Текст книги "Изгнанники Эвитана. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Ольга Ружникова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 51 страниц)
Глава третья.
Эвитан, Лиар.
1
Разведчик – молод, встревожен и растерян. Всё-таки ревинтеровцы в настоящем бою пороха не нюхали. Как и их командир...
– В часе пути отсюда большой отряд людей Всеслава Словеонского! Скачут сюда!
– Большой – это сколько? – Только бы не запаниковать самому! Иначе все подчиненные последуют его примеру.
– Превышают нас численностью раза в полтора. – Разведчик уже пришел в себя. Так что отрапортовал почти бодро.
Час от часу не легче! Северный князь наверняка поставил в "превышающий численностью" отряд проверенных воинов.
Отступать назад, искать другой путь? Не выйдет. С каретой галопом не поскачешь. А дорог здесь – не так уж много. И отряд в полсотни человек – не иголка. В зимнем безлистном лесу не спрячешь.
К тому же все они, включая Эдингема, – из Ритэйны. Объездных путей не знают. Заблудиться – проще простого.
Одна надежда, что всеславовские словеонцы в Лиаре – тоже чужаки. Но им здесь не надежное укрытие искать, а ловить петляющих ревинтеровцев. А тех сейчас ни один голый куст не спрячет. И в любом селении каждый первый крестьянин выдаст. За медный лу.
И еще обрадуется, что хорошо заработал на вражде чужаков! Так удобно подвернувшейся.
Алан усмехнулся. А ведь ему и в голову не пришло, что солдаты Словеонского маршала могут оказаться в заснеженном Лиаре по каким-то собственным делам. По делам их князя. И даже близко не интересоваться личным отрядом Бертольда Ревинтера.
Только совпадает такое слишком редко, чтобы выпасть на долю Эдингема. Не с его удачей. Везучие люди рождаются в семьях герцогов и графов. И служить начинают не у "дядюшки Гуго".
Чернеют голые деревья, надрывно воет пронизывающий ветер. Вокруг – ледяное безмолвие выбеленной недавней метелью дороги. И два отряда скачут навстречу друг другу. Чтобы столкнуться лоб в лоб!
Два отряда – и оба эвитанские!
А дорога – узкая, не разойтись. Двум хищникам не встретиться мирно. Даже если жить выпало в одном лесу.
Но в открытом бою волк всегда сильнее лиса. И рыжему – конец. Если не придумает, как перехитрить клыкастого.
Жаль только Алан – не Ревинтер. И лисьей хитрости ему не перепало. Как, увы, и волчьих зубов.
Эдингем бросил встревоженный взгляд на карету. За все шесть с половиной дней пути Эйда Таррент ни разу не пожаловалась. И ни о чём не попросила. Да и с матерью, как докладывают, – тоже ни словом не перемолвилась.
Хотя, будь у Алана такая мать – он бы сам язык проглотил.
Младшая пленница – всё так же тиха и покорна судьбе. Это Карлотта уже восстановила против себя весь отряд. Вечным презрением – ледяным, как лиарские ветра на открытых равнинах!
И хорошо. Хоть не подкупятся.
А сероглазая девушка лишь часами смотрит куда-то в неведомые никому, кроме нее, дали. И молчит. Отвечает только на заданные вопросы. Да и то – тихо и односложно.
Единственное, что действительно интересует Эйду, – жива ли ее дочь. Но Алан точно не знает, а Карлотта... Она молчит!
Впрочем, Бертольд Ревинтер развяжет язык любому. И почему-то от этой мысли – передергивает. Хоть Алан давно считает себя циником. Да и кто он – после службы у Гуго Амерзэна?
Увы, о методах нынешнего монсеньора Эдингем тоже осведомлен слишком хорошо. А ведь везет он к нему не только Карлотту, но и Эйду!
Ревинтеру всё равно – подколодная змея или тихая горлица. На слово он никому не поверит.
А даже если и поверит... Тихая, нежная Эйда значит для него не больше ратника на игральной доске.
И всё же в случае с монсеньором надежда еще есть. Пусть и слабая.
Но и она исчезнет – попади Эйда в руки Всеслава Словеонского и Старградского. Его солдаты в Лиаре – не на прогулке. Значит, для Северного Волка жизненно важно, чтобы Карлотта... и Эйда! – не добрались до Ревинтера живыми.
А в методах северный князь церемонится ничуть не больше своего вечного противника. Что бы там ни твердили о его якобы благородстве. О помилованных узниках Ауэнта помнят все. А о сотнях и тысячах убитых – забыли. Как и о способах их казни.
Доберется ли живым до Лютены сам Алан? В последний отпуск не удалось толком попрощаться с матерью.
В последний. Больше полугода назад. Почти семь месяцев...
Как же здесь холодно! На пронизывающем до костей, промозглом ветру! Отвык Эдингем от севера. Или это зимы в Южной Ритэйне – настолько мягче лиарских?
Холодно... А в могиле станет еще холоднее! Значит – Эйде там делать нечего.
Всю дорогу на душе кошки скребли. А сейчас всё стало просто и ясно – как никогда прежде. С тех пор, как Алан покинул родной дом.
Эйду он им не отдаст! Никому.
Насчет Ревинтера будет время подумать потом. "Случайный" побег никогда не исключен. Дорога – длинная.
С министра финансов хватит и законченной стервы Карлотты. Уговорить Эйду бежать и устроить это тоже времени хватит. До Лютены – три недели пути.
Зато с Всеславом всё ясно уже сейчас!
– Едем вперед! – приказал Эдингем. – Карету охранять вдвойне!
Отступать – всё равно бесполезно. Да и чего им стыдиться? Они – на службе у министра финансов, члена Регентского Совета.
У Словеонского князя ничуть не больше полномочий, чем у Бертольда Ревинтера. Если речь не о войне.
Но войны с Бьёрнландом вроде как не намечается. А с охраной границы до сих пор неплохо справлялся и генерал Лардэс.
Самого Северного Волка эти доводы лишь рассмешат. Но он лично в Лиар не поедет.
Может, его люди окажутся сговорчивее? У них ведь нет права вступать в бой...
Их просто намного больше.
Северная дорога, вой ледяного ветра. И тучи набрякли новым, неотвратимым как будущая смерть снегом. Долго же их не было – четверть часа, не меньше. Целую вечность.
Как же Алан всегда ненавидел неопределенность!
О чём сейчас думает тихая золотоволосая девочка в мерно трясущейся карете? Та, что уже седьмой день безмолвно мучается неведением?
Но стремится за искрой надежды. И не знает, что поманивший в темной чаще свет – болотный огонек. Завлекающий неосторожного путника в зыбучую ледяную трясину.
2
Словеонский Волк действительно отправил в Лиар ветеранов. Суровых северян – всех до единого старше Эдингема. И годы, на которые "старше", они провели в действующей армии.
Что возглавляет их южанин – конечно, удивило. Но не слишком.
Разве что – откуда таковой вообще взялся? Всеслав предпочитает не смешивать соплеменников ни с кем. А тут – илладэнец командует словеонцами.
А вот заместитель – белокурый красавец лет тридцати. Явно с самого северного севера.
Забавно, у обоих – капитанское звание. И каково одному подчиняться другому?
Если, конечно, Алан не перепутал субординацию. И они вообще не ведут два разных отряда...
– Приветствую вас, – южанин усмехается белозубой улыбкой.
Старше Эдингема лет на семь-восемь. И на значительный боевой опыт.
Впрочем, неважно. Илладэнец – более гибкий и наверняка более рослый. В пешей драке он и так одержит верх над невысоким, коренастым Аланом. Почти наверняка.
Но они – верхом. И у Эдингема заряжены оба пистолета. А стреляет он неплохо – тоже с обеих рук. С такого расстояния – уж точно.
– И мы приветствуем, – ответил Алан. Не сводя глаз с обоих предводителей.
Он выстрелить успеет, но и они – тоже. При самом удачном раскладе – три смерти и два отряда без командиров. И Эйда, которую больше некому защищать!
Всеслав запросто мог приказать не тащить ее к нему, а убить без церемоний на месте. А люди Ревинтера, лишившись командира... тоже способны бедняжку застрелить. Чтобы не досталась врагам!
– Отдайте нам тех, кого везете, – любезная, чуть насмешливая улыбка исчезла с лица южанина.
– С какой стати?!
– У меня приказ: отвезти их в Лютену, – вновь улыбнулся он.
– Какое совпадение – у меня тоже.
– И кто же вам отдал такой приказ? – илладэнец чуть приподнял бровь. – Бертольд Ревинтер?
Таким тоном спрашивают: "Захудалый горожанин?"
– Да, министр финансов граф Бертольд Ревинтер, один из восьми Регентов Эвитана! – как мог надменнее ответил Алан. Увы – до тона "неправильного" всеславовца ему далеко! – Капитан Алан Эдингем, к вашим услугам.
– Я – Риккардо Рамиро Алехандро Гарсия, – чуть возвысил голос южанин. – И именем эвитанского маршала Всеслава Словеонского и Старградского приказываю передать нам этих людей. Вам прекрасно известно, капитан Эдингем, что министр финансов не имеет полномочий арестовывать лиц дворянского звания. Без разрешения других членов Регентского Совета. У вас такого разрешения нет, не так ли?
– Маршал Всеслав Словеонский... и Старградский тоже подобных полномочий не имеет. Не так ли, капитан? – по возможности скопировал противника Алан. – Лиар ведь сейчас – не на военном положении.
А северянин-то как злится! Небось, привык разговаривать с противником не словами, а пулями. А тут – не завоеванная вражеская территория, а собственная страна. Не повезло...
– Или это у вас – приказ Регентского Совета? – не удержался ревинтеровец.
И чего добился? Сейчас без дальнейшей болтовни кинутся в бой. И будут тебе, Эдингем, "полномочия"!
Впрочем, возможно, приказ у них как раз есть. Если подделали. Потому как надменный Всеслав перессорился со всеми, кроме Эрика Ормхеймского и кардинала. И теперь если что и пробьет через Совет – так это новое пополнение армии. Или оружие с амуницией.
Всего однажды маршалу удалось вопреки Ревинтеру добиться помилования родни мятежников. И то лишь потому, что он сам этот мятеж пять минут как подавил. Северного Волка тогда все Регенты только что на руках не носили. Кроме Бертольда и Его Высокопреосвященства.
С другой стороны, сейчас словеонец опять – герой и победитель. И его готова таскать на руках уже вся Лютена. Что знать, что простонародье.
Но помилование для Джерри министр финансов сумел переломить и у Всеслава-победителя.
Да и когда тот успел бы собрать Совет? А главное – зачем лиарские монахини Регентам?
Еще вопрос: откуда князь вообще узнал о поездке? Но это уже надо спрашивать с разведки Ревинтера. На редкость паршиво сработавшей.
– В том-то и дело, что мы никого не арестовываем! – усмехнулся Риккардо.
Алан облегченно вздохнул: приказа нет, даже поддельного. Конечно, размахивать фальшивым распоряжением Регентского Совета – тягчайшее государственное преступление. Но как Эдингем доказывал бы это – в сотнях миль от Лютены? И кого брать в свидетели – волков и северный ветер? Оспаривая не стоящую ломаного лу бумагу, пришлось бы драться. Насмерть.
– Мы не арестовываем, а предотвращаем арест, – продолжил илладэнец. – Вы незаконно везете этих людей к своему патрону. Мы же собираемся проводить их под защиту князя Всеслава Словеонского и Старградского. И Совета Регентов. Заметьте – совершенно открыто.
Под защиту Регентского Совета – это плохо. У Бертольда Ревинтера нет на обеих женщин ни малейших прав. Грамота от Леона – фальшивая. А если еще и барон Ив Кридель расхрабрится и изволит вмешаться...
Как же всё-таки монсеньор не уследил? Кто выдал их Всеславу?!
Криво усмехается южанин. Хмуро и настороженно меряют друг друга взглядами оба отряда эвитанских солдат. Вот-вот сцепятся – двумя голодными волчьими стаями!
А чего дергается капитан-словеонец? Есть личные причины для ненависти к Ревинтеру? Или...
– Эти люди следуют с нами совершенно добровольно. Мы – всего лишь эскорт, сопровождающий их для возможной защиты. Если вам угодно, можете спросить у них сами, капитан Гарсия, – чуть склонил голову в полупоклоне Алан. Не спуская глаз с северянина.
Неизвестно, что хуже для Карлотты – попасть к Ревинтеру или к Всеславу. Но если она решит, что первое, – дело Эдингема плохо.
А если и не решит – стерва может подставить и без малейшей выгоды. Из одной лишь ненависти и злобы.
Остается надеяться, что у Карлотты хватит ума понять: деду своей внучки "сестра Валентина" пока нужна живой. А вот его врагу – совсем наоборот.
– Это ложь! – вмешался северянин, у которого лопнуло-таки терпение. – Вы их запугали, и они не смеют просить о помощи. Мы забираем у вас этих женщин. Капитан Эдингем, посторонитесь!
И двинул коня вперед – аж на полкорпуса.
Прекрасно, теперь можно больше не сомневаться. В полной осведомленности врагов.
Знают, что речь идет о женщинах, – значит, знают, и о ком именно. И значит – Алан точно никогда не станет старой, немощной развалиной. Как и Эйда...
– Мое слово против вашего! – вскинул подбородок Эдингем. – И я свое ценю!
Тем более, всё это – правда. Карлотта отправилась в путь добровольно. Охота ей гнить в монастыре!
Да любой, кто ее хоть минуту видел, – поймет, что силой эту ядовитую бабу и словеонский медведь на горбу не уволочет.
А Эйда так мечтает увидеть и обнять дочь...
– Предлагаю довезти их до Лютены вместе, – безмятежно улыбнулся Риккардо. – И уже там спросить, куда они пожелают ехать.
Дело – всё равно плохо. Но не настолько, как минуту назад. Когда взбешенный словеонец чуть не устроил сшибку. Грудь на грудь.
В столице Эдингем найдет способ отвязаться. Там – не снежная равнина чужого Лиара. И дело решает не численное превосходство отрядов.
Пусть-ка попробуют напасть на городских улицах! Или предъявить там фальшивый приказ Регентов...
К тому же в Лютене – Бертольд Ревинтер!
Надо соглашаться. В случае отказа – сомнут числом.
Умереть геройски никогда не поздно. Но Алану не нужны сомнительные лавры Анри Тенмара. Да и бой против своих же эвитанцев чести не добавит никому. И Эйду не спасет.
– Я согласен, капитан Гарсия.
А северянину – явно не по себе. Так ему и надо, но что с ним вообще? Или... или Всеслав поставил к илладэнцу заместителем того, кто знает больше командира? Князю не больше министра нужно, чтобы лиаранки попали под опеку Регентского Совета?
Это необходимо учесть. И придумать, как использовать.
А главное – не ошибиться. Подобный ход может быть игрой. Северный Волк, к сожалению, дураков не посылает. Эх, монсеньора бы сюда!
Да, Алан – не Ревинтер. И уж точно – не лис и не сова. И как же порой не хватает чужого опыта, хитрости и ума! Когда нужно спасти дело и... внезапно ставшего дорогим человека.
3
Капитан-словеонец всё же изволил представиться. Ярослав Мировский.
И Алан, и Риккардо Гарсия с этим... Ярославом – в Лиаре чужаки. А вот напавшие на них – точно нет.
Когда на привале часовой крикнул: "Тревога!" – почти одновременно грохнул десяток выстрелов. И Эдингем вдруг внезапной вспышкой вспомнил хитрые глазки-бусинки матери-настоятельницы.
И теперь ясно разглядел в них нескрываемую злобу! И ее же – в бесстрастном лице предводителя леонардитов. Провожавших отряд Алана от аббатства аж целую милю.
Похоронно плеснулось озеро. Оно всегда скрывало свои и чужие тайны. Скроет и теперь...
Что за бред?!
– Ложись! – это капитан Гарсия.
Эдингем бешено тряхнул головой. Сливаются в один выстрелы. Как в бою...
Почему – как?!
Режут морозный воздух команды словеонских капитанов. Мчатся на шум – вперемешку всеславовцы и свои... И кто-то из последних ужом ползет под карету...
Совсем ополоумели от страха!
– Ложись! – оказавшийся рядом словеонский лейтенант сбил Алана с ног.
Над головами остро свистнули пули. Опоздали собрать кровавый урожай – на невозможно краткую долю мига.
Конечно! Центральный тракт из Лиара в Лютену – всего один. Пока не окажешься в Ритэйнских графствах – лучше с него не сворачивать.
Немудрено, что и всеславовские ветераны, и леонардиты (если это они) великолепно выследили ревинтеровцев! Чего тут искать? Любой не лиарец, вздумавший путать следы, мигом заблудится на мелких проселочных дорогах. Где никогда не заплутает местный.
Приходи и бери чужака – голыми руками!
Перекатившись по земле, Эдингем приподнялся, взвел курки. Свои, хоть и в боях не бывали, – молодцы! Больше половины схватились за оружие. Пока командир глазел на трусов, сунувшихся спасать драгоценные шкуры под каретным дном...
А всеславовские и вовсе – моментально попадали, открывая ответный огонь.
Пуля свистнула над ухом, сбила шляпу. Алан, выругавшись, пальнул наугад.
Чей-то вскрик ударил в голову. Не хуже крепкого вина. Ну, держитесь!
Вторично Эдингем не попал. Ничего удивительного. Их самих-то в свете костров видно как на ладони. Чтоб этому зареву провалиться!
А вот нападающие жарят из засады!
Да сколько их? Тысячи, что ли?! Судя по выстрелам – никак не меньше...
– Карета! – заполошно заорал кто-то свой. В унисон с отчаянно заржавшей лошадью.
Алан, холодея, стремительно обернулся. Карета мчится прочь! Чья-то рука яростно хлещет несчастных коней.
– В погоню! – прорычал он.
Кинулись и свои, и словеонцы. И наконец узрели в лицо невидимых доселе врагов!
Северяне, конечно... Лиарцы, Темный и все змеи его их побери!
Лиарский отряд в темных одеждах без знаков перегородил дорогу. Всего десятка три. Перебить их не займет много времени – час от силы...
Вот только карета – всё дальше! Мчится, летит, исчезает на глазах... Темный их всех – и леонардитов, и амалианок!
От бессилия захотелось взвыть!
...Когда разобрались с заградотрядом, карета уже скрылась из виду. Еще человек пятнадцать назад.
Треть своих добивает смертников. А Алан нещадно шпоря коня, ринулся в погоню. Во главе пары десятков – вперемешку из двух отрядов.
Верхом, по ровной, прямой дороге. Догонят быстро...
Если по прямой! Творец милосердный, сделай похитителей полными дураками. Пусть им и в голову не придет свернуть! Ради всех агнцев, голубей и их кротости!
Должно получиться. Всадники – действительно быстрее кареты. А путь здесь один... не считая лесных троп! По лесному бурелому и верхом-то вскачь не проберешься. Что уж говорить об экипаже? Не потащат же женщин через лес пешком...
Угонщикам еще повезет – если отделаются пулей! Если Эдингем будет в хорошем настроении.
А то деревьев здесь много...
Луна соизволила величественно выкатиться – из-за набрякших снегом туч. И Алан даже с его зрением еще издали разглядел карету. Притулившуюся у самого края дороги. Одним колесом – в придорожном овраге.
И с настежь распахнутыми дверцами. Пустую.
Глава четвертая.
Эвитан, Лиар.
1
Из-за серо-черных туч торжественно выплывает налитая кровью луна. Над застывшим зимним лесом – из страшной сказки.
Уныло чернеют колья давно облетевших лиственных деревьев. Зловеще топорщатся тёмно-зеленые лапы мрачных елей и сосен.
Лунный луч выхватывает из тьмы серо-сизые сугробы. Еле заметную, полузанесенную снегом тропу. Дрожащую Эйду, суровое лицо Карлотты...
И рваный багрово-алый силуэт – вокруг неподвижного тела на снегу! Как те колышущиеся в темноте тени, что Эйда так часто видела в ночных кошмарах...
Алые, вечно голодные. Они приходят во тьме. Окутывают саваном и забирают силы и жизнь. У тех, кто пролил слишком много крови...
Глупости. Такое снится не солдатам и разбойникам, а жалкой, слабой девчонке, не пролившей за всю жизнь ни капли чужой крови.
Или Эйда – хуже любого наемника и бандита с большой дороги? Потому что не защитила собственную дочь!
Почему никогда прежде Эйда не видела кровавую луну наяву? Почему – именно сегодня? Тени идут за ними?
"Луна помнит тех, кто ее не боится".
Кто это сказал? И при чём здесь Эйда? Она всегда боялась луны... А еще – мрака. И живущих в нём чудовищ!
– Очнись! – железные пальцы сквозь одежду сжимают плечи, безжалостно встряхивают. Живые и отнюдь не ледяные пальцы.
– Луна. Луна... в крови.
– Луна как луна, глупая девчонка! Ты всегда была самой трусливой из всего моего выводка! Хуже – только Леон, – презрительно кривятся тонкие губы Карлотты.
Она не видит алого следа на небе. Только на земле. А кого пугает чужая кровь на уже мертвом теле? Никого, кроме Эйды. Но ей никогда и не отнять ничью жизнь. Даже у злейшего врага...
– Я сказала – очнись! – чужие руки встряхивают сильнее. Вырывают из призрачного мира...
Теней – нет. Только отливает странным блеском луна. А на еле видимой нити тропы – убитый незнакомец. И жжет зеленоватая сталь яростных глаз матери.
Но багровый отсвет "помнящей" никуда не делся!
– Зачем ты это сделала?!
– Затем, что теперь мы – свободны! – Карлотта с невообразимым спокойствием опытного убийцы вытерла нож. Об одежду убитого.
В тусклом свете кровь похожа на ржавчину. Но ту с лезвия не стереть. А вот кровь стекает легко.
Анри Тенмар погиб – потому что Эйда струсила. А она еще вообразила, что на ней нет крови!
Благородный офицер Тенмар... Мирабелла...
– Мама...
Отец всегда говорил: сто раз подумай, прежде чем лишить кого-то жизни. Ведь ты уже не сможешь ее вернуть.
Папа... он, наверное, не считал, что заточить в монастырь – это тоже отнять жизнь.
– Ты же не думала, надеюсь, – даже ты! – что он и впрямь нас освобождал? Свободу каждый добывает сам. Или не добывает. Бежим!
Живое железо вновь сжимает запястье. Карлотта решительно тянет бестолковую дочь.
Опять – бегом. Как только что – за незнакомцем. Пока мать с ледяным хладнокровием не всадила бедняге нож в спину. А потом – в бок и в грудь. И луна вдруг окрасилась кровью.
Эйда увидела это. А Карлотта посмеялась над ее страхами.
– Мама!
Дыхание прерывается, глушит слова... Куда они бегут? Кому и когда удавалось сбежать – от всевидящей луны?
– Мама!..
Нога провалилась в сугроб – и Эйда растянулась на снегу. А Карлотта, не замедляя сумасшедшего бега, тащит ее дальше!
– Кто эти люди?.. – девушка закашлялась.
Подняться – с трудом, но удалось. Чтобы тут же увязнуть второй ногой! Теперь – по другую сторону тропы.
– Знаю не больше твоего. – Холод материнских слов леденит не в пример сильнее крепчающего ночного мороза. – Наступай на сучья! – Карлотта ловко выдернула дочь из очередных снежных тисков. – Меньше следов. И меньше будешь увязать!
Она, пригнувшись, пролезла под здоровенным, поваленным бурей деревом. И поволокла Эйду. Корявая ветка больно царапнула руку...
Мать всегда была ловкой и сильной. В детстве во время игр во дворе (пока еще они были!) Эйда часто ловила восхищенный взгляд отца. Эдвард Таррент не спускал восторженных глаз с любимой женщины.
А его старшая дочь мечтала о таком же взгляде – для себя. Вдруг где-то бродит по подзвездному миру и ее счастье?
Ничего, вот удастся спасти дочку! И лет через пятнадцать чьи-то любящие глаза так же заметят Мирабеллу!
Может, невезение их семьи уже искуплено Эйдой и Ирией? Должно же быть в подзвездном мире хоть немного справедливости!
Сестренка пошла в мать – только добрее и мягкосердечнее. И всё же погибла. А Эйда и Иден всегда были слишком слабыми и болезненными. Разве у таких могло хоть что-то сложиться хорошо? Особенно у старшей.
Был шанс погибнуть по-человечески. А двух судьба и более достойным не дает. Эйда Таррент утонула бы, но Анри и Ирия могли спастись. Подполковник Тенмар позаботился бы о лучшей из сестер Таррент!
А теперь в подзвездном мире больше нет их обоих. Зато не стоящая никого из них трусиха – всё еще жива. И по-прежнему дрожит за свою шкуру!
– Разве это не леонардиты?
– Откуда ты знаешь о леонардитах?! – А ведь казалось – сильнее стиснуть Эйде пальцы уже невозможно.
То есть возможно, конечно... Но у Карлотты силы – всё-таки женские!
Клинки бешеных зеленых глаз вновь пронзили душу. Сверху вниз.
Сейчас прирежет...
Девушка похолодела. Келья в аббатстве – год и десять месяцев назад. И снежная лесная тропа под кровавой луной – сейчас! Ничего не изменилось. По-прежнему до жути страшно умирать!
Тогда – пугало, что жизнь оборвется так рано. И не случится ничего, о чём так мечталось в детстве. Самой жизни – уже не будет.
Знать бы заранее, что того, ради чего стоит выжить, – не суждено и так. А сама жизнь – просто жизнь! – не столь уж и ценна.
Эйда не хочет умирать и сейчас. Больше не хочет. Не раньше, чем увидит дочь. И если очень повезет – обнимет!
Затянутое в перчатку железо смыкается на плечах. А старая сосна давит на спину! Если Карлотта стиснет еще сильнее – сломает дочери позвоночник...
– Догадалась! – с незнакомым прежде вызовом ответила девушка. – Так это – не леонардиты?
– Нет. – "Сестра Валентина" вытянула дочь из-под дерева. И рывком вздернула на ноги. – И я не знаю, откуда эти непрошенные спасители взялись. Но доверять им нельзя.
Голова окончательно идет кругом. Ирия сообразила бы в два счёта. А Иден – на счет "один". Но здесь – только Эйда.
Даже сонной стрекозе над летним прудом уже ясно: их должны были отбить леонардиты. И мама об этом знала. Сама и договорилась. Она связана с ними – именно их покровительство помогло ей выжить в монастыре.
Карлотта поехала к Бертольду Ревинтеру, собираясь по дороге сыграть собственную игру.
Значит... Мирабелла жива! И мать намерена сделать всё, чтобы тайна не всплыла. А значит (это даже не слишком сообразительной Эйде ясно) – такие тайны умирают вместе со свидетелями. Едва самая глупая из сестер Таррент вернется в монастырь – ей конец. Как и если бы их отбили настоящие леонардиты.
Единственный вопрос: мать прикончила бы Эйду только из-за открытого неповиновения? Или даже, если бы ревинтеровцы увезли ее силой?
На всякий случай.
2
Надо бежать! Ирия попыталась – даже из охраняемого монастыря. А здесь и плыть не нужно...
Но куда бежать? Кому можно верить?! Кто не убьет? Или хоть не убьет сразу?
А Карлотта наверняка знает, где Мирабелла!
Будь Эйда Ирией – был бы шанс справиться с матерью в драке. Ага, станет мышка ежиком – и отрастут у нее иголки...
Что делать сейчас? Когда дыхание вот-вот прервется, и ноги гудят от усталости?! А Карлотта – свежа и бодра, как и до этой сумасшедшей гонки.
Если задавать вопросы – мать убьет слишком много знающую "курицу". Убьет немедленно.
– Где моя дочь?
– Ты родила мертвого ребенка, – равнодушно проронила "сестра Валентина". Даже не обернувшись.
– Тогда почему ты бежишь?
На сей раз мать обернулась – стремительной пантерой. Глаза – раскаленная изумрудная сталь.
Убьет! Даже если непокорная дочь не спросит больше ничего. Она так и не узнает о судьбе Мирабеллы!
Равнодушное безмолвие зимнего леса. Кровавая луна – в кошмарно-розовом пятне... И непроницаемо-черные тучи вокруг.
Лучше бы они заслонили луну! Тогда тьма укроет сталь и подсохшую ржавчину-кровь. Неужели плохо вытертый нож в руках безжалостного врага – последнее, что Эйде суждено увидеть?!
– А ты предпочла бы ехать к Ревинтеру, предательница?! – Железные клещи безжалостных пальцев смыкаются сильнее.
Нож заслоняет всё... кроме луны! Ее криво расколотый силуэт ждет. Жаждет крови. Его ведь всё еще не накормили досыта!
Отчаянный всхлип рвется из горла...
Нельзя! Слёзы и жалобы только яростнее распаляют врагов.
Это уже поняла даже Эйда.
– Если всё равно убьешь – скажи хоть сейчас, где моя дочь!
Нож – в пяти дюймах от горла. И можно не сомневаться – Карлотта не промахнется. И рука не дрогнет.
– Твоя дочь – мертва, подлая предательница семьи!
– Я – не предательница...
Как глупо умирать сейчас! А хоть кто-то считал, что умирает "умно"? Или и это – выдумка романистов?
Как бессмысленна смерть! Как и всё в жизни Эйды. Жестоко, цинично, равнодушно.
Ее судьбу сломали. Как ребенок рвет крылья мотыльку. Просто потому, что так захотел. Кто спрашивает мотылька?
– Это семья предала меня. Меня и Ирию! Она ведь не убивала папу, правда? А ее убила ты?! Одна – или вместе с Леоном?
Слёзы... Как не вовремя! Сейчас беспощадная тигрица решит, что жертва вымаливает пощаду! И тогда уж точно – не только убьет, но и ничего не скажет!
Эйда, старшая дочь покойного – убитого! – лорда Эдварда Таррента, отчаянно встряхнула головой. Сгоняя слёзы, закусывая губы. В первый раз, что ли?
– Ответь, где моя дочь. А потом убей, если хочешь! Я унесу твою тайну в могилу.
– У меня больше нет на тебя времени!
Нож рассек морозный воздух...
Предел существует. Не только страху, но и покорности.
Успей Эйда понять, что происходит, – инстинктивно струсила бы. И дала себя убить. Слишком за семнадцать лет привыкла не противиться матери!
Эйда успела бы подумать, что намного слабее Карлотты. Не умеет пользоваться оружием. Что она – всего лишь Эйда, вечная жертва. И нечего даже пытаться подражать Ирии...
Тело оказалось умнее дуры-хозяйки. Перехватив свободной рукой запястье Карлотты, девушка изо всех сил оттолкнула ее. И в следующий миг уже падала сверху...
И не напоролась на материнский клинок только чудом!
Обошлось. Плохо, что "смиренная сестра" так и не выпустила нож!
И хорошо, что отпустила Эйду. С Роджером Ревинтером так не повезло...
Не вспоминать!..
Рухни так Эйда – поднималась бы минут пять. А Карлотта опешила лишь на миг. А в следующий – уже молнией рванулась к взбунтовавшейся дочери.
Та успела откатиться всего на шаг. И уж подавно еще не вскочила...
Честно попыталась увернуться...
Можно было и не пробовать. Пантеры – не только сильнее, но и ловчее, и стремительнее глупых куриц. И всё еще вооружены!
Девушка ползком шарахнулась по снегу...
Успела – на полшага. Живой волчий капкан – вторично уже не вырвешься! – сомкнулся вместо ноги на крае платья. Последняя удача старшей дочери покойного лорда... Тоже – уже покойной!
Ткань лишь слабо затрещала. Крепкому монастырскому сукну плевать на усилия и рывки самой бесполезной из сестер Таррент. Темный побери эти монашеские балахоны! Как и аббатства!
– Не уйдешь, тварь! – Нож вновь рассек кровавую луну...
Эйда осознала себя вцепившейся в руку матери. Пытающейся отвести клинок. Подальше...
Как это удалось? Зачем удача вновь приняла сторону слабой, жалкой девчонки? Чтобы продлить агонию – на радость голодной луне?
Самой глупой овце в крестьянской отаре ясно: курице с коршуном не справиться. И на помощь никто не придет! Некому.
Почему выжившие с затонувшего среди моря корабля упорно плывут? Даже если на горизонте – ни единого судна?
Эйде всегда казалось, что она бы не смогла. Сразу пошла бы ко дну.
А утонуть без борьбы оказалось много труднее, чем плыть!
Никто не придет и не спасет. Люди – равнодушнее застывшего в зимнем сне леса. В котором скоро застынет и бездыханное тело Эйды.
Нависает чужой злобный лик, клонится к земле собственное тело. Холодит спину снег. Тянется к горлу голодный нож.
Засасывает зыбучая трясина...
Это-то откуда?! Эйда никогда не тонула в болоте! Она всегда их смертельно боялась. И вообще – воды...
С каждым прерывистым вздохом – всё ближе ржаво-багровое лезвие! А второй волчий капкан – на шее, и всё труднее ослаблять хватку. Уже почти невозможно...