но это мог быть всего лишь отблеск безумия. На вершине горы голодный мальчик, преследуемый врагами, мог представить себе что угодно. Избитый узник, наверно, цеплялся за малейшую надежду.

В юрту вошел Сорхан-шира.

– Что это? – закричал он. – Я думал, мой обед готов.

Хадаган встала.

– Сейчас приготовлю, папа.

– Моя дочь обычно не ленится. – Сорхан-шира сложил руки и уставился на сидевшего на полу Тэмуджина. – Хоть ты и пленник, но прислуживать тебе, видимо, придется нам. Ты не сможешь есть в колодке или даже спустить штаны. Как нам быть, если ты захочешь облегчиться?

– Вы поможете мне, – сказал Тэмуджин.

Сорхан-шира рассмеялся.

– Тебе не освободили руки даже для этого.

– Нет. А потом меня били за то, что я причиняю своим сторожам слишком много забот.

– Ну, я тебя буду бить, если ты не попросишься: я не хочу, чтобы ты справлял нужду в моей юрте. – Он поддел ногой пустой кувшин. – Я вижу, мои сыновья напоили тебя. Чимбай, выведи его наружу и помоги ему сделать, что положено.

Чимбай и Чилагун помогли Тэмуджину подняться, старший брат вывел его из юрты.

– Неси обед, дочка, – сказал Сорхан-шира, пошел к постели и сел на подушку.

Чилагун уселся рядом. Хадаган положила на блюдо сушеного мяса и творога и подала отцу кувшин.

– Таргутаю надо было убить этого малого, – сказал Сорхан-шира. – А он предпочел сломать его. Если мальчик скоро не сдастся, ему не жить. – Он брызнул кумыса духам и припал к кувшину. – Храбрая душа: из такого может получиться настоящий мужчина.

– Сними с него колодку, – сказала Хадаган.

Густые брови Сорхана-ширы полезли на лоб.

– Что?

– Освободи его. Чимбай и Чилагун могут присматривать за ним. Ты сам говорил, что в ином случае нам придется его кормить, так что будет меньше забот.

– Забот у нас появится значительно больше, если он попытается убежать.

– Пожалуйста!

– Помолчи, дочка, – сказал отец, сощурившись; его вислые усы шевелились. – Его беда может тронуть любое сердце, и ты находишься в том возрасте, когда девочка думает о женихах, но мальчик-раб, как бы он ни был благороден и пригож, вряд ли достойная партия.

– Дело совсем не в том, – торопливо оправдывалась она. – Мне жаль любого, с кем обращаются дурно, и если он выживет и когда-нибудь станет соперником Таргутая, совсем неплохо иметь его в друзьях.

– Берегись, Хадаган, – сказал Сорхан-шира. – Я поклялся в верности Таргутаю. Не хочешь ли ты меня обесчестить?

– Разве можно нарушить клятву, проявляя к этому мальчику капельку милосердия? Он узник Таргутая: наш род с ним не спорит.

Но отца так просто не проймешь.

– Если мы будем добрыми, – добавила она, – то это может ослабить волю Тэмуджина. Битье и плохое обращение не сломили его, а доброта может подействовать. Таргутай будет тебе еще благодарен за это.

Маленькие глаза отца становились все более задумчивыми, он скреб полоску ткани, которой была повязана его бритая голова. Она добилась своего; он испытывал двойственное чувство: жалость к мальчику и стремление сохранить верность вождю.

– Ты бы ее послушал, – сказал Чилагун. – Мы последим за ним. Мы уже хотели снять с него колодку, но не могли перечить тебе.

Сорхан-шира дернул себя за ус.

– Вы уж больно легко поддались своей сестре. Надеюсь, вы будете вести себя по-мужски с собственными женами, к тому же они могут оказаться и не такими умными, как Хадаган: даже мне часто не удается протиснуться сквозь частокол ее слов.

Вошла Хагар и поставила корзину. Сорхан-шира махнул ей рукой. Старуха поднесла ему еще один кувшин и села рядом с Хадаган. Чимбай и Тэмуджин вернулись в юрту, Сорхан-шира молча изучал узника.

– Тэмуджин, – сказал он наконец, – ты уже раз пытался бежать. Ты, наверно, долго обдумывал способы побега.

– Не стану отрицать, – подтвердил Тэмуджин. – Но я бы не сказал, что успешно.

– Вот почему ты носишь колодку. Однако моя дочь – упрямая девица. И мягкосердечная. Она допекает меня, требуя твоего освобождения от колодки, и мне остается лишь заткнуть ей рот или выпороть.

– Мы могли бы снять с него ярмо, – сказал Чимбай. – Тогда бы он ел сам. А я буду следить за ним. Даю слово…

– Теперь уже все дети просят за него? – Сорхан-шира ухмыльнулся. – Вы охотно выходите из подчинения, стоит мне ногу поставить на порог. Освободите его.

Чилагун улыбался во весь рот. Чимбай стал развязывать ремешки, обхватывающие запястья Тэмуджина.

– Послушай, Тэмуджин, – добавил их отец. – Если ты хоть раз попытаешься бежать, тебе наденут колодку снова и будут бить, как никогда в жизни.

Чимбай развязал ярмо и снял его с плеч Тэмуджина. Лицо Тэмуджина посерело от боли, когда он опустил руки. Запястья были растерты до живого мяса там, где врезались в них сыромятные ремешки.

Чилагун помог подростку дойти до постели.

– Руга. – Тэмуджин пошевелил плечами. – Как иголками колет. – Хадаган сунула ему блюдо с творогом, и он схватил горсть. – Я не забуду то, что вы сделали для меня.

– Твои следующие сторожа не будут такими мягкосердечными, как мои дети, – сказал Сорхан-шира. – Так что это короткое вкушение свободы позже отяготит твой плен. – Он помолчал. – Таргутай Кутурлух, возможно, будет обходиться с тобой лучше, если ты откажешься от своих притязаний.

– Не могу.

Сорхан-шира потер подбородок. Хадаган увидела в его глазах огонек восхищения.

Трапезу свою они закончили в тишине.

– К сожалению, больше ничего нет, – сказала Хадаган.

– Завтра поедим вдоволь, – добавил Чилагун, – на пиру.

Хадаган покачала головой, сожалея, что брат упомянул об этом. Тайчиуты вряд ли захотят разделить трапезу, посвященную первому полнолунию лета, со своим пленником. Возможно, Тэмуджин останется на попечении ее отца, и тогда она постарается принести ему еды.

Сорхан-шира осушил кувшин и встал.

– Я должен присмотреть за сбиванием кумыса. Чимбай, вы с братом будете по очереди сторожить его. Он может спать без колодки, но если выводить будете, надевайте.

Сорхан-шира ушел. Хагар собрала тарелки и пустые кувшины и отнесла их к очагу. Тэмуджин встал, потянулся и сказал:

– Спасибо тебе, Хадаган.

– Не за что.

– Твои слова умилили отца, и он освободил меня от колодки.

Она вышла из юрты. Сбивая кумыс, мужчины пели.

Может быть, Тэмуджин сбежит: не тогда, когда его сторожат братья, а в другое время. Если он выживет, то непременно обретет сторонников и в один прекрасный день вернется и бросит вызов Таргутаю. Тогда он, наверно, вспомнит ее доброту.

Если Тэмуджин когда-нибудь станет вождем, то у него будет возможность выбирать женщин. Он вряд ли найдет такую, как она. Но нет, ему не дадут убежать никогда.

Из юрты доносился голос Чимбая. Она прислушалась – мешал шум, производимый мешалками.

– Этот шум может помешать тебе заснуть, – сказал Чимбай.

– Без колодки я буду спать превосходно, – еле расслышала она голос Тэмуджина. – Ты уже почти мужчина?

– Весной будет шестнадцать. Отец говорит, мы подберем жену мне после летнего пира. Он знает одного нойона хонхиратов, у которого дочери на выданье.

– Он должен найти жену себе самому, – сказал Чилагун.

– Может, и поищет, – поддержал его Чимбай. – У того нойона три дочери, и отец улыбался старшей. Мы, возможно, оба вернемся с невестами, а ты мог бы поухаживать за третьей сестрой. Потом отец займется помолвкой Хадаган.

– У Хадаган будут женихи, – сказал Тэмуджин. – Она уже выполняет женскую работу, и лицо у нее красивое.

Какая-то собака стала ластиться к Хадаган.

– Сестра – хорошая девочка, – подтвердил Чимбай. – Она умница и не ноет, работая, но даже я не назвал бы ее красавицей. Ей остается надеяться на человека, который не посмотрит на это, а обратит внимание на другое.

Она поморщилась. Брат всегда был правдив, а это лучше, чем лгать и льстить, но ей было жаль, что сейчас он говорит правду.

– Наверно, вы не пригляделись к сестре, – сказал Тэмуджин. – Когда мальчишки мучили меня, она вступилась, и я разглядел ее красоту.

Собака тявкнула, теперь ребята поймут, что кто-то стоит у порога. Хадаган вошла в юрту и увидела, что братья смеются.

– У тебя есть поклонник, Хадаган, – сказал Чимбай. – Пленение так подействовало на Тэмуджина, что он стал остряком. Только что он назвал тебя красавицей.

– Ничего не хочу слушать.

Она прошла к очагу, в который Хагар подбрасывала топливо. Тэмуджин понял, что она подслушивала. Потому-то он и говорил о ней добрые слова. В отчаянии он пробовал все, что могло помочь ему убежать. Он всего лишь хотел ее использовать.

– Чимбай, ты должен сторожить у двери, – сказала она и повернулась к Чилагуну, – а ты должен спать.

– Теперь у тебя есть наконец суженый, – подшучивал Чилагун. – Жаль, что он пленник.

– Наверное, мне не надо было говорить, – сказал Тэмуджин. – Не думал я, что те, кто обращались со мной хорошо, используют мои слова, чтобы ранить родную сестру.

Братья повесили головы, делая вид, что им стыдно.

– Я говорил ему, – сказал Чимбай, – что мы с отцом после праздника поедем искать мне жену.

– Если он забудет, то ты сам себе найдешь. Мне с Хагар будет легче, если ты обзаведешься собственной юртой, и на тебя будет работать жена.

Чимбай улыбнулся ей.

– Ты ворчишь на меня, как старая бабушка.

– Мы с отцом ездили искать мне жену, – сказал Тэмуджин, – перед самой его смертью. Моя невеста – хонхиратка, и я понял, что она захотела стать моей женой в тот самый миг, когда мы встретились. Отец оставил меня у ее семьи, но мы были вместе всего несколько дней, потому что приехал один из людей отца и сказал, что тот умирает. Пришлось уехать. Она обещала ждать меня.

Хадаган отошла, тронутая его взволнованным голосом, хотя в глубине души ревновала его. Она стала поправлять одеяла на постелях. Все знали, как красивы хонхиратки, и невеста Тэмуджина, видимо, тоже.

– А сколько ей сейчас лет? – спросил Чилагун.

– Четырнадцать.

Чимбай хмыкнул.

– Тогда она уже согревает постель другого мужчины.

Хадаган увидела боль в глазах Тэмуджина и вдруг разозлилась на Чимбая. Тэмуджину надеяться было не на что, но брат мог бы позволить ему утешаться мечтой о девушке.

– Я уверена, что она сдержит свое обещание, – возразила Хадаган. – Дай Тэмуджину отдохнуть.

Чимбай встал.

– Ложись на мою постель, Тэмуджин. Я буду сторожить у порога, так что бежать и не думай. Чилагун, я разбужу тебя, когда устану.

Тэмуджин доковылял до постели Чимбая и упал на нее. К тому времени, когда все улеглись, пленник дышал глубоко и ровно.