355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ольга Ружникова » Изгнанники Эвитана. Дилогия (СИ) » Текст книги (страница 18)
Изгнанники Эвитана. Дилогия (СИ)
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 05:13

Текст книги "Изгнанники Эвитана. Дилогия (СИ)"


Автор книги: Ольга Ружникова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 51 страниц)

  Угасает свеча в медном подсвечнике, догорают угли в камине... Пепел, зола, прощание...

  – Не уезжай. Не возвращайся... туда...

  – Ты же знаешь, я не могу иначе...

  Почему Анри раньше не говорил ей тех слов, что рвутся сейчас? Но не вырвутся.

  Он был слеп слишком долго, чтобы теперь прозрение имело смысл. Если они успеют пересечь границу – Кармэн лучше быть свободной от прошлого. И уж точно – не связывать себя с приговоренным мятежником.

  А если – нет... тогда он скажет...

  Та ночь была последней, прощание ждало на границе с Аравинтом. А тогда они еще не знали, доберутся ли туда живыми. И Кармэн перед рассветом забылась недолгим сном, а Анри смотрел на нее, спящую.

  От разлуки отделяло целых двадцать часов. От разлуки – и от спасения.

  Сопровождать Кармэн дальше мятежный подполковник Тенмар права не имел. Ей больше не грозило ничего. В отличие от многих других – еще не успевших угодить в лапы предателей-"Регентов".

  Из Анри Тенмара не вышло ни победителя, ни даже мстителя. Оставалось лишь попытаться искупить уже случившееся. Но эта дорога не вела в Аравинт. И не только потому, что путь туда враги перекрыли первым.

  Мятежнику вне закона в нейтральной стране делать нечего.

  И он сам не заметил, как потускнели и почти стерлись из памяти глаза Кармэн и ее улыбка. Кармелита была самой жизнью – пронзительно-ярким огнем. А кругом царила смерть, и Анри Тенмар сам стал частью смерти.

  Как много нужно было успеть, как мало удалось.

  Пронзительная память настигала лишь изредка. О горько-пьянящей страсти той жестокой зимы, что сменилась еще более кошмарной весной.

  Но весной Кармэн была уже в Аравинте – у дяди. А подполковник Анри Тенмар – в Лиаре.

  Ильдани, Вальданэ, Аравинт, Тенмар, Лиар, Лютена, вновь Тенмар... И в конце пути – Квирина.

  Что с Кармэн и ее двором, Анри не знал до последней осени. С Кармэн, с Грегори, с Эдвардом и его семьей. С женой и детьми Рауля, с сестрой Криса...

  Пленник Квирины, бывший подполковник Тенмар полтора года ждал известий о жизни или смерти тех, кого клялся спасти. И не знал: проклинать судьбу, что не сделала его прозорливее и умнее? Или благодарить за спасение тех, кого глупость бездарного командира затащила в сантэйскую ловушку?

  Возможно, Творец и так сделал всё, от него зависящее: ребята – живы. И будут жить – если Анри не натворит очередную дурость!

  Потом чужая подлость закинула в Квирину Сержа. Он и рассказал о судьбе вдовы мятежного герцога Вальданэ.

  Мятежного, надо же! И когда ж несчастный Алексис успел восстать? За пять минут до смерти, очевидно?

  Кармэн по-прежнему – при дворе короля Аравинта. Разжался тяжелый кулак, стиснувший сердце. За Кармелиту и ее детей можно не волноваться. Георг Третий – достойный человек и правитель.

  А вот о гостившей тогда в таборе Эстеле Серж не слышал ничего. Как и о многих других оставшихся в Эвитане родственниках восставших.

  Да и не интересовался.



Глава третья.

  2993 год, середина Месяца Заката Осени.

  Квирина, Сантэя.

  1

  – Здравствуйте, Анри! – Звезда грациозно поднялась с ковра навстречу гостю. Алые шелка взметнулись над восточным узором – цветы и птицы.

  Эста стала настоящей банджарон. Откинутые назад темные кудри подчеркнули хищно-степные черты лица. Струящийся наряд – гибкие движения прирожденной танцовщицы.

  Только неосознанная гордость во взгляде выдает дворянку, баронессу. Хотя, возможно, выдает лишь эвитанцу. Разве банджарон – не горды? Вольные кочевники искренне отсчитывают происхождение от могучего древнего бога, чье имя исчезло в песках времен.

  – Здравствуйте, Эстела, – совсем тихо произнес Анри, подходя к девушке и поднося к губам тонкую смуглую руку.

  Звать Эсту Звездой он станет, только если она сама его поправит.

  Не поправила.

  – Анри, что с Конрадом? И с Крисом? – Узкая рука нервно поправляет браслет, теребит темную бронзу. Мечется в глубине агатовых глаз тревожный огонь.

  Так же Эстела смотрела четыре с лишним года назад. Когда кричала: "Что с мамой?!"

  Конрад должен оценить. Если не совсем бесчувственный чурбан. Та, о ком он хмуро цедил: "Да давно забыла уже!" – пришла с табором. Через весь Эвитан – где вне закона и ее брат, и возлюбленный. В страну, где банджарон – пыль под ногами. И не только они...

  – Крис – жив и здоров. Кора казнят – если мы не вернемся вовремя, – честно ответил Тенмар. Врать ей он не станет. Эстела всегда была достаточно сильной, чтобы выдержать правду. – Мы ищем пропавшего друга, Сержа Криделя. Возможно, банджарон...

  – Среднего роста, худощавый, волосы темные, нрава вспыльчивого? – с легким ехидством перебила Эста.

  У Анри мигом отлегло от сердца.

  – В городской тюрьме он. Мы танцевали на площади, где сей юный герой влез в драку – во имя одной прекрасной дамы. Ее там продавали с рабских торгов, – лицо Эстелы помрачнело. – Помочь ему мы не могли. Кто бы нас самих потом из тюрьмы вытаскивал? Мы ведь бесправные банджарон.

  – Особенно баронесса Триэнн, – улыбнулся Тенмар.

  Дикое напряжение, стиснувшее душу с самого известия о пропаже Сержа, начало отпускать. И... неужели Анри действительно допускал, что мальчишка мог сбежать?

  Выходит – да.

  – Баронесса Триэнн в Эвитане – вне закона, – мрачно вздохнула Эстела. – А на плаху я не хочу.

  Семьи восставших по воле Всеслава Словеонского и Старградского вернули по родовым замкам. У Северного Волка очень выборочный кодекс чести, но слово он сдержал.

  Значит, Эстела замешана в чём-то еще. Или вернули не всех?..

  ... За стенами палатки – мрачный ночной лагерь. И еще сумрачнее – лицо Всеслава.

  – Вам лучше поторопиться, граф. Я остановлю казнь заложников. И добьюсь помилования тех, кто примкнул к вам случайно. Но вас, Тенмар, и всех, кто разжег пожар восстания, я спасать не собираюсь. Равно как и весь ваш Круг Равных. Ведь так вы, кажется, себя называете...

  – Это излишне, – Анри попытался усмехнуться.

  Получилось криво. После многодневной скачки практически без сна и плохо залеченного ранения Тенмар – измотаннее загнанного коня. А еще скакать всю ночь. Опять.

  "Весь Круг Равных" – значит, не удастся спасти даже Конрада! Самозваные Регенты приговорили всех Рыцарей Белого Кречета. Но с Всеславом торговаться бесполезно.

  – Вы клянетесь, князь?

  Если кому и верить, то словеонцу. Остальные на той стороне поклянутся чем угодно – и нарушат.

  – Клянусь, – Всеслав усмехается холодно – как всегда. Разве что слегка беспощаднее.

  – И всё же – почему?! – Анри хотелось взглядом пробить эту бесчувственную маску. Словеонский князь спасет невиновных – если не нарушит клятву. Но он же их всех и погубил! – Почему вы оказались на той стороне?

  – А вы привыкли делить мир на черное и белое, граф? Вы ведь мстили за благородного героя? А заодно и за родного брата? Именно на вашей стороне правда и справедливость?

  – А разве – нет?

  – Да, – в лице Всеслава не дрогнуло ничто. Он не жалеет, что занял сторону предателей и убийц. – И надеюсь, вы никогда не поймете, что натворили, Анри Тенмар. Вы и вам подобные.

  – Надеюсь, что и вы, князь. Еще раз благодарю вас.

  Тенмар не рухнет с коня – потому что привяжет себя к седлу. Главное, что все, кто безвинно угодил в этот кровавый костер, – выживут. Те девочки – дочери Эдварда Таррентского. Их мечтающий стать героем брат...

  – ...Прибыла стража. Схомутали вашего защитника несчастных рабынь, а заодно – еще десятка четыре драчунов из плебса. И оттащили в Центральную Городскую. Проспаться с недельку. Потом всех сразу, как обычно, выволокут, по-скорому допросят и вышвырнут обратно на волю... Анри, скажите, Конрад обо мне вспоминал?

  Еще больше тревоги, чем в том, первом вопросе. Эстела Триэнн – гордая банджарон и героиня. Она пересекла с табором полмира. С огромным риском для жизни. Но Эста – влюблена, и ей неполных семнадцать...

  – В тюрьме стараются не вспоминать о родных, оставшихся на воле. Тем более, когда ничего не знаешь об их судьбе, – честно ответил Тенмар. По крайней мере – в том, что касалось его самого. – А об остальном тебе лучше спросить у самого Кора. Он придет к тебе завтра. Я это устрою. Если сегодня мы его спасем...

  – Анри, погодите. Когда вы вытащите своего друга... – в голосе Звезды проскользнула прежняя порывистая "дикарка" Вольного Двора. – У меня есть для вас новости. Один человек может помочь вам выбраться из Квирины. Вам всем, Анри!

  2

  – Я – гладиатор! Послушайте, я – гладиатор!..

  Гай Ливий Марцелл поморщился. Да, он – немолод, толстоват. (Да и кто не толстоват – в его-то годы?) Ему уже не найти другой работы. Но и эта порой – невыносима.

  Смена только-только началась. Впереди еще шесть часов. А этот юнец не даст и минуты покоя! Вон – намертво вцепился в ржавеющую решетку.

  И когда уже поставят новую? Небось на празднества деньги есть! И на винные фонтаны для черни.

  – Я – гладиатор! У меня сегодня выступление!.. Да вызовите же коменданта!

  Коменданта, как же! Чего только плебеи не сочинят, чтобы выбраться из заслуженной тюрьмы! А этот, судя по акценту, – вообще из глухой провинции. У себя бродяжничать надоело – в Сантэю подался. Будто здесь своих бездельников мало!

  Кого Ливий точно презирал сильнее, чем зажиревшую аристократию, так это – вечно требующий "хлеба и зрелищ" сброд. На месте Сената давно перестрелял бы всю эту шушеру или на галеры отправил! Всё польза стране.

  – Я – гладиатор! Если вы меня не отпустите – расстреляют моих товарищей!..

  Не расстреляют – кто ж послушается какого-то старого тюремного стражника Ливия Марцелла?

  – Я – гладиатор!..

  А то Ливий гладиаторов никогда не видел! Это ты – провинциал, в амфитеатре не бывавший. А Марцелл в Сантэе родился. В гладиаторы берут сильных, ловких красавцев. Что этому-то сопляку там делать – с его хилой мускулатурой?

  И потом – гладиаторы не шатаются без дела по рынку рабов. И не ввязываются в уличные драки. Они вообще поодиночке не ходят. Потому как – чужаки.

  А кто свои – мало ли, почему судьба вынудила, – те в увольнительные сразу домой. К семье.

  А этот... тонкая кость, правильное лицо. Небось папаша с мамашей – промотавшиеся всадники, а сынок уже – голоштанный бродяга.

  – Заткнись, а то схлопочешь! – рявкнул страж. Для порядка замахиваясь на юного наглеца древком копья.

  Тот отшатнулся – аж ошалев от подобного обращения. Ну точно, аристократ бывший.

  И Ливий даже получил пару минут вожделенного покоя. Пока парень по-рыбьи ловил ртом воздух.

  Сброд голубой крови – ничем не лучше сброда потомственного. Даже хуже. Потому что у первых был шанс не стать грязью, а вторые выбора лишены. И врезать представителю подобных "аристократов" – удовольствие двойное.

  Вот только для этого придется камеру отпирать. А там еще и другие есть – уже настоящие плебеи, половина пьяных. Чего доброго – решат, что всех бьют. Еще сдуру драться полезут.

  Не подмогу же звать. Засмеют.

  Собственные сокамерники бы, что ли, успокоили?

  Ну, наконец-то...

  – Заткнись, дай выспаться, придурок!

  Молодец, чернявый! Крикни еще что-нибудь. А лучше – встань с соломы и врежь "придурку" между глаз, чтобы в ушах затрещало!

  Вот только парень одурел окончательно. Потому как заорал:

  – Я требую меня выпустить! Я – эвитанский дворянин, корнет Серж Кридель!..

  Эвитанский? А почему не мидантийский, например? Кому какое дело, от какого монарха драпанули в Квирину твои дед с бабкой? Вспомнил родню, потомочек!

  – Ну всё, довел! – взревел тот самый чернявый здоровяк со шрамом через всю щеку. И шагнул в сторону "аристократа".

  Давно пора. Вот только камеру всё равно отпирать придется. Чтобы не прибил насмерть! Отвечай потом...

  И именно тогда заскрипели ступени старой лестницы. Под тяжелыми, уверенными шагами десятника.


  Глава четвертая.

  Конец Месяца Заката Осени.

  Эвитан, Тенмар.

  1

  Совсем маленькой Ирия даже любила болеть. Вокруг тебя наперебой кудахчут все няньки разом. На ночь рассказывают сказки, поят вкуснющим медово-ягодным отваром...

  Теперь же беглянка свалилась в совершенно чужом замке. И на руки чужих людей.

  Ягодные отвары назначал долговязый, тощий и седой замковый лекарь. С ложечки, как понимала сквозь полубред Ирия, поила лично Катрин Тенмар. А горничная обтирала тело влажной жесткой мочалкой, почему-то называемой "полотенцем".

  А еще Катрин каждый вечер подолгу расчесывала короткие перекрашенные волосы. И что-то тихонько, успокаивающе напевала. Но вот о чём? Мысли путаются...

  Порой бред ненадолго ослабевал. Ирия вспоминала, где она и почему.

  И волосы опять отросли у корней – сколько она их не красила? От тайны остались лишь клочья...

  Ну и змеи с нею. Здесь уже всем известно, кто Ирия такая!

  Угораздило же родиться такой дурой! Нужно взять себя в руки. За космы выдернуть себя из постели, сесть на коня и бежать! Нельзя болеть там, где знают, кто ты!

  Вот-вот прибудут солдаты и увезут на плаху! А Ирия так больна, что не сможет ничего объяснить! Ни им, ни кому другому.

  Куда там – не хватит сил даже взойти на эшафот! Им придется волочь ее – какой позор!..

  А вдруг Ирию не отправят на плаху, а повесят или колесуют?! Надо немедленно бежать! Как только все выйдут...

  И проваливалась обратно – в чёрно-багровую тьму...

  2

  – Выпьешь – может, выйдет толк,

  Обретешь свое добро.

  Был волчонок – станет волк.

  Ветер, кровь и серебро!..

  – И чего ты хочешь на сей раз?

  Шелестит белое платье. Сегодня оно традиционного цвета призраков.

  Сквозь прозрачную фигуру темнеет древний гобелен – с чьей-то свадьбой. Жених и невеста в церемониальных нарядах – ну и тяжелых, наверное! И в коронах – еще тяжелее. Королевских или герцогских – не разобрать. Вокруг новобрачных – толпа придворных. А вот этот ящик похож на стоящий боком гроб, но должен быть алтарем.

  Грустны и безумны глаза призрака. И это тоже – до боли привычно. Привычнее подлости Ревинтеров и наивности Ирии Таррент.

  – Помочь...

  – Да уж – ты-то помогаешь! – Забавно смеяться, зная, что всё это – не на самом деле. И тебя никто не слышит. – То подставляешь – отправляя в папин кабинет. То отвлекаешь Свитками Судьбы – пока меня маменька не прирежет. Что еще тебе понадобилось? Скажи уж сразу – и покончим с этим!

  А вот орать – незачем. Голос и так хрипит – половины слов не разобрать. А в саднящем горле – противная горечь. Сон, а больно, как наяву.

  – Я хотела тебя удержать... А ты катишься в пропасть! – грустно журчащий голосок вызывает желание верить. Вызывал бы – у прежней Ирии. – Зачем ты явилась сюда? Здесь древнее место, здесь спит древняя кровь. Здесь злой старик будит мертвых!

  – Лучше злой старик, чем плаха и довольная рожа Ревинтера! – бесцеремонно перебила Ирия. – Хотя можешь мне еще что-нибудь присоветовать. Монастырь – был, приговор – тоже, плаха с топорами в перспективе была. Даже Альварен – уже в прошлом. Что еще новенького у тебя в запасе?

  – Разве ты не сама просила Свитки? – укоризненный шепот призрака острой болью отдается в ушах. Тоже простуженных.

  – Ты мне лучше без Свитков скажи, почему хочешь меня убить?

  – Ты будишь древнее зло... – прошелестела "дочь графа". – Но я не хочу твоей смерти...

  Ах, древнее зло! Ирия поняла, что закипает.

  – Ага! Ревинтер с Николсом, Полина, Леон и весь Регентский Совет в полном составе – святые с нимбом! А я, разумеется, бужу древнее зло! Вместе со злым стариком, которого ты обвиняешь в том же. А может, Первоначальный Грех и убийство всех древних мучеников – тоже моя работа? Уж чтоб до кучи!

  – Ты меня не слышишь...

  – Ну и убирайся! Всё равно от тебя толку никакого.

  – Не слушай злого старика... – еле слышно шелестит голосок, удаляясь...

  3

  – Ирия! – легкая рука тронула за плечо. – Проснись, дорогая! – уже громче произнесла Катрин. – Прибыл герцог Тенмар. Он хочет поговорить с тобой.

  Оказывается, Ирию уже вполне сносно держат ноги. Да и голова – воистину чудо! – кружиться перестала. Почти. Значит, в обморок на руки герцога Тенмара мы, возможно, не грохнемся. Уже радует! Потому как, судя по разговорам, он еще не факт, что подхватит.

  А вот других поводов для радости нет. Ирия – всё еще слишком слаба для побега, драк и бешеной скачки верхом. Сейчас беглянку Леон с легкостью одолеет – не то что обученные воины.

  Природа, засунувшая душу Ирии в столь слабое, оказывается, тело, – явно не на ее стороне. Но выбора нет. Если понадобится – придется искать способ бежать. А уж переживешь ли очередной побег – вопрос другой. Менее важный. Лучше сдохнуть в канаве, чем на плахе.

  И как же всё-таки знобит! Катрин накинула на плечи гостье пушистую шаль. Но сейчас теплая шерсть кажется тончайшим шелком. Вдобавок – холодящим кожу.

  А герцог решит, что у дочери Карлотты зуб на зуб не попадает от страха!

  Дверь за спиной закрылась с еле слышным стуком монастырского окна. Того самого.

  Какой холодный коридор... или это вернулась лихорадка?

  Теплая рука Катрин сжимает запястье... гостьи? Пленницы? Хочет ободрить или помешать сбежать? Нет, для последнего позвала бы слуг...

  – Я рассказала Ральфу, что ты любила Анри, а он – тебя...

  Что?! Кто кого любил? Когда это Ирия такое говорила? Да еще и герцогине Тенмар! В бреду? Нет, в бреду обычно о правде пробалтываются, а не так виртуозно врут.

  – Я не называла Ральфу твоего настоящего имени, – прошептала Катрин в самое ухо Ирии.

  И правильно. Они – одни в пределах мрачно-багровой дорожки коридорных факелов. Если не считать воинственных гобеленов на стенах.

  Но это еще не значит, что за стенами не понатыкано ниш для подслушивания. Больше, чем древнего зла, которое, возможно, действительно будит герцог Тенмар. Или уже разбудил...

  – Ты можешь сказать, что твои родные узнали обо всём и прогнали тебя.

  Так вот что ей пытаются объяснить, тупице! Катрин предлагает незваной гостье воспользоваться именем Анри. Хорошо хоть не требуется предъявить бастарда – от сей связи!

  Может, просто и ясно сказать старику, что Ирия и его сын тайно повенчаны? Не пойдет – в таком Катрин уже не поможет. Одно дело – фальшивая любовница покойного сына, а совсем другое – вдова со всеми сопутствующими правами. Которой, правда, придется держать статус в тайне от всех, кроме старика. Да еще и его уговорить хранить молчание.

  Потому как всплывшая невесть откуда графиня Тэн – вдова не чья-нибудь, а государственного преступника! – мигом вызовет подозрения. И уж точно найдется хоть один свидетель, что опознает в ней Ирию Таррент. А уж ее статус вдовы – хоть чьей! – от плахи не спасет. Особенно вдовы одного из вожаков мятежа.

  А всё-таки – если и то, и другое? И Ирия Таррент, и вдова Анри Тенмара? Одно другому не мешает, а имя до замужества было и у вдовы...

  Будет ли тогда молчать старик? Вдова – не так уж опасна. Это ведь не мать наследника...

  Но уж здесь-то девице Таррент ничего не сделать. И рада бы в Светлый Ирий, да грехи не пускают. Отсутствие грехов.

  Прости, Анри, за эти мысли! Ты не заслуживаешь ни такой лжи, ни подобной "возлюбленной". Знал бы ты, за кого умер...

  Как гулко отдаются мерные шаги в мрачной, темной галерее!

  Девушка покосилась на обнимающую ее плечи Катрин. А руки не такие уж слабые! Или это полуживой Ирии любой сейчас сильным покажется?

  А вздумай она вырваться из мягких объятий доброй герцогини – и с первой попытки не выйдет. А ко второй подоспеют слуги.

  Предложить соврать или нет?

  – Ирэн, не волнуйся! – шепчет Катрин опять в самое ухо. Явно расслышала бешено колотящееся сердце собеседницы. Уже – "Ирэн". Случайно оговорилась, или здесь подслушивают скорее? – Я обещала тебя защитить, и я это сделаю!

  Если ты говоришь правду, и если это вообще от тебя зависит. Командует – в замке, во дворце, в крестьянской избе – всегда мужчина. И только он решает, нужно ли кого-то спасать, защищать, скрывать. Или лучше выдать властям?

  Кто это придумал? Почему негодяй Николс ничем не заплатил за свою гнусность, а бедняжка Эйда заперта в монастыре?! Почему у подлого слабака и слизняка Леона есть право распоряжаться Ирией, хотя она – умнее, талантливее, смелее его?

  Отец, усмехнувшись, добавил бы, что главное – скромнее. Но его больше нет. Благодаря Леону и Полине!

  Темный побери, Ирия – ничем не хуже тех, кто поступает в гвардию или в Академию! Тогда почему разрешенный девице удел – лишь шитьё и молитвы? Ну нее считая монастыря и плахи...

  Зачем Творец вообще дал способность мыслить? Чтобы тяжелее было понимать: родилась женщиной – значит, чем ты глупее, тем лучше?

  Но тогда почему Творец не вознаградил Эйду – хотя бы за кротость? Ведь она-то как раз – тихая, мягкая, послушная.

  Но нет! И за покорность никакой награды не положено. Ведь это же не заслуга, а просто необходимое качество.

  Обе сестры Таррент – вещи. И обеих можно уничтожить в любой миг – без права на защиту.

  Так для чего давать жизнь? Чтобы потом превратить ее в цепь приговоров и потерь?

  Зачем вообще верить в такого Творца?

  Последняя мысль настолько отрезвила, что едва не заставила замереть столбом. И наконец-то разозлиться уже на себя.

  Нашла виноватого, в самом деле! А то создатель Всего Сущего отвечает за любую сволочь, в конце-то концов? У человека еще и свобода воли есть.

  Вот враги и могут убить Ирию – свободно.

  Ну, значит, и она их – тоже совершенно свободно. Только бы сил набраться, и голова пусть кружиться перестанет ... А озноб – ерунда, к нему беглянка уже почти привыкла.

  – Герцогиня Тенмар...

  – Да, дитя мое? – мягко прошептала Катрин.

  – Благодарю вас за помощь.

  Нет, просить мать солгать такое о погибшем сыне – это уже верх цинизма. Если врать старику – то лично. Не вмешивая сюда Катрин.

  Всегда можно заявить, что просто ничего не сообщила свекрови о тайном браке. Мало ли почему? Из девичьей скромности. Должно же быть у незамужней девы сие качество, коим Творец почему-то забыл наградить Ирию. Ничего – зато в обморок она сегодня вполне способна грохнуться. Не хуже самой чувствительной из романических героинь.

  Полутемный коридор уперся в дверь. Под стать ему – мрачную.

  Вот и всё. Катрин подняла сжатую в кулак руку и вопросительно взглянула на Ирию.

  Нет, ведь ты уже решила молчать.

  Вновь нахлынула слабость. "Баронесса Вегрэ" обреченно кивнула...

  В прежние годы Ирии трижды доводилось присутствовать на похоронах слуг. И сейчас осторожный стук в дверь напомнил падение первой горсти земли на деревянную крышку гроба... Тоже – будто осторожное, робкое.

  А потом сверху навалят тяжелый, неподъемный груз. Выше человеческого роста. Ниже.

  – Входите, юная особа! – сухой, желчный старческий голос.

  Ирия, конечно, видела портрет старого герцога. В самый первый день, следуя за молчаливым слугой по мрачной галерее.

  ...Черно-алый плащ, угольно-черный костюм. Бледный худощавый аристократ средних лет величаво восседает на громадном вороном коне. Гордо и сурово взирая со стены. На любого, кто посмел тревожить его покой своим дерзким присутствием.

  Ледяной отблеск чеканного благородства на красивом породистом лице, наверное, должен по замыслу художника сразить неосторожного гостя наповал. И напомнить о собственном несовершенстве.

  Гостя, а не художника. Вряд ли кто посмеет объявить несовершенным самого Алиэ Готту...

  Вот только, если верить портретам, практически все властители замка Таррент тоже были величавы и благородны. Изобразят их по-другому, жди! И когда-нибудь в родовой галерее точно так же будет взирать лорд Леон Таррент. На своих породистых потомков, гордых величием отцов.

  А сейчас Ирию ждет на аудиенцию вовсе не исполненный благородства герой, а, судя по голосу, – старик-самодур с еще той репутацией.

  Значит, первая горсть кладбищенской земли? Тогда захлопнувшаяся за спиной дверь кабинета – ее последняя лопата. Та, что навек скроет и сам гроб, и запертого в нём.

  Навсегда отрежет от мира живых.

  4

  Слабо колеблются всего три тусклых свечи. В серебряном подсвечнике над массивной старинной дверью. И над головой Ирии.

  Полутьма и не позволила сразу заметить старого герцога.

  Лиаранка поспешно огляделась. И волна чужой желчной ненависти обожгла с головы до ног.

  Вздрогнув от много дней не проходящего озноба, девушка обернулась на сверлящий злобный взгляд.

  Левый дальний угол. Темное кресло слито с общим полумраком.

  Сухие черты желтовато-пергаментного старческого лица. Заострившиеся скулы, горящие желчью провалы глаз, хищные складки тонкогубого аристократического рта. Дряхлый коршун еще жаждет схватить добычу. Вон – уже скрючил не до конца сточенные когти!

  Не с этой ли птицей так схоже жуткое аббатство, что теперь целую вечность будет являться в кошмарах? Если эта вечность не оборвется сегодня. Сейчас.

  Ральф Тенмар – не Ив Кридель. Мрачная холодная комната – не уютный старомодный кабинет в цветах каштана. А предстоящий разговор – не теплая беседа под уютный треск камина.

  Воистину – ничего не меняется. Все ценят добро, лишь утратив его. А кое-кто так и не начал учиться на собственных ошибках...

  Старику может быть лет семьдесят. Наверное, так и есть – престарелый герцог Тенмар когда-то женился в сорок. Катрин моложе его на целое поколение.

  Ирия на миг представила юную девушку – свою сверстницу. Выданную за стареющего, пользующегося скверной репутацией сорокалетнего заматерелого самодура с характером герцога Тенмара.

  Так ли уж монастырь хуже подобного замужества? Хуже! А еще паршивее – только плаха. Да и то – лишь в первые мгновения.

  – Садись! – сухо бросил старик, махнув узловатой рукой на уныло-синее кресло напротив. Другой рукой поправляя покрывающее колени меховое одеяло.

  А он действительно дряхл! Ноги наверняка больные. И камин давно потух, а значит – от стен идет многовековой холод. Вымораживает старые кости...

  Впрочем, не до созерцания чужой слабости – со своей бы справиться! Если б герцог не предложил сесть – Ирии осталось бы только рухнуть на пол...

  В глазах опять слегка мутится. Но мрачная комната пока не плывет. И можно надеяться – старик ничего не заметит.

  Но если поймет, сколь незваная гостья беспомощна, – даже слуг звать не станет. Скрутит сам – при всей его старости.

  – И кто же вы, дерзкая юная особа? – В устах кого другого это может звучать как насмешливое поощрение.

  Но вряд ли у Ральфа Тенмара вообще есть чувство юмора.

  Ирия чуть выдержала паузу. Чтобы голос не дрогнул. Не от страха, но не объяснять же это злобному старику.

  – Разве герцогиня уже не сообщила вам?

  – Сообщила, сударыня! – отчеканил Ральф Тенмар. – Что вас любил мой сын, а вы – его. И прочую слезливую чушь. Еще – что вас преследуют "злые люди". – Высушенный старостью голос – всё насмешливее. С каждым едким словом. И злее. – Катрин всегда была, как это принято называть, "экзальтированной". То есть проще говоря – истеричной. И не особо умной. А у вас, сударыня, есть полчаса – чтобы назвать ваше имя и происхождение. Пока я не сдал вас в руки королевских солдат. В чём бы вас ни обвиняли – к этому добавится узурпация чужого имени и титула. И моего влияния хватит, чтобы вы уж наверняка не вышли сухой из воды.

  Тусклая комната взвихрилась каруселью. Знакомо взбесившейся...

  Пляшут, сливаются сухие, желчные черты с портрета...

  – Вы можете, конечно, упасть в обморок, сударыня! – металл в старческом голосе сорвался на визгливые нотки. – Но тогда я сразу передам вас в руки правосудия, не тратя на вас время.

  Как невозможно тяжело удержать сознание! Стянуть обратно рваные клочья мира... А они не слушаются... обреченно растворяются зыбким туманом в багрово-черных сполохах тьмы!

  И мрак необратимо густеет, всё глубже затягивая. В смерть...

  Старческая рука тянется к серебряному колокольчику для слуг. А комната плывет... кружится, кружится, кружится – как колесо на квалифицированной казни. Вращается исчезающий из горла воздух. И сейчас зазвенит колокольчик – хрустальным звоном в ушах...

  "Выпьешь – может, выйдет толк..."

  Всё это уже было... Где, когда?! Почему повторяется?

  Потому что яд – один и тот же. Разлит в разные флаконы – вот и всё.

  Нельзя терять сознание в присутствии врагов! Таких опасных...

  – Вы не посмеете... – Странно: сознание ускользает, а льда в голосе не меньше, чем в материнском. И он ничуть не дрожит. – Ваш сын...

  Прости, Анри!

  – Даже если вы успели родить моему сыну троих бастардов – это не причина, чтобы помогать вам или вашим отпрыскам остаться в живых!

  Нет, яд – другой. Повыдержанней и поядовитей!

  – Вы не посмеете! – прошипела Ирия идалийской гюрзой. – Вы... мерзавец, изнасиловавший мою мать!

  Слабость вдруг исчезла напрочь – так морские волны стирают на песке рисунок. Сколь угодно страшный.

  Будто после смертельной дозы подействовало противоядие! Ральф Тенмар – злобный змей. Не зря у него на гербе дракон. Но и Ирия – дочь еще той змеюки! И внучка Каролины Ордан.

  Пожалуй, стоит злиться почаще! Присутствие врагов должно вызывать ярость. А что еще – не вопли же о пощаде? Слабого в подлунном мире не щадят, а топчут.

  А вот старик – побледнел. Безжалостный вершитель правосудия опешил, откинувшись на спинку старого, как он сам, кресла. Целый долгий миг Ирия наслаждалась чистой победой. Или грязной.

  – Ты...

  – Я – Ирия Таррент!

  – Конечно! – герцог дико расхохотался.

  Впору принять за сумасшедшего и испугаться. Если бы Ирия уже не видела говорящих привидений с мистическими Свитками Судьбы наперевес. А еще – сыплющего угрозами Роджера Ревинтера и ледяную скользкую змею – его папашу. А до кучи – королевских солдат, везущих семью Таррентов в Ауэнт. На смерть...

  А еще ведь были желтолицые монахини из аббатства святой Амалии. Злющие не хуже этого старого пня.

  А трусливый шакал братец? А мачеха – гадюка чище самой Ирии?

  ...Бездыханное тело отца на полу кабинета...

  ...Ледяная келья и родная мать с кинжалом...

  Что уж тут даже упоминать о благородном и безобидном оборотне без тени?

  По собственному лицу змеится едкая усмешка. Подождем, пока старый истерик прекратит дурацкий смех. Потерпим.

  Ирия слишком устала, чтобы бояться – кого бы то ни было. Хватит!

  5

  – Значит, дочь Карлотты? – резко оборвал собственный хохот старик. – И, сударыня? У вас есть доказательства?

  – Найдутся! – отрезала Ирия. – Живы те, кто знал об этом. И уж тем более – живы друзья и родственники посвященных в сию... омерзительную историю. Увы, правдивую.

  Прости, дядя Ив! Но тебя старый мерзавец убить не посмеет. А дочери Карлотты нужно намекнуть хоть на кого-то. Она и так, как могла, отвела от тебя угрозу, заявив, что "посвященных" – целая шайка.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю