Текст книги "Изгнанники Эвитана. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Ольга Ружникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 51 страниц)

Часть вторая. Узники.

  Сколько кричало здесь – до меня!

  Сколько молило здесь – до меня!

  Дьявола, Бога – силясь призвать...

  Всё бесполезно – мне ли не знать!

  Алькор.

  В государстве, где несправедливо сажают в тюрьму,

  подлинное место для справедливого человека

  в тюрьме.

  Генри Торо, американский писатель XIX века.

  В такие времена побег единственное средство,

  чтобы выжить и по-прежнему мечтать.

  Анри Лабори.

  Глава первая.

  Конец Месяца Рождения Осени – начало Месяца Сердце Осени.

  Эвитан, Лиар, аббатство святой Амалии. -

  Квирина, Сантэя.

  1

  Подушка... Тяжелая, перьевая. Давит на голову, перекрывает воздух!

  Чёрно-багровая тьма заливает глаза.

  Душат!

  Слишком поздно Ирия проснулась. Ослабевшим рукам уже не разжать стальную хватку на горле!

  Не выжить...

  ...Рывок! Глотку жжет огонь Бездны. Сквозь бесконечный туман мутной воды не разглядеть ничего!

  Дно – там... Значит, воздух – в другой стороне!

  Только бы успеть! Багровая пустота заволакивает взор, легкие вот-вот лопнут...

  Вперед, вверх! Еще чуть-чуть – потерпи, держись, не умирай!

  Толща воды – бесконечна... Как смерть и вечные муки!

  Глупая девчонка ошиблась – спасительного света и воздуха впереди нет! А вырваться в другую сторону – уже не успеть...

  В горле – пекло загробного мира! Свет и жизнь – ускользают, расплываются в черных кругах...

  Здравствуй, Бездна! Или – ничто, потому что в светлый Ирий таких не принимают...

  Как же здесь душно!

  Ирия, задыхаясь, разлепила глаза.

  Сон... И душащая подушка, и омут – всего лишь кошмар! А реальность – это духота.

  Точно – не проснуться можно! Голову ломит как с перепою. Хоть по-настоящему пьяной Ирия и не была – ни разу. Просто не получалось. Даже когда отец впервые назвал ее своим проклятием...

  Х-холодно! Только здесь впору одновременно задохнуться и дубаря дать!

  Наспех завернувшись в одеяло, девушка добрела до окна. По ледяному полу – ощущается сквозь любую обувь.

  На ощупь нашла ставень... И распахнула во всю ширь! А потом – прижалась лбом к ржавой решетке. Отрадно холодящей.

  Воздух! Его можно глотать – сколько угодно! Подумаешь – ночной ветер. С брызгами сонно моросящего дождя...

  И подумаешь – до костей пробирает. Привыкла уже.

  Теплую воду выгрызть удалось. Хоть и куда меньше, чем Ирия надеялась. С учетом длины волос.

  Но вот полотенец узницам не положено. Вода в этих стенах остывает вмиг. А приносят ее вечером. И мокрые лохмы не успевают просохнуть – до самого утра. А сырая и холодная погода Месяца Рождения Осени диктует свои условия. Как и не застекленное окно. Ставни часто приходится закрывать на ночь.

  Выбор между духотой и воспалением легких – обычно в пользу первой. Если она – не совсем невыносима. Когда (как сегодня!) еле живая, с больной головой, ползешь к спасительному окну...

  Ладно – сейчас, а когда надвинется зима... На целых пять месяцев. Что предпочтешь – замерзнуть или задохнуться?

  Никому и в голову не пришло стеклить окно Башни Кающихся Грешниц. И не придет. Стекло – дорого. Куда дороже одной или нескольких жизней каких-то обреченных преступниц. Даже и сравнивать нечего! А выброситься в окно и разбиться о камни двора помешает кованая решетка.

  Лучше думать, что выберешься отсюда до зимы! Обязательно. Или до зимы следующего года! Непременно сбежишь.

  Не может быть, чтобы Ирия провела здесь всю свою единственную жизнь!

  И нельзя даже близко подпустить к рассудку другие мысли. Леденящие в своей правдивости.

  Все прочие запертые здесь узницы тоже точно знали, что обязательно выберутся. Но остались в мерзлой каменной ловушке навечно.

  Нет! Этого просто не может быть. И не будет...

  На следующий вечер Ирия промедлила со ставней. В кои-то веки нет дождя – совсем. И слишком уж тоскливо – опять целую ночь наедине с подушками и водяными ямами! И в полной тьме... особенно с учетом склонности призраков кое-кого навещать. Лучше даже не думать, сколько невинно убиенных замучено здесь. Можно все кельи и камеры наполнить. По сотне на каждую.

  Кстати, если выбраться не удастся... да, если не удастся! – лучше стать призраком, чем никем.

  Мокрое серое небо расплылось... Ах да – слёзы навернулись на глаза. И можно не вытирать – всё равно никто не видит.

  Ирия теперь имеет право рыдать хоть с утра до ночи и с ночи до утра. Это уже ничего не изменит. И никого не расстроит.

  – Квирк, квирк, квирк!

  Из-за окна.

  Что?

  Вот так раз! Два черных птичьих глаза. Насмешливо уставились из-за ржавеющей решетки.

  Увы, ржавеет – слишком медленно. Выломать сил не хватит.

  Крылатое чудо с нескрываемым любопытством озирает странную человечью девчонку. Почему-то готовую разреветься.

  Чудо вертится, "квиркает", перышки чистит. И наверняка не ценит собственное счастье. Умение летать. Как люди – свободу. Пока не лишатся.

  Пичуга – серо-черная. Какой же породы?

  Всё равно. Как и самой гостье – кто перед ней. Графиня или крестьянка? А то и вовсе – нищенка.

  Впрочем, Ирия как раз – беднее любой нищенки. У той хоть свобода есть!

  Девушка поспешно вытерла слёзы. Хоть кроме птахи-насмешницы никто и не видит. Птица с такими умными глазами – это уже не "никто".

  Да и вообще... чем-то она похожа на лиарский родовой символ. Как костлявая девица Ирия – на первую красавицу Юга Карлотту.

  Лапки цепляются за решетку, клювик требовательно стучит. По железному пруту. Наименее ржавому.

  – Эй, стриж – не стриж, у меня ничего нет, – огорчилась Ирия. – Если дождешься завтрашнего обедоужина – покрошу тебе хлеба. Потому что кашу ты точно есть не станешь. Я бы тоже не стала, но нужно беречь силы. Вдруг я когда-нибудь выберусь, – девушка кивнула на недостижимый берег.

  Вон, слабо виднеется в серебристой дымке вечернего тумана.

  Чувствуешь себя рыбой в сети. Вроде и вода кругом, а...

  – Близко свобода – а не взять. Знаешь, я каждый миг представляю, как плыву туда! И нечего смеяться. У меня, в отличие от некоторых, крыльев нет.

  Гостья перестала стучать клювом. Замерла, чуть наклонив головку. Будто и в самом деле прислушивается.

  Вполне логично. Раз Ирия решила поболтать с птицей, – почему бы той не стать внимательным слушателем? И раз уж она – куда лучший собеседник, чем родные мать и брат.

  – Нет, тебе лучше не ждать. Улетай! Или они и тебя схватят. Знаешь, здесь не любят чужую свободу.

  Стриж качнул головой, клювик требовательно тюкнул. Опять выбрав место поприличнее.

  – А может, тебе что-нибудь подарить? На память? Подарить?

  Смышленые черные глаза требовательно взглянули. Пообещала – и в кусты?

  – Вот только что у меня есть?

  Серый балахон – почему-то смеющий называться платьем. Грубые туфли-колодки. И больше ничего...

  В черных бусинах-глазах – самая настоящая обида. Разлилась. Пополам с остатками затаенной надежды...

  – Держи! – Ирия расстегнула замочек простеньких бус. Еще детских.

  Папа когда-то подарил – лет семь назад. Дочери они понравились – вот и купил. Мама потом еще долго хмурилась, но носить не запретила.

  Потому в монастыре и не отобрали, что дешевые. Такими не подкупишь и нищего – не то что леонардитов или амалианок.

  Простые камешки, рябиновый цвет. Издали будто и впрямь – ягоды. Не спутала бы птаха, не решила бы склевать от бескормицы...

  Нет, эта – вряд ли!

  Кто решил, что люди – умнее зверей и птиц? Или лучше? Ланс не пережил смерти любимого хозяина. А жена и сын не пролили и слезинки на двоих. Слишком были заняты. Заметанием следов и переваливанием преступления на невиновных.

  – Возьми! Бери-бери – кому мне еще теперь дарить? – Девушка осторожно набросила рябиновую нитку – туда, где шейка переходит в грудку. – А то у меня их отберут – не ровен час.

  Лучше уж птице, чем кислолицым монашкам. Вчера очередная как раз косилась – прямо через дверное окно. И именно на бусы. Разве кающейся грешнице положено украшение? Да еще и не серое.

  Пичуга смешно повела черненькой головкой. До чего же забавно получилось! За один только повод улыбнуться крылатая гостья заслужила королевские дары. Но, увы – ей встретилась пленница, а не королева.

  Птаха почти ласково слегка клюнула Ирию в палец, вспорхнула. Миг – и уже летит прочь. Странно медленно.

  И уже в вышине обернулась, пламенея "ожерельем"...

  Обернулась? Да нет, конечно. Померещилось. И бусы птица потеряет... ну и пусть. Кому они еще нужны? Кроме жадных монахинь – чтобы выбросить или сжечь.

  Ну и еще самой Ирии. Так ее желания можно уже не учитывать.

  Жаль – живем не в сказке. Отправить бы сейчас такого вот стрижа в замок Таррент! И узнать, как там без сестры Эйда. Кто ее успокаивает по ночам – Иден?

  И... нет, лучше не думать, что больше между Эйдой и монастырем не стоит никто! Всё равно ничего сейчас не сделать. Только растравишь себя бесполезной тревогой. А силы еще понадобятся – вырваться отсюда!

  Ирия не стала в эту ночь закрывать ставни. Совсем. Слишком уж нестерпимо хочется хотя бы видеть свободу! Пусть даже – сквозь ржавую решетку проклятого аббатства!

  2

  – Она с севера! С нашего севера! – Крис вот-вот выломает здоровенную решетку – так в нее вцепился.

  По губам подполковника Анри Тенмара скользнула легкая улыбка. Впрочем, Кристиан ее не заметил.

  А Сержа Криделя так и потянуло за язык. Спросить, давно ли север стал для уроженца Лансуа "нашим"? Тем более, северян в этой камере – вообще нет.

  – Наша! Эй, смотрите – да у нее бусы!

  – Корнет Триэнн, что за восторги?! – рявкнул лейтенант Конрад Эверрат. Ни дать ни взять – серьезно. – Вы – боевой офицер или где? Вы – в плену или как?

  Прочие "боевые офицеры" покатились со смеху.

  – Да ну тебя, Кор! – отмахнулся Крис от кузена. Точнее – троюродного дяди. – Между прочим, там на самом деле – птица. В бусах из рябины. Вон на том дереве!

  – Точно! – Кор вмиг пристроился рядом. – У нее там, наверное, гнездо... И точно – бусы болтаются. Вот пошутил кто-то!

  Серж оглянуться не успел – уже с десяток "офицеров" разглядывают разукрашенную птаху. Столпившись у окна – кучей. Оживленной и явно развеселившейся.

  – Может, сама стащила? Они и зацепились нечаянно... – Кевин настроен скептичнее других.

  – Нет, ей подарили! – доказывал Крис. – И она точно из Эвитана. Там такая же рябина растет. Анри, взгляни!

  Подключить к лицезрению чудо-птицы еще и подполковника Триэнн не успел. В двери зазвенели ключи.

  Сами квиринцы не держат клятвы чужеземцам. Но в чужие верят охотно. Впрочем, уважающий себя эвитанский дворянин никогда не пойдет на клятвопреступление. Или даже не дворянин, а тот же Вальден и ему подобные.

  Все пленники дали слово чести – не пытаться сбежать. И потому в пределах тюрьмы пользуются относительной свободой перемещения.

  Бывший корнет королевской армии Эвитана Серж Кридель тоже клялся. Еще когда попал сюда.

  Забавно, по возрасту ему бы сейчас толкаться у окна. Пихая локтями остальных. Ведь солнечный день, небо – ясное. Любопытная птица, опять же, прилетела.

  Кридель – не Анри Тенмар, что старше всех по званию. И не Шарль Эрвэ или Рауль Керли – этим уже под сорок. Серж – корнет, ему восемнадцать, и он должен...

  Да ничего уже не должен! И никому.

  Юноша отвернулся к стене, накрыв подушкой голову. Не хочет он никакой "свободы перемещения"! Только застрелиться. Или вернуть настоящую свободу!

  Домой бы! Увидеть родителей...

  Знать бы заранее – пустил бы пулю в висок еще на квиринской границе. Нет, там пистолеты уже были разряжены. Ну, закололся бы фамильным кинжалом!

  А здесь... Отобрали оружие, сволочи!

  Не вешаться же. И не разбивать голову о стену. Подобное недостойно эвитанского дворянина.

  – Корнет, отставить меланхолию.

  Анри. Подполковник Тенмар. Один из вожаков проигранного восстания. Последний выживший. Командир "того самого" неуловимого "летучего отряда". Живая легенда. Товарищ по камере и такой же смертник – с неизвестной датой казни.

  – Прошу прощения, подполковник! – Кридель высунул голову – под подушкой было уютнее! И честно попытался отсалютовать сидя. Кажется, получилось. – Разрешите остаться в камере!

  – Не разрешаю, Серж. Разрешаю идти с остальными. Вольно. – В черных глазах плещется смех.

  Как он может улыбаться в таком месте?!

  – Не вешай нос! – Эверрат хлопнул Криделя по плечу. – Привыкнешь.

  – Что?

  Как они тут все не свихнулись – за полтора года?

  Или как раз – свихнулись? Просто этого не понимают? Он в этой тюрьме, этом городе и этой стране – меньше месяца. И вот-вот взвоет волком.

  Квиринцы, гады! Лучше бы уж сразу убили.

  – Она опять сюда летит! – Криса, корнета Кристиана Триэнна, самого юного из военнопленных, не оторвать от окна и новым званием. Не то что какой-то "относительной свободой".

  – Да она их нам подарить хочет! – хохотнул Кевин. И он заразился! – Вон, клюв в решетку суёт.

  – Птица – дама, – наставительно заявил Рауль. – Кому захочет – тому и подарит.

  Крис, поддержав игру, осторожно протянул руку к ожерелью. Крылатая гостья немедленно порхнула на другой конец окна.

  Разборчивая.

  Раз – и вновь сунула клюв меж толстых прутьев. Черная, блестящая шейка, багряно-осенние камни. Под рябину только крашеные – теперь это заметно.

  А сначала показалось – настоящие ягоды. Такие в отцовском саду растут...

  – Не-а, не мне. – Крис даже разочарован. – Подходи следующие...

  Подбадривающе-насмешливые улыбки "боевых офицеров". Дружеские толчки в бок, легкие смешки.

  В свою очередь на свидание с крылатой "дамой" отправился Конрад Эверрат. И тоже остался ни с чем.

  Игра захватила всерьез. "Дама" хочет одарить – самого достойного на свой птичий взгляд.

  И разочарование "отвергнутых" – самое настоящее. Как это – не им?

  Как можно заниматься подобной ерундой – когда всё так ужасно?!

  Раньше Серж отнюдь не такими представлял проигравших мятежников. Серьезны тут только Анри и Шарль с Раулем. Да и то – не всегда.

  Кстати, капитан Керли лучше уж пусть хмурится. А то остроты у него... Остальные же "воины" и вовсе – вечно шутками перебрасываются да байки травят.

  Кридель никогда не думал, что всё будет так. Творец Милосердный, он тогда вообще ни о чём не думал!

  Глава вторая.

  Квиринско-Эвитанское пограничье. – Квирина, Сантэя.

  Начало Месяца Рождения Осени – начало Месяца Сердца Осени.

  1

  – Итак, сударь! – ледяной голос Северного Волка не оставляет и тени сомнения. Ни в его намерениях, ни в отношении к собеседнику. – Не будете ли вы так любезны объяснить, почему осмелились нарушить приказ?

  Юного порученца никто в суматохе просто не догадался выставить вон. И теперь он потрясенно замер в полумраке дальнего угла палатки. Не сводя глаз с обоих: знаменитого как подвигами, так и жестокостью эвитанского полководца, маршала Всеслава Словеонского, и капитана Роджера Николса. Своего друга. Лучшего и в этой армии – единственного.

  Серж прекрасно понимал, что сейчас творится с Джерри. Перед Всеславом и полковники языки глотают.

  А Роджер – застенчив о природы. И никогда не позволял себе и намека на высокомерие с теми, кто уступал ему годами или званием. Впрочем, первых в Восточной армии – раз-два и обчелся.

  А от одного взгляда Волка до костей пробирает словеонской стужей. Даже если ты ни в чём не виноват.

  – Мои солдаты храбро дрались... – пробормотал друг. Краска прилила к его лицу.

  А льда в серо-стальных глазах князя хватит, чтобы выморозить Южное море!

  – Вы что-то путаете, капитан. – Сержа прошибло стылым ознобом. Хоть Северный Волк угрожает и не ему. – Я приказывал им драться? Или всё-таки сжечь змеиное гнездо вместе со змеями? Отвечайте! – почти проорал князь.

  – Господин маршал, там были женщины и дети. Пленные эвитанцы! – выкрикнул Роджер. – Я надеялся их освободить.

  – И потеряли больше тридцати солдат. А ваших любимых "женщин и детей" дикари перерезали прежде, чем вы до них добрались. Всё это было говорено-переговорено в штабе. Вы решили, что умнее всех? – вновь обманчиво-вкрадчивые нотки. – Цена самоуправству вам известна.

  – Нет! – вырвалось у Криделя. Вперед любых мыслей.

  Но на какого-то корнета никто не обратил и внимания.

  – Через час вы будете расстреляны. Рекомендую потратить это время на завещание и письма близким, а не на молитвы. В светлый Ирий вы всё равно не попадете. Увести арестованного!

  2

  – Я рад, что тебе позволили меня навестить, – вымученно улыбнулся Роджер. – Налить?

  Сам он к вину и не притронулся. Ни одна из бутылок не откупорена.

  Джерри просто сидел, не шевелясь. Всё это время – до самого прихода друга. Никаких бумаг он тоже не писал – неоткрытые чернила валяются в стороне.

  – Я – третий сын, – грустно объяснил Роджер, заметив взгляд Сержа. – Тем, что у меня есть, распорядится отец. А писать мне некому.

  – Джерри, – прошептал Кридель ему в самое ухо, – мы сбежим по дороге. Волка в лагере нет – он ждет на плацу. Офицеры – там же. Тебя поведут всего трое или четверо. Я зарядил пистолеты. Будь готов кинуться в лес. Здесь рядом – граница. Переплывем Танн, и мы – в Квирине!

  А если не выйдет – погибнут вместе. Но жить, бросив друга на произвол судьбы, Серж не сможет!

  Он впервые порадовался, что его родители – приемные. Позор ложится лишь на родных. А значит – Серж решит за себя сам. Ни на кого не оглядываясь.

  Ставшая чужой палатка, ненужное вино. Смерть как коршун точит когти. Караулит на пороге. Но возьмет она или двоих, или не одного.

  – Спасибо! – сжал другу руку Роджер. – Но ты не должен рисковать из-за... Поверь, я заслужил смерть!

  – Что?! Да ты... – Кридель чуть не задохнулся. – Ты же хотел как лучше!

  – Да нет, в этом я не раскаиваюсь. Но... ты не всё обо мне знаешь, Серж. Я давно хотел рассказать...

  – Ты – мой друг. И не хотел сжигать эвитанских женщин и детей. Это – всё, что я хочу знать. И я тебя спасу!

  – Нет!

  – Да!

  3

  Роджера охраняет лишь трое. Но – против одного корнета. Беглецам просто должно не повезти...

  Только прихоть судьбы распорядилась иначе.

  В тот страшный день Серж впервые в жизни выстрелил в спину. Своему. Пусть и словеонскому дикарю, по дороге к месту казни оскорблявшему насмешками Роджера!

  Следующему корнет Кридель разрядил пистолет прямо в ошеломленное лицо. Он успел обернуться, этот второй. И даже дернуться за оружием. А дотянуться – уже нет.

  Дотянулся Роджер – застрелить третьего, кинувшегося бежать. Нельзя стать изменником наполовину. Предательство необходимо довести до конца – иначе зачем было начинать? Но как же это страшно!

  Беглецы успели уйти. И переплыть Танн – прежде чем их хватились. И даже выкрикнуть квиринскому караулу, схватившему беглецов по ту сторону реки:

  – Мы сдаемся!

  Роджера Серж больше не видел. И ничего о нём не слышал.

  Его самого привезли в Сантэю. И определили именно в эту тюрьму. Почему-то. В одну камеру с беглыми мятежниками – участниками восстания Арно Ильдани...

  Криделя здесь никто не осуждал – ни один человек. Его без оговорок приняли в "свои". Вот только сам он чувствовал себя чужим.

  Не то чтобы Серж не уважал покойного принца Ильдани. Наоборот – тот был одним из самых достойных и благородных людей Эвитана. Но восставать уже после его смерти? Чтобы посадить на престол его сына Грегори? Еще неизвестно, что за человека.

  Сыну принца Ильдани на момент мятежа было восемнадцать – как сейчас Сержу! Правитель из него вышел бы аховый. Всё это вполне логично объяснял дядя Ив... папа. И сомневаться оснований не было. До Квирины.

  Но теперь Серж среди людей, поголовно верящих, что их дело – правое. Юного Грегори многие знали лично. А даже кто нет – считают, что любой принц любого возраста лучше, чем недоумок Карл Третий с его Регентским Советом. А нынешние эвитанские маршалы – сволочи. Что Эрик Ормхеймский, что Всеслав Словеонско-Старградский.

  Есть еще, правда, Мишель Лойварэ. Но его к власти не допустят. А про Брайана Аллена и говорить смешно. Каков он маршал – никто не знает, но генералом был не особо талантливым. Зато – родственник Ги Герингэ.

  На Всеслава юный Кридель уже насмотрелся. К Его Величеству Карлу и Регентам большой любви не испытывал. Так, может, не так уж прав осторожный дядя Ив? Вот только безумно жаль тетю Жанетту... маму!

  Каково-то им узнать, что Серж – дезертир? Да еще и стрелявший в спину своим? Каково лишиться единственного сына?

  В детстве мама называла его своим светом в окошке. Вечно повторяла, что не сможет без него жить. Как Серж мог забыть об этом? Как посмел?

  По ночам нестерпимо хочется реветь – когда вспоминается дом. Родное поместье, лица близких, все несказанные слова...

  Тетя и дядя... Когда-то, много лет назад, едва научившись говорить, Серж называл их мамой и папой. Он же тогда не знал...

  Сержу было четырнадцать, когда они всё ему рассказали.

  Он – незаконнорожденный сын сестры дяди Ива, умершей от родов. Бездетный дядя усыновил племянника. Но Ив Кридель Сержу не родной отец, а тетя Жанетта – не мать.

  Тогда юноша постепенно перестал называть их родителями. Иногда всё равно проскальзывало – когда волновался. Но всё реже и реже. Сначала было трудно, потом – привык. Казалось, так будет правильнее. А им-то было каково?!

  Глупец, что же он натворил?!

  Если бы Серж сейчас мог... Простят ли мать и отец бестолкового сына – хоть когда-нибудь?! И увидит ли он их еще хоть раз в своей непутевой жизни? Хотя бы, чтоб попросить прощения...

  4

  – Серж, твоя очередь! – Конрад Эверрат дружески улыбнулся сверстнику. Бывший мятежник – бывшему дезертиру. – Честно – твоя. Мы все там уже были.

  Птица скачет по некрашеному оконному карнизу. Раз – клюв между прутьями, два – отдернет. Дразнит.

  А на шее – длиннющие бусы. Тёмно-рябиновые, осенние. Болтаются. Тоже скачут.

  – Квирк, квирк, квирк...

  Серж обреченно направился к окну.

  Димарайский стриж! Ожившая картинка из книги в отцовской библиотеке ножом полоснула по сердцу. Илладийской сталью.

  Нет. Тупой пилой. И теперь всегда будет так...

  Димарайцы по своей природе не слишком любят людей. Да и гнездятся отнюдь не в больших городах. Вообще – не на равнине.

  Хотя всякое, наверное, бывает. Взялась же откуда-то эта. В гости прилетела.

  Чудеса, да и только!

  Под взглядами товарищей Кридель осторожно протянул правую руку. Миг – и коснешься изящного клювика. Хрупкого, крошечного – аж тронуть страшно.

  Грациозный полупоклон черной головки – и бусы повисли на пальцах.

  Пристальный взгляд агатовых бусин – живых и блестящих. Взмах почти игрушечных крылышек – и стриж вспорхнул с карниза.

  Дешевые камешки цвета рябины. Черный силуэт в небе, точка на горизонте...

  И уже чистое небо. Бездонно-синее небо ненавистной Квирины!

  Что, что это было?

  – И даже ничем не отдарил? – подначивал Конрад по пути в общий зал.

  – Чем? Фамильным перстнем? – огрызнулся Кридель. Но заставил себя вспомнить, что не Эверрат виноват в его несчастьях. И уже тише добавил:

  – Больше у меня ничего нет...

  Кто-то из древних императоров возвел храм бога войны Вареза – он же нынешний святой Варфоломей. А потом к святилищу пристроили тюрьму для военнопленных. Только для них. Так уж повелось: Квиринская империя воевала всегда. Каким дураком был Кридель, когда надеялся найти спасение здесь! Ладно – себя, но если еще и друга погубил!

  Так и не удалось узнать, куда его поместили. Стража не разговаривает с заключенными. Комендант тюрьмы вообще не принимает пленных – даже старших офицеров. А друзьям по несчастью ничего не известно.

  Сначала Серж верил, что Роджер вот-вот объявится в общем зале. Каждый день юноша выходил из камеры, втайне надеясь: вот, сейчас! И с каждым напрасно прошедшим днем надежда таяла...

  Самого Криделя пощадили. Но он – всего лишь корнет. Его посчитали мальчишкой.

  Да, именно так Сержа воспринимают враги. Потому и не убили, а засунули сюда. А Роджер – капитан, настоящий враг.

  Но ведь Анри и вовсе – подполковник. Они тут в этой камере почти все – офицеры. Причем корнетов – раз-два и обчелся.

  Но Тенмар и его товарищи не воевали против Квирины. Только просили убежища... А получили – тюрьму.

  У кого же узнать о Джерри?!

  Серж тяжело вздохнул. Может, хоть сегодня повезет?

  Зря надеялся. В огромном зале эвитанцев – сотни две с лишним. Но капитана Николса среди них нет. Опять!

  Здесь все, кроме Криделя, томятся уже второй год. В первые дни Серж боялся, что рано или поздно появятся военнопленные этой кампании. Как он взглянет им в глаза?!

  А кстати: почему никого из них здесь нет? В Сантэе есть еще тюрьмы для военнопленных? Или никто из солдат Всеслава не попадал в плен?

  Нет, так не бывает. А может... их просто расстреливают на месте? Холодный пот прошиб юношу. Зачем квиринцам возиться с пленными? Воины Северного Волка свою страну не предавали!

  Но и Анри с товарищами – не предатели. Они честно дрались за свои убеждения. Это их предали. Сначала новый король, потом – Всеслав, а напоследок – Квирина.

  Предатель в этой тюрьме – только один. Бывший корнет Серж Кридель.

  Бусы он потихоньку убрал за пазуху. Еще не хватало, чтобы все заметили! Вопросов потом не оберешься. Здесь любая мелочь – событие. А Серж предпочел бы прославиться подвигами, а не птичьими подарками. Хватит и того, что он – предатель и дезертир!

  До мелочей ясно, что будет сейчас. Пленники начнут травить байки, передавать друг другу гитару и лютню. Петь, рассказывать боевые истории.

  Потом – скудная тюремная библиотека или тренировки. Кому как нравится. А уставшие или жаждущие побыть в одиночестве вернутся в камеры. Сам Серж еще не определился. Не всё ли равно?

  Анри Тенмар – отличный музыкант. Что на лютне, что на гитаре (жаль – арфы нет, не послушать!). Наверное, лучше всех в этом зале. Но поют под его аккомпанемент другие. Конрад рассказывал, что при дворе Ильдани ценили хороший голос. И говорили: родись Анри двумя веками раньше и не выбери военную службу – стать бы ему менестрелем. И неплохим.

  Полтора года назад пуля в грудь и ледяная вода Месяца Рождения Весны навсегда лишили Тенмара голоса.

  Серж осторожно покосился на подполковника. Как можно незаметнее. Анри чуть грустно улыбнулся. И заиграл что-то бесшабашно-веселое, задорно-плясовое. Милосердный Творец, как он может смеяться? После всего, что случилось с ним, с его товарищами, с восстанием, со страной?!

  В Восточной армии маршала Брайана Аллена всё было иначе. Шутки – грубее, субординация – жестче. Но там Серж хоть не чувствовал себя унылой бескрылой курицей – в стае свободных диких птиц!

  К Восточной армии он тоже привык не сразу. После родного-то дома. И если б не Роджер – возможно, не привык бы никогда. Но дружба скрашивала одиночество и тоску.

  Всё было более-менее сносно. Терпимо.

  Пока квиринские наемники не нарушили границу. И в армию не прибыл Всеслав. Со своим штабом, офицерами-словеонцами и тремя полками северных дикарей.

  Серж сначала даже обрадовался. Ведь Северный Волк отослал почти всех Алленовских офицеров, но оставил Роджера.

  Дурак ты, Кридель!

  Стараясь слиться со стенами, Серж потихоньку выбрался из зала. Кажется, незаметно.

  Камера сейчас пуста и кажется на редкость просторной. Просторная клетка – для бескрылой курицы.

  Кридель подошел к окну, стиснул руками уже нагретую солнцем решетку. Совсем как недавно Крис. Только без смеха и шуток.

  К горлу подступил комок. Юноша прижался лицом к теплому железу. И застыл, выжидая, пока слёзы отступят.

  А потом просто стоял, безмолвно глядя в ясное, безоблачное небо. Будто та птица могла вернуться. Будто он этого хотел. Будто это что-то значило и... могло изменить. И будто она действительно принесла дар – от неведомого друга. Непонятно почему избравшего именно Сержа...

  Только горизонт оставался пуст. Как и душа Сержа Криделя.